Текст книги "Универсум одиночества: социологические и психологические очерки"

В обществе, где реальный успех не обусловлен законопослушанием, неизбежно начинают превалировать настроения, превозносящие судьбу, везение, игру случая и т. д. Это влечет за собой распространение аномии, которая, в свою очередь, отрицает обычные добродетели, как то – старательность, честность, доброта. Они представляются просто недостаточными и маргинальными. В этом случае и появляется на сцене общества всякого рода мистика и мифология.

Однако ссылки на случай и удачу выполняют различные функции, в зависимости от того, делаются они теми, кто достиг акцентируемых культурой целей, или же теми, кто не достиг их. Для первых, с психологической точки зрения, они являются обезоруживающим выражением скромности. Утверждение о том, что один был более удачлив, чем остальные, столь же заслуживающие счастливой случайности, действительно, далеко от какого-либо самодовольного хвастовства. С социологической точки зрения, объяснение преуспевающими людьми своих достижений с помощью понятия «удача» выполняет двойственную функцию – объясняет причины частого несоответствия заслуг и вознаграждений и, таким образом, предохраняет социальную структуру от критики. Это способствует еще большему увеличению данного несоответствия, ибо каждому, в принципе, может повезти при прочих равных обстоятельствах. Если успех есть прежде всего дело случая, слепой природы вещей, если в определенный момент он врывается в твою жизнь, и ты не знаешь, откуда он приходит и куда идет, то, очевидно, он неподвластен контролю и степень его влияния одна и та же, какова бы ни была социальная структура.

Для тех, кто не достиг акцентируемых культурой целей и особенно для тех, кто не получил достаточного вознаграждения за свои усилия и заслуги, идея случая выполняет психологическую функцию сохранения самоуважения перед лицом неудач. Она также может привести к исчезновению мотивации, поддерживающей длительные усилия по достижению цели. С социологической точки зрения, идея случая может отражать недостаточное понимание социальной и экономической систем, а также оказаться дисфункциональной, отвергая рациональный подход к осуществлению структурных изменений в сторону более справедливого распределения возможностей и вознаграждений.

Ориентация на случай и риск, акцентируемая напряжением от нереализованности стремлений, позволяет объяснить отмеченный выше интерес представителей определенных социальных слоев к рискованным предприятиям – институционально запрещенным, не предписываемым и не предпочитаемым способам действий [240, р. 202]. У тех же, кто не использует идею удачи для объяснения колоссального разрыва между заслугами, усилиями и вознаграждением, может развиться индивидуалистическое и циничное отношение к социальной структуре. Ярким примером последнего является широко распространенный афоризм: «Ценно не то, что ты знаешь, а то, кого ты знаешь».

Культурное акцентирование экономического успеха для всех и социальная структура, слишком сильно ограничивающая практическое использование одобряемых средств большинством, вызывают побуждение к инновативной деятельности, отступающей от институциональных норм. Но подобная форма приспособления возможна только при несовершенстве социализации индивидов, позволяющей им пренебрегать институциональными средствами, сохраняя при этом устремленность к успеху. Тех же, кто прочно интернализировал институциональные ценности, аналогичная ситуация, скорее всего, приведет к противоположной реакции отвержения цели и сохранения соответствия нравам. Остановимся на ней более подробно.

Ритуализм

В лаконичном определении ритуализм представляет собой отказ от стремления к выдвигаемым структурой целям при сохранении полной лояльности нормативным требованиям, определяемым этой структурой. «Не надо высовываться», «Не нашего ума дело», «Надо жить спокойно» и т. д. – вот основные языковые формулировки, выражающие ритуалистическую установку. Это тип приспособленца, который не задает лишних вопросов, а плывет по течению, подчиняясь логике существующей системы. В каком-то смысле ритуализм содержит в себе мотивацию отклоняющегося поведения, ибо он игнорирует существующие цели структуры. Но это отклонения, не угрожающие обществу, ибо они не ведут к расстройству институциональной структуры.

Ритуалист может потерять свой престиж в глазах общественного мнения, требующего активного и энтузиастического признания культурных целей. Но вместе с тем ритуалист не будет исторгнут этим обществом, ибо он не совершает явных отклонений Согласно мнению Мертона, именно ритуалисты составляют то, что мы называем народом, нацией и т. д. При всех изломах и виражах исторического процесса эта традиционалистски-ритуалистическая масса образует молчаливое большинство населения любой страны. И даже такие катаклизмы как революции и гражданские войны, в принципе, не до конца расшатывают инерцию покоя или равномерного движения конформистов от норм социальной структуры.

Американский социолог отмечает, что этот тип приспособления будет весьма распространенным в обществе, в котором социальный статус индивидов в значительной степени определяется их экономическими достижениями. Непрекращающаяся конкурентная борьба вызывает острое беспокойство индивидов по поводу своего статуса. Один из способов уменьшения этого беспокойства – постоянное снижение уровня притязаний. Формулировки «А мне и не нужна эта крысиная гонка за успехом», «Высоко взлетишь – больно будет падать» выражают позицию отстранения от культурных целей общества, основанного на культе успеха.

Ритуализм снимает угрозу социального риска и одновременно стремление к повышению социальной эффективности. Если инновация (второй тип приспособления) возникает среди американцев нижнего класса как реакция на фрустрирующее несоответствие малых возможностей и господствующего акцентирования больших культурных целей, то ритуализм должен иметь место преимущественно среди американцев нижнего среднего класса. Ведь именно в последнем родители обычно оказывают продолжительное давление на своих детей в сторону прочного усвоения ими моральных наказов общества, да и успешный общественный рост там менее вероятен, чем в верхнем среднем классе. Сильное дисциплинирующее воздействие, побуждающее к соответствию нравам, уменьшает вероятность инновации и увеличивает вероятность ритуализма.

Следует еще раз подчеркнуть, что Мертон рассматривает лишь формы приспособления к противоречиям культурной и социальной структур и не останавливается на характеристике типов личности. Индивиды, подверженные влиянию этих противоречий, могут переходить от одного типа приспособления к другому. Можно предположить, например, что некоторые ритуалисты, безоговорочно соответствующие институциональным правилам, превратились в бюрократических виртуозов и проявляют чрезмерную конформность, стремясь таким образом загладить чувство вины за свою прежнюю нонконформность (т. е. инновативное приспособление). А иногда случающийся переход от ритуализма к драматическим разновидностям незаконного приспособления хорошо описан в клинических историях болезни и излагается в проникновенных романах. Вспышки открытого неповиновения сменяются продолжительными периодами сверхуступчивости [240, р. 206]. Однако, несмотря на довольно высокую обусловленность психодинамических механизмов ритуализма характером социализации индивида в семье, многие исследования все еще не могут объяснить, почему в одних социальных слоях и группах этот тип приспособления встречается чаще, чем в других. Мы же просто обозначили один из возможных подходов к социологическому изучению данной проблемы.

Ретритизм

В стабильных обществах ретритизм, т. е. одновременный отказ от культурных целей и институциональных средств, как признает Мертон, встречается достаточно редко. Ретритизм (от англ. retreat – бегство) дает возможность жить в обществе, не входя в его структуру, располагаясь при этом на относительно ослабленных функциональных границах структуры, входя в состав маргинальных групп.

В социологическом смысле ретритисты – это чужаки, выпавшие из сетки координат культурных целей и институциональных средств. В английском (прежде всего американском английском) языке выработан термин drop out (сущ.) – тот, кто выпал из общества, противопоставил себя существующей структуре. Однако в условиях современной цивилизации, когда покинуть общество в полном смысле этого слова практически невозможно (например, робинзонада, уолденский эксперимент Генри Торо становятся практически нереальными в силу тотального характера общественной системы), ретритисты создают свою субструктуру (и соответственно, субкультуру) в рамках существующей системы. К типичным случаям ретритизма относят лиц с психическими отклонениями, создающих свой загерметизированный мир интимных переживаний, отверженных, бродяг, бомжей, хронических алкоголиков и наркоманов.

Процесс вытеснения индивида из социальной структуры в большинстве случаев носит постепенный характер. Однако в итоге осуществляется бегство от требований общества, которое характеризуется пораженчеством, успокоенностью и смирением. Это результат постоянных неудач в стремлении достигнуть цели законными средствами и неспособности прибегнуть к незаконным способам вследствие внутреннего запрета. В итоге полного крушения попыток достичь культурных целей законными, общепринятыми средствами ретритист одновременно отказывается и от того, и от другого варианта действий. И цели, и средства устраняются в качестве нормативно-ценностных ориентиров.

Но при всей своей эскейпистской направленности ретритистская реакция не означает полного разрыва с социальной структурой как таковой. Общество продолжает, хотя и на расстоянии, наблюдать за беглецами, контролируя их социальное поведение и не позволяя им нарушать правовые границы. Жить поодаль не означает жить вопреки. Демонстративный разрыв с существующими ценностями и правилами далеко не обязательно означает реальный выход за пределы системы. Например, такие по внешней форме крайние проявления ретритизма как диссидентская эмиграция и невозвращенчество, характерные для последнего периода истории СССР, по сути, не были окончательным разрывом с системой. Даже самые радикальные диссиденты-эмигранты продолжали постоянно соотноситься с советским обществом, которое они добровольно или вынужденно покинули. Соотноситься хотя бы и в форме последовательной его критики, зависимости от информации, получаемой с «того берега». Практика показала, что диссидентская эмиграция целиком и полностью была привязана к своей исторической родине – и духовно, и экономически (ибо источник ее существования за рубежом, как правило, был связан с публицистической деятельностью или преподаванием советологии). Таким образом, ретритизм приводит не к полному разрыву со структурой, а лишь к увеличению дистанции – своеобразному длинному поводку, на котором покинутая структура все же водит ретритиста.

Среди представителей общества ретритистский тип приспособления вызывает наибольшее порицание и агрессию. Если конформист устойчиво вызывает благосклонные оценки любым своим поступкам и считается добропорядочным гражданином, то ретритист, что бы он ни делал, оказывается предметом презрительной критики, он неблагонадежен по своему определению. Структура не может смириться с тем, что кто-то может покинуть ее орбиту, не заплатив дань подчинения и уважения к ней. Поскольку ретритисты открыто отказываются от успеха как завоевания высокого общественного статуса, это воспринимается как вызов общественному мнению. Отказ от цели – успеха позволяет им проходить сквозь структуру, практически не взаимодействуя с ней. Нельзя сказать, что общество, настаивающее на всеобщем стремлении к успеху, с легкостью принимает ретритистское отречение. Напротив, оно не допускает посягательств на свои ценности и неумолимо преследует тех, кто отказывается от борьбы за успех.

Выпавшие из общества ретритисты воспринимаются как заблудшие дети, которых следует вернуть на путь истинный. В лучших традициях христианского мессианства общество стремится направить такие личности на пути истины.

Подобная целеустремленность в отношении ретритистов объясняется вовсе не присутствующим в обществе альтруизмом и высокой нравственностью. С функционалистской точки зрения, общество охраняет границы свой системы от проявлений дисфункциональных реакций – будь то открытая преступность либо ретритизм, одинаково опасные (хотя и по-разному) для целей выживания системы. Этот тип приспособления является скорее индивидуальным, чем коллективным. Несмотря на то, что ретритисты могут тяготеть к контактам с представителями других форм отклоняющегося поведения и даже доходить до непосредственного участия в групповых субкультурах, их приспособления в значительно большей степени являются индивидуальными и изолированными, чем способными к объединению в рамках нового культурного кодекса.

Однако мощное движение контркультуры в США и других странах с середины 60-х гг. XX в. показывает, что ретритистская доктрина может приобретать разветвленные коллективные формы, вырабатывая свою собственную субструктуру. На пограничье этих двух типов структур возникают зоны диффузного взаимодействия. В итоге господствующая культура, в лице своих отдельных групп (например, либеральных интеллектуалов, молодежи), отчасти адаптирует принципы контркультуры. Это выражается в распространении либеральных (квазилиберальных) ценностей, которые прежде отрицались господствующей культурой и как бы ушли в ретритистскую культуру, а затем были восприняты заново (например, ценности социальной экологии и охраны природы, альтернативные формы сексуальной жизни, народное искусство, ценности этнической культуры малых народов и т. д.). При этом господствующая культура преобразует эти ценности, прежде всего пуская их на поток, коммерциализируя, приспосабливая к своим целям. Впрочем, несмотря на это, перемалывание контркультуры, ее глубоко проникающие споры насыщают все более тонкие капилляры господствующей социальной структуры.

С другой стороны, и ретритистская культура, первоначально делавшая акцент на своей неструктурированности как формообразующем принципе, постепенно усваивает от господствующей структуры некоторые ее организационные формы.

Принцип двойного функционального отражения показывает не безобидность ретритиста, который, покидая общество, не уходит из него навсегда. Уход имеет своей главной причиной желание снять синдром аномии и наполнить ценностный вакуум системой альтернативных убеждений. Поэтому ретритистская приспособительная реакция есть реакция сохранения социального равновесия, но в рамках иной (альтернативной) системы ценностей.

Мятеж

Мятеж, в отличие от ретритизма, выводит личность за пределы существующей социальной структуры и ведет к радикальному ее преобразованию. При этом личность не только отвергает существующий набор ценностей, норм и законоустановлений, но и предлагает свой, новый набор. Мятеж подразумевает отрицание существующей социальной структуры и всех связанных с ней нормативных регуляторов, замену их новыми. Такова социальная природа крайнего радикализма и революционности как реакции на требования системы.

Мертон справедливо предлагает отличать мятеж от бунта. Бунт представляет собой сочетание трех функциональных компонентов: во-первых, смешанное чувство ненависти, злобы и враждебности; во-вторых, ощущение собственного бессилия активно выразить эти чувства против человека или социального слоя, их вызывающих; в-третьих, периодически возобновляющееся переживание бесполезной враждебности. Если в случае мятежа желаемое, но недостижимое в сущности перестает быть желаемым и ценным, то бунт, напротив, не сопровождается подлинными ценностными изменениями.

Мятеж, в отличие от бунта, несет в себе прообраз новой структуры, которая может быть воссоздана на развалинах существующей. Бунт не имеет конструктивного элемента и, как это ни странно, не видит альтернативного набора ценностей. Мятеж, напротив, характеризуется полной переоценкой ценностей. Прямой или опосредованный опыт неудач ведет к полному осуждению существующей системы. В случае бунта осуждается то, что втайне желается. В случае мятежа осуждается желание само по себе. Однако, несмотря на различие этих понятий, организованный мятеж может сопровождаться наличием великого множества лиц, возмущенных и недовольных усилением дезорганизации существующей системы, а равно и бунтарей-анархистов, вписывающихся в структуру мятежа.

Мятеж как реакция приспособления возникает в случае, когда старая система оказывается препятствием на пути достижения целей, признаваемых законными самой этой системой. Поэтому система должна быть разрушена по причине ее несостоятельности. Но данное положение не отвергает организованную политическую деятельность, направленную на разрушение существующей структуры. С этой целью создается, теоретически оформляется и вносится в сознание определенных социальных групп миф альтернативного набора ценностей. Эти группы и становятся носителем мятежа в широком смысле слова, что приводит к столкновению двух систем мифологии – старой и новой.

Если побеждает мятежная система ценностей, она замещает прежнюю по всему спектру ценностных ориентации, т. е. осуществляется революционное преобразование всей структуры. Причем и старая, и новая системы социальной мифологии неизбежно вводят то, что Мертон называет монополизацией воображения. Поскольку в рамках старой системы существует немало обиженных индивидов и групп, а равно и в новой системе возникают группы лишенцев, то и тем, и другим идеологические системы внушают простые, чисто воображаемые решения сложных проблем.

Например, отживающая система призывает аутсайдеров «немного потерпеть», «провести в жизнь правильное решение», которое принесет им долгожданное процветание, и пр. Приблизительно то же делает и новая система, установившаяся в результате мятежа. Она также призывает потерпеть и пережить трудности переходного периода с полным осознанием великой исторической миссии перестройки ценностей.

Из всего сказанного Робертом Мертоном по поводу пяти приспособительных реакции становится очевидным один тезис, который социолог прямо нигде не артикулирует: любая социальная структура естественным образом разрушает личность, подводя ее к аномичному состоянию, глубоко противному человеческой натуре. Стремясь восстановить ценностный баланс, личность вырабатывает пять реакций, своеобразных каналов, по которым, взаимодействуя со структурой, можно обрести искомое равновесие. В точности следуя тексту американского социолога, можно сказать, что структура, основанная на принципе личного экономического успеха, «вызывает предрасположенность к аномии и отклоняющемуся поведению. Она формирует установку на преодоление конкурентов. До тех пор, пока эта установка, поддерживающая конкурентную систему, пронизывает все сферы человеческой деятельности и не существует чрезмерного культурного акцентирования „успешного“ результата, выбор средств в значительной степени остается в пределах институционального контроля. Когда же культурный акцент сдвигается с самого процесса конкуренции в сторону почти исключительного внимания к ее результатам, возникает напряжение, способствующее развалу регулирующей системы» [240, р. 211].

И хотя эта изначальная и даже априорная предрасположенность личности к аномии в ходе взаимодействия со структурой характерна не для всех слоев общества и исторических периодов, следует признать, что само поддержание равновесия ценностей и институциональных норм требует постоянной деятельности, направляемой, часто неосознанно, по одному или нескольким из указанных исследователем каналов. В противном случае сполна заявляют о себе аномия и сопутствующее ей одиночество – самосознание своей исторгнутости из социальной структуры.

Согласно мнению Мертона, главное средство противостояния аномии заключается в правильном семейном воспитании, направляющем ребенка по нужному руслу приспособления к требованиям структуры.

Взаимодействие ребенка и родителей – сложный процесс, который может либо предрасполагать ребенка к будущей аномии, либо элиминировать ее до возможных пределов.

Ребенок усваивает доминирующий тип приспособительной реакции, свойственной его родителям, и делает его как бы отправной точкой своей собственной социализации. Из этого вовсе не следует, что ребенок во всем копирует или будет копировать своих родителей, но в любом случае он выработает свою поведенческую реакцию на поведение родителей.

Мертоновский анализ аномии стал своеобразной социологической классикой. Рассмотренная выше схема приводится во всех учебниках по социологии. Марко Орру отмечает, что за пятьдесят с лишним лет, прошедших с момента публикации книги «Социальная структура и аномия», она была проанализирована, прокомментирована, изложена или раскритикована приблизительно в 250 статьях и книгах [261, р. 231].И несмотря на то, что с тех пор теории аномии существенно видоизменились и расширились, вклад американского исследователя в этот важнейший раздел социальной теории продолжает оставаться источником теоретической рефлексии.

Опираясь на общие принципы функционального анализа общества, Р. Мертон разработал и ввел в социологический оборот понятие «социальная структура» как наиболее универсальную характеристику данной социальной системы. Рассмотрение взаимосоотнесенности и взаимодействия культурных (ценностных) и институциональных (нормативных) компонентов социальной структуры позволило американскому социологу определить область возможного конфликта между этими двумя сферами, приводящего к возникновению аномии.

Функции, присущие всем элементам социальной системы, создают внутреннюю структурную решетку, которая поддерживает существование той или иной социальной общности. В этом смысле функция и социальная структура инварианты.

Социальная структура навязывает (подчас в скрытой форме) индивиду определенные культурные цели и набор институциональных норм их достижения. Она помещает его в строго определенную и функционально обусловленную позицию в структурной решетке общества. Этот процесс в принципе носит принудительный характер и вызывает реакцию отторжения со стороны индивида.

Общественная природа человека заставляет его искать модус сосуществования с системой или активного включения в ее структуру.

Отторжение и влечение в равной степени раскрывают нормальный характер отношения личности к социальной структуре.

Принудительный характер влияния социальной структуры влечет за собой два альтернативных следствия для личности: а) погружение в отчужденное и аномичное состояние с предрасположенностью к возникновению одиночества; б) выработку одной из приспособительных реакций (конформизм, инновация, ритуализм, ретритизм, мятеж).

Какая бы из перечисленных приспособительных реакций (или их комбинация) ни возобладала, социальная структура в любых своих модификациях порождает аномию. Социальная структура так или иначе оказывает давление на личность, заставляя ее пластично видоизменяться, что чаще всего не совпадает с внутренними интенциями данной личности. Это несовпадение может иметь открытый характер либо скрываться в недрах отклоняющегося поведения.

Р. Мертон, анализируя общественную систему, основанную на принципе материального успеха как основополагающей ценности, показал потенциальную предрасположенность этой системы к аномии. В качестве главного средства противостояния аномии в современном обществе американский социолог выделяет семейное воспитание и активную, сфокусированную социализацию.