Текст книги "В храме Солнца деревья золотые"

Глава 15

Памир

– Ну, и как ты себе это представляешь? Режиссер Бахмет, Борис и пиротехник обсуждали предстоящие съемки взрыва туннеля.

Пиротехник высказывал свои соображения, Борис свои, а режиссер все это выслушивал, посасывая трубку, и вносил коррективы.

– У нас люди в туннеле не задохнутся, если ты столько дыму напустишь? – спрашивал он пиротехника.

– Так вы же сами требуете максимально естественных условий, – вяло защищался тот. – Вам и взрыв подавай, и обвал, и чтобы все происходило не где-нибудь, а под землей. Я даже не знаю, какая там у них система вентиляции.

– Узнай, – злился Борис. – Это твоя работа.

– Сам попробуй узнай! Паршин со мной даже разговаривать не хочет.

– Ты что, не можешь к нему подход найти?

– Не могу! – взорвался пиротехник. – Я практик, а не психолог. А к вашему Паршину подход один – деньги! Набаловался, котяра…

– Если надо будет, заплатим, – спокойно вставил Бахмет. – Но ты пока попробуй вопрос с ним как-нибудь по-другому уладить. У нас и без того большие расходы. Я уже связался с Москвой, чтобы увеличили финансирование.

– Гаврилов небось в бешенстве.

– Ты бы тоже был в бешенстве, – заметил Борис. – Если бы речь о твоих деньгах шла.

Режиссер выпустил изо рта пару колец дыма и сказал:

– У Паршина заместитель есть, помоложе. Надо с ним поговорить. Может, он окажется покладистее.

– Изотов, что ли? Валера?

– Какой он тебе Валера? – возмутился Борис. – Для тебя он Валерий Михайлович. Твоя фамильярность, Коля, ужасает. С людьми так нельзя. Ты еще хочешь, чтобы Паршин с тобой сотрудничал!

– Зато ты у нас специалист по работе с общественностью, – съязвил пиротехник. – Знаток этикета! Меня вот мамка забыла благородным манерам обучить. Я по-простому привык.

– Простота, Коля, хуже воровства.

Бахмет, которому надоела бесполезная перепалка, сердито кашлянул.

– Хватит вам языки чесать. Давайте о деле.

– Так мы как раз о деле, – возразил Борис. – Пусть Николай встретится с Изотовым и поговорит обо всем. По-моему, Валерий Михайлович мужик неплохой.

– Почему опять я? – возмутился пиротехник.

– Тебя, Борис, съемки взрыва тоже напрямую касаются, – обратился к каскадеру Бахмет. – Актеры в трюках участвовать не будут. Не хватало мне еще несчастного случая! Пусть твои ребята делают свое дело. Зачем мы вас сюда везли?

– Ладно, – согласился Борис, бросая сердитые взгляды на пиротехника. – Вижу, что без меня ничего не выйдет. Если туннель окажется сильно задымленным, я за последствия не ручаюсь. Вентиляция, конечно, дело хорошее, но… береженого бог бережет.

– Давайте выдадим людям противогазы, на всякий случай, – предложил Николай.

– Батюшки мои! – всплеснул руками Бахмет. – Как же я сам не догадался? Выдать всем противогазы, и дело в шляпе. Ну, Коля, ты голова! Я тебя в художественный совет выдвину. Мне такие умные во как нужны!

Пиротехник застыл с глупой улыбкой на лице, не понимая, шутит режиссер или говорит серьезно.

– Где я тебе возьму столько противогазов? – заорал Бахмет, переходя от притворного тона к настоящему. – У меня съемочная группа, а не штаб гражданской обороны!

Он стукнул кулаком по столу, что было силы:

– Глафира! Глафира!

Через минуту в приоткрытую дверь просунулась голова администраторши.

– Я вам нужна, Дмитрий Лаврентьевич?

– Глафира, – режиссер уже несколько остыл. – У нас есть противогазы?

Пышнотелая дама бочком протиснулась в комнату и развела руками.

– Откуда, Дмитрий Лаврентьевич? Не предусмотрено.

– Видишь, Коля? – Он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Не предусмотрено! Мы не военные действия снимаем, где происходят газовые атаки. Понимаешь, дружок?

– Понимаю, но… надо было предусмотреть, – не сдавался пиротехник. – Взрывы и обвалы тоже могут сопровождаться дымом и газами.

– Нет, вы посмотрите на него! Он хочет довести меня до инфаркта! – Бахмет схватил трубку и начал с остервенением пускать клубы дыма. – Что ж ты в Москве молчал?

– Меня никто не спрашивал, – отрезал пиротехник.

Воцарилось напряженное молчание.

– У нас есть парочка респираторов… – робко вставила Глафира. – Я захватила. На всякий пожарный случай…

– Оч-чень хорошо! – ожесточенно произнес Бахмет. – Парочка респираторов! Вы меня без ножа режете!

Глафира привыкла к выпадам режиссера, поэтому особо не расстраивалась. Просто стояла и хлопала глазами.

– Нужно разузнать, нет ли у кого партии противогазов, – предложила она. – И попросить.

– У кого это в горах могут быть… А ведь она права! – Борис аж привстал. – Строители! У них наверняка есть. Прокладка туннеля – дело не шуточное, вдруг метан просочится… или еще что. У проходчиков противогазы должны быть, я думаю. Хотя бы десяток.

– Нам этого хватит, – отозвался пиротехник.

Бахмет злобно курил, переводя взгляд с одного участника дискуссии на другого.

– Пусть Коля поговорит с Изотовым, – вынес он свой вердикт. – И насчет противогазов тоже…

Утро следующего дня выдалось ненастное. На вершины гор легли сизые тучи, шел мелкий снег, дул ветер. Лариса подумала, что к туннелю они сегодня не поедут, но ошиблась.

– Собирайся, – разбудила ее Глафира ни свет ни заря. – Ехать пора.

– Куда? Снег же идет…

– Ну и что? Снег на улице, а ребята внутри работать будут.

– В самом туннеле?

– Да. Борис к трюкам готовится, а пиротехники что-то там измерять собираются, рассчитывать. В общем, мы должны помогать, чем сможем.

Лариса нехотя встала, принялась одеваться. Снегопад за окном вызывал желание греться у печки, пить горячий чай, а не тащиться за тридевять земель в надоевшем автобусе.

– Ты Изотова знаешь? – спросила Глафира, когда они наконец выехали на дорогу, ведущую к туннелю.

– Валеру, что ли?

Администраторша своим вездесущим орлиным взором давно заприметила интерес инженера Изотова к бывшей учительнице Мельниковой. И решила использовать это обстоятельство. Николай слишком резкий, прямолинейный, а к Изотову нужен нежный, дипломатичный подход. Лариса гораздо легче найдет с ним общий язык.

– Ты поговори с Валерой, – как бы между прочим предложила Глафира.

– О чем?

– О разном. Скажи, пусть посодействует нам в съемках. А то Паршин совсем взбесился. Только и делает, что чинит препятствия.

– Думаешь, Изотов меня послушает?

– По-моему, он тебе симпатизирует…

– Ой! – смутилась Лариса. – Не выдумывайте, Глафира. Просто он воспитанный человек. Не то что Паршин. Хапуга и нахал, каких поискать.

– Вот-вот. Мы уже все эпизоды рядом с туннелем сняли. Теперь нам внутрь надо. А Паршин не пускает. Дни идут, деньги тратятся, а толку никакого!

Мельникова подумала, подумала, и согласилась. Изотов в самом деле оказывает ей знаки внимания. Мелкие, правда, но… выбирать особо не приходится.

– Ладно, – согласилась она. – Я попробую.

– Давай, помощница, дерзай. Если с Изотовым дело выгорит… я тебе премию выбью. Обещаю! – заверила ее Глафира.

Автобус остановился у самых вагончиков, все вышли, с наслаждением разминая затекшие конечности, вдыхая холодный, чистый воздух.

На строительстве их ожидала новость: Паршин слег с жестоким радикулитом и не может подняться с постели.

– Судьба благоволит к нам, – шепнула Ларисе администраторша. – Вон, Изотов идет. Действуй!

Инженер увидел автобус съемочной группы и направился к приехавшим. Он выглядел усталым и подавленным.

– Похолодало, – сказала Мельникова, незаметно подталкиваемая сзади Глафирой. – Вы неважно выглядите, Валерий Михайлович. Как здоровье?

Он махнул рукой.

– Так себе…

Администраторша деликатно отошла в сторону, и Лариса с Изотовым остались вдвоем.

– Что-то не ладится? – участливо спросила Мельникова.

– С этим туннелем с самого начала все не ладится! – признался Изотов. – Дьявольское невезение. Мы его решили прокладывать с западного и восточного порталов одновременно, чтобы быстрее шло. И на тебе! Нестыковка получилась. Виданное ли дело, чтобы два геодезиста ошиблись? Теперь приходится на ходу все исправлять. Паршин даже слег, так его все достало.

– Да, понимаю. У нас тоже неприятности. Съемки затягиваются, начальство недовольно. Все не слава богу!

– Вы люди творческие, – улыбнулся инженер. – А мы – технари. Все до сантиметра высчитали, вымерили, а получилось так, будто шли сквозь гору вслепую. Да еще с грунтом возня! То твердый, как черт, то сыплется песком… Ничего не понимаю. Ось туннеля никак не могла отклониться… и все же отклонилась. Как заговоренная эта гора!

– Нам надо взрыв снимать, – гнула свою линию Мельникова. – Вы не могли бы помочь?

– Я? – удивился Изотов. – Каким образом? Я ведь в кино ничего не смыслю.

– Так от вас ничего особенного и не требуется, кроме разрешения. У нас фильм-катастрофа, про то, как туннель обрушился. Понимаете? Нам надо внутри, под землей, отснять еще пару эпизодов.

– Ну… не знаю, – ему было неловко отказывать Ларисе. – По технике безопасности не положено.

– Валера, миленький, – взмолилась Лариса. – Помогите! Мы будем очень осторожны. И каски наденем, и эти… противогазы. У вас есть?

– Что? Противогазы? Есть… немного.

– Вы нам раздайте, на всякий случай. И каски. Ладно? Нам же кино снимать надо! А искусство требует жертв.

– Ох, еще только жертв не хватало! – засмеялся Изотов. – Давайте без жертв обойдемся.

Лариса поняла, что лед тронулся, и приободрилась.

– Покажите мне туннель, – понизив голос, попросила она. – Можно? Проведите экскурсию, лично для меня.

– Для вас?

Инженер был польщен. Экскурсия в туннеле! А что? Тем более для такой интересной женщины, как Лариса…

Москва

В городе, несмотря на весну, по ночам ложился мороз. Утром деревья стояли все белые, из-за клубящейся морозной дымки призраком виднелся Кремль. На бледном небе золотой луковицей блестела колокольня Ивана Великого. Вода в реке казалась льдисто-серой, студеной.

Калитин и Ангелина Львовна медленным шагом прогуливались по набережной и разговаривали.

– Почки на деревьях не померзнут?

– Не должны, – отвечал Марат. – Северная природа к холодам привыкшая.

Он подошел к одинокому, звонкому от мороза деревцу, пощупал ветки.

– Ну, что?

– Спят еще почки… Кстати, я тебе принес очередной «опус», – небрежно, стараясь не акцентировать на этом внимание, сказал Калитин.

«Опусами» он называл описания эпизодов, приходивших к нему из непонятного источника. Они становились все более явственными, обрастали подробностями, окрашивались эмоциями. Словно захватывающий кинофильм разворачивался в сознании Марата, и он проживал в нем как будто свои собственные трепетные, жаркие мгновения.

– Что ты чувствуешь, когда пишешь? – спросила Закревская.

– Чувствую, что я там живу. Но такого же не бывает!

Она остановилась у парапета, глядя на воду.

– Кто из нас осмелится утверждать, что бывает, а чего не бывает?

– Ты правда не считаешь меня психом? – улыбнулся Марат.

– Разумеется, нет. Что за глупости? – вздохнула она, провожая взглядом плывущие по воде льдинки. – Границы нормальности очень размыты. Психиатрия – сплошные условности, каждую из которых можно если не опровергнуть, то оспорить…

– Спасибо, утешила, – перебил он, заходя вперед и поворачиваясь к ней лицом. – Ну-ка, давай постоим. Значит, происходящее со мной выходит за эти ваши границы? Не бойся, говори.

– В общем, да… Но не стоит пугаться. Любой талант, любое проявление творческих способностей тоже выходит за общепринятые границы. Гениальность таит в себе своего рода… божественное безумие. Оставаясь в границах ума, можно создать только добротную подделку. Истинный шедевр рождается в иных сферах и оттуда приходит в наш мир. Именно поэтому гениальность столь притягательна.

– Ты серьезно?

– Это только мое мнение, – подчеркнула Закревская.

– Может, во мне просыпается гениальный писатель? – пошутил Марат. – Как же мне назвать свой шедевр? О! Придумал. «Семнадцать мгновений весны»… Как тебе?

– Избито. И вообще, это плагиат.

– Зато популярно. Сразу привлечет внимание.

– На чужих колесах далеко не уедешь.

– Ну во-о-от… – с притворной обидой протянул Калитин. – Так я и знал. Не успел пикнуть, сразу обрушился поток критики. Куда же это годится? Конечно, художника каждый может высмеять…

Так, дурачась и хохоча, они подошли к машине Марата.

– Тебя подвезти?

– Нет, – решительно отказалась Ангелина Львовна. – Я лучше на метро. В прошлый раз мы попали в такую «пробку»…

– Это не моя вина, – оправдывался он. – Я старался. Виноваты урбанизация и гигантомания. Города превращаются в технических монстров, которые пожирают не только чистый воздух, воду и здоровье граждан, но и время. Здорово я придумал?

– Здорово, здорово. Растешь, Калитин. Ладно, я побежала. Пока…

По дороге к подземке она обернулась и помахала ему рукой в белой пуховой варежке.

У входа в офис Ангелину Львовну поджидал Самойленко. Он курил.

– Позвонила твоя пациентка, сказала, что не придет.

– Почему?

– Откуда я знаю? Говорит, заболела. В городе эпидемия гриппа, да будет тебе известно.

Закревская знала про эпидемию. В транспорте люди чихали, кашляли и в ужасе шарахались друг от друга. В магазинах пахло хлоркой, а продавцы стояли за прилавками в масках, которые народ метко прозвал «намордниками».

– Олег! Немедленно приобрети себе «намордник»! – хихикнула она, закрывая за собой дверь кабинета.

– Что?…

Самойленко так и застыл с открытым ртом, машинально бросив в пепельницу недокуренную сигарету.

Закревская включила кофеварку, уселась за стол и достала из сумочки сложенные вчетверо листы с литературными опытами Марата Калитина. Они заинтересовали ее не только с медицинской точки зрения…

XV век, империя ацтеков

…Я понял, что в Теночтитлане мне более делать нечего. Все, что я мог, я узнал. Бедная Шиктони! Кажется, она искренне полюбила меня. Хотя… у них все так пропитано притворством, что надеяться на чистоту чувств смешно. Она поплачет немного и успокоится. А мне следует изменить район моих поисков.

Я заранее предполагал, что всю тайну не может знать кто-то один. Прошло довольно много времени. Они должны были вести себя с величайшими предосторожностями. И они разделили тайну на фрагменты, которые трудно связать друг с другом. Так ее можно до – верить нескольким лицам и чувствовать себя в относительной безопасности. Полного спокойствия все равно не будет. Потому что пока существуют те, кто прячет, будут существовать те, кто ищет.

Сложность хранения их тайны заключается еще и в том, что она слишком важна. Если ею владеет только один, то как быть в случае его смерти? Вдруг хранителя настигнет непредвиденная кончина, и произойдет это в обстоятельствах, когда некому будет передать знание? Последствия могут оказаться катастрофическими. С другой стороны то, что знают двое, уже не является надежно защищенным. Ну, а о троих и говорить нечего. Именно поэтому они изобрели такую сложную систему сокрытия.

Итак, ацтеки владели фрагментом, который стал почти ясен для меня. Увы! Они слишком плохо летают, и золота у них меньше, чем следовало ожидать. Они – хранители косвенных данных. А меня интересует главное.

Я понял, куда мне нужно теперь направиться. Осталось придумать более-менее достоверную причину, по которой я мог бы покинуть Теночтитлан. Мое исчезновение не должно вызвать никаких толков и поводов для объявления розыска. Следовательно…

План отъезда давно сложился у меня в голове. Всему виной я объявлю нашу с Миктони интимную связь. Она испугается, а всем остальным станет ясно, почему я скрылся не только из города, но и из страны. Еще бы! Возможная месть ее мужа, гордого правителя, привела меня в неописуемый ужас, и я бежал, не чуя под собой ног. Меня вполне устраивала такая версия.

Миктони, скорее всего, не пострадает. В мое отсутствие установить ее вину будет невозможно. На нее падут ничем не подтвержденные подозрения, а этого слишком мало, чтобы расправиться с женщиной столь знатного рода. В конце концов, почему меня должны волновать ее взаимоотношения с мужем и родственниками? Они сами породили свои обычаи. Не я их создавал.

На следующий день я взялся за осуществление своего замысла…

Все сошло гладко. Через одного из слуг Миктони я назначил встречу дворцовому управителю. Он был главным осведомителем ее мужа, человеком крайне подозрительным и жестоким. Мучимый любопытством, он явился на площадь перед храмом Уицилопочтли. Я ожидал его там, переодетый до неузнаваемости.

Люди толпились у храма в преддверии начала «солнечной мистерии». Огромный золотой диск на вершине святилища был накрыт прозрачной, развевающейся на ветру тканью. Вдоль лестницы выстроились пышно разодетые для церемонии жрецы. В углу площади жались друг к другу предназначенные в жертву пленники, бледные и дрожащие.

Я не торопился. Хотел удостовериться, что шпион, как и было у словлено, явился один. Управитель нервно оглядывался, надеясь рассмотреть меня в толпе. Напрасно. Я двинулся вместе с паломниками и жителями города, приносящими щедрые дары к подножию храма. Многие из них в экстазе вспарывали свою плоть острыми шипами растения магу эй, окропляя кровью ступени храма и свои подношения. Жрецы распевали ритуальные гимны, толпа быстро прибывала…

Подобравшись почти вплотную к управителю, я шепотом поведал ему о коварной измене Миктони, предложив выследить ее и любовника завтра вечером. Я также сказал ему, где можно будет застать нечестивцев, позорящих честь славного рода.

Управитель пытался повернуться, но толпа так плотно сжала его со всех сторон, что он едва шевелил головой. Я же, закончив свою речь, начал проталкиваться к ступеням храма, дабы возложить принесенные дары. Никто не заметил моего маневра, естественно вписавшегося в церемонию. Я исчез, растворился среди сотен таких же, как я, и по истечении некоторого времени покинул площадь…

Наступила очередь Миктони. Мне без труда удалось убедить ее, что мы раскрыты.

– Как же так? – рыдала она. – Что с нами будет?

Она была прекрасна в своем горе! Я почти сожалел о нашей разлуке. Но… близость к тай – не заставляла меня спешить.

– Кто-то следил за тобой, – сказал я. – Мне придется бежать из Теночтитлана.

– О боги! Нет… Может быть, это неправда? Ведь мы были очень осторожны…

– Я тоже не хотел верить. Завтра на месте наших встреч… нас будут поджидать.

– Кто?

Она ломала руки, слезы потоками бежали по ее лицу.

– Не знаю. Наверное, стража твоего супруга…

Назавтра, когда солнце почти опустилось, оставив на небе свой малиновый шлейф, я привел ее к месту наших свиданий. Только в этот раз мы наблюдали со стороны.

– Тише… – шепнул я Миктони. – Молчи, что бы ты ни увидела.

Дворцовый сад быстро погружался в темноту. В назначенный час несколько теней скользнули к потайной двери, которой мы пользовались.

– Это воины, – еле слышно сказал я. – Видишь? У них в руках боевые топоры.

Она дрожала, не в силах говорить.

«Тени» спрятались у входа, явно кого-то подкарауливая. С ними была одна фигура, закутанная в светлый плащ. «Управитель! – подумал я. – Разумеется, он пожелал лично убедиться. Речь все-таки идет о знатной принцессе, а не о простой горожанке. Тут ошибка может стоить головы».

Миктони прижалась ко мне, вздрагивая всем телом. Она больше не плакала.

– Беги! – прошептала она мне в ухо. – Беги сегодня же, сейчас же!

В высокой траве звенели цикады. На темное небо взошла бледная, тревожная луна…

Глава 16

Памир

Группа Ильи Вересова спустилась к своему первому лагерю, устроенному на покрытой снегом скальной площадке. Здесь было гораздо просторнее. Землетрясение почти не задело этот участок; во всяком случае, оставленные палатки и продукты оказались на месте.

– Черт! Ну и снега навалило! – возмущался Потапенко.

Аксельрод находился в дурном расположении духа. Видимо, сказались пережитые потрясения – найденный и впоследствии исчезнувший труп, камнепад, сбитая камнем каска.

– Прекрати чертыхаться, – сердито сказал он Толику. – Мало тебе неприятностей? Нечего черта поминать. И так накликали…

Потапенко, добродушный увалень, не обиделся.

– Да брось ты, Санек, все уже позади, расслабься.

Илья, слушая их ленивую перепалку, размышлял. Тренировочный поход оказался неожиданно сложным, полным опасных и неприятных происшествий. Чего стоит хотя бы свалившийся в лагерь мертвый альпинист? Жуть… То-то молодые ребята приуныли. И куда только гонор девался?

Пока готовили на примусе горячий ужин, Гоша и Кострома угрюмо молчали.

– Ну, чего носы повесили, молодежь? – пошутил Вересов. – Жизнь скалолаза богата приключениями. Будет что девушкам рассказать.

– Да уж… – буркнул Гоша Марков, не поднимая глаз. – От таких рассказов ночью не уснешь.

– Зато интересно, – не сдавался Илья.

Он старался разрядить обстановку, внести в нее то дружеское веселье, которое после спуска с ледника испарилось. Аксельрод видел его усилия и пришел на помощь.

– Толик, а Толик? – со скрытым подвохом спросил он. – Ты свою коллекцию пополнять собираешься?

– Ну? – не понял Потапенко. – Ты мне хочешь что-то предложить?

– Ага. Тут у нас в группе новички есть. Ребята, вы хотите помочь Толику?

– А че надо? – сонно поинтересовался Кострома.

– Рога нужны!

– Чего?

– У вас девушки есть? – вместо ответа продолжал Аксельрод.

– Есть…

– А чем занимаются девушки, когда их парни отправляются в горы? – со смехом вмешался Илья. – Так что, ребята, проверьте-ка лбы.

Гоша машинально прикоснулся ко лбу, чем привел в восторг всю честную компанию.

– Ты правильно понял, Марков! – захохотал Аксельрод, видя, что его шутка удалась. – Проверь, проверь… рога еще не выросли?

– К-какие рога? – опешил Виталик и тоже потянулся ко лбу.

Теперь уже хохотали все, включая и самого Кострому.

– Саня предлагает, чтобы вы пожертвовали свои рога в коллекцию знаменитого горовосходителя Анатолия Потапенко! – торжественно изрек Вересов.

– Ладно вам, – смутился Потапенко. – Ребята, я действительно собираю рога…

Его слова потонули в новом взрыве хохота.

За чаем Аксельрод поведал, что в коллекции Толика имеются рога не только лосей и оленей, но и рога сайгаков, джейранов и даже горных козлов кийков.

– Чего смеетесь? – возмущался Потапенко. – Я свою коллекцию, между прочим, на выставке показывал…

За шутками и байками вечер прошел незаметно. Когда совсем стемнело, разошлись по палаткам, спать. Вересов не стал назначать на ночь дежурного по лагерю. Происшествие с консервными банками теперь казалось сущей безделицей, не стоящей внимания.

«Подежурю сам», – решил Илья. Он забрался в спальный мешок, но застегивать его не стал, на всякий случай. Рядом захрапел Аксельрод. Они были в палатке вдвоем. Потапенко лег в другой палатке, с Гошей и Костромой.

– Присмотри за ними, – шепнул ему Вересов.

Что-то не давало ему покоя. Может, сказывалось напряжение последних дней: тяжелый подъем на ледник, на стену, землетрясение…

Поначалу Вересов лежал с открытыми глазами, прислушивался. Снаружи гудел ветер, взметая снег и шурша им по стенкам палатки. Постепенно усталость взяла свое. Илья не заметил, как погрузился в сон. Ему казалось, он только что закрыл глаза, как раздался приглушенный крик…

– Эй, Илюха! – Аксельрод тряс его за плечо. – Просыпайся, брат!

– Что? – вскинулся Вересов. – Кто кричал?

– Не знаю. Ты тоже слышал? Я думал, мне приснилось.

Не сговариваясь, они выскочили в ночную тьму. Около второй палатки, подсвечивая вокруг фонарем, стояли Потапенко и Кострома.

– Кто кричал? – громко спросил Илья. Толик развел руками.

– Гоша исчез…

Вересов, не говоря ни слова, бросился в их палатку и через минуту вышел с пустым спальником в руках. Его лицо выражало глубочайшее недоумение.

– Рюкзак Маркова на месте, – угрюмо сообщил Потапенко. – Мы смотрели.

Аксельрод сбегал за вторым фонарем.

– Куда же он мог деться?

– Гоша спал беспокойно, – сказал Кострома. – Ворочался, кряхтел. Потом вышел… Я подумал, ему в туалет захотелось. Ждал, ждал, пока он вернется… задремал. Сколько времени прошло, не помню. Вдруг закричал кто-то… Я разбудил Толика. Вот…

Потапенко направил свой фонарь под ноги.

– Хорошо, что снег лежит. Должны быть следы.

– Если ветром не замело, – озабоченно заметил Вересов. – Давайте искать. Далеко он уйти не мог.

– Вижу следы! – воскликнул Толик, светя вокруг палатки. – Ведут туда…

Он показал в сторону обрыва. Теперь уже все увидели почти занесенные снегом следы, цепочкой тянущиеся вправо.

Площадка, на которой стоял лагерь, была такая маленькая, что ее обошли с фонарями за десять минут. Маркова нигде не было. Не было его и там, куда вели следы. Они просто обрывались у самого края, и все.

– Кажется, снежный карниз обвалился, – предположил Вересов. – Если так, Марков упал вниз. Самому ему не выбраться.

– Зачем его сюда понесло? – удивился Аксельрод. – Я всех предупреждал, показывал даже этот карниз.

Илья понимал, что ночью спускаться вниз, за Марковым, нельзя. Придется ждать рассвета. Почему Гоша ушел так далеко от палатки? Странно…

– Толик, свяжись с базой, – распорядился Вересов. – Сообщи, что у нас чрезвычайное происшествие. Исчез Марков, предположительно, провалился в трещину.

– Может, он здесь где-нибудь, – возразил Саня. – А мы зря панику поднимем. Давайте еще поищем.

– Где же он? – тоскливо спросил Кострома. – Куда идти искать?

Они обошли всю площадку второй раз, заглянули в палатки. Маркова не было. Потапенко отправился в палатку Вересова настраивать рацию.

– Идем и мы с ним, – сказал Илья. – Спать уже все равно не будем.

В палатке было тесновато, зато теплее, чем снаружи.

– Есть связь?

– Ничего не получается, – заявил Потапенко. – Наверное, блок питания сел.

– Как это сел? Как он мог сесть?! – занервничал Аксельрод. – Можно подумать, ты только то и делаешь, что болтаешь с базой. Мы рацию почти не включали.

– Не включали…

– Как же питание село?

– Откуда я знаю? – разозлился Толик. – Наверное, рация осталась включенной. Не представляю, как это произошло. Может, во время спуска от сотрясения включилась?

– Какая разница? – положил конец их спору Вересов. – У нас должен быть запасной блок. Где он?

Потапенко пожал плечами.

– У меня точно нету. Саня, вспомни, кому ты его давал? Помнишь, мы перед подъемом рюкзаки перегружали?

Аксельрод задумался, пытаясь вспомнить. Да, все верно, он сам положил запасной блок питания в чей-то рюкзак. В чей?

– Кажется, он у Маркова… Все переглянулись.

– Ну, чего вы на меня так смотрите? – вспылил Саня. – Забыл. С кем не бывает? А теперь вспомнил. Почему такой трагизм на лицах? Это ведь Гоша исчез, а не его рюкзак!

– Я принесу, – Кострома поднялся, не дожидаясь указаний Ильи. – Сейчас…

– Сходи с ним. – Вересов посмотрел на Аксельрода и кивнул в сторону Костромы. – Вместе сподручней будет.

– Вы мне не доверяете? – побледнел паренек.

– Нам лучше присматривать друг за другом, – спокойно ответил Илья. – Идите.

Потапенко сделал укоризненное лицо, когда Саня с Виталиком вышли.

– Зачем ты так?

– Прикажешь мне еще и Кострому потом искать? – взорвался Вересов. – В группе бог знает, что происходит! А отвечать мне. Я здесь старший.

Через пару минут ребята вернулись и принесли с собой рюкзак Маркова.

– Смотрите все сюда, – сказал Илья, развязывая рюкзак. – Будем искать вместе. У альпинистов нет традиции рыться в чужих вещах, но… в некоторых обстоятельствах допускается. Гоши нет, и мы не можем спросить у него разрешения.

– Ладно вам, Илья Григорьевич, – смутился Кострома. – Ищите. Мы вам доверяем.

Никто возражать не стал, и Вересов занялся поисками блока питания. Наконец, переложив кучу вещей, он добрался до искомого предмета.

– Ур-р-а-а-а! – завопили присутствующие. – Есть связь!

Потапенко занялся рацией, а Вересов складывал содержимое чужого рюкзака в обратном порядке. Взяв в руки пару теплых носков, он глазам своим не поверил. Из носка что-то вывалилось и блеснуло…

Илья поднял голову. Ребята сгрудились вокруг Потапенко и были увлечены рацией и предстоящим разговором с базой.

Вересов незаметно положил блестящий предмет к себе в карман, собрал рюкзак, завязал его и отставил в сторону.

– Есть связь! – радостно сообщил Толик. – База нас слышит!

Пока он передавал о случившемся, Вересов вышел из палатки, присел на корточки и, загораживая свет полой куртки, включил фонарик. На его ладони лежал блестящий предмет из рюкзака Маркова. Это был золотой самородок размером с перепелиное яйцо…

Москва

Зима не хотела уходить из Москвы. По ночам она сковывала город морозом, заметала злыми, непроглядными вьюгами. Однако март медленно и неумолимо вступал в свои права. По утрам светило яркое солнышко, с сосулек под крышами капало, а люди сменили тяжелые меха на более лег – кую одежду.

Ангелина Львовна, в коротком полушубке и сапожках, уже собиралась выйти из квартиры, как зазвонил телефон. «Наверное, Марат», – подумала она и сняла трубку.

– Алло, Геля! Это ты?

Звонила Машенька Ревина, взволнованная и недовольная.

– Я, – подавляя вздох, ответила Закревская.

– Так что, Данила отказался ходить на твои сеансы?

– Отказался.

– Как прикажешь это понимать?

– Маша, – серьезно начала Ангелина Львовна. – Психотерапия – дело добровольное. Я никого не принуждаю. Твой муж вправе сам решать, стоит ему посещать мои сеансы или не стоит.

– Ты же видела, в каком он состоянии! Разве он может что-то решать? Надо было не отпускать его!

– Как ты себе это представляешь? – усмехнулась Закревская. – Держать и не пущать? Или, может быть, нам с Самойленко следовало привязать твоего Данилу к стулу? Так он мужик здоровый, крепкий. Еще неизвестно, кто бы вышел победителем. Разгромили бы мне весь офис…

– Ты шутишь, – заплакала Машенька. – А мне не до веселья. Знаешь, какой он мне вчера скандал закатил? Как с цепи сорвался! Вы, говорит, с Холмогоровым заодно. Тот спит и видит заполучить мой бизнес, а ты, дура, ему помогаешь. Вопил, что я хочу его упечь в психушку.

– Разве это не так?

– Он ненормальный! Ему там самое подходящее место!

– Вот видишь? Стоит ли удивляться, что Ревин возмущается? Уверяю тебя, он вовсе не сумасшедший. Твой Данила просто хочет быть самим собой. Прекрати делать из него идиота. Это кого угодно взбесит!

– Хочет быть самим собо-о-ой? – нараспев повторила Машенька. – Кем же он тогда до сих пор был? А? Ответь мне на этот вопрос. Кем Ревин был до сих пор?

Ангелина Львовна задумалась.

– Не знаю… – наконец сказала она. – Человеческая суть загадочна. Откуда взяться пирамидам и всяким там идолам с острова Пасхи? Если бы наука плясала от человека, она давно бы попутно раскрыла все остальные земные тайны.

Машенька громко шмыгнула носом. Такие слова были ей непонятны.

– Извини, это я так… философствую, – усмехнулась Закревская.

– А-а… И что ты мне посоветуешь?

– Я тебе могу подсказать, как следует себя вести. Но боюсь, ты меня не послушаешь.

– Нет, ты все-таки скажи…

Машенька рассчитывала на совет профессионала. Она цеплялась за подругу, как за последнюю соломинку.