Текст книги "Славик и Светик. Хроники катастрофы"

По-прежнему шла война в Афганистане, оттуда нескончаемой чередой шли гробы с молодыми ребятами. Бессмысленность этой войны понимали все, но выбраться из неё оказалось непросто, несмотря на обещания высших должностных лиц разрешить ситуацию в далёкой азиатской стране мирным путём.

В больших городах великой страны, особенно в Москве, буквально в воздухе чувствовалось, что назревают какие-то грандиозные события. Многие жили ожиданием больших перемен (конечно же, к лучшему!), но что и как это будет, не знал никто: ни те, кто их предвкушал и жаждал, ни власть имущие.

А пока по телевизору чуть не каждый день показывали набившую оскомину всем жителям Страны Советов лысину с родимым пятном в полголовы, которая, в свою очередь, рассуждала об ускорении, углублении и прочем. Дальше этих разговоров дело не шло; хуже того, чем ближе был следующий год, тем меньше продуктов и товаров становилось в магазинах, на работе пустопорожней писанины было всё больше и больше, а настоящих дел – всё меньше и меньше. Телевизор захлёбывался от восторга, рассказывая об увеличившихся надоях, выпусках, достижениях, но увидеть воочию эти свершения было невозможно, поэтому телевизионные восторги большинством воспринимались как красивая сказка.

Как предвестие будущих бурь в конце года из горьковской ссылки был возвращён академик Сахаров. Следующий, 1987 год закружит страну в вихре перемен.

Год 1987-й

 
Мы станем другими, но только – какими?
Вопрос риторический. Где же ответ?
Изменимся или такими, как были,
Останемся в будущем? Тьма или Свет
Главенствовать будут в изменчивом мире,
Когда то, что было, уйдёт насовсем?
Известно одно только: станем другими,
Почувствовав ветер больших перемен…
 

Э. Фриз

1

Слава со Светой всё-таки дошли до Грибоедовского дворца бракосочетаний, подали заявление и в марте сыграли свадьбу. В апреле их даже отпустили в отпуск.

А уже в мае оба оказались на космодроме Байконур, где вот-вот должен был состояться старт так называемого изделия. Или тяжёлой ракеты «Взлёт». Главным организатором поездки семейства Богдашевых на Байконур была Светлана, задействовавшая все свои связи в Военно-промышленной комиссии, а также знакомства с директорами предприятий. Да, на такое стоило посмотреть. Как потом оказалось, этому «изделию» суждено было оторваться от стартового стола и преодолеть земное притяжение всего два раза. Но тогда, в том мае, этого не знал никто, – наоборот, все думали, что сейчас они присутствуют при начале новой эры советской космонавтики, что ещё немного – и станут обыденными полёты на Луну, а спустя некоторое время и на Марс.

Старт был грандиозным. Огромная ракета, выбросив клубы пламени мощностью в несколько Днепрогэсов, медленно, словно нехотя, отошла от стартового стола, отработала тангаж[4]4
  Тангаж (фр. tangage – килевая качка) – угловое движение летательного аппарата относительно главной (горизонтальной) поперечной оси инерции.


[Закрыть] и, сверкая красивым огненным хвостом, скрылась в насыщенной голубизне неба. Всё прошло успешно. На околоземную орбиту было выведено великолепное творение человеческих рук, человеческого разума, синтез самых передовых достижений во всех областях науки и техники и огня огромной мощности. Такого человечество ещё не знало. Всё впервые. Такое потрясающее зрелище выпадает увидеть далеко не всем.

Вячеслав ходил под впечатлением несколько дней. Вот она, мечта, вот так начинаются полёты к звёздам, вот так будут открыты иные миры и обнаружены разумные соседи по Галактике.

А вот якобы открытые Богдашевым – Разиным икс-дефекты вдруг ожили и получили самое неожиданное продолжение. Как-то зимой 1987 года Богдашева пригласили на защиту кандидатской диссертации сотрудника из филиала. Диссертация, разумеется, была секретной. Какой же ещё ей быть в закрытом институте? Только секретной. И ВАК был, разумеется, свой – отраслевой, секретный. И решения этого органа тоже были секретными. Поэтому тему диссертации Богдашев услышал только на защите, а когда услышал, чуть не подпрыгнул на стуле.

На экране светился заголовок – «Классификация и обнаружение икс-дефектов сварных швов алюминиевых сплавов». Вот это да! Классификация! Это что же, эти, не к ночи будь помянуты, дефекты размножились, стали мимикрировать, расползлись по всем сварным швам, как тараканы, и теперь требуется классификация?! Так, что ли? Классификация того, чего не существует и существовать не может? Так диссертант ещё умудрился их обнаруживать! И как же это он делает? А всё очень просто. С помощью примерно такого же «изобретения», что им пришлось испытать на собственных головах тогда в Куйбышеве, только подсветку автор сделал инфракрасной. О как! Там и так-то ничего не видно, а тут ещё и слепой красный свет.

Через месяц Богдашев опять был приглашён на защиту, и диссертация снова была по икс-дефектам. Причём автор этой диссертации показал длиннющий список своих публикаций в различных отраслевых – конечно, закрытых – журналах, и все публикации были на тему икс-дефектов. Это перебор, решил Богдашев. Возмущённый, он отправился к Иващенко поговорить об этом.

Но Семён Александрович не был настроен обличать и разоблачать. Иващенко сказал Богдашеву, чтобы он не выступал, а дал бы людям работать. При этом очень прозрачно намекнул, что и самому Богдашеву уже пора бы вытащить из стола свою диссертацию, отбросить все сомнения, наплевать на нестыковки и защитить её, и защита, гарантировал Семён Александрович, пройдёт успешно – если Вячеслав не будет совать свой честный нос куда не надо. А выпроваживая Вячеслава из кабинета, посоветовал помалкивать насчёт того, что произошло на защите, добавив, что так нужно. И поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем.

Выйдя от директора, Богдашев сказал самому себе, что ему всё равно, пусть защищаются хоть на секретном приготовлении макарон в директорской столовой. К тому же на следующий день снова надо было ехать в Куйбышев, а потом история с диссертациями как-то подзабылась и стёрлась в свете иных, значительных и не очень значительных событий.

А вскоре и ему, и Светлане пришлось решать совершенно другие проблемы, никак не связанные с ракетной техникой и её производством.

Необходимый экскурс в историю

Когда-то давным-давно, в середине двадцатого века, закончилась самая страшная война в истории человечества. Историки назовут её Второй мировой войной, а война СССР с фашистской нечистью получит название Великая Отечественная война. Да, это была именно великая и отечественная война. Это была война за Отечество, война за независимость, война против фашистского рабства. Наша страна колоссальным напряжением сил всего народа выиграла эту войну, уничтожила фашистскую гадину в её логове. Мы одержали величайшую победу, которую будут помнить все поколения всех грядущих веков. Страшную, дорогую цену заплатили мы за эту победу, за свою независимость. Не было в СССР ни одной семьи, которой не коснулась бы эта война. Миллионы погибших, миллионы угнанных в рабство, миллионы беженцев, стёртые с лица земли цветущие до войны города в европейской части СССР, голод, разруха.

Но жизнь продолжалась, города восстанавливались, промышленность становилась на мирные рельсы. Огромный авторитет Советского Союза в мире, быстрое восстановление промышленности и сельского хозяйства, колоссальные ресурсы великой страны не давали покоя бывшему союзнику СССР по антигитлеровской коалиции – Соединенным Штатам Америки. Под флагом борьбы с большевизмом началась так называемая холодная война. На самом деле отнюдь не борьба с коммунистическим строем, не права человека, свобода и прочие понятия, которые якобы отстаивали страны Запада во главе с США в годы холодной войны, интересовали наших заокеанских «друзей». Мифы о правах человека, свободе слова и демократии по американским лекалам пытались и пытаются вбивать в головы людей говоруны и борзописцы различного ранга и пошиба.

На самом деле американцев интересовали богатейшие природные и людские ресурсы, огромный рынок сбыта для их корпораций, имеющиеся производственные мощности и желание получить неограниченный доступ к дешёвым, а лучше бесплатным природным богатствам. Вот истинная цель правящих кругов США.

Уместно будет напомнить, что на территории Северной Америки не было войн со времён Гражданской войны 1861–1865 годов, никто города не бомбил, никто не превращал половину страны в развалины, не было миллионных людских потерь. Наоборот, Америка вышла из войны богаче, чем прежде, с развитой промышленностью и огромным научным потенциалом. Поэтому ничто не мешало определённым очень и очень авторитетным кругам в США разрабатывать новые страшные виды оружия и строить планы по уничтожению Советского Союза.

Так, в пустыне штата Невада была испытана первая ядерная бомба. А затем США не остановились перед людоедской наглядной демонстрацией мощи имеющегося у них оружия на гражданском населении городов Хиросима и Нагасаки. Чтоб все видели, каким оружием обладает страна за океаном, чтоб трепетали и падали ниц все прочие государства и народы. Неважно, что в ядерном аду сгорели сотни тысяч человеческих жизней, зато они, США, всем показали, кто они такие и что собой представляют.

Может, кто и упал ниц, может быть, не спорим. Речь не об этом. Речь о том, что советский народ падать ниц не собирался. Ни перед кем не собирался. Фактически речь снова шла о независимости великой державы, поэтому в короткие сроки СССР пришлось создать ядерную бомбу, продемонстрировать её наличие и восстановить паритет. Но ядерной бомбы было недостаточно. Следовало создать эффективные средства доставки ядерного оружия. Создать быстро, потому что на той стороне Атлантического океана в богатой и сытой Америке не дремали и вовсю работали над этим вопросом.

Основная ставка была сделана на баллистические ракеты, также никто не исключал сверхзвуковых тяжёлых бомбардировщиков. В обеих державах появились и встали на боевое дежурство эти виды вооружения. Баллистическими ракетами оснастили подводные лодки, хотя название «лодка» применительно к этому плавсредству звучит как-то убого и даже оскорбительно. Это подводные крейсеры высотой с десятиэтажный дом и длиной в три футбольных поля.

В октябре 1957 года СССР впервые в мире при помощи ракеты вывел на околоземную орбиту спутник.

С этого момента для многих аналитиков, разведчиков, политиков, военных стало понятно, что новый виток гонки вооружений развернётся в космосе. Тем более что США чуть ли не на следующий день после вывода советского спутника на орбиту объявили космос зоной своих интересов. Околоземное пространство стало местом размещения спутников связи, спутников разведки, спутников с оружием на борту. Пока что в начале шестидесятых годов прошлого века это воспринималось как фантазии, но уже к середине шестого десятилетия очень и очень многое превратилось в реальность.

В полный рост встал вопрос о способе вывода грузов на орбиту и их возвращении на землю. Чтобы было дёшево, чтобы было быстро, чтобы не горели в атмосфере планеты Земля миллиарды народных денег вместе с самоотверженным трудом миллионов советских граждан, создавших эти фантастические аппараты.

Вот так появилась идея создания космолёта, или космического самолёта. Космолёт должен быть многоразовым, чтобы взлетал с аэродрома как самолёт, выходил на орбиту Земли, чтобы с орбиты возвращался на родной аэродром, заправлялся и снова улетал. Ах какая красивая мечта! Ах какие задачи можно было бы решить при помощи такой машины! Об этом думали военные и учёные за океаном, эта же мысль не давала покоя учёным и военным в СССР.

Представьте себе: стои́т такая машина на аэродроме где-нибудь в сибирской тайге, погрузили в неё спутник, садится в космический аппарат пилот; разбег, огненный хвост космолёта стремительно исчезает за облаками – и вот он уже на орбите. Открывается контейнер, спутник выходит в открытый космос, включается – и вот мы уже там, где нас никто и никогда не ждал. Ну-ка, ну-ка, что там творится на ядерном полигоне в пустыне Невада? Ага, испытывают очередное оружие. Проводим телеметрию, сообщаем куда следует. А что происходит на базе НАТО в солнечной Испании, в городке Рота? О, приплыли ещё два подводных крейсера. Фото передаём на Землю, готовим достойный ответ, чтобы супостату мало не показалось. А вот спутник что-то барахлит. Мы его манипулятором в грузовой отсек помещаем, закрываем и летим обратно. Там, на базе, разберутся, что с ним случилось и как это исправить.

Или вот такая ситуация. Идёт по морю в сторону наших границ авианосец. Стальная громадина, несущая на себе реактивные самолёты в огромном количестве, ракеты и другое вооружение. Да не один идёт – в сопровождении. Авианосцы по одному не ходят. В сопровождении – тяжёлые крейсеры, эсминцы, фрегаты, десантные корабли с морской пехотой и прочая плавучая мелочь, чтобы авианосец заправлять, обслуживать, прикрывать с воздуха, с воды и под водой.

И тут выясняется, что вся эта армада движется отнюдь не с дружеским визитом, а очень даже наоборот. Намерения у неё совсем не дружеские. К сожалению, дипломатические меры себя исчерпали, надо защищаться военным путём. Опять аэродром в сибирской тайге; разбег, взлёт, рёв двигателей затихает в хмуром небе. Спустя короткое время над авианосцем в прямом смысле этого слова разверзаются небеса, и из бирюзовой океанской дымки, что укутывает эскадру лёгким покрывалом, сверкает молния, раздаётся грохот, поднимается столб дыма – и вместо железной громады авианосца видим две беспомощно погружающиеся в воду половинки. Вокруг них тонут самолёты – грозные боевые машины, а сейчас просто металлолом, идущий ко дну. Почти сразу же такая же участь постигает и суда поменьше. Кое-кто успевает скрыться, во все лопатки улепетывая подальше от молний то ли Зевса, то ли Ильи-пророка. Но роли это уже не играет. Нет больше агрессора, остались масляные пятна на воде вместо него.

И не обязательно работать против авианосцев. Можно и против авиации. Вот, например, эскадрилья с летающими крепостями. Её прикрывают с воздуха самолёты сопровождения, с земли – средства ПВО. Какая там ПВО в случае орбитальной атаки! Ничего не поможет, от летающих крепостей останутся хлопья сажи, медленно опускающиеся на землю. Очень интересно, очень.

Ну а теперь вернёмся с небес на землю. Помечтали? Побывали в стране сладких грёз и разноцветных фантазий? А теперь мы в аудитории одного из московских вузов, неважно какого, например МАИ. Перед нами видавший виды стол, за ним парты, за столом пожилой профессор; он строго смотрит на нас поверх очков с толстыми стёклами. Этот профессор ещё не так давно конструировал различную летающую технику, работал вместе с легендарным авиаконструктором Поликарповым, даже встречался с Сикорским, а сейчас на пенсии и преподаёт в МАИ. Строго смотрит на нас профессор и сурово говорит, что создать такую технику невозможно. Можно сделать что-то похожее, на что уйдут десятилетия, а такую технику, как космолёт, создать нельзя. Объясняет профессор: «Такой аппарат при взлёте с аэродрома должен развить первую космическую скорость. Вы помните значение этой скорости? Так я вам напомню – двадцать восемь тысяч четыреста сорок километров в час. Автомобиль может развить скорость двести пятьдесят километров в час, пассажирский самолёт – девятьсот, сверхзвуковой самолёт – три тысячи километров в час. Всё. Больше не получается. Трепеща крылышками, такую скорость не разовьёшь. Требуется реактивный двигатель с большим запасом топлива. Хорошо, поставили такой двигатель и топливный бак пристроили. Только когда заберёмся на высоту километров так двадцать – двадцать пять, этот двигатель уже не работает, нужен другой, с другим профилем сопла. Поэтому этот двигатель с топливным баком надо сбросить, чтобы не таскать за собой лишний вес, и включить другой двигатель, подходящий для условий сильно разреженной атмосферы. Полетели дальше. Прилетели на орбиту. А там нужно маневрировать, – значит, нужна небольшая масса. Получается, что от бака с двигателем надо избавиться. А как тогда маневрировать? Значит, нужно иметь ещё один двигатель, но поменьше. Опять же реактивный. Ладно. Сделали на орбите своё дело, надо возвращаться. А это самое сложное, потому что надо вернуться, а не сгореть в верхних слоях атмосферы. Поэтому нужна серьёзная тепловая защита. И что у нас получилось? А получилась у нас многоступенчатая ракета, которая и выводит грузы на орбиту, а использованные ступени сбрасывает, и они, достигнув плотных слов атмосферы, сгорают. Вот такие дела, – сказал суровый профессор. – К идее космолёта человек обязательно придёт, – говорит профессор, – только позже. Наверное, в начале следующего века». А напоследок напоминает нам, что Сергей Павлович Королёв как-то после исторической экспедиции Гагарина в космос сказал, что нужно думать над космическим самолётом, а наши ракеты для орбитальных полётов в космос уже пройденный этап и прошлое космонавтики.

Выходим из храма науки и техники на широкие московские улицы, идём не спеша и думаем: неужели не найдётся гений, который решит эту задачку? Не может такого быть. Не может быть, чтобы страна наша не родила своего «быстрого разумом Невтона». Имеется такой. Он предлагает реализовать схему воздушного старта.

Это принципиально новый подход, переход на уровень – нет, не на уровень, а на два уровня – выше. Нет ракеты. Нет огромного старта. Нет привязки к широтности этого старта. Есть обычный аэродром, есть сверхзвуковой самолёт, который несёт на себе космолёт. Самолёт разгоняется примерно до шести тысяч километров в час, на высоте тридцать километров отстыковывает космолёт, который, пользуясь полученным от самолёта импульсом, разгоняется до первой космической скорости и выходит на орбиту. Самолёт садится на аэродром, космолёт, выполнив программу полёта, также приземляется на аэродроме. Да, он несёт тепловую защиту, и оба аппарата могут быть использованы неоднократно. Военные заинтересовались этим подходом, проект назвали «Виток», он получил финансирование. Руководит проектом наш гениальный авиаконструктор, ставший генеральным конструктором.

Ведётся огромная работа по реализации проекта, проводятся испытания, задумки воплощаются в металле, наконец получены необходимые характеристики самолёта и космолёта. Уже запланированы полноценные лётные испытания и набирается отряд космонавтов. Проект реализуется не так быстро, как хотелось бы различным высокопоставленным начальникам, поскольку идёт неведомым, ещё никем не хоженным путём, на котором подстерегают как различные неожиданности, так и необходимость создавать технологии, которых нет ни у кого в мире.

Но случилось, но… К середине семидесятых годов прошлого века в высоком правительственном кабинете на Фрунзенской набережной в Москве большезвёздное начальство пробурчало себе под нос что-то вроде «заниматься фантазиями мы не будем», и проект был закрыт. Почему? Скорее всего, потому, что американцы закрыли свою очень похожую программу X-20 Dyna-Soar, а с начала семидесятых объявили о программе многоразовых космических челноков «Спейс шаттл». Космический челнок представлял собой тяжёлую двухступенчатую ракету, несущую на себе космический планер.

«Если так делает Америка и есть опасность, что сделает это быстро, то и нам надо делать так же. Ведь не дураки же там, в Штатах, ох, не дураки. И ведь как придумали, мерзавцы! А этот наш “Виток” то ли полетит, то ли не полетит. Никто не знает, сколько времени понадобится, чтобы довести его до ума. Нет уж. Мы пойдём тем же путём, что и США, будем делать свой шаттл» – примерно таков был ход мыслей чиновников в погонах.

Неважно, что некоторые светлые умы, в том числе космонавты, побывавшие в космосе, учёные, создатели космической техники предупреждали, что проект «Спейс шаттл» будет очень сложным, а значит, и ненадёжным, страшно дорогим. Да, он полетит в космос, но в конце концов будет закрыт по причине своей тупиковости и бесполезности. А программа «Виток» лишена этих недостатков и имеет огромные перспективы.

Да кто же у нас слушает этих очкастых учёных?! Очки на нос нацепят и несут что-то, сами не понимая, что говорят. Нет пророков в своём отечестве, нет. Американцы построят же свой челнок, и нам надо. Если они этим занялись, значит, знают, что делают. Потому «Виток» закрыть, создать НПО «Линия» во главе с генеральным конструктором «Витка», подчинить ему ХМЗ[5]5
  ХМЗ – Химкинский машиностроительный завод.


[Закрыть], перевести самых способных и талантливых инженеров из авиационных КБ в НПО «Линия» и поручить им создание космолёта. Естественно, в короткие сроки. И чтоб тот космолёт переплюнул американский. Всё! Решено! Работаем, товарищи, работаем.

Так было образовано НПО «Линия», действительно был сделан космический челнок по программе «Взлёт – Вулкан». Челнок тот, равно как и тяжёлая ракета, выводящая его в космос, в самом деле получились лучше американских, намного опередив своё время и возможности страны.

А как же космолёт? Как же воздушный старт?

Для полноты картины, нарисованной в предыдущей главе, надо всё-таки познакомиться с человеком, который смог решить задачу создания космолёта. Да-да, смог! Не надо говорить, что, мол, «оно не летало». «Оно» летало, да так летало, что весь мир ахнул. Ахнули в США, ахнули в Европе, мировая пресса захлёбывалась от восторга, описывая полёт космического корабля «Вулкан» в ноябре 1988 года. Только тогдашнее руководство нашей страны промолчало: видимо, дела орловского колхоза его интересовали больше, чем мировое достижение в космонавтике.

Это будет потом, а пока что мы заглянем в начало двадцатого века, незадолго до Первой мировой войны. В небольшом городишке под Киевом в семье адвоката и столбового дворянина Глеба Максимовича Доливо-Микитова родился мальчик, наречённый Александром. Этому мальчику предстояло стать свидетелем практически всех главных событий двадцатого века: революции, Гражданской войны, голода тридцатых, индустриализации тридцатых, репрессий тридцать седьмого года, Великой Отечественной войны.

Как и было принято в интеллигентных дворянских семьях, мальчика сызмальства обучали языкам, музыке, чтению, литературе. Прервала эти занятия революция и Гражданская война. Доливо-Микитовы к тому времени обосновались в Кременчуге. Несмотря на происхождение, они положительно отнеслись к советской власти, считая, что революция дала возможность свободному развитию людям из различных слоёв общества. Но рабоче-крестьянская власть сурово относилась к интеллигенции и тем более к чуждому ей классу дворянства. Едва укрепившись в девятнадцатом году в Кременчуге, эта власть быстренько выставила семейство Доливо-Микитовых из отдельной квартиры в коммуналку. После этого об их существовании забыли, видимо решив, что акта переселения в «пролетарские» условия хватит для торжества социальной справедливости.

Вскоре Саша окончил профтехшколу, затем работал пару лет слесарем в местных железнодорожных мастерских. Теперь он с полным правом мог писать в анкете «рабочий-железнодорожник». Это открывало путь к получению инженерного образования, и Саша стал студентом Харьковского политеха. Уже на старших курсах Александр увлёкся турбинами, а спустя короткое время предложил принципиально новую схему газотурбинного двигателя. Предложил её раньше немецких инженеров, обогнав время примерно на десять лет.

Конечно, как это водится в нашей стране, его не поняли. Начальство только носом покрутило. Тут и без этого двигателя проблем хватало, поршневые-то работали с пятого на десятое, а тут газотурбинный. Без него обойдёмся. Ах, если бы нашёлся кто-нибудь в то время, кто увидел бы сквозь годы, сквозь дым и пламя грядущей войны будущее авиации! Если бы увидели перспективу в работах Группы изучения реактивного движения с Сергеем Королёвым в её составе! Но этого не случилось. Потом мы будем догонять, напрягая последние силы. Потом мы будем ходить в лохмотьях, получать по двести граммов хлеба по карточкам, но догоним. Следует сказать, что потом мы и перегоним, потом мы сделаем лучшую в мире технику, но это будет потом. Как это ни горько, но тенденция не замечать – и это в лучшем случае, – а то и просто третировать талантливых людей в своём отечестве и преклоняться перед иностранцами и их достижениями, к сожалению, укоренилась в нашей стране с давних пор.

А пока что Александр Глебович Доливо-Микитов принят на работу на Киевский авиационный завод № 43. На дворе стоял февраль 1941 года. Чуть-чуть осталось до начала войны, до вторжения немецко-фашистских войск. Александр был свидетелем того, как совершенно безнаказанно в жаркие июльские дни немецкая авиация разбомбила завод, на котором он работал. Было уничтожено ценнейшее оборудование, в развалины превратились корпуса завода, погибло много людей. Потом была эвакуация на восток. Саша попал в Куйбышев, в КБ Микояна, с которым будет связана его дальнейшая почти тридцатипятилетняя деятельность. В Куйбышеве, а затем и в Москве Александр Глебович занимался силовыми установками самолётов МиГ, которые до сих пор находятся в эксплуатации. Казалось бы, чего ещё желать в жизни? Почёт, уважение на самом высоком уровне, государственные награды, серьёзная должность со всеми привилегиями.

Но не таков Александр Глебович. В начале шестидесятых он предложил проект «Виток» и стал его генеральным конструктором. Потом упорная работа в этом направлении, создание летающего макета и опытного образца. Доливо-Микитов шёл непроторённым путём, а потому непредвиденные сложности подстерегали его на каждом шагу, всё приходилось делать с нуля, в ряде случаев создавать новые, неизвестные ранее технологии. Ещё немного, и Страна Советов получила бы эту невиданную технику, оставив далеко позади США с их научными центрами, лабораториями, полигонами, именитыми фирмами и несчитаными зелёными бумажками, которые для оружейных фирм печатали в неограниченных количествах.

Но этого не случилось. Просто потому, что, когда проект «Виток» уже был готов к первым пробным полётам, высокое начальство решило догонять Штаты в деле создания космического челнока, попросту копируя их схему. Кому поручить руководство проектом советского челнока? Конечно же, ему, Доливо-Микитову, имеющему уже огромный опыт, приобретённый во время работы над предыдущим проектом. Александр Глебович приложил все усилия к созданию космолёта «Вулкан», сделал его лучше, чем «Спейс шаттл», доказав на практике, что СССР как был лидером в освоении космического пространства, так им и остался. Но про воздушный старт он не забывал и от этой идеи отказываться не собирался. И вот в один из зимних дней в начале восьмидесятых Доливо-Микитов собрал в своём кабинете заместителей по направлениям, показал им постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о разработке проекта АКС[6]6
  АКС – авиационно-космическая система.


[Закрыть] и произнёс фразу: «Мы будем ковать меч империи». Так начался один из величайших и, пожалуй, самый трагичный космический проект Советского Союза.

Вот такая история. А мы вернёмся в 1987 год.

В этом, 1987, году в страну ворвался ветер перемен. Все понимали, что они неизбежны, что так дальше жить нельзя, у многих замирало сердце от предстоящих перемен, но было совершенно непонятно, что и кому надует этот ветер. Повеяло свободой. У многих в головах отложилось: свобода! наконец свобода!

А что такое свобода и как ей воспользоваться, знали и понимали очень и очень немногие. Абсолютное большинство людей не понимало значения этого слова. Свобода – это делай что хочешь? Да нет, это вседозволенность. Во все века во всех государствах, считающих себя свободными, демократичными, вседозволенность жёстко пресекалась. Свобода – это пройтись по Красной площади с американским флагом и спокойно после этого уйти домой, а не в камеру следственного изолятора? А зачем? Зачем идти по Красной площади с флагом недружественной державы? Что этим хочется доказать и кому? Свобода – это свободный выбор жизненного пути? Так и раньше этот выбор был свободным. Свобода – это возможность говорить на любые темы и критиковать власть во весь голос? А если это клевета, за которую в любом наидемократичнейшем государстве отдают под суд и – о ужас! – иногда сажают в тюрьму? Хотя абсолютное большинство не понимало смысла и значения этого слова, тем не менее его повторяли везде как заклинание, и все хотели этой самой свободы. Ну или хотя бы познакомиться с ней поближе.

Тем временем руководство страны всеми силами старалось наладить отношения с Западом, предлагая ему в первую очередь разоружение. Как показали дальнейшие события, разоружение пошло то ли по пути безумства, то ли по пути прямого предательства. Мы уничтожали свои ракеты под контролем западных спецов, а в США ракеты снимали с дежурства, консервировали и отправляли в ангары. Как так? Что это за разоружение?

Конечно же, из каждого утюга сыпались слова «новое мы́шление», «перестройка», «гласность». А где-то на выселках времени из тёплых углов начали показываться пока никому не известные младшие научные сотрудники, комсорги, фарцовщики, торговцы воздушными шариками и просто воздухом, которым в недалёком будущем предстояло стать новыми хозяевами страны.

2

Ветер перемен проник и за толстые стены Технологического института, где, как и прежде, работал Вячеслав Николаевич Богдашев. Этот ветер смещал курс предприятия, возглавляемого Семёном Александровичем Иващенко, в какую-то неведомую никому сторону. Семён Александрович чувствовал, что такая коррекция курса приведёт в итоге к печальному результату, но не находил возможности исправить маршрут и поплыть в нужном направлении. Иващенко просто не понимал происходящего и, как многие руководители, решил занять выжидательную позицию по принципу «поживём – увидим».

Что же касается Богдашева, то он пока что не замечал ни ветра перемен, ни смещения, ни предполагаемых неведомых маршрутов. Он был счастлив с молодой женой и вовсю занимался обустройством их совместной будущей жизни. На семейном совете было решено, что Слава, Света и Оля переедут в Славину квартиру на проспекте Мира, а мама Светы, Виктория Францевна, сказала, что будет забирать Олю к себе и заниматься с ней. Вышло всё наоборот. Это Олю иногда привозили к маме, а так она почти постоянно находилась у бабушки с дедушкой. Возражений со стороны Светы и Славы не было, поскольку бабушка занималась с внучкой музыкой, учила её читать и писать, давала основы английского, водила в кружок бальных танцев, просто гуляла с ней, на что времени у Олиной мамы просто не было.

Светлана буквально с первых дней переезда решила, что необходимо срочно сделать ремонт. Этот ужас Вячеслав потом долго вспоминал. Чтобы сделать ремонт, нужны материалы. Это очевидно. Например, обои. За ними супруги отправились в знаменитый магазин на Комсомольском проспекте. Народу там было гораздо больше, чем обоев. На стенах висело четыре вида обоев, при виде которых у Светланы взгляд потух, а на лице появилась гримаса отвращения.