Текст книги "Маяк Чудес"

– А они не кусаются?

– Что вы! Это такой вид орхидей. Цветы, в общем, – пояснил он. – Комнатные растения. Зелененькие.

– Тогда можно, – вздохнула я.

Интересно, ему этих дел с покупками на целый день хватит? Мне может понадобиться много времени.

– Вот еще что! Купите мне простых карандашей десять штук. Нет, лучше пятнадцать. И покупайте каждый из них в новом магазине, это принципиально. Принесете пятнадцать чеков.

К счастью, Аркадий не стал спрашивать, зачем мне все это понадобилось. Он тряхнул головой и бодро отрапортовал:

– Есть, мэм! – Потом добавил извиняющимся тоном: – Всенепременно последую вашему плану прямо сейчас же. Только вы мне тоже одну вещь пообещайте.

– Какую? – нахмурилась я.

– Я не буду вас расспрашивать о вашей секретной и, безусловно, важнейшей миссии. Я все понимаю: это большая тайна. Но вы ведь расскажете мне о вашей планете? Самое бытовое: как вы живете, что едите, есть ли у вас деньги, как у вас устроены семьи и сексуальная жизнь, как вы воспитываете детей и как вы выглядите на самом деле, когда не имитируете внешность землян.

– Вы должны понимать, что у меня очень мало времени. Вряд ли я пробуду здесь долго, – с искренней надеждой сказала я, – и все время буду занята.

– Ну хотя бы совсем немного. – Он выглядел ребенком, который просит новую игрушку. – За обедом или перед сном. Это будет моей наградой.

– Хорошо, – сдалась я. – Что-нибудь расскажу.

– Тогда начните, пожалуйста, с отношений между полами.

– Это очень сложно. Вы не поймете, – сразу предупредила я. – Я вам лучше о нашем искусстве расскажу.

– Ну как хотите, – вздохнул Аркадий.

Я вручила ему карточку, список покупок, спросила у него номер мобильника и наконец-то выпроводила его.

– Мне кажется, что у меня в комнате поселился рыцарь в доспехах, – сказал он перед уходом.

– В смысле? – не поняла я.

– О, возможно, в вашем мире не было рыцарства, и вы не поняли моей метафоры. Скажу прямо: вам надо расслабиться, – пояснил он. – Вы похожи на ружье, которое вот-вот выстрелит. Может быть, вы не чувствуете себя в нашем мире спокойно, но в моей квартире вы в абсолютной безопасности, я вам это гарантирую, – заверил меня Аркадий.

Я выдавила из себя благодарную улыбку. «Вот! Вот и мама то же самое говорила – это самое безопасное место в мире!» – Аллегра пустилась в пляс.

– Я так рад встрече с вами, что мне хочется сбацать что-нибудь эдакое, – произнес Аркадий, словно услышал ее.

Он изобразил танцевальное па, отставив в сторону ногу, и театральным жестом закрыл за собой дверь.

«Он такой классный», – растаяла от восторга Аллегра.

Кристофоро Коломбо! Нашли друг друга два радостных идиота. «Аркадий и Аллегра» – хороша парочка! Вот только Инга тут, кажется, третья лишняя.

Я даже не спросила у него адрес, по которому, собственно, нахожусь. Может быть, оно и к лучшему. Если кто-то начнет этим интересоваться, не придется врать.

Похоже, в ближайшее время мне отсюда не выйти. Даже для того, чтобы элементарно купить смену белья. Я прекрасно понимала, что, оказавшись вне дома гостеприимного Аркадия, могу увидеть все что угодно: объявление, рекламную растяжку, флаер, ценник в магазине – и через несколько минут останусь без хранителя и без связи с Меркабуром.

Можно ли придумать какую-то защитную открытку? Пока что мне ничего не приходило в голову, и я решила подождать, пока вернется Аркадий с покупками. К тому же в тот момент меня куда больше волновали личности в серых халатах.

Мой чудак-хозяин был прав – внутри я вся дрожала от напряжения, как акробат, который вышел на арену и готовится исполнить смертельный трюк. К счастью, верная Аллегра не позволяет мне впадать в отчаяние или бояться будущего, поэтому меня охватил лишь азарт, словно я сделала большую ставку и ждала, пока остановится рулетка.

Стола в комнате не было, так что я уселась на диван и вытряхнула содержимое сумочки. Сверху оказалась мамина знаменитая открытка с каруселью. Карусель – традиционная открытка для скрапбукеров, но сделать ее может только очень опытный и талантливый мастер. Среди любителей шитья тоже далеко не каждый способен сшить пальто. Мамина открытка выглядела так же, как и всегда: крутилась под пальцами картонная карусель, словно диск старинного телефона, воздушный шар сменял кораблик с парусом, за ним гусь, потом пароходик с дымом из нарисованной трубы, дельфин и ракета. Снизу море перебирало волнами нежно-голубого бархата, сверху солнце искрилось золотистыми лучами.

Мама меня в очередной раз сразила наповал. Любой v.s. скрапбукер – это самый шалопаистый в мире шалопай и одновременно загадочное устройство вроде летающей тарелки. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент, и на что он в принципе способен. (Так что в какой-то степени Аркадий был прав, считая меня существом с другой планеты.) У каждой карусели есть свои скрытые возможности, но о маминой открытке могли бы мечтать даже обладатели волшебных палочек, если бы таковые существовали.

Накануне, когда мама рассказывала про свою новую «фишку», у меня не было времени как следует удивиться. А теперь я слегка завидовала ей. Все-таки она потрясающий мастер! Не зря Магрин так держится за контракт с ней.

– Я придумала это после того, как мы с папой застряли в открытке, – рассказала мне мама. – Помнишь, мы попали в нее в Ницце, а вернулись уже здесь, дома? Я подумала – почему бы это не использовать? Ты ныряешь в Меркабур в одной точке пространства, а появляешься в реальном мире совсем в другой.

– Мам, тебе турфирмы в рабство продадутся за такую открытку, – сказала ей тогда я.

– К счастью или к сожалению, ее действие распространяется только на v.s. скрапбукеров. И потом, это очень рискованная штука. Можно застрять внутри. Чем реже ею пользоваться, тем лучше. Помнишь второе предупреждение Кодекса? «Не увлекайся». Я тебе даже не расскажу, как это работает.

Я хотела сказать: «Спасибо за доверие, мам», – но Аллегра заткнула мне рот своим любимым: «Она заботится о тебе».

Я обещала рассказать потом маме, каким будет мое путешествие сквозь Меркабур. Но я почти ничего не помню. Будто едешь ночью в поезде и сквозь беспокойный сон пытаешься понять, что за остановка. И даже пахнет как в поезде. А в остальном – привычное ощущение потока. Потом резкая головная боль – и вот я уже в этой комнате, лежу в кресле. Если мои часы не врали, длилось мое путешествие не больше пятнадцати минут.

Я отложила мамину открытку в сторону и наткнулась на конверт с воздушным шаром – полоска белая, полоска желтая. Мне захотелось взглянуть на карточку с котом еще раз. Кошачья морда смотрела на меня многозначительно – не поймешь, то ли сочувствует, то ли издевается. Один глаз – под моноклем – больше другого. Эта особенность выдает связь открытки с Меркабуром: я точно помню, что оставляла монокль над текстом, а он, вот поди ж ты, вернулся на прежнее место.

– Меркабур скрывается в мелочах, – назидательно сказала Аллегра.

– Ты думаешь, я не помню, что там написано? Прекрасно помню! Смотрю на него, но не вижу, слушаю его, но не слышу.

– В малюсеньких мелочах, – настаивала Аллегра.

– Радость моя, издеваешься?

Ладно, так и быть. Я снова переместила монокль на текст. Тут нужно было точно выверенное усилие: если толкать его легонько, то он и с места не сдвинется, а если слишком сильно, то можно сломать крепление.

В левой колонке я прочла:

«Называют его формой без форм, образом без существа».

А в правой:

«Встречаюсь с ним – и не вижу лица его, следую за ним – и не вижу спины его».

Дио мио! Здесь же было написано совсем другое! Софья, конечно, девушка странная, но настолько ли, чтобы сочинить такой бред? А что, если эта открытка – вовсе не чья-то глупая шутка? Что, если в ней и вправду кроется ключ к моему источнику силы? Как здорово было бы найти его именно сейчас, когда мне нужно быть сильной как никогда!

Я решила подойти к вопросу с другой стороны. Пусть я ничего не поняла в этой открытке, но ничто не мешает порассуждать логически.

«Логически, – хихикнула Аллегра. – Ты еще схему нарисуй. Полупроводник радости, концунтратор Того Света и транзюстор потока».

«Понадобится – нарисую и даже спаяю», – отмахнулась я.

Источник – то, с чего все начинается. Скрапбукинг для меня начался с того, что просто не было другого выхода. Вот ведь странно: в этой квартире я оказалась по той же причине. Значит ли это, что для меня теперь начинается новый виток? «Пусть это будет все что угодно, лишь бы не романтические отношения с Аркадием!» – подумала я и вернулась к размышлениям о скрапбукинге.

У нас с Меркабуром – настоящий брак по-итальянски: то сходимся, то расходимся, то жить друг без друга не можем, то даже видеться не желаем. Магрин вообще не верил, что я смогу стать v.s. скрапбукером, но он просто плохо меня знал.

Вопреки всему и вся я сама сделала настоящую скрап-открытку. И какую! Я до сих пор считаю ее своей лучшей работой. Конечно, мне тогда очень помог Скраповик. «Золотце, твое предназначение – дарить радость» – так он мне сказал. Я поверила ему, и у меня получилось. А может быть, наоборот, у меня тогда получилось, и поэтому я ему поверила. Сейчас уже не помню.

Долгое время после этого у меня не все складывалось с открытками. Честно говоря, ни шиша не складывалось. А если совсем честно, один только шиш и складывался. Мама терпеливо учила меня разным техническим премудростям, но этого было недостаточно. Я понимала, что все дело в потоке, и злилась, что не могу найти с ним общий язык. Ветер, что бежал по моим ладоням, не слушался меня, смеялся надо мной, играл мной, будто осенним листом, как ему вздумается, а порой мне казалось, что он и вовсе меня не замечает, залетев ко мне случайно, по ошибке.

Не знаю, есть ли в v.s. скрапбукинге слово, аналогичное «мастеру-ломастеру», но меня оно на тот момент характеризовало лучше всего. Ни одна из моих открыток не работала так, как я ее задумывала. Сначала открытка для соседа сверху обернулась потопом в моей квартире. Потом мне захотелось развеселить вечно хмурую продавщицу ближайшего овощного ларька, в результате чего бедная женщина настругала из своего товара два ведра салата и ринулась угощать людей на автобусной остановке. Нечего и говорить, что ее тут же уволили, а мне пришлось втихаря подкинуть ей денег на возмещение убытков.

Позже я подарила одной подруге открытку для мужа, которая должна была разбудить в нем желание помогать ей по хозяйству. Каково же было мое удивление, когда на следующий день утром он явился ко мне домой и робко поинтересовался, нельзя ли помыть у меня посуду и протереть полы. Я выдала ему тряпку и перчатки и помчалась к подруге забирать открытку. Еще не хватало, чтобы она застала его у меня в ванной, в переднике с цветочками и веселых оранжевых перчатках отдраивающего унитаз!

А потом появилась Аллегра, и дело пошло на лад.

Стоп! Вот оно!

Невидимая и неслышимая, форма без форм, образ без существа. Я не вижу ни лица ее, ни спины, но бывает, что следую за ней. Разве все это не про Аллегру? Если говорить честно, то она мне много раз помогала. И если бы она не вопила вчера про фальсификацию, кто знает, что бы со мной стало после открытки с птицами.

Мне ужасно трудно было думать про Аллегру. Все равно, что рассуждать вслух о человеке, который сидит с тобой рядом, – от нее ведь ни одной мысли не спрячешь! Но Аллегра с нехарактерным для нее тактом молчала.

Она – мой лучший помощник, гораздо лучший, чем хранитель. (Тут Аллегра, конечно, не удержалась и довольно хихикнула.) Только с ее появлением мои открытки начали работать хотя бы приблизительно так, как и было задумано. Но до совершенства мне все еще было далеко. Да, с бытовыми задачами я теперь справлялась легко, но мне все еще не хватало уверенности, чтобы взяться за серьезную работу. Например, настолько серьезную, чтобы остановить мерзких девиц в серых халатах или хотя бы защититься от них.

Откуда она вообще взялась, моя Аллегра? Как случилось так, что моя внутренняя радость обрела свой собственный голос? Возможно, именно там я найду свой источник силы. И пусть в моей голове появится еще десять разных голосов – я готова проводить собрания и устраивать голосование, если это сделает меня полноценным v.s. скрапбукером! А может быть, даже одним из лучших.

«Самым радостным скрапбукером, – вставила Аллегра и хихикнула. – Я уж постараюсь».

Да уж, она постарается.

Я отлично помнила последнюю из моих карточек с ошеломляюще неожиданным действием – ту, после которой появилась Аллегра. Стоит ли говорить о том, что ни одна неудача, даже самая неудачная, не смогла бы меня остановить. Если бы понадобилось, я готова была весь наш город своими карточками превратить в город веселых чудаков. Я очень хотела понять, почему у меня ничего не получается и что именно делаю не так. Но после той карточки терпение мое лопнуло, и я решила во что бы то ни стало докопаться до истины.

В тот раз я хотела осчастливить жителей нашего дома. У нас работала одна очень злобная вахтерша, которая целыми днями пожирала задницей стул у входа в подъезд и погавкивала на проходящих не хуже заправской сторожевой шавки. Моя открытка называлась «Сама любезность», а изображен на ней был пузатый самовар с ангельскими крылышками. Душевное чаепитие в благожелательной обстановке – такие мысли должна была навевать эта карточка.

Я всего лишь хотела сделать вахтершу чуточку дружелюбнее. И что же? Три дня после моей открытки эта бабища загораживала собой проход каждому входящему со словами: «Милые, дорогие мои, крошечки-мои-хаврошечки, я вас так люблю, позвольте проводить вас до лифта», – отбирала сумки, нежно обнимала ручищей, обдавая удушливостью потного тела, и пыталась чмокнуть тех, кто поменьше ростом, в макушку. В результате двум пенсионеркам пришлось вызвать скорую, трое детей так перепугались, что неделю их мучали ночные кошмары, а одинокая молодая девушка с соседней площадки сказалась больной, потому что боялась идти на работу. Местный Швондер, председатель домкома, которого призвали унять вошедшую в раж вахтершу, ушел от нее помятый, взлохмаченный и покрытый жирными следами помады. «Куда же ты, светоч нашего домового сообщества? Ты, открывший нам путь к чистому подъезду, спаситель обоссанных лифтов и укротитель жэковских работников!» – кричала бабища ему вслед, ломая руки. Утром бедняга пошел на работу через окно – благо жил на первом этаже – и подвернул ногу. Открытку пришлось забрать.

История с вахтершей меня доконала. Я заперлась дома и решила, что не выйду из альбома, пока не разберусь, где тут собака порылась. А если застряну в Меркабуре, значит, так мне и надо. Я сделала страницу, и… Кристофоро Коломбо! Я не помню! Хоть убей не помню ни как она выглядела, та страница, ни что произошло, когда я попала внутрь и когда вернулась обратно. Я не помнила ни того, как появилась Аллегра, ни о чем мы с ней первый раз разговаривали. Только знала, что все следующие открытки делала уже с ее помощью, и они больше не отличались столь трагикомическими эффектами, как мои прежние работы.

– Я говорила тебе, что мы его потеряли! – засуетилась Аллегра.

– Кого, радость? Источник силы?

– Да нет же! Воспоминание! Мы потеряли воспоминание! Как мы с тобой встретились!

– Это из-за той открытки с птицами?

Аллегра не отвечала. Мне вдруг стало жутко. Ни разу в жизни со мной еще такого не было, чтобы я чего-то не помнила из своего прошлого, тем более совсем недавнего прошлого. Я даже никогда не напивалась до беспамятства. А тут напрягаешь голову, но в ответ – одна глухая пустота. Как корова языком прошлась по памяти!

Ну что ж, если Аллегра появилась после того, как я сделала страницу для своего альбома, выходит, там же нужно искать ключ – и к воспоминанию, и к источнику моей силы. Тот альбом давно закончился и сгорел вместе с моей квартирой, значит, остается только одно: сделать новую страницу.

Я откопала в куче на диване свой мини-альбом скрапбукера. Повсюду таскаю его за собой по одной-единственной причине: мне будет жутко стыдно, если кто-нибудь найдет его и познакомится с моим хранителем. Особенно мама! Я сама стараюсь лишний раз с ним не встречаться, но с Кодексом не поспоришь. Каждый раз, взяв в руки альбом, я понимала, что скучаю по своему старому другу – клоуну Скраповику. Так часто бывает – кажется, что терпеть не можешь кого-нибудь, а потом сама же без него ужасно грустишь.

Я достала из чехла ножницы – старинные, с бронзовыми ручками, на которых расселись крохотные бабочки, – и открыла пакетик, который называю «аптечкой скрапбукера» (что-то вроде набора для оказания первой помощи). Там я храню основу для открытки, несколько коротких карандашей, компактный маркер, небольшой набор ленточек разного цвета и фактуры, несколько лоскутков, пакетик пуговиц, дорожный набор иголок и ниток, штемпельную подушечку и два крохотных тюбика разных видов клея. Чем хорош скрапбукинг – можно использовать буквально все, что подвернется под руку.

Я еще раз осмотрела жилище Аркадия и немного порылась у него на книжных полках. В итоге изысканий моей добычей стали: кусок оторванных в коридоре полосатых обоев (все равно они плохо держались), выдранная из очень старой книги пожелтевшая страница со стихотворением Байрона на английском языке, два куска плотной бумаги – один ярко-желтый, другой – в ромбик (пострадали два книжных форзаца, но на них все равно редко кто обращает внимание), листок с крупными выпуклыми цифрами в клетках (похоже, из какой-то игры вроде лотереи), марка с бабочкой, которую я нашла в затрепанном альбоме (если что, потом верну), степлер и белая замазка для исправления документов, обнаруженные в ящике кухонного стола, дерматиновая обложка от советской общей тетради и, наконец, очень симпатичный декоративный кружок – с красным орнаментом на прозрачной основе, невесть откуда взявшийся у Аркадия и прицепленный к холодильнику дурацким магнитом с пальмой и надписью «Сочи-1990».

У всякого скраперского альбома есть свои особенности. Альбом одного скрапбукера так же похож на другой, как офис туристического агентства на приемную в стоматологической клинике. У моего альбома таких отличительных черт, помимо необычно маленького размера, есть еще три. И первая из них – я не использую для страниц основы как таковой.

Мне понадобилось не больше пятнадцати минут, чтобы закончить работу. Страница на этот раз получилась из четырех наложенных друг на друга листков с выразительно оборванными краями: в дело пошли обои, форзацы и Байрон. Края я художественно заляпала замазкой. В некотором роде, это символизировало место, где я очутилась. К листку со стихотворением я приклеила цифру «49»: предположим, что Аркадию именно столько лет, потому что остальные цифры на листке – меньше тридцати и больше семидесяти – явно не подходят. Подумала и закрасила ее белой замазкой. Центральное место занял красный круг с орнаментом – чем не столь любимое моим хозяином колесо сансары?

Осталось добавить два главных элемента: бабочку, как символ v.s. скрапбукинга, и ключ, ведь я хотела найти ключ к источнику моих скрапбукерских способностей. Недолго думая, я вырезала силуэт из темно-коричневой тетрадной обложки. Продела в ушко нить бело-голубой пряжи и прикрепила ключ к краю открытки степлером, чтобы не потерялся.

Второй особенностью моего альбома, как и у многих других скрапбукеров, был способ входа в него. В отдельном кармане сумки у меня лежал любимый инструмент – ручной механический принтер и несколько разноцветных лент для него. Немного громоздкая штуковина, но стоит того – сразу придает работе особый вид. Осталось только выбрать подходящие слова.

Я думала, что ключ к моим поискам – воспоминание о том, откуда взялась Аллегра. Я подозревала, что оттуда же берет начало источник моей силы. И больше всего меня интересовал вопрос: подходит ли ключ?

Я выбила на принтере три слова:

«DOES IT FIT»[10]10
  Подходит ли это? (Англ.)


[Закрыть].

Ленту с фразой разделила на две части, а потом вставила страничку в альбом. Обычно скрапбукеры используют для этого кольца, а я просто прикрепляю листы сверху, используя декоративные прищепки. И это – третья особенность моего альбома, который и альбомом-то в прямом смысле слова назвать нельзя.

«Красотутень!» – заключила Аллегра, и это значило, что страничку она целиком и полностью одобряет.

Осталось только войти в альбом. Я приклеила обе части фразы на страницу и, прижимая их к листу, произнесла вслух мучивший меня вопрос: «Does it fit?»

Долю секунды ничего не происходило, и я успела испугаться. Только в тот момент по-настоящему поняла, насколько сильно успела привязаться к Меркабуру. Потом привычно закружилась голова, поток хлынул мне навстречу, и я вздохнула с облегчением.

Каждый раз, когда оказываюсь в своем альбоме, мне хочется поскорее оттуда смыться. В Кодекс нужно внести поправку! Нельзя требовать вести альбом, если хранитель – законченный идиот.

Я очутилась в самых настоящих джунглях. Повсюду, куда ни глянь, уходили высоко вверх стебли бамбука с мою руку толщиной, переплетались лианы, по земле стелились мясистые листья, похожие на гигантский подорожник. Повсюду порхали яркие тропические бабочки. Что-то вокруг стрекотало и шуршало, под ногами чавкала рыжая грязь. Подумать только – и все это благодаря марке с бабочкой! Никогда точно не знаешь, какие ассоциации скрываются у тебя в голове.

Я с трудом пробиралась сквозь чащу навстречу унылому серому просвету. Приходилось отмахиваться от назойливых мушек и выбирать место для каждого следующего шага. Один раз чуть не наступила на змею – и заорала диким голосом. К счастью, я уже знала, что там, снаружи, мой крик, скорее всего, прозвучал как шепот, если вообще прозвучал. Это просто рефлекс. Никак не привыкну, что на Том Свете нечего бояться. Во всяком случае, не того, что страшно на вид, уж не змей – это точно.

По-настоящему я испугалась, когда выбралась на берег мутной речки и увидела своего хранителя. Я отпрянула и чуть не выпала из альбома, только любопытство удержало меня в последний момент.

Он был в халате. В точности таком же, как у тех чучундр, которые отобрали у меня ценное воспоминание.

Это испорченная страница на него так подействовала? Или они пробрались и сюда? Дио мио, как жаль, что я не Софья! Она бы сейчас точно почувствовала, стоит ли с ним вообще разговаривать.

– Нгуся. – Он протянул ко мне руки и затопал в мою сторону.

Фуф, до чего же трудно признавать, что вот это чудо – и есть мой хранитель!

Его большим голубым глазам, ярким и насыщенным, какие в реальном мире бывают у людей только в кино, могла бы позавидовать любая красавица. Пожалуй, на этом его положительные черты заканчивались. Пухлые щечки, никак не подходившие к щуплому телу, вздернутые брови, возраст на вид не определишь – от пятнадцати до сорока, как у всамделишных дурачков, нос с небольшой горбинкой, клочкастая прическа и непропорционально длинные ступни ног – таков был мой хранитель.

Он всегда ходил босиком и знал ровно три слова – меньше, чем Эллочка-людоедка. «Нгуся» – сокращенно от Ингуся, как меня кое-кто называл, «тёрли-тёрли» – это выражало какое-нибудь действие, любое, необязательно перетирание, и еще одно, которое меня бесило больше всего. И на что он мне, спрашивается, сдался? Какой из него советчик?

– Нгуууся. – Он радостно топал ко мне, широко распахнув объятия.

Как же я скучала по Скраповику! Когда он вернулся к маме, я надеялась, что вместо него у меня появится нормальный – разумный и полезный хранитель. Но мне, как всегда, не повезло. Угадайте, кто был от него в восторге? Аллегра, конечно. Нет, я еще могу понять, что она нашла в Аркадии, – все-таки личность нетривиальная, но этот-то?! Кажется, моя внутренняя радость больше всего на свете любит дурачков. Для нее, чем придурковатее, тем лучше. Она была бы счастлива, если бы я поселилась в дурдоме.

Я попятилась назад. Серый халат вызывал у меня такие же чувства, как сколопендра размером с собаку.

– Откуда это у тебя? – строго спросила я, увиливая от объятий, и ткнула пальцем в халат. – Вот это?

– Нгуся, – он надулся, от чего его щеки стали еще пухлее.

– Сними, – потребовала я.

Он послушно принялся выбираться из халата. Нормальный человек за это время успел бы снять три смирительные рубашки.

Наконец он бросил халат на землю и снова потянулся ко мне. Я дала Аллегре волю, представив себе, что меня вовсе нет в моем теле, и эти двое радостно и тепло обнялись.

– Это очень плохая вещь. – Показала я на халат, когда Аллегра угомонилась.

– Неужели? – Он вздернул брови еще выше.

Это его третье слово. То самое, которое я терпеть не могу. Я, между прочим, даже имени моего хранителя не знаю. Поэтому так и зову его – Неужели.

– Откуда она у тебя?

– Терли-терли, – радостно сообщил мой хранитель.

– Показать можешь? – терпеливо спросила я.

Неужели поманил меня длинным пальцем за собой и принялся спускаться к реке. Я подобрала палку и кое-как заковыляла за ним. Меркабур не Меркабур, а измазываться в глине у меня никакого желания не было. Он спустился к самому берегу и забрался по колено в воду.

– Неужели, а вдруг там пираньи?

– Терли-терли, – он снова поманил меня пальцем, а потом вдруг подпрыгнул, нырнул и исчез в мутной воде.

Представьте себе мрачную реку посреди джунглей, в бурых водах которой что-то квакает и чавкает, вокруг попахивает тухлятиной, а по поверхности расходятся подозрительные круги – того и гляди выскочит крокодил или еще какая-нибудь анаконда. Неважно, что на самом деле вы сидите на диване в не очень уютной, но самой безопасной в мире комнате. Сейчас ваша реальность – это джунгли. Если забыть, как вы вошли сюда через страницу альбома, у вас даже сомнения не закрадется, что все это – настоящее. И надо нырнуть в воду вслед за человеком, который только что, у вас на глазах, мгновенно утонул в ней. Таков Меркабур – Тот Свет.

– Аллегра, скажи что-нибудь, – попросила я вслух.

Редкий случай. Обычно я прошу ее заткнуться.

– Водичка, наверное, теплая.

– Аллегра!

– Вдруг мы узнаем, откуда берутся серые халаты.

– Думаешь, мой дурачок Неужели мог что-то разнюхать?

– Он классный.

У Аллегры все классные. А мне в эту вонючую воду нырять!

«А представь, что там тебя ждет что-нибудь радостное и прекрасное. Например, булочки с корицей!»

Да уж, булочки с корицей – приз, достойный того, чтобы утопиться в мутной тропической реке.

Мама сейчас, наверное, сидит за столом и смотрит на молчащего Скраповика, нарисованного на открытке. Вокруг нее – мир без потока, черно-белый, жалкая тень того, что привык видеть и чувствовать скрапбукер. Я была уверена, что она не теряет времени и пытается разгадать тайну круглой штуковины. А где Софья? Что она сейчас делает, и приходили ли к ней люди в серых халатах? Надо будет попросить Аркадия купить городскую газету – где-то ведь сообщают о пожарах и других происшествиях.

Тепло маминых рук на плечах. Тонкие, почти прозрачные пальцы Софьи, ее удивительные работы – даже я чувствую легкость, с которой она обращается с потоком. Мастерская – место, которое в себе хранило гораздо больше, чем семейную историю.

Чем еще мне раззадорить себя?

Я набрала полную грудь воздуха, зажмурилась и с разбегу прыгнула в воду.

Вода была теплой и немного маслянистой, как в нашей городской реке в середине июля. Очень скоро мне мучительно захотелось вынырнуть обратно. Некоторое время я изо всех сил гребла, как мне казалось, наверх, но вокруг по-прежнему была только вода. Когда стало совсем невыносимо, я успела только подумать, что лучше сделать сначала: открыть глаза или попытаться вдохнуть, но тело опередило мысли. Я одновременно широко открыла глаза и судорожно сглотнула с полной уверенностью, что сейчас захлебнусь – и окажусь у себя на диване. Вместо этого я глубоко вдохнула, прокашлялась и обнаружила себя в просторном помещении, больше всего похожем на склад.

Вдоль стен из красного кирпича тянулись, переплетаясь между собой, трубы – хромированные и ржавые, медные и чугунные, со следами облупившейся краски. Воды вокруг не было и в помине, одежда на мне оказалась совершенно сухой. Откуда-то едва слышно раздавались глухие, размеренные удары, словно за толстой стеной кто-то бил в барабан. Воздух был сырым и затхлым, как в подвале частного дома после весеннего паводка.

Неподалеку стоял Неужели и радостно хлопал в ладоши в такт ритму. Я проследила за его взглядом, обернулась и увидела беспорядочно разбросанные по полу серые халаты, словно люди, носившие их, внезапно исчезли. Рядом, прямо на полу, были расставлены и разложены разные предметы.

Поначалу мне показалось, что я попала в музей, где хранятся вещи знаменитостей. На меня смотрел манекен в парике и белом платье, как у Мэрилин Монро. Под манекеном лежало несколько черных очков, похожих на те, что носили герои фильма «Люди в черном», а рядом – палочка Гарри Поттера. Потом мое внимание привлекли туфли на высоченном каблуке – в точности как у главной героини «Секса в большом городе». Возле них лежала норковая шубка, а за ней были в беспорядке расставлены духи и косметика дорогих марок. Чуть в сторонке стояла вычурная кровать, застеленная черным шелковым бельем. За ней лежал плакат – идеальное женское тело, гладкое и упругое, ни единой родинки или морщинки, но почему-то без головы. За плакатом я, к своему изумлению, обнаружила детский костюм Бэтмена. И еще один плакат – фотография чьей-то Белозубой улыбки. Я изучала «музей», а Неужели топал за мной по пятам, радостно улыбался и хлопал в ладоши. Каждый новый предмет удивлял меня все больше и больше: ведерко с шампанским, а рядом яркое детское ведерко с совком, потом горные лыжи с позолоченным напылением, кукла Барби в вечернем платье, чучело маленькой собачки в дамской сумочке, лента с надписью по-русски «Мисс Вселенная» и, наконец, ярко освещенная стойка, словно изъятая с витрины магазина. На стойке в нежном сиянии возлежал новенький айфон, посверкивая инкрустированными камнями. Я хотела взять его и разглядеть поближе, но тут Неужели хлопнул в ладоши, топнул ногой – и стойка на моих глазах испарилась, а на ее место приземлился еще один серый халат.

Я пошатнулась и отпрянула.

– Неужели, ты? Что ты делаешь?

Мой хранитель попятился и спрятал руки за спиной. Лицо его приняло виноватое выражение.

– Что это за хрень? Что это за серая хрень, Кристофоро Коломбо тебя за ногу?

Я принялась орать на него. Схватила лыжу (тяжелая, зараза!) и замахнулась на этого дурачка. Не помню, что я ему там наговорила, но в конце концов он съежился, сел на корточки и обхватил себя руками. И тут лыжа, которой я размахивала, выпала из моих рук и у меня на глазах превратилась в серый халат. Я застыла на месте как вкопанная. И, только когда кукла Барби тоже превратилась в халат, ко мне вернулась способность соображать. Похоже, мой несчастный Неужели был тут ни при чем. Я потрепала его по плечу, бедолага обрадовался и прильнул к моей ноге.