Текст книги "Золото Афродиты"

«Разве его жена может дать ему столько радости и счастья, сколько он получает от общения со мной? – думала Нинель Александровна. – Мы прекрасно понимаем друг друга. Всё—таки интересно, кто у него жена? Как она выглядит, чем занимается? Я никогда не расспрашивала о ней, считаю это ниже своего достоинства, однако не скрою, хочется хоть издалека посмотреть на неё и сравнить с собой. Я уверена, сравнения будут не в её пользу. От него я только и слышу: „несравненная Богиня“, „радость моя“, „моя любовь“, „чарующая“, он искренне восхищается мной, это видно по глазам. С женой поддерживает формальные отношения, скоро мы будем навсегда вместе, я понимаю: разрывы семейных уз болезненны, поэтому готова потерпеть, потому что по—настоящему его люблю».

В это время Князев, сидя в кабинете, рассуждал далеко не так, как думала Нинель Александровна.

«Значит, Махонин сработал чисто, она ничего не заметила, – он усмехнулся. – Не заметила даже того, что тот трахал её. Ну, это её проблемы. У меня пока всё идет неплохо. Все драгоценности спрятаны в надёжном месте, Махонин мёртв, значит, нет свидетелей. Какой подлец! Мерзавец! Я дал ему задание, а он удовлетворяет свои похотливые желания и при этом делится впечатлениями. Негодяй! А что, если бы она проснулась? Испортил бы всё дело. Ладно, я с ним в расчёте. Дома с женой проблемы, что—то моя Ада Васильевна стала слишком нервной. Может, отправить её на курорт? Надо будет подыскать путёвку в хороший санаторий».

Затрезвонил телефон. Он снял трубку. Ему доложили, что в одну из больниц доставлен пострадавший от автодорожной травмы человек. Его подобрали ночью на загородном шоссе недалеко от города, с едва заметными признаками жизни, потерял много крови, сейчас находится в реанимации. Пострадавший мужчина без документов, необходимо прислать для расследования криминального случая следователя. Неожиданное известие очень обеспокоило Князева. «Неужели это Махонин, но ведь он не мог остаться в живых. Я уверен в том, что он мёртв. Может, другой? Нужно съездить и самому посмотреть на неизвестного».

Он вызвал машину и поехал в больницу. В приёмном покое к нему вышел врач и сказал, что пострадавший в данное время находится после проведенной операции в реанимации, подключен к аппарату искусственной вентиляции легких и ещё не вышел из состояния наркоза.

– Он сильно пострадал? – поинтересовался Князев.

– У него переломы обоих голеней и черепно—мозговая травма. Потерял много крови. Мы три часа провели в операционной, на одной ноге нам удалось сопоставить и зафиксировать сломанные фрагменты костей, на другой голени мы произвели ампутацию раздробленной части, операция была тяжелой и длительной.

– Где его нашли? – спросил Князев.

– Я не знаю, привезла под утро «Скорая», – ответил врач.

– Он будет жить?

– Пока живёт, а что будет дальше, одному Богу известно. В медицине всё бывает, предугадать ничего не возможно, – врач развёл руками.

– Кто—нибудь спрашивал о нём?

– Нет, никто. Документов у него при себе никаких не было, всё, что было в карманах, мы храним в сейфе. Объявятся родственники, отдадим.

– Когда можно побеседовать с ним?

– Пока невозможно, но, как только он придёт в себя, разрешим.

«Если это Махонин, – думал Князев, возвращаясь на работу, – а похоже, что это на самом деле он, мне надо не выпускать его из вида. Нужно будет хорошенько продумать, что делать дальше. Если он придёт в себя, могут возникнуть неприятности. Спокойно, горячку пороть не следует, вполне возможно, что он не выживет. Следует набраться терпения и подождать, может, все само собой решится».

Настроение у Князева было испорчено. Такой оборот дела, что Махонин остался живым, не входил в его планы. В душе он ругал себя за то, что не убедившись в его смерти, поспешил уехать.

«А что, если кто—нибудь ехал сзади и видел, как я его сбил?» – Эта мысль неожиданно пришла ему в голову, и на душе появилось неприятное чувство страха.

Глава девятнадцатая

Рогожин, вернувшись в офис Братанова, не нашёл его на месте. Кабинет был закрыт. Секретарь сказала, оторвавшись от компьютера:

– Шеф на обеде. Будет через час, вы, наверное, тоже хотите пообедать? Мы всегда обедаем в кафе «Славянка», оно находится через два дома от нашего агентства. Братанов сейчас там.

– Спасибо, я и впрямь проголодался, – ответил Рогожин и пошёл в кафе.

В уютном, чистом, с аппетитными запахами кафе «Славянка» Рогожин сразу увидел сидящего за дальним столиком Братанова. В руках он держал газету и внимательно её читал. Рогожин сел рядом.

– Ты вовремя, – не отрываясь от чтения и не поднимая головы, сказал Братанов. – Давай, смотри меню, вместе будем обедать.

– Ты что, через газету видишь? – удивился Рогожин.

– Я тебя заметил, когда ты шёл по улице, не иначе, думаю, этот человек проголодался, у тебя такой озабоченный вид, – ответил Братанов и отложил газету.

– Вы здесь шикарно живёте, у меня на прежней работе никогда не хватало ни времени, ни денег, чтобы позволить себе по—человечески поесть. Всё время на ходу, то в одно место несёшься, как угорелый, то в другое мчишься на всех парах. Жена обижалась, что не прихожу в обед домой. Я привык брать с собой бутерброды и есть второпях в освободившуюся паузу, не выходя из кабинета.

Знаю я всю вашу кухню, картина мне знакома, – сочувственно сказал Братанов. – Я через это прошёл и не хочу возвращаться. Не зря тебе говорю: переходи к нам, у нас гораздо интереснее работать: удовлетворение получаешь и моральное и материальное. Зарплата вовремя, без работы не сидим, всё, что нужно для дела, у нас есть.Материальную базу оснастилиновейшей, современной техникой. Есть приборы ночного видения, детектор лжи. К нам люди идут, мы им по—настоящему помогаем.

– Почему же у нас всё так бедно и нет никаких перспектив на лучшее?

– Да потому что верхушка проматывает все средства на строительство себе и своим родственникам особняков и коттеджей. Учит любимых детей за границей, любит ездить на отдых, куда—нибудь на Гавайские острова, во время работы постоянно проводит то уик—энды, то банкеты, то презентации. На какие это деньги делается? Ясно, что на казенные. А вам заработанную плату то задерживают, то вообще платить нечем. Дела до этого никому нет, вот и происходит такое безобразие. Вы, простые милиционеры, как ломовые лошадки вкалываете, а на полученные деньги нельзя ни семью прокормить, ни жить по—людски. Теперешнее начальство только делает вид, что работает. Ну, ладно, давай закажем что—нибудь, – Братанов подозвал к столу официантку.

Оба заказали по борщу, бифштексу с жареной картошкой и по чашке кофе. Рогожин открыл рот, чтобы рассказать Братанову новости по делу пропавшей Зинаиды, но тот, словно угадав его мысли, предупредил:

– Стоп, стоп, стоп! Ни слова о работе. Время обеда для меня свято. Я занимаюсь только едой, ничего другого не воспринимаю. Тебе советую то же самое. Наша фирма заботится о здоровье сотрудников и предоставляет всем время для обеда. Что можно ждать от голодного милиционера? Раздражение, злость, грубость. То же самое от голодного учителя и врача. О какой эффективной работе можно говорить, если в голове мысли только о том, где раздобыть деньги и чем накормить семью? Тут впору самому можно преступником стать. Так что, ты привыкай к цивилизованному образу жизни. Приятного аппетита, – сказал он и принялся работать ложкой.

Рогожин последовал его примеру.

– Ты прав, не стоит одновременно делать два дела, – согласился он и уткнулся в тарелку.

Закончив обедать, они перешли в офис. Братанов устроился за столом, Рогожин сел рядом. Он опять хотел начать рассказывать о том, что узнал по делу Воробьевой, но Братанов, как бы не замечая его порыва, вдруг спросил:

– Скажи, что тебе удалось узнать, расследуя убийство директора ювелирного магазина?

– Я уже говорил, мне кажется, в нём замешан Князев. Когда я увидел у тебя на фотографии его с женой ювелира, подозрения мои укрепились. В деле важную роль играет уголовник рецидивист Махонин. Он мог действовать, исполняя волю Князева. Я сказал шефу, что нужно за домом Кольцовой установить наблюдение, а еще лучше в её квартире сделать засаду, ему это страшно не понравилось, он сразу решил отправить меня в отпуск. Дело в том, что тот, кто убил ювелира, похитил у него ключи от квартиры, наверное, для того, чтобы впоследствии украсть драгоценные украшения, которые ювелир собирал всю жизнь и которые хранил дома в сейфе. Махонин пропал, успел скрыться. Предъявлять Князеву какие—либо обвинения, ты же понимаешь, я не имею права.

– Ты не был на похоронах Кольцова? – неожиданно задал вопрос Братанов.

– Был, – ответил Рогожин. – А что?

– Ничего особенного не заметил?

– Нет, все, как обычно. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Ты же знаешь, убийцы приходят на похороны, желая своими глазами увидеть жертву в гробу.

– Знаю, бывает, но как можно узнать среди присутствующих убийцу? У него на лбу не написано. У тебя есть какая—то информация? – спросил Рогожин.

Братанов извлёк из стола снимок и показал его Рогожину.

– Тебе эта гражданка не попадалась на глаза? – он вопросительно взглянул на брата.

Рогожин внимательно посмотрел карточку. Его зрительная память не подвела.

– Постой, постой, кажется, я видел эту даму возле гроба Кольцова. Ну, да, она пришла с букетом алых роз, с ней была молодая девушка. Они обе были в чёрном. Положили цветы, поцеловали покойника в лоб и быстро ушли.

Рогожин протянул снимок Братанову.

– Ты что—то новое откопал? – усмехнувшись, спросил детектива.

– Ищите женщину! – воскликнул Братанов. – Да, мне теперь многое стало понятно. Госпожа Кольцова, – он вытащил из стола фотографию и положил перед собой, – спасала меня от смерти в бассейне. Как ты думаешь, зачем Князев крутится возле неё? – спросил, разглядывая снимок.

– Ты что, шефа не знаешь? Ясно, почуял, что можно кое—что прибрать к рукам, вот и вьётся вокруг состоятельной вдовы.

Братанов набрал номер телефона и спросил:

– Алло! «Скорая помощь»? Сегодня ночью с загородного шоссе был подобран человек, пострадавший в аварии, его увезли в одну из больниц города. Скажите, пожалуйста, в какую больницу он попал. Фамилия неизвестна, мужчина был без сознания. Большое спасибо. – Братанов записал на листке бумаги адрес больницы и положил трубку.

– Я дам тебе поручение: при первой возможности заедь в больницу и узнай о состоянии здоровья пострадавшего в дорожном происшествии человека, может быть, он тебе знаком.

Он передал лист Рогожину.

– Хорошо, я съезжу в больницу.

– Ну, давай, рассказывай, что ты успел узнать по делу Воробьевой.

Рогожин рассказал всё, что удалось узнать от словоохотливой старушки.

– Значит, бабулька сказала, что десять дней не слышит по ночам детского плача? А ребятишки из—за двери сообщили, что папа увёз маму к бабушке? Что же это выходит? – размышлял Братанов.

– Выходит, что папа действительно куда—то определил маму с близнецами, – рассуждал Рогожин, – но вот вопрос – куда и к кому? Её родные ничего не знают о ней три месяца и сами приехали сюда. Может быть, он отправил мамашу с детками к своим родителям? Надоело мужику слушать ночные концерты, да и младенцы его не радовали, соседка через стену слышала, что у них ссоры часто бывали, а может, где—нибудь в городе для неё снял жилье и она там спокойно живёт?

Братанов что—то чертил на листке бумаги и внимательно слушал Рогожина.

– Осталось узнать, к какой бабушке он её увёз и где живёт эта бабушка, подытожил он. – Нужно узнать во всех кассах города, не брали ли в течение последних десяти дней билеты на имя Воробьевой Зинаиды, и с папочкой придётся побеседовать. Ты узнал его фамилию?

– Конечно, только не знаю, где он работает, но думаю, это сделать легко – обращусь в налоговую инспекцию по месту жительства.

В кассах ж/д вокзала, аэропорта и автовокзала, куда обратился Рогожин, билеты Воробьевой Зинаиде не продавали. Родители отвергли предположение, что она могла уехать к родственникам: те бы уже давно им сообщили.

Тропина нашли на оптовой базе. Как только мужчина увидел перед собой Рогожина в милицейской форме и солидного Братанова, предъявившего удостоверение детектива, услышал, что представителей правоохранительных органов интересуют обстоятельства исчезновения гражданки Воробьевой Зинаиды, он сразу забеспокоился, побледнел, стал говорить, что сам не знает, куда она пропала, что решил подождать ещё несколько дней, а потом хотел заявить о её пропаже в милицию. При этом он постоянно вытирал носовым платком пот на лице, руки дрожали, глаза испуганно «бегали» по сторонам.

В офисе сыскного агентства Тропин продолжал уверять, что ни в чём не виновен. Потом высказал предположение, что, вероятнее всего, она уехала к своим родителям, но он не знаком с ними и не знает, где они живут.

Видно было, что он всё врет. Лицо Тропина покрылось красными пятнами, он стал ловить ртом воздух и схватился руками за сердце. Ему налили воды и дали попить. Трясущимися руками Тропин осушил стакан, поставил его на стол и выдавил из себя:

– Она сама отравила детей, а потом отравилась сама.

– Где находится тело Воробьёвой и тела детей? – Рогожин задавал вопросы и записывал в протокол ответы.

– Я похоронил её за городом. Я не виноват, она оставила мне предсмертную записку, в которой просила исполнить последнюю просьбу – похоронить в каком—нибудь укромном месте рядом с детьми, не увозя тела в морг. Она панически боялась моргов и вскрытий. Я сделал всё, как она просила. Вот её предсмертная записка.

Он вытащил из кармана пиджака конверт и протянул его Рогожину. Никого не стесняясь, Тропин плакал и вытирал глаза платком.

Рогожин прочитал текст:

«Володя, прошу тебя извинить меня за мой грешный поступок, но я вынуждена поступить так. Мне не перенести горя. Прошу тебя, похорони меня вместе с детьми где—нибудь в укромном, тихом месте. Ни в коем случае не отдавай тела на вскрытие. Еще раз прости, что принесла тебе страдания. Зинаида».

– Где вы ее похоронили?

– За городом, в небольшой березовой роще, – опустив голову, сказал он.

– Расскажите всё по порядку, как это произошло, с того момента, когда вы видели её живой в последний раз.

– Утром я ушёл на работу, она спала, у нас так часто бывало, потому что дети ночами не спят и она с ними нянчится: то попить им нужно, то пеленки сменить, засыпают только под утро. В это время Зинаида отдыхает. Я пришёл с работы поздно вечером, открыл своим ключом дверь, в квартире тишина. Думаю, неужели все спят? Обычно в это время то купание детей, то кормёжка, а тут тихо. Я с порога крикнул Зинаиду, она не отозвалась. Прошел в комнату, вижу – дети в кровати лежат, как будто спят, и она рядом лежит с закрытыми глазами. Мне сразу как—то не по себе стало, я посмотрел на стол и увидел записку. Взял её, прочел. Меня охватил ужас. Я сидел не раздеваясь, наверное, час, думал, что мне теперь делать? Сначала в голову пришла мысль, что Зина меня разыграла, я ждал, когда она встанет, откроет глаза, засмеется и скажет: – Ну, здорово мы тебя напугали? Но потом понял, что это не розыгрыш, а правда. Я подошёл к ней, потрогал её тело, оно было холодное и неподвижное. Пощупал детей, они были без признаков жизни. Верите, я читал её предсмертную записку и плакал. – Он прервал рассказ, стал сморкаться. – Простите, дайте, пожалуйста, воды.

Ему налили воды, он выпил несколько глотков и, успокоившись, продолжил:

– Хотел позвонить в милицию, но потом отказался от этого. Она ясно написала, чтобы её не вскрывали. Я поехал за город, нашел подходящее место, вырыл могилу. Потом вернулся домой, поздно ночью перевёз мертвые тела и похоронил. – Тропин замолчал.

– Во что вы завернули тело Воробьевой и тела детей? – спросил Рогожин.

– Зинаиду в шерстяной ковер, а детей положил в дорожную сумку.

– Скажите, вы состояли с гражданкой Воробьевой в законном браке?

– Нет, я женат, но с женой не живу. С ней пока не разведён. С Воробьевой мы жили в гражданском браке.

– От законной супруги у вас есть дети? – Рогожин задавал вопросы и всё записывал в протокол.

– Да, у нас двое детей, они живут со мной.

– Где они были в тот день, когда умерла ваша гражданская жена?

Тропин несколько смутился, руки беспокойно стали теребить носовой платок, он, потупив взгляд, сказал:

– Я увозил детей на два дня к друзьям на дачу. Она сама меня попросила. Понимаете, ей было очень трудно одной с новорожденными, поэтому я решил на несколько дней разгрузить её.

– Вы можете сказать, к каким друзьям увозили детей?

– Да, конечно.

– Тогда скажите: вы часто оставляли детей у чужих людей, или это был единственный раз?

– Понимаю ваш намёк. Это было впервые, – он тяжело вздохнул. – Сам только потом понял, для чего она настояла, чтобы я на эти дни увёз детей.

– Вы жили мирно, или у вас были неурядицы?

– Да кто сейчас мирно живёт? Мы тоже, бывало, и ссорились, но до серьезных разногласий дело не доходило.

– А где находится ваша законная супруга? – Рогожин был уверен, что это тот самый Тропин, о котором рассказывала Надюша. – Как её зовут?

– Её зовут Светлана, она недавно освободилась из тюрьмы, где проживает, не знаю.

– Вы должны сейчас поехать с нами и показать где похоронили сожительницу с детьми.

– Хорошо, только я повторяю ещё раз – поверьте, я ни в чём не виноват, я только исполнил волю покойной.

Рогожин немедленно позвонил в милицию, доложил дежурному оперативнику обстоятельства дела Тропина. К ним выехала оперативная группа вместе со следователем Мельниковым.

Тропин показал место где, захоронил гражданскую жену вместе с детьми. Труп Зинаиды был завёрнут, как он и говорил, в плотный шерстяной ковер, тела детей были сложены в дорожную сумку.

Трупы были увезены в судебную экспертизу. В поведении Тропина чувствовалась нервозность, беспокойство, в глазах тревога и страх. Он твердил, чтобы его отпустили, так как он ни в чём не виноват, а дома у него остались маленькие дети.

Отпускать его никто не собирался, Братанов вызвал по телефону следственную группу, Тропин был заключён под стражу, в его квартире был проведен обыск. Рогожин нашёл то, что надеялся найти. Он не верил ни одному слову этого лживого человека. Ему с самого начала думалось о том, что Тропин заранее тщательно продумал свой коварный план и сделал всё для того, чтобы обставить дело так, будто Зинаида ушла из жизни по собственной воле.

В сумочке Зинаиды он нашёл её не отправленное письмо родителям. В нём она просила у них прощения за то, что совершила тяжкий грех, вступив в гражданский брак с женатым человеком. Когда у нее родились сросшиеся близнецы, она поняла, что это есть не что иное, как кара небесная. Ее гражданский муж после появления на свет уродливой двойни стал невыносимым. Он постоянно корил её и твердил, что она виновата в том, что родились уроды. Угрожал ей, что если она не уйдет от него вместе с детьми, то он её уничтожит. Сам предложил ей выход из этой ситуации – принёс несколько упаковок сильнодействующих снотворных лекарств и потребовал, чтобы она решилась напоить ими младенцев, а потом сама приняла смертельную дозу. «Дорогие мои родители! Этот человек заставил меня написать предсмертную записку, якобы я сама приняла такое решение. Я под его диктовку написала то, что он требовал, и под психологическим давлением пообещала ему, что всё сделаю так, как он хочет. Может, это и к лучшему, потому что куда мне с такими детьми деваться, они родились уродами, обречены всю жизнь мучаться сами и быть для меня тяжелым пожизненным укором за то, что я родила их в грехе. Идти мне абсолютно некуда, я не имею никаких средств к существованию, отказаться от несчастных детей и отдать их в приют мне не позволяет совесть, я не смогу спокойно жить, зная, что где—то рядом живут мои бедные дети. К вам идти со своим позором я тоже не могу, поэтому прошу вас, найдите в себе силы и мужественно переживите мою смерть.

Хотела отправить это письмо по почте, но всё не решаюсь. Как только подумаю, что будет с вами, когда вы его прочитаете и узнаете правду, мне становится плохо, я целыми днями плачу, не знаю, что мне делать. Простите меня, мама и папа. Ваша дочь Зинаида».

Судебно—медицинская экспертиза подтвердила, что смерть гражданки Воробьевой и близнецов произошла в результате приёма сильнодействующих снотворных средств, принятых в большой дозе. Графологическая экспертиза, исследовав почерк в предсмертной записке, неотправленного письма и тех писем, которые Зинаида писала домой родителям, пришла к выводу, что он, без всяких сомнений принадлежит одному лицу, а именно – Воробьевой Зинаиде Александровне.

Самое трудное в этом деле было сообщить родителям о гибели дочери. До них с трудом доходил смысл сказанного Рогожиным. Он старался всячески подбирать слова, чтобы меньше шокировать престарелых людей, но делать это было сложно: как ни крути, а суть одна – Зинаида, их единственная и горячо любимая дочь, умерла. На опознании в морге с ними сделалось плохо – обоих с сердечным приступом увезли в больницу.

Разбираясь с этим делом, Рогожин несколько дней был занят с утра до вечера, приходил домой поздно, и ему некогда было поговорить с женой. Когда дело было передано в прокуратуру, он рассказал о нём жене. Надюша с волнением слушала рассказ.

– Нужно немедленно сообщить обо всем Светлане. С кем остались дети? – заволновалась она.

– За детей не беспокойся, я попросил присмотреть за ними соседку. Уверен, что они находятся под надёжным надзором. Если ты знаешь, где живёт Светлана, то мы можем съездить и сообщить ей новости.

– Поехали! Я знаю, где она жила до замужества, скорей всего, там и сейчас живёт.

Они вышли на улицу и, остановив первое попавшее такси, поехали к Светлане.

Через пятнадцать минут они оба стояли в прихожей у удивленной, ничего не подозревающей Светланы. Надюша с порога сказала:

– Светлана, собирайся, мы отвезём тебя в одно место, где тебя очень и очень ждут.

– Куда это вы меня повезёте? – с тревогой и волнением спросила Светлана. Она знала, что муж Надюши работает в милиции, и первой мыслью было то, что её хотят арестовать за похищение пистолета. Она растерялась, забеспокоилась и отказалась куда—либо ехать.

– Да ты что так испугалась? Хочешь увидеть своих детей?

– Детей? Конечно, хочу. Где они, что с ними?

– Хватит разговаривать, собирайся быстрее, мы тебя увезём к ним. Ждём тебя внизу в машине.

По дороге Надюша сбивчиво и сумбурно, перескакивая с одного на другое, выдавала новости ошеломленной Светлане.

– Тропин находится под арестом. Он под следствием, его будут судить. Дети одни дома, то есть не одни, за ними приглядывает соседка, Дима всё устроил.

– Что сделал Тропин? За что его арестовали? Почему я ничего не знаю? – Светлана задавала вопросы один за другим.

– Не хотели тебя беспокоить, пока всё не выяснили до конца. Сейчас всё стало ясно, мы приехали за тобой.

Машина остановилась возле дома, где проживала семья Тропиных. Светлана стояла у дверей квартиры, не решаясь нажать на звонок, она до конца не верила в сказанное.

– Звони, звони! – подбодрила Надюша, видя её нерешительность.

Дверь открыла соседка, Клавдия Михайловна, из—за ее спины выглядывали два мальчугана. Увидев Светлану, она сказала, обращаясь к детям:

– А вот и ваша мамочка приехала, встречайте!

Дети, узнав мать, с радостным визгом бросились к ней. Светлана обняла их и стала целовать.

– Дорогие мои, Игорёшка и Витенька! Наконец—то я увидела вас! – слёзы радости катились по её щекам. – Как вы выросли, какие стали большие! Я так соскучилась без вас!

– Ты больше никуда не уедешь? Ты останешься здесь и будешь жить вместе с нами? – дети тянули её за руки в комнату. – Мы тебя больше никогда не отпустим.

Клавдия Михайловна, увидев счастливую встречу, сказала:

– Ну, вот, слава богу! Всё в порядке, я пойду домой, я выполнила, что вы меня просили, – сказала она Рогожину.

– Спасибо, извините, пожалуйста, пришлось вас попросить присмотреть за детьми, – поблагодарил соседку Рогожин.

– Не надо ничего объяснять, я хоть и старый человек, но кое—что в жизни смыслю, – добрая старушка откланялась и ушла.

– Надюша, – попросил Рогожин жену, – побудь немного с детьми, а мы поговорим со Светланой.

– Хорошо, – она увела мальчиков в другую комнату, оставив их вдвоём.

Рогожин рассказал, что узнал о Тропине. Светлана была поражена услышанным.

– Его теперь посадят? – со страхом спросила она.

– Суд решит, ты мать и должна быть рядом с ними.

– Спасибо вам, я очень благодарна.

Рогожины попрощались и ушли, оставив счастливую Светлану с сыновьями. По дороге назад Рогожин сказал жене:

– Мне нужно заехать в больницу по делам, ты езжай домой, я скоро вернусь.

Возле больницы неотложной помощи он попросил притормозить. Помахав жене на прощание рукой, легко поднялся на крыльцо и скрылся за стеклянной дверью. Обратившись к врачу приёмного покоя и, представив служебное удостоверение, поинтересовался о состоянии здоровья поступившего двадцать третьего числа ранним утром человека с автодорожной травмой.

– Есть такой, находится в палате реанимации, состояние его очень тяжёлое, – сказал врач.

– Можно пройти к нему? – спросил Рогожин.

– Наденьте халат и поднимитесь на второй этаж в отделение реанимации. Я предупрежу по телефону дежурную медицинскую сестру.

В палате реанимации все шесть коек были заняты больными. Рогожин сразу же узнал Махонина, лежащего возле окна. Женщина—врач сказала, что больной с момента поступления не приходил в сознание, что хирурги сделали ему операции и продолжают делать всё необходимое.

Рогожин поинтересовался: навещает ли больного кто—нибудь из родственников? Услышал в ответ:

– Нет, никто к нему не приходит.

Рогожин из больницы поспешил к Братанову.

– Я опознал пострадавшего в дорожном происшествии человека, это Махонин. Именно его я подозревал в убийстве директора ювелирного магазина Кольцова. Махонин проходил у нас по одному делу. В архиве имеются о нём все данные. Состояние его тяжелое, он по—прежнему без сознания. К нему никто не приходит. Как тебе удалось узнать, что он лежит в больнице? – спросил Рогожин.

– На то мы и есть сыщики, чтобы всё знать. Благодарю тебя за ценную информацию, извини, я тороплюсь по делам. Потом расскажу. Ты свободен на сегодня, – сказал Братанов, надевая кепку и плащ.