Текст книги "Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира"

Судьба галла

Вот рассказ о двух кораблях, доставивших в Америку совсем других пассажиров. Отправной точкой обоих был островок Горэ в Сенегале. Первый корабль взял курс на Баию, в Северную Бразилию, а второй – на Чарлстон, в Южную Каролину. Оба везли рабов-африканцев – крошечную долю из 8 миллионов людей, не по доброй воле пересекших Атлантику в 1450–1820 годах. Почти % тех, кто приехал в Северную и Южную Америку в 1500–1760 годах, были невольниками. До 1580 года рабы составляли 1/5 иммигрантов, в 1700–1760 годах – до ¾[322]322
  Engerman and Sokoloff Once upon a Time in the Americas.


[Закрыть].

На первый взгляд, рабство было одним из немногих институтов, которые имелись и в Северной, и в Южной Америке. Владельцы табачных плантаций на юге США и бразильских энженью [сахарных заводов] пришли к одинаковому решению. Как только стало ясно, что труд невольников обходится дешевле, а требовать от них можно большего, чем от законтрактованных европейцев (в Северной Америке) и индейцев (в Южной), они положились на импорт рабочей силы из Африки. Работорговцам за океаном (королю Дагомеи и всем остальным, стоявшим ниже на иерархической лестнице) было, в общем, безразлично, с кем иметь дело: с англичанами, португальцами или с арабами – своими давними партнерами. Транссахарская работорговля шла уже во ii веке. В 1500 году в Бенине португальцы нашли невольничьи рынки[323]323
  Fage Slavery and the Slave Trade, p. 395.


[Закрыть]. С точки зрения африканца, посаженного под замок в Горэ, кажется, не имело большого значения, куда его повезут: в Северную или Южную Америку. Вероятность его гибели на корабле (16 % рабов не выносило тягот пути) была примерно одинаковой.

Однако положение невольников в колониях Нового Света различалось. Рабство, с древности являвшееся неотъемлемой частью средиземноморской экономики, возродилось в эпоху Крестовых походов, а в Англии оно по существу исчезло. Крепостное состояние (villeinage) ушло из общего права в то время, когда португальцы прокладывали маршрут от западноафриканских невольничьих рынков до Средиземноморья и устраивали сахарные плантации на Мадейре (1455) и Сан-Томе в Гвинейском заливе (1500)[324]324
  Curtin Plantation Complex, pp. 4–26.


[Закрыть]. Первые рабы-африканцы попали в Бразилию уже в 1538 году. На территории будущих США не было ни одного африканца до 1619 года. Тогда англичане захватили испанское судно, шедшее в Веракрус, и забрали в качестве трофея 350 рабов. Невольников привезли в Джеймстаун[325]325
  Thornton and Heywood Central Africans.


[Закрыть]. В Северной Америке не было сахарных плантаций вроде энженью Баии и Пернамбуку, где условия, несомненно, были самыми тяжелыми (из-за невероятно трудоемкой доиндустриальной технологии[326]326
  Каждый этап – рубка тростника, его транспортировка, размалывание, вываривание, высушивание – требовал большого физического труда и не допускал задержек.


[Закрыть]). Золотые рудники Южной Бразилии (в Минас-Жерайсе и других местах) или кофейные плантации начала XIX века были не намного приятнее. В Бразилию попало гораздо больше африканцев, чем на юг США: страна, уже в 1600 году производившая почти 16 тысяч тонн сахара, быстро обошла страны Карибского бассейна и стала мировым лидером сахарного производства. (Санто-Доминго и Куба достигли сопоставимого уровня значительно позднее[327]327
  Curtin Plantation Complex, p. 26; Klein and Luna Slavery in Brazil, p. 28. Также см.: Prado Colonial Background; Poppino Brazil.


[Закрыть].) И долгие годы, несмотря на диверсификацию бразильской экономики (производство сахара, добыча полезных ископаемых, выращивание кофе, производство основных предметов потребления), работорговля, а не свободная миграция, оставалась главным источником рабочей силы. Рабский труд применялся почти во всех отраслях экономики[328]328
  Schwartz Colonial Past, p. 185.


[Закрыть]. Для Бразилии рабство имело такое значение, что к 1825 году африканцы и их потомки составляли 56 % населения (в испанских колониях – 22 %, в Северной Америке – 17 %). После ликвидации рабства в англоязычных странах оно сохранилось в Бразилии, и в 1808–1888 годах в страну ввезли более 1 миллиона рабов (вопреки англо-бразильскому договору 1826 года, который, как предполагалось, положит конец работорговле). К 50-м годам XIX века, когда ВМФ Великобритании начал серьезно мешать торговле невольниками, рабов в Бразилии стало вдвое больше, чем в 1793 году.

Участь рабов в предреволюционной Латинской Америке была не всегда плачевной. Власти и церковь могли вмешаться (и вмешивались), чтобы облегчить участь рабов, подобно тому, как они могли ограничить и другие имущественные права. Позиция католической церкви состояла в том, что рабство было необходимым злом: приходилось учитывать, что душа есть и у африканцев. Рабам было легче получить свободу на латиноамериканских плантациях, чем в Виргинии. В Баие рабы сами оплачивали половину всех освобождений[329]329
  Schwartz Slaves, Peasants and Rebels, p. 46.


[Закрыть]. К 1872 году 3/5 афроамериканцев и мулатов в Бразилии стали свободными[330]330
  Graham Patronage and Politics, p. 26.


[Закрыть]. На Кубе и в Мексике раб мог даже узнать свою цену и купить свободу в рассрочку[331]331
  Elkins Slavery, p. 76.


[Закрыть]. Считалось также, что в Бразилии у рабов больше выходных (воскресенья, а также дни чествования 35 святых), чем в английских колониях в Вест-Индии[332]332
  Davis Slavery, p. 72.


[Закрыть]. Начиная с Бразилии, в Латинской Америке стало нормой предоставление рабам земельных участков.

Было бы ошибкой представлять ситуацию в розовом цвете. Когда темпы экспорта быстро росли, некоторые бразильские сахарные плантации функционировали 20 часов в сутки, 7 дней в неделю, и непосильный труд буквально сводил рабов в могилу. Некий бразильский плантатор однажды заявил, что, “покупая раба, он рассчитывал использовать его год (не многие жили дольше) и выжал из того столько, что не просто возместило первоначальные инвестиции, но и принесло хорошую прибыль”[333]333
  Thomas Slave Trade, p. 633.


[Закрыть]. Плантаторы в Бразилии, как и на островах Карибского моря, жили в постоянном страхе перед восстаниями рабов и полагались на жестокость, чтобы поддерживать дисциплину. Обычным наказанием на некоторых бразильских плантациях было новенас – 9-дневное бичевание с “обработкой” ран солью и мочой[334]334
  Davis Slavery, p. 78.


[Закрыть]. В Минас-Жерайсе еще в xviii веке вполне обыкновенным было выставление на обочинах отрубленных голов беглых невольников. Средняя продолжительность жизни бразильского раба в 50-е годы XIX века составляла 23 года. Рабу нужно было выдержать на плантации 5 лет, чтобы его хозяин получил сумму, вдвое превышающую первоначальные инвестиции[335]335
  Schwartz Slaves, Peasants and Rebels, p. 42.


[Закрыть]. С другой стороны, в Бразилии рабы могли вступать в брак (согласно английскому и голландскому законодательству невольники этого права не имели). К тому же португальские и испанские законы, регулировавшие положение рабов, со временем смягчались.

Североамериканские рабовладельцы чувствовали себя вправе обходиться со своим имуществом так, как считали нужным, вне зависимости от того, было ли это имущество землей или людьми. Поскольку число рабов росло (к 1760 году невольники составляли почти треть населения Британской Америки), власти жестко разграничили статус белых сервентов, обычно заключавших контракт на 5–6 лет, и статус чернокожих невольников, поступавших в пожизненное услужение. Закон Мэриленда 1663 года определял: “Все негры или другие рабы… должны служить durante vitae [пожизненно]; и все дети, родившиеся от любого негра или другого раба, будут рабами, как были их отцы”[336]336
  Elkins Slavery, p. 40.


[Закрыть]. Со временем североамериканские законы о рабстве лишь ужесточались. Закон Виргинии 1669 года не считал уголовно наказуемым деянием убийство хозяином своего раба. Закон Южной Каролины 1726 года определял, что рабы являются “имуществом” (позднее “личным имуществом”). Бичевание не только поощрялось, но и было предусмотрено законодательством[337]337
  Ibid., p. 50.


[Закрыть]. Положение рабов стало настолько плачевным, что невольники из Каролины, решившиеся на побег, отправлялись в Испанскую Флориду (губернатор даже предоставил им автономию – при условии принятия католичества)[338]338
  Elliott Empires of the Atlantic World, p. 283.


[Закрыть]. Этот удивительный поворот (рабовладение, как мы видели, в самой Англии давно исчезло) показывает, как европейские институты легко видоизменялись, будучи пересаженными в американскую почву. Некий виргинский магистрат точно уловил противоречие, лежащее в основе “особенного института” рабства: “Рабы не только собственность, но также и разумные существа, и поэтому могут рассчитывать на гуманность суда, когда тот не попирает имущественные права”[339]339
  Davis Slavery, p. 125.


[Закрыть]. Работорговцы подставили себя под удар аболиционистов лишь тогда, когда переступили черту. В 1782 году капитан ливерпульского судна “Зонг” из-за нехватки питьевой воды утопил в море 133 живых скованных невольника. Примечательно, что прежде чем Олауда Эквиано привлек внимание аболициониста Грэнвиля Шарпа к сути произошедшего на “Зонге”, работорговцев преследовали по суду лишь за мошенничество со страховкой[340]340
  Walvin Black Ivory, pp. 16f.


[Закрыть].

Особенно поразительное различие между Северной и Южной Америкой состояло в отношении к “смешению рас”. В Северной Америке межрасовые браки были табу. Латинская Америка сразу приняла как данность и смешанные браки, и рожденных в них детей: метисов, мулатов, самбо и так далее. Сам Писарро женился на инкской женщине, Инес Вайлас Юпанки, и та родила ему дочь Франсиску[341]341
  Rostworowski Doña Francisca Pizarro.


[Закрыть]. К 1811 году “полукровки” составляли более трети населения испанских колоний в Америке, то есть их было столько же, сколько аборигенов, и больше, чем креолов чисто испанского происхождения (менее Ys). В xviii веке в Бразилии мулаты составляли 6 % рабочих на плантациях (это были преимущественно африканцы) и около Уъ ремесленников и управляющих. Они составляли низший класс в Португальской империи.

В Соединенных Штатах, напротив, власти всерьез пытались воспрепятствовать межрасовым бракам – или, по крайней мере, отрицали их законность. Это было отчасти практическим следствием другого различия. Англичан, ехавших в Америку, нередко сопровождали женщины с Британских островов, а испанские и португальские мужчины-колонисты ехали за океан в основном одинокими. Среди 15 тысяч имен в Catdlogo de Pasajeros a Indias, списке испанцев, перебравшихся в Новый Свет в 1509–1559 годах, всего 10 % – женские. Результат нетрудно предсказать. Группа ученых во главе с Андре Руисом-Линаресом изучила митохондриальную ДНК (мтДНК) представителей 13 латиноамериканских популяций метисов в 7 странах, от Чили до Мексики. В Латинской Америке европейцы брали в жены индеанок и африканок[342]342
  Wang et al. Geographic Patterns.


[Закрыть]. Исследования в Медельине (Колумбия), где население считается “чисто” испанским, это подтверждают. В одном образце Y-хромосома (наследуемая только по отцовской линии) оказалась примерно на 94 % европейской, на 5 % африканской и всего на 1 % индейской, тогда как мтДНК (унаследованная от матери) оказалась на 90 % индейской, на 8 % африканской и на 2 % европейской[343]343
  Carvajal-Carmona et al. Strong Amerind/White Sex Bias; Bedoya et al. Admixture Dynamics.


[Закрыть].

Нельзя сказать, что в Северной Америке смешения рас не было. Томас Джефферсон – лишь самый известный американец, который прижил детей со своей рабыней. В Британской Америке к концу колониальной эпохи насчитывалось около 60 тысяч мулатов. Сегодня от пятой части до четверти ДНК большинства афроамериканцев имеет европейское происхождение. При этом модель, укоренившаяся в колониальный период, была в сущности бинарной: человек даже с “каплей” афроамериканской крови – с единственным чернокожим дедом или бабкой – считался в Виргинии чернокожим независимо от того, насколько светла его кожа или европеоидны черты лица. Межрасовый брак в Виргинии считался преступлением уже с 1630 года и в 1662 году был юридически запрещен. Колония Мэриленд приняла подобный закон годом ранее. Век спустя после основания США не менее чем в 38 штатах были запрещены межрасовые браки. Даже в 1915 году в 28 штатах сохранялся этот запрет, а 10 из этих штатов зашли настолько далеко, что сделали его конституционным положением. В декабре 1912 года была даже предпринята попытка исправить Конституцию США так, чтобы “навсегда” воспрепятствовать межрасовым бракам[344]344
  Ferguson War of the World, pp. 20–22.


[Закрыть].

Поэтому пункт назначения – Северная или Южная Америка – для африканцев-невольников был все же важен. В Латинской Америке они оказывались в “плавильном котле”. У раба-мужчины появлялся шанс получить свободу, если он переживет первые несколько лет тяжелого труда, а рабыня вполне могла родить ребенка смешанной крови. Увезенные в США невольники попадали в общество, где различие между белыми и черными определялось и поддерживалось гораздо строже.

Расовый состав населения Нового Света, 1570–1935 гг.

Прим. Данные о населении смешанного происхождения недоступны.

Как мы видели, именно Джон Локк сделал частную собственность основанием политической жизни в Каролине. Но он имел в виду не только земельную собственность. Статья 110 его “Основных законов” гласила: “Каждый свободный гражданин Каролины приобретает неограниченные полномочия по распоряжению своими негритянскими рабами, какого бы… вероисповедания они ни были”. Для Локка рабовладение было частью колониального проекта. Невольники не могли быть ни землевладельцами, ни избирателями. В дальнейшем законодатель стремился следовать этому принципу. Параграф X Кодекса Южной Каролины о рабах (1740) наделял любого белого правом задерживать и пытать раба, обнаруженного вне дома или плантации и не сопровождавшего другого белого. Параграф XXXVI запрещал рабам покидать плантацию, особенно вечером в субботу, в воскресенье и по праздничным дням. Нарушители могли быть подвергнуты “умеренной порке”. Параграф XLV запрещал белым учить рабов читать и писать.

Последствия в некоторых районах США заметны и сегодня. Побережье галла простирается от острова Сэнди (Южная Каролина) до острова Амелия (Флорида). У людей, живущих здесь, собственный язык, кухня и музыка[345]345
  Creel Peculiar People.


[Закрыть]. Некоторые антропологи полагают, что галла – это искаженное “Ангола”, откуда, возможно, происходят предки этих людей. Это вполне вероятно. С середины xvii века до 44 % рабов прибыло в Америку из африканского региона, называемого тогда Анголой (современная Ангола плюс область между Камеруном и северным берегом реки Конго)[346]346
  Eltis Volume and Structure, table 1.


[Закрыть]. Треть рабов, прошедших через Чарлстон, привезли из Анголы[347]347
  Schaefer Genealogical Encyclopaedia; Thornton and Heywood Central Africans.


[Закрыть]. Большинство из них происходили из племени мбунду на территории государства Ндонго (титул правителя, ngola, дал название современной стране). Они рассеялись от Бразилии до Багамских островов и Каролины.

Тот факт, что и сейчас в Южной Каролине жива память об Анголе (в том числе в виде следов языка кимбунду), очень примечателен. Люди, живущие здесь, происходят непосредственно от африканцев, их генофонд почти не разбавлен. Сохранение культуры галла свидетельствует об устойчивости расовой дискриминации в таких штатах, как Южная Каролина. У ангольцев в Южной Америке было гораздо больше шансов избежать ужасов рабства. Иногда бежали в буквальном смысле, как беглецы из Пернамбуку, основавшие глубоко в джунглях нынешнего бразильского штата Алагоас республику (киломбу) Палмарис. В лучшие времена население этого небольшого государства с избираемым вождем превышало 10 тысяч человек. Основанное в самом начале xvii века образование португальцы сумели разгромить лишь в 1694 году. Судьба галла Джека Притчарда, раба, планировавшего в 1822 году восстание против бакра (белых) в Чарлстоне, сложилась иначе. Притчарда повесили. Как ни странно, “страна свободных людей” стала почти для Уь своего населения “страной вечных невольников”. К северу от Рио-Гранде рабское состояние стало наследственным.

Эта аномалия – рабство в обществе, полагающем себя свободным, – могла быть устранена лишь после войны между южными штатами, защищающими рабство, и северными, борющимися с рабовладением. (Возможно, военная поддержка англичанами Конфедерации привела бы ее к победе над США, однако этот поворот событий всегда был почти невероятен.) Хотя Гражданская война покончила с рабством, многие американцы еще более века считали, что обязаны процветанием своей страны барьеру между белыми и черными. Уже в 20-х годах XIX века Эдвард Эверетт написал в “Североамериканском ревю”:

Мы не имеем ничего общего с Южной Америкой… Мы разного происхождения… Никакие договоры между нами, никакие посланники, которых мы могли бы отправить к ним, никакие деньги, которые мы могли бы им одолжить, не превратят их… Боливаров в Вашингтонов[348]348
  Langley Americas in the Age of Revolution, p. 240.


[Закрыть].

Белые расисты следующего поколения видели в сегрегации основную причину того, что США процветают, а “нечистокровные” народы Латинской Америки прозябают в нищете, а в некоторых случаях еще и “заражены” коммунизмом. Выдвинув лозунг “Сегрегация сейчас, сегрегация завтра, сегрегация навсегда”, алабамский губернатор Джордж Уоллес представил расовую обособленность ключом к истории успеха Америки. В 1963 году в инаугурационной речи Уоллес заявил:

Этой нации предначертано стать не единым целым… а союзом многих… Именно здесь кроется причина того, почему наши свободолюбивые предки основали штаты и разделили между ними права и полномочия, чтобы никакая центральная власть не завладела контролем над всем государством… То же предначертано относительно рас… У каждой расы в определенных рамках есть свобода преподавать… учить… развиваться… просить и получать надлежащую помощь от других изолированных расовых групп. Это и есть великая свобода с точки зрения отцов-основателей Америки… Но если мы сольемся в единое целое, как проповедуют коммунистические философы… наше благополучие… свобода развития…. уйдут навсегда. Мы превратимся в… общество полукровок с единым всемогущим правительством.

Уоллес не был уж вовсе неубедительным: на президентских выборах 1968 года за него проголосовало 10 миллионов американцев (13,5 %).

И все же думать, будто своим успехом США обязаны сегрегации, глупо. Неверно, как Уоллес, считать, будто США наслаждаются покоем и достатком (в отличие от Венесуэлы или Бразилии) благодаря запрету смешанных браков и целому ряду других межрасовых барьеров, разъединивших белых и чернокожих дома, в больницах, школах, колледжах, на работе, в парках, бассейнах, в ресторанах и даже на кладбищах. Северная Америка стала богаче Южной потому и исключительно потому, что английская модель, предполагавшая наличие широкого слоя частных собственников, а также демократию, работала лучше испанской модели, подразумевавшей авторитаризм и концентрацию богатства в руках немногих. Рабство и сегрегация вовсе не были необходимы для успеха Америки. Напротив, они явились помехами для развития, и последствия еще дают о себе знать в социальных проблемах, которые и сейчас терзают многие афроамериканские общины: подростковой беременности, отставании в образовании, злоупотреблении наркотиками и непропорционально высоких шансах оказаться за решеткой.

Нынешний президент США – человек, рожденный белой матерью от чернокожего отца (во времена Боливара его назвали бы каста). Даже на выборах в Виргинии он обошел прославленного ветерана войны шотландско-ирландского происхождения. Это казалось фантастикой еще 30 лет назад, когда я впервые посетил американский Юг. Сейчас мало кто помнит, что до 1967 года в 16 американских штатах действовали законы, запрещающие межрасовые браки, и лишь Верховный суд, вынося решение по делу “Супруги Лавинг (Loving) против штата Виргиния” (1967), признал, что в Соединенных Штатах запрет межрасового брака неконституционен. При этом в конституции штата Теннесси соответствующая статья сохранялась до марта 1978 года, а штата Миссисипи – до декабря 1987 года. С тех пор межрасовые отношения в Америке сильно изменились.

В то же время люди на улицах многих североамериканских городов все сильнее напоминают южноамериканцев. Интенсивная миграция из Латинской Америки, особенно из Мексики, означает, что через 40 лет неиспаноговорящие белые американцы, вероятно, окажутся в меньшинстве[349]349
  Eichacker Blacks Attack!


[Закрыть]. К тому времени США могут фактически (если не юридически) стать двуязычными. Американская перепись выделяет 4 “расовых” категории: “чернокожие”, “белые”, “коренные американцы” и “азиаты либо выходцы с островов Тихого океана”. Если исходить из этой классификации, то один из 20 детей в США имеет смешанное происхождение. Число смешанных пар в 1990–2000 годах увеличилось вчетверо – примерно до 1,5 миллиона. Поэтому избрание в 2008 году Барака Обамы на президентский пост не кажется совсем невероятным.

Одна из наиболее быстро развивающихся стран мира – пестрая Бразилия. Ключом к ее успеху (бразильское общество сих пор одно из самых неравных) стали давно назревшие реформы, направленные на предоставление значительной доли населения возможности обзавестись собственностью и делать деньги. После более чем вековой опоры на протекционизм, импортозамещение и вмешательство государства в иных формах большая часть стран Латинской Америки (за исключением, к сожалению, Венесуэлы) с 80-х годов добилась экономического подъема благодаря приватизации, зарубежным инвестициям и ориентации на экспорт[350]350
  Haber Development Strategy.


[Закрыть]. Дни, когда экономика региона колебалась между гиперинфляцией и дефолтом, кажется, уходят. В 1950 году ВВП Южной Америки составлял менее 1/5 американского. Сегодня он приближается к трети.

Сейчас, спустя 500 лет с начала завоевания и колонизации, разрыв между бывшей Британской и Латинской Америкой сокращается. В Западном полушарии складывается американская цивилизация – своего рода запоздалое осуществление панамериканской мечты Боливара.

Теперь, чтобы понять, как расовый вопрос приобрел такую остроту, нам следует обратиться к Африке как объекту европейской колониальной экспансии. В речи, с цитирования которой я начал эту главу, Черчилль (его собственная карьера началась в Судане и Южной Африке) задавал главный для строителей империи вопрос: “Почему принципы, сформировавшие свободную, правовую, толерантную цивилизацию Британских островов и Британской империи, не могут считаться пригодными для организации этого беспокойного мира?” Цивилизация, как он ее понимал, укоренилась в Северной Америке – в США и в ее областях, оставшихся под властью англичан. Она расцвела даже в засушливой Австралии. Но почему не в Африке?

В Америке 4 европейские державы пытались “экспортировать” свою культуру (5 – если считать голландские Суринам и Новый Амстердам, ныне Нью-Йорк, 6 – шведский Сан-Бартелеми, 7 – датские Виргинские острова, 8 – русские поселения на Аляске и в Калифорнии). В африканской гонке участвовало еще больше держав, и сильнейшим конкурентом Великобритании оказалась страна, которую прежде та успешно обошла в Америке: Франция.