Текст книги "Стихи. Том 2. 2003—2000"

Блики чувств

 
Отраженные блики случайны порой,
в них какая-то есть отрешенность,
будто снова идем мы тенистой тропой,
эти блики любви завершенность.
 
 
Весь ты весь на виду, словно солнце, луна,
но когда мы вдвоем ты невидим.
Отраженные блики как сердца вина,
друг на друга напрасные виды.
 
 
Ты тепло мне даешь отраженной волной,
где-то сам ты остался невольно.
Эти блики из глаз засветились виной.
Дорогой, ты такой подневольный!
 
 
И чем выше твой статус, весьма деловой,
тем скромней отраженные блики,
но еще я нужна, ты творец силовой,
а, быть может, ты просто двуликий.
 
 
Что-то теплится вновь, луч упал на висок,
серебрятся прекрасные нити.
Отраженные годы уходят в песок.
Солнца блики блестят словно лики.
 

2002

С ним…

 
Свободна от ревности, низменных чувств.
Салют всем проблемам, я вас позабыла!
Слетает на лоб друга ласковый чуб.
Совсем мы свободны от общего быта.
Сомненья, волненья – не по годам.
Счастливые дни – не тревожат нисколько.
Советы ему никакие не дам.
Со мной он идет, и нам просто привольно.
 
 
Сквозь лес мы идем, мимо елей, берез.
Скользят мимо нас оживленные листья.
Сосна разбросала иголки в разрез.
Сегодня по листьям росе не пролиться.
Сотрудник он мой, просто так хорошо.
Согласна я видеть его непременно.
Система общенья в лесу, где свежо.
Собрат мой пригожий, такой неприметный.
 
 
Сок дыни испить с непроторенных уст.
Сонливость любви где-то за горизонтом.
Сосна загляделась и веточки хруст.
Смысл в нашем общенье? Нейтральная зона.
Созвездье двойное пройдет и уйдет.
Сойдет все на нет, и любовь, и свобода.
Свиданья продлятся, но счастье пройдет.
Свободны мы оба, забыта работа.
 

2002

Запруды

 
Земляные запруды в долине реки
укрывают воды драгоценные капли.
В интернете запруды меня обрекли
быть скромнее в строках и спокойнее цапли.
 
 
Но бывает – замру, но бывает – замкнут
на странице одной, дальше нет мне и шага.
В древних странах всегда правил пряник и кнут,
человек он всегда до аншлага так жаден.
 
 
Что творю я сейчас? Пирамиды из слов,
но другим удалось до Величия добраться,
и Мемфис новый сайт для умнейших голов,
а поэты всегда в чем-то сестры и братья.
 
 
А запруда моя далека от реки,
она быстро встает, высыхает бесследно.
Явно люди всесильны. Для сильных – легки
и большие стихи, и небес эполеты.
 
 
Наконец удалось сделать дамбу свою,
я ее возвожу каждый миг свой на свете,
рядом с нею стою, защищая в бою,
от нападок и просто плохих лихолетий.
 

23 мая 2002

Туман встречи

 
Прохлада августа легла оцепененьем,
исчезла дикая и знойная пора.
Настало время вдохновенного везенья,
Возникла над водою новая строфа.
 
 
Туман поплыл с прохладой августа нежданно,
спокойная пришла к нам дивная пора.
И для уныния, милый, нет малейших данных,
теперь иду, лечу к тебе во всей красе.
 
 
Ах, извини меня, немного задержалась,
ты звал меня давно, тогда плыла жара.
Меня кололо сильно солнечное жало,
А вот теперь иду, настала вдруг пора.
 
 
Идет и дождь, и ливень. Противятся все встречи.
Ты улыбнулся, милый, изменил настрой?
С тобой мы проведем весьма хороший вечер,
и чувств давно забытых будет дикий рой.
 
 
Пока же волосы мои немного влажны,
над головой от фена стелется туман.
Красивой быть с тобой мне бесконечно важно.
Плыл удивительный в строках любви – роман.
 

5 августа 2002

Автомобильная серенада

 
Радуга зари на облаках
продвигает прочь смятение ночи,
разбивает сон видений в прах,
унося то ль музыку, то ль порчу.
 
 
Как – то ныне скорбно на душе,
кто – то выл сигналами, сиреной.
Мстители. Машинное клише.
Двор для звуков – дивная арена.
 
 
Утро раздвигает облака,
занавес театра и подмостков,
где сигналы в виде сквозняка,
завывая, ставили на мостик.
 
 
Но метания ночи – позади.
Усмирили шумную машину.
Сон под звуки нервно уходил,
заставляя вздрагивать и шею.
 
 
Уши. Вата. Снова этот вой.
Или переливы стройных звуков.
Кто – то бесконечно умный, свой,
заложил в сигналы звуки – буквы.
 

22 августа 2002

Вернись, МОНА!

 
Менять все достижения в мире, выси
на бездорожье жутких прошлых дней,
мы можем мысленно, случайно, быстро.
Через мгновенье мозгу все видней,
 
 
что не хотим, и мы давно не можем
вернуться в прежний, злободневный низ.
На нас повисло слово, имя: «МОНА!»
И зов: «Куда же ты? Вернись! Вернись!»
 
 
Ты там была, судьба тебе знакома,
тебе в разлуке будет тяжело,
и для тебя, то царство незнакомо.
Ты выше их, поверь, ведь все прошло.
 
 
Пусть там, вдали есть неба горизонты,
но не твои они, не для тебя.
Расчерчены миры земли на зоны.
«Вернись, вернись!» – зовут тебя любя!
 
 
Вот так. На место. Дом. Судьба другая
давно идет. Даль, знаешь, не с тобой.
Иди вперед, ты умная такая,
а от метаний мелких просто сбой.
 

26 августа 2002

Сапфировая медь

 
Сапфировый блеск удивленного взгляда
спокойно бежал по знакомой тропе,
по милой улыбке в джинсовом наряде,
по стройному телу как будто стан пел.
 
 
Два отблеска счастья столкнулись незримо
на гранях ступенек, где небыль и быль.
Вопрос пролетел: «Ты из Вены иль Рима?»
«Что с ног не исчезла болотная пыль?»
 
 
Их радость общения в витавших флюидах,
и мраморный холод растраченных дней.
«Как пела сегодня на сцене Аида?»
«Я в первом, в партере». «С балкона видней».
 
 
Ресницы слегка встрепенулись надменно,
сапфировый взгляд вдруг померк и поплыл.
И встреча сапфира с надломленной медью,
всего лишь из прошлого временный пыл.
 
 
Бывают мгновенья, когда безвозвратно
уходит из прошлого ваш человек.
Сапфировый взгляд не вернуть вам обратно.
Закончен, закончен ваш раунд. Все. Свет!
 

28 августа 2002

«Лучший фильм любых времен…»

 
Лучший фильм любых времен
не для нервных, слабых жен.
Гобелен лежит уютно,
жутким розам часто трудно.
 
 
Но тому, кому пишу,
я об этом не скажу,
а иначе будет плохо,
над стихами будет охать.
 
 
То да се, да то вот так,
осуждать любой мастак.
Марево, тепло и сухо,
я пишу, я не старуха.
 
 
Очень вредно для себя
на работе быть красивой,
без романов жить нельзя,
надо в меру быть счастливой.
 
 
Ах, какой роман пропал,
только стих он выжимал.
Напишу теперь другому,
не тому, а мухомору.
 

2 сентября 2002

«Тоска заболоченной гари…»

 
Тоска заболоченной гари
плывет над моей головой.
Как выдержат это все твари,
не их ли послышался вой?
 
 
Дышу я в закрытом пространстве,
где форточки нет ни одной.
Я выйду из грусти и транса,
что встали меж жизнью и мной.
 
 
Мы где это так наследили,
что грустно от гари земле?
Горит в тех болотах без пыли,
в кромешной замученной мгле.
 
 
Я выскажусь рано иль поздно,
я прозу в стихах погашу,
а это все засухи козни.
Любовь, я тебя подожду!
 
 
Дышу я в закрытом пространстве,
пойду подышать я в леса.
Пусть едет замученный транспорт,
пройду по тропинке. Краса.
 

3 сентября 2002

«Ночь бесцветна, нет цветов…»

 
Ночь бесцветна, нет цветов,
есть темней, светлее.
Тени вьются от цветов,
месяц чуть светлеет.
 
 
Стук, да стук, да шорох шин,
стук дверей в подъезде.
Сколько не было вершин,
жизнь как на разъезде.
 
 
Ночью слышно далеко:
всхлипы, вскрики, поезд.
Всем живется нелегко.
Ночью спит лишь совесть.
 
 
Ночь бесцветна, нет цветов,
есть темней, светлее.
Тени вьются от цветов,
месяц чуть светлеет.
 

4 сентября 2002

Осенняя небылица

 
Слегка колышутся каштаны ветерком,
каштаны – страусы, букет на длинной ножке.
Они прикованы к земле перед броском,
но не бегут, они не страус у повозки.
 
 
Вокруг каштанов бродят голуби: топ, топ.
А дальше что? Вдали, сосна вонзилась в небо.
Раз в десять выше ствол и крона в небе. Стоп.
Опять букет? Сосна букет? Молчит. Все, небыль.
 
 
Вороны каркают и там букет берез.
Собаки лают, им букет из нежной пихты.
А я сижу среди осенних, желтых роз,
где ветки – страусы секреты эти пишут.
 

2002

Осенняя икра

 
Икринки по маслу скользили неровно,
как шарики ламп над моей головой,
как листья, что ветром сгоняются к бровке,
но там за окном с желто – красной листвой.
 
 
И дети икринками ходят по сцене,
затем у зеркал непременно встают.
Все их упражнения заманчивы, ценны.
Потом по домам разбегаются – юрк.
 
 
И осень одна отцветает листвой,
деревья – шары, это те, что одни.
И скоро листвы будет скошенный ворох,
но только икру мы всегда не едим.
 
 
Стихов мудрых строчки – икринки столетий,
находки геологов – солнечный клад.
И пусть многих дел завершается лето,
но в виде икры они где-то лежат.
 
 
Люблю я икру, ту, что просто на масло
Мне Бог положил своей щедрой рукой.
Ее бесконечно, безудержно мало,
и эти икринки все в лузу, с игрой…
 

2002

«Желто – зеленые дыни – арбузы…»

 
Желто – зеленые дыни – арбузы.
Желто – зеленые листья осин.
Желто – зеленые ниточки блузы.
Той, что ложится на ноги лосин.
Хрен лишь остался не желтый, зеленый,
словно он летом навек опаленный.
 
 
Серо – прозрачное небо печали.
Серо – прозрачные очи твои.
Серо – прозрачные воды причала.
Серо – прозрачные ветки хвои.
Стекла остались прозрачною рамкой,
ты – за стеклом, я – забытою дамкой.
 

2002

Желтые гривы

 
Желтые гривы роскошных лесов
ждут завороженно пристальных взглядов.
Жесткие игры зверей, как засов,
жизнь защищают и лес от проклятий.
 
 
Жадно хватаешь от жизни ты все:
жирный кусок уходящих мгновений,
женщину ту, что ты любишь еще.
Жаркие взгляды – любовные звенья.
 
 
Желтые гривы на женских плечах
ждут теплой ночи с лесным вдохновением,
жарко искрятся от чувственных чар,
жухло колышутся – сказочный веер.
 
 
Жизнь – это сказка, истома судьбы,
жаркие дни очень часто мгновенны.
Жалюзи леса видны без листвы.
Женское счастье всегда переменно.
 
 
Жесткие игры – семейный дуэт,
желтой стезею уходят с экрана.
Желтые гривы исчезли, их нет.
Желтое солнце встает только рано.
 

2002

Жгучий брюнет

 
Жгучий брюнет, как гимнаст очень гибкий,
в осень идет, раздвигая листву.
Он подчинил тренажеры и гири,
а вот теперь он поднимет и ту.
 
 
Где она? Где? За каким поворотом?
Мощно шагает красивый атлет.
Может, он выпил зелье с приворотом,
или травинок насыпали в след?
 
 
Желтые гривы лесных великанов
он зацепил своим торсом, и вдруг:
Вот она милая! Встал истуканом.
И отступили деревья за круг.
 
 
Медленно, медленно встретились пальцы.
Искорка взгляда. Пьянящий покой.
Светлые волосы на руки пали,
словно коснулись до нервов рукой.
 
 
Жгучий брюнет приподнял. Закружился
лес вокруг них весь счастливый, хмельной.
Жгучий брюнет стал вдруг жадным до жизни,
в воздухе терпко запахло смолой.
 
 
Жгучие встречи, желтые гривы,
жадное счастье, жаркие, где Вы?
 

27 сентября 2002

Пир

 
Десятки сумок вышли из машины,
их взяли в руки. Двери. Лифт. Этаж.
Для входа в дом для них бы двери шире,
похоже, кто – то входит в дикий раж.
Бутылки вин, воды, консервы, водка.
Свекла, морковь и зелень, и икра.
Торты и хлеб, естественно, селедка,
и мясо, рыба, курицы сестра.
 
 
Все это моют, варят, заправляют,
и майонез везде заветный гость,
шампанским оживленно так стреляют.
Пока готовят, соли ухнут горсть.
И все готово. Сдвинуты все стулья.
Стоят столы под пледом скатертей.
Но вот давно, совсем не варят студень,
салаты, вина, рыба – для гостей.
 
 
Хрусталь бокалов искренно сияет,
хрусталь салатниц – солнечный магнит,
и на столе, в салатах скрыты яйца,
салфеток ряд под вилками вдруг сник.
Приходят гости. Радость оживленья.
И каждый гость – подарок для судьбы.
Хозяева за день не знали лени,
теперь награда в их заветный быт.
 
 
Пришли цветы и роза в сарафане.
Пришел альбом, огромный, как портфель.
Пришла цепочка, крестик – эти званы.
Пришла игра, и в детских ручках зверь.
Собрались гости, сели очень чинно,
и первый тост, за крестик на цепи.
И крестный – это все – таки мужчина,
и крестная в семейной есть цепи.
 
 
Туда – сюда. Все скромно и спокойно.
Еще часок – и громче голоса,
и вот уже фужер один расколот,
и над столом из рук одни леса.
Все пили, ели. С рокотом – курили.
Смеялись гости. Мусор возрастал.
От чистоты остались лишь руины.
«За крестницу!» – последний тост настал.
 

26 сентября 2002

«Люблю идти не по течению…»

 
Люблю идти не по течению,
всегда я там, где нет других.
Люблю я кофе и печенье,
и свой спокойный строгий лик.
 
 
Я одиночка по природе,
обои клею я – одна,
я не могу быть при народе,
там очень бурная волна.
 
 
Опять ремонт. И вновь все чисто.
Опять работа и чертеж.
Я все придумала, я быстро.
Опять одна я. Ну и что?
 

8 октября 2002

«Мы где-то рядом, но не близко…»

 
Мы где-то рядом, но не близко,
компьютер встал меж мной и им.
И улыбаются лишь лица,
и человек любой как мим.
 
 
А я его – околдовала!
Он просто счастлив, вот и все.
А быть приветливой так важно,
и здесь не важен рост и вес.
 
 
Шумит наивно дисковод,
он явно щелкает программы,
мы не решаем здесь кроссворд,
и не рисуем диаграммы.
 
 
Листва растений – скрасит быт,
нас обогреет нагреватель,
и надо просто, чтоб он – был.
У сердца есть свои вольт, ватты.
 
 
Околдовать нельзя однажды,
он рядом здесь и каждый день…
Мы воду пьем без всякой жажды,
на отношеньях жизни тень.
 

15 октября 2002

«Юбка солнечных лучей…»

 
Юбка солнечных лучей
улеглась на ели.
Солнце греет без печей,
с инеем присели:
 
 
и травинки, и листва,
и вода в морозце.
Днем опять придет весна,
все согреет солнце.
 
 
Ведь в автобусе весна
ехала с красавцем,
и ее нога одна
ослепляла солнцем,
 
 
А вторая под пальто
спряталась надменно,
но красавица на то
посмотрела смело.
 
 
У соседки – брюки – лед,
ноженьки сковали.
Что кому, зачем, идет,
нос свой не совали.
 

15 октября 2002

«Вся жизнь стихия столкновений…»

 
Вся жизнь стихия столкновений,
то с правдой жизни, то с судьбой.
И в разговорах откровения
напоминают: в мыслях сбой.
 
 
Но столкновения в жизни – метка
есть некий двигатель вперед,
пусть я для друга и комета —
он с хризантемою живет.
 
 
Я с ней столкнулась разговором,
а телефон помог понять,
что все решилось вдруг без спора,
все в треугольнике на пять.
 
 
Как в красной вазе украшения,
для интерьера это смотр:
травинки, прутиков вращения.
Столкнулись в вазе – натюрморт.
 
 
Я вместе с ним в стихах столкнулись,
как птицы вешние в леске,
как будто прутик очень гнутый
выводит строчки на песке.
 

15 октября 2002

Хорошие стихи

 
Хорошие стихи как скрипка Страдивари,
в них тонкий, нежный звук как линия пера,
в них можно отдохнуть как в Адлере и Варне.
Любовь ласкает их как Еву из ребра.
Твой голос так хорош, что он меня волнует,
в нем царствует любовь и соло нежных чувств.
Ты молод. Ты хорош. И ты тот самый нулик,
что цифру воскресит и мне не будет чужд.
 
 
Осенняя листва струится старой охрой
на мокрые стволы прекраснейших берез.
Еще пару ветров и не успеют охнуть,
и будут на земле и в шутку, и всерьез.
Но гонит ветер прочь промозглую погоду,
когда в душе моей нет проблеска огня.
А я опять пойду, немного сбавлю хода,
и медленно пройду вдоль старенького пня.
 
 
Ты голосом меня окликнешь на мгновенье,
в один прекрасный миг, что нас влечет опять.
Ты рядом. Ты со мной. Чудесное волнение.
И голос дрогнул твой. И строчки мирно спят.
Звучат в душе стихи. В них точная рифмовка,
как время на Кремле в любой подлунный миг.
За все, что на душе, слова стихов замолвят,
и так они крепки как в жизни славный мир.
 

17—18 октября 2002

Хризантемы в снегу

 
Из неких девственных лесов
приехал Лева на неделю,
в рубашке черной – черта зов,
у щук просить, да он Емеля.
Что он хотел? Любви и злата
в другом лесу, где фея – Лада.
Без дум и мыслей о шампанском,
и без проклятия шамана.
 
 
Умен, хитер и поворот
любых доходных, диких мыслей,
тот Лева знал все наперед,
в своих делах он знал все выси.
Но Лада, Лада в рестораны
с ним не ходила – там капканы.
Он не поил ее шампанским,
он стал как призрак от шамана.
 
 
Да, коль есть общие дела.
То жизнь двоих сведет уж точно.
А Лада – девушка смела,
но в те леса ей ехать срочно.
У Левы там есть дом могучий,
нам ним и лесом бродят тучи.
Где он ее споил шампанским,
он знал все таинства шамана.
 
 
Звонил ей Лева каждый раз,
когда с визитами являлся,
в делах он словно водолаз,
и сам он в щуку превращался.
Он хризантемы Ладе нес.
В снегу стояли, как овес.
Он не споил ее шампанским.
Она с ним стала за шамана.
 

23 октября 2002

«Листва разглажена дождями…»

 
Листва разглажена дождями,
лежит покрытием земли.
Льют с неба капельки и днями
все землю моют словно лик.
 
 
Деревья с каждым днем свободней
от высыхающей листвы,
исчезли лиственные своды,
и промывает дождь стволы.
 
 
Кап, кап и кап с небесной сферы,
никто не ходит по листве.
Не сушат землю ветры – фены,
закончился осенний век.
 
 
Темнеет рано, ночь длиннее,
из полумрака тишина,
и даже небо не синеет,
и даже шутка не смешна.
 
 
Листва разглажена дождями,
одежда мнется от дождя,
и сохнут дни календарями,
все на исходе года – дня.
 

29 октября 2002

Радуга любви

 
Под зонтом, под небом и под крышей
двое бессознательно прошли,
а волненье чувств дано им свыше,
бабочки-капели мысли жгли.
Шли они, совсем не прикасаясь
друг о друга, просто шли в дожди,
ждали их причудливые сани,
нарушая в сердце давний штиль.
 
 
Рядом с ним всегда была другая,
рядом с ней всегда шагал другой,
друг на друга глянули сгорая,
промелькнула радуга дугой.
Радуга мелькнула и исчезла,
вечность чувств была сейчас не та.
Радуга у дождика невеста,
быстротечна счастья красота!
 
 
Так же редко милое мгновенье,
как скольженье ткани мокрой в дождь.
Под зонтом исчезло все волнение,
и осталась только строчек гроздь.
Он любил стихи из трех мгновений,
а она любила из шести,
радуга согнулась от волнений,
бабочки-капели вмиг ушли.
 

29 октября 2002

Постоянство

 
Она была игрушкой для него,
он истязал любовью полуночной,
любовь была несчастие всего,
так проходили дни, и годы, ночи.
 
 
Вдруг женщина сказала: «Не хочу!»
И пролетела метра три в пространстве.
А он кричал ей в след: «Я отучу!»
Так в их семье рождалось постоянство.
 
 
Прошло лет десять. Стал он уставать.
А тело у нее любви хотело.
Тогда она вдруг стала изменять:
ведь тело у нее просилось в дело.
 
 
Кого винить: любви в ней на троих,
замена к ней летела, как на крыльях.
Мужчины исчезали. Их корить?
Другие жены – им родными были.
 
 
Прошло лет двадцать. Рядом никого.
Она живет одна совсем спокойно,
обходится с заботами легко,
и на душе ее вполне пристойно.
 

30 октября 2002

Ревнивый туман

 
Упал туман роскошно над планетой,
прикрыв от глаз космическую даль.
Исчезла вмиг межзвездная вендетта.
И небо стало – сероватый тальк.
 
 
К тебе все мысли протяну невольно,
свои лучи из звездного огня.
Ты как туман меня окутал в волны.
Ты словно небо поглотил меня.
 
 
За что в туман из слов меня окутал?
Я вся в тумане дебрей из тебя.
Твои слова, дела. Прости, не буду,
не буду покидать тебя любя.
 
 
Коня как ревность спрятал ты от света.
Все хорошо. И не уйду я, нет!
Да, улыбнись, сверкни как луч ответом!
И мы с тобой растаем словно снег.
 
 
Упал туман на землю вместо солнца,
и охватил осенние снега,
он песнь любви земле пропел весомо.
Земля в тумане капельном – река.
 

17 ноября 2002

«Безоблачно, безбрежно, без мороза…»

 
Безоблачно, безбрежно, без мороза,
и без любви, без взоров, без речей.
Мужчины украшают мир, а розы,
а розы – колебания сечей.
 
 
Какие-то да некие причины,
и кое-кто да некто не со мной.
А где-то есть тепло, наверно в Чили.
Безгрешно, тяжело. Лицо умой:
 
 
от сглаза, от проблем и от печали,
от сказанных, не сказанных обид.
Быть может, оголились нервы, чары,
а может утомление от бед.
 
 
И так не ем, худею, не худея.
Откуда жизнь послала мне тебя?
Завишу от тебя как наше дело,
а ты все ближе, ближе, теребя,
 
 
какие – то небесные предметы,
какие-то беззвучные слова.
Ты, что опять вокруг меня заметил?
Те розы, что оставил старый вальс?
 

20 ноября 2002

«На Земле прекрасные условия…»

 
На Земле прекрасные условия,
разные места есть для труда,
грустные проблемы, счастье, словно,
разделен весь мир на «Нет» и «Да».
 
 
Сложно угадать, где больше счастье,
в каждом крае что-то есть свое.
Если светит солнце, очень часто
там всегда отсутствует вода.
 
 
Если есть морозы, нет там фруктов.
Там, где фрукты, газ там не растет.
Где дано обилие продуктов,
не всегда зарплата вверх идет.
 
 
Там, где уголь, нет месторождений,
чтоб варить свою, родную сталь.
А зачем вам в горы восхождение?
Там нет ничего, так было встарь.
 
 
На равнине лес поля съедает,
море есть – исчезли все леса.
Что-то есть, чего-то не хватает.
Ах, Земля, сплошные чудеса.
 

21 ноября 2002

«На меня слетела – скука…»

 
На меня слетела – скука,
надоело все и вся,
съела я стихи как Кука,
а они везде висят.
 
 
Переполнены все сайты,
и насыщены мозги.
Да, поэзия не сахар,
не писать бы все могли.
 
 
Да куда там пишут, пишут.
О себе я говорю,
я сама себя не слышу,
и в душе горю, горю.
 
 
В общем, я перегорела
и устала. Вот и все.
На груди змею пригрела
и поэзию еще.
 
 
Знаю я, что эта скука
наступила без тебя.
Не пришел, а это мука,
говорю тебе любя.
 

22 ноября 2002

«Я не серая лошадка…»

 
Я не серая лошадка,
я не пони и не тигр.
Но себя мне стало жалко
от хороших, в общем, игр.
 
 
А пишу я так давно,
что все выросли в поэты,
кто родится тогда смог,
когда я писала это.
 
 
И не надо занижать
возраст мой неповторимый,
юности уже не жаль,
старость больше, чаще зрима.
 

22 ноября 2002

«Наслажденье духа так глобально…»

 
Наслажденье духа так глобально,
словно птица, что взлетает вверх,
или независимо глубинно,
словно рыба с плавниками век.
 
 
Философия – общение с собою,
с сутью Я, в житейской суете.
Мир внутри работает без сбоя,
словно жизнь на собственной звезде.
 
 
Философский флаг, как вдохновенье,
синева спасательных небес.
Он спасает в хаосе волнений,
он спасает, словно птицу лес.
 
 
Прошлое подобно мед аптечке,
в нем набор огромнейший цитат.
Жизненная мудрость – человечна.
Мудрость, как наука и без дат.
 
 
И духовность в мудрости – бесценна.
Опыт, знанья в выплеске наук.
Вечность воли, разума – вот цели.
Книга жизни, как спасенья круг.
 

26 ноября 2002