Текст книги "Практическая телепатия. Непосредственная передача мыслей. Экспериментальное исследование феномена"

II
История вопроса о передаче мыслей

Начнем с ближайшей истории вопроса.

В 1874 году необразованный американец Броун выступил в Нью-Йорке с загадочными опытами, которые быстро овладели вниманием всего американского общества; опыты эти заключались в так называемом отгадывании мыслей. Приложив руку агента (загадывателя) к своему лбу, Броун с завязанными глазами проделывал все то, что задумывал агент: отыскивал спрятанную вещь, передавал ее по назначению и проч. Для объяснения этого явления пускались в ход разного рода гипотезы, которые ведут свое начало еще от Парацельса; одни допускали, что мысль человеческая может действовать на расстоянии путем лучеиспускания; другие − что существует особое магнетическое влияние одного мозга на другой; третьи − что мысль, возникающая в голове одного человека, может индуцировать такую же мысль в голове другого и т. д.

Против такого рода толкований выступил тогда американский невропатолог Бирд, который доказывал, что чтение мыслей основано на улавливании чтецом бессознательных мышечных движений агента. Когда последний задумывает что-либо и сосредоточивает все свое внимание на задуманных представлениях, то он, по мнению Бирда, невольно и бессознательно совершает такие мышечные движения, которые сводятся к выполнению задуманного; вот эти-то бессознательные, едва уловимые, мышечные движения улавливает чтец мыслей (перципиент), благодаря своей повышенной кожно-мышечной чувствительности; таким образом, все дело сводится, по мнению Бирда, не к чтению мыслей, а к чтению мышечных движений.

Впрочем, теория Бирда не была особенной новостью: еще в 1833 году E.Chevreul[12]12
  E.Chevreul: Lettre a M. Ampere sur une certaine classe de mouvements musculaires. Rev. de Deux Mondes, 1 Mai 1833. − Цит. по Crassel. L'occultisme.


[Закрыть] поставил ряд опытов, на основании которых он пришел к заключению, что «мысль об определенном движении в состоянии двигать нашими мышцами, хотя мы сами при этом можем не желать и не сознавать этого движения». Такую же точку зрения развил в 1853 году Араго перед Парижской Академией Наук и Фарадей в Лондонском Королевском Обществе. Оригинальность теории Бирда заключалась лишь в том, что он допускал возможность бессознательного восприятия одним лицом мышечных движений другого лица и строил на этом объяснение всех случаев передачи мыслей.

Несмотря на всю простоту и, так сказать, естественно-научную понятность такого рода объяснения столь загадочного явления, ученое факультетское собрание в Нью-Йорке большинством голосов отвергло объяснение Бирда. Спустя 7 лет после того, т. е. в 1881 году в Англии появился новый чтец мыслей − знаменитый Бишоп, который в своем искусстве далеко превосходил Броуна. По инициативе ученого Карпентера для исследования этого вопроса была назначена комиссия, в состав которой вошли 4 профессора и наследный принц. Комиссия эта пришла к тому же заключению, которое раньше было высказано Бирдом, т. е., что чтение мыслей сводится, собственно, к чтению мышечных движений. На этом объяснении ученый мир Англии и успокоился.

Но в обществе интерес, возбужденный опытами Бишопа, оказался настолько велик, что в 1882 году в Лондоне основалось специальное «Общество для исследования психических явлений», которое поставило себе задачей собирать достоверные факты, говорящие в пользу передачи мыслей на расстоянии; полученные результаты были опубликованы в 1887 году тремя английскими авторами в обширном двухтомном труде под заглавием: «Phantasm of the living»[13]13
  Gurney, Myers and Podmore: Phantasm of the living. London. 1887.


[Закрыть].

Авторы эти − Герней, Майерс и Подмор − впервые пустили в оборот термин «телепатия», которую они разделяли на экспериментальную и самопроизвольную; под первой они разумели то, что мы называем передачей мыслей и что Richet назвал мысленным внушением; второй вид телепатии − самопроизвольный − обнимает все те случаи, когда люди чувствуют и видят то, что происходит далеко от них и о чем они даже не подозревают. Главною целью упомянутых авторов было доказать существование второй формы телепатии. Так как нас здесь интересует, главным образом, первая форма, то мы ограничимся лишь замечанием, что эти авторы, приняв во внимание возможность всех психических аномалий, сделав тщательную выборку фактов и вычислив количество допускаемых по теории вероятностей случайных совпадений, пришли к заключению, что телепатия возможна.

Когда Бишоп в ноябре 1884 года появился в Петербурге, то ученый мир России, будучи уже знаком с заключениями Бирда и Лондонской комиссии, отнесся к опытам Бишопа весьма сдержанно и ограничился лишь повторением рассуждений Бирда. ГІроф. Сикорский в специальной работе[14]14
  Сикорский. О чтении мыслей. Врач. 1884 № 51 и 52.


[Закрыть] представил те психофизиологические данные, которыми выясняется участие бессознательных мышечных движений в механизме чтения мыслей. Вслед за ним и немецкий профессор Прайер высказал те же соображения в своей брошюре: «Die Erklärung des Gedankenlesen».

Так как публика, несмотря на весь авторитет науки, не могла удовлетвориться её объяснениями и склонялась к раньше высказанным гипотезам, то проф. Тарханов нашел нужным выступить в 1886 году с рядом публичных лекций, в которых он задался целью доказать своим слушателям, что чтение мыслей основано на «невольном самообмане»[15]15
  Тарханов. Гипнотизм и чтение мыслей. Спб. 1886.


[Закрыть]. В этих лекциях Тарханов ко всему тому, что было высказано и сделано его предшественниками, прибавил лишь то новое, что конструировал целый ряд остроумных приборов, при помощи которых ему удавалось записывать на закопченном барабане малейшее идео-моторное (по выражению Карпентера) движение агента.

Производя в присутствии слушателей опыты со своими приборами, Тарханов доказывал, что когда исследуемый субъект упорно думает о каком-либо движении, − например: вправо, влево, вверх или вниз, − то прибор всегда записывает на барабане соответственные бессознательные идеомоторные движения исследуемого. «Представьте себе теперь, − говорит Тарханов, − что на месте этого аппарата находится живой человек, отлично чувствующий малейшее надавливание, толчки, тяги, сообразно с направлением, в котором лежит задуманная вещь, и вам сразу осветится то значение, которое могут иметь эти бессознательные толчки в деле определения чтецом места, на котором находится задуманная вещь» (стр. 80).

Теория эта, объясняя более или менее удовлетворительно отгадывание задуманных движений, не в состоянии, однако, объяснить отгадывание задуманных слов; но Тарханов на это и не претендует, ибо он отрицает возможность отгадывания слов: «ни единой отвлеченной, − говорит он, − хотя бы самой простейшей мысли, в роде задумывания, например, того, что 2x2=4, или что солнце греет и т. д., чтецы мыслей не в состоянии никогда угадать». Точно также теория эта не в состоянии объяснить явления чтения мыслей на расстоянии, где никаких кожно-мышечных ощущений уже быть не может. Оставаясь верным ей, Тарханов и эти случаи отрицает: «обставьте, − говорит он, − опыты чтения на расстоянии так, чтобы чтец не мог пользоваться своим зрением и слухом, то ручаюсь, что во всем мире не найдется ни одного чтеца, который бы решился при этом угадать хотя бы самую простейшую мысль».

Так как чтение отвлеченных мыслей на расстоянии при соблюдении тех условий, которые требует Тарханов, в действительности, как это читатель увидит ниже, возможно, то, следовательно, теория бессознательных мышечных движений в применении к чтению мыслей не выдерживает критики, ибо, не будучи в состоянии объяснить всю совокупность наблюдаемых явлений, она не удовлетворяет основному требованию, которое предъявляется ко всякой научной гипотезе.

Касаясь гипотез о существовании лучистой энергии мозга, Тарханов называет их «фантазиями, не имеющими под собой никакой серьезной научной почвы». Тем не менее гипотезы эти нашли себе авторитетную поддержку в лице французского физиолога Ch. Richet, тщательно обставленные опыты которого над передачей мыслей или мысленным внушением (suggestion mentale) обратили на себя серьезное внимание всех ученых. Этот автор проделал большое количество опытов и затем вычислил, что удачных опытов было гораздо больше, чем следовало ожидать по теории вероятностей, если объяснять удачные ответы только случайным совпадением. Конечно, выводы, полученные на основании вычислений по теории вероятностей, не могут быть особенно убедительны − тем не менее они для нас интересны в виду высокого научного авторитета автора. «Весьма вероятно, − говорит Richet, − что мысль проектируется вне мозга, но нам совершенно неизвестен образ действия этой умственной силы… Между многими влияниями на нас в окружающей среде мы теперь должны поместить незаметное влияние мысли других людей на наши собственные. Иногда это воздействие ничтожно, почти всегда самые результаты его незаметны, но все же оно существует и изменяет так или иначе ход наших идей»[16]16
  Ch. Richet. La suggestion mentale et le calcul des probabilites. Rev. philos. 1884. № 12.


[Закрыть].

Впрочем, прейдя к этим заключениям, Richet не считает все-таки факт мысленного внушения научно доказанным; так, спустя 3 года, в предисловии к известной работе Ochorowicz'a[17]17
  Ochorowicz. De la suggestion mentale. 1887.


[Закрыть] о мысленном внушении, Richet пишет следующее: «нельзя сказать, что я раccматриваю мысленное внушение, как уже окончательно доказанное. Конечно, нет… Хотя Охорович и до него другие собрали много доказательств, последние все-таки не приводят еще к полному и решительному убеждению, а лишь к колебанию».

Здесь кстати упомянуть еще об опытах, которые были произведены в 1886−1888 годах сначала P. Janet'ом в Гавре и затем Ch. Richet в Париже над Леони В., чтобы убедиться в возможности гипнотизировать людей на значительном расстоянии. Richet произвел 35 опытов и из них удачных оказалось 16, т. е. 16 раз Леони В. засыпала, повинуясь внушениям гипнотизера, который находился от неё на расстоянии от 3/4 до 1 1/2 версты; при этом названный ученый предпринимал всевозможные предосторожности, чтобы избегнуть какого-либо обмана; даже час, в который он должен был усыплять Леони, он выбирал по жребию. Из 25 подобных же опытов, произведенных P. Janet, удачных оказалось 19.

После того отдельные исследователи не оставляют попыток разрешить вопрос о передаче мыслей и положить конец всяким сомнениям. Так, в середине 90-х годов истекшего столетия датские экспериментаторы Ганзен и Леман занялись исследованием телепатии. Исходя из того соображения, что передача мыслей, если только она существует, должна совершаться посредством движения какой-то весьма утонченной субстанции, обладающей способностью отражаться от металлических поверхностей, исследователи эти поступили следующим образом. Установив два сферических вогнутых зеркала, обращенных друг к другу своими вогнутыми сторонами, на некотором расстоянии одно от другого, экспериментаторы располагались так, что их головы находились в фокусах этих зеркал.

Таким образом они произвели около 1000 опытов, но результаты их показались Леману неблагоприятными. Леман утверждает, что он часто слышал непроизвольный шопот лица, задумавшего какое-либо слово; поэтому он объясняет случаи передачи мыслей непроизвольным шептанием. Но главным доказательством в пользу такого вывода послужило ему исследование ошибок отгадывающего: большинство последних такого рода, что они производят впечатление, будто перципиент (отгадывающий) не отчетливо слышал речь задумавшего. Наблюдения Лемана вполне правильны, но выводы его несколько поспешны; ибо эти же наблюдения, в связи с наблюдениями других авторов и моими собственными, должны, как это читатель увидит ниже, быть истолкованы совсем иначе.

Как бы там ни было, а вопрос о возможности чтения мыслей на расстоянии остался открытым и, не выходя из сферы курьезов, совсем игнорировался официальной наукой. Только этим можно объяснить то обстоятельство, что в свое время совершенно не обратили внимание на сообщение д-ра Н. Краинскаго[18]18
  Н. Краинский. Порча, кликуши и бесноватые. Новгород. 1900.


[Закрыть] о 3-х случаях чтения мыслей на расстоянии, которые он наблюдал во время своей командировки в 1900 году на эпидемию кликушества в Новгородской губернии.

А между тем случаи эти были весьма интересны и убедительны.

Д-р Краинский, производя свои наблюдения над кликушами, находившимися в состоянии сомнамбулизма, открыл у 3-х из них способность читать его мысли. Опыты его в этом направлении так убедительны, что я не могу отказать себе в удовольствии привести здесь точное описание их. Автор производил 3 серии опытов. В 1-й серии он заставлял спящую кликушу совершать задуманное действие, держа ее за руку; во 2-ой серии он достигал тех же результатов, не прикасаясь к кликѵше и находясь от неё на некотором расстоянии; и, наконец, в 3-ей серии он, находясь на расстоянии от кликуши, заставлял называть спрятанный предмет и сообщать, где он спрятан, не совершая, однако, каких-либо движений. Вот как описывает Краинский свои опыты над кликушей Анной Григорьевой, 25 лет, замужней.

«При первом ряде опытов я садился против спящей глубоким сном кликуши и внушал ей, говоря, что она видит, несмотря на закрытые веки, предмет, который я держу в поле её зрения, и что она берет его своей рукой. В начале я при этом держал в своей руке её руку, как это делается при обычных опытах с чтением мыслей, и сильно сосредоточивал свое внимание, вызывая в своей душе ясное представление того движения, которое кликуша должна была выполнить, и повторял при этом внушение, говоря: «рука твоя движется и берет предмет!» Через некоторое время рука кликуши очень медленно и постепенно начинала двигаться по требуемому направлению, при этом она как бы находилась в состоянии каталептической ригидности и подвигалась толчками параллельно с тем, как сосредоточивание моих мыслей усиливалось. Направление движущейся руки с самого начала было правильное, словно кликуша видела перед собою искомый предмет и приостанавливалась, сохраняя неподвижное положение, когда мои мысли отвлекались. Затем кликуша выполняла предложенные ей требования и брала искомый предмет».

«С каждым разом опыт удавался легче и требовал с моей стороны меньшего напряжения внимания. Когда я убедился в том, что эти опыты удаются, я выводил этот предмет из поля зрения сомнамбулы, чтобы проверить, не имеется ли здесь дело с резкой гиперэстезией зрения, при чем впечатления проникают через закрытые веки. При той же постановке опыта рука сомнамбулы после внушения безошибочно направлялась в сторону и брала со стола требуемую вещь; движение по-прежнему было медленно и напряженно, точно рука была пружинная».

Затем Краинский повторил опыт уже на расстоянии, совершенно не прикасаясь к кликуше; результат получился прежний: кликуша выполняла требуемые действия так, словно ей хорошо было известно местонахождение предмета.

«В первых опытах, − говорит далее автор, − я фиксировал своим взглядом закрытые глаза кликуши, но позже я лишь следил за движением её руки. С дальнейшим повторением опытов они удавались все легче и скорее, хотя с несомненной ясностью выяснилось, что выполнение её действий стоит в несомненной связи с психической деятельностью экспериментатора и с степенью напряженности двигательного представления, вызванного в его мозгу… В дальнейших опытах кликуша выполняла движения все легче. При этом я мог сидеть в стороне и даже не смотреть на нее. Достаточно было просто сосредоточиться и вызвать в своей психике зрительное представление лица и места, где воткнута булавка, и того движения, которое должна выполнить кликуша».

Следующая серия опытов была поставлена таким образом, что, не заставляя спящую сомнамбулу выполнять движения, Краинский спрашивал ее, где лежит данный предмет. «Как только удалось добиться от кликуши ответов, они были правильны. Где бы ни спрятали предмет, совершенно вне поля зрения кликуши, она отвечала правильно, где он, и называла лиц, у которых он находится. В этих опытах, как и в предыдущих, необходимо было, чтобы я знал, т. е. имел в своей психике то представление, которое я требую от кликуши».

«Третья группа опытов состояла в том, что я брал в кулак монету и, поднося ее к закрытым глазам кликуши, требовал, чтобы она назвала монету. Опыты эти удавались хорошо. Она, не имея возможности видеть монету, называла ее правильно. При этом, однако, было заметно, что опыты эти сильно утомляли кликушу, лицо её принимало более страдальческое выражение и она просыпалась. Когда сон становился легче перед пробуждением, кликуша начинала ошибаться, быстрее отвечала на вопросы и гадательно называла достоинство монеты. При всех опытах обнаруживалось, что с ослаблением сна явления чтения мыслей исчезали. Наблюдали мы их совместно с д-ром Я. М. Белым».

Такие же явления наблюдал затем д-р Краинский еще на двух кликушах: Анне Федоровой, 50 лет и Елене Ивановой, 33 лет. Касаясь вопроса о том, каким образом возможно чтение мыслей, Краинский говорит, что он представляет себе процесс «в форме индукции психических процессов на подобие того, как электрический ток, проходящий во внутренней спирали, индуцируется во внешней».

К такому же приблизительно заключению пришел затем прив. – доц. Я. Жук, который произвел ряд опытов над отгадыванием задуманных рисунков[19]19
  Я. Жук. Взаимная связь между организмами. Мир Божий. 1902 г.


[Закрыть]. Опыты свои Жук производил таким образом: один из участвующих брал какой-либо рисунок и внимательно всматривался в него; другой, не видя этого рисунка, должен был воспроизвести его на листе чистой бумаги, лежащей перед ним. Всего было произведено Жуком 169 опытов, и из них удачных оказалось 86 (51 %), т. е. в 86-ти случаях ответные рисунки более или менее соответствовали задуманным. Разбирая эти ответные рисунки, которые не всегда были точны, Жук подметил, что ответы производили такое впечатление, как будто рисовавший плохо и неотчетливо видел оригиналы; само собою разумеется, что опыты были так обставлены, что не могло быть подозрения, будто рисовавший успел мельком взглянуть на оригиналы, которые другое лицо держало в руке.

Чтобы проверить свое впечатление, Жук проделал ряд контрольных опытов, которые состояли в том, что он показывал другому лицу на более или менее значительном расстоянии различные рисунки на одно лишь мгновение и затем велел рисовать воспринятый образ. Оказалось, что полученные таким образом ответы очень походили на ответы прежних лиц, которые оригинальных рисунков вовсе не видели. Итак, мы встречаемся здесь с тем же явлением, которое было отмечено Леманом в его опытах над мысленной передачей задуманных слов, с тою лишь разницею, что у Лемана получались неотчетливые слуховые образы задуманных слов, а у Жука неотчетливые зрительные образы задуманных рисунков.

Наконец, особенного внимания заслуживают еще сравнительно недавние опыты Sigwick'a, Lombroso и v. Schrenk-Notzing'a. Первый автор проделал для ряда опытов с загадыванием чисел: в первом ряде, когда агент и перципиент находились в одной и той же комнате, на 644 опыта оказалось удачных 131; в другом же ряде опытов, когда агент и перципиент находились в разных комнатах, на 228 опытов оказалось лишь 9 удачных. В опытах Lombroso над угадыванием различными лицами задуманных карт или чисел автор получал до 44 % удачных ответов в зависимости от перципиента[20]20
  C.Lombroso. Mon enquete sur la transmission de la pensee anales des sciences psych. 1904.


[Закрыть]. Особенно интересны случаи, когда Lombroso удавалось мысленно передавать перципиенту задуманные слова; так, в ответ на слово pitckerel, записанное профессором, перципиент, находившийся с завязанными глазами и ушами на расстоянии 10 метров от первого, написал слово pitche. Schrenk-Notzing сообщил о 25 собственных опытах с внушением рисунков, из которых 13 дали благоприятные результаты; причем в 2 удачных передачах агент и перципиент находились в разных комнатах.

Таковы те опыты, которые мне удалось собрать в доступной мне литературе. Казалось бы, что опытов этих, из которых многие были поставлены выдающимися учеными, вполне достаточно, чтобы признать возможность непосредственной передачи мыслей доказанным фактом. Однако, этого до сих пор еще нет: несмотря на высокий научный авторитет некоторых экспериментаторов и сравнительное обилие различных наблюдений, вопрос о возможности передачи мыслей остается в науке открытым. Хотя большинство вдумчивых ученых начинает все более и более склоняться к признанию этой возможности, однако она не признается еще научно доказанным фактом.

Так Forel[21]21
  A.Forel. Der Hypnotismus.


[Закрыть] говорит по этому поводу следующее: «сомнительны, по крайней мере, научно не обоснованы и не объяснены те сверхчувственные факты, о которых рассказывают, каковы: ясновидение, телепатия, непосредственная передача мыслей и проч. Во всяком случае, непредубежденная наука требует старательного исследования этого вопроса». Несколько решительнее, хотя также осторожно, высказывается J.Grasset: «я не отрицаю, − говорит он, − мысленного внушения, телепатии, ясновидения и проч. Я не объявляю априори, что этих явлений не существует и что их существование никогда не будет доказано; наоборот, я пользуюсь каждым представляющимся случаем, чтобы найти эти доказательства. Но я заявляю, что при настоящем состоянии наших знаний существование этих явлений мне не представляется еще доказанным…»[22]22
  J.Grasset. Le psychisme inferieur. Paris. 1906. p. 94.


[Закрыть]

В другой работе, посвященной специально вопросам об оккультных явлениях, Grasset после небольшого анализа некоторых фактов говорит следующее: «… научное доказательство мысленного внушения и передачи мыслей еще не дано; но в то же время имеются опыты, как напр. Lombroso и Ch.Richet, указывающие на то, что вопрос не должен быть оставлен и что он может быть разрешен в будущем, если в опыты будет вложено много старания, если они будут производиться без профессиональных отгадчиков и если прежде всего будут организованы самые простые опыты»[23]23
  Grasset. L'occultisme. 1907. p. 369.


[Закрыть].

Таково приблизительно общее мнение по интересующему нас вопросу осторожных и вдумчивых представителей науки и таково, прибавим, должно быть мнение положительной науки. Надо, действительно, признать, что никакой факт не может быть признан научно доказанным или во всяком случае не может сделаться прочным научным завоеванием до тех пор, пока нам не удастся поставить его в условия эксперимента так, чтобы его можно было по желанию любое число раз повторить и тщательно контролировать. Только в таком случае факт − пока допускаемый и иногда наблюдаемый может быть изучен со всех сторон и сделаться прочным научным приобретением. Вот почему, как ни велика моя личная уверенность в возможности и существовании фактов непосредственной передачи мыслей, я считаю все-таки, что эксперименты − тщательно обставленные и много раз повторенные являются в настоящее время настоятельно необходимыми и в научном отношении единственно ценными.

Но я не могу согласиться с мнением Grasset, что не следует экспериментировать с профессиональными чтецами мыслей на том основании, что последние могут нас легко мистифицировать. Действительно, среди профессиональных чтецов мыслей есть много шарлатанов, которые пускают в ход целый ряд разнообразных престидижитаторских приемов, ничего общего с передачей мыслей не имеющих. Если мы про существование этих приемов ничего не будем знать, то можем легко попасться и принять за передачу мыслей ловкую передачу условленных сигналов. Это всё безусловно верно. Но что из этого следует? Следует ли из этого, что среди профессионалов не могу быть подлинные чтецы мыслей и что их следует совершенно избегать?

Нет, из этого следует только то, что с профессионалами надо быть очень осторожным, знать все их приемы и, главное, обставлять опыты безупречно со стороны их научной неуязвимости. Если профессионал отдает себя в наше полное распоряжение, и мы ставим его в полную невозможность пользоваться всеми органами чувств для каких бы то ни было сигналов − сознательных и бессознательных − то каких же нам надо еще гарантий его искренности? Все остальное зависит уже от нас, от нашего уменья обставлять опыты с научной стороны так тщательно, чтобы они ни в ком сомнений вызвать не могли.

Я счел необходимым дольше остановиться на этом вопросе потому, что мои первые опыты, к изложению которых я намерен сейчас перейти, бы проделаны над профессионалом. И я заявляю: не избегать мы их должны и не бояться; нет, мы должны дорожить каждым представляющимся нам случаем для констатирования и исследования интересующих нас фактов. Что же касается возможности мистификации, то от неё нас гарантирует тщательная научная постановка опытов: ненаучная постановка ни имеет никакой цены, если даже объекты наших экспериментов стоят по своим нравственным качествам вне всяких подозрений; научная же постановка исключает всякие источники ошибок и обмана (хотя бы бессознательного), ибо это есть conditio sine qua non всякой научности.

Таким образом, весь центр тяжести вопроса лежит не в объекте опытов, а в нашем искусстве придумать соответственную обстановку их. Только тогда мы сумеем добиться того, к чему стремимся, т. е. научного обоснования фактов непосредственной передачи мыслей. Удалось ли мне это сделать, предоставляю судить читателю.