Текст книги "Берег любви, море разлуки"

– Ой, беда, Ивления, – прибежала растрепанная холопка, – Блуд со своими людьми в усадьбу ворвался.

Молодая женщина сорвалась с постели и, позабыв натянуть на себя верхнюю рубаху, а волосы прикрыть повойником,[22]22
  Повойник – головной убор замужних женщин.


[Закрыть] выскочила из избы.

Во дворе бегали холопки, тщетно скрываясь от гридней. Дворовые, вооружившись чем попало: ножами, топорами, вилами, дубинами, – пытались сопротивляться, но явный перевес был на стороне обученных воинов.

Люди Блуда вытаскивали из изб добро, из гумна – мешки с житом,[23]23
  Жито – любое зерно: рожь, пшеница и т. д.


[Закрыть] из хлева выгоняли скотину.

По двору важно, выпятив круглый живот, ходил Блуд, подбадривая своих людей.

Ивления налетела на него, забила кулачками по твердой груди:

– Изверг, ты что делаешь?

Блуд оттолкнул ее от себя.

– Не лезь ко мне, раба. Тут все мое! И ты тоже…

– Какая я тебе раба?! – заорала Ивления истошно. – Эта усадьба к Варяжке никакого отношения не имеет. Люди добрые, помогите кто-нибудь! Грабят, убивают, насилуют честных людей…

Но никто не отозвался на ее вопли. Улица будто вымерла. Даже собак соседи закрыли в сараи, чтобы они лаем не привлекли гридней в их дворы. Никто не хотел связываться с кровожадным Блудом.

– Чего ты раскричалась? – удивился воевода. – Ты жена Варяжки или нет? Жена! Значит, принадлежишь мне по праву. Князь Владимир все добро Варяжки мне отдал.

– А эта усадьба моя, а не мужа, – попробовала Ивления еще раз вразумить мужчину, хотя уже поняла, что дело это бесполезное.

Только теперь Блуд заметил, что стоит она перед ним в одной нижней рубахе. Глаза его прищурились, оглядывая ладную фигурку женщины. Вожделение тут же замутило остатки его разума.

Воевода подошел к Ивлении, схватил за черные волосы, притянул ее лицо и жадно впился в рот толстыми губами. Ивления попыталась вырваться, но ее сопротивление еще больше разъярило Блуда. Он упал на скошенную траву посередине двора, увлекая ее за собой. Руки тут же стали рвать тонкую женскую рубаху.

Ивления извивалась, барахтаясь в пыли, но никак не могла вырваться из цепких лап возбужденного мужчины.

– А ну прекратить! – раздался вдруг властный голос.

Блуд с удивлением уставился на князя Владимира, сидящего верхом на коне. Позади него маячили всадники.

– Так это ты же сам мне в добычу добро Варяжки отдал… – заикаясь, сказал воевода, отпуская Ивлению и поднимаясь с земли.

– Кто хозяйка усадьбы? – спросил князь, отмахиваясь от Блуда.

– Я.

На князя сверкнули два синих глаза на сером от пыли лице. Женщина села, попыталась пригладить волосы и оправить на себе остатки разорванной рубахи, но лохмотья едва прикрывали ее белое тело.

– Слышал я, ты просишь помощи?

– Да, – изумленно воскликнула Ивления, не понимая, откуда князь прознал о ее беде, но, уже не вникая в это, встала на колени и запричитала: – Блуд окаянный, изверг, решил лапу наложить на мое добро. Пусть Варяжка против тебя пошел, я-то чем виновата? Мне эта усадьба от бабушки в наследство досталась. А Блуд и добро Варяжки забрал, и на мое еще позарился. И зачем он свекровь мою, старую почтенную вдову, к себе в рабство увел? Пусть Варяжка сбежал из Киева, но мы – вольные люди, почто нас в плен брать, как после боя с иноземным ворогом?

Князь Владимир выслушал сбивчивую речь женщины, хмуро повернулся к воеводе:

– Ну что, Блуд, скажешь на это? Почто ты мать Варяжки в рабыни взял и на чужое добро позарился?

– Что скажу? Что скажу! – заворчал воевода. – Варяжка – изменник, ты же сам мне его усадьбу отдал…

– Усадьбу отдал, верно, но вольных людей кто давал тебе право закабалять? Неужто рабов тебе не хватило?

– Какие рабы? – сморщился Блуд. – Твои люди еще до меня все там пограбили…

– Поэтому ты решил на старой женщине отыграться да еще чужую усадьбу захапать?

Блуд смолчал, не понимая, чем недоволен князь. Все он делал правильно, по справедливости, по военному обычаю.

Пыль хрустела на зубах, и Ивления, не обращая ни на кого внимания, встала, подошла к студенцу, зачерпнула воды из ведра, плеснула себе на лицо, прополоскала рот, затем вновь обернулась к князю.

Владимир опешил: замарашка вдруг превратилась в юную красавицу, от которой глаз не отвести. Он даже крякнул от изумления.

Только сейчас, промыв глаза, Ивления заметила маячившего позади Владимира ключника. Так вот кто позвал на помощь, догадалась она и ободряюще ему улыбнулась.

И Владимир невольно замер: будто еще одно солнышко взошло на небосводе, настолько светлой и очаровательной была улыбка девушки с маленькими ямочками на щеках.

– Вот что, Блуд. Усадьбу эту я тебе не разрешаю трогать. Я тебя достаточно за службу наградил. Мать Варяжки тоже отпусти.

Князь спешился, подошел к Ивлении.

– Что-то в горле пересохло, освежиться не мешает. Нет ли у тебя, хозяйка, чем горло промочить, – он метнул взгляд на студенец и добавил: – Окромя воды.

– Милости просим, – засуетилась Ивления, – проходи в избу. За честь мне, князь, принимать тебя в своем доме.

Она пропустила князя в светелку, отдала распоряжение холопкам нести на стол угощение, а сама метнулась в покои: принарядиться.

Блуд презрительно скривился, созвал своих гридней и выехал со двора.

* * *

Ивления, надевая навершник и пряча волосы под повойник, невесело раздумывала о дальнейшей жизни. От одного блудливого отвязалась, другой тут как тут. Слухи о том, что Владимир презирает святость брачных уз и девичью невинность, полностью в Киеве подтвердились. Говорят, Монахиню, несмотря на ее беременность, каждую ночь он берет в свою постель. В крепости женщинам нельзя спокойно пройти перед его любострастным взором.

Ивления вздохнула. И надо было ей умыться перед очами Владимира? С другой стороны, не узнай он ее красоты, может, и не стал бы так рьяно брать под свою защиту? А где еще она найдет заступника?

Да, удружил Варяжка. Кто она теперь? Жена без мужа! Лучше князю улыбаться да в своем доме, чем изверга воеводу ублажать, будучи рабыней.

Ивления посмотрелась в зеркало, поправила повойник и направилась в светелку, где за столом, уставленным различными яствами и горячительным питьем, сидел князь.

Увидев принаряженную женщину, он встал, подошел к ней, взял за руку.

– Посиди со мной, красавица. От тебя взора не отвести. И где такую хорошую жену Варяжка нашел? В каких землях?

– Я в Киеве родилась и Варяжку с детства знаю. Усадьба эта бабушке моей принадлежала, она недавно померла.

– А я тоже в Киеве родился, жил здесь, пока отец не послал меня в Новгород княжить…

Женщина кивнула, не зная, что говорить еще. А князь не стал ходить вокруг да около, выложил все без обиняков:

– Ты мне нравишься, Ивления. Если ты боишься мужа, то знай, он никогда не вернется. Он грозил собрать печенегов, но у меня сильная боевая рать, никто не совладает со мной. А ты будешь жить припеваючи. В княжеском тереме всякого добра полно, все к твоим ногам брошу, пожелай только.

– Ничего мне не надо, – покачала головой Ивления. – Мне от бабушки хорошее наследство досталось, мне честь свою ни к чему продавать.

– Ты не торопись отказываться, – посуровел князь. – Одинокой женщине без мужской защиты не прожить, сама знаешь. Всяк обидеть норовит. Я силой никого не принуждаю. Просто подумай – мое покровительство тебе не помешает. Лучше добровольно тебе отдаться, чем потом всю жизнь жалеть о непокорности. В общем, надумаешь, пришлешь весточку.

Князь встал, шагнул к двери и вдруг резко обернулся, подхватил женщину на руки и прижался к ее рту губами. От неожиданности Ивления ойкнула, но сильные руки держали крепко, а мужской рот был таким жгуче горячим, что невольно она всецело отдалась сладкому поцелую.

– Видишь, тело твое жаждет объятий, – усмехнулся Владимир, опуская ношу на лавку. – Так что забудь о чести. Покорись – все равно от тебя не отстану.

Сердце бешено стучало, живот сводило желание, но Ивления молчала, сложив руки на груди.

Князь еще мгновение постоял над ней, нависая могучей статью, и вышел, а Ивления вздохнула с облегчением. Она была уверена, что никогда добровольно не покорится князю.

* * *

Зря зарекалась Ивления обходиться без князя, поскольку судьба, как видно, помогать ей не собиралась. Оставшись без мужской защиты и помощи, молодая женщина почти сразу стала ощущать тяготы жизни. Привыкшая жить на всем готовом, она вскоре поняла, что не умеет вести хозяйство. Ладно еще, что ключник помогал, где советом, а где и делом, но особой надежды и на него не было, так как всю жизнь делами заправляла бабушка и никого из своего окружения не обучала, поскольку в помощниках не нуждалась.

Блуд свекровь вернул, но у нее от сильного потрясения помутился разум. Она целыми днями просиживала у окна, глядя на двор пустыми глазами.

– Матушка, чего ты сидишь при раскрытом окне? – спросила Ивления, когда женщина села в первый раз.

– Жду мужа и сына, они скоро вернутся из похода, – ответила свекровь.

– Матушка, ты простудишься, – попробовала уговорить ее Ивления, но из этого ничего не вышло: свекровь ни в какую не хотела покидать своего поста.

Хорошо еще, что вела она себя тихо, мирно, никого не трогала и не буянила.

Ивления очень уповала на вотчину, надеясь на хороший урожай, но от тиуна прискакал посыльный с сообщением. Тиун жаловался, что в начале лета шли дожди и сгнило все сено, затем наступила жара, и пожухло жито. И еще одна напасть приключилась: сгорело самое большое овсяное поле. И по всему видать, не само оно вспыхнуло, а кто-то красного петуха пустил, поскольку нашли по краям поля и в середине его кострища и разбросанные головешки.

Но все же, сообщил посыльный, небольшой обоз с продовольствием тиун снарядил и отправил в Киев. Посыльный уж давно ускакал обратно в вотчину, прошло уже более месяца, а обоз так и не появился.

Ивления устала ждать и послала гонца навстречу обозу. Вскоре гонец вернулся с полдороги. В одной из придорожных весей он выведал, что с полмесяца назад мимо действительно проезжал обоз, на который напали разбойники. Сопровождающих перебили, добро забрали. Двое мужиков еле спаслись и теперь лежат в одной из весей, почти не вставая.

Гонец нашел этих людей, расспросил их, и те подтвердили, что обоз принадлежал Ивлении.

Ивления не знала, что делать. Скоро зима, припасов нет. Чем кормить людей? С огорода при усадьбе собрали урожай, но на горохе и репе долго не продержишься.

А тут новая беда нагрянула, уже в Киеве, сгорело несколько надворных построек, и в дыму задохнулось с десяток рогатого скота.

И задумалась Ивления. Кто-то упорно мешает ей жить. Но кто? Мстит Блуд, или князь склоняет ее к сожительству? Неужели так и придется поклониться Владимиру в ножки? Честь честью, а кушать-то хочется. Тяжело каждый день видеть хмурые лица челяди. Она чувствовала ответственность за этих людей, как мать перед детьми. Не хватало еще, чтобы все полегли от голода зимой.

Сначала Ивления думала просить помощи у родственников бабки Ярины. Сыновья деда уже приехали с гостьбы, и она охотно с ними завела дружбу. Мужчины были как на подбор: все высокие, ладные, степенные – обещали помочь в любом деле. Но не причинит ли она горя еще и им?

Несмотря на молодые годы, она не была легкомысленной, отличалась известной долей практичности и понимала, что месть Блуда или немилость Владимира могут простираться очень далеко – и никто из них не пощадит ее заступников. Подставлять под удар старика, его сынов и внуков казалось Ивлении непростительной бесчувственностью.

Оставался только один выход. В любом случае, если злодеяния творит Блуд, то утихомирить его может только князь, если же князь причастен, то тут уже никто не поможет. Остается смириться и пойти к нему на поклон.

Несколько раз Ивления готова была отправиться к князю, но в последний миг отказывалась от своего намерения, думая, что все как-нибудь уладится. Но тут случилась страшная беда. Несколько людей в масках разгромили ее лавку на торжище, изрубили все полотна на куски. Не только многомесячная работа мастериц пропала даром, но и новые полотна продавать теперь было негде. Ивления боялась снова открывать лавку.

Разгром на торжище окончательно подтолкнул ее к решению идти к князю.

С вечера Ивления уговаривала себя, что ей не стыдно и не страшно, подавляла в себе неприятные ощущения. Она вымылась и легла спать с твердым намерением с утра отправиться на княжий двор. Но и поутру поездку все оттягивала. Долго вертелась перед зеркалом, оделась в роскошный навершник, волосы прикрыла заморским платом с золотым шитьем, на ножки натянула красные сапожки.

И только в обед решилась окончательно: велела подавать повозку.

Владимир с дружиной обедал в гриднице. Ивлению провели к самому его креслу, и она, как заведено, бухнулась на колени.

– Прошу защиты, князь, каган[24]24
  Каган – титул правителя Хазарского каганата, на Руси считался почетным, и многие князья использовали его.


[Закрыть] земли Русской, – еле выдавила из себя.

Несколько гридней, пирующих за столом, с любопытством уставились на них.

– Кто обидел тебя, женщина? – намеренно громко спросил князь.

Гридни равнодушно продолжили трапезу: ничего интересного, мало ли к князю приходит горожан требовать справедливого суда.

Ивления рассказала о последних несчастьях в ее жизни. Князь внимательно выслушал ее жалобу.

– Ну что ж, твоему горю помочь можно. Продовольствие я тебе выделю: зиму со своими людьми переживешь. Дам тебе небольшой отряд воинов для охраны усадьбы. Поставлю людей около твоей лавки на торжище. Если ты думаешь, что это Блуд вредит тебе, я поговорю и с ним.

– Спасибо, князь. Я знала, что ты не оставишь в беде одинокую женщину.

Ивления со значением подчеркнула слово «одинокую».

Усмешка коснулась правильно очерченных губ мужчины. Гридни не обращали внимания на князя и очередную просительницу, и все же Владимир, соблюдая призрачную осторожность, спросил так тихо, чтобы слышала только она:

– Я не ослышался? Тебе одиноко?

– Да…

Ивления склонила голову, не в силах вынести взгляда, явно раздевающего ее. Мужчина же еще больше снизил голос и сказал без всякой двусмысленности:

– Вот и ладно. Жди меня, женщина, сегодня. Приду.

Ивления еще ниже склонила голову и произнесла:

– Я буду ждать тебя на окраине Киева, в рыбацкой избушке. Вечером придет от меня ключник, ты его уже знаешь, проводит тебя туда под покровом ночи, чтобы никто не видел и не знал.

Владимир усмехнулся.

– Почему не хочешь привечать меня в своих хоромах? Чего ты боишься? Ты под моим покровительством. Муж тебя бросил и никогда не вернется. Ты почти свободная женщина…

– И все же, князь, я не хотела бы лишних сплетен…

Князь не стал препираться. Хотя он не привык церемониться с женщинами, соблюдение таинственности все же увлекало и в какой-то степени возбуждало.

– Ну что ж, я согласен, – князь величественно кивнул, давая понять, что разговор окончен.

* * *

Возвращалась назад Ивления в некоторой растерянности. Она без раздумий взяла ключника себе в помощники, даже не спросив его согласия. Но кто же еще мог помочь ей в столь щекотливом деле? Ведь князь в лицо из ее людей знал только его. К тому же надо было не только встретить и проводить князя, но и прибраться в старом заброшенном домике у Днепра – и сделать это тайно, чтобы не было пересудов среди челяди.

Ключник – человек вольный, оттого хозяевам преданный, умеет держать язык за зубами. Как ни крути, кроме него, некому больше довериться.

Изба эта была рыболовецкая. Последний рыбак утонул несколько лет назад. Семьи у него не было, а новых рыбаков бабушка нанимать почему-то не стала. То ли забыла, то ли намеренно отказалась от услуг рыбаков. Наверное, на торжище покупать рыбу дешевле, чем содержать ловушки, сети и платить за промысел.

Как бы то ни было, о существовании заброшенной избушки Ивления знала с детства, очень часто бегала туда с дворовыми детьми играть в прятки. Все им там казалось жутким и интересным. Но стоит ли она еще на месте, не развалилась ли с тех пор?

Едва повозка въехала во двор, Ивления тут же приказала позвать ключника к себе в светелку. Он незамедлительно явился. Женщина решила не крутить вокруг да около, выложила все сразу, чтобы не мучиться:

– Сейчас отправишься в заброшенную рыболовецкую избушку, приберешься там немного, шкуры постелишь, печь растопишь, а вечером пойдешь к князю, встретишь его и задами проводишь туда. Я там ждать буду.

Ключник бесстрастно смотрел на хозяйку. Его взгляд не осуждал и не оправдывал, и все же она попыталась объясниться:

– Я могу делать все, что желаю. Муж оставил меня, и пока я свободная женщина – ни вдова, ни мужнина жена. Но ты должен проследить, чтобы челядь ни о чем не узнала, не хочу сплетен, и так на душе муторно. А если кто все же что-то увидит, то ты должен пресекать любые разговоры.

– Я все сделаю, как надо, боярыня, не переживай, – спокойно произнес ключник, и Ивления поняла, что он никогда не предаст ее, чтобы она ни творила.

Мужчина вышел.

До вечера Ивления не находила себе места, беспокоясь и то и дело выходя во двор. С наступлением осенних заморозков окна закрыли расписными волоковыми заслонками, открывать которые не хотелось, чтобы не напустить в избу прохладного воздуха. Время можно было узнать, только выглянув на улицу.

Но вот, наконец, ночь надвинулась на Киев. Усадьба сразу будто вымерла. Ивления вышла на крыльцо и посмотрела на ясное черное небо с мерцающими звездами. Вокруг не видно ни зги, осенняя ночь вступила в свои права. Беспричинная дрожь пробрала молодую женщину. Ивления поежилась и зашла в избу.

Она сглупила, надо было сказать ключнику, чтобы он проводил князя в избушку и пришел за нею. Теперь придется идти одной в такую жуть?

В покоях Ивления села на постель. Белянка уже расстелила ее на ночь. Девочка быстро прижилась на новом месте и привязалась к хозяйке. Белянка редко отлучалась из хозяйских покоев, даже спала рядом на лавке.

Но сегодня ее присутствие в пустых покоях было нежелательно. Девчонка мала и многое, может, не понимает, но это и опасно – по неведению проговорится.

– Белянка, у меня голова болит, я хочу спокойно отдохнуть. Не ходи здесь. Иди ночевать к поварихе.

Повариха относилась к Белянке как к дочери, баловала ее, подкармливала.

Девочка надулась:

– Я не буду мешать.

– Белянка! – повысила голос Ивления.

Холопка вздрогнула от окрика и, понурив голову, поплелась к поварихе, не понимая, отчего госпожа так неласково с нею обошлась.

Ивления быстро собралась и тихо выскользнула из избы, пролетела через двор и покинула усадьбу, надеясь, что ее никто не заметил.

* * *

Князь пришел, встал у дверей, огляделся. Ивления сидела на широкой лавке, приспособленной под ложе, и настороженно смотрела на него.

Владимир был молод, красив. Ухоженная бородка придавала лицу мужественность и твердость. Поджарая фигура, гибкость притягивали взоры. В общем, он не был противен, и любая девица посчитала бы за награду получить его любовь. Но Ивления понимала, что прихоть князя мимолетна и не стоит ждать от него серьезного чувства. К тому же она думала сейчас лишь о предательстве по отношению к Варяжке и совсем не обращала внимания на мужскую привлекательность.

Оглядев избушку, князь, в общем, остался доволен увиденным: бедно, конечно, но чисто – ни пылинки, ни соринки – тепло, сухо.

Князь двинулся к постели. Ивления так тяжко и печально вздохнула, что мужчина невольно остановился и насупился:

– Я думал, ты решилась на это не по принуждению. Я мог бы взять тебя силой, никто не осудил бы, ведь твой муж – изменник. Но я хотел поступить по-хорошему, не обижая тебя.

Ивления молчала, не зная, что ответить. Самым большим ее желанием было раз и навсегда избавиться от этого человека. Но как это сделать?

– Если хочешь, я уйду сейчас и никогда не приду, – будто угадав ее мысли, предложил Владимир.

Ивления чуть не крикнула: «Да, я хочу, чтобы ты ушел», – но вовремя остановила себя. И что будет дальше? Разорение? Голодная смерть?

Чего она боится? Муж ее бросил, не по своей воле, конечно, но все равно оставил без защиты и помощи. Какая женщина закрывается в четырех стенах, когда остается одна? Сколько вдовиц принимают у себя мужчин, выходят замуж. Ну, подумаешь, позлословит молва с месяц, а они живут себе, никакого осуждения не страшась. А ее почему волнует презрение соседей? Да ведь многие просто мечтают о покровительстве князя.

Ивления успокаивала себя, понимая, что все это пустое: она уже все решила сегодня утром, когда отправилась к князю. Так о чем теперь думать и жалеть?

– Нет, не уходи, – Ивления опустила глаза в пол, – я не знаю, что мне делать…

Мужчина быстро подошел к ложу, сел, обнял Ивлению, прижал к груди.

Они немного посидели, и женщина невольно успокоилась. Как же давно она не ощущала мужской силы! Что ни говори, а князь умел пробудить скрытые желания. Ивления поняла, что ей хорошо и уютно в его объятиях и совсем не хочется высвобождаться.

– Не бойся, – успокаивал тем временем князь, – для начала мы должны привыкнуть друг к другу. Ты сейчас разденешься, я тоже, и, пока мы раздеваемся, будем глядеть друг на друга.

– Да я со стыда сгорю…

Владимир, не слушая ее, первым стянул с себя одежду. Поддаваясь его внушению, Ивления покорно сняла повойник, и на спину, плечи и грудь упали тяжелые пряди шелковистых черных волос. Князь не удержался, взял в руки шелковую прядь, подержал, будто взвешивая ее.

– Да-а-а, – произнес восхищенно, потом зарылся в волосы лицом, вдыхая запах свежести и чистоты.

Затем невольно его рука сама заскользила, снимая с Ивлении одежду, и вскоре она осталась обнаженной. Князь осторожно толкнул ее на спину, и она покорно легла, думая при этом, что ведет себя как неразумная девочка. Почему эту ночь она воспринимает как обязанность? Почему бы ей самой не получить удовольствие?

Любовь Варяжки была какой-то зверино-ненасытной, но ей же нравилось. Князь приветлив и обходителен, его движения не грубы – полная противоположность мужу.

Ивления выгнулась под ним, всем своим существом вбирая в себя. Руки ее заскользили по спине, по плечам, по волосам мужчины, и он с благодарностью принял ее ласку, нежно целуя ее лицо и шею.

– Это муж научил тебя так хорошо ублажать мужчину? – спросил Владимир, когда они отдыхали, лежа рядышком на неширокой лавке.

Ивления промолчала. Ну и глупец же он, хоть и князь. Разве в это время думаешь о чем-либо, кроме как о собственном удовлетворении?

– У тебя были еще мужчины, кроме мужа? – не унимался Владимир.

– Зачем тебе это? – нахмурилась Ивления.

– Почему-то хочется знать о тебе все. У других женщин я никогда об этом не спрашивал. Да большинство из них лежат в постели как колоды, не продвинешь. А ты огонь, сама горишь и других воспламеняешь.

Ивления стыдливо потупила взор, а мужчина почувствовал новое желание и снова потянулся к ней.

За всю долгую осеннюю ночь им удалось поспать лишь урывками, мимолетно: князь был ненасытен, снова и снова будил женщину.

Ключник хорошо протопил избу, но за ночь она выстудилась, и к рассвету стало совсем холодно.

– Пора тебе, князь, возвращаться к себе. – Ивления поежилась: хотелось залезть в свою теплую постель под беличье одеяло и заснуть крепким сном.

Мужчина вздохнул.

– Забрать бы мне тебя в свои хоромы…

– Еще чего! Мне и у себя неплохо, – встрепенулась Ивления.

– Ну ладно, – еще раз вздохнул князь, – мне и вправду пора. Теперь я знаю сюда путь, и сам буду присылать к тебе своего человека, когда выпадет свободная ночь. Скоро должна Рогнеда прибыть, так что встречаться будем нечасто.

Угар ночи уже прошел, и Ивления подумала, что им действительно ни к чему часто встречаться.

Ключник терпеливо дожидался хозяйку, сидя на старом расшатанном скрипучем крыльце. Князь тоже прибыл сюда не один. Едва любовники вышли из избы, из кустов выбрался молодой русоволосый воин.

– Вот, Ивления, человек, преданный мне всей душой, он будет приходить от меня посыльным. Никому другому не доверяй, – сказал князь, кивая на молодца.

У парня были светлые спокойные глаза, но на Ивлению они взглянули так холодно, что она едва не поежилась.

Прощание было недолгим, и Ивления с ключником поспешили домой. Всю обратную дорогу они молчали. Ивления не знала, осуждает он ее или нет, а спросить страшилась. Вдруг он скажет что-нибудь неприятное?

В теплых покоях Ивления забралась в постель, но сон начисто отбивали думы. Какой ответ она будет держать перед Варяжкой, когда он вернется? Как посмотрит ему в глаза? А вдруг у нее будет ребенок?! Ох, об этом и думать не хотелось, но мысли сами лезли в голову, беспокоя и тревожа сердечко.

И в который уже раз вспомнилась бабушка. Ах, как она была права, предостерегая от замужества!

* * *

Слякотная осень долго тянула за душу, но как ни сопротивлялась, а уступила место морозной зиме. Установился санный путь, и в Киев прибыла Рогнеда. Она родила в Полоцке второго сына и с нетерпением ждала, когда Владимир пригласит ее к себе. Но князь выдерживал характер, хотя и тосковал по жарким объятиям жены.

Рогнеда сдалась первой. На полоцкие земли часто нападали ляхи[25]25
  Ляхи – поляки.


[Закрыть] и ятвяги[26]26
  Ятвяги – одно из древнелитовских племен.


[Закрыть] – и под предлогом боязни пленения княгиня запросилась в Киев. Владимир благосклонно разрешил ей покинуть Полоцк и приехать с детьми в Киев.

Приезд княгини в столицу был отпразднован шумно, весело, сытно. На торжище выкатили бочки с медом, раздавали пресные лепешки. Проводили народные гуляния.

Честно сказать, Рогнеда немного опасалась встречи с мужем. Боялась, что в княжеских хоромах живет какая-нибудь зазнобушка. И опасения ее поначалу показались ей небезосновательными – в тереме действительно жила Монахиня.

Но вскоре Рогнеда успокоилась. Владимир был рад жене несказанно. Он не переставал восхищаться ее стройным белоснежным телом, ничуть не испорченным родами, ее руками, волосами, губами. Он сам себе удивлялся, как мог прожить столько времени без ее ласк.

А Монахиня зимой родила Святополка и почти не отходила от него, дни и ночи проводя в молитвах, прося от Бога защиты для ее маленького сыночка-сиротинки.

В общем, Рогнеда пребывала в полном счастье и спокойствии. Казалось, что князь всецело принадлежал ей.

Однажды княгиня обратила свой взор на прелестную девушку, праздно шатающуюся по княжеской усадьбе. Девица была хорошо одета, работой себя не утруждала и явно не была холопкой, хотя ела за столом челяди.

Вновь в душу Рогнеды закрались сомнения. Только жена влиятельного человека могла непринужденно разгуливать по княжеской усадьбе, но девица не носила повойника, значит, не была замужем. Уж не полюбовница ли она Владимира?

Рогнеда не удержалась и как-то подозвала девушку к себе.

– Как зовут тебя? – спросила, напустив строгость.

Девица поклонилась низко и ответила почтительно:

– Вадной зовут меня, госпожа, – увидев недоуменный взгляд княгини, она поспешила добавить: – Я совершила геройский поступок.

– Да, – невольно заинтересовалась Рогнеда, – какой же?

– Я пробралась тайком в Киев, встретилась с Блудом и передала ему от князя весточку. Я рисковала головой. За это князь разрешил мне жить в усадьбе.

– Ты действительно проявила мужество, – улыбнулась княгиня: от сердца отлегло, и она повеселела.

Лицо Вадны так и просияло от похвалы.

Как-то само собой получилось, что женщины сдружились. Рогнеда скучала в чужом городе. Подруг у нее не было, и она охотно стала делиться сердечными тайнами с Вадной. А та быстро поняла свою выгоду и, чтобы не потерять расположения госпожи, всячески старалась ублажать ее. Вместе они гуляли по усадьбе, выезжали на прогулку за город, проводили время на торжище.

Самым любимым их занятием было посещение сокровищницы: комнаты с сундуками и ларцами, в которых хранилось накопленное за много лет добро, добытое князьями в походах.

Ключи от сокровищницы хранились у старой ключницы, которая ведала всеми хозяйственными делами в княжеской усадьбе. Старуха пользовалась беспрекословным уважением. Даже Владимир немного побаивался ее.

Она с малых лет жила в княжьей усадьбе. Помнила и князя Игоря, и жену его Ольгу, и князя Святослава. Знавала она и ключницу Малушу, место которой заняла, и Владимира знала с детства, и даже, бывало, нянчилась с ним.

Почему-то Рогнеда не сдружилась с ключницей. Здоровья та была отменного, никогда не болела, ела за двоих, по двору ходила шустро, все замечала, все видела. Под ее неусыпным руководством девушки готовили запасы на зиму, варили и сушили ягоды, солили грибы на всю княжескую семью и челядь. Ведала она и поварней, и мастерскими – ткацкими и прядильными.

Рогнеду матушка тоже обучала вести хозяйство. Здесь, в Киеве, она очень скучала без дела и, конечно, желала поучаствовать в хозяйственных заботах. Но ключница выслушивала ее советы молча и всегда все делала по-своему. Рогнеда злилась, даже жаловалась мужу, но того интересовало лишь, сыты ли лошади и собаки, хорошо ли одета и накормлена его дружина, исправно ли оружие – и он отмахивался от жены, считая ее жалобы пустыми. Ключницу он знал всю свою жизнь, знал, как ее уважала еще его бабка, княгиня Ольга, поэтому никому не позволял обижать старуху.

И было удивительно, с какой дотошностью ключница пеклась о чужом добре. Подойти к ней с просьбой открыть сокровищницу, было делом неприятным даже для княгини. Обычно при этом ключница недовольно поджимала губы, качала неодобрительно головой, заставляя Рогнеду чувствовать себя униженной, какой-то букашкой перед этой всесильной хранительницей ключей.

Но надо отдать ключнице должное, она хоть и не преклонялась перед князьями, но место свое знала, и ключи всегда давала. Правда, при этом Рогнеду и ее спутницу в сокровищнице одних никогда не оставляла, следуя за ними неслышной тенью.

Унижение перед ключницей быстро окупалось. Рогнеда готова была терпеть его, лишь бы попасть в желанную комнату, скрывавшую от чужого взгляда сокровища.

Часами княгиня и Вадна рассматривали посуду, ткани, меха, одежду – все захваченное князьями в многочисленных походах. Здесь хранились вещи, которым было не менее века. Многое из одежды было уже непригодно для носки, так как порвалось бы после первой же стирки, но блестело и сияло, как новое, поражая своим драгоценным убранством.

Особенно любили они рассматривать ларец с каменьями. Каких только украшений здесь не было: и височные кольца, и колты,[27]27
  Колт – др. – рус. женское украшение – полая золотая или серебряная привеска, украшенная зернью, эмалью, сканью. Парные колты привешивались к головному убору с двух сторон.


[Закрыть] и перстни, и ожерелья – все сверкало и слепило глаза. Но были драгоценности, особенно серебряные, помутневшие от времени.

– Вот бы почистить их, – вздыхала Рогнеда, хмуро глядя на ключницу.

– Зачем? – пожимала та плечами. – Пользоваться всем этим все равно не будешь, а в хранении все снова почернеет.

Конечно, женщинам хотелось взять что-нибудь из сокровищницы, но ключница ехидно ухмылялась:

– Я добром не распоряжаюсь. Просите у князя.

Владимир же отмахивался от жены:

– Бери все, что хочешь.

Вроде Рогнеда и получала желаемое, но было обидно, что ключница за хозяйку ее не признает.

Ключница же искренне не понимала, чем недовольна княгиня. Ее поставили охранять добро, добытое в кровавых битвах, в славных победах, – и она зорко следит за ним, выполняя дело свое с честью: и себе не возьмет, и другим, без ведома князя, не даст. За что же ее осуждать?