Текст книги "Зоя. Часть 2: Америка"

– Так сейчас расскажу. У отца моего были деньги, большие деньги. В то время вообще огромные. Он был военным или что-то там такое, но как-то подторговывал по военной линии. Оружием каким-то торговал и деньги, валюту, зарабатывал. Доллары. Он всё время с иностранцами дело имел. А это было в семидесятые годы. Я не совсем понял, что там было, но он и мать в это дело вовлёк, и это было очень опасно, потому что если бы кто-то узнал о том, что он делал, то его сразу бы расстреляли. Но отец этим занимался долго и денег очень много заработал. У него был тайник на нашей даче. У нас дача была в Барвихе, понимаешь? В самом престижном месте. Такая генеральская дача… – Женино лицо приобрело мечтательное выражение. Зоя внимательно слушала друга. – Ну вот, я даже помню эту дачу. В детстве я там бегал, и там такая тропинка была, а вдоль неё грядки с клубникой. И я всегда пробегал и клубнику срывал по дороге, а мать ругалась, чтобы я клубнику помыл сначала. Так вот, отец деньги на даче хранил, в тайнике. Мать говорит, он был миллионером, это чтобы я гордился им. Что в роду у нас богатые люди. Но отец боялся, что кто-то про деньги узнает, и мать предупреждал, чтобы, если что-то произойдёт с ним, она его не искала и деньги не трогала. Что за ней могут следить. Он очень за неё переживал. Мать ему не верила, потому что история, сама понимаешь, очень странная. Но потом отец пропал. Он так и предупреждал, что его могут убить или что-то с ним сделать из-за этих денег. Так и случилось.

– Жень, ты что? Это правда, что ли?

– Да, правда. Вот, оказывается, почему мать хотела уехать из СССР. Понимаешь?

– А что же с деньгами теми? Ведь если бы они у вас были, то вы бы хорошо могли здесь жить, так ведь?

– Мать потом, уже через год после того, как отец пропал, в тайник полезла. Деньги исчезли. Но нас не тронули, а отец за меня тоже боялся. Там же люди опасные – ты, Зой, представляешь, с кем он имел дело?

Зоя отрицательно покачала головой. Женя внимательно посмотрел на неё, а потом прошептал:

– Ну ты наивная. С КГБ.

– Как с КГБ?

– Да так. Отец мой с КГБ работал. С ними сотрудничал.

– Но ведь это же ужасно. Как так? Жень?!

Всю жизнь Зоя считала КГБ и работников органов чем-то вроде гестапо и жутко их боялась. Мысль о том, что Женин отец был связан с этой организацией, была для неё шокирующей.

– Да, но с матерью у них всё равно любовь была. А потом, после того как он исчез, его дети от первого и второго браков переехали в Израиль. И там у меня теперь родственники. Мать даже адрес обещала дать, она с его дочерью от первого брака дружит, как оказалось.

– А ты ничего этого не знал?

– Нет, только пару недель назад она мне всё это рассказала.

– И про КГБ не знал?

– Не знал, конечно. Откуда?

– Ну надо же, у меня-то нет таких историй, – качнула головой Зоя.

– Мне, знаешь, что мать сказала? Она уверена, что меня ждёт великое будущее, потому что мой отец был такой умный и пробивной и даже в СССР сумел такой бизнес раскрутить. И что не жалеет, что с ним такое приключилось, потому что он жил на полную катушку. Они, оказывается, на разные курорты всегда ездили, и квартиру он выбил шикарную, и покупал ей бриллианты даже.

Зоя посмотрела на Женю с восхищением. Она не знала никого, у кого бы были бриллианты в советское время. Ей даже в голову не приходило, что эти камни продавались в СССР. Но мысль о КГБ не давала ей покоя.

– Жень, а как же про КГБ? Ты что сам-то об этом думаешь? – решилась спросить она после небольшой паузы.

– Я сам не знаю. Неприятно, конечно, – вздохнул Женя. – Но ведь это мой отец был. А он ведь не мог быть плохим человеком?

– Не мог, это точно, – кивнула Зоя. – Может быть, ты маму свою неправильно понял?

И тут девочка вспомнила деда Касаткина и то, что его фотография произвела на её родителей странное впечатление в Москве.

– Слушай, Жень, – сказала Зоя. – А у меня ведь тоже есть странная семейная история. Но я не знаю, что именно там такое.

Женя наклонил голову и внимательно её слушал.

– Я нашла фотографию своего деда, Петра Касаткина. Его тоже Петром звали, как и моего папу, – пояснила Зоя, увидев, как Женя вопросительно на неё посмотрел. – Я про него вообще ничего не знала, кроме того, что он бросил семью, когда папа был ещё маленьким, чуть ли не грудным младенцем. И однажды, это было незадолго до отъезда, я нашла фотографию этого самого деда. Он военным был, и фотография подписана: 1957 год, и в подписи мой папа упоминается. А папе в 1957-м было уже восемь лет! И это значит, что никого мой дедушка не бросал. Я эту фотографию родителям показала, так мама на меня сразу зашипела и отругала, а папа хотел мне что-то рассказать, но мама ему не дала. И всё. И я до сих пор так и не знаю, что на самом деле с моим дедом произошло.

– Дед твой был военным? Ну надо же! А ты больше у них не спрашивала? – Женя посмотрел на Зою совсем по-другому, оживлённо.

Взгляд его напомнил Зое того самого мальчика, который приносил ей «Науку и жизнь» и старался помочь разгадать тайну её перемещений в Париж.

– Нет, не спрашивала.

– Так, может, они тебе всё расскажут? Давай, может, ты сейчас их спросишь? Ты же знаешь, если там моя мама будет, она всё у них выпытает. У неё талант, она любого человека разговорить может, как цыганка, – Женя нежно улыбнулся. Зое сделалось не по себе от такого описания Лидии Семёновны, но она промолчала. – Так что? Спросишь у них?

– Не знаю, надо подумать, – ответила Зоя. – Может, пойдём уже? – спросила она, хотя ей очень не хотелось уходить из укромного угла.

Ей было хорошо рядом с Женей, она чувствовала себя совершенно спокойно и уверенно. Зоя знала, что Женя не осудит её за какие-либо мысли и что она может поделиться с ним любыми своими переживаниями. Да и Женя, как она думала, тоже ей полностью доверял. Ведь иначе он не стал бы рассказывать ей про страшные события, которые происходили у него в школе, и про своего отца?

Но в ответ на её предложение Женя сразу же поднялся и протянул Зое руку. Его жест был таким привычным, таким обыденным, будто он всегда помогал ей подняться с пола библиотеки. Зое сделалось грустно от мысли о том, что скоро Женя уедет и ей больше не с кем будет делиться душевными переживаниями. Обратно, в сторону Зоиного дома, они шли молча. Когда ребята открыли дверь в квартиру, то первым делом увидели ёлку. Она стояла посередине гостиной в пластиковом ведре, занимая всё свободное пространство и полностью загораживая телевизор. На ёлке висели две игрушки, те самые крокодил и белый медведь-лыжник, а также две вырезанные из бумаги гирлянды. В квартире пахло хвоей и свежестью.

– Думаешь, это та самая ёлка? – спросила у Жени Зоя.

– Я в этом не сомневаюсь. Мать её бы не оставила. Она у меня хваткая, уж если что найдёт, то… – Женя не успел договорить, потому что в комнату влетела Лидия Семёновна.

– Это кто хваткий? Это про меня? – женщина кокетливо улыбнулась и посмотрела на Зою.

Девочка сразу же вспомнила о том, что Лидия Семёновна когда-то была красавицей, и попыталась разглядеть следы былой красоты на лице этой уже немолодой женщины. Но вместо красоты Зоя видела только морщинки, беспокойно бегающие глаза, редкие брови и выражение усталости. Ей сделалось жалко Лидию Семёновну.

– Да, мам, это про тебя, – ответил Женя.

Зоя удивилась, что ни он, ни Лидия Семёновна не упомянули о том, что всего несколько часов назад Женя убежал от матери в истерике. Сын и мать вели себя так, будто ничего не произошло. Будто они успели договориться сделать вид, что всё между ними было нормально и что они не ссорились. Зоя беспокойно переводила глаза с Жени на его мать и обратно, но они мило улыбались и перешучивались.

– Ах, Зоенька, вы вернулись, – в гостиную зашёл папа. – Мы тут ёлочку принарядили. Ту самую.

Женя наклонился к Зое и прошептал так, что слышно было только ей:

– Я ж говорил.

Остаток дня они провели в приподнятом настроении. Зоя с Женей вырезали ещё несколько гирлянд для ёлки, а потом они вместе с родителями помогали раскатывать тесто и пекли вторую партию пирожков. Зоя легла спать с ощущением полного спокойствия и радости, что было впервые за почти два года жизни в Америке.

На следующий день они стали активно готовиться к Новому году.

– Как отметишь, так и проведёшь, – повторяла Лидия Семёновна.

Зоя и раньше серьёзно относилась к этому празднику, но теперь, слыша эту фразу, каждый раз задумывалась, что надо обязательно отметить Новый год самым чудесным образом, для того чтобы потом весь 1993 год был хорошим. Зоя пыталась вспомнить, как она отмечала 1991-й, который считала самым трудным годом своей жизни. В 1991-м они переехали в Америку, и Зое казалось, что весь тот год был отмечен непрекращающейся чередой трудностей. И то, как они прилетели в непонятный, чужой и такой маленький город, и то, как, прилетев, вместо того чтобы сразу устроиться на престижную работу, её папа стал учить английский и днями напролёт смотреть телевизор, и то, что ей, Зое, надо было ходить в новую школу и заводить новых друзей. Всё это было ужасным. Но как Зоя ни старалась вспомнить, как они с родителями отмечали 1991 год, она ничего не могла вспомнить. «Наверное, была ёлка и, наверное, был салат оливье? А может, и не было», – думала Зоя. Да и вся их московская жизнь для Зои отошла на второй план. Она помнила отдельные моменты: как они занимались с Женей, как она гуляла после школы с Соней Коваль, как навещала соседку Инну Львовну, как Власов шипел и дразнил её «Зоопарком», и как Нагорская, Некрасова и Гаврилова хвастались наклейками. Но вспомнить что-то конкретное Зоя не могла. Будто память её затёрлась и превратилась в одну сплошную ленту впечатлений, без точных деталей и ярких событий.

– Мам, а как мы отметили 1991 год? Ты не помнишь? – спросила Зоя.

Её мама отличалась точной, хотя и избирательной, памятью и могла целый день напролёт рассказывать Зое истории из своего детства. Зоя всегда удивлялась, как её мама может точно описать события, произошедшие тридцать лет назад, включая одежду, выражения лиц, реплики героев, дополняя рассказ деталями, которые Зое не пришло бы в голову запомнить.

– Ах, Зоечка, как же ты забыла? У нас ведь в гостях был Виктор Петров, и Светик со Славиком приходили. Мы так хорошо посидели все вместе. Последний раз вместе отмечали, – мама мечтательно посмотрела куда-то вверх. – Хорошо отметили, очень хорошо.

– А я ничего не помню, – вздохнула Зоя.

– Как? Совсем? Ты же ещё помогала лепить пельмени. К нам Светик, – мама всегда называла свою подругу Светлану Абрикосову только так, – пришла пораньше, и мы пельмени решили сделать. Я уж не знаю почему. Она тебя ещё похвалила. Ах, Светик так тебя любит, – и мама села на любимого конька.

О своей лучшей подруге мама могла говорить днями напролёт. Зоя любила слушать о том, как Светлана Абрикосова, которая была в воспоминаниях мамы самой необыкновенной рукодельницей, умела себя вести и как замечательно всё делала. Самым любимым Зоиным рассказом была история о том, как Светик на скорую руку сшила себе платье из комбинаций и гуляла в нём по набережной Ялты и как за ней бежали местные модницы и умоляли это платье им продать, а Светик хохотала и отмахивалась, боясь, что модницы увидят необработанные швы и то, что платье было сшито кое-как.

Светик была зеленоглазой блондинкой с кудрями и в Зоином представлении являлась эталоном красоты и женственности. Зоя погрузилась в воспоминания об этой женщине. Если Зоина мама не любила вести хозяйство и мало времени уделяла своей внешности, то Светик была её полной противоположностью. Она постоянно что-то шила, покупала, вязала и старалась выглядеть модно и элегантно. В середине 1989-го Светик ушла с работы инженером, объявив, что после сорока женщина должна заниматься только любимым делом и что муж должен полностью её обеспечивать, и увлеклась вязанием. Светик вязала свитера, накидки, пончо, шапки, варежки, и все эти изделия были украшены бисером и вышивкой. В результате Зоиной маме и самой Зое, как дочери лучшей подруги, достались некоторые из этих вещей.

Перед их отъездом Светик снарядила их свитерами и накидками, заявив, что «и в Америке надо красиво одеваться». Потом она поцеловала Зою, обняла и сказала:

– Зоенька, имей в виду, ты у нас красавица и умница, помни об этом. И я тебя очень люблю.

А ещё Зоя была очень благодарна Светику за то, что та защитила её от Виктора Петрова, когда тот жил у них и спал на их кухне.

Зоя слышала, как Светик отчитывала её маму:

– Элла, ты что, она ведь его боится. Зачем ты этого мужика привела в дом? У тебя ведь дочь растёт.

И только после этого Виктор Петров наконец-то перестал у них ночевать и стал появляться только изредка, чтобы попить чаю и пожевать сушек, которые, как Зоя решила, были единственным его прокормом.

Для подготовки к празднику взрослые съездили в русский магазин и купили там селёдку и красную икру. Зоина мама решила порезать оливье, чем вызвала бурное одобрение папы:

– Лёлик, давно бы так. Почему мы не делаем оливье? Ведь это так просто. Можно каждый день его есть. И полезно, и просто, – радовался папа.

А Лидия Семёновна собралась испечь «Наполеон». Но для выпечки требовался миксер, которого у Зоиных родителей сроду не было. Лидия Семёновна уже было собралась испечь вместо «Наполеона» простую шарлотку, которую Зоя и сама умела готовить, и Зоя очень огорчилась. Но потом, заметив, как погрустнела Зоя, их гостья смилостивилась и заявила:

– Ну да ладно, можно и без миксера. Я так сделаю, на плите, – и принялась за выпечку коржей.

Зоя вызвалась ей помочь, и они стали вместе раскатывать тесто и потом выпекать его в духовке.

– Я ведь готовить поздно научилась, – заметила Лидия Семёновна, – всё по книгам, по-научному. Подружки надо мной смеялись. Очень боялась сначала. Ведь в детдоме-то – какая там была готовка, нас и на кухню-то не пускали, и ели мы кое-как, военное же было время. Мне ещё повезло тогда, что нас в Алма-Ату вывезли, там хорошо так было, красиво, и яблоки – я помню эти яблоки. Как их много было! Вот благодаря этим яблокам-то мы и выжили. Мы тогда с девчонками бегали, яблоки собирали и прятали, чтобы можно было потом поесть, – Лидия Семёновна мечтательно посмотрела куда-то вдаль. – Вот, Зоечка, теперь можно намазывать.

Зоя, к своему удивлению, заметила, что Лидия Семёновна успела подготовить заварной крем и даже убрать всю грязную посуду в раковину и теперь протягивала Зое кастрюльку, чтобы девочка могла намазать коржи. Зоя радостно приступила к делу, и через двадцать минут на столе был самый настоящий «Наполеон». Зоя никогда раньше не готовила торт и считала, что выпечка должна происходить на фабрике, специально обученными поварами, а потом обязательно продаваться в кондитерском. Зоина мама никогда не пекла десерты и готовила только то, что давалось ей легко – как, например, пирожки из готового теста или же блинчики. Но чтобы испечь торт с заварным кремом – об этом не было и речи. И Зоя с восторгом смотрела на «Наполеон», который был приготовлен с её участием.

– Теперь надо его в холодильник, как раз к завтрашнему дню будет готов. Нужно, чтобы отстоялся, – Лидия Семёновна строго осматривала торт, будто генерал свои войска перед битвой. – Ах! Совсем забыла! – вскрикнула она. – Мы тут с тобой совсем заболтались. Я ж всё подготовила, – женщина вытащила чашечку, где был раскрошен один из коржей. – Теперь надо сверху посыпать.

И Лидия Семёновна принялась посыпать торт. Зоя любовалась процессом и думала, что с таким тортом их новогодний стол будет идеален и что новый, 1993 год обязательно станет самым лучшим в её жизни.

Застолье

31 декабря 1992 года Зоя проснулась рано, ещё затемно. В квартире все спали. Она специально хотела поспать подольше, но очень нервничала перед праздником. Ведь надо было с самого утра быть в хорошем настроении, иначе год будет плохим. А ещё Лидия Семёновна, которая в Зоиных глазах стала экспертом по празднованию Нового года, сказала, что всем обязательно надо будет загадать желание, написать его на бумажке, а потом сжечь эту бумажку, а пепел насыпать в бокал шампанского и выпить. И тогда это желание обязательно исполнится.

Зоя тихонько села за стол и решила написать своё желание. Она вырвала из тетради бумажку и пыталась выбрать самое заветное желание. Но сформулировать только одно было очень трудно, да и многие из её желаний казались Зое совсем нереалистичными. Например, она очень хотела переехать обратно в Москву. Зоя подумала, что не стоит тратить новогоднюю магию на нечто столь невыполнимое, как возвращение из США. Потом Зоя написала, что хочет увидеться с Инной Львовной. Девочке очень не хватало общения с мудрой соседкой, которая часто рассказывала Зое удивительные истории из жизни. Но опять это желание показалось Зое невыполнимым. Ведь не приедет же Инна Львовна в Питтсбург? Тогда Зоя начала думать о чём-то другом. И решила, что ей хочется, чтобы Адам стал её бойфрендом. Зоя вспомнила красивое лицо Адама и как он чутко и по-доброму к ней относился. Но это желание показалось Зое слишком простым для новогоднего желания.

И тогда Зою осенило! Она очень хотела, чтобы папа нашёл работу! Настоящую работу по специальности. Чтобы её папа наконец-то начал работать в США и оформил бы свои многочисленные патенты! Ведь именно это могло изменить её жизнь в лучшую сторону. «Если папа будет работать, он перестанет сидеть дома и смотреть этого пастора. И к нам перестанет ходить в гости этот ужасный Саул, – размышляла Зоя. – А ещё у нас будут деньги, и мы сможем переехать из этой квартиры и, может быть, даже сможем купить такой же дом, как у Раисы». Тут Зоя задумалась. Переезжать в дом в стиле «ранчо» ей не хотелось. Ей нравилось жить в Сквиррел-Хилле с его старинными особняками и живописными улочками. И ей нравилось ходить всюду пешком.

«Так, желание по дому я оставлю на потом, пока у меня главное желание – чтобы папа нашёл работу химиком». Зоя записала всё на бумажке, аккуратно свернула её трубочкой и положила в стол. О желании нельзя было никому рассказывать, иначе оно не сбудется, и Зоя серьёзно относилась к этому ритуалу.

Остаток дня Зоя провела в хлопотах. Несмотря на то, что они приготовили всё заранее, образовалось ещё огромное количество дел. Надо было и постирать, и убраться, а потом они с Женей пошли гулять. Зоя подумала, что было бы неплохо снова посидеть и поболтать в библиотеке, как и в прошлый раз, но Женя будто специально предложил пойти в Окленд2929
  Oakland ― район Питтсбурга, где находятся несколько университетов.


[Закрыть], где находился университет Карнеги – Меллона.

– Зой, покажи мне. Может, я туда пойду учиться, там ведь один из лучших факультетов информатики в США, – попросил он.

– Я думала, что ты в Израиль поедешь.

– Может, и в Израиль. Но если я тут решу остаться, то Карнеги – Меллон от Кливленда недалеко. Мать ведь хочет, чтобы я рядом учился. А то переживать будет.

Зое показалось странным, что Женя, который два дня назад собирался втайне от матери уехать в Израиль, теперь искал университет поближе, но она промолчала. Они брели по Форбс-авеню по направлению к Окленду. Погода была очень тёплая, снег уже полностью растаял, и ребята хлюпали по лужам.

– Почему мы на машине не поехали? – спросил Женя.

– Зачем на машине? Тут же близко, – отметила Зоя.

– Ты ещё не привыкла? Я вот уже почти всегда езжу, если можно куда-то.

– А мне нравится пешком.

Зоя действительно очень любила всюду ходить пешком. И в школу, и из школы, и вообще гулять по улицам и думать.

– А мне нет, я бы лучше прокатился.

– Так ты же только права получил, ты когда успел привыкнуть?

– Права да, но я ж до этого пермит3030
  От англ. «permit» – разрешение.


[Закрыть] получил, его в пятнадцать можно, и мне мать разрешала так ездить, ей самой не очень за рулём. Так я уже больше года за рулём.

– Ну ты даёшь! – Зоя была в восхищении. – А мне так не хочется на машине, и папа не любит. Я боюсь, может, я не справлюсь?

– Да как не справишься? Там и делать нечего. У вас ведь автомат?

– Автомат.

О том, чтобы купить машину с механической коробкой переключения передач, не было и речи. Зоин папа и так с трудом научился водить.

– Так там и делать нечего. Ключ вставил – и поехал. Главное, не забыть, где тормоз, – Женя засмеялся, а Зое сделалось не по себе.

– Жень, а как же на хайвэе3131
  От англ. «highway» – шоссе, скоростная дорога.


[Закрыть]?

Зоин папа до сих пор избегал езду по скоростным дорогам и отказывался ездить за город, как ни умоляла его мама.

– Лёлик, ты что, это ведь очень опасно! – отвечал он, если мама заикалась о поездке куда-нибудь на озеро или в лес, куда ездили на выходные остальные семьи иммигрантов. В их семье это стало больным вопросом.

– На хайвэе вообще проще простого. Главное – держать скорость и сразу в средний лейн3232
  От англ. «lane» – полоса.


[Закрыть] встать.

Женя опять начал употреблять англицизмы, и Зое сделалось не по себе.

– Зой, ты ведь храброй всегда была. Ты что, забыла? – вдруг спросил Женя.

Они уже дошли до зданий университета. Перед ними развернулись массивные корпусы Карнеги – Меллона. Зоя думала, что все они были закрыты на зимние каникулы, но Женя подёргал за несколько ручек, и одна из дверей вдруг открылась. Они попали внутрь помещения, которое Зое напомнило Аллдердайс: высокие потолки, белые кирпичные стены, широкие коридоры.

– Храброй? Ты о чём?

– Ну как, ты помнишь, как ты в Париж телепортировалась? – Женя смотрел на Зою в упор.

– Я? Так ведь это было сном, Жень. Ты же мне сам говорил.

– Да я так, за тебя переживал, но ты ведь действительно там была. Я помню, и Инна Львовна тебе всё объяснила. Я тоже на кухне был, когда она тебе всё рассказала.

– Ты же спал! – Зоя округлила глаза.

Она сразу вспомнила сцену разговора с Инной Львовной, и спящего Женю, и то, как всё сразу встало на свои места, когда Инна Львовна рассказала ей про временные ветки и квантовую запутанность. И почему она решила, что все её тогдашние перемещения в Париж были сном? Как она могла забыть обо всём этом?

– Я всё слышал и запомнил. Может, и спал, я точно не знаю. Но потом я всё понял, Зой. Ты ведь правда тогда в Париж телепортировалась. И про временные ветки я всё слышал. А уж на машине ездить любой дурак научиться может, раз ты в Париж и обратно перемещалась.

– Ну спасибо. Ты меня обнадёжил, – Зоя засмеялась, а сама задумалась: «Может быть, их временная ветка, которая вела их в 1993-й, была тупиковой? А была ли у них возможность попасть в другую временную ветку? Более перспективную?»

– Зой, Зой, смотри! – Женя показывал в сторону плаката, на котором рекламировался летний лагерь для школьников. – Я могу подать заявление в этот лагерь, видишь? И тогда я в Питтсбург летом приеду. Как думаешь?

Зоя тут же переключилась с мыслей про временные ветки и перемещение в пространстве и посмотрела на объявление.

– И правда, Жень, хорошая идея. Обязательно подавай, – сказала она.

После разговора с Женей ей стало легче, и девочка решила, что обязательно сдаст на права, как только ей исполнится шестнадцать.

Домой они вернулись уже затемно. Женя всю дорогу рассказывал ей про программирование и про то, как много он сможет заработать программистом, когда наконец-то закончит школу. Зоя же слушала Женю вполуха, а сама снова стала анализировать временные ветки и пытаться понять, куда ведёт их та, на которой они оказались. Зоя думала, как прекрасно было бы опять куда-нибудь переместиться: например, снова оказаться в Париже вместо Зоэ. Или же вообще уже жить в Париже вместе с Андреем!

– Ребята! Вы пропустили Новый год! – закричала мама, как только они зашли в дверь.

– Элла Леонардовна, как так? Ещё ведь только пять вечера, – Женя недоуменно смотрел на Зоину маму.

– Московский Новый год! Мы в четыре отметили. И желание загадали! – пояснила мама.

У Зои на глазах выступили слёзы. Ведь она так ждала этот момент и заранее подготовила бумажку.

– Зоенька, ты не переживай, мы в полночь тоже выпьем, и ты сможешь своё желание тогда загадать.

– А «Наполеон» вы тоже уже съели? – спросила она.

– Нет-нет, вот про тортик мы забыли, – ответила мама. Она вела себя как ни в чём не бывало. – Мы только оливье поели – и всё. Тортик ещё цел.

– Мам, я пойду прилягу тогда, – сказала Зоя. Ей вдруг ужасно захотелось спать, и всё тело стало ломить от ощущения тяжести.

– Иди, конечно, поспи, – мама поцеловала Зою в лоб и удалилась на кухню.

Зоя проследовала к себе в комнату, где тут же рухнула на кровать и провалилась в глубокий сон. Ей сразу стали сниться бумажки с надписями, которые летали по комнате, и она эти бумажки пыталась поймать, сжечь и съесть, но бумажек становилось всё больше и больше, и они заполонили всё пространство. Зоя хотела найти одну, самую главную из них, с самым правильным и хорошим желанием на 1993 год, но те бумажки, которые она ловила, оказывались неправильными, и она гналась за следующим листочком, потом ещё за одним и в результате осталась с одним-единственным клочком бумаги в руках. Зоя осторожно раскрыла его и увидела там одно слово: «Андрей». Она закричала от осознания того, что бумажка была не той, не правильной, а надо было выбрать другую, с папиной работой, и тут же проснулась от собственного крика.

В комнате было темно и холодно. Оказалось, что заснула она на кровати, не укрывшись одеялом. Девочка чувствовала себя совершенно разбитой. На её крик в комнату тут же ворвалась взволнованная мама и бросилась мерить ей температуру, приложив руку к Зоиному лбу.

– Зоечка, что ты? Как ты?

– Мам, всё хорошо, ты не переживай. Я поспала немного, – пробурчала Зоя. В глазах у неё всё ещё стояла записка с именем Андрея. Девочка судорожно пыталась вспомнить, что именно она сделала с той бумажкой и успела ли загадать желание.

– Зоечка, уже восемь вечера, мы тебя не хотели трогать, но ты так закричала. Я так перепугалась.

В это время в комнату, предварительно тихонько постучав, но не дожидаясь ответа, зашла Лидия Семёновна. Она бросила на Зою опытный взгляд и объявила:

– Это потому, что нельзя спать после заката. Переживать нечего, сейчас придёт в себя.

– Как это после заката нельзя спать? – удивилась мама. – Мы же ночью спим.

– После заката нельзя спать днём. Это плохо влияет на организм. Это азы китайской медицины, – тут Лидия Семёновна запнулась. – Ну, или индийской. Я точно не помню. Но у нас в детдоме в Алма-Ате работала кореянка одна, и она рассказывала, что её бабушка запрещала им днём в это время спать. Как-то это всё объяснялось циклами, я уже не помню.

– Никогда не слышала о таком, – Зоина мама всплеснула руками. – И прямо под Новый год! Ну надо же!

– Что за переполох? – в комнату вошёл Зоин папа. Он быстро окинул взглядом помещение, на секунду задержался взглядом на Зое, которая всё так же в ступоре сидела на кровати, и приказал: – Так, все вышли, Зоечке нужно отдохнуть.

– Но, Петь, Лида хочет помочь, и Зоеньке надо температуру померить, она, может быть, простудилась, – занудила мама, но папа уже выпроваживал её за дверь вместе с их гостьей.

После того как женщины покинули помещение, папа спросил:

– Зоенька, ты как себя чувствуешь? У тебя всё в порядке?

– Да, я просто… Мне просто приснилось, что я не то желание загадала на Новый год, и я испугалась, что всё неправильно.

– Так можно ведь несколько загадать, – ответил папа.

– Да, но ведь только одно исполнится. А мне приснилось, что я неправильное желание выбрала и записку не так написала. И я испугалась. И проснулась.

– Зоенька, желаний может быть несколько. Надо только верить в волшебство, – и папа аккуратно погладил её по голове, как делал, когда она была маленькой.

– Пап, а у тебя так было, чтобы желания исполнялись? Вот как в сказке?

– Конечно было! – ответил папа.

– Как? Правда? Когда?

– Когда у меня появилась ты. Я очень хотел, чтобы у меня родилась такая доченька. И ты появилась на свет, – ответил папа, и Зоя тут же заплакала. – Не волнуйся, доченька, можно загадать несколько желаний, и они все исполнятся. А если и не исполнятся, то, может, и к лучшему. Иногда и так бывает. А теперь давай-ка приводи себя в порядок и выходи. Мы уже за стол скоро сядем.

– Спасибо, пап, – ответила Зоя. – Я тогда два желания загадаю.

Она не очень верила, что желаний может быть больше одного, но на всякий случай решила, что на бумажке, которую она сожжёт и съест, напишет про папину работу, а вторую бумажку, где она напишет желание о встрече с Андреем, загадает сразу после.

Зоя собралась и даже накрасилась перед тем, как сесть за стол. У неё был тюбик с губной помадой, который она купила ещё в первые дни в Питтсбурге, в аптеке «Райт-эйд», куда они пошли вместе с мамой. Именно тогда она выпросила у мамы эту губную помаду – нежно-сиреневого цвета, марки «Ревлон». Зоя даже помнила тот день, это было примерно через неделю после их переезда в Питтсбург, и они с мамой пошли в аптеку, чтобы выбрать новый шампунь. Точнее, купить настоящий шампунь хотела Зоя – перед иммиграцией в Москве у них не было шампуня, и Зоя мыла голову хозяйственным мылом, запах которого она возненавидела. И Зоя решила, что в Америке первым делом купит себе самый замечательный и шикарный шампунь. Кто-то из новых знакомых посоветовал им пойти в аптеку «Райт-эйд», где продавались товары для дома, а также косметика. От изобилия у Зои перехватило дух. Она никогда не думала, что может быть больше двух или трёх марок шампуня и что придётся выбирать из такого количества тюбиков. На полках стояли флаконы разных форм и расцветок. Были чёрные, синие, угловатые, которые Зоя сразу отвергла. Были зелёные, оранжевые, с разными надписями и рисунками, цветочками и звёздочками. Зоя остановилась на белом флаконе с золотыми волнами и красивым названием «Пантин». Зоя уже выяснила, что в Америке можно крутить и осматривать баночки, и тут же открыла и понюхала «Пантин».

– Зоя, пойдём уже, это невозможно. Бери любой, пойдём. Мы здесь уже десять минут! – шипела на неё мама.

– Мам, подожди, вот, понюхай, – Зоя протянула флакон маме, и та не удержалась:

– Ах! Как вкусно пахнет.

– Вот видишь! Надо этот купить!

– Хорошо, пойдём уже. Нам надо ещё за едой успеть, а потом…

Мама не успела договорить, потому что Зоя уже летела в сторону кассы. Но, не доходя до прилавка, девочка резко свернула влево и замерла около стенки, где находился стеллаж с губной помадой. Зоина мама губной помадой почти не пользовалась, и Зоя видела у мамы один-единственный смазанный тюбик, который валялся на письменном столе с незапамятных времён. А в этом магазине было выставлено несметное множество помад самых разных цветов: и бордовых, и ярко-красных, и даже оранжевых. Зоя начала их вытаскивать и рассматривать.

– Зоя, что ты делаешь, нам пора! Пойдём! – мама помрачнела.

– Мам, ну пожалуйста, давай помаду купим!

– Кому?!