Текст книги "Зоя. Часть 2: Америка"

– Мне! Я хочу помаду! – Зоя озвучила своё намерение и посмотрела на мать с вызовом.

Мама всегда резко отрицательно относилась к любому Зоиному интересу к косметике. Когда Зое было три года и она мечтала стать блондинкой с голубыми глазами, девочка раздавила на даче голубику и намазала ею вокруг глаз.

– Мама, мама, у меня теперь синие глазки? – спросила Зоя.

В ответ мама потащила Зою отмывать лицо, вздыхая:

– Ну за что мне такая напасть? И что за голубые глазки?

Потом мама часто вспоминала эту историю, каждый раз подчёркивая, что Зоин интерес к косметике и желание что-то изменить в своей внешности и накраситься были глупыми и тщетными. Но теперь Зое казалось, что их переезд в Америку изменил всё.

– Мам, я хочу помаду. Губную помаду.

– Какая глупость, – начала было мама, – зачем мазаться, как обезьяна? У тебя и так красивые губы. И брови, и всё остальное натуральное. Надо радоваться тому, что есть, природной красоте.

– Мам, ну пожалуйста. Смотри, я быстренько, – Зоя схватила первый попавшийся тюбик со стеллажа и протянула маме.

– Зоя, это какое-то безобразие, мы же торопимся.

– Так я уже выбрала.

Зоя не успела рассмотреть, какой именно цвет помады она вытащила с полки, но поменять его не представлялось возможным. Мама сурово поджала губы и твёрдым шагом следовала к кассе. А Зоя так и держала заветный тюбик в руке. Мама положила на прилавок шампунь. Кассирша – пожилая, седая и очень полная женщина в очках – смотрела на них с интересом. В аптеке воцарилось молчание. Мама явно не знала, как попросить кассиршу выбить товар, а та тоже, как показалось Зое, не понимала, что именно покупателям от неё нужно. Тогда Зоя подвинула шампунь поближе к кассе и тихонечко сказала:

– We are buying this3333
  Мы это покупаем (англ.).


[Закрыть].

После этого она так же аккуратно выложила рядом с шампунем тюбик с помадой. Мама широко открыла глаза, но было уже поздно. Кассирша тут же заулыбалась и быстро выбила им чек, сложив шампунь и помаду в белый фирменный пакет. Мама протянула кассирше десять долларов и получила сдачу, которую потом стала рассматривать и пересчитывать. Они ещё не привыкли к новым монетам и купюрам. А Зоя тут же достала тюбик помады, развинтила и рассмотрела, что купили они нечто сиреневого цвета. Если бы Зоя не торопилась, то наверняка бы выбрала себе что-то более скромное, нейтральное, бежевое или же нежно-розовое. Но теперь она была рада, что ей выпала сиреневая помада. Когда они вернулись домой, Зоя тут же намазала ею губы, чем вызвала массу неодобрительных отзывов мамы. Потом Зоя ещё несколько дней подряд пользовалась помадой, но затем тюбик каким-то образом затерялся среди других вещей, и Зоя о нём забыла. Однако сейчас, когда Зоя одевалась для празднования Нового года, он снова попался ей на глаза, и Зоя не раздумывая накрасила губы. Она посмотрелась в небольшое карманное зеркальце, которое всегда лежало около её кровати, и осталась довольна результатом.

Зоя появилась на кухне, когда все уже сидели за столом, и ей досталось место рядом с Женей.

– Зоя, что у тебя на лице?! – успела выкрикнуть мама, но папа на неё шикнул, и та замолчала.

Лидия Семёновна завела беседу об иммиграции и о том, как рада она была увидеться с «настоящими друзьями» и как бы она хотела и дальше продолжать их приятельские отношения. Потом они выпили за дружбу, за то, что уже преодолели, и за то, чтобы 1993 год принёс им только добро.

– Зой, может, сейчас про деда спросишь? – зашептал ей на ухо Женя, когда родители произносили очередной тост и накладывали друг другу оливье и селёдку.

– Про дедушку Касаткина? – уточнила Зоя, хотя она сразу поняла, кого имел в виду Женя.

– Ну да, про него. Может, надо сейчас? – спросил Женя.

Зоя оглядела кухню, радостные лица родителей, спокойное и счастливое выражение Лидии Семёновны и решила, что не хочет портить им настроение.

– Да нет, Жень. Не буду я.

Зоя ещё раз посмотрела на взрослых, которые оживлённо что-то обсуждали. Ей снова захотелось переместиться на другую временную ветку. «А что, если мы все окажемся сейчас в Москве? – подумала она. – Ведь все мы жили там и вполне могли там очутиться в таком же составе». Зоя закрыла глаза и представила себе, что сидят они не на кухне в Питтсбурге, а в их бывшей квартире на Второй Брестской. И что на окне висит странная ситцевая занавесочка, которую мама отказывалась менять, а окна кухни выходят во двор-колодец, откуда виден барельеф серого дома напротив.

А потом Зоя вдруг увидела уже не свою старую кухню, а совсем другую – кухню дома в Париже. Она ощутила себя сразу же там, в квартире Зоэ, вспомнила французскую маму, допрос страшного де Виньи, и ей сделалось не по себе. Зоя открыла глаза, и на секунду ей показалось, будто время остановилось. Никто из взрослых не заметил её состояния. Но в ту же секунду она поймала на себе беспокойный Женин взгляд.

– Зой, ты что?

– Я? Не знаю, что-то задумалась.

– Зой, у тебя, знаешь, когда такое лицо было? – прошептал Женя.

– Когда?

– Когда мы с Власовым тебя в Париж отправляли. Такое же выражение лица.

– Какое такое?

– Ну, ты как бы здесь и как бы нет. Будто ты где-то ещё.

– Жень, да ладно тебе. Ещё Власова вспомнил, – сказала Зоя и тут же дёрнула рукой, привычным жестом нащупав янтарный браслет.

– Ну да, Власова. Помнишь его?

– А как же, – вздохнула Зоя, картинно нахмурив брови.

Она надеялась, что Женя не будет больше спрашивать про Егора, а сама опять постаралась представить себе повзрослевшего Власова, и снова у неё ничего не получилось. Перед глазами вдруг всплыл Власов из прошлого. Он нёсся на неё, размахивая клюшкой, а потом вдруг достал из кармана коробочку и подарил ей браслет. Зоя радостно улыбнулась.

– Зой, ты в порядке?

– Да, конечно.

– Ты просто как-то странно себя ведёшь. Может, тебе уже спать пора?

– Да нет, всё хорошо. Мы же желание ещё не загадали.

В тот же момент они услышали:

– Так! Пора! Осталось пять минут!

Это Лидия Семёновна отследила время.

– Все приготовились? – спросила женщина.

Зоя тут же достала из кармана две бумажки. Она сверилась и подготовила первую, с желанием про папину работу, для сожжения и поедания ровно в полночь. Вторую, где было написано имя Андрея, она засунула обратно в карман. Папа уже открутил пробку, и все стали отсчитывать. Когда счёт дошёл до пяти, пробка щёлкнула, и папа разлил шампанское по бокалам, предварительно отметив, что в США его могут посадить за то, что он «наливает малолеткам», а потом они чокнулись, закричали: «С Новым годом!» – и радостно выпили. Зоя мысленно повторила несколько раз своё желание, а потом украдкой загадала ещё одно, про Андрея, и тоже его несколько раз проговорила про себя. На этом она успокоилась.

Пришло время наконец-то разрезать «Наполеон», и Зоя вдруг вспомнила про свой первый разговор с Андреем и про то, как он, как и французский завоеватель, был корсиканцем, и у неё защемило сердце. «А если бы я осталась в Москве? Ведь за два года мы бы уже наверняка были вместе по-настоящему, – подумала Зоя. ― А сейчас что? Сейчас мы уже год как связь потеряли. И даже не переписываемся».

После праздника Зоя долго не могла заснуть. «Не надо было вечером спать, – переживала она. – Теперь, наверное, всю ночь так и буду крутиться».

Зоя заснула только под утро и проснулась от того, что в коридоре что-то тренькало и прямо около её двери раздавались голоса Лидии Семёновны и мамы.

– Эллочка, спасибо тебе за приём! Не буди Зою, она так утомилась. Если бы нам не ехать обратно, я бы сама подольше поспала, – говорила Лидия Семёновна.

– Лидочка, я так вам рада, так рада! Мы прямо с тобой породнились за это время, – Зоя услышала в мамином голосе нотки умиления.

– Конечно, Эллочка, надо будет почаще видеться. И детки наши хорошо общаются. Это ведь тоже важно.

Зою покоробило слово «детки» – Жене ведь было уже шестнадцать, а ей пятнадцать с половиной. «Какие же мы детки?» – подумала девочка.

– Да, это чудесно, просто чудесно, – ответила Зоина мама.

– Эллочка, ты не забудь мне резюме дать, я обязательно Мойше покажу.

– Ах, да! Вот! Я всё приготовила.

Зоя насторожилась. Ей стало интересно, что именно подготовила мама.

– Мойше же ведь химик, я обязательно попрошу его. Он работает в такой фирме, в Кливленде, PPG называется. Может быть, вы даже в Кливленд переедете, если он Пете работу найдёт.

У Зои замерло сердце. Она уже привыкла к Питтсбургу и переезжать никуда не хотела.

– Ах, это было бы чудесно. Я уже отчаялась с Петиной работой.

– Не переживай, Эллочка, я верю, обязательно найдётся для него достойное место. А про магазин ты пойми: нельзя ему туда. Вы же и пособие потеряете, и вообще мужчине нужно себя ощущать добытчиком. А в магазине он кто? С его мозгами кассиром идти? Это абсурд! – возмутилась Лидия Семёновна.

Зоя была готова прыгнуть ей на шею и обнять за её слова, которые полностью совпадали с Зоиным мнением.

– Я уж не знаю, он этому Саулу так верит, может, и не смогу его переубедить, – пожаловалась мама.

Зоя только покачала головой. Она-то точно знала, что если мама действительно хотела чего-то добиться, то папа никогда не мог устоять перед её напором.

– Это уже ты должна сама подход найти. Ты ж своего мужа знаешь, – заметила Лидия Семёновна. – Ладно, Эллочка, всё, нам пора. Ехать надо, мне после обеда уже на работу выходить. А Мойше я покажу резюме. Он любит своим помогать, даже что-то мне про мицву3434
  Мицва ― в иудаизме благое дело, похвальный поступок.


[Закрыть] рассказывал, вроде есть такая специальная, у евреев. Если своим помогаешь, то это засчитывается.

– Что за мицва такая? – Зоина мама отказывалась вникать в детали иудаизма, несмотря на то что работала в Еврейском центре уже почти два года.

– Это благие дела, – раздался голос Зоиного папы, и щебет женщин мгновенно прекратился. – Очень рад был вас видеть, Лида. И с Женей мы отлично пообщались.

Зоя не знала почему, но в папином голосе ей почудился привкус фальши. Будто он был чем-то недоволен. Девочка отлично знала своих родителей и хорошо отличала нюансы их тональностей.

– А где Зоя? – услышала Зоя Женин голос и решила, что дальше притворяться, что она спит, не было смысла. Она аккуратно открыла дверь.

– А! Явление Христа народу! – засмеялась мама.

– Зоенька, как ты себя чувствуешь? – спросил папа. В его тоне Зое снова почудилось раздражение.

– Я в порядке, – Зоя постаралась улыбнуться, как вдруг у неё закружилась голова, да так сильно, что ей пришлось опереться на косяк. Папа тут же подхватил её и провёл в гостиную.

– Зоенька, садись, я тебе сейчас воды принесу, – сказал он.

– Ей нужен крепкий чай с лимоном, – строгим тоном отчеканила Лидия Семёновна. – Зоенька, у тебя месячные, да? – зашептала она Зое на ухо.

Зое меньше всего хотелось обсуждать такие интимные вопросы с этой женщиной, и она промолчала, невнятно помотав головой. Зоя сама не понимала, что с ней происходит и почему у неё начались головокружения.

– Несу, несу, – откуда-то появилась мама с чёрным чаем, а за ней папа со стаканом воды.

Краем глаза Зоя заметила, что из угла комнаты, почти спрятавшись за ёлку, за ней взволнованно следил Женя. Зоя зачем-то проверила, на ней ли янтарный браслет, потёрла камень, и тут у неё опять закружилась голова. Зою замутило, и она закрыла глаза. Мама бросилась щупать её лоб, и Зоя услышала беспокойное мамино: «Жар, да она вся горит!», ― а потом девочка потеряла сознание.

Когда Зоя пришла в себя, в квартире было очень тихо. Она слышала только тиканье будильника, который, как Зое казалось, остался в Москве. Однако когда Зоя повернула голову, то она увидела его у себя над головой. Затем Зоя подняла глаза и увидела у себя над головой коврик с оленями, которые жевали коричневую траву. Зоины глаза наполнились слезами. Неужели она опять видит этот страшный сон? Неужели сейчас у неё в руках опять будет этот конверт, и адрес Андрея размоется, и она не сможет ему написать? Неужели она опять переезжает в Америку и больше никогда не увидит Андрея? Зоя уже приготовилась заплакать, как вдруг что-то заставило её открыть глаза и сесть. Под будильником она увидела очертания конверта. Зоя посмотрела на конверт и тихонько потянула к себе. Она сразу узнала каллиграфический почерк, который вывел её адрес:

 
Zoé Kassatkina
1551 Denniston Ave
Pittsburgh, PA 15217
USA
 

А под ним так же аккуратно было выведено «Etats-Unis». Сомнений не оставалось: это было письмо от Андрея. Зоя дрожащими руками перевернула конверт и увидела обратный адрес:

 
André de Vigny
73 Boulevard Beaumarchais
Paris, France
 

Не раздумывая, Зоя распечатала письмо. Пальцы еле её слушались, и Зое казалось, что сейчас она порвёт бумагу и никогда не узнает, что же ей написал Андрей. Но у неё наконец-то получилось вытащить листочек:

Моя дорогая Зоя!

Я тоже очень по тебе соскучился. Сам не знаю, почему так долго тебе не писал – учёба в ENA отнимает кучу сил, и писать особо не о чем. Я постоянно учусь, а свободного времени у меня практически нет. Я очень рад, что ты будешь в Париже. Будет так классно встретиться. Я думаю о тебе.

Крепко тебя обнимаю,

Андрей.

Дальше следовал номер телефона, на который Зоя посмотрела с изумлением. Ей почему-то всегда казалось, что с Андреем она может общаться исключительно через письма. Теперь же, увидев его номер, она осознала, что Андрею можно и позвонить. Эта мысль сразила Зою: вместо недосягаемого человека на бумаге Андрей стал ближе в сто, даже тысячу раз. Ведь она сможет услышать его голос! Конечно, звонок в Париж – дело очень дорогое, и надо будет отдельно договориться с мамой, но ведь мама иногда звонила в Москву. А значит, и в Париж Зое разрешит позвонить, если это будет связано с поездкой и изучением языка.

Тут Зоя вспомнила, что её родители ничего не знают про Андрея. «Как же так? Теперь они видели его письмо. Что делать? Как мне им рассказать про него? – начала переживать девочка. И тут Зоя снова огляделась. ― Так это же всё сон. Ведь у нас на самом деле нет коврика. Это мне всё снится». Сначала она почувствовала облегчение от того, что врать родителям не придётся. Но потом ей стало очень обидно от мысли, что Андрей не прислал ей нежное письмо в ответ на её послание. Зоя вздохнула: «Даже если это и сон, всё равно лучше, чем тот, со слезами и размытым адресом». На этой мысли Зоя задремала.

Проснулась она от маминого голоса:

– Вставайте, граф, вас ждут великие дела! – мама любила повторять эту цитату, когда ей надо было разбудить Зою.

Мама сидела на стуле около кровати. Зоя осторожно огляделась. На стене всё так же висел коврик с оленями. Увидев коврик, Зоя вспомнила о письме. Под будильником лежал уже распечатанный конверт. Зоя хотела потянуться и взять письмо, но решила не привлекать к себе внимания.

– Мам, а какой сегодня день? – спросила она.

– Зоенька, сегодня суббота.

– Суббота? А число какое?

– Второе января.

– Мам, а мы в Москве?

Вместо ответа мама поперхнулась и выбежала из комнаты. Через минуту появился папа.

– Зоенька, как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Пап, откуда у нас этот коврик? Мы же его в Москве оставили, – первым делом спросила Зоя. – Мы в Москву вернулись?

– Коврик? Как в Москве оставили? Доченька, я не знаю про коврик. Ты как себя чувствуешь? Ты хочешь чайку? Мама сейчас тебе принесёт. И тортик, ты сама пекла с тётей Лидой.

– С какой тётей Лидой? – Зоя не сразу сообразила, что папа имел в виду Лидию Семёновну.

– Зоенька, ты ничего не помнишь? – Папин голос дрожал.

– Я помню только… Пап, я, кажется… Коврик, по-моему, у нас в Москве остался. С оленями. Откуда у нас этот? Или мы в Москве?

– Зоенька, ты полежи, поспи ещё, я сейчас маму позову.

Папа вылетел из комнаты, и Зоя снова осталась одна. Через несколько минут к ней зашла мама. Она несла кружку чёрного чая с лимоном и кусок «Наполеона».

– Зоенька, вот, поешь, попей. Ты хочешь есть? Ты, наверное, проголодалась.

– Мам, а откуда у нас коврик? Его ведь не было.

– Зоенька, этот коврик у нас ещё из Москвы, ты разве забыла? Он у тебя всё детство висел на стенке. Ты помнишь?

– Конечно, но мы ведь его оставили в Москве. Его ведь не было.

– Как это, деточка? Мы же первым делом повесили на стенку. Она ведь такая страшная, белая. Мы сразу посмеялись, что так нельзя, и повесили его. И к тебе в комнату, деточка, чтобы тебе было уютно, как дома.

– Мам, а письмо мне приходило? Из Парижа?

– Зоенька, письмо? Какое письмо? Почему из Парижа?

– Мам, мне приснилось, что я нашла письмо у изголовья. Я его прочитала, а потом заснула.

– Зоенька, письмо приходило, но ты что-то путаешь. Мне тут Светик на днях написала, и вроде я его у тебя забыла в комнате.

– Светик написала? А как же из Парижа? Мне не приходило?

– Зоенька… – мама начала говорить очень медленно, с трудом подбирая слова. – Париж… Ну, как бы тебе сказать… Ты туда ведь едешь весной. Может быть, ты переживаешь о поездке?

– Мам, нет, но я просто во сне… Мне приснилось, что письмо пришло из Парижа. Мне лично, от одного человека.

– Какого человека, Зоенька? У тебя ведь сроду не было знакомых в Париже, – на глазах у мамы выступили слёзы.

– Мам, ты не переживай, ладно? – Зое сделалось жалко маму.

– Петь, Петь, ты где? – вдруг закричала мама, будто и не слышала Зоиных слов.

В комнату зашёл папа, и мама бросилась ему на грудь.

– Петь, что с ней? Я ничего не понимаю. Какой такой Париж? При чём тут олени?

– Лёлик, – папа нежно обнял маму, – девочка переутомилась. Это всё этот Женя виноват, я знал, что ни к чему хорошему их приезд не приведёт. Только нервы потрепали нам. И Лида эта – себе на уме. Я их всех насквозь вижу.

– Петя, ты не прав. Это хорошие люди, добрые, отзывчивые.

– Да уж, знаем таких. На Зоеньку нашу наверняка у них планы. А Лида твоя только и мечтает, чтобы глиста своего с Зоенькой свести.

– Петя! Как ты можешь?! Женя хороший, умный парень!

– Лёлик, ты его видела? Зое нужен настоящий мужчина, а этот хилый, тощий весь. Это разве мужик?

– Петя! Перестань! И они с Зоечкой так дружат.

Родители говорили, будто Зоя их не слышала, и Зое стало интересно, к чему приведёт их разговор. Она молчала, а папа с мамой продолжали:

– Дружат! На безрыбье и рак рыба! – вскрикнул папа. – Тоже мне – дружба. У нашей девочки тонкая душевная организация. Она еле вынесла их приезд.

– Петя, вечно ты против друзей. Ты просто нелюдим. Тебе лишь бы сидеть дома в одиночестве, – парировала мама.

– А ты эгоистка! Ты ради каких-то чужих людей готова собственным ребёнком пожертвовать.

– Как ты смеешь? Ведь Лидочка нам поможет, она такая заботливая, такая милая, щедрая. Она с Зоечкой пекла, и вообще!

– Помогла! Она только и хочет этого Женю сосватать и ищет пути, чтобы к Зое клинья подбить. А так кому он нужен, сынок её?

– Петя, ты несправедлив.

– Это ты очень наивная, Лёля. Ты – домашняя девочка, тебя твоя баба Катя всю жизнь от народа оберегала. А я в подворотнях на Домниковке вырос.

Папа любил изредка вспоминать своё детство, которое прошло среди шпаны и послевоенной поножовщины в коммуналке на Домниковской улице. Его рассказы напоминали Зое песни Высоцкого, и странным было то, что папа умудрился вырасти и дожить до средних лет, а не был зарезан перочинным ножиком или же избит до полусмерти в подворотне, как множество его сверстников.

– Петя, нельзя так относиться к людям.

– Я не отношусь. Просто твоя Лида не так просто к нам притащилась. И я точно знаю, что она своего глиста ещё к нам пристроит.

Зоя с удивлением вспомнила, как Женя радовался листовке про летний лагерь в Питтсбурге, и мысль о том, что он не случайно нашёл этот анонс и каким-то образом всё подстроил, закралась в её сознание.

– Лёля, ты моя милая, дорогая, я за это тебя и люблю, что ты такая наивная и доверчивая. Но ты хоть меня слушай, я ведь лучше тебя людей знаю.

Зоя ожидала, что мама будет продолжать спор, но она вдруг поцеловала папу в щёку, а он прижал маму к себе и страстно её поцеловал. Зоя видела выражение родительских чувств друг к другу впервые, и ей сделалось не по себе. Они никогда раньше при Зое не обнимались, целовались исключительно в щёчку и вообще не проявляли никакого физического контакта.

– Петя! Зоенька ведь.

– А что такого? Ты – моя любимая, – сказал папа и прижал к себе маму ещё крепче.

Зоя решила, что с неё хватит, встала и вышла из комнаты. Девочка села на диван в гостиной и задумалась. На неё смотрела всё та же ёлочка, украшенная двумя игрушками и гирляндами из бумаги. И тут Зою осенило! Надо было проверить почту! Она быстро накинула на себя куртку, надела на босу ногу сапоги и бросилась вниз к почтовому ящику. «Суббота, ведь сегодня почту разносят», – думала Зоя. Девочка открыла их ящик и вытащила целую кипу бумаг. Как всегда, почтальон принёс кучу рекламы, купоны на скидки и письма с предложениями выиграть миллион или два. Зоя встала около двери и начала аккуратно перебирать листовки. Она уже почти отчаялась, как вдруг из-под газеты с рекламой на неё, словно подмигивая, вылез кусок конверта. «Этого не может быть», – подумала Зоя. Конверт был точно такой же, как и во сне. На нём каллиграфическим почерком был написан её адрес:

 
Zoé Kassatkina
1551 Denniston Ave
Pittsburgh, PA 15217
USA
 

Зоя смотрела на письмо, и ей казалось, что что-то в нём было неправильным. Она не могла понять, в чём дело, но её вдруг осенило: Андрей перевёл её настоящую фамилию на французский и не использовал мужской вариант, к которому Зоя так и не смогла привыкнуть в Америке. Зоя обрадовалась. Она дрожащими руками открыла конверт, и оттуда выпал листок:

Моя дорогая Зоя!

Я тоже очень по тебе соскучился. Сам не знаю, почему так долго тебе не писал – учёба в ENA отнимает кучу сил, и писать особо не о чем. Я постоянно учусь, а свободного времени у меня практически нет. Я очень рад, что ты будешь в Париже. Будет так классно встретиться. Я думаю о тебе.

Крепко тебя обнимаю,

Андрей.

Текст был точно таким же, как и во сне. Зоя сложила письмо и спрятала в карман. Потом снова его вытащила и развернула, и вслед за запиской выпала маленькая фотография. Она была похожа на фото, которые делались для оформления документов – паспорта или пропуска. На неё смотрел возмужавший Андрей. Взгляд его был строгим. Зоя залюбовалась: Андрей показался ей необычайно красивым. У него был твёрдый, сильный подбородок, брови вразлёт и чуть раскосые умные глаза. «Какой он необыкновенный! – подумала Зоя. – Какой красавец. Неужели я ему и правда нравлюсь? Хотя бы чуть-чуть? Может быть, он мне пишет только из вежливости? Ведь он, наверное, ответил, потому что я такая настырная. Хотя он мне написал „моя дорогая“ – это ведь значит, что я ему нравлюсь?»

Мысли вихрем кружились в Зоиной голове. И тут она поняла, что стоит на морозе уже несколько минут и ей холодно. Зоя зашла внутрь и поднялась в квартиру. Родители, судя по их приглушённым голосам, сидели на кухне. Зоя прокралась в комнату, аккуратно посмотрела ещё раз на письмо, поцеловала фотографию Андрея и вложила в свой дневник. После этого она направилась к родителям на кухню.

– А «Наполеон» ещё есть? – спросила девочка.

– Конечно, Зоенька, садись! Будем пить чай, – хором ответили папа и мама.