Текст книги "Берег любви, море разлуки"

Владимир подготовился к походу основательно. Все же Киев не захолустная крепость, может за себя постоять. Пришлось и продовольствием запасаться, и оружием, и людьми. Так что прав был Варяжка, под стены Киева рать неприятеля прибыла весной.

Город тревожно замер. Не видно ни огонька. Не слышно ни звука. Даже собаки, казалось, знали, что под городом стоит враг, и притаились, лишь изредка беспокойно брехая.

Владимир горестно усмехнулся: какой он враг? Разве желает разорения любимому городу? Он только хочет добиться справедливости, показать, что он тоже достоин уважения. И, конечно, отомстить за то унижение, которому в детстве его подвергали братья.

Владимир еще немного постоял, вглядываясь в видневшийся вдали город, пока темная ночь окончательно не поглотила его, затем вернулся в свой походный шатер.

На разобранной постели лежала миловидная девушка. Ее он встретил сегодня на подступах к Киеву. С последней зазнобой князь распрощался дня три назад, когда за ней неожиданно явился муж. Пришлось одарить мужика за блудливую жену кунами. Ну не драться же со смердом на мечах!

Владимир вздохнул, как же ему не хватает любимой Рогнеды. О ней он думал постоянно, и не один раз на дню. Он вспоминал ее плавные движения, когда она прогибается под ним в постели, ее томный взгляд, сводящий с ума. Ее язычок вытворял такое, что даже при воспоминании об этом бросает в жар.

Владимир усмехнулся: а какой непокорной она была в первую ночь! Как царапалась, брыкалась и кусалась! С какой злостью она срывала с его ног сапоги на глазах пьяных воинов, выполняя свадебный обряд. Казалось, она испепелит всех своим взглядом, и его – в первую очередь. Хорошо, что ему хватило ума не набрасываться на нее и не бить, требуя покорности в постели. Уговорами и ласками, постепенно, он овладел женой, и теперь она готова была идти за ним в поход, лишь бы не отпускать от себя надолго.

Первая же ночь оказалась плодотворной – Рогнеда в положенный срок родила сына и теперь вынашивала второго ребенка. Пришлось оставить ее в Полоцке. Пусть поживет без него, соскучится, еще больше любить будет.

Думы о Рогнеде воспламенили кровь, и мужчина, откинув покрывало, взобрался на молоденькую девушку, покорно ожидавшую его ласк. Несмотря на юность, она привыкла к любовным утехам, а спать с князем – предел желаний.

– А ты хороша, – удивленно произнес Владимир, – хотя выглядишь невинно. Как зовут тебя?

– Вадна.

Так прозвали девушку в селе за ветреность и легковерие. Все считали, что ее легко соблазнить именно в силу ее легкого нрава. На самом деле сельчане ошибались: девушка была не так проста, как казалась.

Ей было лет двенадцать, когда ночью она подсмотрела за матерью с отчимом и сама сильно возбудилась. Едва мать вышла до ветра, заперла за ней дверь на щеколду и залезла под бочок отчима. Мужчина был несказанно удивлен, но не отказался от ласк девчонки.

Мать так и просидела до утра перед запертой дверью, стыдясь стуком разбудить всех соседей. Дочь же, на рассвете открыв дверь, невинно осведомилась, чего она делает в такую рань на крыльце? Бедная женщина даже представить себе не могла, насколько черны и коварны мысли ее девочки.

С тех пор жизнь Вадны изменилась. Отчим принарядил ее, разрешил ей вдоволь, когда пожелает, лакомиться сметаной, маслом, молоком. За столом ей стали перепадать самые аппетитные кусочки мяса.

Мать удивлялась, но спросить, отчего муж подобрел к ее старшей дочери, не смела: он был крут и на расправу скор.

Так и жила бы в неведении, но однажды застала на сеновале голую дочь и мужа, пыхтящего на ней. Сколько было крика и слез – не описать. Закончилось все полюбовно. Матери с тремя малолетними детьми идти было некуда, выносить сор из избы перед соседями было стыдно, и она покорно согласилась уступить дочери постель с мужем, лишь бы все осталось втайне.

И жила бы девчонка дальше в неге и холе, но ненасытная плоть сгубила. Приглянулся ей соседский парень, и не утерпела, стала по-тихому к нему бегать. Отчим вскоре заподозрил блудницу в измене, выследил ее. Парень, разумеется, убежал, а гулена познала плеть. Избивал ее отчим от души, рассвирепев не на шутку, оттого и сердце не выдержало – умер тут же, сжимая плеть в руке.

После похорон мать отыгралась за свое унижение: выгнала Вадну из дома, ославив на все село за то, что дочь гуляла с соседским парнем. Об отчиме, конечно, и речи не было.

Вадна не опечалилась, тут же прижилась у старого бобыля, платя за постой все тем же товаром, да еще и на стороне погуливала, благо новый хозяин благодушно закрывал на это глаза.

Все бы ничего, но в селе уж больно тоскливо, кумушки сплетничают, пройти мимо не дадут, не позлословив, и едва прознала Вадна о женолюбии князя Владимира (слава шла впереди князя), тут же решила свою дальнейшую судьбу.

Удача улыбнулась ей. Рать Владимира, как по заказу, окопалась у ее родной веси, и девушка не преминула этим воспользоваться, явившись прямо пред светлые очи князя.

Владимир оказался умелым любовником, чутким и терпеливым. Похотливая утеха принесла обоим наслаждение, после чего мужчина без сил откинулся на ложе. Девушка хотела перевернуться к нему лицом, но он вдруг резко толкнул ее, и она свалилась на землю.

– Походное ложе вмещает только одного, – грубо сказал князь, упреждая ее вопрос. – Можешь взять из сундука шкуры и постелить их под себя.

– Иль я не по нраву тебе пришлась? – губы Вадны задрожали: не от боли, от обиды – ложе было довольно широким.

Князь хмуро посмотрел на нее. С первого взгляда девушка казалась соблазнительной, и думалось, что в ее объятиях можно забыть все на свете и отвлечься от постоянных дум, но мрачное настроение развеялось лишь на короткое время. Девушка стала угнетать его, хотелось побыть одному, подумать в тишине.

– Если не хочешь спать на земле, можешь уйти, – равнодушно предложил он.

Вадна поняла, что проигрывает: Владимир пресыщен любовницами, и ее прелести его нисколько не всколыхнули. Ну что ж, можно попробовать подползти к нему с другой стороны.

– Хочешь побыть один? Подумать, как Киев взять? – забросила она уловку, не думая, впрочем, что рыбка попадется, и обрадовалась, когда князь насторожился и посмотрел на нее с интересом.

– А тебе что за печаль расспрашивать меня?

– Силой тебе город не взять, тут хитрость нужна, – глубокомысленно произнесла Вадна, оставив вопрос князя без внимания.

– Может, ты мне подскажешь эту хитрость? – усмехнулся Владимир.

Девушка соблазнительно выгнулась, затем взглянула на мужчину снизу вверх, прищурилась:

– Ты, князь, думаешь, что женщины годны лишь для того, чтобы вас в постели ублажать?

– Говори, если есть что сказать, – в сердцах воскликнул Владимир, – а нет, так убирайся.

– Ты, князь, воин бравый, вон сколь земель уже захватил, небось разбогател на этом. Убудет от тебя, если немного барахлишком поделишься?

– На подкуп намекаешь? Думаешь, умнее меня? Знать бы, кого можно подкупить безбоязненно, не ломал бы я сейчас голову. У Ярополка дружина верная, воеводы все опытные, многие еще Святославу служили.

– Эх, князь, сколько лет прожил ты на свете, а не знаешь, что есть и такие, кто за богатство не только друга готовы предать, а и родителей своих.

Владимир недоверчиво уставился на девушку. Только теперь он понял, что она завела разговор неспроста.

– Что-то речи ты странные ведешь, Вадна. У тебя уже есть кто на примете? Говори.

Девушка улыбнулась:

– Ну не буду тебя мучить, скажу прямо: воевода Блуд, к примеру, спит и видит горы золота.

– Да ты что, белены объелась? Он любитель, конечно, сладко кушать да мягко спать, но с чего ты взяла, что и на предательство горазд? Блуд еще князем Святославом к Ярополку был приставлен. Он Ярополка с малолетства обучал ратному мастерству, мамкой был ему. Да если так подумать, что же мне и Добрыне теперь не доверять? Ты, деревенская девка, откуда тебе знать, что князья наставников своих как отцов почитают!

– Ишь, князь, как тебя разобрало, – удивилась Вадна, скрыв обиду за «деревенскую девку». – Я не спорю с тобой, для Ярополка его наставник, может быть, и отец. Только знаю доподлинно, что Блуд почему-то его за сына не признает.

– Что ты все темнишь? – вконец рассердился князь. – Говори толком, что знаешь о Блуде.

– Что мы, деревенские люди, можем знать? – усмехнулась Вадна. – Только то, что глазами собственными видим. Весь наша Блуду принадлежит, у нас о хозяине много сплетен ходит. Блуд князя своего на дух не переносит. Он часто жалуется, что за многолетнюю службу ничего хорошего от Ярополка не видал. А вообще всем известно, что Блуд на серебро падок.

– Что толку в этом? Как с Блудом договоришься? Была бы возможность в Киев попасть, не сидел бы тут…

– А я могу тебе помочь, – с готовностью заявила Вадна. – Только просто так я рисковать жизнью не буду…

– Что же хочешь взамен? – Владимир прищурился, но тут же улыбнулся: ну чего может желать девица на выданье? – Жениться на тебе? Я бы рад, но не могу, у меня уже есть жена.

– Ну, замужество меня не больно привлекает, – надула губки девушка, – а вот обещай, что в княжеские хоромы меня жить возьмешь, кормить и одевать будешь, и – никакой работы.

– Всего-то? – присвистнул князь и охотно согласился: – Ладно, обещаю: будешь жить при княжеских хоромах.

Он встал с постели, обошел девушку и направился к выходу.

– Ты куда? – насторожилась Вадна.

– А чего дело в ларец откладывать? Добрыню позову, будем послание твоему Блуду сочинять…

* * *

Ярополк стоял на верхней башне терема и печально смотрел на пылающие вокруг крепости неприятельские костры. Что же это? Как так получилось? Как осмелился младший брат пойти на него войной?

Никакой вины по отношению к Владимиру киевский князь за собой не чувствовал. Он не был злым и кровожадным, а смерть родного брата Олега была случайной и до сих пор не давала покоя.

После смерти отца жили два брата мирно и тихо, друг друга не беспокоя. И надо было сыну воеводы Свенельда, охотясь, нарушить границы древлянского удела. Конечно, он был виноват, но и древлянский князь Олег мог закончить дело полюбовно, пожаловаться Ярополку, и тот нашел бы, как наказать парня, тем более и провинность-то была не такая уж и тяжкая. Но Олег решил показать свой гонор, дескать, в своем уделе делаю все, что хочу, и никто мне не указ, и убил нарушителя границ.

По обычаям кровной мести Свенельд должен был отомстить за убийство сына. Но зачем он, Ярополк, вмешался в распрю? Неужели он настолько безволен, что наущения воеводы могли поселить в его душе обиду на брата?

До сих пор Ярополк корит себя за решение идти войной на древлянского князя. Он вовсе не жаждал смерти брата, а хотел наказать его, внушить, кто хозяин земли Русской.

Олег, прослышав о намерении Ярополка, не повинился, не предложил мира, а собрал войско и вышел навстречу. Наверное, Олег считал, что отец обделил его, оставив великокняжеский стол Ярополку, и давно таил обиду. Вот и представился случай отыграться.

Древлянская дружина в битве потерпела поражение. Олег бежал в свою столицу Овруч. На мосту у городских ворот произошла страшная давка. Князь Олег упал в ров, окружавший город, и был насмерть раздавлен людьми и лошадьми, свалившимися вслед за ним.

Ярополк, заняв город, приказал отыскать тело брата. Увидев окровавленный труп, он со слезами обратился к Свенельду:

– Смотри, того ли хотелось тебе?

Слухи о страшной трагедии вскоре достигли Новгорода. Князь Владимир подумал, что Ярополк начал братоубийственную войну из-за новых земель, и, испугавшись, подался к варягам.

Ярополк вовсе не помышлял захватывать новгородские земли, но, когда узнал, что Новгород остался без князя, послал туда наместников. Нельзя же оставлять город без власти, пока его правитель где-то бегает.

Новой войны Ярополк не желал, и глубоко было его удивление, когда Владимир вернулся в Новгород с огромной варяжской ратью, выгнал киевских наместников, затем убил полоцкого князя Рогволода и стал угрожать ему, киевскому князю, властелину Руси!

Повод для войны Владимир нашел простой: Ярополк-де хочет извести его, как своего родного брата Олега. Но молва народная о другом гуторит: новгородским князем движет обида из-за Рогнеды. Не пожелала княжна полоцкая за него замуж выйти, хотела за Ярополка – вот Владимир и мстит.

Ярополк не мог поверить слухам: неужели из-за какой-то женщины Владимир решился поднять руку на него – брата и князя киевского!

Но вот он, Владимир, уже стоит под стенами Киева, а Ярополк смотрит с башни на вражеский лагерь и все никак не может понять: как так получилось, что соперничество привело к братоубийственной войне? Кто ее виновник? Кто затеял все это? Олег, Свенельд? Они оба уже мертвы и не могут держать ответ. Неужели виноват только он один?

* * *

Князь хмуро смотрел вдаль и не заметил подошедшей молодой женщины в черной монашеской рясе. Она обхватила его сзади за плечи и прижалась, потерлась щекой о его спину.

– Милый, пойдем ко мне. Я давно жду тебя.

Ее ласковые прикосновения вывели Ярополка из мрачной задумчивости. Он обернулся, обнял женщину, уткнулся носом в ее черные волосы. Какое счастье, что у него есть это утешение – его молодая жена.

Он никогда не забывал дня их первой встречи. Князь Святослав вернулся из очередного похода с богатой добычей. С детства Ярополк любил встречать отца, любил, когда тот, приветствуя, дружески обнимал его, отмечая вслух, что сын вырос, возмужал. От похвалы отца Ярополк приосанивался, оглядывал всех вокруг с гордостью, будто сам только что пришел с победой. Но на этот раз Святослав подвел сына к группе рабов и, посмеиваясь, подтолкнул к нему девушку в странном черном одеянии.

– Эту пленницу я дарю тебе, Ярополк.

Первое время юный княжич не знал, что делать с пугливой монашкой. Она целые дни простаивала на коленях, усердно молясь, и, едва он подходил к ней, вскакивала и убегала. Убежать далеко она не могла, охрана торчала у дверей терема, но все равно было обидно. К тому же она совсем не говорила по-русски, и Ярополк уже начал думать, что отец нарочно подшутил над ним, и не понимал: за что?

Святослав между тем собрался в новый поход. Предчувствуя, видимо, свою скорую смерть, он разделил земли между сынами, посадив Ярополка на киевский стол.

Ярополк был слишком молод, а бремя государственных дел слишком тяжело, поэтому он с головой окунулся в управление, совсем позабыв о Монахине – так ее прозвали в княжеской усадьбе за мрачный вид и темные одежды. Правда, Свенельд рассказывал, что девушка эта до пленения действительно была послушницей какого-то монастыря.

Смерть Олега так подействовала на Ярополка, что он долгое время никого не желал видеть, мучительно раздумывая о своей вине.

Вот в эти мрачные дни, полные безутешного страдания и раскаянья, Монахиня сама подошла к нему, взяла за руку, повела к себе в клеть. Там долго о чем-то шептала на своем языке, нежно гладила его волосы, лицо, плечи. Ее тихая плавная речь постепенно успокоила князя, и он уснул, а когда очнулся, увидел рядом на постели прижавшуюся к нему девушку. Она мирно спала.

Князь нежно к ней прикоснулся. Девушка проснулась и доверчиво потянулась к нему.

С тех пор прошло три года. Монахиня неотступно находилась при князе, выучила русский язык, и они подолгу разговаривали, наслаждаясь и беседой, и друг другом. Рядом с нею Ярополк отдыхал от каждодневных забот, забывал о несчастьях, чувствовал себя бодрым, полным сил и здоровья.

Монахиня давным-давно забыла о своем обете безбрачия и отрешения от всего мирского, хотя по-прежнему ходила в черном одеянии. Они оба хотели детей, и вот недавно Монахиня обрадовала любимого долгожданным известием о ребенке.

Надо сказать, что, не будь дитя, Монахиня так и осталась бы в наложницах. Ярополк ведь подумывал о женитьбе на полоцкой княжне – это было выгодно для обоих княжеств. Но судьба вмешалась вовремя: Рогнеда стала женой Владимира, а Монахиня понесла.

От прикосновений жены Ярополк тут же забыл о своих горестных думах, обнял ее и повел к лестнице, чтобы спуститься из терема в покои.

У лестницы князь и Монахиня столкнулись с Блудом. Он как раз поднимался им навстречу.

Ярополк с самого детства почитал Блуда и доверял ему во всем: как-никак он был дан ему в наставники отцом, который никогда не ошибался в ратных способностях своих мужей. Ярополк давно мечтал предоставить Блуду более значимое место в дружине, но Свенельд противился, кичась тем, что стал воеводой еще при князе Игоре и старшим был назначен самим Святославом. И только после смерти Свенельда Ярополк смог отблагодарить своего наставника по достоинству, назначив его старшим воеводой.

Ярополк остановился, недовольно посмотрел на Блуда, по возбужденному виду его уже предчувствуя что-то нехорошее.

– Плохие вести, князь, – с ходу сообщил воевода. – Надо бы поговорить.

– Иди к себе, – Ярополк ласково подтолкнул женщину к лестнице, – я скоро приду.

Блуд облегченно вздохнул: хорошо, что князь отправил Монахиню вниз. Имея черные мысли, он панически боялся ее, так как знал, что она, в отличие от безвольного Ярополка, умна и прозорлива и легко могла бы распознать коварство, задуманное им.

Блуд под вечер получил послание от Владимира, переданное устами холопки Вадны: «Желаю твоей помощи. Будь мне другом. Если не станет Ярополка, буду почитать тебя за отца, и честь большую получишь от меня. Не я ведь начал убивать братьев – он. Я же, убоявшись этого, выступил против него».

Блуд не был ни предателем, ни трусом, он просто давно таил на Ярополка обиду. С тех самых пор, как тот стал киевским князем. Правду сказать, Блуд вообще никогда не любил своего ученика. Наставником он стал не по доброй воле, а по приказу. С детства Ярополк был нюней и слабаком, и Блуд втайне думал, что серьезного правителя из него не получится. Гораздо больше ему нравился Владимир, не по годам развитый и способный. Но он был сыном рабыни, да еще младшим из братьев и не мог претендовать на киевский стол.

После смерти Святослава Блуд еще надеялся, что Ярополк станет опытным мужем и сможет держать власть в руках, а главное, поставит его, наставника, старшим над всеми воеводами.

Напрасно мечтал. Ярополк не был твердым и последовательным в своих решениях, не умел настаивать, больше полагался на совет своих мужей, не смея им перечить. Можно сказать, что долгое время власть в Киеве держал престарелый Свенельд, а не князь.

Получив послание от Владимира, Блуд пораскинул немного мозгами. Получалось, что рано или поздно, а Владимир Киев возьмет, и если уж он сам просит содействия, значит, так тому и быть. Откажи он сейчас в дружбе столь могущественному воину, можно потом слезами омыться. Да и награда светила немалая.

Монахиня будто почувствовала недоброе, прежде чем уйти, внимательно посмотрела на воеводу, но он тут же состроил благодушную мину, и она успокоилась.

Едва женщина спустилась вниз и скрылась, Блуд озабоченно возопил:

– Беда, князь. Прознал я, что киевляне хотят изменить тебе, беспрепятственно пропустить Владимира в посады и открыть ворота крепости.

– Что же делать? – воскликнул Ярополк. – Наверное, надо упредить Владимира и выйти с войском ему навстречу.

– Что ты, – замахал Блуд руками, – какое войско? Владимир под свои стяги пол-Руси собрал. Куда нам против него? Да и киевляне могут ударить нам в спину. Они Владимира мальцом еще помнят и, сдается мне, давно плетут против тебя заговор.

– Что ты говоришь такое? – изумился неприятно пораженный князь. – Чего же я им сделал плохого, чтобы они меня так ненавидели?

Блуд пожал плечами, хотя мог бы дать ответ: «В том-то и дело, что ничего ты не делал для Киева. Сидел в своем тереме, обществом монашки наслаждался, проедал и пропивал богатство, добытое в походах отцом твоим Святославом, а верную службу воевод принимал как должное, ничем их не поощряя». Так считал он сам и ничуть не сомневался, что и другие думают так же.

Блуд знал, что Ярополк последует любому его совету, поэтому без всяких обиняков сказал:

– Чего гадать, почему народ тебя не любит? Одно ясно – бежать тебе надо.

Князь удивился такому предложению, но и тени сомнения не возникло у него в душе, он только спросил:

– Куда бежать-то?

– Да в Родню хоть. Запрешься там в крепости, никто и не выманит.

* * *

Киев замер в напряженном ожидании. Тревожное предчувствие разогнало народ с торжища, лавки были закрыты, ладьи и рыбачьи лодчонки на Днепре и Почайне замерли на приколе.

Ивления шла по безлюдным улицам, со страхом разглядывая запертые ворота и закрытые ставни окон на избах. Враг стоял недалеко, вечерами пылали костры, запах дыма и гари стелился по городу, навевая беспокойство и смятение.

Показалась бабушкина усадьба. Ворота были заперты, и Ивления заколотила по ним кулачками, стараясь не поддаваться панике и не оглядываться на улицу за спиной. Поздно было укорять себя за то, что не взяла сопровождающих. Она даже предположить не могла, что в городе так опасно и страшно.

Варяжка со вчерашнего дня находился при князе неотлучно. Ивления верила в мужа, в его храбрость и считала, что все воины так же преданы Ярополку, как он, поэтому ничего плохого не произойдет, княжеская дружина отстоит город.

Ивления не собиралась покидать усадьбу мужа. Она терпеливо дожидалась от него известий, ни о чем особо не печалясь. Но после обеда в светелку вошла свекровь и сообщила печальную весть:

– Ивления, ты только не пугайся, одна из моих холопок навещала родных, которые служат у соседей твоей бабушки, а там все только и говорят о том, что она находится при смерти.

– Как же так?! – разволновалась молодая женщина. – Почему же от бабушки никого не было? Неужели она даже перед смертью не простит меня? Я сейчас же пойду туда…

Свекровь попыталась остановить ее, но молодая женщина тут же выбежала из усадьбы и направилась к бабушке.

Ивления забарабанила по воротам сильнее и вскоре услышала шаркающие шаги и кряхтение сторожа.

– Это я, Ивления, открывай скорее, – упредила она его вопрос.

– Открываю, открываю, боярыня, не серчай, время нынче беспокойное, при закрытых воротах приходится жить.

Калитка распахнулась.

– Здравствуй, здравствуй, боярыня, – поклонился сторож, – давно тебя не видели.

Ивления проскочила мимо него во двор, второпях кивая на приветствия кланяющейся челяди, вихрем взлетела на крыльцо, распахнула дверь в избу и замерла на миг: там царила пугающая тишина.

Она прошла в покои бабушки, и тут ее встретила сенная девка, прислуживающая лично хозяйке.

– Тихо, тихо, – зашептала она, заметив Ивлению. – Боярыня который день в себя не приходит.

– Почему же за мною не послали? – укорила женщина. – От людской молвы известие получила, а то бы так и жила в неведении…

– Кто же на себя смелость возьмет без хозяйкиного ведома тебя звать? – усмехнулась холопка. – А раз пришла, оставайся. Авось не разгневается, если очнется. Но по всему видать, не долго ей осталось…

Девка вдруг всхлипнула и поспешно прижала к глазам платочек.

Ивления села на краешек сиденья перед постелью бабушки. Взяла в руки худую шершавую ладонь. Слезы подступили к глазам, в горле застрял ком боли. Она ничуть не сомневалась, что виновата в том, что бабушка находится на смертном одре, корила и даже проклинала себя.

Ночь постепенно надвигалась на город. Ивления не заметила, как ее обступила темень. Девка зажгла сальный светильник.

Ивления сидела, вспоминая годы детства. Бабушка заменила ей и отца, и мать, и хотя была иногда сурова, в ее любви сомневаться не приходилось. Бабушка никогда не забывала о днях рождения внучки, и Ивления невольно вспомнила, какие пышные и вкусные пироги пекли для нее. С бабушкой она ходила в лес по грибы и ягоды, училась распознавать их, различать ядовитые и съедобные. Бабушка часто брала ее на торжище, любила покупать ей наряды и всякие заморские сласти. Каждый вечер перед сном бабушка рассказывала ей сказки, целовала на ночь, а утром ласково будила…

Как она жила без бабушки эти месяцы? Как могла забыть о ней, пребывая в счастливой неге?

Воспоминания вызвали поток слез, заскользивших по щекам. Ивления выпустила старческую ладонь из рук, чтобы вытереть глаза. В это время бабушка очнулась.

– Ивления… – прошептали сухие бледные губы.

Холопка, дремавшая у стола, вскочила.

– Боярыня очнулась!

– Тихо ты, – старуха сморщилась, – позови Ивлению.

– Я тут, бабушка, – Ивления наклонилась к самому лицу женщины.

Та вгляделась в нее подслеповатыми глазами.

– Хорошо, а то думала, умру, не увидев…

Старуха вновь прикрыла глаза. Холопка и Ивления замерли в ожидании. Прошло время, но старуха больше глаз не открывала.

– Опять в забытье впала, что ли? – вздохнула девка.

Ивления собиралась вновь сесть в изголовье постели, но в это время во дворе раздался шум – и она так и осталась стоять, невольно прислушиваясь.

– Да пропустите меня к жене.

Этот голос вывел женщину из оцепенения, она бросилась к двери, распахнула ее и увидела Варяжку, облепленного дворовыми. Он, размахивая увесистыми кулачищами, настойчиво пытался пробиться в дом.

– Тихо, чего расшумелись? – Ивления грозно свела брови.

Дворовые расступились.

– Боярыня его даже на порог не велела пускать, вот мы и выполняли приказ, – выступил вперед ключник, здоровый мужик лет пятидесяти.

Ивления невольно сморщилась, впервые неодобрительно взглянув на Варяжку: пришел, нашумел, ну ни дня без нее прожить не может.

– Ладно, бабушка все равно в себя не приходит, не узнает. Выйдете все, мне с мужем поговорить надо, – приказала она, и дворовые покорно удалились.

– Ну и стража! – восхитился Варяжка. – Видать, здорово бабка твоя наказала их после того, как тебя похитили.

– Чему ты смеешься? – нахмурилась Ивления. – Бабушка моя при смерти…

– Не сердись, – Варяжка сразу стал серьезным, – я за тобой пришел.

– Одну ночь без меня провести не можешь?

– Дело не в этом. Ярополк Киев оставляет. Я уже все твои вещи собрал. Пойдем.

– Куда? – не поняла Ивления.

– В Родню бежим. Там крепость хорошая, новая, долгую осаду выдержит.

Сердце Ивлении замерло: вот оно, предсказание. А она еще доказывала бабушке, что настолько любит Варяжку, что готова разделить с ним любую судьбу. Оказалось – не готова.

– Нет, Варяжка, я не могу. Бабушка ведь умирает. Кто ей глаза закроет? Я же себе никогда не прощу, если уйду сейчас, не попрощавшись с ней.

– Бабушка. Бабушка. Бабушка! – разозлился воин. – Только и слышу, что об этой вредной старухе! Даже собственной смертью пытается мне навредить!

– Варяжка! – воскликнула пораженная жена. – Да как ты смеешь так говорить? Да она, может, из-за меня умирает? Я виновата. Не послушалась, против ее воли пошла замуж. Так будь же милосерден, позволь в последний путь ее спокойно проводить.

Ивления рассерженно повернулась, чтобы скрыться за дверью.

– Подожди, – Варяжка схватил ее за руку. – Прости, не в себе я. Думаешь, мне легко отца с матерью покидать? А без тебя я вообще жить не смогу. Ты должна идти со мной.

На глаза Ивлении невольно навернулись слезы, и она уткнулась в грудь мужчины, ощутив под щекой железные пластины кольчуги.

Только теперь дошел до нее весь смысл происходящего: ведь муж покидает Киев!

– Я бы тоже ушла с тобой, – всхлипнула она, – но не могу. Пойми, если бабушка умрет, я же всю жизнь потом и себя, и тебя укорять буду. Вы же не на век Киев покидаете. Ярополк скоро с победой назад вернется. А я тебя здесь верно ждать буду.

– Любимая, что же ты делаешь? Как я без тебя? – Варяжка еще сильнее сжал жену в объятиях.

Боль разлуки захолонула сердце, но Ивления взмолилась:

– Варяжка, ну не заставляй меня бежать с тобой. Не могу я сейчас покинуть бабушку.

С улицы раздался свист.

– Все, пора мне, – произнес Варяжка с горечью, крепко впился в рот жены поцелуем, потом оттолкнул ее, страшась, что не выдержит и потянет за собой. – Прощай!

Он вышел. Ивления постояла, затем опомнилась, выскочила на улицу, но мужчины уже и след простыл. Лишь где-то невдалеке поскрипывали телеги и бряцало оружие.

Ивления чуть не расплакалась: прощание получилось нехорошим, на сердце остался осадок недосказанности и печали. Еще мгновение, и женщина бросилась бы догонять мужа, но появилась сенная девка.

– Боярыня очнулась!

Ивления спешно вернулась в покои.

Бабушка тяжело дышала, хватая воздух ртом.

– Ивления, внученька, иди ко мне, – простонала она.

Девушка склонилась над больной.

– Ивления, все тебе достается: усадьба, скот, земля, рабы. Рухлядь сама знаешь, где лежит. Все тебе, и еще – сними с моего пальца кольцо.

Женщина осторожно взяла в руки худую костлявую ладонь старухи, бережно сняла с пальца кольцо с бирюзой.

– Мне его бабка Ярина перед смертью дала. Оно твое по праву. Говорят, счастье приносит.

Старуха часто задышала, покрылась испариной, закрыла глаза и вдруг вытянулась, безвольно уронив руки.

– Умерла, сердечная, – всхлипнула девка и накрыла хозяйку покрывалом вместе с головой.

Ивления села в изголовье и уткнулась в колени лицом. Слезы душили ее, и, не сдержавшись, она разрыдалась.

* * *

Утро принесло проснувшемуся Киеву печальное известие: князь бежал. Горожане поняли, что бравая дружина Ярополка покинула их, отдав во власть неприятеля. Все попрятались по домам и погребам и неистово молились своим богам, прося милости себе и близким. От князя Владимира, въезжавшего победителем на тихие безлюдные улицы, ждали только одного: погрома и избиения.

Владимир же, хоть и занял киевский стол без кровопролития, понимал, что добился лишь половины успеха. Киевляне приняли его лишь потому, что Ярополк сбежал. Надо было добиться от них окончательного признания. Поэтому, когда варяги, нанятые им за морем, потребовали платы и предложили разграбить город, Владимир отказался от их услуг. Он знал, что не должен настраивать горожан против себя.

Вскоре большая часть варягов покинула Киев, отправившись на службу в Царьград к византийскому императору.

Время шло, ничего страшного не происходило, и горожане, успокоившись, потихоньку стали выходить из своих убежищ. Мало-помалу жизнь в городе налаживалась: ожили мастерские ремесленников, рыбаки стали выходить на промысел, вновь открылось торжище.

Но Ивлению, хлопотавшую о похоронах, мало волновало, что творилось в городе.

По обычаю, погребли бабушку позади усадьбы. Ивления сделала все, чтобы бабушке в саду мертвых было хорошо: положила в домовину много еды, утвари, каменьев, любимую прялку покойной, ткани, шкуры, чтобы не знала она там нужды и бедствия.

Лишь по прошествии седмицы Ивления наконец вспомнила о родителях мужа и решила их навестить, удивляясь, почему они не пришли на похороны.

Казалось бы, многое в городе должно было измениться со сменой власти, но улицы, по которым ехала Ивления в повозке, остались прежними, лишь встречалось много людей в иноземной одежде, и простой, и богатой – из разных племен состояла рать Владимира. Воины прохаживались по Киеву как хозяева, демонстрируя превосходство победителей, но, впрочем, горожан особо не задевали и попусту не обижали.