Текст книги "Берег любви, море разлуки"

Добрыня все на свете отдал бы, чтобы племянник не знал нужды, обид и тяжелой жизни, но что он мог сделать, простой воин, против невзгод судьбы? Он только мечом умел махать, и, если бы меч помог сейчас преподнести князю Рогнеду, он, не задумываясь, бросился бы в Полоцк.

Князь Владимир будто прочитал мысли дяди, резко встал и произнес твердым решительным голосом:

– Собирай, Добрыня, дружину варяжскую, славян новгородских, чудь, кривичей.[11]11
  Славяне, чудь, кривичи – племена, населявшие северо-западные земли Древней Руси.


[Закрыть] Пойдем в поход на землю Полоцкую. Не захотела Рогнеда за робича замуж добровольно, так пусть сама рабыней станет.

* * *

Весть о грозящей опасности достигла Полоцка раньше, чем князь Владимир вышел в поход. Рогволод не испугался. Дружина его боевая и преданная, за князем готова и в огонь, и в воду. Надеялся Рогволод и на помощь Ярополка, от которого все же дождались гонца. Киевский князь соглашался взять в жены Рогнеду и уверял в дружбе. Теперь Рогволод уповал только на него: уж будущий зять поможет одолеть Владимира.

Рогволод послал гонца к Ярополку, запрашивая военной помощи, но снова проходили дни и седмицы, а ответа не было.

Между тем новгородская рать неумолимо продвигалась с севера, захватывая полоцкие земли. Впрочем, обходились без потерь: все поселения сдавались без боя, и многие мужчины вливались в войско. В Полоцке было чем поживиться, и такой случай обогащения упускали только ленивые.

Вскоре рать подошла к самому Полоцку, заняла посады, обложив крепость со всех сторон.

Рогволод удрученно наблюдал, как вокруг крепости разжигают костры, шумят довольные ратники, предвкушая сытную еду и ночлег.

Помощь от Ярополка так и не пришла.

Можно было, конечно, подождать еще, теша себя надеждой, что помощь затерялась где-то на подступах к Полоцку и вот-вот появится. Но Рогволод считал позором отсиживаться за толстыми стенами, поэтому решил на рассвете выйти со своей дружиной, чтобы принять бой.

Весеннее утро было сумрачно-холодным, неласковым. Две рати встали с противоположных сторон, внимательно разглядывая друг друга. Рогволод смотрел на противника и поеживался от холода – скорее бы в бой, согреться.

Рогнеда стояла на смотровой башне, невольно устремив взгляд на вражескую рать: где же Владимир? Посмотреть бы хоть издали на человека, который из-за отказа выйти замуж двинул против невесты войска.

Ожидание было томительно тяжелым. Скорее бы уж все началось. Ждали Владимира, наконец он появился. Рогнеда вперила в него взгляд, но издалека видно было плохо, сверкал только его позолоченный шлем. Вот новгородский князь поднял руку, в ответ поднял руку Рогволод, и бой начался.

Две рати двинулись друг на друга, и смешалось все в жестокой сече, только звон металла, крики да вой долетали до Рогнеды. Она с ужасом смотрела на кровавую битву, разыгравшуюся под стенами Полоцка, и впервые почувствовала себя виноватой: не проявила бы излишней гордости и щепетильности, ничего этого сейчас не было бы.

Рогволод и два его сына яростно дрались, отстаивая свой город, честь и свободу, но силы были с самого начала неравны, и перевес в бою был явно на стороне неприятеля.

Сначала погибли два княжича, затем Владимир убил Рогволода, после чего спокойно вытер кровавый меч и вставил в ножны, положа этим конец битве. Рогнеда, не выдержав этого зрелища, сбежала вниз по лестнице во двор усадьбы.

Она не видела, как в город ворвались чужие воины, как они стали растекаться по улицам, грабя дома и насилуя женщин, иначе не стояла бы во дворе княжеской усадьбы, а, повинуясь безотчетному страху, искала бы тайное убежище, как это сделала уже вся челядь, попрятавшись по закоулкам и клетям. Но Рогнеда была слишком горда, чтобы предаться панике и показать свою трусость.

Во дворе на коленях стояла княгиня, плакала в голос и рвала на себе волосы.

– Матушка, встань с колен. Надо принять врага с достоинством, – крикнула Рогнеда.

Мать посмотрела на нее безумным взглядом, но с колен встала, оказалось, только для того, чтобы снова рухнуть на землю, уже плашмя.

Рогнеда бросилась к матери, опустилась рядом с ней на землю. В это время распахнулись ворота, и в усадьбу ввалилась, размахивая топорами и мечами, толпа воинов.

Княжий двор встретил их тишиной и пустотой, только полная женщина лежала посередине двора, и рядом с ней сидела юная девушка. Одежда на обеих была богатой, и воины поняли, что перед ними знатные женщины, окружили их, не смея приблизиться более чем на две сажени.[12]12
  Сажень – старая рус. мера длины, равная трем аршинам (2,13 м).


[Закрыть]

Девушка поднялась, вытерла слезы рукавом и дерзко уставилась на разгоряченных и растерянных мужчин. Слухи оказались неверными, полоцкая княжна была намного прекраснее, чем твердила молва: брови вразлет, густые ресницы, румяные щечки – ослепительно яркой была жгучая красота Рогнеды.

Во двор на вороном коне въехал князь. Толпа расступилась, пропуская его в середину круга. Владимир направил коня прямо на девушку, но она не отшатнулась. Князь спокойно спешился, вплотную подошел к ней.

– Ну, что, красавица, похоже, ты и есть Рогнеда?

– Я ненавижу тебя! – прошипела княжна в ответ.

Воины зароптали: да как она смеет так разговаривать с победителем? Что за пренебрежение! Посыпались со всех сторон советы:

– Князь, проучи девчонку.

– Верно, ее наказать надо.

– Отдай ее нам.

– Больно спесива.

– Мы спесь с нее сдерем мигом.

– Ага, вместе с одеждой.

– Князь, заставь ее ползать у ног твоих, вымаливать прощение.

Княжна пришла в ужас, услышав реплики из толпы, побледнела. Впервые она поняла, что не все в мире ей подвластно. Раньше она, постоянно окруженная заботой, вниманием и раболепием, и помыслить не могла, что услышит такие дерзкие речи.

Владимир наблюдал за Рогнедой. Ее замешательство пришлось ему по вкусу: испугалась девчонка!

– А ведь люди мои дело говорят, – усмехнулся он. – Может, мне и вправду отдать тебя им на потеху?

– Ты не посмеешь этого сделать, – тихо произнесла Рогнеда, чувствуя, как от страха замирает сердце.

– Почему не посмею? – притворно удивился князь.

– Я княжна родовитая, непозволительно так со мною обращаться.

Рогнеда сама уже поняла, что слова ее летят, будто в никуда, что князь над нею насмехается и ничуть не боится опозорить ее, и спасения ей ждать неоткуда: вокруг враждебные ухмыляющиеся лица, глаза, пялящиеся на нее плотоядно и нагло.

Владимир недобро сверкнул очами. Он и вправду разозлился на гордую княжну.

– Ты невольница, добыча. Ты досталась мне в битве. Я могу делать с тобою все, что захочу. Я послушаюсь своих людей и отдам тебя им. Они славно сегодня потрудились, почему бы им не потешиться такой красавицей.

Воины радостно загудели. Рогнеда смотрела на князя, отчетливо понимая, о чем он говорит. Но крик о помощи застрял в горле, бескровные губы пересохли. Глаза постепенно застил туман отчаяния, и сквозь него девушка увидела, как ее все плотнее обступает толпа воинов. Лиц она не различала, они расплывались, как во сне.

Князь поднял руку, давая понять, что речь его не закончилась, и люди остановились.

– Но для начала с тобой позабавлюсь я, – решил он. – Глупо не воспользоваться первым такой красавицей.

Владимир протянул руку и одним резким движением разорвал на девушке запону[13]13
  Запона – повседневная одежда из простой ткани; по бокам не сшивалась и надевалась поверх рубахи.


[Закрыть] и рубаху под ней, оголив упругие белые груди.

Княжна вскрикнула, невольно прикрываясь руками. Князь повалил ее в траву. Девушка, как могла, отбивалась, но тщетно.

Воины вокруг загоготали, начали подбадривать князя скабрезными шуточками.

Никто не обращал внимания на лежавшую женщину, а та вдруг подняла голову с земли:

– Что ж ты делаешь, князь, опомнись.

Голос прозвучал тихо, слабо, но столько в нем было гнева, что услышали его все. Женщина, морщась от боли, постанывая, села и с еще большим негодованием уставилась на князя.

– Ты же себя позоришь! Муж мой и сыновья в кровавом бою погибли. Род полоцкий трусостью не отличался никогда. Княжна тебе не даром досталась, чтобы ее гордость и честь вот так взять и растоптать.

Слова женщины возымели действие. Князь отпустил Рогнеду и встал с земли. Рогнеда села, судорожно пытаясь остатками одежды прикрыть оголенное тело.

– Твоя дочь слишком горда, – усмехнулся Владимир, оглядывая скрюченную фигурку девушки, – сама не пожелала по-доброму женой мне стать.

Княгиня взмолилась:

– Ты прав, князь, ты победитель. Но пожалей ее. Она сама не ведала, что творила, глупая еще, неразумная. Прости нас, князь.

Затем она строго посмотрела на дочь:

– Смирись, Рогнеда, умерь свою гордость, не будь глупой.

Девушка покорно опустила голову, по щекам покатились крупные прозрачные слезы.

– Возьми меня в жены, князь. Я буду преданной и доброй женой, – выдавила она из себя, старательно пряча глаза. Слова давались ей с трудом, тем более что она не верила в их действенность: к чему князю жениться на ней, если он и так может иметь ее в качестве рабыни?

Но князь обрадовался девичьему смирению. Он сам уже был не рад, что так легко распорядился судьбой княжны, – все же она из родовитой семьи. Признаться, сначала им двигали только обида и месть, и желание насолить побольше брату. Но навряд ли Ярополк что-либо почувствует, когда узнает, что его невеста была отдана на потеху воинам, – он-то не видел ее неземной красоты. А Владимиру Рогнеда понравилась, даже дух захватило, когда увидел ее.

– Вот такие речи по душе мне, – подобрел Владимир. – Смирение твое я принимаю, и отныне никто не посмеет прикоснуться к тебе.

Воины недовольно зашумели.

– Тише, – прикрикнул князь, – ее отец и братья честно в бою головы сложили, род свой трусостью не запятнав. Так не пристало нам девчонку позорить, за которую заступиться больше некому. Мало здесь других женщин? Сегодня вы славно поработали и можете делать в городе все, что захотите. Все, что за княжеской стеной, – ваше: рухлядь, женщины. Вы победители, сегодня ваш праздник.

Справедливая речь князя подействовала на мужчин должным образом, и они с радостными дикими победными кличами вышли с княжеского двора и рассыпались по городу. Разнеслись по окрестностям плач и проклятия. Уж так повелось на войне – победителю можно все.

* * *

Как ни терпелось Варяжке жениться, но он все же выдержал срок и сватов прислал лишь осенью, когда Ивлении исполнилось семнадцать лет.

Однако бабушка была непреклонна. Увидев гостей в окно, она огорченно всплеснула руками и, повернувшись к внучке, укорила:

– Ивления, я же просила тебя не торопиться. Что ты наделала? Я вынуждена отправить сватов восвояси. Неужели ты не могла понять, что этим я нанесу обиду родовитому семейству?

– Я не виновата, бабушка. Варяжка и так все лето ждал, сколько можно еще терпеть?! Я люблю его. И ты права, к чему нам ссориться со знатным родом? Отец Варяжки не простит нам унижения. Раз уж так все вышло, разреши мне выйти замуж.

Старая женщина хмуро покачала головой.

– Нет, Ивления, нет, я не пойду наперекор предсказанию. Ты знаешь, видения не обманывают. Ярине из царства предков лучше видны дела человеческие, поэтому она и подает знак. Ладно, я сама поговорю со сватами, попытаюсь смягчить отказ. А ты иди в свои покои и не смей выходить, пока они не покинут усадьбы.

Ивления прошла наверх в горницу и сразу бросилась к оконцу. Она видела, как бабушка приветливо встретила сватов во дворе, провела их в избу. Девушка, стараясь не шуметь, выскользнула из комнаты, сбежала вниз, приложила ухо к двери, ведущей в светелку. Но дверь была дубовая и надежно приглушала все звуки. Ни слова не разобрав, Ивления огорченно вернулась к себе.

Она снова встала у оконца. Ждать пришлось недолго. Недовольные сваты быстро покинули усадьбу. Ах, бабушка, что же ты наделала? Зачем ты лишила единственную внучку счастья? Или ты совсем не любишь ее?

Ивления расплакалась и бросилась на свое ложе, покрытое мягким беличьим покрывалом.

Вошла бабушка, села у ног внучки, вздохнула печально:

– Что ты, голубушка, плачешь? Подумаешь, сватам отказали. Да такие женихи возле нашего двора толпой стоять будут, дай только срок.

– Никого мне не надо! Я Варяжку люблю, как ты не понимаешь?

– Да понимаю я все, – вздохнула старая женщина, – думаешь, сердце мое каменное? Только я снам верю. Все, что касаемо тебя, сбывалось. Бабка Ярина ведет тебя по жизни, она тебе плохого не пожелает…

– Да о чем ты говоришь?! Я эту Ярину не видела даже никогда…

– Все, хватит, – оборвала бабушка, – я сказала, что год подождать надо, значит, так тому и быть, и разговор окончен! Занимайся лучше своим делом, а то ты со своей любовью совсем забыла об обязанностях, а мастерицы без работы сидят.

Ох, строга была бабушка, когда очень сердилась. Послушная Ивления никогда ей не перечила. Но в этот раз напоминание о работе лишь усилило обиду:

– Так вот почему ты не хочешь выдавать меня замуж! – воскликнула девушка. – Ты только прикрываешься снами и провидениями, а сама боишься, что я в чужую семью доход приносить буду!

С самого детства Ивления приводила всех домочадцев в восторг своим умением подбирать удивительные рисунки и цвета для полотен. Сначала она сама вышивала скатерти, наоконники, ручники, при виде которых все охали и ахали от изумления. Сказочные звери и птицы казались живыми; солнце вершило свой извечный ход по небосводу; Мокошь[14]14
  Мокошь – богиня земли, урожая, женской судьбы, покровительница прях и ткачих.


[Закрыть] простирала руки, благословляя людей на жизнь; змей выглядывал из подземного царства, высматривая очередную жертву; девушки-русалки склонялись над водой.

Рисунков Ивления придумывала множество, а руки не поспевали за мыслью. Тогда бабушка догадалась приставить к ней несколько мастериц, которые ткали и вышивали по ее образцам. Со временем полотен накопилось столько, что они заполонили всю усадьбу.

Предприимчивая бабушка и тут не растерялась, заплатила мыто и открыла на торжище лавку для торговли тканями.

Ивления не остановилась на достигнутом. В старых кладовых она откопала ветхие выцветшие ритуальные полотна, которые вышивала ее прабабка Надежда. Дар был кудесником и обучал Надежду всем магическим знакам, пришедшим из глубины веков.

И хотя Ивления, в отличие от Надежды, не была посвящена в колдовские тайны, каким-то невероятным чутьем она разобралась в символах и стала вышивать ритуальные ручники. У нее получалось даже лучше, чем у прабабки, потому что она вносила в рисунок больше яркого цвета и теплоты. Поскольку такие полотна создавались единицами, стоили они очень дорого и охотнее всего раскупались волхвами, кудесниками и ворожеями, да и просто бабками-повитухами.

– Глупая ты, Ивления, – только и вздохнула бабушка в ответ, а затем строго произнесла: – Думай, что хочешь, я своего решения не изменю. А пойдешь наперекор, прокляну. Все, разговор окончен.

Бабушка величественно поднялась с ложа и вышла из покоев внучки.

Девушка снова уткнулась в подушку, долго плакала и не заметила, как забылась сном.

* * *

Проснулась Ивления среди ночи: показалось, что скрипнула половица.

– Кто здесь? – встрепенулась испуганно.

– Не пугайся, милая, это я. – От оконца двинулась к постели темная фигура.

– Варяжка, ты чего удумал? – Несмотря на предупреждение, девушка испугалась еще больше.

– Не могу я жить без тебя, Ивления, – вздохнул воин.

– Уходи. Я без обряда тебе не дамся.

Варяжка и опомниться не дал, подскочил, зажал ей рот рукой. В окно пролезли еще двое. Варяжка понимал, что ему добром девушку не уговорить, а одному с нею не сладить, поэтому прихватил подмогу.

Ивления брыкалась, стала извиваться, царапаться, но двое молодцев подоспели вовремя, в рот засунули кляп, накинули покрывало и вытолкали через окно во двор. Варяжка предусмотрительно сбегал к двери и закрыл ее на засов: пока будут стучаться да ломиться – время упустят.

На шум проснулась бабушка. Она сразу почувствовала неладное, судорожно схватила колокольчик. Едва по избе разнесся мелодичный звон, поднялась суматоха.

Спросонья никто не мог понять, что случилось. Сенные девки и холопы носились по избе, со двора прибежали дворовые, лаяли собаки. В этой неразберихе никто не заметил, как через частый плетень перелезли три фигуры, бережно передавая друг другу большой, дергавшийся тюк.

– К Ивлении загляните, бестолковые, – сердито закричала старая женщина, когда к ней в опочивальню вбежала толпа челяди.

Несколько человек бросились к покоям девушки. Дверь была заперта изнутри на засов. На стук и крик никто не отзывался. Дворовые принесли топоры, чтобы выломать прочную дверь, но хозяйка уже поднялась с постели, ругаясь, прибежала следом за ними:

– Вам бы только ломать да крушить, изверги. Хозяйское – не жалко. Со двора в окно пролезьте, дуралеи. Да девчонку не напугайте…

Предупредила, а сама уже догадалась, что Ивлении в покоях нет.

* * *

В доме Варяжки Ивлению уже ждали. Родители встретили ее ласково.

– Ты уж прости сына нашего, – произнесла свекровь, – уговаривали мы его не красть тебя, но он и слушать ничего не хотел.

– Да что сына укорять? – сказал отец Варяжки, обращаясь к Ивлении. – Ведь давно уговор был, что ты станешь его женой. Что на твою бабушку нашло? Никак не ожидали мы, что она сватов прогонит.

– Ну не переживай. Твоя бабушка, думаю, поймет, что была не права, когда увидит тебя в свадебном наряде, – улыбнулась мать Варяжки. – Ладно, скоро рассвет. Сна уже никакого все равно нет. Будем к свадебному пиру готовиться.

– А бабушка?

– Я сам лично к ней утром пойду, отнесу за тебя вено[15]15
  Вено – плата за невесту.


[Закрыть] и приглашу ее на свадьбу, – уверил свекор.

Появились рабыни, проводили Ивлению в светелку, где стали наряжать в праздничные одежды: шелка и бархат, драгоценные украшения и мягкую кожу. Отец Варяжки ходил со Святославом во все походы и немало иноземного добра привез из дальних стран. Да и сам Варяжка не лыком шит, тоже повидал земель достаточно и уже внес в общее хозяйство свою долю.

Ивления одевалась, как во сне. Нет, не таким она представляла себе свой свадебный день. Думала, он будет самым счастливым днем в жизни – и светлым, и радостным. Но ни капли радости не ощущала она сегодня. Впереди ждала тревожная неизвестность. Ивления очень хорошо знала свою бабушку и была уверена, что та ее проклянет.

Старая женщина по старинному обычаю отрубила невесте полкосы. Ивления, повертев в руках обрубок, горько зарыдала.

Девицы запели печальную обрядовую песню, провожая невесту в семейный путь. Принаряженный Варяжка вошел с дружками и накинул девушке на голову расписной плат, прикрыв ее волосы от взглядов чужих мужчин. Отныне только муж имел право видеть ее простоволосой.

Полдня Ивления просидела взаперти с девицами, которые пели заунывные песни. Во дворе усадьбы в это время готовили угощение к свадебному столу. Рассылали приглашения гостям.

Свекор не обманул, к бабушке пошел. Во двор его долго не впускали, еле-еле прорвался. Но бабушка замкнулась в избе и не вышла на его зов.

Мужчина встал во дворе усадьбы и, глядя в заставленные волоком окна, произнес:

– Прости, хозяйка, детей неразумных. Любят они друг друга. Что поделать? Али забыла ты, что еще отец Ивлении хотел ее за Варяжку отдать? Прости его, не держи зла. Я тебе вено за невесту принес. Все как положено. Приходи на пир свадебный, ведь единственную внучку замуж выдаешь.

– Знать не знаю никакой внучки, так ей и передай, – раздался скрипучий голос из-за закрытого окна, – видеть ее больше не желаю. Пусть ноги ее в моем доме больше не будет. А мешок с кунами, которыми ты, старый хрыч, хочешь откупиться, засунь себе в заднее место. Твой сын оскорбил меня и весь наш род, не будет вам прощения, так и знай.

Старый воин удивленно крякнул: никогда бы не подумал, насколько сварлива теща его покойного друга. Какой бес в нее вселился? Совсем чокнулась.

В сердцах он бросил мешочек с монетами перед окном и вышел со двора, заказав себе когда-либо еще приходить в этот дом.

Ивления с нетерпением ждала свекра. Увидев ее лицо, мужчина расстроился еще больше. Он постарался, как мог, смягчить ответ старухи, но Ивления все равно расплакалась, размазывая по щекам свекольный сок, которым обильно нарумянили ее услужливые холопки.

– Не печалься, душа моя, – попытался успокоить сноху отец Варяжки. – Ты же видишь, как мы рады тебе. Считай, что ты обрела новую семью. Мы никому не дадим тебя в обиду. И Варяжка тебя любит! Если бы не любил, позволил бы я ему дочь друга умыкнуть без согласия родных? Конечно, нет! А бабушка твоя поймет со временем и простит тебя. Дай только срок, и она сама придет к тебе виниться.

– А если она никогда не простит меня? – всхлипнула девушка.

Свекор с жалостью смотрел на Ивлению. Старуха рехнулась, ничем иным не объяснить ее поведения. Сколько лет их семьи жили дружно, женщины поддерживали друг друга, когда мужчины уходили в поход. Женитьба детей давным-давно была оговорена, и все об этом в округе знали. Что же случилось со старухой? Почему она так резко пошла против давнего уговора, составленного еще ее зятем. Разве волю покойного можно нарушать?

– Простит, куда она денется. Сердце не камень, под который вода не течет. Она уже старая и вскоре поймет, что поступила неверно.

– Хотелось бы верить в это, – печально произнесла Ивления, – но когда это еще будет. А мне так горько сейчас…

– Вот что, Ивления, – решительно произнес мужчина, – возьми себя в руки, ты ведь не одинока, мы рядом. Забудь хотя бы на время о бабушке. Это она пусть страдает, что не видит тебя в твой свадебный день. Но вон идет сюда Варяжка. Улыбнись ему, не хмурься, ведь ты тоже счастлива, правда? Скажи мне…

– Да, – тихо ответила девушка и натянуто улыбнулась.

Теплое отношение родных мужа успокоило Ивлению, но горечь осталась. Чувствуя, что явилась причиной безмерного бабушкиного страдания, девушка весь свадебный пир сидела, потупив взор, не смея взглянуть на пьяных гостей. И хотя в адрес молодых раздавались только хвалебные речи, ей казалось, что все осуждают ее.

Варяжка в течение всего пира нежно держал ее за руку, поглаживал ее ладонь и пальцы, в нетерпении дожидаясь ночи. Ивления же ничего не чувствовала. Раньше от его прикосновений дрожала бы, а сейчас напало какое-то безразличие.

Вечером невесту отвели в покои, раздели, уложили в постель. Вскоре пришел Варяжка. Молодых, как принято, заперли до утра. Из-за двери раздался говор пьяных дружков, спускающихся по лестнице во двор, и наступила тишина.

Ивления, с натянутым до самого подбородка покрывалом, с опаской смотрела на мужа. Все, что касалось ночных семейных отношений, до сих пор было для нее тайной. И хотя она испытывала кое-какие приятные ощущения, когда изредка целовалась с Варяжкой, все равно оставалась в совершенном неведении относительно того, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине.

Не подозревая, какие мучения испытывает сейчас его жена, Варяжка быстро стянул с себя одежды, обнажив стройное тело с перекатывающимися мускулами. Ивления только мельком скользнула по нему взглядом и сразу смущенно потупила взор, наткнувшись на нечто внизу его живота.

Варяжка резко откинул покрывало. Девушка ойкнула и попыталась прикрыться, снова натянув покрывало на себя.

– Ивления, ты стыдишься? Я ведь муж твой теперь…

Девушка отодвинулась к стене.

– Варяжка, я боюсь…

– Не бойся, милая, я все сделаю, как надо, тебе не будет больно.

Он осторожно прилег рядом, прижал Ивлению к груди, отбросил покрывало.

– Ты прекрасна, тебе нечего стыдиться. Тело твое нежное и теплое, кожа бархатиста и мягка, ты родилась, чтобы давать наслаждение, – прошептал он, утешая.

Слова его сладко отзывались в душе девушки. Невольно она потянулась губами к мужским губам, руками обхватила шею. Низ живота свело. Груди затвердели.

Варяжка тут же воспользовался податливостью жены, и они слились в любовном порыве.

Утром на обозрение гостям выставили покрывало с явными признаками того, что невеста была девственницей, а жених стал супругом. Варяжка при этом гордо улыбался, а Ивления сгорала со стыда, краснея до кончиков волос.

Свадебный пир продолжался всю седмицу. Гости, в основном воины, гуляли с утра до вечера, наполняя двор пьяными криками, девичьим визгом и смехом. Посетил молодых и князь Ярополк, одарил подарками.

Затем он встал во главе стола, и все замерли, дожидаясь речи. Князь прокашлялся и произнес:

– Вот, Варяжка, ты женился и стал мужем серьезным. Ты знаешь, я давно выделил тебя за храбрость и преданность, и только твои молодые годы мешали мне дать тебе то, что ты заслужил по праву. Сегодня же, посовещавшись со старшими мужами, я решил назначить тебя воеводой.

Пирующие взревели от восторга. Сам Варяжка, ничего подобного не ожидавший, не знал, как угодить любимому князю, подсовывал ему лучшие куски, сам подливал ему в рог хмельное питье.

Но князь долго засиживаться не стал, отбыл в свои хоромы, где его ждала любимая наложница. А гулянка разгорелась с еще большей силой. Гости пили столько, что к вечеру забывали, по какому поводу пьют, валились тут же спать, а утром начиналось все сначала. В общем, гуляли на славу.

Молодые за столом сидели мало. Почти все время они проводили в опочивальне. Никто им не мешал, лишь изредка вызывали к столу, требуя усладить горькое питье. Варяжка с удовольствием обнимал цепенеющую от смущения Ивлению, страстно обхватывал ее рот губами, целуя долго и горячо. Удовлетворенные гости снова отпускали молодых.

Каждый раз, оставаясь наедине, Варяжка быстро раздевал жену и набрасывался на нее с какой-то животной страстью, с упоением наслаждаясь ее упругим юным телом.

Потом они спали или просто лежали, отдыхая, и снова предавались любовным утехам, и снова гости звали их к столу, и опять повторялось все сызнова.

Ивления потеряла счет времени, перепутала день с ночью. Она забыла, когда в последний раз видела солнце, безвылазно находясь в закрытом душном помещении.

Иногда ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Раньше она даже не догадывалась, что надо постоянно удовлетворять мужа. Обязанность эта становилась для Ивлении все болезненней, но признаться в этом мужу она стеснялась и побаивалась. Чувствуя недомогание, она думала, что это в порядке вещей, что так и должно быть, ведь все женщины проходят через это, и ни одна еще не жаловалась.

Варяжка же, проявив сдержанность в первую ночь, теперь не знал удержу. Он был просто ненасытен, требуя от жены выполнения супружеских обязанностей. Он даже не думал о том, что семнадцатилетней девушке такие нагрузки могут навредить.

Неизвестно, чем бы это обернулось для Ивлении, но свадебная пирушка наконец закончилась, гости разъехались, и усадьба погрузилась в обычные будни. Теперь проводить все дни в опочивальне было нельзя, так что Ивления вздохнула свободнее. Дневная передышка помогала ей набраться сил для ночных утех.

Она совсем не думала о Варяжке, а тому вовсе не нравилась такая перемена. Несколько дней он ходил угрюмый, а затем стал подлавливать жену в разных укромных местах: в сенцах, на гумне и на конюшне – всюду, где, казалось, никто не мешал.

Поначалу Ивлению пугала ненасытная похоть мужа, постоянно требующая удовлетворения. Но поговорить об этом было не с кем, и она смирилась со своей участью. К тому же она думала, что так и положено, что все мужья таковы, а значит, она не первая и не последняя, и должна безропотно переносить мужнины ласки.

Но Ивлении грех было жаловаться, она жила, забот не ведая. Всеми хозяйственными делами занимались свекровь и ключница. А от свекра дано было распоряжение дворовым и рабам беспрекословно выполнять все капризы молодой снохи, и они с ног сбивались, угождая ей.

Правда, Ивления не умела бездельничать, поэтому все дни проводила за любимым занятием: она вышивала.

Свекровь, увидев работу снохи, от души похвалила:

– Да ты просто искусница! Твое рукоделье и на праздничный стол стелить не стыдно, и дарить.

– И даже продавать на торжище, – улыбнулась Ивления, зардевшись от приятных слов.

Свекровь же смутилась: подумает еще, что сына специально женили на искуснице, позарившись на ее доходы. На самом деле они с мужем давно мечтали о внуках. Они были горды своей родовитостью, и, конечно, выбор невесты для сына стоял на первом месте. Ивления подходила по всем статьям: из знатной и небедной семьи, здорова, высока, привлекательна, а то, что она при этом отменная мастерица – не так уж и важно. И хорошо еще, что Варяжка любил свою невесту. Его родители женились по любви и не желали сыну жизни с нелюбимой женой.

Старая бабушка Ивлении немного испортила радужные надежды, но ее недовольство не омрачило размеренной жизни Варяжкиной семьи. В конце концов испокон веков так заведено: невеста уходила к мужу, закрывая за собой двери родительского дома. Так кому какое дело до старухиного брюзжания?

– Целыми днями сидишь за вышиванием, так и глаза недолго испортить, – сказала свекровь. – Пойдем-ка лучше обедать.

Ивления поняла: если сама не предложит, свекровь никогда не заговорит с нею о продаже ее полотен.

Свекровь удалилась. Ивления встала, потянулась, выпрямляя спину, застывшую от долгого сидения. Кушать не хотелось, спать тоже. Она прошлась по покоям, вышла в сенцы, затем – во двор. Солнце слепило глаза, в воздухе прозрачной дымкой витал зной.

В обед усадьба будто вымирала, все отдыхали. Считалось, что только шальная полудница[16]16
  Полудница – в славянской мифологии – полевой дух, способный навредить тем, кто работает в поле, наслать солнечный удар.


[Закрыть] бегает в это время по полям и улицам. И горе тому, кого она увидит работающим: хватит такой удар, что не оклемаешься.

Ивления села на лавку и тоскливо взглянула на закрытые ворота, вдруг ощутив какое-то непонятное щемящее чувство одиночества.

Варяжка с утра ушел к князю, и ей показалось, что она не дождется его никогда. Ивления закрыла глаза, чтобы развеять это тревожное чувство, и, наверное, задремала, потому что испуганно встрепенулась, когда услышала над ухом:

– Ждешь меня, красавица?

– Ой, Варяжка, напугал…

И тут же оказалась в объятиях мужа.

– Я соскучился.

– Я тоже. Я сейчас сидела, и так тоскливо стало мне, хоть кричи. Показалось, что нас ожидает разлука. Милый, я так боюсь потерять тебя…

– Что за мысли в твоей голове бродят? Все хорошо, печаль твоя пустая…

– А зачем Ярополк собирал вас? – перебила Ивления.

Варяжка нахмурился, но все же ответил:

– Нехорошие вести принес гонец. Князь Владимир угрожает Киеву. Ярополк велел быть начеку, никуда не уезжать, собирать людей и готовиться к осаде.

– Вот видишь, мое предчувствие не ложно.

– Да не бери ты в голову, – успокоил Варяжка, – чему быть, того не миновать, говорят люди. Я воин, смерть может подстеречь меня где угодно. Но зачем думать об этом постоянно? Надо жить, пока живется. К тому же осень на дворе, кто на зиму в далекие походы ходит? До весны Владимир сюда не сунется. И хватит об этом – пошли лучше в опочивальню, пока все спят. Я так истомился, что мочи нет терпеть…

* * *

Вот он, Киев! Владимир даже не мог предположить, как соскучился по родному городу, пока не увидел его перед собой. Нет, кто хоть раз посетил город на Днепре, не сможет забыть его никогда! А если ты здесь родился и вырос? Если здесь познал и первые радости, и ласку матери, и первые огорчения. Киев снился ночами, вспоминался днем. И не было острее желания, чем снова увидеть его.