Текст книги "Юлиана – мама из будущего"

Глава 18. Новая Эра

Я сделал выбор!

Уже заканчивался октябрь, а маму не выписывали. Надежда договорилась о продолжении реабилитационного периода в московской клинике, так как врачи не советовали перевозить маму в Питер. Она была ещё слаба. Случай у мамы был сложный, но оказывается весьма интересный для профессуры медицинской академии. Смешно сказать, но в этом плане нам повезло. За продление реабилитационного периода с нас даже денег не взяли, а наблюдали маму несколько московских специалистов. Отец продолжал работать в той же фирме уже на месте человека, находящегося на больничном. С жильём ему тоже повезло. Первые две недели он жил в ужасных условиях, снимая комнату в «гадюшнике» Так он называл место своего обитания. Хозяева двухкомнатной квартиры муж и жена – хронические алкоголики, одну комнату сдавали внаем. Обстановка была тяжёлая. Иногда утром страшно было выйти из своей комнаты, можно было буквально вляпаться во что-нибудь. То есть просто наступить на кого-нибудь или что-нибудь. Это всё отец мне рассказал позже. Но через две недели он съехал из этих апартаментов. У его бывшего сослуживца, который, кстати, предлагал отцу остановиться у него, тёща уехала на Украину, чтобы помочь младшей дочери, у которой родился третий ребёнок. Квартира осталась пустой. Москвичи не любят оставлять свои квартиры без присмотра, и отец оказался просто подарком на этот случай. Он оплачивал только коммуналки, электричество и телефон. Правда квартира была на Юго-Западной, но это уже мелочи. Всё, что в черте города – это удача.

В общем, после уже далеко не романтической встречи с Мариной воскресная семейная идиллия меня пугала. Я не собирался рассказывать Ане о том, что произошло, и в то же время не был уверен, что смогу беззаботно изображать любящего молодожёна. Поэтому поездка в Москву к маме была очень кстати. Тем более что я давно собирался, и Аня меня всячески подталкивала к этому. В воскресенье рано утром я был в поезде на Москву с обратным билетом на ночной экспресс.

Маму я просто не узнал. Такой она была худой и бледной. И это прошёл почти месяц после операции. А как она обрадовалась моему приезду! Еле удержали её в лежачем положении. Ей как будто хотелось выпрыгнуть из постели и пойти на кухню мне что-нибудь приготовить.

Мама всё время ахала, как я похудел, и не понятно было, кто кого навещает в больнице. Я успокаивал её как мог. Объяснял, что питаемся хорошо, что просто я устроился ещё и подрабатывать сторожем, но это временно, пока друг в отпуске. Уж больно деньги хорошие. Не мог же я ей про стриптиз рассказать, если даже сторожем ей не понравилось.

В общем, у мамы я провёл часа три. На квартиру к отцу не поехали. До поезда побродили по Москве. Я давно здесь не был. Да, столица меняется не по дням, а по часам – это верно.

Посмотрел рынок звукозаписей. От Питерского мало чем отличается. За пару часов до поезда пошли поужинать в ресторанчике у Ленинградского вокзала. Тут отец рассказал мне о своих мытарствах в «гадюшнике» С чувством юмора у него всё в порядке, поэтому я просто падал от смеха, когда он изображал своих благодетелей, то есть хозяев квартиры.

Перед расставанием он меня обнял и попросил не торопиться с женитьбой, дождаться их с мамой возвращения. Я чистосердечно признался, что жениться пока не собираюсь. Мне показалось, что это признание тоже отца не порадовало. В общем, не поймёшь, что они хотят. Мой поезд на Питер отходил около полуночи, и я проводил отца до метро, пока оно ещё работало. Через полчаса я занял своё место в вагоне. Вагон был полупустой, чему я был страшно рад. Терпеть не могу душещипательных бесед с попутчиками, тем более в ночном поезде. В купе нас было двое. Мой сосед по купе пожилой мужчина, пожелав мне спокойной ночи, быстро захрапел. Что касается меня – я долго не мог уснуть. Мысли роем крутились в молей голове и события последних дней вставали у меня перед глазами.

Если представить мою жизнь, как огромную спокойно текущую реку, то за последнее время, она разделилась на два русла. Одно продолжает прежнее направление, а другое течёт слегка под уклон, и течение в нём стало если не стремительным, то более быстрым.

С началом работы в клубе, моя жизнь изменилась. У меня появилось больше денег, поклонницы, я даже приобрёл кое-какую известность. Плюс в моей жизни появилась красивая женщина, которая меня хочет и которую, если честно, хочу я. Я вспомнил гримёрку. Маринино тело, стоны, запах её волос и наше отражение в зеркалах. И мне ужасно захотелось, чтобы она сейчас была здесь в купе со мной. Я представил себе, как я её медленно раздеваю, и чуть не застонал в голос от пробуждающегося желания. Нет. Это просто наваждение какое-то. А хотел бы я жениться на Марине? Ну, уж нет, «No way» как говорят американцы. Ни в коем случае!

А чем плоха вторая часть моей жизни? Мне хорошо с Анютой. Спокойно, у нас много общего и в сексе мы не плохие партнёры Если Марина делает со мной всё что хочет, то я, то же самое, делаю с Анютой. И в том и в другом есть своя прелесть. Если бы я и хотел жениться, то уж конечно на Анюте. Но дело в том, что жениться я пока не собираюсь. Мне только-только перевалило за двадцать. Ане ещё нет и двадцати. Рановато обзаводиться семьёй. Я ещё не определился в жизни. Анюта тоже учится. А когда вернуться родители нам и жить будет негде. Жить вчетвером в нашей квартире – это, конечно не подарок. Так, что скоро нашей семейной идиллии придёт конец. С другой стороны я получу относительную свободу. Мне будет проще встречаться с Мариной.

Нет, в гримёрке – это был первый и последний раз! С меня хватит. Я не собираюсь делать публичной свою частную жизнь, и трахаться под охраной Лёвы. Но у Марины есть своя квартира. Боже мой, о чём я думаю! Заблудился в трёх соснах. Вернее в двух женщинах и ищу способ удержать обеих.

«Ай да Пушкин, ай да сукин сын» Правда, интонация должна быть не восторженная, а с укоризной и фамилия «Колосов», а не «Пушкин» Я всё-таки заснул, и снились мне и Аня, и Марина, только почему-то наоборот. Аня приходила в мою гримёрку, а с Мариной мы устроили оргию в моей квартире. Потом приехали родители, и я объявил, что женюсь. Мама дёргала меня за рукав, чтобы я одумался. На самом деле это проводница пыталась меня разбудить. Мы подъезжали к Питеру. Я облегчённо вздохнул, сообразив, что на Марине жениться не придётся.

В общем, умывшись, я решил придерживаться светлой стороны жизни и, отказавшись от журавля в небе довольствоваться синицей в руке. Тем более что синичка моя – просто замечательная. Она наверняка приготовила мне завтрак, а вечером снова увидимся дома. Я уже соскучился. На работу я успеваю. Разумеется, «основную» свою работу я бросать не собирался, хотя в клубе мог бы получать в разы больше.

Деньги, конечно не зло, но и не единственная цель в жизни. И не мог я так огорчить своих родителей. Особенно сейчас, когда мама в таком состоянии. Надо определиться с приоритетами. Семья, верность, надёжные тылы – это дорогого стоит.

В этот день на работе я был просто в ударе. Продал очень много «недвижимости» (так мы называем залежавшийся товар) и новинок тоже изрядное количество. Бежал домой сломя голову, чтобы подольше побыть с Анютой и был страшно рад, что мне не надо в этот день идти в клуб. Во вторник я не увидел Марину в зале и опять обрадовался, но в четверг она уже была. Несколько раз давала мне знаки, чтобы я подошёл к её столику, но я делал вид, что не замечаю. После окончания Шоу, она ждала меня на выходе.

– Почему ты ко мне не подошёл? Тебе что-то не понравилось?

– Марина, если ты помнишь, я на работе. И мне хорошо платят за эту работу.

– А сейчас ещё лучше, не правда ли?

Она помолчала.

– Ты хочешь ещё таких заработков, как в прошлое воскресенье?

Теперь молчал я. Я думал, как ответить, чтобы не обидеть её.

– Знаешь, у меня не получается расплачиваться за эту твою помощь.

– Очень даже получается, – нервно рассмеялась Марина.

– Нет, я так не могу.

– Только не говори, что ты меня не хочешь. После того, что произошло – не поверю.

– Разве всё в этой жизни определяется тем, что хочешь или не хочешь? Я хочу больше, чем могу получить. Ты, вероятно тоже. Но это невозможно.

– Я слышала, ты знаешь английский, так вот даже консервативные англичане говорят «Whatever your desire, if you want it enough, you can make it happen».

– Если чего-то очень хочешь – всегда можешь этого добиться. А что если я хочу двух женщин сразу, – решил я разрядить обстановку.

– Я, лично, не возражаю. Твоей серой мышке – со мной не тягаться. Когда-нибудь ты это поймешь тоже.

Такого поворота событий я не ожидал. Поэтому молчал довольно долго. Нет, не то чтобы я не знал, что ответить, я просто понимал, что нельзя эту женщину злить. В ней чувствовалась какая-то скрытая угроза моей спокойной доселе жизни.

– Видишь ли, Марина. Я тебе говорил, что раздваиваться не умею. Я чертовски дерьмово себя чувствовал, после нашей последней встречи, хотя всё было отлично (вовремя успел я вставить) А потерять Анюту я не хочу. Она мне дорога. Может быть, тебя это удивляет, но поверь, это так.

– Меня это не удивляет, а заводит. Запретный плод всегда слаще. Ты и сам это уже понял.

Дальше я не стал спорить, чтобы не поссориться окончательно. Пусть последнее слово останется за ней.

– Слушай, поехали по домам. Я уже замёрз. Да и ты тоже не для прогулки одета.

– Да, конечно, поезжай. Я жду Матвея. Он меня отвезёт.

Если это был ход, то он оказался верным. Мне было неприятно упоминание о Матвее. Но в такси я себя успокоил. Нельзя быть собакой на сене. Если я уезжаю к Ане, почему она не может быть с другим мужчиной. Всё логично. Опять пришло сообщение на мобильник, и я даже знал от кого:

 
«Ты любишь, ты притворствовать умеешь, –
Когда, в толпе, украдкой от людей,
Моя нога касается твоей –
Ты мне ответ даёшь и не краснеешь!»
 

Я рассмеялся. Ну, чертовка. Всегда в тему и теперь я точно знаю, что шпарит на память. Надо будет узнать автора. Не сама же она это сочиняет. Но, всё равно я вздохнул с облегчением, самый трудный разговор состоялся. И я всё попытался объяснить, не обидев даму. «Ай да, Пушкин, ай да сукин сын!» Теперь уже с авторской интонацией. Я был ужасно доволен сам собой.

Глава 19. Новейшая Эра

Краков – древняя столица Польши

Войдя в какую-то странную квартиру, полную закуточков и коридорчиков, устраиваем Илонку на диване, и, нажимая известные мне точки, я привожу её в чувство. Дочка обнимает отца, потом гладит его руки. Сквозь слёзы она ему что-то рассказывает, всхлипывая при этом. Я отхожу в сторону, не мешаю разговору. Я всё равно ничего не понимаю. Наконец профессор вспоминает обо мне. Он представляет меня, как свою американскую спасительницу и переводит на английский рассказ дочери.

Как раз вчера вечером она получила сообщение из лечебницы, что её отец, профессор Вольский пропал без вести десять дней назад. Найти его живым надежды нет, и поиски прекращены. Пан Вацлав, теребя мягкие светлые волосы дочери, успокаивает её и продолжает с ней общаться уже на английском. Я так понимаю, чтобы гостью не обижать. Илонка оказывается говорит на английском, как на родном. Её с детства обучали английскому и для практики иногда дома они с отцом общались на английском. Особенно когда были секреты от мамы. Она тоже филолог, как и пан Вацлав.

– Не плачь, маленькая, всё хорошо. Нашлись добрые люди! Они не только принесли меня к себе, когда я замерзал под забором этой хвалёной лечебницы, но и очень неплохо подлечили. Давно я не чувствовал себя так хорошо!

Илонка уже улыбается. Благодарит меня за отца, естественно уже на английском.

– Доченька, может предложишь чаю нам с Ани? А то мы в дороге с самого раннего утра.

Спохватившись, Илонка проводит нас на кухню, по дороге показывая ванную. Поставив чайник на плитку, пожаловалась:

– Это у нас теперь самое тёплое место в квартире. Окна мы с Басей вчера заткнули и завесили. Газ неделю назад пришли и запломбировали. Слишком большой долг.

– Доченька, как же так, а мою зарплату тебе отдали?

– Не отдали ни твою ни мою. Правда, ещё на завтра есть надежда, что получим, хоть что-то перед праздниками. А если нет – у нас будет Рождество с пустым холодильником и с сосулькой на носу. Но самое главное, что мой папочка жив и неплохо себя чувствует!

Миссис Ани, или мне называть вас, может быть, как-то по-другому?

– Эни, если уж мы перешли на английский, а впрочем, мне всё равно: Ана, Ани, Эни, – друзья зовут меня по-разному. – Тогда, может быть, я буду называть вас Анна – это чисто польское имя. Расскажите, как вы его нашли?

Мы пьём чай с каким-то каменным печеньем, и я подробно рассказываю Илонке, как было дело. Профессор вставляет свои весёлые замечания, а когда дело дошло до нашего похода за одеждой хохочет, как будто это какой-то анекдот.

– Вы, молодцы, конечно. Но почему вы не пошли в дирекцию и не попросили одежду?

Я думаю, что они бы отдали.

Теперь рассказываю свою версию о реалити-шоу. Мы не могли обратиться в официальное учреждение. Я ведь фактически нарушитель визового режима. Как я объясню своё нахождение на территории Польши без заграничного паспорта? Мы же не планировали приземления на этой территории. Это вынужденное приземление, связанное с неисправностью нашей «тарелки» ставит нас в весьма затруднительное положение. Если я обращусь к вашим официальным властям, конфликт неизбежен, а мне и моему коллеги грозит потеря работы, да ещё и всяческие проверки на лояльность. Чтобы остаться в игре, я должна расставить вешки. Добраться до этих точек можно и своим ходом. Теперь мне понадобится ваша помощь!

– Дорогая Анна! Чем же я смогу вам помочь?

– Дорогая Илонка! Для начала мне необходим переводчик. Я ведь не говорю по-польски. Разумеется, я всё оплачу. Если вы не хотите, мне поможет ваш отец, но лучше вы.

– Что вы! Я помогу. Я перед Вами в долгу за отца. Но лучше всё сделать побыстрее, пока я свободна В Рождественские каникулы будет сложнее. Завтра мне нужно в университет за зарплатой. Я специально поменялась в газетном киоске, чтобы попасть туда, а потом я в вашем распоряжении.

Тут раздаётся звонок и Илонка идёт открывать, приложив палец к губам.

Влетает совершенно очаровательный ребёнок, девочка лет 10-ти шустрая, румяная, с длинными волосами цвета льна.

Девчушка повисает на шее у деда и что-то лопочет без перерыва. Я слышу только часто повторяющиеся звуки «пш» «пш» «пш». Какой журчащий этот польский язык!

Потом девочка замечает меня и отпускает шею деда. Нас знакомят и мне говорят, что Бася, так зовут девочку, в школе тоже изучает английский и русский. Бася здоровается со мной, слегка приседая, почти книксен. Я обрадовано говорю, что у нас оказывается много общего. Я тоже в школе учила русский и французский. И спрашиваю Басю по-английски, на каком языке она предпочитает общаться. Бася отвечает, что предпочитает французский, но, к сожалению, его не знает и с укором смотрит на Илонку. Мы смеёмся, а Илонка объясняет, что в школе иностранный язык – это предмет по выбору и на английском настояли они с дедом. Сама Бася очень хотела французский.

Потом Басенька устроилась на маленькой скамеечке около деда, и они таинственно шептались, поглядывая на меня. Я увожу Илонку в кухню – мне надо с ней обсудить план действий на завтра. Услышав от меня, что вешки надо поставить в Париже и Баден-Бадене, Илонка, поразмыслив, сказала, что это возможно. Месяц она будет почти свободна – у студентов сначала сессия, а потом каникулы. Заграничный паспорт у неё имеется, виза в нём ещё действительна, так как этим летом она ездила со студентами в международный лагерь.

Когда же я сказала, что паспорт у меня американский с визой во Францию, где мы и планировали приземлиться – Илонка только покачала головой. Она даже не представляет, как можно решить этот вопрос. Когда она работает в своём газетном киоске, то иногда, чтобы убить время читает разные объявления. Есть такие, что обещают решение любых проблем. Но потребуются очень большие деньги. Сейчас в Польше кризис, на смену старой системе приходит новая. Поэтому за деньги если не все вопросы можно решить, то многие. Показываю ей, выбранную мной, небольшую картину Дега – сцену с двумя балеринами, завязывающими пуанты. Рассказываю, что каждому из участников шоу было разрешено взять с собой что-нибудь небольшое, но то, что им дорого. Я взяла эту семейную реликвию. Засомневавшись, что это подлинник, Илонка решает, что в любом случае завра утром как можно раньше мы едем в университет, а все музеи тоже там.

Моя новая подруга, оправившись от стресса, начинает действовать. Она моет в большой миске много-много разнокалиберных, грязноватых плодов, приговаривая:

– Сейчас сделаем коронное американское блюдо – картофель-фри.

Потом берёт маленький ножик и ловко начинает срезать с них кожицу.

Я, посмотрев, как она это делает, прошу ножик, чтобы попробовать. Когда Илонка дочищала последнюю картофелину, я тоже смогла бросить в миску с водой первый свой самостоятельно почищенный клубень. Ну, что же, мне даже понравилось! Технику нарезки я освоила быстрее. Я успела порезать три картофелины, пока Илонка покрошила всю миску. В это время на плитке уже стояла сковородка, в которой грелось жидкое масло. Смело забросив в бурно зашипевшее масло сразу всю миску порезанной картошки, Илонка схватила длинный широкий нож и сразу начала её переворачивать. Красивая работа приводит к отличному результату. После обжарки на большом жару, зарумянившаяся картошка была накрыта миской и ещё пошипела на выключенной плитке.

В это время Илонка достала из холодильника баночку, в которой плавали длинные зелёные плоды с пупырышками, похожие на маленьких крокодильчиков, и ещё, завёрнутую в прозрачную пленку, какую-то симпатичную рыбку. Эти крокодильчики оказались солёными огурчиками. Теперь я доставала их вилкой и сразу резала каждый вдоль на 4 части. Илонка выполняла более сложную работу – она потрошила и чистила «селёдочку». Здесь же на кухне мы сели вокруг стола и ели всю эту вкусноту. На десерт мы пили чай с вареньем из «райских» яблочек. В последний раз мы так вкусно ели с Сандро, когда в Париже у Анри заказали мидий. Как он там один-одинёшенек мой большой мальчик?

Потом Илонка надела оранжевые резиновые перчатки и стала мыть посуду. Я тоже хотела попробовать, но моя новая подруга сказала, что если всё будет нормально, то завтра откроют газ и будет тёплая вода. Вот тогда я и смогу потренироваться. Похвалив Илонку за такую вкусную еду, я узнала от Вацлава, что она это в бабушку такая талантливая повариха. А вот мать её почти не готовила. Она вообще редко бывала дома. Всё больше на гастролях. Она была певицей и настоящей красавицей. Вот Басенька очень похожа на неё лицом.

Тут вступила и Басенька и на довольно сносном русском объяснила мне, что, к сожалению, музыкальных способностей от бабушки ей не досталось, только внешность. Завтра у нее последний день занятий перед Рождественскими каникулами.

Пора было ложиться спать. Вымывшись под холодным душем (температура его была и для меня низковата), я довольно долго проворочалась на новом месте, прежде чем заснула. Во сне я видела Париж, нас с Сандро в нашем подземном укрытии и зимний лес, на холме у клиники, где мы нашли профессора. А когда я собирала хворост в заснеженном лесу, я услышала голос Илонки:

– Анна, Анна! Вставай! Нам пора.

Быстренько умывшись холодной водой, выхожу на кухню. Ого! Все уже одеты для выхода и Вацлав разливает по тарелкам кашу. Выдавая мне порцию, профессор улыбнулся:

– Овсянка, мисс, – ваш любимый завтрак.

Горячая каша показалась и вправду очень к месту. А большая чашка настоящего кофе окончательно привела меня в рабочее состояние.

Выходим мы с Илонкой ещё затемно. Идём через арки, пересекая дворики. Наша цель – широкая улица, по которой проложены рельсы и сверху натянуты провода. Стоим на остановке и «ждём нашего трамвая».

– Мы доедем почти туда, куда нам надо, – добавила Илонка.

Подходит освещённый изнутри громыхающий вагончик. Влезаем по ступенькам вместе с другими и едем стоя, держась за верхний поручень. Все маленькие кресла уже заняты.

Да! Это вам не мягкая капсула. Так стоя и едем добрых полчаса, причём число желающих ехать всё больше и нас изрядно давят с обеих сторон. Тут уже дневника не попишешь. Видимо, недоумение или неудовольствие написано у меня на лице и Илонка тихонько меня успокаивает:

– Уже недолго. Там, где нам выходить – выйдут все. Это конечная.

Так и случилось. «Rynek Glowny», – торжественно объявляет водитель, и все пассажиры высыпают наружу. Пока мы ехали – рассвело и огромная площадь с высоченной башней готического собора, открывшаяся перед нами выглядит очень даже торжественно и живописно.

– Мы сюда ещё вернёмся, а сейчас нам надо срочно в университет, чтобы записаться на получение денег.

Илонка увлекает меня в одну из улиц (как я успела прочесть – улицу святой Анны). Пройдя совсем немного, видим старинный комплекс зданий из красного кирпича.

– Университет у нас знаменитый, один из самых старых в Европе. Здесь учился Николай Коперник, про которого ты наверняка слышала (я даже изучала в школе!).

Оставив меня в холле на диванчике, Илонка исчезает. Оглядевшись вокруг, замечаю, что стены украшены резными деревянными панелями, изображающими древние астрономические карты. Около красивой мраморной лестницы – скульптура рыцаря в металлических доспехах. По богатству интерьера никак не скажешь, что это учебное заведение не может выплатить вовремя зарплату своим сотрудникам. Но вот по лестнице сбегает Илонка, и мы выходим наружу, с трудом открывая тяжёлую, изукрашенную металлическими шишечками и разными другими фигурками двойную дверь.

– Ну, вот, теперь до 11 часов утра я свободна.

Пытаемся сдать мою цепочку с шеи в ювелирную мастерскую. Мастер хвалит работу, но, к сожалению, у него сейчас нет столько наличных денег.

– Наличных сейчас нет почти ни у кого, – объясняет Илонка, когда мы выходим на улицу.

– Но я знаю место, где деньги всегда есть. Я там уже была неоднократно.

Нырнув в арку, идём через дворы и вот мы у цели – красивое старинное здание с вывеской «Ломбард». В ломбарде, сдав цепочку, мы получаем целую пачку «злотых» и квитанцию, по которой её можно выкупить в течение месяца.

– Конечно, это мало за такую толстую и длинную цепочку. Но мы её заберём, если найдём покупателя на картину. А теперь идём на площадь.

Вымощенная камнем площадь, выглядит просто огромной. Илонка ведёт меня мимо красиво разукрашенных хвойными ветками и разноцветными лампочками витрин, и мы заходим в кафе и устраиваемся за столиком у окна во всю стену. За окном на площади выставлены «Шопки».

– Это макеты по рождественским сюжетам. Такая выставка – продажа устраивается с давних времён, и тебе будет на что посмотреть, пока я схожу в университет.

Выпиваем по чашке пенообразного, ароматного кофе со сливками и Илонка исчезает, а я остаюсь её ждать, разглядывая «шопки» и тех, кто ими интересуется. У нас в Новейшей Эре из общих праздников остался только Новый год и День торжества Разума. Последний похож на дни независимости, которые праздновали многие страны в Новой Эре. В этот день мы отдаём дань памяти тех людей, которые после всемирной катастрофы смогли найти в себе силы, собрать выживших и попытаться начать строить новую жизнь. Имена членов первого организационного комитета каждый школьник знает на память, как в новой эре все знали имена Рузвельта, Линкольна, Сталина, Черчилля или Генерала де Голля. В этот день по всем вещательным каналам идут фильмы исторические и документальные. Художественные и компьютерные, то, что раньше называлось мультипликацией. Все они посвящены истории Новейшей Эры и её начинателям. В этот день вручаются премии за особые достижения в науке, литературе и искусстве. Думаю, что именно в этот день происходит переход в элиту, людей сумевших отличиться. В соты рассылаются праздничные обеды.

Празднование Нового Года очень похоже на празднование Рождества, к которому сейчас готовятся в Польше. У нас тоже принято украшать маленькие новогодние деревца. Это не обязательно ёлка и, конечно, они искусственные. То, что я вижу здесь – настоящие привезённые из леса срубленные ели, заставляет моё сердце сжиматься от жалости. С каким трудом нам приходится всё это восстанавливать на Земле. Неизвестно ещё, какое из будущих поколений сможет увидеть такую ель живой. А здесь сейчас эти деревья срубают, чтобы они несколько дней радовали толпу, а потом дерево выбрасывают за ненадобностью. И даже во многих домах внутри происходит тоже самое с живыми ёлками и соснами. Уму непостижимо! Разве их технологии не позволяют создать искусственные деревья и увешать их чем угодно. Думаю, позволяют, если в Кракове уже обсуждались стволовые клетки. Отчего же такая расточительность с лесным богатством?

У нас к новому году «Новогоднее деревце» получает каждый желающий бесплатно, как приложение к новогоднему ужину, доставляемому в соту обычным путём. Деревце поступает к тебе в коробочке и собирается перед самым ужином. У меня такое деревце хранится уже несколько лет, и на все предложения по доставке нового я отвечаю отказом. Украшаю я своё деревце украшениями из моего кожаного сундучка. Сейчас их заметно поубавилось, в связи с моими поездками.

А Рождество желающие продолжают справлять. Во-первых, в своих клубах по интересам (в Новой эре это называлось концессиями и имело отношение непосредственно к религии). Во-вторых, существуют просто развлекательные праздничные клубы.

Рождественских клубов, например, я знаю штук пять. Там весь антураж как сейчас перед моими глазами – елочки, разноцветные лампочки, игрушки и сладости, завёрнутые в блестящую и шуршащую бумагу. В некоторых можно увидеть и все атрибуты библейской легенды: макеты грота, ясель, фигурки осликов, козлят, курочек.

Если нажать жёлтую кнопку оплаты, всё это сразу приходит в движение, и библейский сюжет оживает у вас на глазах.

А что же там подают на рождественский ужин? Ага, вспомнила: мясо гуся с печёными яблоками, мороженое и игристое белое вино. Не совсем правы. В сочельник, предрождественский вечер ещё был пост, и мясо не ели. В этот клуб можно хоть каждый вечер ходить. В 12 ночи освещение гасят, зажигают бенгальские огни, чокаются пенящимся Шампанским и поздравляют друг друга с Рождеством. Каждый день это надоест, наверное, но иногда хочется окунуться в атмосферу этого праздника. Дни рождения у нас тоже не очень принято справлять, хотя каждый знает, когда он родился. Это зафиксировано в системе, отсчитывающей возраст. По своему отпечатку пальца можно получить всю необходимую информацию и сообщить её, например, при устройстве на работу. Никаких документов на бумажных носителях у нас нет.

Для именинников есть специальные кафе. По-моему они носят название знаков зодиака. Точно не знаю, поскольку я не справляла своего дня рождения ни разу после Бэйбилона. А там у нас был в обеденном зале отдельный стол для именинников. Он всегда был украшен по-особому, и меню там было праздничным. Наверняка это идея Софьи. Я вздохнула. Увижу ли я её снова? Надеюсь, Сандро передаст ей мой подарок. Кстати день её рождения знал весь Бэйбилон, но никто не знал точно, сколько лет ей исполнялось.

Всё это мне вспомнилось, когда я смотрела через огромное окно, доедая рогалик с маком и допивая третью чашку «капуччино». От передозировки сладкого мне уже начала вспоминаться вчерашняя селёдочка, когда влетела раскрасневшаяся и довольная жизнью Илонка.

– Деньги я получила и свои и папины. Уже зашла в банк и оплатила все долги за газ.

Позвонила отцу, чтобы он вызвал мастеров на подключение. Ещё я поговорила по телефону с Марией – она преподаёт в Академии изящных искусств. Если кто-нибудь нам сможет помочь с картиной – то это она. С Марией мы встречаемся через два часа в районе Казимеж. А пока – можем погулять по центру. Здесь много интересного!

Сначала мы зашли внутрь Мариацкого костёла. Я уже слышала «хейнал» – сигнал трубача, который звучит каждый час и прерывается как бы на полуслове. Илонка разъясняет:

– Это традиции уже семь веков. Сигнальщик вовремя заметил неприятеля и успел предупредить горожан, но стрела попала ему в горло, и звук прервался. Теперь этот прерванный сигнал звучит ежечасно с самой высокой башни Мариацкого костёла.

Когда мы вошли внутрь, Илонка обратила моё внимание на необыкновенной красоты алтарь с вырезанными и искусно раскрашенными фигурами святых совершенно грандиозных размеров.

– Это уникальный деревянный алтарь из липы. В ходе последней войны он был похищен и вывезен в Германию. Совсем недавно, заново отреставрировав, его вернули на место!

Осенив себя крестом и поцеловав образ, Илонка направляется к выходу. И вот мы снова на площади:

– Название этой центральной площади чисто торговое. Но это древнее её предназначение.

Сейчас здесь или музеи или здания официальной власти.

Полюбовавшись старинными зданиями Ратуши и Сукеннице – древней мануфактуры тканей, отправляемся гулять на Платны. По дороге Илонка объясняет:

– Платный – это бульварное кольцо. В древности на их месте были высокие городские стены, сложенные из камня. Потом их снесли. Мы с тобой увидим только кусочек стены и красивую башню. Заодно я покажу тебе газетный киоск, где я работаю через два дня на третий.

Всё выглядело очень живописно и симпатично, даже трамвай при свете дня мне понравился гораздо больше. Полюбовавшись на художественную выставку на кусочке древней стены, садимся на трамвай и едем в Казимеж. По дороге Илонка рассказала:

– Этот район до сих пор считается еврейским районом, хотя, наверное, процент евреев сейчас везде одинаковый. Здесь несколько синагог и старое еврейское кладбище. В 1333 году польским королём стал отпрыск чешской династии Казимир. Он влюбился в красавицу еврейку, и, благодаря её влиянию, после 1340 года в Польшу стали переселяться гонимые евреи со всей Европы.

– Илонка, неужели это всё так серьёзно до сих пор?

– Нет, конечно. После второй мировой войны все живут вместе. Даже есть смешанные браки. Например, мой папа – наполовину еврей. Но я воспитана в католической вере. Так они с мамой решили.

Бросаем якорь в маленьком ресторанчике – здесь мы будем ждать Марию. Решаем, что пора поесть по-серьёзному. Судя по запахам, доносящимся с кухни, это стоит сделать именно здесь. Пока мы ждали подругу Илонки – успели отлично пообедать. На первое нам принесли красный борщ с «ушками» – маленькими кусочками варёного теста с грибной начинкой. На второе Илонка посоветовала попробовать фляки – одно из самых любимых блюд польской кухни. Илонка объяснила: