Текст книги "Замри и прыгни"

В груди заворочалось и затосковало холодное, тянущее, сосущее, захотелось тихонько и тоненько завыть. Как собаке, избитой и брошенной хозяином, больной, с перебитым хвостом, гонимой общим улюлюканьем, не знающей, где укрыться от ненависти и злобы.

Что она делает тут? Зачем? Сколько времени прошло с тех пор, как они здесь оказались? День? Два? Или уже три? Что подумают о ней люди?

Какие люди?

На работе? А Владимир?

Наверное, уже нашли машину, вытянули из глины. Наверное, ее ищут.

Кто? Кому она нужна?

Милиция? Объявили розыск и теперь осматривают трупы в моргах? Или думают, что ее выкрали и вот-вот потребуют выкуп.

Господи, что за чушь лезет в голову? Выкуп, розыск… Хотя Володя, наверное, беспокоится. Он же не знает, что она ЗНАЕТ. А может – наоборот – вздохнул с облегчением: баба с возу…

Нет, как бы там ни было, они столько лет прожили вместе. И по работе. Он же без нее ничего не сможет. Ничего! Договоры, отчеты, финансы. Ну ладно, их личные отношения – это одно. А фирма при чем? Раз уж так вышло, что она осталась жива (черт! у нее даже ЭТО не получилось! мямля! неудачница! старая рыжая корова!), то надо же ей где-то работать. В конце концов, она – совладелица фирмы. Конечно, вместе они теперь находиться не смогут, но ведь свою долю она вполне сумеет продать. И уедет. Куда-нибудь. Далеко. Снимет комнату, устроится бухгалтером. Хорошие бухгалтеры всегда требуются.

Господи, Володя, ну как же ты мог… Господи, за что?

Почему так внезапно и страшно все кончилось? Разве так бывает? Почему она? Чем, чем она так прогневила Бога, что он отнял у нее все? И так сразу?

Зоя лежала, вытянувшись в струну, окостенев, словно тысячелетняя мумия. Она боялась даже нормально дышать, потому что боль, бушевавшая внутри страшным испепеляющим пламенем, в любой момент могла вырваться наружу. От любого движения, даже от вздоха.

Если бы можно было заснуть и не проснуться. Или навсегда остаться тут, в этой чужой квартире. И никогда не выходить. Никуда. Не видеть никого из знакомых. Да нет, вообще никого! Тогда, наверное, и муж, и дочь решат, что она умерла. И пожалеют о том, что поступали с ней так. Что не ценили и не любили. И, встречаясь, будут вспоминать о ней только хорошее и корить себя. И Володя поймет, что по-настоящему любил только ее, Зою. А Лика бросит своего художника, вернется в опустевший дом и будет прислушиваться к каждому шороху за дверью, ожидая ее, свою мать. Ведь она не злая, ее девочка, просто еще совсем маленькая, потому и не умеет еще оценить, что такое – мать.

А Володя? Что он, бабник? Нет. И никогда им не был. И может, он с этой Леной – просто случайно? Говорят, у всех мужиков под сорок крышу сносит. Вот и он… А теперь, скорее всего, когда понял, что Зоя пропала, и вертихвостку эту уже бросил, и места себе от беспокойства не находит. Ну конечно! Именно так! Что она, мужа своего не знает? В конце концов, с кем не бывает? Да он уже сто раз раскаялся! А она разлеглась тут! Пьянствует до посинения.

Она? Пьянствует? Боже, что же она натворила! Надо ехать домой. Срочно! Они с мужем поговорят, и все уладится! Конечно! Надо срочно ехать домой!

Зоя резко вскочила, задев локтем Риту.

– Ты чего? – недоуменно обернулась та. И Зоя, увидев ее красные от слез глаза, поняла, что и подруга тоже не спала, и тоже боялась шевельнуться, чтобы не потревожить ее, Зою. Или, так же как и она, боясь вслух разреветься от тоски и боли. – Ты чего? – повторила Рита. – Куда? Домой? К мужу?

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда, – мрачно сообщила Рита, постучав себя по темечку.

– Тут телефон есть, не видела?

Маргарита молча пожала плечами, грустно наблюдая за подругой.

Зоя лихорадочно металась по квартире, отыскивая аппарат. Но ни в комнатах, ни на кухне, ни в коридоре не обнаружилось не только средства связи, но и соответствующей розетки.

– У подъезда, кажется, телефонная будка? – вспомнила она. – Я сбегаю! А то Рыбаков, наверное, уже с ума сошел!

Рита следила за подругой исподлобья с какой-то сумрачной подозрительностью. Так, наверное, родственники переживают за тяжело больных, когда тех настигает очередной неотвратимый приступ.

– Ты хорошо подумала? – наконец, спросила она.

– Хорошо-хорошо, – скороговоркой отмахнулась Зоя, влезая в Маргаритины туфли.

Слетела по лестнице, перескакивая через ступеньки и пару раз чуть не сверзившись вниз, потому что медленные каблуки не успевали за стремительностью ее шага, выскочила из подъезда и радостно ойкнула, обнаружив искомое сооружение. Купила в киоске рядом пару жетонов, подпрыгивая от нетерпения, выщелкала кнопками номер. Рабочий телефон молчал.

А который час? – пришел закономерный вопрос. – Судя по зажженным фонарям – вечер. А народ гуляет – как днем. Ладно.

Пальцы легко выстучали родные цифры домашнего.

Трубку взяли с третьего гудка. Но ответил почему-то девичий голос.

Лика! – счастливо обмерла Зоя. – Приехала! Доченька моя!

– Але! – закричала она в трубку. – Это я!

– Зоя Романовна? – удивленно и как-то презрительно переспросила Леночка. – Вовусик, твоя бывшая объявилась.

– Ну, – возник в ухе недовольно-пренебрежительный Рыбаков, – что скажешь? Нагулялась?

– Володя… я… – Зоя смешалась, не зная, что сказать. И вдруг выпалила, безотчетно и безоглядно: – А что у нас в доме делает эта?

– Эта? – спокойно переспросил супруг. – Живет. Или ты думаешь, что будешь неделями шляться, а я тебя буду ждать? Все, милочка, хватит. Заявление на развод я уже подал.

– Развод? – В голове стало жарко и шумно. – Володя… а как же… – Надо было срочно сказать ему, что он ошибается. И что она его простит! Уже простила. И чтобы он от отчаяния не делал глупостей. Ведь они – семья. И у них дочь. И работа. – А как же… работа? – спросила Зоя.

– Вспомнила! – усмехнулся супруг. – Меня из-за твоих махинаций третий день налоговая трясет. Так что можешь не беспокоиться.

– В смысле? – не поняла Зоя.

– Я тебя уволил. За прогулы.

– Володя, ты шутишь? – наконец, с облегчением сообразила женщина.

– Шутить будем в суде. Мало того что сама слиняла, так еще и всю кассу прихватила! С кем жил двадцать лет? Не зря даже дочь от тебя сбежала. Короче. – Голос Рыбакова стал деловым и бесстрастным: – Давай по-хорошему. Раз ты все сама решила, я не против.

– Я? – шепнула Зоя вдруг съехавшим на всхлип голосом. – Ты о чем?

– Слушай, не строй из себя, а? – устало попросил муж. – За вещами можешь приехать завтра, пока я на службе. Они, кстати, все собраны. Ключи не забудь оставить.

– А где я буду жить? – потрясенно выговорила Зоя.

– В Караганде, – сообщил супруг. – Не маленькая. Там же, где эту неделю жила.

– Володя, ты что, ревнуешь? – снова, кажется, сообразила Зоя.

– Тебя? – собеседник грубо расхохотался. – Ты в зеркало когда смотрелась? Ну все, – оборвал он собственный смех. – Тех денег, что ты прихватила, надолго хватит. А про квартиру и работу – забудь.

– Но ведь я, – Зоя вдруг вспомнила, о чем размышляла совсем недавно. – Я тоже хозяйка!

– Была. Если не помнишь, напоминаю. Фирма на Лике, я – генеральный со всеми правами. И квартира – тоже на ней. Все. Пока. Будут вопросы – звони. Но сразу предупреждаю: на слезы не бери. Не поможет. Удачи! – И он отключился.

Совершенно ничего не понимая, Зоя вставила второй жетон и повторила набор.

Телефон не отвечал долго, целую вечность, а потом грустные протяжные гудки сменились издевательским пиканьем. То же самое повторилось и в третий, и в десятый раз.

– Тетка, ты долго будешь место занимать? – услышала Зоя сзади и увидела двоих помятых подростков с сигаретами. – Освобождай территорию, пока мы тебе не помогли.

Когда она вползла в квартиру, цепляясь руками за косяки и стены, Рита, не сказав ни единого слова, дотащила ее до дивана, уложила, укутав как ребенка все тем же лысым пледом.

– Все будет хорошо, все будет просто отлично… – тихонько уговаривала она недвижную подругу.

Или – себя?

* * *

– Да что меня уговаривать? – журчал довольный голос. – Я и так вижу, что все хорошо! С таким-то ангелом-хранителем!

Владимир Георгиевич Рыбаков, генеральный директор страховой компании «Центурион», не глядя, подписывал отчеты, принесенные финансовым директором. Вернее, не глядел он именно на отчеты, а на своего главного финансиста – Зою Сергеевну, напротив, очень даже заглядывался. Причем не скрывая своего веселого и совершенно определенного интереса.

– Зоенька, – ставя очередную подпись, заглянул он ей в глаза, впрочем, не забыв скользнуть по тугой груди под тонким свитером и не преминув мысленно обнять стройную талию, – ну не устаю вами восхищаться. При такой потрясающей внешности – такой ум! Недаром с вашим приходом у нас клиенты прибывают и прибывают. И ведь ко мне в кабинет их волоком не затащишь! И как только вы с ними справляетесь?

– Привыкла, – легко отмахнулась Рита.

– А вот я все никак привыкнуть не могу, – делано опечалился шеф. – Может, и мне к нам в клиенты податься, чтобы вы, наконец, на меня внимание обратили? Я уже голову сломал, как мне ваше драгоценное привлечь.

– Вам-то зачем? – кокетливо спросила Рита. – Молодая жена под боком.

– Ну что вы, Зоенька, какая она мне жена? Так, чтобы на время забыться. – Рыбаков страдальчески сморщил губы. – Вы же в курсе, как меня моя бывшая подставила! Сбежала неизвестно с кем, прихватила всю наличность, документы выкрала, отчетность в компьютере, и ту стерла! Если б не вы, наверное, и «Центуриона» давно бы не было! Затаскали бы по судам, а то и мне бы срок влепили.

Рита сузила глаза, сжала кулаки, так что длинные ногти больно впились в ладони.

– Ну-ну, не переживайте так! – Шеф легонько и ласково взял в руки ее правую кисть. – Понимаю, что вам об этом слышать не хочется. Шутка ли, за полгода такие завалы разгрести! Но, увы, Зоенька, не все Зои одинаковы. Представьте, двадцать лет прожили! Все ей дал, все! Дом, достаток, любовь, уважение. Дочку-красавицу вырастили. Хочешь – фитнес, хочешь – путешествия. Пылинки сдувал. Утром собираюсь на работу, завтрак в микроволновке оставляю, чтобы выспалась и поела. И за это все она мне отплатила. Сполна.

– А вы так и не знаете, где она? Не объявлялась?

– Нет, – трагически качнул головой Владимир Георгиевич. – Да и не хочу. Она сама все решила. Живет, наверное, сейчас где-нибудь на Кипре или в Испании с очередным любовником. Она ведь и раньше в этом смысле, как это сказать, ну… не очень воздержана была. Я глаза закрывал. Думал, подуркует, да пройдет. Все же – семья. Да и любил я ее, что скрывать? Эх… Не в моде нынче верность, Зоенька. Может, посвятите мне один вечерок? – Он снова нежно сжал женские пальцы. – Поужинаем, поболтаем. Это ведь только кажется, что нам, состоявшимся мужчинам, юных моделей подавай. Нет! Мне ведь и поговорить хочется, и понятым быть необходимо. Да и потом, зрелая красота, вот как у вас, – он маслено и длинно прошелся взглядом по женщине, – это намного волнительней, чем молодое безмозглое мясо…

– Владимир Георгиевич, – Рита легонько, словно нехотя, словно борясь с собой, вытянула ладошку из вспотевших рук генерального. – Честно говоря, я всегда была противницей служебных романов.

– Помилуйте, Зоенька, ну какая у нас с вами служба? Вы ведь даже не моя подчиненная! И договор у меня не с вами, а с кадровым агентством. Могли ведь кого угодно прислать, так?

– Так, – улыбчиво согласилась Рита.

– А прислали вас. Это – судьба. Лично я это расцениваю как награду за все тяготы, которыми меня наградила жизнь. Ну так как насчет романтического ужина? – И он снова потянулся к Рите, теперь уже вполне откровенно.

– А давайте, – женщина незаметно отодвинулась от стола, – послезавтра. У нас как раз заканчивается контракт. И мы с вами ничем не будем связаны.

– Как, Зоя? – Шеф подскочил. – Разве мы не продляем наши отношения? Вы хотите меня бросить?

– Нет, что вы! – Рита одарила мужчину томным и зазывным взглядом. – Контракт с агентством, конечно, продляется. Вам представят нового финансового директора. А мои обязанности как кризисного управляющего завершены. Дела в полном порядке. Баланс превосходный. А я уже буду просто курировать вас, как и другие фирмы.

– Вас? – Рыбаков игриво хмыкнул. – Это кого?

– «Центурион».

– А меня, меня лично вы будете курировать? – Он стремительно обогнул стол, встал перед Ритой и вдруг одним резким и профессиональным движением прижал женщину к себе. – Мне очень, очень нужен такой куратор, – жарко и влажно зашептал он ей в ухо.

– Владимир Георгиевич – возник в селекторе капризный голос Леночки. – К вам клиент!

– У-у-у! – рыкнул Рыбаков, отрываясь от Риты. – Скажи, занят. Пусть в отдел обратится!

– Он требует вас! – отозвалась Леночка. – Милицией угрожает!

– Я пойду, Владимир Георгиевич. – Рита уже от двери послала шефу воздушный поцелуй. – Послезавтра? Не передумаете?

– Нет! – рванулся к ней Рыбаков.

Но в дверь уже вламывался разъяренный, взъерошенный мужик.

Первый пошел, – сама себе сказала Рита, протискиваясь мимо визитера в приемную. Настенные часы над головой секретарши показывали ровно семнадцать.

– Зойчик, – набрала она номер подруги. – У меня началось. А у тебя как?

– У меня еще пятнадцать минут в запасе. Первому понесли анализы.

– Тогда я в салон? Ты тоже давай не задерживайся. Международная встреча должна пройти на высшем уровне!

– Не волнуйся. Ты же все равно первая на массаж. А у меня вначале маникюр. Все, пока. Мне еще к Андрею Андреевичу зайти надо.

– Смотри, не опаздывай! – строго сказала подруга. – А то увлечешься своими цифрами и про все забудешь.

– Ритуль, ну что ты меня как маленькую пасешь, – рассмеялась Зоя. – Все, уже выключаю компьютер.

– Конечно, пасу, – миролюбиво пробурчала Рита, пряча телефон в сумку. – Именно как маленькую…

Вряд ли и самой себе она могла бы объяснить, почему относилась к подруге так. Не из-за разницы же в возрасте! Что там той разницы – три года, смех! Просто с того самого момента, когда Зоя после телефонного разговора с мужем вползла в квартиру, цепляясь за стены и шепча что-то невнятное, серыми, как побелка в коридоре, и такими же сухими губами, Рита почувствовала такое щемящее чувство жалости и такое сильное желание отомстить, что не смогла расстаться с этими ощущениями и по сей день. И с той же самой минуты поняла, что отныне, что бы ни случилось с нею самой, она должна, обязана помочь этой неухоженной, несчастной и очень слабой женщине победить. Не тяжкие обстоятельства и не личное горе, не неудавшуюся жизнь и не предательство мужа, а – саму себя. Раздавленную, униженную, обреченную.

* * *

Она лежала на диване бледная, тихая, словно неживая, и Рита, укрыв подругу всем обнаруженным в квартире тряпьем, ласково, едва касаясь, поглаживала кончиками пальцев клочковатый неопрятный рыжий ежик.

– Он меня уволил, – вдруг всхлипнула Зоя.

– Ему же хуже, – убежденно выдала подруга.

– И сказал, что я шляюсь неделю…

– Неделю? – Маргарита задумалась. – Неужели прошла неделя? Не может быть… Знаешь что, ты лежи, не вставай, а я сгоняю вниз, куплю еды, заодно и узнаю, какой сегодня день.

Вернулась она быстро, Зоя даже не успела додумать, о каких таких махинациях в документах говорил ей муж.

– Вторник сегодня, Зойчик, – сообщила Рита. – Ровно неделя.

– Не может быть, – выдохнула Зоя. – Значит, он все правильно говорил…

– Что правильно?

– Ну что я…

– Значит, так. – Маргарита уселась на диван, плюхнула рядом тяжелый пакет с продуктами. – Давай договоримся. С этой минуты начинаем новую жизнь. В которой нет ни твоего бывшего, ни моего.

– Как это? – не поняла Зоя. – А куда они делись?

– Нету! – зло ответила подруга. – На Марсе. На Луне. У черта на рогах. Где угодно. Но для нас их нету!

– Я так не смогу, – качнула головой Зоя.

– Сможешь! Я подключила новый мобильник, пришлось на телефон и зарядник разориться, но ведь связь нам нужна?

– Зачем?

– Во-первых, ты сейчас позвонишь своей бухгалтерше и скажешь, что сняла квартиру для себя. Она у тебя как, к директору с докладом не побежит?

– К какому директору?

– К своему! К супругу твоему драгоценному!

– Не должна, – стала понемногу соображать Зоя. – Она его не любит.

– Умная женщина, – одобрила Маргарита. – Проницательная. Нам нужна одежда, так?

– Так.

– Домой ты не поедешь.

– Нет… – затрясла головой Зоя. – Ни за что.

– Правильно. И я тоже. Сколько у нас денег? Мы же не все пропили…

– Пропили? – Зоя настолько поразилась этому слову, которое никогда, даже в мыслях, применить к себе не могла…

– Пропили-пропили, – подтвердила Маргарита. – Мы с тобой, милочка, неделю находились в самом настоящем запое.

– Запое? – От ужаса Зоя вскочила с дивана.

– На пустую тару посмотри, – посоветовала подруга. – И порадуйся. Войти в запой несложно, а вот выйти… А мы с тобой вышли. Так?

Зоя неуверенно кивнула.

– Значит, мы сильные женщины. И все у нас получится.

– Что – все?

– Откуда я знаю? Все – значит, все! Подъем! Ты у нас финансист? Значит, будешь казначеем. У меня на карточке тысяч двести лежит. Давай, свои пересчитывай.

– Пять тысяч триста долларов и сорок восемь тысяч рублей, – доложила Зоя после тщательного обследования бумажного пакета.

– Так, сейчас поедим и двинем в магазин.

– Зачем?

– За одеждой. Согласись, голыми начинать новую жизнь как-то не очень приятно. Холодновато на улице. По пути в автосервис завернем. Стекло вставим.

Домой они вернулись поздно, до зубов нагруженные пакетами и пакетиками. Разгребать покупки сил уже не осталось. Решили оставить это на утро и, выхлебав по мензурке безобидной валерьянки, завалились спать. И, то ли устали от хождений по магазинам и примерок, то ли сказалось многодневное беспробудное пьянство, надорвавшее хрупкие организмы, спали покойно и крепко, даже без сновидений.

Осенний рассвет оказался неожиданно ярким: в незашторенное окно вломилось желтое солнце. Исполосовало острыми лучами стену и стало настырно тыкаться в женские головы.

– Подъем! – провозгласила Рита, сдергивая с подруги одеяло. – Смотри, солнце какое! Хорошая примета!

– Чего примета? – уныло спросила Зоя, уворачиваясь от распоясавшегося светила.

– Новой жизни, вот чего! Чур, я первая в душ!

Зоя не возражала. Ей было все равно. Ни Ритиного оптимизма, ни ее странного веселья она не разделяла. Если вчера за всей покупочно-организационной суетой дикое положение, в котором они обе оказались, как-то подзабылось, то сегодня, особенно при этом беспощадном солнечном свете, наружу вылезли не только чужие старые выцветшие стены и стертый палас, но и со всей страшной несообразностью обнажилась ее нынешняя жизнь, никчемная, пустая, невзаправдашная.

– Зойчик, – крикнула из ванной Рита, – полотенце новое принеси! – И, когда Зоя, разворошив несколько пакетов, отыскала полотенце и сунулась с ним в ванную, приказала: – Вставай под душ. Твоя очередь. Так, как я учила.

– Нет, – замотала головой Зоя, вспомнив вчерашний ледяной кошмар, – я не буду!

– Еще как будешь! – сообщила подруга, задвигая тугой шпингалет.

Затащила слабо сопротивляющуюся Зою под душ и в точности повторила недавнюю страшную экзекуцию. Потом отрегулировала воду, весело крикнув сквозь тугие струи:

– Теперь наслаждайся, сколько хочешь. Я кофе сварю.

Зоя, обрадованная тем, что пытка оказалась короткой, даже не закрыв кран, выскользнула из ванной. Рита стояла у плиты, на фоне голого кухонного окна, лицом в стекло. Плечи ее крупно и ритмично вздрагивали. Вот она сжала ладонями виски, раскачиваясь, стала глухо стукаться лбом об оконную раму.

– Рита, – шепнула удивленная Зоя, – ты что? – И тут ее обожгло: плачет! Маргарита плачет! И зажимает руками рот, чтоб не было слышно, и стискивает голову, чтоб не разорвало от боли и отчаяния! – Ритуля, милая! – кинулась она к подруге, зацепилась полотенцем за ручку открытой двери и, чуть не грохнувшись, вдруг особенно ясно поняла – нельзя! Нельзя показывать Рите, что видела ее слезы! Остановилась, пятясь, втянулась обратно в ванную, встала под журчащий душ.

Слезы смешивались с водой и становились неощутимы на вкус. Зоя поднимала голову, чтобы веселые струи заполонили рот, не давая вырваться наружу громким рыданиям. Вода набивалась в нос, хлестала по глазам, чтобы глотнуть воздуха, приходилось откашливаться и отплевываться. Но так было легче. Так Рита, сильная, красивая и очень несчастная, не могла услышать, что и она – плачет. Когда Зоя, наконец, вышла на кухню, на столе дымился кофе, на тарелке золотились тосты.

– Накупалась, моржиха? – весело спросила Рита, опуская покрасневшие глаза к чашке. – Я уж хотела тебя спасать идти.

– Ну, – вторя ей, в тон отозвалась Зоя, – что у нас на завтрак? Яйца всмятку и тосты? Новая жизнь начинается неплохо! Очень люблю яйца всмятку.

– Учти, завтра утром кормишь ты, – предупредила Рита. – Только имей в виду: я ненавижу манную кашу!

* * *

– Я дождусь каши или нет? – раздраженно выкрикнул в селектор Андрей Андреевич.

– Уже несу! – нарисовалась в дверях Катька. – Подогревала, ты же тепленькую любишь!

После расставания с супругой генеральному директору медицинского центра «Озирис» удалось расстаться со многими привычками, олицетворявшими бывшую семейную жизнь. Со многими, кроме одной.

Андрей Андреевич безумно любил манную кашу. И ел ее всегда в одно и то же время – между четырьмя и пятью, запивая густым какао. Это был полдник. Привычный, кажется, еще с детсадовских времен. Генеральный директор «Озириса» был очень консервативен. Как и полагалось солидному человеку. Супруга эту странную традицию поддерживала и одобряла, изготовляя каждый день поутру свежачок на полдник. А вот Катька варить нормальную манку так и не научилась, сплошные комки и недосол, поэтому к привычному часу кашку вместе с какао доставлял из кафе водитель.

Андрей Андреевич поел, запил чудесный вкус детской кашки еще более чудесным какао и раскурил трубку.

В кабинете запахло дорогим табаком, и на этом фоне сразу проявились иные ароматы – тонкий модный одеколон и свежий кофе. Кофе Распопов не любил, но свежеразмолотые зерна в тайном углу секретера держал. Для усиления аристократического эффекта. Он был отлично осведомлен о таком факторе, как ароматерапия. Ритка когда-то научила. Поэтому в его кабинете всегда пахло так, как и должно благоухать там, где дела идут хорошо, потому что бизнес возглавляет умный и успешный мужчина. В самом расцвете сил.

Для этих же целей – придания аристократизма – Андрей Андреевич купил недавно и эту дорогущую трубку. Катька на какой-то Интернет-страничке вычитала, что мужчина с трубкой вызывает особое доверие и расположение. К тому же сей предмет почитался за признак безупречного вкуса и стиля. На самом деле, трубка, как и кофе, ему совсем не нравилась. Она все время гасла, а пальцы, утрамбовывающие табак, обретали грязновато-желтый оттенок и пахли кислым. Но чего не сделаешь, чтобы добавить еще один штришок безупречной стильности к своему образу? И Андрей Андреевич старательно раздувал дорогущее темно-бордовое чудо, как только на пороге кабинета возникал важный клиент или просто симпатичная женщина, ощущая себя при этом, по меньшей мере, режиссером Говорухиным, а по большей – великим Черчиллем.

На сей раз он пребывал в первой роли. Плейбоя и сердцееда из фильма «Асса». Только что по внутреннему позвонила Маргарита Романовна, финансовый директор «Озириса», и попросила разрешения зайти подписать документы.

Маргарита Романовна волновала Андрея Андреевича чрезвычайно! И ее огромные, в цвет лесного омута, глубокие зеленые глаза (чисто ведьма!), и короткий черный ежик, который все время хотелось попробовать на ощупь. А единственная длинная прядка? Жгучий черный локон, тугой и упругий… Это ж надо до такого додуматься – всю голову обрить, а одну кудряшку оставить! Когда Марго, задумываясь, накручивала эту прядку на палец, с Андреем Андреевичем происходило что-то и вовсе непонятное: мышцы напрягались, в висках начинало ритмично стучать, рот пересыхал. Как в юности, когда женщины были еще недосягаемо прельстительны… И когда он хотел каждую из них. И сразу!

Почему-то представлялось, что Марго должна быть очень страстной в постели. Страстной и опытной. Не девочка ведь, многое, наверное, умеет! А ее постоянная смущенная нежность, конечно, не более чем идеально отработанный прием для ловли мужиков. Хотя кто знает… Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся! Распопов воображал, как заваливает ее на свой черный кожаный диван, который по цвету – точь-в-точь – ее волосы, как разрывает на ее груди белую блузку. И пуговицы – их у нее много – раскатываются по паркету белыми жемчужинками. А под блузкой – грудь. Высокая, с крупными темными сосками… И ноги. У нее удивительно длинные ноги, как у модели. А талия? Тонкая, гибкая. Такую очень удобно обнимать. Интересно, как ей удалось сохранить такую фигуру? Она как-то обмолвилась, что у нее двое детей…

То, что она окажется вот здесь, на диване, под ним, вне сомнений. Вопрос времени, и только. Честно говоря, это давно могло бы произойти, она не против, это видно, да за дверью в приемной – Катька. И ведь не выгонишь никуда! Прилипла как банный лист. А, кстати, чем не повод расстаться? Застукает его с финансовым директором, разорется, он ее и выставит. И всем хорошо.

Андрей Андреевич прикрыл глаза и даже пальцами завозил по кожаным подлокотникам, представляя, как будет исследовать стройное Маргошино тело. Вот жену тоже ведь звали Маргарита, но ему и в голову никогда не приходило величать ее Марго. Ритка, и все. А эту иначе и не назовешь. Королева Марго.

– Разрешите, Андрей Андреевич? – приоткрыла дверь Зоя. – Не заняты?

– Для вас – никогда! – расплылся Распопов. – Только вы меня редко балуете, брезгуете генеральным, а?

– Скажете тоже, – Зоя улыбнулась. – Просто мешать не хочу, знаю, сколько у вас работы.

– Сколько бы ни было, ради вас брошу все! – лихо рубанул ладонью мужчина. – И всех!

– Ой ли! – кокетливо стрельнула глазами Зоя. – Шутите! А я ведь и поверить могу, влюблюсь, буду страдать, ночами не спать.

– Давайте вместе, – повел бровями начальник.

– Что вместе? – Женщина сделала вид, что не поняла.

– Ночами не спать!

– Интересное предложение, – задумалась она. – Боюсь, однако, меня ваши поклонницы камнями закидают.

– А мы их того, – подмигнул Распопов, – устраним! Ради вас, моя королева, готов на все. Приказывайте!

Зоя сделала вид, что сильно смутилась. Даже лицо прикрыла ладонями, чтобы шеф не увидел радостно заалевших щек. Осторожно присела на краешек дивана, заложив нога за ногу. Тонкая ткань брюк услужливо стекла по стройным конечностям, очертив безупречные формы.

Распопов влажно скосил глаза.

– А я думал, что вы сегодня будете в моей любимой белой блузке, ну той, которая с жемчужинами… – Он плотоядно облизнул нижнюю губу.

– Вам не нравится мой наряд? – огорчилась Зоя. – Этот джемпер мне не идет? – Она распахнула пиджак и, выпрямив спину, из-за чего грудь красиво подалась вперед, с неудовольствием оглядела собственное тело, туго обтянутое тонкой бирюзой.

– Да что вы, Маргарита Романовна, – соколом взвился Распопов. – Вам все идет! Все! Любая одежда! А уж без одежды, думаю…

– Андрей Андреевич, – Зоя, красиво изогнувшись, дотянулась до стола и положила перед директором стопку бумаг, – прекратите меня смущать! Давайте быстренько документы подпишем. Бухгалтерия ждет.

– Подождет! – Глаза начальника покраснели, дыхание стало громким и частым. – Подождет! – И он грузно перевалился на диван к женщине.

– Андрей Андреевич! – Зоя вскочила. – Ну что вы, право! Не здесь же. И не сейчас.

– Где и когда? – Шеф схватил ее обеими руками за бедро и повел ладони вниз, сильно и жадно ощупывая стройную ногу.

– А давайте, – Зоя ласково разжала его пальцы. – Давайте послезавтра. Я разделаюсь с отчетами, буду свободна как птица.

– Королева! – замычал Распопов. – Я не доживу до послезавтра! Умру от спермотоксикоза!

– Ничего, – игриво засмеялась Зоя. – У нас же все-таки медицинский центр! Откачаем. Давайте подписывайте, а к вам сейчас какой-нибудь начальник явится, и все!

– Веревки из меня вьешь, – хрипло перешел на «ты» Распопов, нехотя отрываясь от манящего тела. – Смотри, залюблю до смерти!

– Только не обманите, Андрей Андреевич, – хихикнула Зоя, подсовывая очередную бумажку. – Ведь даже не смотрите, что подписываете!

– А я никогда не смотрю, – самодовольно осклабился генеральный. – Я человека насквозь вижу. Вот тебя с первой минуты угадал, как только ты порог переступила. И не ошибся. Сама знаешь, кадры – это главное. Вон мы с тобой за полгода как центр подняли! Как «Озирис» раньше назывался? Частная клиника. Больничка. А теперь? Медицинский центр! Звучит? Конкуренты локти кусают. Вся клиентура у нас. И городские, и областные. Мы же с тобой теперь самые информированные. – Он откровенно заржал. – Таким компроматом, как у нас, никто не владеет.

– Господи, Андрей Андреевич, – округлила глаза Зоя, – да какой же у нас компромат? Анализы?

– И история болезни! А в ней, Маргошенька, не только диагноз, но и самое главное: от кого и кому наши правители передали свой переходящий красный вымпел ударника сексуального труда. Так что…

– Андрей Андреевич, – без стука влезла в кабинет секретарша. – Там к вам этот, из мэрии. Требует срочно!

– Ну, что я говорил? – подмигнул Зое Распопов. – Не могут уже и дня без «Озириса» прожить!

Выплывая из кабинета, Зоя нос к носу столкнулась с нервным мужчиной в сером костюме. Голова гостя была низко опущена, видно, чтобы не признали те, кому не следует, но финансовый директор медицинского центра точно знала, что этот человек – второе лицо в городе. Не по должности. А по степени влиятельности. Именно тот, чьего прихода она, Зоя Романовна Рыбакова, очень ждала.

По молчащему телефону подруги, который она набрала тут же, стало ясно: у Риты события развиваются полным ходом. И Зоя просто отправила СМС-ку. В одно слово: «Началось».

* * *

– Начинать всегда труднее всего, – кивнула Маргарита. – Особенно новую жизнь. И не с понедельника, как мой Распопов сто раз начинал, а по-настоящему. Чтобы в этой новой жизни и мы с тобой стали совершенно новыми.

– Как это?

– Так! Во всем. От прически до манер, от отношения к мужчинам до нижнего белья. Мы должны переменить все! Только тогда мы сможем поменяться сами и стать другими.

– Зачем? – тупо спросила Зоя.

– Чтобы жить, – тихо, будто самой себе, сказала Рита.

– Думаешь, у нас получится? – недоверчиво вскинулась Зоя.

– Уверена, – припечатала подруга. – Потому что у нас нет выбора.

И именно из-за этой излишней, выпячиваемой напоказ уверенности стало ясно: Маргарита сама очень хочет поверить в то, что говорит, хотя пока это не очень получается…

– Ну что, Ритуль, тогда давай составлять план действий? – весело, словно и ничего не заметив, предложила Зоя. – Начнем с прически. Можно – с моей. Хотя… – она подергала себя за торчащие вихры, – плохо представляю, что можно с этим сделать. Вот ты – другой вопрос.