Текст книги "В храме Солнца деревья золотые"

Она почувствовала озноб. Ей вдруг стало жутко.

– Глупости, – пробормотала она. – Самойленко целые дни проводит рядом с шаром, и ничего.

И тут она вспомнила о его беспорядочной болтовне по поводу золота, Солнца…

Коллега будто прочитал ее мысли. Он ради приличия поскребся в дверь и, не ожидая приглашения, вошел.

– Ангелина! Да на тебе лица нет… Что случилось?

– Ничего…

– Только не ври! Тебе не идет.

– Ладно, – вяло согласилась она. – Не буду.

– Так в чем дело? Закревская собралась с духом.

– Дай мне твой шар! – выпалила она, боясь, что передумает. – Дней на десять.

– Хорошо, но…

– Никаких «но»!

Глава 22

Памир

Ларису обступила полная, кромешная тьма. Она слышала голос Изотова, который звал ее, но не могла ответить. От страха ее горло свела судорога. Не то что кричать, пошевелить языком было невозможно. Все тело обмякло, стало ватным и безвольным, перестало слушаться. «Мамочка!» – подумала Лариса. Это была ее последняя мысль. Потом она уже не думала. Оказывается, может быть и так…

Вместо мыслей пришли ощущения. Лариса почувствовала, как воздух вокруг нее уплотняется и вибрирует. Дикий первобытный ужас, который все живые существа испытывают в момент разгула стихии, сковал ее. Она вдруг явственно представила себе, как необъятная, громадная и жуткая тяжесть горы обрушивается на нее, сминая все и ломая железобетонные тюбинги, как спички. По сравнению с напором земной толщи люди и крепежные приспособления, которые они пытаются противопоставить горе, кажутся муравьями, сооружающими свой муравейник из былинок и хвойных игл.

Лариса уже ощущала себя погребенной, раздавленной и мертвой. Ее тело онемело, замерло, как и душа. Но… она все еще дышала, и это сбивало ее с толку. Реальность сначала раздвоилась, а потом просто рассыпалась на несметное количество осколков, никак не связанных между собой…

Где-то слева от нее появился тусклый золотистый свет, и Лариса восприняла его как явление ангелов по ее душу. Ангелы становились все ярче, но так и не приняли крылатых обличий, знакомых ей по картинкам. Сначала они плавно кружились, а потом соединились в нестерпимо сияющую точку. Точка росла и становилась все ярче. Она поглотила туннель, гору, Ларису, ее сознание и стала всем. Ничего не осталось, кроме этой светящейся, горящей, ослепительной точки…

– Мельникова! Мельникова-а-а! Боже мой! Да что ж это такое! С ней опять обморок…

Резкий запах нашатыря ударил Ларисе в нос, и крики Глафиры стали более отчетливыми. Из густого тумана выплыло перепуганное лицо администраторши, склонившееся над ней.

– Слава тебе, Господи! – выдохнула та. – Я уж думала, ты не оклемаешься. Лежишь, белая, как полотно…

Вокруг Ларисы было светло. Она лежала на чем-то твердом, и перед ее глазами высоко стояло синее небо. По небу медленно плыли облака, похожие на сказочных драконов.

– Разве туннель… не обвалился? – одними губами спросила она.

– Да ты что, Мельникова? У тебя жар. Бредишь! Вон, голова горячая, как огонь, – Глафира приложила свою большую мягкую ладонь к ее лбу. Ладонь оказалась прохладной. – Чего ему обваливаться-то? Стоит, как стоял.

– А… может… землетрясение было?

– Тебе показалось со страху, – хихикнула администраторша. – Трусливая ты, Мельникова, прямо как заяц. Зачем тебя в туннель понесло? Раз боишься, нечего туда нос совать. Отхаживай потом тебя! Скажи спасибо Изотову, это он тебя в темноте нашел и вытащил. На руках вынес. А то бы точно померла!

К Ларисе подошел инженер Изотов, наклонился.

– Напугали вы меня, – сказал он. – Что с вами случилось?

К Ларисе медленно возвращалась память.

– Это… было… то самое место?

Изотов скорее угадал, чем услышал. Он неопределенно кивнул, оглянувшись на Глафиру. Та поспешно отошла. Ему совершенно не хотелось прослыть болтуном и паникером. Все, что он рассказал Ларисе в туннеле, походило скорее на байки проходчиков, чем на правду. И хотя сам Валерий верил в необычные явления, но старался особо это не афишировать. Мало ли, что людям показаться может? Гора есть гора. Здесь и порода, и поля магнитные, и еще много всякого.

– А почему… свет погас? – спросила Лариса. Изотов развел руками.

– Бывает. Я же вас предупреждал.

Его самого удивило, что погасли не только лампочки, но и фонари на касках. Хотя, уже выбравшись наружу, он проверил батарейки и убедился, что они сели. Так что все объясняется довольно просто. А Лариса очень испугалась с непривычки, потеряла сознание. Женщина! Первый раз в туннеле. Понять можно.

Сначала Изотов тоже растерялся. Потом ничего, – глаза привыкли к темноте, пошел вперед, наткнулся на лежащую Ларису, поднял, вынес. Нормально.

Единственное, чего он не смог объяснить, так это почему остановились его наручные часы. С другой стороны, часы тоже были на батарейках. Валерий забыл, когда он их менял. Совпадение. Но тогда почему остановившиеся часы показывали неправильное время?

Они с Ларисой отправились на прогулку в туннель около десяти утра. Он запомнил, потому что в двенадцать его ждал Паршин. Валерий не хотел опаздывать. Начальник строительства лежал с радикулитом, но порядок продолжал поддерживать железной рукой и требовал держать его в курсе всех событий. Поэтому Изотов решил, что в половине двенадцатого ему надо попрощаться с Ларисой, взять бумаги и идти к начальству с докладом.

Если верить остановившимся часам, Изотов пробыл в туннеле не больше двадцати минут. Но этого же быть не могло! Оставалось думать, что батарейки часов сели раньше, чем погас свет. Когда он вынес Ларису на воздух, время приближалось к обеду.

«Нечего ломать голову, – сказал себе Валерий. – С женщиной все в порядке, и это главное. А с электричеством в туннеле постоянно какие-то неполадки. Завтра на планерке поддам жару электрикам. Совсем разболтались!»

Изотов пошел к Паршину объясняться, а Ларису проводили в вагончик, где располагался медпункт.

– Полежишь до вечера, и хворь как рукой снимет, – уговаривала ее Глафира. – Вот увидишь. Я тебе сейчас корвалольчику накапаю…

Лариса незаметно провалилась в сон. Голос администраторши отдалялся и отдалялся, пока совсем не затих. Блаженные волны забытья сомкнулись над Ларисой, и она опустилась в их туманную, обволакивающую глубину.

Вечером, когда стемнело, в вагончик заглянула Глафира. Жаль было тревожить сон Мельниковой, но автобус со съемочной группой ждал только их. Пора ехать.

Сонная Лариса кое-как добрела до автобуса, села и снова уснула. Она не помнила, как очутилась в кишлаке, в доме, в своей постели…

Утром ее разбудили громкие голоса Глафиры и Бахмета.

– Мы будем сегодня снимать или нет? – вопил режиссер. – Сколько можно ерундой заниматься? Нам каждый день простоя влетает в копеечку! Бюджет фильма трещит по швам!

– Я тут при чем? – защищалась Глафира.

– Идите и спросите у этой своей… Мельниковой, пустит нас Изотов в туннель или не пустит? Если нет, придется ехать в Душанбе, решать вопрос на другом уровне.

– Надо было сразу решать, еще в Москве. У нас гор нету, что ли? Обязательно надо на Памир переться?!

Бахмет разразился потоком ругани. Потом его отвлекли Борис с пиротехником, и они начали ругаться уже втроем.

Рассерженная Глафира подошла к Ларисе.

– Ты уже проснулась?

– Вы своими криками и мертвого поднимете, – проворчала помощница. – Из-за чего скандал?

– Будто ты не знаешь! Договорилась с Изотовым насчет туннеля?

– В общем, да…

Глафира еще больше рассердилась.

– Ты не в общем говори, а конкретно. Пустит он нас в туннель снимать?

Лариса ощущала слабость во всем теле, головокружение и дурноту.

– Обещал…

– Ты ехать сможешь? – с сомнением глядя на нее, спросила администраторша.

– Куда?

– На съемки. Поговоришь с Изотовым. Скажешь, что он нас разоряет. Это ж понимать надо, каких все денег стоит!

Лариса попробовала встать. Получилось, но с трудом.

– Постараюсь, – сказала она.

– Давай, Мельникова, собирайся, – оживилась Глафира. – Давай, моя хорошая! Девонька ты моя дорогая! Поехали! Вся надежда на тебя…

– Мне бы чайку крепкого.

– Сейчас, сейчас. Ты одевайся, а я мигом.

Администраторша выскочила за дверь и едва не вприпрыжку понеслась за чаем. Лариса медленно одевалась. Каждое движение заставляло ее покрываться испариной. «Что со мной? – гадала она. – Может, и вправду заболела? Я каждую весну болею гриппом или простудой».

Преодолевая недомогание, она натягивала на себя одну вещь за другой. Ее бил озноб, как при высокой температуре. Она надела свитер, но этого показалось мало. На крючке висела теплая куртка, в которой она вчера ходила в туннель. Лариса закуталась в нее.

– А вот и чай, – ворковала Глафира, протискиваясь в дверь с чайником и бутылкой водки. – И водочка. Сейчас я тебя быстренько согрею. Садись, пей…

– Я водки не хочу, – отнекивалась Лариса.

Но справиться с администраторшей было не так-то просто.

– Давай-давай, – настаивала она. – По рюмочке. Я тебе компанию составлю. А то гляди, какая бледная… упадешь еще.

Она заставила Ларису проглотить полную рюмку водки.

– Ну, вот и молодец. Теперь чайку с лимончиком… Я тебя живо в чувство приведу.

Чай она заварила крепкий, до черноты.

После водки и чая Ларисе полегчало. Голова еще кружилась, но в желудке стало горячо и по телу медленно разливалось тепло. Противная дрожь прекратилась. Снова захотелось спать.

– Я спать хочу, – пробормотала она. – Спать… Глафира спорить не стала. Пока автобус дотащится до стройки, Лариса успеет выспаться.

– Пожалуйста, спи себе, сколько влезет, – согласилась она. – Пошли в автобус. Держись за меня, голуба…

Она подхватила Ларису за талию и помогла выйти во двор. В холодном воздухе далеко разносились голоса Бахмета и каскадеров, которые о чем-то спорили.

Как только автобус тронулся, Мельникова уснула. И спала до самого туннеля. Глафира разбудила ее, когда они прибыли на место. Пока съемочная группа выгружала оборудование, она побежала искать Изотова.

Инженер стоял около склада стройматериалов и разговаривал с Панчуком.

– Вас Лариса зовет, – запыхавшись, выпалила администраторша. – Она там, в автобусе. Хочет поблагодарить за свое спасение.

– Какое там спасение? – улыбнулся Изотов. Кажется, ему действительно нравилась Мельникова. Он поспешил к автобусу.

О чем они с Ларисой разговаривали, Глафира не знала. Но инженер вышел из автобуса очень радостный, в прекрасном настроении.

– Глафира! – весело сказал он. – Где ваше начальство? Я разрешаю съемки. Можете начинать прямо сейчас. Где Панчук? Панчук! Выдай людям противогазы и каски, сколько есть, и проводи в туннель. Пусть работают там, где установлены тюбинги.

Лариса смотрела в окно, вспоминая смущенную улыбку Изотова. Какой приятный мужчина. И почему жена с ним жить не стала? Дура, наверное.

Ей опять захотелось спать. Закутываясь в куртку, Лариса машинально сунула руку в карман. Там лежал какой-то камешек. «Наверное, закатился, когда я упала в обморок», – подумала она.

Камешек оказался неожиданно красивым – желтеньким и блестящим. Лариса поднесла его к свету. Он был похож на маленький золотой самородок…

Община гуру Нангавана

Все шраваки с нетерпением ждали возвращения Длинного.

– Куда это он запропастился? – недовольно ворчал Криш. – Его только за смертью посылать.

Учителя беспокоило настроение в общине. Шраваки были раздраженными, по любому поводу вспыхивали злые споры.

– Не говори так, – остановил он Криша. – Разве ты желаешь зла брату своему?

– Какой он мне брат? – вспыхнул тот. – Тамбовский волк ему брат! Сначала заставил всех нас без соли сидеть, теперь и вовсе сдымил!

– Как ты смеешь грубить Учителю? – возмутился Хаким. Будучи восточным человеком, он не мог смириться с неуважением к старшему. – Ты невежда и хам. Нам следовало бы выставить тебя вон отсюда.

– Заткнись, святоша! – забыв о смирении, гаркнул Криш.

Хаким насупился и отошел в сторону. Он уселся по-турецки на своем топчане и уткнулся в сборник восточной поэзии, всем своим видом демонстрируя нежелание связываться с таким неотесанным чурбаном, как Криш. Омар Хайям успокаивал Хакима лучше любой медитации. Признаться, медитация и пение мантр стали действовать ему на нервы. Он с трудом заставлял себя высиживать положенное время, чувствуя, как с каждым разом внутри него нарастает протест.

– Может быть, все гораздо проще? – саркастически произнес Женя Голдин. – Витек отключил свой ум, погрузился в трансцендентный слой мирового сознания и… вознесся? Мы его тут зря дожидаемся, парни. Он не вернется.

Воцарилась неприятная тишина. Первым ее нарушил бывший поклонник бога Кришны.

– То есть как это «вознесся»? – подпрыгнул он. – Как это «вознесся»?! Ты что, думаешь, он действительно смылся? Удрал?! А мы тут сидим голодные и ждем, пока он принесет нам соли? Я больше не могу питаться пресными кашами! Я не лошадь, чтобы овес жрать!

Тщедушный Криш так распалился, что его обычно бледное лицо покрылось красными пятнами.

– «Вознесся» – это по-христиански значит преставился, – вмешался толстяк Белкин. – Умер. Понимаешь?

Он был самым невозмутимым из всех учеников Нангавана.

– Как это умер? – взвизгнул Криш. – Ты, Белыч, сбрендил, что ли?

– Ну почему же? – степенно возразил толстяк, не переставая жевать. Он постоянно носил в кармане горсть орехов, до которых был великий охотник. – Если Витек отключил ум, то запросто мог в пропасть свалиться, например. Горы – не аллеи парка. Здесь на каждом шагу можно преставиться.

– Может, его голуб-яван задрал? – подал голос из своего угла Хаким. – Я слышал, они тут водятся.

Голдин, который совсем было скис, встрепенулся.

– Что еще за «яван» такой? – спросил он, оживляясь. – Зверь?

– Снежный человек, – равнодушно отозвался Белкин. – Он пострашнее зверя будет. Хищник, одним словом. С виду похож на неандертальца, только весь покрыт длиннющей шерстью. Знаешь, какие у него зубищи?

– Брешешь, – ухмыльнулся новенький. – Разводишь меня, да?

Нангаван наблюдал за перепалкой без особых эмоций. Гораздо сильнее его волновало другое. С кем он заключил сделку той злополучной ночью, когда решил отправиться на Гору? С Высшими Силами или с самим дьяволом? Золотой самородок, спрятанный в матрац, жег его, как уголек из преисподней.

Появление бестолкового Витька положило конец бессмысленной ссоре.

– Длинный! – ахнул Криш. – Где тебя черти носили?

Витек никак не мог отдышаться. Он еле ноги донес до общины. Со стуком бросив на пол мешок с солью, парень опустился рядом с ним на корточки и закрыл глаза.

– Мы думали, ты вознесся, – важно заявил толстяк, бросая в рот очередной орех. – Хотели панихиду служить.

Белкин целый год проучился в духовной семинарии. Он собирался стать священником, как его отец. Но строгая дисциплина, кропотливое изучение церковных книг, посты и соблюдение всех христианских канонов оказались ему не по силам. Он решил, что пойдет другим путем. В конце концов, важен не процесс, а результат.

Так Белкин познакомился сначала с йогами, потом попробовал себя в среде последователей Рериха и Блаватской. Это тоже пришлось не по нутру добродушному, жизнерадостному толстяку, который не любил углубляться в сложности и постигать хитросплетения философской мысли. Однако и мирская деятельность не подходила Белкину. Он привык бить баклуши.

И тут судьба свела его с Нангаваном. Учитель произвел неизгладимое впечатление на толстяка. Когда Нангаван предложил ему пожить в общине, в горах Памира, Белкин пришел в восторг. Он представил себя великим Старцем, обретающим бессмертие в Гималаях. Действительность оказалась несколько иной. Но Белкин не расстраивался. Путь к бессмертию не должен быть легким! – считал он.

Длинный, которого заявление толстяка о панихиде повергло в шок, наконец пришел в себя.

– Ну, ты даешь, Белыч! – завопил он, дико вращая глазами. – Отправили меня к черту на кулички, да еще насмехаются! Я чуть ноги себе не поломал в этих проклятых горах! Чуть шею не свернул! Я… чудом не замерз! На мое счастье, люди хорошие встретились, не дали пропасть. А вам… все равно. Сразу панихиду служить! Это только и умеете! Если хотите знать… я очки забыл. Вот… Брел, как слепой…

Он едва не заплакал, так ему стало жаль себя.

– Не надо было соль рассыпать, – невозмутимо парировал Белкин. – Не пришлось бы к строителям топать. От дурной головы ногам покоя нет. И очки тебя никто не просил забывать.

– Вот-вот, – присоединился к толстяку новенький. – Ты, Витек, ум почаще включай, тогда будет меньше проблем. Не дорос ты, видать, до Мирового Сознания. Поэтому пользуйся пока обыкновенным, человеческим. Во избежание неприятностей.

Тут в разговор вступил Криш, помешав Длинному выпустить очередную возмущенную тираду.

– Ого! Сколько работяги соли отвалили! – сказал он, взвешивая в руках мешок. – Теперь нам на все лето хватит.

– Это не работяги, – недовольно пробурчал Витек. – Я до них так и не добрался. Это альпинисты. У них большой лагерь внизу. Между прочим, Женя, они о тебе расспрашивали.

– Обо мне? – удивился новенький. – Ты ничего не путаешь?

– Нет. Так и спросили, нет ли у нас в общине Голдина. Ну… я и сказал, что есть.

– Кто спрашивал-то? Откуда они меня знают? Длинный развел руками.

– Понятия не имею. Сам удивился не меньше твоего.

Новенький потерял интерес к разговору. Он отошел в сторону и задумался. Кто и зачем мог интересоваться его персоной? Уж не мать ли подала в розыск? С нее станется…

Остальные шраваки обступили Витька и наперебой задавали ему вопросы. Они скучали, а путешествие за солью было хоть маленьким, да приключением.

– Значит, ты до туннеля не дошел?

– Не-а… – мотнул головой Длинный. – Сбился с дороги.

– А сколько альпинистов в лагере?

– Много… У них весело. И еды полно. Они меня супом из тушенки кормили. Вкусный, пальчики оближешь. Говорят, что к строителям какие-то люди приехали, кино снимают.

– Настоящее кино?

– Ага. Про катастрофу в туннеле… Вот бы поглядеть!

– Что за катастрофа? – вмешался Нангаван, который до этого молча слушал.

– Взрыв! – с восторгом пустился в объяснения Витек. – Что – то там у них происходит… то ли диверсия, то ли… не знаю. В общем, туннель взрывается, рушится, горит. Дым коромыслом! Красота!

Учитель не разделил его радости.

– Ничего себе, красота! – возразил он. – Обвал, огонь, люди гибнут… Нехорошо.

– Зато интересно.

Нангаван промолчал. Он сам учил своих последователей иметь обо всем собственное мнение и теперь в полной мере пожинал плоды.

– Мне кажется, это добром не кончится, – важно заявил Белкин. – Мысли-то материальны. Если в туннеле устроят мнимую катастрофу, это может повлечь за собой настоящую. И тогда…

Тощий Криш аж покраснел от возбуждения.

– Что ты выдумываешь? – завопил он. – Что ты все время каркаешь? Если бы все так рассуждали, то и кино бы не было. Начнешь снимать о войне – тут тебе и война. И про «Титаник» бы не снимали, и про самолеты, которые падают!

– И про извержение вулканов, и про инопланетян, и про «конец света», – с сарказмом продолжил Длинный. – Ни про что снимать нельзя. Все беды из-за кино!

Но Белкин не сдавался.

– А вдруг это так и есть? – уперся он. – Откуда ты знаешь? Взять хотя бы террористов. Снимали, снимали про них разные фильмы ужасов. И что теперь? Этот ужас воплотился в жизни. Терроризм сошел с экранов и теперь бродит по планете. Только не в качестве призрака, а наяву.

– По-вашему, всему виной кинематограф! – заключил Длинный, фыркая со смеху. – Как будто раньше войн не было. Или стихийных бедствий. Про потоп вон еще в Библии написано. А тогда никакого кино и в помине не существовало.

Женя Голдин очнулся от своих невеселых дум, вскочил.

– Маразм! – зло сказал он. – Какой же все это маразм! Я думал, только обычная жизнь – маразм, а она везде и всюду такая. Нигде не спрячешься. Ни в горах, ни под землей. Наверное, и на небе то же самое. Блин! Как же меня все достало!

Он с остервенением натянул на себя куртку и бросился вон из дома. Длинный опешил. Он явно не ожидал от новенького подобной вспышки бешенства.

– Эй, погоди… – хотел он остановить Голдина. – Ты куда? Вернись!

Нангаван испытывал чувство горького разочарования. Он так долго грезил о чуде, молил о нем, и вот… чудо будто бы свершилось. Как все странно получается. Он способен сотворить золото и не может утихомирить своих собственных учеников. Разве это то подлинное величие, о котором он мечтал?

Страх и сомнения вновь зашевелились в его сердце. Если бы на Священной Горе обитал Светлый Дух, разве он допустил бы такое? В общине должны царить гармония и любовь. А на самом деле…

– Оставь его, – печально сказал Нангаван Длинному. – Пусть идет. Каждый имеет право искать Истину там, где считает нужным.

В общине не могли уснуть до полуночи. Новенький так и не вернулся. Куда он отправился на ночь глядя, никто не знал.

– Не нравится мне все это, – ворчал Белкин. – Неспокойно здесь. Тревожно. Будто наблюдают за нами.

– Кто наблюдает? – испугался Криш. – Опять каркаешь?

– Мне тоже не по себе, – подтвердил молчун Яков. – И паренек этот, Женя, не зря психанул. Темные Силы мутят воду, направляют на нас негативную энергию.

– Давайте петь мантры! – с воодушевлением предложил Длинный. – Как иначе мы можем защитить себя?

Упоминание о Темных Силах окончательно испортило всем настроение.

Нангаван мучительно пытался понять, с кем же он вступил в соглашение минувшей ночью. Последние события заставляли предполагать худшее…