Текст книги "Азбука коммунизма"

Развитие капиталистического строя

а) Борьба мелкого и крупного производства в промышленности. Крупные фабрики, которые насчитывают иногда свыше десятка тысяч рабочих, с гигантскими, чудовищными машинами, существовали не всегда. Они появлялись постепенно и выросли на костях почти совершенно погибшего ремесла и мелкой промышленности. Чтобы понять, почему это так произошло, нужно прежде всего обратить внимание на то обстоятельство, что при частной собственности и товарном хозяйстве неизбежна борьба за покупателя, конкуренция. Кто побеждает в этой борьбе? Тот, кто сумеет привлечь этого покупателя к себе и оторвать его от своего конкурента (соперника). Но привлечь покупателя к себе можно, главным образом, более дешевой ценой своих товаров). Кто же может продавать по более дешевой цене? Вот на этот-то вопрос и нужно сначала ответить. Ясно, что по более дешевой цене может продавать более крупный фабрикант, чем фабрикант мелкий или ремесленник, потому что ему самому товар стоит дешевле. Крупное производство имеет здесь массу преимуществ. Прежде всего крупное производство имеет то преимущество, что предприниматель-капиталист может поставить лучшие машины и употреблять лучшие инструменты и всякие аппараты. Ремесленник, мелкий хозяйчик едва-едва перебивается; работает он обыкновенно на ручных станках; он и думать не смеет о хороших, больших машинах; у него нет на это средств. Мелкий капиталист тоже не в состоянии ввести новейших машин. Следовательно, чем крупнее предприятие, тем совершеннее техника, тем успешнее труд, тем дешевле обходится штука товара хозяину.

При крупных заводах в Америке и Германии есть даже свои научные лаборатории, которые постоянно изобретают все новые и новые улучшения и соединяют науку с производством; эти изобретения служат секретом данного предприятия и идут на пользу только ему; при мелком производстве и ручном способе один и тот же рабочий делает почти весь продукт целиком; при машинном труде и многих рабочих один делает только одну часть, другой – другую, третий – третью и т. д. Тогда работа идет гораздо быстрее (это называется разделением труда)… Кроме того, мелким предпринимателям и ремесленникам совсем недоступен ряд отраслей производства, где можно орудовать только при помощи высокой техники: напр., постройка паровозов, броненосцев, горное дело и т. д.

Крупное производство на всем сберегает: на постройках, на машинах, на сырье, на освещении и отоплении, на рабочих руках, утилизации отбросов и т. д. В самом деле, представим себе тысячу маленьких мастерских и одну крупную фабрику, которая вырабатывает столько товара, поскольку тысяча этих мастерских; построить одно большое хорошее здание легче, чем тысячу мелких; сырья в тысяче мелких будет уходить больше (теряться, пропадать даром и т. д.); осветить и отопить одну большую фабрику легче, чем тысячу мелких домишек; убирать, подметать, сторожить, чинить и т. д. тоже легче. Словом, решительно на все в крупном производстве будет экономия, сбережение.

При покупке сырого материала и всего нужного для производства, крупное хозяйство опять в выигрыше. Оптом покупать дешевле, да и товар будет доброкачественнее; к тому же крупный фабрикант лучше знает рынок, где и как дешевле купить. Точно так же при продаже своего товара мелкое предприятие всегда в накладе. Крупный хозяин не только лучше знает, где дороже продать (он имеет для этой цели своих разъездных агентов, он ведет дела с биржей, где собираются сведения о спросе на разные товары, у него связи чуть ли не по всему свету); кроме того, он может выжидать. Если, например, цены на его товар стоят низкие, он может этот товар держать на складах, дожидаясь того времени, когда цены повысятся. Этого не может делать мелкий хозяйчик. Он живет на то, что продал. Продаст товар – и тотчас же начинает проживать полученные деньги: лишних у него нет. Поэтому он должен продавать во что бы то ни стало, иначе ему смерть. Ясно, что он от этого страшно страдает.

Наконец, крупное производство обладает еще одним преимуществом в области кредита. Крупный предприниматель, если ему экстренно нужны деньги, всегда может занять. «Солидной» фирме всегда даст взаймы любой банк и за сравнительно небольшой процент. А мелкой сошке никто почти не поверит. Если же поверит, то заломит безбожный, ростовщический процент. Так мелкий производитель легко попадает в лапы ростовщику.

Все эти преимущества крупного хозяйства объясняют нам, почему мелкое производство в капиталистическом обществе неизбежно гибнет. Крупный капитал его забивает, отбивает покупателя, разоряет, его владельца превращает в пролетария, либо босяка. Конечно, во многих случаях мелкий хозяйчик продолжает цепляться за жизнь. Он борется напряжением всех своих сил, работает сам и заставляет работать своих рабочих и семью сверх сил, но в конце концов вынужден уступить свое место капиталу. Часто можно видеть, что по внешности перед нами как будто самостоятельный хозяин, а в действительности он целиком зависит от крупного капиталиста, работает на него, шагу без него ступить не может.

Мелкий производитель часто зависит от ростовщика: только по видимости он самостоятелен, а в действительности он работает на этого паука; или от скупщика, который скупает у него товар; или от магазина, на который он работает (и здесь он самостоятелен только по видимости, а в действительности он уже превратился в наемного рабочего того капиталиста, в руках которого крупный магазин); бывает, что капиталист дает сырье, а иногда и сырье и орудия (так бывало часто с нашими кустарями); тут уж совсем ясно видно, что кустарь превратился в простой придаток к капиталу; встречаются и другие виды подчинения капиталу: около крупных предприятий иногда ютятся мелкие починочные мастерские, в таком случае они – простой винтик при фабрике – ничего больше. И тут они самостоятельны только по видимости. Иногда можно видеть, что разорившиеся мелкие хозяйчики, мелкие ремесленники, кустари, торговцы, мелкие капиталисты выбиты из одной отрасли производства и торговли, – тогда они переходят в другую, где еще крупный капитал не так силен. В особенности часто разорившиеся хозяйчики становятся мелочными торговцами, разносчиками и т. д. Так крупный капитал вытесняет шаг за шагом мелкое производство отовсюду. Растут громадные предприятия, насчитывающие тысячи, а иногда даже десятки тысяч рабочих. Крупный капитал оказывается властелином мира. Личная трудовая собственность исчезает. На ее место становится крупная капиталистическая собственность.

Примерами падения мелкого производства в России могут служить кустари. Некоторые кустари работали на своем сырье (скорняки, плетельщики корзин и т. д.) и продавали кому угодно. Затем уже кустарь начинает работать на определенного (только на одного) капиталиста (московские шляпники, игрушечники, щетинщики и т. д.). Потом он получает у своего заказчика сырье и попадает в форменную кабалу (павловские замочники, бурмакинские слесаря). Наконец, он получает от заказчика поштучно (напр., тверские гвоздари, кимрские сапожники, рогожники в Макарьеве, ножовщики в Павлове). В такую же кабалу попадали и ручные ткачи. В Англии умирающее мелкое производство получило кличку «потогонной системы», – так тяжко ему приходится. В Германии за время с 1882 г. по 1895 год число мелких предприятий уменьшилось на 8,6%, средних (от 6 до 50 рабочих) – увеличилось на 64,1%, а крупных – на 90%. С тех пор было вытеснено и значительное количество средних. В России в 1866 г. на каждую сотню работающих в хлопчатобумажной промышленности на фабриках приходилось 70 человек, работающих на дому; в 1894 – 1895 годах их приходилось уже не 70, а всего-навсего 8. В России рост крупного производства усиливался благодаря тому, что иностранный капитал организовывал сразу крупные предприятия. Уже в 1902 г. очень крупные предприятия занимали почти половину (40%) всех промышленных рабочих.

В 1903 г. фабрики, имеющие свыше 100 рабочих, составляли в Европейской России 17% всего числа фабрик и заводов и на них работало 76,6% всего числа фабрично-заводских рабочих.

Победа крупного производства во всех странах сопровождалось муками мелких производителей. Иногда целые округа и профессии почти вымирали (напр., силезские ткачи в Германии, ткачи в Индии и т. д.).

б) Борьба мелкого и крупного производства в сельском хозяйстве. Такая же борьба мелкого и крупного производства, как в – промышленности, идет при капитализме и в сельском хозяйстве. Помещик, ведущий свое хозяйство так, как капиталист свою фабрику, крупный крестьянин-кулак, средний крестьянин, деревенская беднота, сама часто подрабатывающая на стороне или у помещика либо кулака, и батраки – это все равно, что в промышленности – крупный капиталист, средний заводчик, ремесленник, кустарь, наемный рабочий. И в деревне, как в городе, крупное именье лучше поставлено, чем мелкое.

Крупный хозяин может завести хорошую технику. Сельскохозяйственные машины (электрические плуги, паровые плуги, жнейки, косилки, жнейки-сноповязалки, сеялки, молотилки, паровые молотилки и т. д.) часто совсем почти недоступны мелкому сельскому хозяину и крестьянину. Как в маленькой мастерской ремесленника нет смысла ставить дорогую машину (и купить ее не на что, да и окупаться она не будет), точно так же и крестьянин не может купить себе парового плуга, да если бы он и купил его, то он был бы ни к чему: для того, чтобы такая солидная машина окупилась, нужно много земли, а не такой клочок, где только курицу пасти можно.

Полное использование машин и орудий зависит от количества земли. Конный плуг как следует используется при куске земли в 30 гектаров (гектар 9/10 десятины); рядовая сеялка, жнейка, молотилка – при 70; паровая молотилка – при 250; паровой плуг – при 1000 гектаров. В новейшее время для. обработки земли применяют электрические машины для тех нужно тоже крупное хозяйство.

Орошение, осушение болот, дренаж (проведение глиняных труб для стока лишней воды), проведение полевых железных дорог и проч. может, большею частью, применять только крупный хозяин. Крупное хозяйство, как и в промышленности, сберегает на орудиях, материалах, рабочей силе, отоплении, освещении и т. д.

В крупном хозяйстве будет также на десятину приходиться меньше меж, меньше заборов и изгородей, меньше будет пропадать семян, которые попадают за межу.

Кроме того, крупный хозяин может нанимать агрономов и вести свое хозяйство по всем правилам.

В области торговли и кредита происходит то же, что и в промышленности: крупный хозяин знает лучше рынок, может выжидать, дешевле покупает все необходимое, умеет дороже продать. Мелкому остается одно: бороться при помощи напряжения всех сил. Этим усиленным трудом, а также уменьшением своих потребностей, недоеданием и живет, мелкое сельское хозяйство. Только так оно себя и может отстоять при господстве капитализма. Что его еще более подрывает, так это громадные налоги. Капиталистическое государство взваливает на него огромную тяжесть: стоит только вспомнить, что значили царские налоги для крестьян, – все продай, а налог заплати.

Можно в общем сказать, что мелкое производство в сельском хозяйстве живучее, чем в промышленности. В городах ремесленники и мелкие предприниматели гибнут довольно быстро, а в деревнях крестьянское хозяйство во всех странах стоит на ногах немного крепче. Но обеднение большей части происходит и тут, только часто это не так заметно. Иногда кажется, что хозяйство не крупное по размерам земли, а на самом деле оно очень крупное, и капитала в него вложено много, и работников в нем изрядно нанимается (например, у огородников около больших городов). Иногда, наоборот, кажется, что пред нами много хозяйчиков совсем самостоятельных, а на самом деле они почти что наемные рабочие: ходят наниматься либо в соседнее имение, либо на отхожие промыслы, либо в город. Среди крестьянства во всех странах происходит то же, что и среди ремесленников и кустарей. Небольшая часть из них пролезает в кулаки-мироеды (трактирщики, ростовщики, которые мало-помалу округляют свои владенья); остальные либо крепятся, либо разоряются вконец, продают корову, лошаденку, превращаются в безлошадных; а потом и надела как не видали – уходит человек совсем либо в город, либо в батраки. Безлошадный превращается в наемного рабочего, кулак-мироед, нанимающий работников, – в помещика либо капиталиста.

Так в сельском хозяйстве масса земли, орудий, машин, скота находится в распоряжении кучки крупнейших капиталистов-помещиков, а миллионы рабочих работают на них, миллионы крестьян зависят от них.

В Америке, где капитал больше всего развит, существуют огромные именья, которые работают, как фабрики. И как на фабриках делается только какой-нибудь один продукт, так и тут. Есть большие поля сплошь под клубникой или сплошь под фруктовыми деревьями; есть специальные птицеводческие хозяйства; там, где возделывают пшеницу, работают на машинах. Многие отрасли сосредоточены в немногих руках. Так, например, существует «король цыплят» (капиталист, в руках у которого сосредоточено чуть ли не все производство цыплят), «яичный король» и т. д.

Все большие и большие массы народа превращаются при капитализме в наемных рабочих. Разорившиеся ремесленники, кустари, крестьяне, торговцы, средние капиталисты, потерпевшие крах, – словом, все выкинутые за борт, все, кого забил крупный капитал, низвергаются в ряды пролетариата. По мере того, как богатства сосредоточиваются в руках кучки капиталистов, народные массы все более превращаются в их наемных рабов. Благодаря постоянному разорению средних слоев и классов количество рабочих всегда больше того, чем нужно капиталу. Этим капитал привязывает к себе рабочего. Он должен работать на капиталиста. Не хочет, – найдут сотни других.

Но эта зависимость от капитала упрочивается и другим путем, не только разорением новых слоев населения. Господство капитала над рабочими постоянно увеличивается еще и тем, что капитал все время выбрасывает лишних ему рабочих на улицу и создает из них себе рабочие силы про запас. Как это происходит? А вот как. Мы уже видели раньше, что каждый фабрикант стремится удешевить стоимость товаров для себя. Поэтому именно и вводятся новые и новые машины. Но машина обычно замещает рабочего, делает часть рабочих излишней. Введена новая машина, это значит: часть рабочих получай расчет. Из рабочих, занятых на фабриках, такие люди превращаются в безработных. А так как новые машины вводятся постоянно то в одной отрасли производства, то в другой, то в третьей, понятно, что безработица должна существовать постоянно при капитализме. Ведь капиталист заботится не о том, чтобы дать всем работу или снабдить всех товарами, а о том, чтобы выжать больше прибыли. Понятно, что он выбрасывает на улицу рабочих, которые уже не в состоянии приносить ему такую прибыль, как раньше.

И, действительно, во всех капиталистических странах мы видим, что в крупных городах постоянно есть огромное количество безработных. Тут и какие-нибудь китайские или японские рабочие из разорившихся крестьян, пришедшие искать заработка за тридевять земель, и деревенские парни, только что попавшие в город, и бывшие лавочники, и ремесленники; но тут же мы находим рабочих-металлистов или типографов, или ткачей, которые подолгу работали на фабриках и вышвырнуты из них благодаря введению новых машин. Все они вместе образуют запасный источник рабочих сил для капитала, или, как его назвал Маркс, резервную (запасную) промышленную армию. Существование резервной рабочей армии, постоянная безработица позволяют капиталистам усиливать зависимость и угнетение рабочего класса. Из одних рабочих капитал при помощи машины выжимает больше золотого сока, чем раньше; другие из-за этого выброшены на мостовую. Но, выброшенные на мостовую, они служат в руках капиталиста бичом, который подгоняет оставшихся.

Промышленная резервная армия дает примеры полного одичания, обнищания, голода, вымирания, даже преступления. Те, кто в течение ряда лет не мог найти себе работы, мало-помалу спиваются, превращаются в бродяг, нищих и т. д. В крупных городах – Лондоне, Нью-Йорке, Гамбурге, Берлине, Париже – есть целые кварталы, населенные такими безработными. В Москве примером этого может служить Хитров рынок. Вместо пролетариата здесь образуется новый слой, уже разучившийся трудиться. Это порождение капиталистического общества называется люмпен-пролетариатом (пролетариатом босяков).

Введение машин породило также женский и детский труд, более дешевый и поэтому более выгодный для капиталиста. Раньше, до машин, нужна была особая сноровка для работы, иногда нужно даже было долго учиться. А на некоторых машинах может работать и ребенок: приходится только и делать, что до одурения рукой махать или ногой двигать. Вот почему после появления на свет машин стал Шире применяться труд женщин и детей. Женщины и дети не могут давать капиталисту такого отпора, как рабочие мужчины. Они более ручные, более забитые, чаще верят попам и всему, что им говорит начальство. Поэтому фабрикант часто замещает мужчин женщинами и заставляет маленьких детишек перегонять свою кровь в золотые кружочки прибыли.

В 1913 г. число женщин-работниц и служащих было: во Франции – 6.800.000, в Германии – 9.400.000, Австро-Венгрии – 8.200.000, Италии – 5.700.000, Бельгии – 930.000, Сев. Американских Соед. Штатах – 8.000.000, Англии и Уэльсе – 6.000.000. В России число женщин-работниц все время росло. В 1900 г. женщины-работницы составляли 25% (т. е. четверть) всех фабричных рабочих и работниц, в 1908 – 31%, то есть почти одну треть, в 1912 г. – 45%; в некоторых отраслях производства женщины составляют большинство. Напр., в текстильном производстве в 1912 г. из 870 тысяч женщин было 453 тысячи, то есть больше половины (52 слишком процента). За годы войны количество женщин работниц увеличилось в громадной степени.

Что касается детского труда, то он в многих местах процветает, несмотря на воспрещение. В самой развитой капиталистической стране – в Америке – детский труд можно встретить сплошь да рядом.

От этого распадается семья рабочего. Раз и жена, а иногда и ребенок – на фабрике, какая тут семейная жизнь!

Если женщина попадет на фабрику, становится работницей, она, как и мужчина, подвергается время от времени всем ужасам безработицы. Ее тоже выбрасывает за дверь капиталист; она тоже становится в ряды промышленной резервной армии; она, как и мужчина, может опуститься на самое дно. В связи с этим стоит и проституция, когда женщины продают себя первому встречному на улице. Нечего есть, работы нет, отовсюду гонят; а если и есть работа, то за такую нищенскую плату, что приходится подрабатывать продажей своего тела. А потом новое ремесло входит в привычку. Так образуется слой профессиональных проституток.

В крупных городах проститутки составляют очень значительное количество. Такие города, как Гамбург и Лондон, насчитывают десятки тысяч этих несчастных. Капитал из них создает источник прибыли и обогащения, устраивая крупные, капиталистически организованные публичные дома. Имеется широкая международная торговля белыми рабынями. Центрами такой торговли были города Аргентины (в Южной Америке). Особенно отвратительна детская проституция, процветающая во всех европейских и американских городах.

В капиталистическом обществе, таким образом, по мере того, как изобретаются все лучшие и лучшие машины, строятся все большие и большие фабрики, растет количество товаров, – все увеличивается гнет капитала, нищета и бедствия промышленной резервной армии, зависимость рабочего класса от его эксплуататоров.

Если бы частной собственности не было, а все находилось в товарищеском пользовании, тогда было бы совсем другое. Тогда люди просто бы сокращали рабочий день, щадили бы свои силы, сберегали бы свой труд, заботились бы о своем отдыхе. Когда же машины вводит капиталист, он заботится о прибыли: ему не к чему сокращать рабочий день: он от этого только теряет. При помощи машины капиталист не освобождает человека, а порабощает его.

С развитием капитализма все большая часть капитала отводится на машины, аппараты, разные сооружения, гигантские фабричные корпуса, громадные доменные печи и т. д., наоборот, на наем рабочих идет все меньшая часть капитала. Раньше, при ручном труде, затраты на ручные станки и прочие орудия были небольшие: почти весь капитал шел на наем рабочих. Теперь наоборот: громадная доля идет на разные сооружения и машины. А это значит, что спрос на рабочие руки растет не так быстро, как увеличивается число разорившихся людей, которые превращаются в пролетариев. Чем сильнее развивается техника при капитализме, тем больше гнет капитала над рабочим классом, потому что тем труднее найти работу, тем тяжелее жить.