Текст книги "Замри и прыгни"

Запела скрипка. Нежно и вкрадчиво, словно пыталась рассказать о чем-то волнующе-тайном, неведомом и непостижимом. Ее голос ветерком пронесся по залу и, сконцентрировавшись в самом центре, поднялся вверх, к сверкающему огнями куполу, вонзился в него пронзительно и мощно, словно стремился, преодолев преграду, вырваться наружу, к небу и звездам. И вдруг, не сумев разорвать крепкие путы потолка и кровли, сорвался, обиженно и горько взрыднул и стал падать вниз, рассыпаясь на ломкие стеклянные осколки. На долю секунды, казалось, воцарилась светлая и прозрачная тишина, и тут же, словно подхватывая последнюю соскользнувшую с вершины ноту, не давая ей упасть и разбиться, возник голос.

Невероятно высокий и в то же время абсолютно мужской, полный, звучный, страстный, он заполонил большое помещение целиком, не оставив ни единой мало-мальски пустой щели. Сильным вольным ветром метался он меж стен, отражаясь от бревенчатых перегородок, столов, посуды, голов, платьев, еды. Не касаясь ничего и сам становясь всем.

Голос пел о счастье, надежде, мечте. О том, чего хочется мучительнее всего на свете и чему никогда не суждено сбыться.

Зоя почувствовала, как откуда-то из самых глубин, из неосознаваемого, потаенного, спрятанного даже от себя, повседневной и привычной, поднялась жгучая горячая волна то ли безумного счастья, то ли, напротив, такой же безумной тоски. В глазах стало колко и жгуче, в носу больно защипало, кожа на голове засвербила, яростно выталкивая из себя короткие волоски стильной прически и взметывая их дыбом.

Женщина подняла полные слез глаза, чтобы не дать соленому крику вырваться наружу, и тут же уткнулась взглядом в чье-то близкое лицо, встревоженное и сопереживающее. В нем как в зеркале отражались ее собственные чувства: смятение и терзание, боль и радость. И еще в нем был немой острый вопрос и немедленная готовность кинуться на помощь…

Карелин, а это был он, поймав Зоин взгляд, смутился и спешно задвинулся за стенку кабины.

Орфей пел недолго, всего три или четыре композиции, Зоя не считала. Да больше и не требовалось. Того накала и буйства чувств, что создавал его неземной голос, больше было просто не выдержать.

Стихли звуки, словно их втянули в себя бревенчатые живые стены, снова воцарилась тишина, еще более светлая и прозрачная. Будто только что прошел теплый очищающий дождь. В центре зала остался юноша. Высокий, тонкий, в белом концертном костюме, с копной длинных льняных кудрей.

Действительно Лель, – подумала Зоя.

И в этот момент откуда-то сзади, может, из соседней кабины, может, с какого-то из столиков, расположенных в затемненной нише, раздался истерично-визгливый женский голос:

– Пой еще! Я плачу!

– Давай! – поддержал женщину солидный грубый бас. – Ой, мороз, мороз!

– Цыганочку! – вклинился другой бас, тоньше и истеричнее.

Зоя не успела даже возмутиться этой бесцеремонности, так грубо и некстати разметавшей хрустальность чудесного голоса, еще звучащего в голове, как послышался грохот падающей мебели, зычный гогот, неровный тяжелый топот, и на площадку, где все еще стоял певец, вывалилась пьяная троица – квадратная в блестящем красном платье тетка и двое дородных пузатых мужиков.

Тетка, подняв почти до колен длинный подол, чтоб не мешался, резво потопала к юноше, размахивая пачкой денег, зажатой во второй свободной руке. Мужики тяжело переваливались следом, покачиваясь и стукаясь друг о друга.

– Ох ты, какой сладенький! – Предводительница впечаталась мощным торсом в неподвижно стоящего юношу, сунула купюры ему за пазуху, жарко и крепко обняла и звучно, на весь зал чмокнула в губы.

Мужики одобрительно загоготали:

– Танька, а слабо тебе его снять?

– Мне слабо? – Тетка оторвалась от юноши, приподняла его подбородок. – Пойдешь со мной? Не пожалеешь!

Зоя обмерла от дикого ужаса, вдруг ее охватившего. Она видела, как побелел и напрягся певец, еще не до конца вернувшийся в реальный мир, каким беспомощным и детским стало его лицо. Неудержимый порыв – защитить, оградить, прикрыть этого мальчика – сорвал Зою с места. Не извинившись, она перескочила через вытянутые ноги Иоганна, запнулась, на секунду притормозила, уцепившись за столешницу, чтобы удержать равновесие, и, ничего не видя вокруг от страха за паренька, ринулась на площадку.

Она почти добежала, почти ухватила за рукав ближнего пузана, как вдруг сильные нежные руки перехватили ее, приподняв, и остановили стремительное движение.

– Что вы, куда? – ласково шепнул Карелин. – Посмотрите, все в порядке.

И Зоя сразу увидела, что вокруг певца роится дюжая охрана, двое оттаскивают упирающуюся и все еще что-то орущую тетку, остальные молча и умело теснят зажатых мощными тисками плеч мужиков.

Певца на площадке уже не было.

– Ох, – смутилась Зоя, осознав полную нелепицу своих действий, – простите. Просто я за мальчика перепугалась.

– Это я виноват, – опустил голову хозяин «Ладушек». – Конечно, не надо было его уговаривать здесь петь. Первый раз – и такая пакость… А вы, оказывается, храбрая, – улыбнулся он Зое, по-прежнему не выпуская ее из объятий. – Единственная из всего зала!

– Да нет, я вообще – жуткая трусиха, – стала оправдываться Зоя, – сама не знаю, что на меня нашло.

Подскочила встревоженная Рита, подтянулись решившие проявить солидарность и мужественность немцы. Теперь гости со всех столиков с любопытством наблюдали за их группой, ожидая нового поворота развлекательного сюжета. Карелин сделал какой-то незаметный жест администратору, и тут же полилась музыка, нежная, обволакивающая. Вместе с первыми аккордами стал медленно тускнеть яркий верхний свет.

– Можно вас? – Не дожидаясь ответа, Карелин развернул Зою к себе и властно повел в танце, удаляясь от застывшей группы.

Иоганн тут же по-хозяйски облапил Риту, уводя ее к противоположному краю площадки. Оставшийся не у дел Отто обиженно застыл, но, немедленно ухватив глазами ближний столик, за которым скучали две молодые девицы, резво подскочил к одной из них и через секунду плавно закружился с нею. От столиков к центру потянулись другие пары, и вскоре дощатый пятачок заполнился до отказа.

Карелин вдруг сделал особенно резкий разворот и, прижав Зоину талию к себе, чтобы не дать женщине потерять равновесие, оказался вместе с партнершей за одной из бревенчатых кабинок. Открыл едва различимую дверь и так же в танце вплыл вместе с Зоей внутрь небольшого помещения.

– Мне показалось, вам надо немного перевести дух, – улыбнулся он женщине, бережно усаживая ее в мягкое кожаное кресло. – Это мой наблюдательный пункт. Здесь нас никто не побеспокоит.

Зоя оглядела небольшую комнату. Два кресла, стеклянный круглый столик, плоская панель телевизора, разбитая на множество равных прямоугольников. В прямоугольниках шла своя жизнь. Один показывал подъезжающие к ресторану автомобили, второй демонстрировал стойку портье и холл, на третьем кружились в танце пары.

– Зоя, – снова улыбнулся хозяин и тут же осекся, поправившись: – Извините, Рита, мне почему-то все время хочется назвать вас именем вашей подруги. Это, наверное, потому, что, когда я вас только что увидел, отчего-то решил, что вы – Зоя. Так и приклеилось. Не обижайтесь, пожалуйста.

– Я не обижаюсь, – отозвалась женщина. И вдруг, совершенно неожиданно для себя самой, спросила: – А вы меня не помните?

– Я? Вас? – Карелин явно смешался. – А мы разве когда-нибудь встречались? Не может быть, я бы не забыл…

– Давно, – Зоя мысленно отругала себя последними словами за этот дурацкий вопрос, – в другой жизни. И я тогда была совсем другой. Сама бы себя сейчас не узнала.

– Что вы имеете в виду? – заинтересовался мужчина.

– Вы о переселении душ слышали? – нашлась Зоя. – Так это я так неудачно пошутила.

– А, – расслабился хозяин, – а я ведь на полном серьезе стал соображать: где, что, когда. Нет, Рита, я, конечно, намного старше вас, но еще не полный склеротик. Такую женщину, однажды встретив, не забудешь.

– Проводите меня, – поднялась Зоя, – нам с подругой уже домой пора.

– Ну уж нет! – вскочил Карелин. – Я же вам обещал сюрприз! Тем более что как хозяин заведения я должен возместить моральный ущерб. Да и мои немецкие партнеры мне не простят, если дамы так быстро их покинут. Пощадите, не дайте погибнуть международному проекту! – И он дурашливо бухнулся на одно колено, преграждая Зое путь.

– Ладно, – засмеялась женщина, – пойдемте пробовать ваш сюрприз!

* * *

– Сюрприз?

– Да, солнце мое, – Лев Давыдович Черный в торжественном темно-синем костюме с белой атласной бабочкой вытянулся перед Ритой. – Потанцуем?

– Разве тут танцуют? – удивилась та.

– А разве нет? – увлекая ее крепкой рукой в такт легкой музыке, довольно выговорил мужчина.

– Лева, я не хочу. – Рита попыталась высвободиться из властного захвата и приостановилась.

– А сюрприз хочешь? – снова закружил ее Лева.

– Нет, сюрпризов тем более не хочу. – Женщина решительно сбросила навязчивую руку. – Я не люблю сюрпризы.

– Давно? – ухмыльнулся Лева.

– Давно. Всю жизнь.

– Нынешнюю или прошлую?

– Что ты имеешь в виду? – Рита взглянула на него исподлобья, ощутив мгновенный внутренний неуют, острый и тоскливый.

– Мадам. – Черный изогнулся в шутливом поклоне. – Раз вы не хотите танцевать, может быть, пожалуете меня минутой вашего внимания? Вопрос того стоит.

– Нет, – отрезала Рита. – Не хочу. Я домой хочу. Устала. Скажи лучше, Маргариту не видно?

– Ты хотела сказать, Зою? – невинно воззрился на нее Лева. – Нет, не вижу. А Маргариту я тебе сейчас покажу.

Он одним движением развернул женщину к колонне, отделанной зеркальными плитами.

– Вот она, Маргарита Сергеевна Рюмина, в замужестве Распопова.

– Ты… откуда ты знаешь? – Рита почувствовала, как отяжелели руки и ноги, став непослушными и чужими.

– Я же говорю, сюрприз! – Лев Давыдович снова ухмыльнулся. – Сядем, поговорим?

Он отвел едва передвигающую ноги женщину в дальний угол, где за спинами плечистых охранников размещался укромный, стильно сервированный столик. Придвинул стул. Набулькал в высокий стакан минералки, вложил его в Ритину ладонь.

– Глотни, а то у тебя губы от жажды пересохли.

– Зачем? – выдавила Рита. – Зачем ты полез? Я же тебя просила, как человека… ты все испортил!

– Никогда, – серьезно произнес Лева. И очень спокойно пояснил: – Просто я очень не люблю, когда меня держат за дурака. Да и, согласись, нормальное желание – узнать о любимом человеке как можно больше.

– А потерпеть ты не мог? Не мог подождать, пока я сама тебе расскажу?

– А ты бы рассказала? – недоверчиво хмыкнул Лева. – Так я и поверил.

– Рассказала бы, когда бы все кончилось.

– Не верю. – Черный вздохнул. – Я не знаю, что вы там с Зоей Рыбаковой задумали…

– Ты и про Зою справки навел? – зло уставилась на него Рита. – Она-то при чем? Знаешь что, – женщина придвинула лицо вплотную к Левиному, – хоть я трижды дура, что вообще с тобой общаться стала, но учти, Зойку я тебе на съедение не дам!

– А что ты сделаешь? – Лева с любопытством и нежностью взглянул на женщину. – Застрелишь? Отравишь? Задушишь? Хотя насчет последнего я не против, если, конечно, ты задушишь меня в объятиях…

– Не ерничай! – Рита гневно стукнула по столу кулачком. – Зачем шпионил? Что тебе от нас надо?

– Эх! Ритуля-красотуля, – грустно улыбнулся мужчина. – Не поверишь, ничего мне от вас не надо. Честное слово. Просто по профессиональной привычке узнать хотел: кто ты, что ты. Из тебя ведь слова не вытянешь…

– А тебе мама в детстве не говорила, что любопытство – порок? И если человек о чем-то не хочет говорить, то у него на это есть причины? А ты… – Рита махнула рукой. – Кагэбэшник несчастный. В джеймсбонда играешь? И чего ты добился?

– Того, что хотел, – пожал плечами Лева. – Информации.

– Вот и сиди теперь с этой информацией. – Рита встала. Ноги уже вполне оправились и способны были не только двигаться, но и бежать. – Ешь ее, пей, танцуй с нею. Заключай договоры. Дари цветы. Объясняйся в любви. А про меня забудь. Все. Я тебя не знаю, не знала и знать не хочу.

– Сядь! – Лева силком усадил ее на диван и двинул плечом, вжимая в спинку. Теперь Рита практически не могла шевельнуться. – Прекрати истерику и послушай. – Он жадно выхлебал стакан воды, промокнул губы. – Я не вру. Я действительно просто хотел узнать о тебе побольше. Но, когда узнал, конечно, задумался, что происходит. Для чего ты полностью сменила имидж? Зачем вы с Зоей обменялись именами? Почему вы живете вместе, а не в своих квартирах? Ну и, конечно, что ж это за мужики такие, которые влегкую отказались от таких женщин. Согласись, нормальные вопросы? Ну и последнее, что не могло меня не заинтересовать: что именно вы задумали?

– А тебе не приходило в голову, что мы просто объединились, чтобы выжить? – сузила глаза Рита.

– Приходило, – серьезно отозвался Лева. – Поначалу, видимо, так и было. Когда ты еще не была Зоей. Мне сложно сказать, как вы сошлись, в прошлом ваши связи не прослеживаются, скорее всего, вы даже не были знакомы, но потом вы как-то пересеклись и больше не расставались. Я видел Зоину фотографию двухлетней давности. Ничего общего с тем, что теперь. Рыхлая расплывшаяся курица. Да и ты, жгучая брюнетка, выглядела не так эффектно, как сейчас, хотя, честно скажу, с черными длинными волосами ты мне понравилась больше. Вот что вы сделали потом? Пластические операции?

– Нет, – автоматически запротестовала Рита. – Просто взяли себя в руки.

– Ладно. Допускаю. А зачем? Чтобы просто выжить, ничего такого не требуется. Я представляю, на какой диете сидела Зоя, чтоб так похудеть.

– Неделя дикого запоя, – мрачно сообщила Рита. – Два с половиной ящика коньяка. Потом месяц детоксикации. Вот и вся диета.

– Я так и думал, – кивнул головой Лева. – Значит, вас свело общее горе. Но это все равно не объясняет, что вы задумали. Две роскошные молодые бабы! Да вам по новой замуж выскочить, как два пальца! А вы создаете предприятие, да еще какое! Первое в городе. И раскручиваете. И пашете как проклятые. Ради денег? Не думаю. Лично я готов был тебя обеспечивать по самое некуда. У Зои, думаю, тоже в этом смысле без проблем. А вы от мужиков как от проказы шарахаетесь. Ни на приемы, ни в рестораны, ни в ночники – никуда не ходите. Значит, что?

– Что? – тяжело переспросила Рита.

– Значит, у вас есть план. И он настолько для вас важен, что живете вы только им, начисто забыв, что вокруг существует иная жизнь.

– Да, есть. – Рита сильно, до боли, сжала зубы. – И мы его выполним. И ты, как бы ни захотел, нам не помешаешь.

– А я и не собирался, – усмехнулся Черный. – Наоборот.

– Что – наоборот?

– Помочь хочу.

– Не надо, мы сами. Только не мешай.

– Рита, а ты не можешь на секунду представить, что не все мужики – сволочи? Только скажи, и мы твоего Распопова…

– Вот поэтому и не надо. Это мое дело, понимаешь, мое! – Рита, не сдержавшись, почти выкрикнула эту последнюю фразу. Секьюрити, стоявший метрах в трех, обеспокоенно обернулся.

– Не шуми. – Лева махнул охраннику. – Не хочешь – не надо. Но обещай, если будет какая нужда, обратиться ко мне. У меня все-таки опыт не в пример больше. Да и возможности…

– Нет, – отрезала Рита. – Не лезь. Если хочешь, чтобы мы продолжали общаться, – не лезь. Я сама.

– Ну сама так сама. – Лева с грустной нежностью посмотрел на женщину. – Эх, Ритуля, где ж тебя носило все это время? Всю эту жизнь? И думал ли я, Лева Черный, что почти в пятьдесят пять втрескаюсь по уши и готов буду за один лишь взгляд, за одно ласковое слово… – Он обреченно качнул головой. – Ладно. Но в одном ты мне отказать не сможешь, как бы ни хотела.

– В чем?

– В том, чтобы беречь тебя и охранять.

– Как? Бритоголовых молодчиков своих ко мне приставишь?

– Ритуля, вы с подругой влезли на чужую территорию, законов которой вы не знаете.

– В смысле?

– Это – мужской мир. Бизнес, месть, отъем капитала, возвращение предприятий…

– Так ты и это знаешь? – ахнула Рита. – Зачем тогда ваньку валяешь?

– Значит, угадал. – Лева с силой потер виски. – А ведь надеялся, что ошибаюсь.

Рита уткнулась носом в стакан, кроша на коленях в пыль розовую салфетку. Потом подняла голову, и Лева поразился, сколько муки и тоски было в ее прекрасных огромных глазах.

– Не мешай мне, а? – умоляюще прошептала она. – Пожалуйста.

– Не буду, – пообещал он. – Только прошу, когда дойдет до конкретного дела, посоветуйся со мной. Ну как с братом, что ли.

– Ты же бандит, Лева, – болезненно выдавила Маргарита, – ну что ты мне можешь посоветовать?

– Бандит? – Черный тяжело вздохнул. – Наверное. Но не больше, чем все вот эти. – Он кивнул на гомонящую в центре фуршетного зала толпу, в центре которой, как трепетные нарциссы, красовались губернатор и два его зама, почтившие своим высоким присутствием открытие нового торгового центра, персонал которого был полностью укомплектован кадровым агентством «РиК».

– Зоя! – махнула ей рукой вывернувшаяся из-за угла подруга. – Иди сюда!

– Пойдем успокаивать народные массы? – улыбнулся Лева. – А то Зоя Романовна уже тебя ищет.

– Ты обещал! – нахмурилась Рита.

– Значит, выполню, – заверил мужчина. – Пойдем, зачем заставлять людей беспокоиться?

* * *

– А я уже беспокоиться стала, куда ты подевалась, – бросила на подошедших Карелина и Зою внимательный взгляд Маргарита и едва заметно приподняла брови, как бы спрашивая: что? Подруга так же едва заметно повела глазами: все в порядке.

Отто увлеченно хихикал за дальним столом с какими-то девицами, Иоганн влажно и вожделенно пожирал глазами профиль Риты.

– Ну, вы готовы к сюрпризу? – весело спросил Карелин и сделал кому-то знак рукой.

Буквально через секунду в противоположном конце зала показалась удивительная процессия. Возглавлял ее дородный усатый мужчина в белом поварском фартуке и крахмальном колпаке. На вытянутых руках он держал большой поднос с чем-то дымящимся, прикрытым белоснежной салфеткой. За ним внушительной вереницей семенили шестеро или семеро пареньков в таких же колпаках, разве что чуть поменьше размером, и белоснежных же фартуках.

Поварята! – поняла Зоя. – Надо же, как здорово, как в кино!

Шеф-повар важно прошествовал к их столу, степенно склонил голову и водрузил поднос на откуда-то выкатившийся сервировочный столик. Поварята выстроились по бокам. Их оказалось не шесть и не семь, а восемь. По четыре от каждой руки шефа. Первый, ближний справа, держал на вышитом полотенце овальное плоское керамическое блюдо, в центре которого поблескивал крутыми боками даже на вид хрустящий и налито́й квашеный капустный кочан. Вокруг кочана яркими аппетитными горками расположились маленькие, в конопушках чеснока, соленые огурчики, желтые, словно подсвеченные изнутри солнышком, крепенькие помидорчики, соленый же красно-зеленый перец. У края блюда бесстыдно развалился алыми ломтями, выставляя напоказ черные ядреные семечки, соленый арбуз. Соленья выглядели настолько заманчиво и вкусно, что Зоя невольно сглотнула слюну.

У второго поваренка на подносе стояли какие-то керамические плошки, доверху чем-то наполненные. Зоя разглядела лишь сочную горку желто-оранжевой капусты и какие-то крупные узорчатые листья. Третий из свиты шеф-повара гордо демонстрировал блюдо со свежайшей зеленью: среди празднично-летних укропа и петрушки белели головки зеленого лука, выглядывали пики молодых стеблей чеснока, нежно темнела черемша. На подносе четвертого дымился запотевший кувшин.

Поварята, стоявшие слева, держали предметы гигиены: белоснежные салфетки, миски с водой, полотенца. Только один, дальний, отличался набором принадлежностей: на его хохломском блюде золотились деревянные ложки разных размеров во главе со здоровенным, в черных завитушках, половником.

– Ну, – хитро прищурился Карелин, – мой сюрприз не терпит конкуренции! Может, очистим стол?

– Конечно! – восторженно согласился Иоганн.

Тем более что и освобождать-то было нечего. То ли блюда в «Ладушках» были беспримерно вкусными, то ли аппетит у импортных гостей разыгрался не на шутку, однако салатницы и тарелки оказались почти пустыми. А ведь ни Зоя, ни Рита почти ничего и не попробовали. Нельзя. После семи вечера они употребляли лишь воду.

В мгновение ока со стола убрали посуду, перестелили скатерть, водрузив на ее ослепительную поверхность все принесенное великолепие.

– Прошу отведать! – поклонился шеф-повар и одним движением сдернул льняную салфетку с главного блюда. В центре стола обнаружился огромный поджаристый каравай с чудной, в переплетенных косичках, корочкой.

– А что это? – Рита втянула ноздрями невероятно заманчивый дух, исходивший от каравая. – Почему хлеб пахнет мясом?

– Это не хлеб, это – курник, – пояснил довольный Карелин. – Мы отыскали очень старый рецепт. Такой пирог, а внутри… Сами увидите.

– Пирог? – изумилась Зоя, оглядывая высокое, точно повторяющее по форме пышный каравай, изделие. – Как же он пропекся?

– Секрет, – довольно тронул пышный ус шеф-повар. – Ну, отведайте.

Он осторожно поддел ножом верхнюю запеченную корочку, приподнял ее, отделяя от остального пирога, и вдруг одним быстрым движением снял, как снимают крышку с кастрюли. Из недр курника рванул пар. Даже не пар – облако невероятно вкусного запаха, густое и духмяное.

– На первое – супчик, – усач подхватил половник и, зачерпнув невидимую из-за пара внутренность пирога, аккуратно перенес ее в керамические плошки. – Пробуйте.

– Как это – суп в тесте? – недоуменно протянула Рита, погружая деревянную ложку в тарелку. Поднесла ко рту, подула, попробовала. – Господи, вкуснотища какая!

За Ритой волшебный супчик отведали остальные. Вкус густого настоявшегося бульона с разварившейся картошкой был неподражаем.

– Стойте, стойте, – заволновался шеф-повар. – Вот, возьмите! – Он умело разломил румяную «крышку» и вручил ее куски едокам.

Зоя откусила махонький хрустящий кусочек, отправила в рот ложку супа и почувствовала, как удивительное тесто нежно истаяло на кончике языка.

Повар с гордостью наблюдал, как стремительно освобождались тарелки.

– А еще? – показал на обнажившееся донышко Иоганн.

– Все, супа больше нет, – развел руками повар. – Теперь – второе.

Зоя оглядела стол, но ничего похожего на второе блюдо не обнаружила, а потому стала ждать продолжения чуда, уже не сомневаясь, что оно последует.

Глубокие тарелки вместе с ложками убрали, заменив расписными керамическими же блюдами. Положили ножи и вилки.

– Приборы – для вида, – улыбнулся Карелин. – Курник положено есть руками.

Один из поварят разлил из кувшина по стаканам зеленовато-коричневую жидкость.

– Квасок для запивки, – пояснил он.

– Ну, готовы? – торжественно вопросил шеф. Взял с подноса большой нож, почти тесак, и ловко вонзил его в румяный бок пирога.

– Сейчас же все выльется, – охнула Зоя. – Бульон смешается с тестом, корочка размокнет…

Шеф сильными движениями резал пирог. От дымящегося еще центра к краям, как арбуз.

– Оп! – Он убрал руку, и пирог разъехался на одинаковые аккуратные доли. Толстая корочка, слоеная, темная снаружи, ровными полосками меняла цвет от золотисто-коричневого к золотому, желтому, сероватому и, наконец, белому. Белый же цвет уже сливался с впечатанными в него кусками картофеля и аппетитно проглядывающим мясом. Причем все это было плотным, будто спрессованным – никакой жидкости, никакой размазни.

– Можно есть прямо от куска, – пояснил шеф, – но тогда надо чуть подождать, чтоб остыл. А лучше отламывать корочку и ею зацеплять начинку. Так вкуснее.

Карелин с полным знанием вопроса показал пример.

Немец, не дожидаясь остальных, мгновенно сунул в рот кусок курника, задохнулся от его горячего духа, но, справившись, с великим наслаждением проглотил.

– Невероятно! – покрутил он головой. – Я ничего вкуснее никогда в жизни не ел! И объясните мне, как в одном пироге может быть суп и второе?

– Секрет, – серьезно ответил Карелин. – Тайна.

– Но ты у нас в Мюнхене будешь это готовить? – Иоганн потянулся за вторым куском.

– Только по особым случаям, – улыбнулся хозяин. – Допустим, если Зоя с Ритой заедут. Кстати, – он удивленно покосился на пустые тарелки женщин, – а что же вы не пробуете? Это же для вас…

Пришлось плюнуть на диету, принципы, привычки. Дамы переглянулись и одновременно положили в рот по кусочку кулинарного чуда. Потом – по следующему и сами не заметили, как жадно стали подбирать с тарелок оставшиеся крошки.

Карелин, жуя свою порцию, с удовольствием наблюдал за гостями. В основном, конечно, за Зоей.

– Ну как сюрприз, удался? – улыбнулся он.

Зоя лишь восторженно покрутила головой, не в силах выразить чувства словами. Рита тоже промычала что-то неопределенное.

Прожевав, она повернулась к подруге:

– Может, еще по чуть-чуть? Все равно уже нарушили… – и, не дожидаясь ответа, потянулась к курнику.

– И это, называется, партнеры? – образовался у стола возмущенный Отто. – Сами все съели, а я должен умирать с голода?

– Партнеров мы уважаем, – улыбнулся Карелин, протягивая немцу тарелку с громадным куском курника, – и всегда готовы их поддержать!

* * *

– О каком уважении к партнерам можно говорить, если вы на второй минуте разговора посылаете меня, генерального директора, куда подальше? – Андрей Андреевич Распопов удобно расположился в кресле напротив директора «Центуриона».

– Не берите в голову, – повинился Рыбаков – просто день такой сумасшедший. Представьте, три машины всмятку за пару часов! Голова кругом, как выпутываться стану. Может, по пять капель за знакомство?

– Не откажусь, – важно ответил Распопов.

Он был очень горд собой: во-первых, сумел переломить ситуацию в телефонном разговоре с этим хамом, во-вторых, не откладывая дело в долгий ящик, договорился о встрече. Ну и, в-третьих, не стал считаться со своим высоким положением, а сел в машину и сам приехал к этому выскочке. Очень демократично. Как и должен поступать уверенный в себе бизнесмен, который решает вопросы стремительно и продуктивно. Тем более что дело на самом деле не терпело отлагательств. Завтра явятся депутат и этот, главный дерматолог. И тому и другому подавай деньги. А деньги – вот они, в руках этого холеного мерзавца в светлом костюме. И надо сейчас взять инициативу в свои руки, чтоб Владимир Георгиевич, так, кажется, его величают, и пикнуть не смел, а завтра прямо с утречка совершил необходимые платежи в пользу «Озириса».

Как обнаружилось, потреблял Рыбаков, как и Распопов, «Хеннесси». Ровно такая же пузатая бутылка томилась в портфеле Андрея Андреевича. Прихватил на всякий случай, мало ли как разговор пойдет, но доставать передумал: чего бы не сэкономить, раз случай представился?

– Ну, за приятную встречу, – кисло промямлил Рыбаков, не подозревая в этой самой встрече для себя ничего приятного.

– Взаимно, – с достоинством кивнул Распопов. – Надо же, договор между нами действует уже полгода, а видимся впервые.

– Так ведь на то и исполнителей держим, – понимающе пожал плечами Владимир Георгиевич. – За что-то же мы им платим деньги!

– И немалые! – поддержал Андрей Андреевич.

Тему своих непомерных забот и разгильдяйства подчиненных он очень любил. Она поднимала его в собственных глазах до высот начальственной мудрости и неподражаемой терпимости. Судя по реакции директора «Центуриона», тот абсолютно разделял его позицию.

В легком, ни к чему не обязывающем разговоре – прелюдии к серьезному делу – выяснилось, что собственный бизнес они создали примерно в одно время. И почти одновременно поднялись до нынешних вершин. У них вообще оказалось много общего помимо дорогого коньяка: и страсть к светлой стильной одежде, и футбол – оба болели за питерский «Зенит», и ироничное осуждение существующей власти, и безусловная мудрость в принятии своей нелегкой судьбы, которую каждый выстраивал сам, не полагаясь ни на чужие плечи, ни на посторонние волосатые руки. Поперебрасывались знакомыми фамилиями высокого чиновьего люда, демонстрируя собственную причастность к решению городских и областных проблем, посетовали на недальновидность кадровой политики власть предержащих, погоревали о собственных способностях, задавленных глупыми законами и непосильными трудами.

Словом, двое настоящих состоявшихся мужчин нашли общий язык сразу и уже через десять минут чувствовали себя добрыми и давними знакомцами.

– Ну, Андрей Андреевич, – отдав дань деловому этикету, перешел к делу Рыбаков. – Давайте ваш экземпляр.

– А я думал, что вы свой подняли, пока я ехал, – удивился Распопов.

– К сожалению, все уже разошлись, а сам я по чужим кабинетам не ходок, – пояснил директор «Центуриона». – Давайте еще по пять капель и посмотрим, что там у вас.

– У нас, – поправил директор «Озириса».

– Ну да, конечно, – снова широко улыбнулся хозяин, одной рукой разливая коньяк, а второй ловко подцепляя договор.

Включил настольную лампу, чтоб лучше видеть убористый текст. Нацепил модные очки с тонким золотым коромыслом оправы. Быстро пробежал документ глазами, недоуменно крякнул, вернулся к началу и стал читать медленнее, вгрызаясь глазами в каждую строчку. Дошел до конца, долго и удивленно разглядывал печати и подписи, снова вернулся на титульный лист. Залпом выпил все, что находилось в бокале, сбросил на стол очки, потер кулаками глаза и молча уставился на гостя.

– Что-то не так? – гордо задрал модно недобритый подбородок Распопов и демонстративно досмаковал свой коньяк.

– Что-то? – тяжело уставился на него Рыбаков. – Все не так! Где вы взяли эту филькину грамоту? Сами сочинили? И принесли мне? Ну ты даешь! – Владимир Георгиевич перешел на «ты», поскольку ни вежливого обращения, ни его драгоценного внимания, ни уж, тем более, дорогого французского коньяка этот напыщенный придурок больше не заслуживал. – А если я тебя сейчас в милицию сдам? За шантаж и мошенничество?

– Ты что? – оторопел Андрей Андреевич. – Не в себе? Я к тебе по-человечески, сам, лично, не считаясь со временем, а ты… Да я бы мог завтра поутру заслать тебе официальную бумагу и через суд перекрыть все твои счета, чтоб денежки текли прямиком ко мне, пока не расплатишься. В договоре-то именно эти меры предусмотрены!

– Давай, – нехорошо прищурился Рыбаков. – Арестовывай, списывай. Только имей в виду, я такого договора в принципе подписать не мог. Я не страхую предприятия. Тем более от финансовых рисков. Моя стезя – автомобили. И вот уже полгода я больше ничем не занимаюсь. Ничем, понял?

– А подпись под договором чья? – вложив в вопрос все отпущенное природой и усиленное коньяком ехидство, поинтересовался «Озирис».

– Подпись? – «Центурион» пролистнул документ, уставился в его конец. Поднес лист под самую лампу, снова уложил на стол, даже провел по собственным завитушкам пальцем, словно проверяя, не размажется ли. – Вроде моя… – В его голосе звучала растерянность и испуг. – Но я точно ничего такого не пописывал! Да у нас и второго экземпляра нет, – вдруг обрадовался он. – Точно нет!