Текст книги "Двадцать тысяч королей или гадание по Китайской Книге Перемен"

На этом приобщения к таинствам не закончились. Цыганка незаметно куда то испарилась. Но вскоре она вновь дала о себе знать. Ночью она вновь появилась в моем сне. Старуха привела меня в один из подземных храмов, коими изобилует Рим. Святилище было полно народа. Все они громко молились, держа в руках зажженные факелы. При моем появлении адепты стали молится заметно громче, словно пытались кого то предупредить – он пришел. Напевая свои гимны, толпа медленно двинулась к алтарю. Хотя никто не подавал виду, я чувствовал, что именно мне уготована некая роль в их таинственном шабаше. Я ловил украдкой брошенные на меня взгляды, свидетельствующие о молчаливом сговоре. – Как бы они меня не принесли в жертву, – подумалось мне.

Вот что означало загадочное poi цыганки. Я пытался успокоить себя, – староват я для жертвоприношения. И зачем тогда нужно было дарить мне загадочные иконы? Вскоре я увидел двух жрецов. Это были молодые мужчины, которым было не более тридцати лет. Их можно было бы принять за близнецов. Так они были похожи друг на друга. Но они не были братьями. Один из них был бел как лунь, смугл и кареглаз. На нем была белая ряса, вышитая причудливыми узорами из шемчуга и серебра. Казалось, она вместила в себя все звездное небо. Другой – сиял как солнце. Его белокурые волосы напоминали сияние солнца. Его васильковые глаза лучились теплотой. Этот жрец, скорее всего, был или славянином или, может быть, германцем. Ряса же его была пурпурно красной, вышитой золотой нитью. Странным было то, что жрецы, казалось, не замечали друг друга. Каждый был отдельным центром притяжения. При этом, каждый являлся зеркальным отражением другого.

Тем временем, увлеченный толпой, я попал в сакральное пространство храма. Тут на ярко освещенном алтаре стоял обнаженный отрок неземной красоты. Откуда то доносился гимн в честь чудного отрока: На любое желание откликнется, понимая чужие чаяния. Всех освятит, чувствуя свою сопричастность чужому вдохновению. Каждого облагодетельствует сообразно его устремлению. Покажет каждому его сокрытое. Ведь он безначален как Солнце, безначален как Луна. Подойдя поближе, я заметил, что в подбрюшье у божественного отрока вместо мужских гениталий сияет женское лоно. Адепты поочередно приближались к алтарю и прикладывались устами к этому чуду природы. Я понял, что приложиться нужно будет и мне. Иначе они меня точно заколят. Что было дальше, я не помню. Помню лишь невинный ясный взгляд отрока. Как мне показалось, ему самому утомительно было участвовать в этом священнодействии. Но он привык к нему. Это был его крест.

После того, как все закончилось, присутствующие хором запели: Вот оно Черное Солнце, которое завтра явит нам Новый Свет. Все разом уставились на меня. Животный страх не покидал меня: – Кто его знает, какие еще выкидоны приберегли адепты. При этом завораживающе звучали весьма странные слова мистического гимна, который самозабвенно пели члены братства. – Ты наш Светом укрытый Мрак. Свет, как правило, освящает, а не укрывает Мрак, – подумалось тогда мне. Заметив мое смущение, ко мне подошла цыганка и успокоила: – Теперь ты посвященный в мистерии братства Солнца и Луны. Перед тобой теперь открыты врата Вечного города.

У меня отлегло от сердца, что я остался жив. А что касается всяких там таинств, то шут с ними. Кому то ведь нужно время от времени тащить на себе их бремя. После, всякий раз, наблюдая солнечное затмение, я мылено возвращался в Латеран, в тот памятный день, когда стара цыганка подарила мне послание от братства Солнца и Луны.

ПОВЕЛИТЕЛЬ ВРЕМЕНИ. ЗНАКОВАЯ ВСТРЕЧА НА АВЕНТИНЕ

Гадание по китайской Книге Перемен: «Встретишь подобного тебе Хозяина. Даже если ты равен с ним, хулы не будет. Если отправишься, то будешь награжден. (Гексограмма Фын)».

Я заочно попросил Великого Стража Рима дать возможность увидеть сохранившиеся атрибуты магического величия этого города. Ибо Рим никак не хотел открывать своих тайн. Более того, он всегда молча, с легкой издевкой, порабощает каждого, кто посягает на его потаенное нутро. Для Рима все гости являются одной большой безликой толпой. Он устал разговаривать с посланцами разных миров, которые из века в век прибывают сюда.

Мой ночной гений ответил мне, что не правилах Великого Стража всуе рассуждать о вещах священных и потаенных. И только после длительных уговоров, которые напоминали скорее мольбу, он, кажется, несколько смягчился. Ночной гений посоветовал мне найти в Риме волшебную ладью Леонардо; посетить гробницу императора Нерона; понять эзотерическую сущность главного вопроса христианства, ответ на который может открыться мне в главном соборе Рима; проникнуться духом таинств бога Митры, о которых может поведать поверженный галл Кампидольо; решить какой из холмов этого города является самым главным и, наконец, попытаться понять, какую герметическую информацию таит в своем образе римская волчица.

Я обессилено застонал. Некоторые из этих вопросов я задавал себе не раз. И если до того я не мог найти вразумительного ответа на них, то вряд ли сумею сделать это сейчас. Тем более, эта тема, откровенно говоря, мало кого волнуют. Только, может быть, таких же чудиков как и я, которым, кажется, не чем больше заняться и не о чем больше думать.

По Риму лучше всего прогуливаться в субботу утром, когда он ненадолго освобождается от засилья людей и автомобилей. Цирко Массимо, окруженный руинами дворцов Палатина, был окутан легкой утренней дымкой. Лишь одинокие любители спортивной пробежки нарушали идиллию девственности, которая царила здесь. Если бы не эти бегуны, довольно легко можно было бы потеряться в измерении времени. Вероятно, и тысячелетия назад глаз радовали такие же мирные картинки. Так же стройные пинии украшали пейзаж. Такая же майская песнь птиц ласкала слух, а зелень свежей травы покрывала огромное пространство легендарного цирка, на поле которого грубые римляне когда то обесчестили изнеженных девиц из соседнего племени сабинов. Немного воображения, и нынешние руины дворцов вполне можно было бы принять за вселенскую стройку молодого Рима. Когда он только строился и набирался сил.

Рим на этот раз, кажется, лишь на мгновенье отошел от своего летаргического сна и, как мне показалось, готов был к диалогу. Я незаметно дошел до бычьего форума. Места, весьма сакрального для Рима. Здесь некогда располагался городской порт. Но что более важно, к этим берегам в седой древности причалила ладья с Ромулом и Ремом. Где то в этих зарослях вскормила сирот своим волчьим молоком сердобольная римская волчица. Говорят, что она звалась Lupa –так же как и русская Люба. Поэтому это место всегда лелеялось римлянами, и бум строительства благополучно обошел его стороной. Римляне относились к этому месту с чувством, в котором переплетались и благоговение перед ветхой стариной, и трепетный страх перед забытыми богами. Храмы, отстроенные здесь на заре истории, никто не решался сносить, и они благополучно дожили до наших дней. Храм богине Весте наряду с храмом богу Портуну относится к самым древним священным постройкам Рима.

Стендаль в «Итальянских очерках» пишет, что в его время в храме Портуна обосновалась неведомая христианская секта. Тут они устроили свое капище и молились своему Богу. Было в этом что то колдовское и мистическое. Казалось естественным, что представители этой секты обосновались именно в древнем храме и проводили здесь свои таинственные мессы. Священника своего они называли словом тертер, что не могло не навести на мысль об их особом договоре с силами тартара.

Сегодня же здесь никого не было. На дверях храма висел большой амбарный замок, а на ступенях портика вальяжно расхаживали римские коты, держа хвост пистолетом. Наверное, так и должно быть, если вы видите сон. Там, во сне, тоже очень мало людей. Мне показалось это место до боли знакомым и родным. Я невольно начал молиться. Кому? Не помню. Кому то родному.

Вскоре подъехал полупустой городской автобус. Ведомый провидением, я сел в него. На задней площадке группа молодых цыганок о чем-то громко и возбужденно спорила. Возможно, так они отвлекали внимание доверчивых пассажиров от своих сомнительных делишек. Я стоял рядом с этими девицами, Мне нравилось быть в окружении их молодой энергии, бьющей через край. Нравилось смотреть на них. Напротив сидел добрый дедушка– итальянец. Это был обеспеченный буржуа в дорогом шерстяном костюме с галстуком-бабочкой. Весь его облик свидетельствовал о его высоком социальном статусе. Старик подмигнул мне озорными синими глазами и заговорчески, четко проговаривая каждый слог, промолвил: – A-ten-zi-o-ne! Так он предостерегал меня от суетливой компании. Меня не покидало странное чувство, что уже где то видел старика. Тут взгляд одной из молодых цыганок пронзил меня. И ее лицо так же показалось мне знакомым. Цыганке было лет шестнадцать – семнадцать. Я словно привороженный смотрел на нее, пока меня не осенило. Так ведь это же вчерашняя старуха, которая околдовала меня на площади Латеранского Собора. Откровенно говоря, мне стало как то не по себе, если не сказать – жутковато. И дело тут было вовсе не в поразительном сходстве старухи и девицы. Дело было в другом. Девица – старуха так же узнала меня. Кажется, она давно была готова к нашей новой встрече и, не исключено, спланировала ее, прибегая к помощи черной магии и цыганских заклинаний своих предков. Более того, мне показалось, что она помнит мой поцелуй, которым я одарил ее во сне. Он всю ночь жег мне губы. Казалось, что поцелуй этой ехидны теперь нас колдовским образом связывает. Мы вроде как с нею уже любовники, и отвязаться от этой ведьмы, кажется, нет никаких шансов.

Я обернулся к старику. Последний сочувственно смотрел на меня, словно меня приговорили к каторге. Вся его игривость куда то бесследно испарилась, как утренний авентинский туман. Вы, наверное, догадались, что я узнал и старика. Стариком был Я, постаревшим лет на пятьдесят. Вот такая магическая метаморфоза. Целуйся после этого с колдуньями. Теперь я уже не помню, почему тогда решил, что старик является Великим Стражем Рима. Возможно, что кто-то стер у меня в памяти эту информацию. Но, скорее всего, подобный провал в памяти объясняется ирреальностью происходящего. Во сне редко встречаются логические объяснения. Как я мог быть Главным Стражем Вечного Города? Как это было вообще возможно? Бред душевнобольного, да и только. Дабы развеять наваждение, на ближней остановке я вышел из автобуса и медленно побрел по набережной Тибра. Этот участок вековечной реки девственен, благодаря скалистым отрогам Авентина, которые здесь круто возвышаются над ней. Наверху в утренних лучах сияла крепость Рыцарей Мальтийского ордена с гордо реющим красным стягом. Тогда я не придал этому должного внимания.

Нужно было переосмыслить случившееся. Кажется, некто поиграл с моим воспаленным сознанием. Мне подумалось, что этим невидимым шутником мог быть Рим. Вернее, его душа. Такие мысли зародились, когда я провожал взглядом медленно текущие волны Тибра. Волны словно говорили, что они являются аллегорией безграничного времени, которое так же плавно течет, связывая разные эпохи истории этого волшебного города. Воды Тибра ласкали эти девственные берега, когда здесь обитали этруски. Они так же будут течь и тогда, когда этот город окончательно умрет, и люди навсегда покинут его. Они текли тут, когда меня не было на этом свете, Текут, когда я сейчас смотрю на них. И они же будут течь, когда я буду глубоким старцем, которого я несколько минут назад встретил в параллельном мире. Тибр свидетельствовал: – Видишь, Я соединяю эпохи.

Тут мне привиделся мой Патриарх. У него был весьма странный облик индийского брахмана, нагота которого была прикрыта тонкой полоской потрепанной ткани. На его лице выделялась длинная седая борода, напоминающая воды Тибра. И уже Андрей Александрович продолжил монолог Тибра: – Что есть прошлое, Я отменяю. Что есть настоящее, Я понимаю. Что в будущем будет, Я видеть могу. Это видение обнажало нечто потаенное в образе моего наставника. Он, по всей видимости, действительно принадлежал к касте жрецов, хранивших Время. Инициируя те или иные политические перемены в обществе, он, казалось, регенерировал те события, которые уже давно произошли. Тем самым он обеспечивал преемственность мировой истории. С точки зрения этих жрецов не существовало прошлого или настоящего, а тем более, будущего. Прошлое существовало в настоящем. Настоящее – в прошлом. Он, как Владыка времени, по своей прихоти открывал ту или иную страницу небесной книги мировой истории, которая непонятно кем написана раз и навсегда. Очевидно, в подобной деятельности была некая необходимость. Абстрактная история, иными словами – обремененное событиями время, должно было периодически обновлять себя.

Мне, казалось, я понял сакральную символику Тибра. В его образе римляне почитали небесное время, иными словами – вечность. Наверное, поэтому Рим и называют Вечным городом. Примечательно, что Тибр на латыни называется Твер и является тезкой реки, которая находится в Северной России. Последнее в очередной раз свидетельствовало о протославянских корнях загадочных этрусков. Если это было так, то название Тверь (Тибр), скорее всего, означает Дверь в иные измерения. Именно в Риме возможен подобный переход. Я пытался вспомнить еще многое другое, что отвлекло бы меня от наваждения и помогло бы вернуться в мир яви. Но это, откровенно говоря, плохо удавалось. Поэтому я счел благоразумным успокоиться и отдаться на милость Гению Рима.

P.S. Много позже Гений Рима показал мне свой лик. Он был запечатлен в виде гигантской статуи речного божества, рядом с которой человек кажется таким незначительным. И дело тут заключалось не столько в размерах этого мраморного истукана, сколько в божественной одухотворенности его лика. Эта статуя и поныне должна лежать во дворе Paazzo Nuovo, на Капитолии. Конечно, если ее оттуда никто до сих пор не убрал.

СМОТРИНЫ В МОСКОВСКОМ ДОМЕ ЛИТЕРАТОРОВ. ВВЕДЕНИЕ В СВЕТ

Гадание по китайской Книге Перемен: «И кривой может видеть. Благоприятна стойкость. (Гексограмма Цзянь)».

Мне приснился странный Сон. Я находился в английском посольстве. Парадный готический зал, был увешан бордовыми знаменами. На этих гобеленах золотыми нитями вышит грозный Змей, увенчанный короной. Рыцарские штандарты были прикреплены у самого потолка залы, который находился весьма высоко. Там же у потолка выбиты готические окна. Все торжественно и красиво. У стен располагались длинные дубовые скамьи, украшенные весьма вычурной резьбой. Каменный пол прикрывали истертые афганские ковры. В том сне я упорно чего-то искал и не мог оторваться от своих поисков. Самым неприятным было то, что я не знал, чего ищу. Это было нечто очень важное. Неожиданно в залу вошла группа арабских шейхов в белоснежных рясах. Мажордом посольства шепнул мне, что шейхи пришли совершить пятничный намаз, и молиться они будут именно в этой праздничной зале английского посольства. Шейхи встали в круг, обнявшись за плечи друг друга. В центре круга находился их избранник. Я не знал как вести себя при молитве арабских шейхов, но, к счастью, сон прервался, и я проснулся.

Видение предвещало дипломатическое рандеву. На очередном заседании политсовета партии, ближе к концу, вошел исполнительный секретарь. Он стал раздавать некоторым из присутствующих приглашения на презентацию новой книги Андрея Александровича. Товарищи, которые приглашения не получили, робко переглядывались. Они явно были унижены и ущемлены. Возможно, это один из любимых дипломатических приемов – когда одни прилюдно получают приглашения, а другие – должны подумать о своем ничтожном месте в этом мироздании, а конкретно, в Партии.

Презентация новой книги была намечена в Доме Литераторов. Собралась довольно разношерстная публика. Среди гостей мелькнули лица, представляющие иностранных посланников. Они чувствовали себя здесь довольно уютно. Это был их междусобойчик. В основном здесь был представлен московский политический бомонд, который дружно перелетает от одной вечеринки на другую, дабы поживиться дармовой икрой и выпивкой. Несколько странным показалось появление в этой компании епископа, представляющего некую восточную церковь. Епископ пришел с молодой девушкой. Он пытался казаться очень важным, поэтому доброжелательно улыбался гостям. Вероятно, гостей фуршета этот жрец перепутал со своей паствой. У входа в Дом Литераторов скопилась довольно большая группа вездесущих папарацци, которые по поводу и без включали свои софиты. При моем появлении все они дружно начали щелкать затворами своих камер. Я несколько растерялся от такого внимания. Очевидно, у папарацци сработал профессиональный инстинкт: «Снимем, а там разберемся, кто есть кто. Главное не прозевать нужных людей». Известный тележурналист выискивал себе жертв. Он осматривался, у кого бы взять интервью. Я с улыбкой вспомнил, что этот журналист как то заявил, что взять интервью ля него равнозначно совершению полового акта с собеседником. «Нужно, что бы человек раскрылся перед вами», говорил он. Я так понял, что бы «отдался вам». Как много половых актов предстоит совершить этому молодому человеку за сегодняшний вечер, – подумал я.

Некоторые из приглашенных напоминали больших тюленей, загорающих на арктических лежбищах. Они давно не видели Солнца. Гости – тюлени беспомощно щурились словно слепые котята. В сущности, они – безобидны и, даже, беспомощны, – подумалось мне. Их стало жалко, так как в этот момент, почему то вспомнились злые браконьеры, охотящиеся на тюленей. Среди гостей было много эстетствующих литераторов. Тех, произведения которых издавались на различные гранты а, затем огромными тиражами скупались библиотечными фондами. Читатели, как правило, этих книг не читали.

Ко мне подошла одна из сотрудниц партии. Это была пожилая женщина – опытная аппаратчица. Все ее поступки были отточены до автоматизма. Дежурные улыбки, стандартные фразы, демонстративные взгляды, не замечание в упор провинившихся персон и т.д. Аппаратчица несколько разрядила ситуацию, ибо помогла скоротать время до начала церемонии. Народу собралось не так много. Зал Дома Литераторов заполнился всего на треть. Последнее способствовало некоторой камерности мероприятия, ибо все приглашенные были избранным и хорошо знали друг друга.

На сцене было выставлено большое кресло для виновника мероприятия. Тут же сбоку разместили кресла чуть по меньше для почетных гостей. Кресел было двенадцать. Вернее, тринадцать, если учитывать и кресло Мастера. Нечто подобное я уже видел во Флоренции в Библиотеке Медичи – Лауренциана. В средневековом читальном зале, в которой бесценные манускрипты были прикованы к столам железными цепями, сбоку была встроена небольшая полукруглая ротонда. Те же тринадцать кресел находились там. Судя по всему, и в Московском Доме Литераторов и в ротонде читального зала Библиотеки Лауренциана во Флоренции придерживались общего ритуала. На арабесках напольной мозаики той залы красовался лик козлоголового Люцифера. Вход же в залу украшала боговдохновенная лестница Микеланджело. Такие лестницы могут вести только в Храм, подумалось тогда мне. Только вот в какой?

Презентация Новой книги заключалась в том, что почетные гости из числа двенадцати поочередно вставали и произносили хвалебную речь, посвященную деятельности моего Мастера. Мастер же благосклонно выслушивал эти дифирамбы в свой адрес. В своих выступлениях ораторы не забывали напомнить и о своей деятельности. Как правило, они повторяли тезисы, которые высказывали в своих многочисленных интервью. Исследовательница творчества Достоевского поведала о том, что ее папаша хотя и служил в карательных органах, по вечерам напивался вдрызг, ибо в корне был не согласен с режимом. А они – малые детки, видя эти терзания, страдали вместе с папой и ненавидели режим, доводящий порядочных граждан до алкоголизма. Известный кинорежиссер как на духу признался, что был завербован в осведомители, будучи студентом. И ему всю жизнь пришлось каяться в этом проступке. При этом он пустил слезу. Он всегда любил это делать на публике – пустить слезу. Другой писатель напомнил, что при коммунистах мало кто мог сравниться с ним в сумме получаемых гонораров. Несмотря на это, режим так и не смог подкупить его. Так и не смог его «наклонить». Он никогда, в отличие от других, не был конформистом. Под «другими», возможно, он имел в виду некоторых из присутствующих товарищей.

Все было выдержано в лучших традициях дипломатического этикета. Несколько выбила из колеи страстное выступление одной революционерки, которая решила внести огонек в вечеринку. Ее речь была пламенной и пестрила фразами типа: « И если в этом зале присутствуют тайные представители президента, то пусть они ему передадут следующее…». Выступление продолжалось до тех пор, пока ей вежливо не напомнили, что гостей ждет банкет.

Поскольку я сидел у двери, то вышел несколько раньше остальных. В холле Дома Литераторов были накрыты столы. Скоро гости налетят на выложенные угощения и сметут их. Меня всегда веселила та оперативность, с которой представители московского бомонда набрасывались на угощения всевозможных фуршетов. Складывалось впечатление, что они живут впроголодь и никогда не видели приличной еды – ни икры, ни белуги, ни севрюги, ни балыков, ни дорогих сыров.. Их бы в пакистанскую забегаловку, где в качестве главного блюда подают рис, приправленный перцем чили, а на десерт – отварной рис, политый сахарным сиропом, язвительно подумал я.

Пока же здесь выделялась одинокая фигура известного журналиста-международника, который пристроился у парадной лестницы и мирно уплетал приготовленные специально для него пельмени. Он был очень грузен и пельмени поглощал, словно выполнял некую обременительную обязанность. Журналист недавно получил должность посла в одной ближневосточной стране. Этого человека за глаза называли «весьма влиятельным в определенных кругах», очевидно, намекая на высокие степени посвящения его масонства. Я обратил внимание на то, что этот приглашенный товарищ не удосужился войти в зал, где собственно и проходила презентация, а уселся здесь, словно пришел на дармовой обед графа Строганова, где специально для него приготовили обычные сибирские пельмени. В чем заключался смысл подобного поступка? Может это является частью некоего мистического ритуала, в котором старший по званию невзначай обозначает свой статус. Кто знает. Новоназначенный посол, поглощая свои пельмени, пристально смотрел на меня. Он изучал меня. Вскоре я поймал на себе взгляды и других участников этого мероприятия. Некоторые из них весьма искусно прятались за спинами своих собеседников. Мне показалось, что я нахожусь на смотринах. Все это напоминало введение меня во Свет. На той «презентации» все было чинно и благопристойно. Все действия и поступки участников встречи вписывались в некий ритуал. И хранителем этого ритуала был мой Патриарх.

Позже, когда я был введен в курс дела, мне было показано, что ритуал – главное условие существования Власти. Как гласит китайская мудрость «чтобы разрушить Царство, погубить клан, низвести человека, нужно, прежде всего, искоренить ритуал». Ритуал не должен прерываться. Хранение ритуала было залогом политического долгожительства моего Патриарха, его тяжким долгом и бременем. Ведь ритуал особенно трудно хранить в эпоху Больших Перемен. Прошедшая презентация была очередным поводом преклониться перед ним. Словно великая реликвия ритуал доставался из колдовских запасников и выносился на публичное обозрение. Ритуал требовал публичности. При его исполнении должны быть достойные зрители. Лишь они могут оценить красоту и глубину ритуала. В ритуале все должно быть выверено до мелочей. Ведь, действительно, «непозволительно рисуя Змея своевольно добавить ему ногу». В этом плане выступление пламенной революционерки не было спонтанным. Оно было призвано напомнить, что нивелирование ритуала в итоге приводит к зажигательной вакханалии.

На очередной встрече, которая произошла вскоре, Андрей Александрович спросил, понравилась ли мне презентация. Честно говоря, я не знал, что и сказать, ибо у меня был не большой опыт посещения подобного рода мероприятий. Отделаться дежурными фразами типа «Понравилось очень, все было на высшем уровне» не хотелось. Тут мне вспомнилась пламенная революционерка, ее зажигательное выступление, ее слова о соглядатаях президента и я промолвил: «Я думал, что Я один с приветом. Оказывается, на белом свете живут и другие хорошие люди». Патриарху мой ответ явно пришелся по душе, ибо он был наивно искренним. Казалось, что этот ветхий человек внешне был скуп на проявления каких бы то ни было чувств. По крайней мере, его политическая карьера выдрессировала в нем эту скупость. Но тогда широкая улыбка невольно расплылась по еголицу.

В завершении встречи мой Патриарх подарил мне изданную накануне книгу, на которой написал теплые слова « с искренним уважением». Очевидно в мире политики «уважение» может быть и не искренним, а вынужденным. Простые слова, обладающие неподкупной магией. Мне вспомнились Двенадцать членов президиума, которые накануне поочередно поднимались и произносили каждый свою речь. Все эти выступления объединяла крайняя собранность и серьезность. Ораторы, казалось, очень боялись сболтнуть лишнего. Наверное, это и есть «вынужденное уважение», что называется, по долгу службы. Наверное, в таком уважении остро нуждаются Нероны разного калибра, которым весьма нравится «цвет злата и шум оваций бурных».

Мне приснился сон. Я нахожусь на презентации очередной книги моего однопартийца Куняева. Дабы заманить народ на эту презентацию Куняев заблаговременно объявил о ней в своих блогах и-нета. Он пригласил придти всех желающих, обещая дармовую выпивку. Куняев заказал провинциальных девиц, наряд которых был весьма смел. (На презентации они появились чуть ли ни в чем мать родила). Девицы заполонили весь холл. Куняев заказал так же народную артистку из цыганского хора. Несмотря на то, что она давно вышла в тираж, ее иногда приглашали на подобные мероприятия, поскольку расценки ее услуг отличались демократичностью. На той презентации Куняев почему то напялил два галстука один поверх другого. Возможно, он хотел оставить о себе впечатление как об интеллектуале «не от мира сего». Не обошлось так же и без медалек-значков на Куняевском пиджаке, которые он скупал у всевозможных организаций сомнительной репутации. Высшей наградой была огромная шестиконечная Звезда, изготовленная из фальшивых камней Svarovsky с ехидной надписью «Воин Света». Публика в основном состояла из читателей его блогов, которые очень любят носить детские сандалии с застиранными черными носками (или вовсе носков не одевают и выставляют на показ нестриженные грязные ногти) и которые не расстаются с полиэтиленовыми пакетами, являющиеся для них великой ценностью. Приторно сладкое «шампанское» иначе как пойлом трудно было назвать, ибо его цена не превышала 70 рублей за литр. Продукты на фуршете, скорее всего, состояли из просрочки, которую выбрасывают на помойку супермаркеты. Гости выстроились в ряд, дабы лично пожать руку виновнику торжества. Куняев принимал восхваления и крепко жал всем руки. – Давно мечтал с Вами побухать. – краем уха услышал я одно из приветствий. – Как говорится, не пей ты спирт гидролизный, толкни ты речь забористей. Молодец. Улыбнуло. Добрая старушка полезла целовать Куняева, – Я не все понимаю из того, что вы пишите, но признаюсь откровенно – затягивает. Член Ученого Совета непонятного института спрашивал, почему Куняев не хочет защитить докторской диссертации, ведь книг им написано более чем достаточно. Придворный Астролог – Председатель Гильдии Колдунов просил разрешения узнать, действительно ли Куняев является инкарнацией императора Октавиана Августа. Отставная артистка цыганского театра, подняла свой бокал и произнесла тост – Куняев, ты – душка. Вы не знаете, какой он соловей и как поет. Одна из гламурных девиц вторила отставной артистке, – Какой артистичный хомячок. А как замолаживает. Другая девица, обделенная вниманием виновника торжества, обиженно твердила, что ее дед после глубокого похмелья мог выдать перлы и покруче . Не то что этот дяденька. Студент «ботаник», набрав лишнего и тыкая в сторону Куняева пальцем, пытался всех перекричать, – Самый востребованный блогер на медийном пространстве. Трудно найти второго, кто умеет так веселить. Красавчик всегда развеселит, настроение подымет. Пользователи от него тащиться. Вокруг то дело и слышалось, – Мудрость – высшей пробы; Откуда он все это знает?; От него штырит; У него прямая связь со стражами. Он член тектонических отрядов. Обратите внимание – он не моргает; Я знала его еще совсем молодым. Тогда он был Аллой Кузнецовой; Как он притягателен в своей одержимости; Ну и голова!; Гигант мысли и губки красивые. Мужчина с бегающими глазками заискивающе спрашивал, – Дурку то вызвать, или еще не время? Я забеспокоился. Неужели Куняев решил заодно и полечить своих гостей? Не хватало административный штраф получить. Поэтому проснулся.

Я рассказал о том сне Мише. Мои рассказ не вызвал у него никаких эмоций. Миша лишь снисходительно посмотрел на меня и как бы в космос процитировал китайскую мудрость для особо тупых товарищей: «То, что не соответствует Ритуалу, в том нельзя участвовать. О том, что не соответствует Ритуалу, нельзя говорить. На то, что не соответствует Ритуалу нельзя смотреть. То, что не соответствует Ритуалу, нельзя слушать. То, что не соответствует Ритуалу, нельзя делать». – Начинается, – подумал Я. – Только его нравоучений на ночь глядя мне и не хватало. Но мне тогда показалось, что устами Миши нравоучения мне делает Андрей Александрович.

ИСКУССТВО ЛЕСТИ ИЛИ ЗАГАДКА СФИНГИ

Гадание по китайской Книге Перемен: «На охоте поймаешь трех лисов. Получишь желтую стрелу. Стойкость – к счастью. (Гексограмма Цзе)».

В большой политике не обойтись без искусства лести. Не лизоблюдства, а лести. Москвичи скупы на доброе слово. Это касается, конечно же, и общественно-политической жизни общества. Политиканы разного пошиба предпочитают выливать друг на друга ушаты грязи, изощряясь в этом занятии. «Террариум единомышленников» – это точно про наших политиков. Поэтому, доброе слово, кажется непривычным и чем-то весьма подозрительным в повседневной действительности. Но ценность теплого слова никто не отменял. Оно бывает, иногда, так необходимо. Особенно тем, кто не привык слышать его. Обычно эти люди по умолчанию причислены к касте отверженных, только потому, что имеют свою точку зрения, отличную от общепринятой. Увы, беспредельное Одиночество является уделом белых ворон. Мне помнится фрагмент из давно позабытого фильма «Доктор Фаустус», снятого по мотивам произведений Томаса Манна. Герой фильма обречен на одиночество и все, к чему он ни привязывается, погибает. Будь то друг, любимая девушка или десятилетний мальчик из альпийской деревушки. Фильм неплохой. Но я бы дополнил его одним фрагментом. Мать Гения выходит на просторы деревни и кричит от безысходности в пустоту: – Люди, живите с этим человеком. Кто хочет. Пустота , естественно, этой измученной пожилой женщине отвечает молчанием. С Гениями, парящими мыслями в иномирье, никто жить не хочет, хотя, попользоваться их услугами рады.