Текст книги "Замри и прыгни"

Мужской мир. Да, это и его мир тоже. Потому он и живет внутри него как волк-одиночка, никого не подпуская к своему логову и защищая его клыками, когтями, мозгами. Но Зоя…

Воробышек, испуганный и жалкий… Того, что ей уже досталось, хватит на всю жизнь. И она решила бороться? Она? Нет, положительно, ее просто втянули в эту бессмысленную войну. Кто? Подруга? Но и Рита, при всей ее яркости и напоказ демонстрируемой независимости, тоже не боец. По крайней мере в предлагаемых условиях. Конечно, они обе, подбадриваемые друг другом, могут нафантазировать себе невесть что. И придумать план, и даже реализовать его. Только ни одна из них не знает, чем это может закончиться. Лева и его компания, вполне возможно, и окажут помощь. Но только на время, пока не придет пора получать по долгам. А вот когда эта пора настанет, когда женщинам уже вполне будет казаться, что все самое страшное позади, и они выиграли, вот тогда в полный рост и начнут работать те самые законы. И тот же Лева, друг и брат, а может уже и любовник, опутает женщин такой паутиной, из которой не то что вырваться, дышать нормально невозможно.

Другой вопрос: зачем Леве Черному пара мелких предприятий? Не очень прибыльная страховая компания и заштатный медицинский центр? Инстинкт паука? Подтягивать под себя все, что шевелится и трепыхается? Потом высосать все соки и выплюнуть? Похоже…

Тогда тем более он, Карелин, должен Зое помочь. Ведь, как ни крути, впрямую причастен ко всему тому, что произошло в ее жизни. Не сглупи она тогда, поведи себя как обычная зашуганная тетка, не расскажи ему о бритоголовых уродах, порезавших колеса, так и сидела бы в своей фирмешке, обихаживала бы надутого борова – своего мужа и была бы вполне счастлива.

Он попробовал представить нынешнюю Зою рядом с тем напыщенным и чванливым директором, который выставил его вон. Лицо, конечно, он не помнил, да и сегодня ночью как-то не удосужился его рассмотреть, но ощущение от двух коротких встреч было омерзительное. В пространство рядом с тем павлином Зоя не встраивалась. Выпадала. Ни сегодняшняя, красивая, стильная, ни прошлая, рыхлая и расплывчатая.

Помочь. Он должен ей помочь. Как? В чем? Ответа на этот вопрос не было. Но Карелин знал одну свою особенность: главное – заслать в мозг задачу. И по возможности о ней забыть. Тогда через какое-то время решение выплывет само. И будет совершенно правильным.

Заслать задачу нетрудно, – сам с собой хмыкнул он. – Как заставить себя об этом забыть? Отвлечься?

Карелин, – сказал он сам себе, – признайся: ты влюбился.

Попытался с собой же поспорить, отговариваясь необходимостью отблагодарить, потом защитить… Неожиданно вспомнилась недавняя сцена в «Ладушках», когда Зоя, одна из всего зала, храбро ринулась на помощь растерянному певцу, терзаемому пьяной теткой.

Вот куда ты лезла? – с теплой нежностью подумал Карелин. – Та бабища ладонью бы тебя прихлопнула!

Вспомнился их танец, тонкая Зоина рука на его плече, тонкая талия, которая практически вся уместилась в его ладони. Он внимательно оглядел свою руку, пытаясь еще раз поймать те ощущения от ее тела. Поймал, улыбнулся, расслабился.

Солнце лупило прямо в глаза, какие-то птахи, нисколько не боясь человека, кружили прямо над головой, невдалеке, на невидимой отсюда трассе, вовсю гудели машины. Тусклая тихая ночь сменилась ярким шумным утром.

Карелин прыгнул в машину, погнал домой. Долго терзал спортивное поджарое тело контрастным душем, потом тщательно побрился, плеснул в лицо освежающим тоником, надел мягкие фланелевые брюки, светло-серый с яркой голубой полосой джемпер. Сварил турку крепкого кофе, поджарил тосты. Завтракал он на балконе. Свежий ветерок был еще по-майски прохладным, но зато солнца было столько, что редкие холодные порывы просто тонули в нем, как в густом топленом молоке.

Вот тут, на балконе, он и решил, что просто позвонит Зое и попросит о встрече. Немедленно. Сейчас. Найдет чем мотивировать. А уж лично скажет ей именно то, что должен: он просто будет сегодня рядом. В машине. На улице. Под окнами, где она будет решать свои вопросы. За закрытой дверью кабинета, в приемной. Как скажет. Только лишь для того, чтобы она знала, что он окажется подле нее в любую минуту. А потом проводит ее в аэропорт. На солнечный египетский пляж. И если она так захочет, он больше никогда не появится в ее жизни. Но сегодня он обязан быть рядом.

Номер мобильника она нацарапала на бумажке сама. Значит, ошибки быть не могло. Почему тогда телефон молчит? Скоро девять. Вряд ли в преддверии такого дня она сможет спать до обеда. Да и Рита тоже. Может, забыла трубку в сумке и просто не слышит? Черт, что же он не спросил домашний телефон? Да оттого и не спросил, потому что забыл, когда сам своим пользовался…

Стоп! Карелин даже засмеялся от радости. У него же есть превосходный повод – машина! Ее машина! Она ведь стоит в ее дворе с самой ночи, а ключи от автомобиля – вот они, в его кармане!

Через час, около десяти, Карелин въезжал в знакомый двор. Оливковая «нексия» покорно стояла на прежнем месте, у квадратной арки.

Он еще раз набрал номер, послушал гудки.

А если все же спят? Если легли под утро? Да какой там – если! Он же привез ее часа в четыре! Да еще в машине с час сидели… Да, если спят, будить жалко. Хорош же он будет – с постели поднял, чтобы помощь предложить. А какую, и сам толком не знает.

Сергей вышел из машины, обошел дом, нашел окна, которые, по его прикидкам, должны были быть теми самыми и которые он так тщательно изучал ночью. Форточки оказались открыты, но из-за нещадных солнечных бликов стекла лишь радужно и невинно сияли розово-оранжевым ясным огнем, совершенно скрывая внутренности квартиры.

Подняться и позвонить в дверь?

Без предварительной договоренности – неловко. Остается ждать.

Он вернулся в машину, подставил солнцу лицо, прикрыл глаза. Из теплой ласковой неги его вырвал звонок мобильного. Секретарь удивленно интересовалась, почему он задерживается, клиенты уже пятнадцать минут ждут в приемной.

Вот это да! – спохватился Карелин. Ни разу за всю свою бизнес-жизнь он не забыл о намеченной встрече. Нет, положительно, с ним происходит что-то из ряда вон!

– Буду через четверть часа, – пообещал он секретарю, заводя автомобиль.

В конце концов, звонить можно из любого места, а когда Зоя отзовется, ему хватит нескольких минут, чтобы примчаться сюда. Должен же он, наконец, вернуть ей ключи от «нексии»!

Паркуясь у офиса, он сразу приметил на углу сверкающий молочный «мерседес» – разъездную машину Левы Черного. И самого Леву, беседующего с каким-то мужчиной. Проходя мимо, кивнул, здороваясь. Но Лев Давыдович вдруг жестом остановил собеседника и крупно зашагал наперез Карелину.

– Серега, здорово. Хорошо, что тебя встретил. Мне бы отдельный кабинет в «Ладушках» где-то часа на четыре, а твои там блеют, что все заказы – с шести.

– Правильно «блеют», – кивнул Карелин. – До шести мы только постояльцев обслуживаем.

– Карел, – задрал брови Черный, – ты что, серьезно? Мне в четыре надо. И всего-то на час-полтора. Но чтоб тихо, чтоб никто не мешал.

– Да нет вопросов, Лев Давыдович, – успокоил его Сергей. – Занимай мой служебный. Все к твоим услугам. Стрелка, что ли?

– Типа того, – кивнул Черный. – Справедливость будем восстанавливать, как всегда! – Он довольно хохотнул.

– Лады, – пожал ему руку Карелин. – Только давай тихо, чтоб без драк. Без стрельбы.

– Обижаешь! – снова хохотнул Лев. – Это ж не разборка, а просто деловая встреча. К тому же с участием прекрасного пола. – Он деловито тряхнул карелинскую руку и вернулся к дожидавшемуся мужчине.

Ну вот, я и узнал, что хотел, – подумал Карелин. – Вряд ли возможно такое совпадение, чтобы в один день Черный решал сразу два вопроса с участием женщин. Значит, это и будет та самая историческая встреча, о которой говорила Зоя. В его «Ладушках». Тогда и придумывать ничего не надо, глупых поводов искать. Его заведение. Он может оказаться там в любое время. И окажется. А видеопост позволит наблюдать за тем, что там, в кабинете, происходит. От операторской до кабинки – ходу несколько секунд. Успеет.

И куда ты собрался успеть? – спросил он тут же сам себя. – Что ты рассчитываешь увидеть на мониторе? Как Зою насилуют и убивают? Как пытают раскаленным утюгом?

Ему стало смешно от детско-киношных мыслей, но, как только нелепая картинка в голове сменилась, тут же снова возникла тревога. Странная, сосущая.

Впрочем, непривычное ощущение терзало его недолго. Уже через пару минут он с головой погрузился в обсуждение нового проекта с людьми, которым пришлось прождать его почти полчаса. Минута ушла на искренние извинения, минута – на сервировку стола утренним кофе, и – понеслось. Обычный день, обычная жизнь.

После полудня, когда он в очередной раз попросил кофе, а обсуждение контракта перешло в самую важную, финансовую стадию, секретарша, расставляя чашки, шепнула:

– Вам по мобильному звонила некая Зоя, попросила, чтобы я выяснила насчет ключей от машины. Вам это что-нибудь говорит?

– Да, – кивнул Карелин, – позвони, извинись, и пусть кто-нибудь из водителей отвезет ей ключи. Скажи, как освобожусь – перезвоню.

* * *

– Перезвонит, как освободится, – задумчиво повторила Зоя. – Занят.

– И хорошо, – убежденно сказала Рита. – Значит, не сильно-то ты ему и нужна. Так что выкинь этого красавчика из головы, все они одинаковые. Нам сегодня не до того.

– Ритуль, – Зоя сосредоточенно растирала на кухонном столе пятнышко от кофе. – Скажи, мы уже прыгнули?

– Куда? – изумилась подруга.

– Помнишь, ты в самом начале говорила, что мы должны замереть, затаиться, набраться сил, а потом прыгнуть, как рыси…

– А, ты об этом! Прыгнули. Еще вчера. И с тех пор летим. Чувствуешь, какой мандраж? Это от того, что мы сейчас между небом и землей зависли. Главное, чтоб на лету не подстрелили! – Рита усмехнулась. – Одно радует: охотники из наших с тобой бывших – никакие. Целкость коньяком подпорчена, руки дрожат. Ладно, ждать недолго осталось. Назад все равно пути нет. Одно странно, что ни тот ни другой нам не позвонили. Мой, то есть твой, между прочим, уже должен был оклематься. Все-таки до самой двери доставили!

– Да он никогда раньше двенадцати не вставал!

– Зоя, ты что? – Рита удивленно крутнула пальцем у виска. – Но не совсем же он того! Как с тремя машинами разбираться будет? Да еще вечерний визит моего Дрюнечки. То есть твоего! Неужели после всего этого он может до двенадцати дрыхнуть?

– Может, Ритуль, – Зоя грустно улыбнулась. – Помнишь, я тебе рассказывала, что мы судились? Вопрос тогда решался: быть «Центуриону» или не быть. Адвокат накануне суда у нас полдня сидел, писал для Рыбакова речь, Вовка ее наизусть учил. А вечером потащился развеяться куда-то, пришел под утро, пьяный. Суд – в десять, а я его поднять не могу. Наревелась, нанервничалась, пошли вдвоем с адвокатом. А Рыбаков явился к обеду. Амбре – рядом находиться невозможно, глаза красные, речь свою, понятно, забыл. Адвокат психанул и заявил о выходе из процесса. Суд из-за этого перенесли. Это нас и спасло.

– Ну а потом что твой Рыбаков говорил? Каялся?

– Еще чего! Обвинил во всем меня и защитника. Типа, без него могли все сделать.

– Нет, Зойка, я все-таки не понимаю, как ты с таким чудовищем жила…

– Прощала. Надеялась, что сам все поймет. Что изменится.

– Я тоже, – вздохнула Рита. – Все время казалось, вот еще чуть-чуть, и этот кошмар закончится. Встану утром и увижу прежнего Андрюшку. Ладно, хватит. Чего-то мы с тобой не о том говорим. Мне интересно, где Распопов? Его в семь должны были выпустить? В полвосьмого обязан был на работе торчать! У него перед властью с армейских времен трясучка. Есть! Понял! Слушаюсь! Разрешите исполнять! Так что он в прятки с мэрией и думой играть побоится. А раз не в офисе – наверняка протирает штаны в какой-нибудь приемной. Вопрос, почему тебе, ближайшей помощнице, не звонит? Он же сам нормально и договора прочитать не сможет. Или – тоже уснул? С него, конечно, станется в постель завалиться, но он у меня существо тонкое, ранимое, будет по кровати как блоха скакать, валерьянку пить для успокоения, по квартире бегать, орать, что весь мир его предал. Нет, Зойчик, что-то не то происходит. Чего-то мы не учли. Давай-ка собираться и по рабочим местам, чтоб инициативу не упустить. Время, время! До знаменательной встречи всего ничего осталось.

Душ, фен, макияж, кофе.

– Как одеваемся? – спросила Зоя.

– Как на главный праздник! – весело и нервно ответила Рита. – Он же – последний и решительный бой! Во все чистое и новое!

– Новое-то откуда? – недоуменно застыла Зоя.

– Да ну тебя, – отмахнулась подруга, – это присказка такая. Давай. Поторапливайся.

Собирались – каждая в своей комнате.

Маргарита надела короткую, едва за колено, узкую кремовую юбку, тончайшую, прозрачную, едва уловимого кораллового оттенка блузку с пышным воротом, состоящим из нескольких воланов, сверху накинула трикотажную короткую кофточку цвета тающей вечерней зари, завершила наряд бежевыми сапогами на высокой шпильке, критически оглядела себя в зеркало.

– Пожалуй, слишком нарядно. Воланы тут лишние. Как, Зоя?

– Да, правда. Для ресторана хорошо, а для работы – вызывающе. А я как?

Она повернулась перед подругой, показываясь со всех сторон. Мягкие темные брюки, тонкий короткий трикотажный джемпер с открытым горлом густого синего цвета, на открытой шее, вместо украшения, любимый шифоновый шарф, желтый, с зеленой радугой, разбегающейся по всему полю.

– Скромница ты моя, – любуясь, проговорила Рита. – Да такую грудь напоказ выставлять надо, а ты все шарфиком прикрываешься!

– Вот загорю в Египте, тогда и начну показывать!

– Ладно, тогда я тоже особо выпендриваться не стану. – Рита сбросила кофточку с блузкой и натянула кремовый же, чуть светлее юбки, свитерок. – Как сейчас?

– Очень элегантно, – одобрила Зоя, – только на грудь что-нибудь повесь, бусы там, или цепочки.

– Так – нормально? – Рита приложила к свитеру длинную нитку янтаря.

– Отлично!

Чисто вымытая «нексия» сверкала под солнцем, посылая всему двору воздушные поцелуи.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – хихикнула Рита. – Смотри, как твой красавчик расстарался. Не иначе после завершения трудового дня тоже благодарности потребует!

Зое почему-то стало немного обидно за Карелина, но подруге она ничего не сказала. Чему и сама удивилась. Впервые за полгода совместной жизни ей не хотелось обсуждать с Ритулей свои ощущения! И вовсе не потому, что опасалась непонимания или насмешек. Для нее самой то, что происходило глубоко внутри, казалось настолько странным и необъяснимым, что прежде, чем выносить это на поверхность, хотелось разобраться, каким таким макаром зацепил ее Карелин, какую потаенную струночку задел, что она с ночи вибрирует, не переставая, сладко и тревожно одновременно…

Это даже хорошо, что мы больше не увидимся, – решила Зоя. – Днем он занят, а вечером мы улетим.

И тут же поймала себя на мысли, что даже под страшными пытками она сейчас не смогла бы уверенно ответить, чего ей больше хочется: поскорей улететь на море или… еще раз увидеть Карелина.

На углу, недалеко от офиса «Озириса», Рита остановилась.

– Ну, Зойчик, нам обеим ни пуха ни пера!

– К черту, – отозвалась Зоя и перекрестилась.

– Умница, – одобрила подруга. – Сегодня нам помощь и от тех, и от других понадобится. Смотри, не засиживайся! В три я за тобой заеду, по дороге в «Ладушки» все обсудим и морально подготовимся.

– В «Ладушки»? – Развернувшаяся от машины Зоя остановилась. – Зачем нам в «Ладушки»?

– Ох, я же тебе не сказала! – хлопнула себя по лбу Маргарита. – Черный договорился, встреча у нас там, в отдельном кабинете. Званый обед по поводу. То есть начнут они без нас, втроем, а мы подтянемся.

– Почему именно в «Ладушках»? – вдруг заупрямилась Зоя. – Что, в городе ресторанов мало? Я не хочу в «Ладушки»!

– Поздно уже переигрывать. Да и какая разница? Нам оттуда слинять проще будет, а нашим, накачавшимся, – а Лева их точно накачает, – наоборот, сложнее. Скорее всего, и ночевать там останутся, в нумерах. Черный по этой части мастак.

– Ритуль, – Зое неожиданно стало очень не по себе. – Я не хочу туда… Попроси Леву…

– Не выдумывай! – махнула рукой подруга. – Не бойся, Карелина там не будет. Да, даже если и будет, нас он не увидит. Все, пока, до встречи!

* * *

– И вам всего хорошего, – улыбнулась Зоя врачам, выходящим из бухгалтерии.

Четыре человека из тринадцати, подавших вчера заявления об уходе, пришли за расчетными листками. Остальные, как оказалось, уже в офисе побывали. Замглавбуха, она же кадровик, лишь всплескивала руками:

– Как же мы теперь, Маргарита Романовна? И ведь даже на две недели никого не задержать, семеро – по уходу за ребенком, остальные – по состоянию здоровья, и справки приложены… Вот Андрею Андреевичу-то сюрприз будет!

– А сам-то он где?

– Не знаю. Не приходил и не звонил.

– А нам тут все телефоны оборвали, – встряла главбух. – Какие-то срочные перечисления требуют по договорам. Вроде он обещал сегодня расплатиться, а мне ничего не сказал. Да и денег в банке совсем нет. Как людей рассчитывать будем, ума не приложу.

– Не паникуйте раньше времени, – успокоила встревоженных финансистов Зоя. – Мы с вами – исполнители. А для решения материальных и кадровых вопросов у нас генеральный есть.

– Да что он за генеральный, – в сердцах буркнула главбух, – так, для вида. Вот ваша тезка была – Маргарита Сергеевна, та до последней циферки все знала. И люди ее уважали, и фирма развивалась. А сейчас… – Бухгалтерша огорченно махнула рукой. – Я тоже уйду. Не могу на пороховой бочке сидеть. Сердцем чувствую, вот-вот рванет. Где это видано: время – час дня, а директора нету!

– А когда он раньше двух приходил? – хмыкнула заместитель. – И Катьку свою разбаловал до невозможности. В приемной никого. Сегодня с утра и секретарями, и швейцарами работаем. И вы у нас сегодня тоже – последний день?

– Да, – кивнула Зоя. – Все, что по моей части требовалось, – в порядке. Так что с меня торт к чаю. Но это уже потом, когда прощаться приду.

Бухгалтерши дружно вздохнули и грустно уткнулись в бумажки.

Зоя пошла к себе, попутно подергав закрытую дверь приемной. Сразу же набрала мобильный Распопова, послушала равнодушный голос, извещающий, что абонент временно недоступен, взялась за бумаги. Собственно, все расчеты по договорам, которые вчера впервые увидел Андрей Андреевич, были сделаны давным-давно. Картина, следовавшая из безжалостных цифр, не просто удручала – обезоруживала. По всему выходило, что «Озирис» являлся безнадежным банкротом с огромной суммой кредиторской задолженности, тогда как в дебете значились жалкие семь тысяч, не погашенные средней школой № 23 за рекламно-просветительский материал и средства индивидуальной защиты, то есть презервативы, поставленные «Озирисом» в рамках какой-то городской профилактической акции.

Дальше шли расчеты предполагаемого возврата по долгам при условии продажи основных фондов: медицинского оборудования, оргтехники, мебели, двух принадлежащих «Озирису» нежилых помещений, где располагались филиалы. Остальные площади, занимаемые фирмой, включая и сам центральный офис, были арендованы у муниципалитета.

Если распродать все, причем по рыночным ценам, что само по себе вряд ли возможно, поскольку спешно продаваемое имущество, как правило, оценивается чуть ли не на треть дешевле реальной стоимости, «Озирис» останется должен еще много, почти половину.

Проверяя расчеты, Зоя тихонько вздыхала: несмотря ни на что, Распопова было жалко. Как было бы жалко любого другого человека, оказавшегося в такой безвыходной ситуации. Несчастному директору «Озириса» очень хотелось помочь. Тем более что весь набор реанимационных мероприятий был в ее руках. Тем более что ситуацию по тихому убиению медицинского центра создали и претворили в жизнь эти же самые руки.

Зоя внимательно оглядела безупречный маникюр, помассировала холодные пальцы. Снова тяжело вздохнула.

«Даже думать не смей! – зазвучал в голове требовательный голос Ритули. – Знаю я тебя!»

«Да ничего я такого не думаю, – слабо отбилась Зоя. – И в мыслях не было!»

Отчего-то срочно захотелось собственные руки помыть. Словно только что покопалась в неприятной и липкой грязи. Зоя выскользнула из-за стола и направилась в туалет. Долго и тщательно натирала кисти мылом, потом еще дольше смывала, держа под горячей тонкой струей. Водоснабжение в офисе работало плохо, трубы, видимо, засорились, но никого, похоже, это не волновало. Уж директора – точно. Электрическая сушка тоже не работала, как и единственная лампочка в тесном коридорчике между туалетом и умывальником. Несколько раз при Зое главбух просила Катьку вызвать мастера, чтобы все починил, но, видно, руки у девчонки до хозяйственных дел так и не дошли.

Зоя вышла из туалета и нос к носу столкнулась с Распоповым, только что вошедшим в офис. Вид у директора был изумленно-растерянный, даже ошарашенный. Он дико оглядывался по сторонам, одну за другой открывал двери кабинетов, тут же закрывал, крутил головой и громко бурчал что-то непонятное и раздраженное.

– Андрей Андреевич, – окликнула его Зоя, – здравствуйте. Что-то не так?

– А, Марго, – обрадовался Распопов. Однако и радость его была тоже странной – недоверчивой и суетливой. – А что, тут у нас все в порядке?

– Извините? – не поняла Зоя.

– Милиции не было? А пожарных?

– Зачем?

– Значит, не было. – Распопов, казалось, предметно разочаровался. – И документы все на месте?

– Конечно, где ж им быть? – недоуменно пожала плечами Зоя. – Вас, кстати, много народу спрашивало. Из мэрии, из думы, от главного дерматолога звонили.

– Да? – Директор неприятно осклабился. – Разберемся. – Подошел к приемной, крутнул ручку: – Катерина, открой!

– А ее нет! – высунулась главбух. – Здрасте. И не было еще.

– И где эта свиристелка? – взревел Распопов.

– Вам виднее, – за главбухом закрылась дверь.

– Ну и как я попаду в свой кабинет? – уставился Андрей Андреевич на финансового директора. – Пальцем, что ли, открою?

– Да вот же запасной ключ, – снова выскочила главбух. – Держим же, чтобы факс принять, когда надо.

– Так это только от приемной, – Распопов повертел железячку в руках, – а от кабинета? Я что, Катькой работать буду?

– Андрей Андреевич, – Зоя перехватила ключ, отперла дверь, – вы не волнуйтесь. Наверняка у вас открыто.

Так оно и оказалось. Распопов вошел к себе, бросил в кресло скомканный плащ, тяжело плюхнулся сверху.

– Ох, Маргоша, ну что за жизнь такая, – пожаловался он. – Все навалилось! Одно к другому! Кофе сделать, и то некому!

– Я сделаю, – предложила Зоя. – У меня вода в чайнике горячая. Одну минутку!

Она выскользнула из кабинета, а Распопов, обхватив руками голову, тяжело уставился на собственный стол. В прозрачной пластиковой папочке, лежащей ровно посередине столешницы, виднелся злосчастный договор со страховой компанией. Под ним, Андрей Андреевич знал это совершенно точно, лежал контракт на медикаменты. Тот самый. То есть все продолжалось ровно с того места, на котором окончилось вчера. А его радужные сумасшедшие надежды на ограбление и последующий спасительный пожар не сбылись. Значит…

– Маргошенька, – приобнял он за талию Зою, бережно водружающую перед ним чашку с горячим кофе, – ну ты что-нибудь придумала? – Он по-родственному боднул тяжелой головой близкий мягкий живот. – На тебя – вся надежда. Проверила документы? Я ведь вчера у страховщиков был…

– Да ну? – отодвинувшись, удивленно спросила Зоя. – И что? Оплатят?

– Вот! – Распопов сложил злобный кукиш.

– А что так? Договор ведь есть?

– Есть, да совсем другой! Ритка постаралась! Во всем ее рука чувствуется!

– Это вы о своей бывшей жене? А она-то тут при чем? Ваши же подписи везде стоят! А период как раз тот, что ее уже не было, а меня – еще…

– О, ты ее не знаешь! – прищурился директор. – Это такая стерва, такая сука! Да она без мыла куда угодно залезет!

– А зачем ей? – недоуменно пожала плечами Зоя. – Вы же говорили, что она уехала.

– Зачем? – Распопов ехидно ощерился. – Ты, Маргоша, не знаешь, что такое брошенная женщина, на что она способна. А Ритка до сих пор надеется, что я ее прощу и позову обратно. Любит меня, как проклятая! Вот и мстит.

Зоя отвернулась, потерла мгновенно заломившие виски.

– Ладно, Маргоша, говорить о ней не хочу. Приласкай меня… – Он привстал, дотянулся до Зои, дернул за рукав, усаживая к себе на колени, и, не мешкая, сунул жадную влажную руку в горловину джемпера.

Зоя на секунду опешила от такой напористой наглости, но тут же вскочила, запунцовев и смутившись.

– Андрей Андреевич, вы что? Народу же полно!

– А мне насрать на народ, – сообщил Распопов. – Должен я в себя прийти или нет? Знала бы ты, как мне досталось! Поверни защелку, иди сюда. – Он приподнял зад и стал многозначительно расстегивать брюки.

– Андрей Андреич, – сунула голову в дверь главбух, – опять из облздрава звонят, деньги требуют. Я на вас переключу!

– Нет! – подскочив, заорал Распопов. – Нет меня! Нет! И не будет! Сами разбирайтесь!

– С чем разбираться-то? – фыркнула главбух. – Ни договора, ни счета в глаза не видела, а денег, сами знаете, нет. Маргарита Романовна, что делать-то?

– Скажите, директор появится – разберется.

– А с этими, уволившимися, как быть? – насупилась женщина.

– Потом, все потом! – Зоя осторожно прикрыла дверь. – Андрей Андреевич, я сейчас расчеты принесу. Глянете?

– Давай, – разочарованно и зло махнул рукой Распопов. – Все равно расслабиться не дадут.

Выкладки финансового директора он смотрел придирчиво и долго, переспрашивая, возвращаясь по нескольку раз к одним и тем же цифрам. По его напряженному тупому виду Зоя поняла, что катастрофичность ситуации директор «Озириса» до конца оценить не может, как капризный ребенок, надеясь, что у нее, Зои, в рукаве припрятан козырный туз, который, явившись, разом побьет все неразрешимые проблемы.

Туза, увы, не было.

Забыв про кофе, Распопов жадно выхлебал прямо из горлышка бутылку ледяного нарзана, снова взялся за бумаги. Когда он просматривал их в пятый или шестой раз, отечное серое, в красноватых прожилках его лицо вдруг выжало изо всех пор сразу крупную липкую испарину. Капельки влаги даже повисли на ресницах. Словно нечаянные слезы. Зоя отвернулась, подавляя жалость и сочувствие. Подумала о себе: «Ты как рептилия, Зоя Романовна. Готова крокодильи слезы пустить от жалости. А сама собственную жертву заглотила и жуешь и жуешь. И подавиться не боишься».

– И что ты говоришь, какой выход? – прервал ее внутреннее самобичевание Распопов.

Зоя перевела глаза на директора и поразилась произошедшей в нем перемене: пот на лице высох, кожа странно обтянула скулы, свисая темными мешками в подглазьях, а сами глаза горели лихорадочным, больным и очень злым огнем.

– Продать, – тихо шепнула Зоя. И сама испугалась этого короткого простого слова.

Распопов неожиданно обмяк, свез ладонью лицо, жалобно, по-детски моргая, почти заискивающе посмотрел на Зою.

– Продать?..

* * *

– Продать, – подтвердила Рита.

– Как это – продать? Кому? А я? Зоенька, ты шутишь, да? – Рыбаков, помятый, в грязных полосках пластыря, осторожно, словно ядовитую гадину, отодвинул дрожащими руками только что прочитанные бумаги. – А если взять кредит? Или у кого-нибудь перехватить на время?

– Перехватывайте, – пожала плечами Рита. – Если есть у кого.

– Семьсот тысяч долларов? – не веря, промямлил Рыбаков.

– Семьсот тридцать две, – уточнила Рита.

Рыбаков снова подвинул к себе бумаги. Цифры прыгали по листкам, никак не желая выстроиться в понятные шеренги. Они словно издевались над ним, несчастным, избитым, израненным, гонимым всем миром.

Еще час назад, когда финансовый директор сумела дозвониться, разбудить и вытащить его из нервного похмельного сна и он, кое-как обтеревшись мокрым полотенцем, которое пришлось макать в растекшуюся по коридору лужу, вылил на себя бутыль дорогого парфюма и вышел из дома, жизнь и обстоятельства вовсе не представлялись ему такими безнадежными. Если что и заботило его в тот момент, так это – собственная нечистота, ощущение которой не притупило ни чистое белье, ни новая, из упаковки, сорочка, ни даже благоуханный французский аромат. Он придирчиво водил носом от плеча к плечу, почти вжимая его в собственную грудь, то и дело улавливая острые удушающие нотки того самого гнусно-сладкого запаха, который разбудил его в подъезде.

– Поймаю – убью! – грозился он неведомому коту, так тщательно пометившему место на лестничной клетке.

Видимо, Рыбаков, по-хозяйски расположившийся на полу, представился животному чужим громадным котярой, собравшимся поселиться тут навсегда.

Потом Владимира Георгиевича предметно и незаслуженно унизил прощелыга-таксист, которого он тормознул, чтобы доехать до работы. Лучше бы, конечно, было прогуляться пешком, минут за сорок дотелепался бы. Поначалу он так и хотел, тогда бы и в себя немного пришел, и продышался как следует, и, глядишь, запахи под майским ветерком немного повыветрились бы. Но тут еще раз позвонила Зоя Сергеевна и попросила прибыть как можно быстрей, потому что она не знала, что отвечать разгневанным клиентам.

При всех своих прочих достоинствах Владимир Георгиевич Рыбаков почитал себя совершеннейшим джентльменом, а посему в просьбе даме, даже пребывая в таком разобранном состоянии, отказать не мог. Вот и тормознул такси. Водила как-то подозрительно на него посмотрел, но дверь открыл. Поехали. Однако уже через пару кварталов этот недоумок остановился и приказал: «Выметайся!»

– Не понял! – заносчиво отозвался Рыбаков.

– Выметайся, говорю, – повторил таксист. – Аллергия у меня. А от тебя несет как от бомжа, который на помойке вывалялся, а потом еще и дешевым дезодорантом облился.

Сквозь похмельный, еще не разошедшийся в глазах туман Рыбаков взглянул на водителя и увидел, что у того и в самом деле красные, в крупных слезах, глаза и красный распухший нос.

Он вывалился на обочину, снова поднял руку. На этот раз решил вести себя хитрее. Как только сел в подвернувшуюся машину, сразу открыл окно, типа, жарко, и еще и закурил. Поэтому домчал до работы вполне быстро и с комфортом. А под шалым ветерком, врывающимся в окно на приличной скорости, еще немного и протрезвел. Потому вошел в собственный офис почти нормальным, по крайней мере сам от себя тошнотворного запаха уже не ощущал, да и в глазах существенно прояснилось.

Зоя Сергеевна, как всегда вызывающе сексуальная и красивая, встретила его в коридоре, удивленно приподняла брови, взглянув на отекшую скулу, перебинтованный лоб и заклеенную щеку, но ничего не спросила.

Настоящая женщина, – удовлетворенно отметил Рыбаков. – Понимает, что любые шрамы мужчину только украшают. Вот сейчас они разберутся с делами, он примет душ, не зря в свое время настоял, чтобы в офисе при ремонте сохранили полноценную ванную, и тогда…