Текст книги "В храме Солнца деревья золотые"

Глава 23

Илья Вересов и Кострома собирались возвращаться к своим. Они поднялись с рассветом и начали укладывать рюкзаки.

– Раз уж мы здесь, захватим кое-какие продукты и лекарства, – сказал Илья. – Чтобы потом не спускаться за ними специально.

Саворский тяжело вздохнул.

– Тащить неохота…

– Все равно придется, – ответил Илья. – Так что пошли, заберем со склада свою тушенку, сахар и сухой спирт. Больше не донесем.

Завхоз базового лагеря, – здоровенный детина, с ног до головы обросший густыми черными волосами, – встретил их неприветливо.

– Вы бы еще в пять утра притащились, – ворчал он, зевая и натягивая ветровку. – Вторые сутки мечтаю выспаться, и ни черта.

– Ты чего не в духе? – добродушно поинтересовался Илья. – Дрыхнешь тут, как медведь в берлоге. А на дворе, между прочим, весна.

Погода и вправду стояла чудесная. Горные вершины, увенчанные коронами из снега и льда, сверкали на солнце. В неподвижной тишине утра они казались гигантскими спящими исполинами.

– Да, красота… – вяло согласился завхоз, шагая к складу.

Вересов и Кострома старались не отставать.

– Осторожнее, – предупредил завхоз, оборачиваясь к своим спутникам. – Я тут несколько капканов поставил… Глядите, не попадитесь. Наши-то все знают, а вы вроде как новенькие.

– Капканы? – удивился Илья. – На кого это? Детина сердито махнул рукой:

– А! Черт его разберет! Повадился кто-то консервы жрать. Спасу нет! Неделю назад прихожу – замок сорван, вокруг склада банки открытые валяются. Ребят позвал, они только плечами пожимают. Мол, ничего не видели, не слышали.

– А следы?

– Какие следы? – разозлился завхоз. – Снег тает, грязища кругом… все затоптано. Я пытался что-то выяснять, расспрашивать. Никакого толку! Только переругались все. И на меня же обиделись. Ты, говорят, нас в воровстве подозреваешь. А что мне остается делать? Консервы-то пропали…

Кострома вспомнил, как у них произошло примерно то же, но промолчал. Раз Вересов ничего не говорит, значит, так надо. Зачем лишний шум поднимать?

Илья же в это время подумал о Маркове. Уж не сам ли завхоз и раскурочил консервы? Если провести параллель…

– У нас тут некоторые умники галдеж подняли, – между тем продолжал завхоз. – Мол, это голуб-яван решил нашими консервами полакомиться. Сразу засаду устроили, по горам бегали с биноклями, дежурили ночами. Смешно, ей-богу!

– Почему смешно?

– Да где этот голуб-яван? Кто его видел? Сказки одни… – Завхоз просто кипел от негодования. – Они снежного человека специально выдумали, чтобы все на него сваливать. Ладно. Я плюнул и решил забыть. А позавчера все повторилось. Ну, что тут скажешь? Я возле склада капканы и расставил. Не поленился в кишлак за ними съездить. Там один старый таджик их мастерит. Классный умелец. Если голуб-яван попадется, ему мало не покажется.

Подошли к складу. Завхоз возился с замками, не переставая ворчать.

– Раньше у нас ничего запирать не принято было. Теперь приходится. Из-за этих дурацких консервов всю ночь не спал.

– Сторожил, что ли? – засмеялся Вересов.

– Капканы ставил, – серьезно ответил завхоз. – На тропе, у подхода к лагерю. Чтобы надежно было.

Кострома присвистнул.

– Слава богу, мы раньше пришли, – сказал он. – А то бы попались вместо вашего голуб-явана.

– Ага! – согласился завхоз и оглушительно захохотал. – Повезло вам, ребята!

Илья с Виталиком загрузили рюкзак продуктами и отправились обратно. Завхоз немного повеселел. Он громко болтал, развлекая своих спутников местными анекдотами и альпинистскими историями.

Кострома слушал, изредка смеялся. Вересов же углубился в свои мысли. Он так и не выяснил, как самородок оказался в рюкзаке Маркова. Если верить Гоше, то золото было найдено по дороге к временному лагерю. Где? Парень не помнит. Или говорит, что не помнит. Все выглядит более чем странно. Правда, Марков не проявил никакого интереса к судьбе своей находки. Ему, похоже, все равно…

Душераздирающий крик вырвал Илью из напряженных размышлений. Все трое остановились.

– Что это? – растерянно спросил завхоз. – Где это?

Крик повторился. Горное эхо подхватило его и обрушило вниз, в каменные расщелины.

– Голуб-яван… – прошептал Кострома. – Бежим!

Завхоз так резво припустил в сторону, откуда раздались крики, что ребята еле поспевали за ним. Вересов на ходу сбросил рюкзак, чтобы легче было бежать.

Когда все трое выскочили на тропу, ведущую к лагерю, то увидели, что капкан дождался своей добычи. Это оказался не снежный человек, а самый обыкновенный, одетый в теплую куртку, шерстяную шапку и брюки. Он со стонами и криками пытался освободить свою зажатую капканом ногу.

– Батюшки мои! – всплеснул руками завхоз и бросился помогать. – Как же тебя угораздило? Откуда ты взялся, парень? С неба свалился?

– Вы что, с ума посходили? – вопил пострадавший. – Капканы на людей ставите? Маразматики чертовы! Идиоты! Придурки…

Что – то в его голосе и словах показалось Вересову смутно знакомым.

– Мы не на людей, – оправдывался завхоз, тщетно стараясь разжать железную пасть капкана. – Мы… голуб-явана поймать хотели. Он у нас продукты воровать повадился.

Пострадавший, стиснув зубы, стонал. Его молодое загорелое лицо исказила гримаса боли.

– Ивы туда же! – выдохнул он. – Опять голуб-яван. Везде одно и то же. Маразм!

– Жека! – радостно воскликнул Илья, хлопая парня по плечу. – Это ты? Какими судьбами? Я тебя искать собирался, а ты – вот он! Сам явился. Ха-ха! Есть еще чудеса на белом свете!

Затуманенные болью глаза пострадавшего прояснились.

– Илюха? – узнал он Вересова. – Рад тебя видеть, чертяка! Помоги ногу вытащить.

– Сейчас…

Совместными усилиями капкан удалось разжать настолько, что нога освободилась.

– Ну и капканы у вас… – покачал головой Кострома. – Крепкие. Медвежьи, что ли?

Завхоз виновато потупился.

– Еще чего, – буркнул он. – Был бы медвежий, кости бы перебил. Я ж не изверг…

Ногу Голдина спасли сапог и толстый шерстяной носок. Обошлось испугом и ушибом.

– Ты чего так орал? – спросил его Вересов. – Переполошил всех.

– Больно же… – с облегчением улыбался пострадавший. – Ну, еще испугался. Я всю ночь шел, устал, как проклятый… Еле ноги волок. И тут вдруг… такое. Сам понимаешь. У меня аж кости захрустели. Думал, все, хана!

– Обопрись на меня, – предложил Вересов, подставляя ему плечо. – Пошли в медпункт. Может, перевязку сделать надо.

Прихрамывая, Голдин кое-как поковылял к лагерю. Врач осмотрел ногу, наложил тугую повязку и сказал, что ничего страшного не случилось. Даже ходить не запретил.

– Убери ты свои капканы от греха подальше, – посоветовал Илья завхозу. – А то всех перекалечишь.

За чаем Женя рассказывал о жизни в общине.

– Я ведь как туда попал? Беда у меня случилась.

– Лилька бросила? – усмехнулся Вересов. – И ты решил покончить с собой?

Парень горько вздохнул.

– Примерно так. Если бы она меня просто бросила! А она… к негру сбежала. Представляешь? Тут меня и переклинило. Что ж это, думаю, творится? Хотел убить обоих. Потом себя…

– Почему не убил?

– Противно стало. Из-за бабы жизни лишиться? Она того не стоит.

– Это верно.

Илья вспомнил свою Варвару, ее дергающееся от злости лицо, глаза, полные ненависти…

– Пить начал, – продолжал Голдин. – На «колеса» чуть не подсел. Мамаша сутками рыдала, в церковь бегала, батюшку домой приводила. Святой водой меня обрызгивала. Опостылело мне все. На фига мне этот маразм? – думаю. – Повеситься, что ли, как Серега Есенин? Я ведь тоже стихи писал… Такая тоска навалилась, Илюха! Невмоготу мне стало. Если бы не Криш…

– Кто такой Криш?

– Дружок мой бывший. В армии вместе служили. Ну, а после дембеля разъехались, кто куда. Вдруг является. Он, оказывается, нигде не работал, перебивался случайными деньгами. То у одного перехватит, то у другого. Год прожил у кришнаитов, на дармовых харчах. Потом дальше подался. Нашел в Москве гуру, пристроился к нему в ученики.

– Какого гуру?

– Нангавана…

– Он что, японец?

Женя сокрушенно вздохнул.

– Какой японец? Русский… такой же, как мы с тобой. Имя он себе сам присвоил. Есть имена мирские, а есть духовные. Понимаешь?

Вересов кивнул. Чего только на белом свете не бывает?

– И как дружок тебе мозги запудрил? – удивился Илья.

– Сам не пойму. Хотя… мне тогда все равно было. Я бы куда угодно поехал, лишь бы тоску заглушить. Он предложил отправиться на Памир, в общину. Нангаван якобы настоящий просветленный, с Высшим Разумом общается. Ну, я сдуру и согласился. Все лучше, чем в петлю-то…

– Что ж ты меня не дождался? – спросил Вересов. – Я бы тебя с собой взял, в горы. Они любую тоску вылечат.

Голдин долго смотрел на мокрые от тающего снега скалы.

– Знаешь, Илья, когда не хочешь выздоравливать… никто тебе не поможет. Не могу я жизнь любить! Обманула она меня. Жизнь – такая же стерва, как моя Лилька! Ничего хорошего в ней нет. Один маразм.

– Ты решил уйти из общины?

Женя кивнул.

– Да. Возвращаюсь в Москву.

– Что делать будешь?

– Не знаю… Но в общине я едва не чокнулся. Чего мне больше всего хотелось в последние дни – так это передушить всех к чертовой матери! Достали! И вообще… жутко мне стало. Будто что-то нависло… темное, гнетущее… Вот я и убежал.

– А чем ваш гуру занимается? Сидит в позе лотоса и мантры поет?

Голдин задумался.

– Я пытался понять, да так и не смог. Он ходит на какую-то Священную Гору, куда больше никому доступа нет. Вроде бы с Высшими Силами разговаривает.

– И ты веришь? – усмехнулся Илья.

– Там во что угодно поверишь…

Записки Марата Калитина XV век. Южная Америка, империя инков

Сын Солнца неподвижно сидел в полумраке подземного храма. Разумеется, я не мог видеть его глазами. Я смотрел на него как бы внутренним зрением. Кристалл служил проводником между мною и Избранным. Я знал об этом, а он продолжал оставаться в неведении. Сейчас все его внимание поглощено контактом. Он пытается воссоединиться с «Сердцем Бога». Сколько будет длиться процесс, никто не знает. Время замедляет свой бег и останавливается. Наступает мгновение Вечности. То, что называется умом, не может постичь этого…

Благодаря кристаллу, я воспринимаю то же, что и Сын Солнца. Его сознание заволакивает золотистая дымка, в которой возникают смутные образы. Постепенно они начинают приобретать отчетливость, краски, объем и движение…

Вымощенная золотом площадь, прекрасный дворец… Где-то я уже видел подобное. Ну, конечно! Над всем этим великолепием порхают люди-птицы. Крылья, желтые и легкие, без труда поднимают их в насыщенный энергией воздух, а потом бесшумно складываются и становятся почти незаметными. Их носы напоминают птичьи клювы, а язык, на котором они разговаривают между собой, – птичий щебет.

На красноватом небе их полет выглядит сказочно прекрасным. Устремленные ввысь остроконечные здания утопают в душистых садах, где голубая и розовая листва колышется от малейшего дуновения ветерка. Листья деревьев похожи на длинные ленточки, а цветы раскрываются и закрываются в такт покачиванию веток. Здесь все подчинено плавным, невесомым движениям, все летит, парит и стремится к небу… Знакомая картина.

Сын Солнца улыбается. Ему тоже приятно наблюдать ее. Вряд ли он видел ее воочию.

На золотой площади возвышается сияющая пирамида, увенчанная золотым диском потрясающих размеров. В недрах пирамиды зарождается нестерпимое сияние. Оплодотворенное Красным Солнцем, оно вырывается за пределы сооружения, рассыпая повсюду лучистые сгустки, которые тут же кристаллизуются и с мягким звоном опускаются на площадь, на ступени пирамиды, падают в протянутые ладони людей…

Сын Солнца думает об ином мире, обманчиво прекрасном, где под голубым небом зеленеют деревья и текут полноводные реки. Здесь тоже есть Солнце и летают птицы. Но этот мир крепко держит своих детей в объятиях земного притяжения. Не так-то просто оторваться от тверди под ногами, взмыть в прозрачный воздух и парить, парить… Здесь все будто приклеено, все стремится вниз, все падает и рушится. Камни, вода, песок, цветы и деревья – все намертво примагничено к земной поверхности. Обманчивая красота…

А это что? О! Сын Солнца вспоминает Совет Жрецов Высшей Касты. Они что-то обсуждают…

– Мы обнаружены, – говорит один из них, облаченный в расшитое золотыми пластинами одеяние. – Я. бы хотел ошибиться. К сожалению, реальность такова: о нас стало известно. Мы больше не можем чувствовать себя в безопасности.

По залу пронесся вздох ужаса.

– Но как нас смогли найти?

– Никому не ведомо, – ответил Верховный Жрец. – Мы сумели забрать с собой «Сердце Бога», мы бежали прочь, мы сумели скрыться незамеченными. Мы забрались далеко. Так далеко, что сами не знаем, где мы. Эта область не изучена, ее нет на наших звездных картах… И все же то, чего мы опасались больше всего, свершилось.

– Откуда такая уверенность? – спросил молодой Жрец Храма Орлов.

– Они скоро будут здесь.

Воцарилась мертвая тишина. Дыхание присутствующих замерло. Наконец один из посвященных решился. Его вопрос неожиданно громко прозвучал в гулком пространстве зала, многократно отразившись от стен и потолка.

– Кто они?

– Те, кто нас ищет…

Под высокими сводами вновь повисла тиши – на, насыщенная напряжением, как воздух перед грозой.

– Мы должны немедленно… Запрещающий жест Верховного Жреца остановил говорившего на полуслове.

– Этого лучше не произносить вслух, – сказал он. – Мы и так понимаем, о чем идет речь.

– Необходимо выбрать место, – предложил Жрец Храма Инти.

– Уже сделано.

– Тогда… пусть жребий выберет тех, кто осуществит задуманное.

Верховный Жрец слегка склонил голову в знак согласия.

– Думаю, это должны быть «Истинно парящие высоко». Только им будет под силу добраться до места.

По залу пронесся гул одобрения…

По мере того как я воспринимал мысленные картины в сознании Сына Солнца, я все больше настораживался. То, что я видел и ощущал, мне совсем не нравилось. Разволновавшись, я отвлекся. Пришлось снова настраиваться на кристалл. Им нельзя пользоваться сколько угодно – только строго ограниченное время. Иначе мое тело может пострадать. Поэтому я берег эту возможность до появления Сына Солнца. И не прогадал.

Картина Совета сменилась другой картиной. Это был полет в синем земном небе. Не на хрупком «мотыльке» или неуклюжем «пеликане». Это был волшебный, захватывающий полет «Истинно парящих высоко». Представляю, сколько им понадобилось сил для осуществления цели. Но они оказались на высоте, и в прямом, и в переносном смысле.

Горная система, над которой они летели, показалась мне знакомой. Еще бы! Я потратил не один год, изучая все горные системы Земли. В решающий момент я не имел права ошибиться. А я не ошибся. Я внимательно наблюдал за ними. Я «впечатал» это видение в свою память. Я смог бы мысленно воссоздать это место в любое время дня и ночи.

Их тела, хотя они имели сан «Истинно парящих высоко», не выдержали страшной нагрузки перелета. Они исполнили поручение Совета и погибли. Все трое. Что ж, такова их судьба. Такова плата.

Печально выглядели их распростертые среди скал тела, пока сошедшая снежная лавина не погребла их под собою…

Итак, теперь я знал все. Сын Солнца невольно выдал тайну. Так вот в чем дело! Мы были рядом с объектом поисков… и не знали об этом! Какая злая шутка.

Он еще долго сидел в подземелье храма, выполняя свое предназначение. Золото еще есть, оно рождается и будет рождаться. Но золота станет меньше. Он уже понял это.

«Пока они будут пользоваться старыми запасами, а потом мы что-нибудь придумаем» – так он решил.

По истечении одному ему известного срока Сын Солнца вышел к жрецам и сказал им все. Они растерялись, но быстро взяли себя в руки. Жизнь диктовала новые реалии, и с ними приходилось считаться.

Я убрал кристалл в непроницаемый футляр из кирриона,[23]23
  Киррион – фантастическое название материала, частично нейтрализующего излучения кристалла.


[Закрыть] поднялся, выскользнул из дома и поспешил к ангару, где меня ждал мой «мотылек». Мне больше нечего было делать в империи инков. Они еще не знали, что рок уже поставил точку в развитии Тауантинсуйо. Для меня же это стало ясно как день.

Над плоскогорьем Наска всходило солнце. Утомленные праздником, обильной едой и жертвоприношениями, инки крепко спали. Я мысленно попрощался с ними. Глупые, капризные и жестокие дети! В сущности, мне было их безмерно жаль.

Я вывел из пещеры ламу, пристегнул ремень к «мотыльку», уселся в корзину и издал негромкий щелкающий звук. Я долго приучал ламу понимать этот звук. Она меня не подвела: вздрогнула, встрепенулась и резво побежала вперед. «Мотылек» взмыл в воздух, ремень соскользнул, и лама осталась внизу, в недоумении водя головой…

Я прекрасно ориентировался в восходящих потоках и обошелся без специально натренированного орла. Становилось все светлее. Я поймал хороший поток и летел над океаном. Вода казалась темно-зеленой, почти черной. Вскоре я увидел внизу судно с полосатым парусом, которое ожидало меня. По заключенному между нами условию, судно должно было появляться здесь через день. Команде хорошо платили, и она добросовестно выполняла свою работу. Я спланировал как можно ниже, выпрыгнул из корзины и поплыл к судну…

Ангелина Львовна отложила исписанные Маратом листки. Она читала их уже третий раз, пытаясь найти ответ на интересующий ее вопрос. О чем все-таки идет речь?

Это был последний «опус» господина Калитина. Видения пропали так же внезапно, как и появились.

«Я больше не могу выдавить из себя ни строчки, – сокрушался Марат. – Как отрезало!»

Закревская утешала его.

«Это же хорошо, – говорила она. – Видения перестали тебя беспокоить. Ты ведь этого хотел?»

«Да, но…»

Она засмеялась.

«Видишь, ты тоже употребляешь этот "психологический прием"».

«С кем поведешься, от того и наберешься!»

Марат шутил, хотя на самом деле ему было грустно.

«Я уже возомнил себя великим писателем…»

«У тебя еще все впереди. Дерзай».

«Ты не понимаешь, – сердился он. – То было нечто особенное… И потом, мне хочется узнать, каково продолжение истории. Это очень важно для меня. Я чувствую!»

«Ну вот! – смеялась она. – Люди приходят лечиться, а когда выздоравливают, начинают проявлять недовольство. Им не хватает их болезни. Не странно ли?»

«Жизнь вообще странная штука, – сказал Марат. – Ты не находишь?»

«Наверное, ты прав…»

Она все чаще стала задумываться о жизни. Совсем не так, как раньше. В молодости ее интересовали две вещи – медицина и карьера. Теперь все переменилось. Жизнь раскрывалась перед ней с неожиданной, совершенно незнакомой стороны. Из зачитанной книги она превращалась в интересный роман.

Ангелина Львовна начала чувствовать и даже дышать по-другому. Она перестала смотреть на Марата как на приятеля. Их отношения волновали ее, вызывая удивительные, необъяснимые ощущения.

Она перестала посмеиваться над Самойленко. То, что он говорил, уже не казалось ей полнейшей чушью. Его магический шар занял почетное место на ее столе. Он стоял там уже третий день. Но пока ничего из ряда вон выходящего не происходило…

Глава 24

Памир

Изотов молча смотрел, как у входа в туннель суетились киношники. Ему не нравились ни сама суета, ни то, что он дал разрешение на съемки. Прав был Паршин, когда отмахивался от Бахмета. Пусть бы снимали окружающую природу, горы, портал туннеля, строителей, технику. Но внутрь их пускать не следовало.

Не попроси его об этом Лариса Мельникова, он бы отказал. Но ей он отказать не мог. Теперь оставалось только молить бога, чтобы все обошлось. Изотов чувствовал себя не в своей тарелке. Почему? Он и сам не знал.

Каскадеры под управлением Бориса выносили из автобуса и складывали на камни оборудование, пиротехники возились со своими приспособлениями, актеры примеряли каски и противогазы. Операторы о чем-то спорили между собой, а Глафира носилась от одних к другим, кричала, хваталась за голову и закатывала глаза.

Только два человека оставались с виду спокойными – Мельникова и Бахмет. Но и их спокойствие было обманчивым.

Режиссер обдумывал, как бы ему ухитриться и отснять эпизод со взрывом в туннеле быстро и качественно. Изотов хоть и дал разрешение, но строго предупредил:

– Только на один день, Дмитрий Лаврентьевич.

– А если мы не успеем?

– Извините, больше ничем помочь не могу. Вы уж как-нибудь постарайтесь уложиться. Сами понимаете, строительство такого объекта требует строгой дисциплины и повышенного внимания. Нахождение посторонних в туннеле крайне нежелательно. Да и техника безопасности не предусматривает ничего подобного. Так что будьте любезны к вечеру все закончить. Один день в вашем распоряжении, и не больше.

Бахмет попытался возразить, но Изотов был непреклонен. Оставалось согласиться с его условиями.

Лариса после своего обморока в туннеле ходила сама не своя. Во-первых, она плохо себя чувствовала. Кружилась голова, подташнивало, дрожали руки. Во-вторых, ее беспокоил найденный в кармане куртки желтый камешек. Она уже несколько раз, тайком от всех, тщательно рассматривала его. Камешек пугал ее. Он был очень похож на самородное золото. Лариса ничего не смыслила в геологии и металлах, но она все-таки имела педагогическое образование и кое-что соображала.

Она боролась с желанием показать камешек Глафире. Ее останавливала боязнь показаться глупой или, что еще хуже, ненормальной. Если это обычный камень, то Глафира долго будет над ней смеяться. Если же это действительно золото, то возникнет вопрос, как оно попало к Ларисе. Кто поверит, что она нашла самородок в кармане собственной куртки? Она бы сама сочла такого человека обманщиком. Как же быть?

– Что вы здесь делаете, Мельникова?

Лариса вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял режиссер Бахмет. Он был явно рассержен.

– Я? – растерянно спросила она, боясь поднять глаза.

– Вы! Кто же еще? – раздраженно бросил Бахмет. – Вам известно, что нас пустили в туннель только до вечера? Мы должны все успеть. Абсолютно все!

Его взгляд так неприятно впился в ее лицо, что Лариса ощутила это физически и попятилась.

– Х-хорошо… – промямлила она. – Я уже иду…

– Глафира с ног сбилась, а вы тут прохлаждаетесь. Здесь вам не парк культуры и отдыха. Работать надо!

Бахмет метал молнии. Лариса поспешила прочь, подальше от его пронизывающего взгляда.

«А вдруг он знает о золоте?» – подумала она. И тут же отмела эту мысль. Откуда Бахмету знать?

– Где ты бродишь? – набросилась на нее Глафира. – Я тебя зову, зову… Оглохла, что ли?

– Я не слышала.

Лариса не лгала. Она действительно ничего не слышала. Наверное, после обморока у нее притупился слух.

Остаток времени перед съемками прошел для нее в беготне и суете. Они с Глафирой что-то искали, подносили, уносили, подавали… В этой несусветной суматохе Лариса не замечала своего страха перед туннелем. Она видела, что каждый занят своим делом, все сосредоточены, собраны, и это ее успокаивало.

Изотов пожелал присутствовать при съемках лично и все контролировать. Он старался находиться рядом с Ларисой. Им даже удалось переброситься парой фраз.

Наконец все было готово. Операторы приспособились к подземным условиям, каскадеры приготовились к трюкам, пиротехники дали добро, и машина кино пришла в действие. Главный эпизод сняли более-менее благополучно. Бахмет ужасно беспокоился, но «взрыв» превзошел ожидания. Было много огня, дыма и грохота. Каскадеры тоже не оплошали. Словом, все шло как по маслу.

– Снято! – торжественно заявил Бахмет. Он был доволен.

Голос режиссера, возвестивший о завершении съемок, был воспринят с восторгом. Теперь можно расслабиться.

Изотов вздохнул с облегчением. Кажется, все обошлось. Он повернулся, отыскивая взглядом Ларису. Ее нигде не было.

После съемок, которые прошли на одном дыхании, четко и слаженно, снова возникла суматоха. Все бегали, что-то искали, складывали, упаковывали, смеялись. В туннеле стоял запах дыма и пороха, хотя Изотов велел включить вентиляцию.

Пиротехник с благодарностью пожимал ему руку.

– Вы нас так выручили, – говорил он. – Спасибо.

Тем временем Лариса и Глафира уединились, спрятавшись за одним из ящиков.

– Ну, чего тебе? – нетерпеливо прошептала администраторша. – Давай, говори. А то Бахмет орать начнет. Все собираются, а нас нет.

Мельникова, измучившись, решила признаться Глафире в своих сомнениях по поводу камешка.

– Я вам одну вещь показать хочу…

– Так срочно? В автобусе покажешь. Или дома.

Лариса схватила администраторшу за руку и упрямо покачала головой.

– Нет. Мне сейчас надо.

– Какая ты упрямая, Мельникова! – прошипела Глафира. – Ладно. Показывай, только побыстрее.

Лариса оглянулась. Их никто не видел. Все были заняты своими делами.

– Ну, давай! – подгоняла Глафира.

Карман брюк, в котором лежал злополучный камешек, закрывался на молнию. Лариса начала нервничать, и молнию заело. Администраторша потеряла терпение.

– Чего ты возишься? – разозлилась она. – Быстрее! Нас небось ищут уже.

Ларисе с трудом удалось залезть в карман и до – стать нужный предмет.

– Вот, смотрите, – обрадовалась она. – Что это, по-вашему?

Глафира судорожно вздохнула и впилась глазами в камешек. Она не сразу смогла раскрыть рот, чтобы задать вопрос.

– Где ты его взяла?

– Потом объясню, – зашептала Лариса. – Вы сначала скажите, что это такое?

– Ты что, совсем дурочка или притворяешься? Это же золото! Где взяла, спрашиваю?!

Мельникова уставилась на камешек, как будто в первый раз его увидела.

– З-золото? Настоящее?

Глафира, возбужденная увиденным, дышала, как паровоз на полном ходу.

– Дай сюда! – Она схватила камешек и поднесла к самому носу, как будто золото имело запах. – Черт тебя побери, Мельникова! Это золотой самородок! Понимаешь?

– Ага…

– Третий раз спрашиваю, где ты его взяла?

– В кармане нашла…

Глафира приготовилась излить на бестолковую Мельникову свое возмущение, но ей что – то помешало.

– Кто здесь? – испуганно спросила она, оглядываясь.

Лариса поспешно спрятала золото обратно в карман. Ей показалось, что за ящиком мелькнула чья-то фигура. И в этот момент… раздался странный треск, полетели искры, и свет погас.

– Господи, спаси и помилуй! – пробормотала администраторша, крепко хватая Ларису за руку. – Эй! Помогите… У кого есть фонарь?

В туннеле было полно людей, которые воспользовались фонарями на касках. Изотов подбежал к женщинам.

– Все в порядке? Сейчас я вызову электриков. Они все наладят. Не волнуйтесь.

– Выведите ее на воздух, – попросила Глафира, передавая ему Ларису с рук на руки. – А то опять в обморок грохнется…

Свет так и не дали. Пришлось использовать фонари и аккумуляторные лампы. Съемочная группа выбралась из туннеля, когда совсем стемнело. Всех сморила усталость. Оборудование грузили в полном молчании.

Изотов усадил Ларису в автобус и вернулся в туннель. Электрики разводили руками.

– Повреждение кабеля, – говорили они. – Надо устранять. Придет ночная смена, пусть они и работают.

– Ладно, – согласился Изотов. Он тоже устал. – Пойду спать.

Выйдя наружу, он увидел, что автобусы съемочной группы все еще стоят. К инженеру подбежал Борис.

– Бахмет пропал! – выпалил он. – Наш режиссер. Ищем, зовем… Нет нигде.

– Как пропал? Куда? Каскадер нервно кашлянул.

– Понятия не имею…

– Когда вы его видели последний раз? Зовите всех сюда!

Уставшие, взволнованные люди не внесли никакой ясности в исчезновение Бахмета. Все его видели во время съемок и потом, когда закончили и собирались домой. Наступившая темнота внесла дополнительную сумятицу. Но и в темноте, прорезанной лучами фонарей и аккумуляторных ламп, некоторые слышали голос режиссера.

– Бахмет выходил из туннеля?

На этот вопрос никто не смог ответить. Кому-то показалось, что он видел режиссера, а другие утверждали, что Бахмет не выходил. Изотов почувствовал, как голова идет кругом.

– Может, он отошел куда-то? В туалет, например…

– Мы еще поищем, – сказал Борис. – Ваши люди помогут?

Изотов снова вернулся в туннель. Режиссера искали повсюду, но так и не нашли. Автобус с киношниками уехал. До кишлака по скользкой от талого снега дороге добирались долго. Несмотря на усталость, многие не сомкнули глаз до утра.

– Куда мог деться Бахмет? – спрашивала Лариса.

Администраторша пожимала плечами.

– Утром придется ехать на стройку, искать. Может, он куда отошел да оступился в темноте. Упал, ушибся… Горы все-таки.

– А мог он в пропасть свалиться? Глафира с сомнением покачала головой.

– Где там пропасти? Поблизости вроде нет. Так… неглубокие расщелины. Может, и упал в какую. Все бывает.

– Ужас…

– Ты про золото никому не говорила? – неожиданно спросила администраторша.

– Нет, – прошептала Лариса. – Только вам.

– И не говори! Держи язык за зубами. Поняла?…

Москва

За окнами стоял бледный рассвет. На оттаявшие тротуары сыпалась мелкая снежная крошка. Похолодало.

Марат пришел в студию раньше всех, отпустил охранника. Открыл свой кабинет и сразу взялся за телефон. Через пару минут хлопнула входная дверь.

– Здравствуйте, Марат Анатольевич, – мелодично пропела Ирочка, стуча каблуками модных сапожек.

Она специально прошла мимо его открытой двери – стройная, тонкая в талии, в обтягивающем костюме из буклированной ткани. Песочный цвет костюма очень шел ей.

– Привет, – пробормотал Калитин, не отрываясь от телефона. – Чайку сделаешь?

Ирочка обиженно хмыкнула и загремела посудой.

«Наверное, опять звонит этой своей докторше, – ревниво подумала она. – И что он в ней нашел? Толстая, круглая и скучная бабенка».

Ангелина Львовна приходила в «Профиль» пару раз вместе с шефом и очень не понравилась Ирочке. То, как он смотрел на свою гостью, зажгло в сердце приемщицы настоящий пожар.

«Какие мужчины дураки! – думала Ирочка, провожая докторшу ненавидящим взглядом. – Красивых женщин рядом не замечают. Приклеятся к какой-нибудь клуше, а потом не знают, как от нее отделаться».

Между тем госпожа Закревская вовсе не была клушей. Ее фигура отличалась полнотой, но сохранила легкость и изящество. Прическа оказалась самая простая, а лицо – милое и естественное, без косметических излишеств. Именно то, что докторша выглядела довольно привлекательно, и взбесило Ирочку.

Пока она с этими мыслями заваривала чай, резала лимон и готовила бутерброды, Калитин, по странному совпадению, тоже думал об Ангелине Львовне. Видения, доставлявшие ему столько хлопот, прекратились не без ее помощи. Сначала он обрадовался, а потом… ему стало чего-то не хватать. Единственной ниточкой, связывающей его с той давней загадочной жизнью, начала которой он не знал, а конца так и не смог вспомнить, – была она, Лина. Она читала его записи, и только с ней он мог говорить об этом.

Они стали чаще встречаться. По инициативе Марата. Он не мог определить, чего ему больше не хватало, «опусов» или общения с Ангелиной Львовной. Наверное, и того, и другого.

– Алло! – наконец ответили на том конце связи.

– Ты что, Цезарь, спишь до сих пор? – возмутился Калитин. – Полчаса дозвониться не могу.

– Я в Интернете сидел, – лениво ответил абонент.