Текст книги "Преображения Мандельштама"

На самом деле содержание этого стихотворения не имеет отношения к революции. Это послание к евреям, причем злобно‐обвинительное! Начнем с первой строфы. Если считать, что сухие листья октября это не «желтые» (евреи), а «красные» или «белые», и они «бегут» (белые – на Запад, красные – неясно куда), то что, позвольте спросить, они забыли в глухих созвездьях Зодиака, где ночь бросает якоря? Л. Видгоф честно признается: Мы не знаем, что значит «В глухих созвездьях Зодиака». Но все‐таки какое‐то объяснение нужно дать, иначе вся версия провалится, и исследователь находит такой выход:

думается, место пребывания ночи, то пространство, где она «бросает якоря» – это Запад, страны, где «западает» солнце, страны заката.

Да, но «закат» Запада это все‐таки не беспросветная ночь. И Л. Видгоф, с присущей ему прямотой, совершенно правильно толкует эту метафору: Когда корабль бросает якорь, он останавливается. Бросить якорь —<…> укорениться где‐либо. Но Мандельштам, не мог считать Запад местом закоренелой тьмы («где ночь бросает якоря»), а как же его Рим – «дивный град», что «утвердился купола победой», любимая им Германия и пресловутая «тоска по мировой культуре»? Он был не только воспитанником западной культуры, но и всю жизнь вдохновлялся ее идеями, как и вся русская культура, особенно Серебряный век. Нет и нет. «Укоренившаяся» и «закоренелая» ночь для Мандельштама – это ночь иудейска. Поэт говорит об этом неоднократно:

 
Эта ночь непоправима,
А у вас еще светло,
У ворот Ерусалима
Солнце черное взошло.
 

«Черное солнце», солнце ночи, – это не метафора временного или периодического «заката», Оно взошло над Ерусалимом две тысячи лет назад, когда иудеи не приняли и не признали животворного солнца христианства. С тех пор они живут в вечной тьме, и поэт говорит о себе: Я проснулся в колыбели – //Черным солнцем осиян. В другом стихотворении поэт, полагая себя молодым левитом новой возрожденной церкви, вместе с другими освещает Ерусалима ночь и чад небытия518518
  «Среди священников левитом молодым…» (1917).


[Закрыть].

И, конечно, эта ночь не имеет географических координат – она не на Западе и не на Востоке, ее координаты культурно‐исторические, она бросает якоря в глухих созвездьях Зодиака. Так почему «Зодиака»? Да потому что двенадцать колен Израиля связаны со знаками Зодиака с глубокой древности.

В книге В. В. Емельянова «Ниппурский календарь и ранняя история Зодиака» анализируются тексты, относящиеся к шумерскому календарю города Ниппура (в одном из шумерских гимнов он назван «С Небом обнявшимся»). Календарь был принят семитскими народами, волнами набегавшими на Междуречье и создававшими там свои государства, а затем распространился по всей территории Ближнего Востока. «Если в III тыс. он был одним из местных календарей Шумера, то уже в начале II тыс. был принят в качестве единого календаря всей Вавилонии. Впоследствии на основе Ниппурского календаря был создан семитоязычный вавилоно‐ассирийский календарь, послуживший образцом еврейского и сирийского календарей»519519
  В. В. Емельянов, «Ниппурский календарь и ранняя история Зодиака», СПб, «Петербургское Востоковедение, 1999.


[Закрыть].

Календарное разделение года на сезоны и месяцы связано с системой ритуалов и праздников, и эти месяцы и сезоны получают ритуальную символику. «В сознании шумеров НебоАн чаще всего ассоциировалось с Быком, оплодотворяющим Землю дождями; жаркие летние месяцы имели своим покровителем Льва; символика зимних месяцев связана с Водой и Рыбами (солнце садится на воду). Можно предположить, что в ранней иконографии Двуречья Лев, побеждающий Быка, означает смену сезонов года»520520
  Там же.


[Закрыть]. Создание календаря неотделимо от астрономических наблюдений, так что сезоны и месяцы стали связываться с определенной группой звезд и названия месяцев стали именами созвездий. Раши (1040–1105), авторитетнейший из комментаторов Книги Книг, называет созвездия «слугами» месяцев. Созданная семантическая система «после гибели шумерской цивилизации оказалась необходима другим народам Ближнего Востока для унификации представлений о времени. <…> Ближневосточная и европейская астрология сделала зодиакальные образы значимыми, расширив поле интерпретации знаков, но вся совокупность их значений по‐прежнему может быть сведена к тем простейшим функциям и обрядам, которые существовали еще в Шумере III тыс»521521
  Емельянов по ходу исследований ссылается на работы моего однофамильца: «На протошумерских и протоэламских печатях (конец IV тыс.) есть изображения людей, животных и предметов, сопровождающиеся знаком (или знаками) «звезда». Петербургский ученый А.А.Вайман, известный своими точными дешифровками пиктографических текстов из этого региона, предполагает, что эти люди, животные и предметы – ранние образы зодиакальных созвездий… Мы приведем только два примера, опровергнуть которые довольно трудно. Протошумерская печать с пиктограммой астрономического характера. Конец IV тыс. до н. э. На протошумерской видно изображение символа богини Инанны, за которым следует фигурное изображение быка. Над фигурой быка видны три знака «звезда» (означающие «звезда, созвездие»), по краям печати следуют («небо»), («свет, день», но может читаться «восход, выхождение»), («низ, заход»), параллельно фигуре быка и символу Инанны выписана пиктограмма («праздник»). Если составить из этих рисунков целое предложение, то получим: «Праздник восхождения Венеры (и) захождения (Венеры в) созвездии Быка. <…> Второй пример, также представляющийся нам бесспорным, – протоэламская печать… На ней в верхнем ряду изображены близнецы, три протоэламских письменных знака (чтение неизвестно) и лев, в нижнем ряду – баран, козел и бык. Сочетание животных с образом близнецов указывает на астральный характер изображений. Если гипотеза А.А. Ваймана окажется верна, придется пересмотреть традиционное мнение науки насчет позднего происхождения представлений о зодиакальных созвездиях.


[Закрыть]. А Авраам, как известно, вышел из Шумера…

Так что неудивительно, что в еврейской традиции двенадцать «колен израилевых» (по числу месяцев) оказались связаны со знаками Зодиака. В Книге Чисел (2; 1–33) дано описание лагеря евреев вокруг сооруженной по указаниям Моисея Скинии Завета: «И так сказал Господь Моисею и Аарону: Каждый при знамени своем со значками отчего дома их да стоят сыны Израиля станом; поодаль от шатра соборного стоять им станом вокруг (подчеркнуто мной – Н.В.). А стоящие станом впереди, к востоку: знамя стана Йегуды по ополчениям их… А стоящие подле него станом: колено Иссахара… Колено Звулуна… Знамя стана Реувэна к югу, по ополчениям их… Подле него стоять станом колену Шимона… Затем колено Гада…», и т.д. В этом построении ясно просматривается зодиакальный круг: Стан Иегуды (Иегуда, Иссахар, Звулун), располагался к востоку и соответствовал весне, стан Реувена (Реувен, Шимон, Гад) на юге – лету, стан Эфраима (Эфраим, Менаше, Биньямин) на западе – осени, северный стан Дана (Дан, Ашер, Нафтали) – зиме. «Взаимодействие» израильтян со звездами отмечено и в других местах Ветхого Завета, а позднее и в Талмуде. Так еще в Книге Бытия писано: «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной, чтобы отделять день от ночи, и будут служить знаками для определения праздников, дней и лет» (Бытие 1:14). Рабби Ханина в Талмуде (трактат «Шаббат») даже толкует по планетам судьбу: «Если человек родился в момент наибольшей активности Венеры, он – любвеобилен. Такие люди довольно часто бывают богатыми. Те, кто родился в период активности Меркурия – мудры и светлы. Ибо эта планета близка Солнцу. У тех, кто родился под Луной, трудная судьба. В достижении целей им приходится преодолевать немало препятствий. Их жизнь состоит из подъемов и падений. Бывает, что им приходится жить за счет других. Они – скрытны и склонны к воровству. Под знаком Сатурна появляются на свет люди, которые, как правило, не могут воплотить в жизнь свои замыслы. Впрочем, некоторые Учителя говорят, что не реализуются замыслы других, касающиеся людей, родившихся под знаком Сатурна. Осененные знаком Юпитера – праведны. А те, кто рождается в период активности Марса, склонны к кровопролитию». И т.д. Изображения колен Израиля в виде знаков Зодиака было характерно и для древних синагог: среди руин древних синагог Галилеи и плато Голан сохранились мозаики зодиакального круга с обозначением месяцев по имени колен Израиля. Подобные изображения найдены и в средневековых, и в современных синагогах в Северной Африке, в Восточной Европе и других местах522522
  Вот несколько примеров: античная синагога 3 века н.э. в Хамат Тверия; потолок синагоги в г. Ходоров, Польша, 17 век; тунисская синагога Ор А‐Тора (свет Торы) в Акко, 20 век и другие. Можно посмотреть на сайте http://www.kriptoistoria.com/forum/index.php?pp=s36t35w8yq0xpazv5hdb &f=1&vt=list&tst=all&m=11993


[Закрыть].

Так что несомненно: смысл строк стихотворения «Где ночь бросает якоря/В глухих созвездьях Зодиака» означает – ночь бросает якоря в стане Израиля. И эпитет «глухих»523523
  «Глухой» на иврите означает в определенных выражениях и «нечестивый».


[Закрыть] подкрепляет эту версию.

Голос для Мандельштама – жизнь, а глухота – смерть. «Глухота паучья» и «глухие времена» – выпадение из жизни. Так о советской жизни сказано (1935 год): «Тянули жилы, жили‐были,/Не жили, не были нигде… На базе мелких отношений/Производили глухоту». Этой метафорой богооставленности он и клеймит иудейство, не принявшее Христа. Причем дважды: и стан иудейский, оказавшийся «в глухих созвездьях Зодиака» и самих иудеев, названных «глухие вскормленники мрака» (они же – «сухие листья»524524
  Кстати, «октябрь» здесь (глухие листья октября) действительно может служить, как утверждают сторонники версий, связанных с Гражданской войной, указанием на это смутное время, но именно в еврейском контексте. Мандельштам мотавшийся в это время по Украине, был свидетелем погромов, резни и бегства соплеменников, так что слова «Куда летите вы?» вполне могут относится к евреям. И «летели» они именно, как сорванные листья, врассыпную…


[Закрыть]). Стихотворение «Где ночь бросает якоря» всегда публикуют рядом (они близки по времени создания) с другим стихотворением, обращенным к жене, Надежде Яковлевне Мандельштам: «Вернись в смесительное лоно». Подруга поэта названа в нем именем нелюбимой жены Иакова Лии («Ты будешь Лия – не Елена!»), и брак с ней приравнивается к инцесту («Иди… на грудь отца в глухую ночь»). Т.е. она возвращается в кровосмесительное лоно иудейства, в его глухую ночь…525525
  «Обращено к Н.М., которая вспоминала: “Вероятно, наша связь остро пробудила в нем сознание своей принадлежности к еврейству…”» (Мец А.Г. Комментарии // Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. В трех томах. Т.1. М.: Прогресс‐Плеяда, 2009. стр. 568).


[Закрыть]

Мог ли Мандельштам назвать «глухими вскормленниками мрака» большевиков? Ну, приверженцы антиреволюционной версии могут сказать, что, мол, конечно, они этот мрак и установили в России. Пусть так, но разве они из него вышли? Тогда надо считать Россию изначально и вечно страной мрака. Мандельштам так не считал. И поэтому не мог и «белых» назвать «вскормленниками мрака» – он не считал прошлое России мраком. А двухтысячелетнюю историю евреев после неприятия Христа – считал. И именно евреи не увидали яслей нового мира, именно им Вифлеем, как место рождения Бога‐Спасителя, был чужд и странен. И именно поэтому они отпали от древа жизни, ибо для Мандельштама древом жизни и культуры (для поэта жизнь и культура тождественны), было в тот период именно христианство. Это он в статье 1921 года скажет: теперь каждый культурный человек – христианин526526
  «Слово и культура» (1921).


[Закрыть]. Иудеи, стало быть, вне культуры, пребывают во мраке. И поэтому его возглас Куда летите вы, зачем? – риторический, и означает: для вас все давно закончилось, хватит без толку суетиться, либо умрите, либо переходите в христианство, как я. И этот возглас удивительно совпадает по интонации и по интенции с возгласом Гордона, героя романа Пастернака «Доктор Живаго», по сути, возгласом самого Пастернака: Опомнитесь. Довольно. Больше не надо. Не называйтесь, как раньше. Не сбивайтесь в кучу, разойдитесь. Будьте со всеми. И именно для евреев, по мнению Мандельштама (и Пастернака) «нет потомства», нет продолжения, нет перспективы: Бездетными сойдете вы/В свои повапленные гробы. В Евангелии от Матфея Христос говорит о фарисеях и книжниках, как о лицемерах, подобных «гробам повапленным, которые красивы снаружи, а внутри полны мёртвых костей и всякой мерзости». Именно фарисеи и книжники не признали Христа Богом, а после катастрофической войны с Римом выбрали для народа другой путь, путь Талмуда. Для Христа и для Мандельштама они – лицемеры. А вот большевиков, или белоэмигрантов никак нельзя назвать лицемерами: и те и другие прекрасно знали, за что воюют и не скрывали своих целей. И Л. Видгоф подтверждает: они лицемерами не были.

Очень интересен в третьей строфе мотив еврейской «злобы». И «бесплодная» в данном случае означает «бессильная». Наделяя свой народ «бесплодной злобой» Мандельштам таким макаром осуществляет «перенос» своей собственной бессильной злобы к евреям за то, что они его «клеймили» своей кровью, и от этого клейма ему вовек не избавиться (довольно распространенный «ход» многих евреев, тяготящихся своим еврейством и пытающихся доказать окружению, что они – «не такие»). В другом стихотворении Мир должно в черном теле брать… он называет соплеменников «семиюродными уродами»: От семиюродных уродов/Он (мир – Н.В.) не получит ясных всходов. На евреев здесь указывает священное для них число семь. Я уже говорил о стихотворении «Вернись в смесительное лоно», где брак между евреями назван кровосмесительством, оно всё грубо физиологично и сочится ядом по отношению к жене («Нет, ты полюбишь иудея, /Исчезнешь в нем – и Бог с тобой»), как дочери ненавистного племени. Даже в стихотворении на смерть матери у него выплескивается неприязнь и отторжение от «иудеев»: Благодати не имея/ И священства лишены, они живут при свете черного солнца…

Русскому интеллигенту эпохи СССР, тем более еврею, настроенному оппозиционно по отношению к власти, трудно принять Мандельштама, кумира и мученика, написавшего великий диссидентский лозунг «Мы живем, под собою не чуя страны», принять его вот таким: гневно и брезгливо отвергающим еврейство. «Не мог Мандельштам так физиологически отвратительно, так ужасно написать о евреях», – сказал мне недавно приятель, человек умный, широко образованный и хорошо знающий творчество Мандельштама527527
  Приведу замечание (в силу его характерности) еще одного весьма интеллигентного человека: «Это (стихотворение – Н.В.) похоже на зарисовку, которую он планировал либо подправить, либо так и оставить в качестве архивного свидетельства минутного каприза, не достойного приобщения к своему собранию сочинений. Знакомые с его творчеством, в особенности филигранной техникой стихосложения, сразу же обратят внимание не на просто недостойные великого мастера отглагольные (отпали‐увидали) и редуцированные (злоба‐гробы) рифмы, но и неприемлемый даже для начинающего автора явный дефект в размере (два лишних слога в «бесполая владеет вами злоба»). Ну, а что касается содержательной части – так это далеко не самый яркий пример в искусстве когнитивного диссонанса творческой интеллигенции, попавшей в ловушку двойной лояльности. Зачем концентрировать внимание на этой Ахиллесовой пяте великого Мастера?» На мой вопрос: «Предлагаете “обойти”, “не заметить”, “замолчать”, “замазать”»? я получил прямой и честный ответ: «Если без эвфемизмов, то “ДА”».


[Закрыть]. Но ветхозаветные пророки говорили о своем народе еще ужасней (правда, по совсем другим причинам, но в смысле стиля у Мандельштама было у кого поучиться).

Народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибели (Исайя 1–4). Во что еще бить вас, продолжающие свое упорство? (1–5) От подошвы ноги до темени… язвы, пятна, гноящиеся раны… (1–6) …всем отступникам и грешникам – погибель, и оставившие Господа истребятся. (1–28) За то возгорится гнев Господа на народ его, <…> и поразит его, так что содрогнутся горы, и трупы их будут, как помет на улицах… (2–25).

В заклятиях пророков была именно физиологичность: воздам в недро их, сказано у Исайи; Я развеиваю их веялкой за ворота земли, лишаю их детей…, вторит ему Иеремия. А Мандельштам, как и положено поэту, ощущал себя пророком, что было и в русле уже сложившейся русской традиции, и в русле христианской традиции, по которой эти пророчества относятся и к евреям, отвергающим истинного Господа Иисуса Христа.

Мандельштаму не чужд и язвительно‐презрительный тон по отношению к евреям:

 
На Моховой семейство из Полесья
Семивершковый празднует шабаш.
Здесь Гомель – Рим, здесь папа – Шолом Аш528528
  Известный еврейский писатель, писал в основном на идиш, описывая местечковую жизнь и ее персонажей. Был особо любим теми русскими писателями, кои пытались огородить русскую литературу от вторжения «биологически активного» племени, его приводили в пример как писателяеврея, который «не лезет» в русскую литературу (см. книгу Евгении Ивановой «ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский», Мосты культуры, 2005).


[Закрыть]
И голова в кудрявых пейсах песья529529
  Полагаю, что имеются в виду большие меховые шапки хасидов.


[Закрыть].
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Семи вершков, невзрачен, бородат,
Давид Выготский входит в Госиздат
Как закорючка азбуки еврейской…
 

Активно педалируется низкорослость племени, привязанная к священному для него числу семь (семивершковый). В устах русского или немца все это прозвучало бы грубым антисемитским выпадом. А вот пример из «Четвертой прозы», инвектива в адрес Аркадия Горнфельда, патриарха русской либеральной публицистики, с коим у Мандельштама разгорелся скандал о плагиате:

К числу убийц русских поэтов или кандидатов в убийцы прибавилось тусклое имя Горнфельда. Этот паралитический Дантес, этот дядя Моня с Бассейной…, выполнил заказ совершенно чуждого ему режима, который он воспринимает приблизительно как несварение желудка.

Это не только обвинение, но и донос. И очень физиологично.

Итак, еврейство свой исторический путь свершило и уходит в небытие, не за ним будущее. Но оно, по Мандельштаму, и не за христианством! В итоговой четвертой строфе сказано, что народы ожидает не христианское блаженство усевшихся за пиршественный стол вместе с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небес (Мф 8:10–12), а власть звезд: Не вам, не вам обречены, а звездам вечные народы. «Вечные народы» – еще один выпад в сторону веры Израиля в собственную вечность и избранность: не Израиль вечен, а «народы». Стихотворение начинается с созвездий, означающих стан иудейский, и заканчивается «звездным интернационалом». И это притом, что у поэта отношения со звездами довольно сложные, я бы даже сказал: не дружественные. В ранних стихах (1912 год) он пишет «Я ненавижу свет/Однообразных звезд» и «Своей булавкой заржавленной/Достанет меня звезда», но и через десять лет звезды у него «грубые» и «жестокие». Но суть не в этом, а в том, что пытаясь как можно дальше уйти от иудейства, аж к звездам!, Мандельштам попадает прямо в пылающий кратер иудейских метафизических вопрошаний: свобода или необходимость, воля Божья или законы природы, судьба человека530530
  Эту проблематику всю жизнь разрабатывал (не будучи религиозным евреем, но в иудейском духе) Лев Шестов, бунтуя против «осознанной необходимости» и выбирая веру, как свободу.


[Закрыть]. Законы движения небесных тел в иудаизме – метафора законов природы, иудаизм принимает эти законы, но верит в то, что не они определяют судьбу, а Господь Бог. И это выражено в целом ряде священных текстов. «Торжествуйте, небеса, ибо Господь соделал это», говорит Исайа (44:23). А раз сам Господь создал светила, влияние их неоспоримо531531
  См. книгу рава Гада Эрлангера «Знаки времен. Зодиак в еврейской традиции», М, «Мосты культуры», 2003.


[Закрыть]. В псалме 147 сказано: «Исчисляет Он количество звезд и дает им всем имена». В Мидраш Раба сказано мудрецами: «У каждого растения на земле есть созвездие в небе, которое «ударяет» его и говорит ему: расти!» «Звёзды управляют народами мира, как объясняется в книгах великой науки астрологии: Скорпион управляет потомками Ишмаэля, Стрелец – Персией, Козерог – филистимлянами, Дева или Весы – европейскими народами и т. д.»532532
  Бахья бен Ашер ибн Халава (1255–1340), «Комментарий к Торе».


[Закрыть] То есть и согласно иудаизму народы «обречены звездам». Но – не еврейский народ.

Пророк Иеремия глаголет (10:2–3): «Так говорит Господь: не учитесь путям язычников и не страшитесь знамений небесных, которых язычники страшатся. Ибо уставы народов – пустота».

Рамбам (Маймонид) хоть и считает небесные тела орудиями Творца, но пишет, что если бы звезды определяли жизнь человека, то его добрые дела ничего бы не значили.

Как пишет известный каббалист и мистик Авраам ибн Эзра в комментарии к Торе: «Проверено, что у каждого народа есть своя звезда и созвездие… У народа же Израиля звезды нет, потому что Всевышний Сам принимает решения о судьбе его».

В Талмуде (трактат «Недарим» (32а)) приводится такой рассказ: «Авраам молил Святого, да будет он благословен: Владыка вселенной, мой слуга Элиэзер станет моим наследником». А Он ответил: «Нет, тебе унаследует твой прямой потомок». А он сказал: «Господи, я посмотрел на свое созвездие и увидел, что не удостоился родить сына». И ответил ему Владыка Мира: «Перестань смотреть на звезды, Израиль выше звезд. Ты смотришь на Цедек (Юпитер) на западе? Так я передвину его на восток! Как написано: «Кто поднял Цедек с востока переставит его ради него (Авраама)».

Ему вторит Маймонид:

«Указания звёзд – это тайные чудеса, через которые проявляются указания Торы, но евреи, исполняя законы Торы, выше звезд».

Мандельштам пытается убежать от еврейства в язычество «звезд». Но в перехлест ему доносится, словно пение дальнего колокола, эхо ветхозаветного обетования Аврааму: Умножу семя твое, как звезды небесные… и благословятся в семени твоем все народы земли (Бытие, 22–17,18)…

Иудея и Русь. Под сводами седыя тишины…

Есть у Мандельштама одно единственное тихотворение – «Люблю под сводами седыя тишины…» – , где он пытается примирить в своей душе два мира, еврейский и русский, примирить через сочувствие и любовь к обоим. Ключ к миру и гармонии в своей раздвоенной душе («двурушник я, с двойной душой») он находит в двух словах: несчастья и вера.

Тема единства в несчастье, изначально «встроенная» в еврейскую ипостась поэта, возникает и в русской его ипостаси перед Первой мировой войной («Россия, ты – на камне и крови – /Участвовать в твоей железной каре/Хоть тяжестью меня благослови»). Возникает вместе с пророческим, а затем и конкретным видением гибели Петербурга и принимается как судьба: «В Петрополе прозрачном мы умрем,/Где властвует над нами Прозерпина». В 1916‐ом, прозревая смерть Петрополя, он еще адепт «русской веры», спрятанной в московских соборах:

 
А в запечатанных соборах,
Где и прохладно и темно
Как в нежных глиняных амфорах,
Играет русское вино.
 
 
Архангельский и Воскресенья
Просвечивают, как ладонь, —
Повсюду скрытое горенье,
В кувшинах спрятанный огонь…
 

В 1921‐ом этот сумрак брошенных соборов отзоветсяоткликнется в «Люблю под сводами…» Но уже в стихах 17‐го года («Среди священников левитом молодым…», «Когда сгустится мрак над кончиком свечи, / Среди левитов тьмы останусь я в ночи») «русская вера» начинает мерцать, поглощаться туманом и налагаться на плывущие из тумана образы иудейства: он видит себя то левитом, то чуть ли ни последним московским патриархом Тихоном533533
  См. главу «Мандельштам и Мережковские» в моей книге «Любовной лирики я никогда не знал» (М, Аграф, 2015).


[Закрыть], а гибель Петербурга уподобляет гибели Иерусалима. С.С.Аверинцев пишет:

в мандельштамовской системе шифров обречéнный Петербург, именно в своѐм качестве имперской столицы, эквивалентен той Иудее, о которой сказано, что она, распяв Христа, «окаменела»: он связывается уже не с Римом, а со святым, богоотступническим и гибнущим Иерусалимом534534
  Аверинцев С.С. «Судьба и весть Осипа Мандельштама».


[Закрыть].

Не забудем, что Мандельштам считал иудейскую цивилизацию навсегда погибшей – это было «общее мнение», внушенное двухтысячелетней идеологической работой христианской церкви, и причина сей гибели тоже была очевидна: не приняли Христа.

То есть, в «христианских» стихах 1917 года Мандельштам видит революцию, как богоотступничество…

В 21–22, когда создавалось стихотворение «Люблю под сводами…», Петербург, и означаемая им цивилизация, уже рухнули, рухнула и вера. Это чудесным (поэтическим) образом сплетало русские и иудейские культурные корни поэта. Тем более что на том пятачке времени и места, на котором оказалась его жизнь, истории двух народов странным и многозначительным образом пересеклись и слились535535
  Не только в самой русской революции, но и в том, что одновременно с крахом русской империи «декларация Бальфура» провозгласила создание для евреев «национального дома» в Палестине. Здесь был тот самый «страшный противуестественный ход истории – обратное течение времени», так пугавшее Мандельштама в 17 году (статья «Скрябин и христианство»).


[Закрыть].

Из всех стихов Мандельштама это стихотворение самое христианское и самое иудейское, его можно поистине назвать иудео‐христианским. Мандельштам творит в нем чудо соединения, чудо единства вер, по крайней мере, в его собственной душе.

 
Люблю под сводами седыя тишины
Молебнов, панихид блужданье
И трогательный чин – ему же все должны, —
У Исаака отпеванье.
 
 
Люблю священника неторопливый шаг,
Широкий вынос плащаницы
И в ветхом неводе Генисаретский мрак
Великопостныя седмицы.
 
 
Ветхозаветный дым на теплых алтарях
И иерея возглас сирый,
Смиренник царственный – снег чистый на плечах
И одичалые порфиры.
 
 
Соборы вечные Софии и Петра,
Амбары воздуха и света,
Зернохранилища вселенского добра
И риги Нового Завета.
 
 
Не к вам влечется дух в годины тяжких бед,
Сюда влачится по ступеням
Широкопасмурным несчастья волчий след,
Ему ж вовеки не изменим:
 
 
Зане свободен раб, преодолевший страх,
И сохранилось свыше меры
В прохладных житницах в глубоких закромах
Зерно глубокой, полной веры.
 

Отгремела Гражданская война, рухнул в Лету весь тот мир в коем Мандельштам себя видел и строил («императорская Россия умерла как зверь – никто не слышал ее последнего хрипа»536536
  Статья «Кровавая мистерия 9 января» (1922).


[Закрыть]). Можно вспомнить, как фон к стихотворению, что в августе этого страшного (1921‐го) года расстреляли Гумилева, угас Блок, Мандельштам пытался получить литовский паспорт, но отказался от эмиграции, а осенью 1922‐го в изгнание отправились 160 ведущих представителей российской интеллигенции («философский пароход»). В позднем, затем отброшенном варианте, опубликованном весной 1922 года в Берлине537537
  Газета «Накануне».


[Закрыть], зазвучала зима: снег покрыл не только плечи сирого иерея, но и купол собора. И уже никаких «люблю», взгляд с высоты, чин торжественный, почти угрюмый…

 
Исакий под фатой молочной белизны
Стоит седою голубятней,
И посох бередит седыя тишины
И чин воздушный сердцу внятный.
 
 
Столетних панихид блуждающий призрак,
Широкий вынос плащаницы,
И в ветхом неводе генисаретский мрак
Великопостныя седмицы.
 

Это – отпевание, панихида, реквием.

Надежда Павлович рассказывала В.Д. Дувакину: «Чудную сцену я помню: как раз февральская годовщина смерти Пушкина. Исаакиевский собор тогда функционировал, там церковь была. И Мандельштам придумал, что мы пойдем сейчас служить панихиду по Пушкину. И мы пошли в этот собор заказать панихиду, целая группа из Дома Искусств. И он раздавал нам свечи. Я никогда не забуду, как он держался – в соответствии с обстоятельством, когда свечки эти раздавал. <…> Это было величественно и трогательно».

Для Мандельштама это была панихида по русской культуре, что была его воздухом. Но – «отравлен хлеб и воздух выпит». Исаакиевский собор стал «саркофагом»538538
  «Кровавая мистерия 9‐го января», 1922.


[Закрыть]. В свете рассказа Павлович особое звучание приобретают незадолго до того написанные стихи – «В Петербурге мы сойдемся снова, / Словно солнце мы похоронили в нем…», «Что ж, гаси, пожалуй, наши свечи…» – по стихам и вышло. Точная дата события устанавливается по дневнику А.И.ОношковичЯцыны – она тоже была на панихиде, но не прониклась происходящим539539
  «Минувшее». Исторический альманах. 13. М.‐СПб., 1993, стр. 401–402.


[Закрыть].

14. фев.21

В пятницу на службу ко мне явился Миш:

– Я по экстренному делу. В половине второго у Исаакия панихида по Пушкину, и я пришел за Вами.

Раз‐два. И я прямо из хаоса петроснабских дел попадаю в высокую тишину Исаакиевского собора. Идея панихиды принадлежит Мандельштаму. Он бродит между колоннами, выпятив колесом узенькую грудь, уморительно торжественный. Тут же невыспавшийся, измученный Ходасевич с женой. Невероятно грязная, как всегда, Павлович. Еще кто‐то незнакомый. Служит древний, древний батюшка, и диким басом поет псаломщик. Хорошо, что я тут. Ведь я не только именем Божьим крещена, но и именем Пушкина.

В стихотворении «Люблю под сводами седые тишины…» (1921) этот мотив принятия «несчастья», как крутого замеса русской жизни, становится выбором не только судьбы, но и веры. Воспев гимн великим европейским соборам («Соборы вечные Софии и Петра, амбары воздуха и света»), поэт выбирает сумрак, пасмурность и ветхость русского храма, присягая на верность русскому «следу несчастья»:

 
Не к вам влечется дух в годины тяжких бед,
Сюда влачится по ступеням
Широкопасмурным несчастья волчий след,
Ему ж вовеки не изменим.
 

О том, что это именно «русский след» говорит эпитет «волчий» («русские» у Мандельштама – «волки»540540
  см. книгу Н. Вайман «Преображения Мандельштама», СПб, Алетейя, 2020.


[Закрыть]). Этот же «русский след» возникает у него и в мольбе Сталину «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма» (подчеркнуто мной – Н.В.). А «ветхий невод» храма, а с ним и «генисаретский мрак», и «ветхозаветный дым на теплых алтарях», напоминают о ветхозаветных корнях христианства. И в этом достигнутом в душе единстве вер, как единстве в несчастьи («зерно глубокой, полной веры»), Мандельштам, быть может, впервые в творчестве (и в жизни) ощущает себя «преодолевшим страх», раб внезапно ощущает себя свободным.

В 1922‐ом он напишет о гибели Петербурга в очерке «Кровавая мистерия 9‐го января»:

…царь рухнул, дворец стал гробом и пустыней, площадь – зияющим провалом, и самый стройный город в мире – бессмысленным нагромождением зданий. …Никто не знал в этот желтый зимний день, что она принимает новорожденную красную Россию. <…> Мрачно стоял обезглавленный Петербург, дымились костры на улицах, мерзли на углах запоздалые, ненужные патрули, но город без души немыслим – и освобожденная новая душа Петербурга, как нежная сиротливая Психея, уже бродила на снегах.

Как и его собственная душа.