Текст книги "Азбука коммунизма"

Коммунистический способ производства предполагает также не производство на рынок, а производство для собственного потребления. Только здесь производит на самого себя не отдельный хозяин, не отдельный крестьянин, а вся эта громаднейшая артель. Значит, здесь нет товаров, а есть только продукты. Эти произведенные продукты не обмениваются друг на друга; их не покупают и не продают. Они просто поступают на общественные склады, а потом их берут те, кому они нужны. Стало быть, и денег здесь не нужно будет. Как же? – спросит всякий. Ведь этак один заберет прорву, а другой совсем мало. Какой же толк будет от такого распределения продукта? Тут нужно вот что сказать. На первых порах, быть может, в течение нескольких десятков лет, придется, конечно, вводить разные правила: напр., такие, что продукты получаются только теми, у кого есть отметки в трудовой книжке или кто предъявил трудовой талон. А впоследствии, когда коммунистическое общество окончательно окрепнет и разовьется, тогда и этого не понадобится. Всякого продукта будет очень много, все раны будут давным-давно залечены, и можно будет каждому предоставить брать, сколько ему чего понадобится. Да и людям не будет никакого интереса брать больше, чем нужно. Ведь, напр., теперь никому не приходит в голову покупать в трамвае три места, на одном сидеть, а два оставлять пустыми: нет такой потребности. А тогда будет то же со всеми продуктами: взял человек столько-то и столько-то из общественного склада, сколько нужно, и больше ничего. Продать излишек тоже нет интереса: ведь всякий и так взять может, да и деньги тогда не будут цениться. Значит, в начале коммунистического общества, вероятно, продукты будут распределяться в зависимости от труда, а потом просто по потребностям граждан-товарищей.

Очень часто говорят, что в будущем обществе будет осуществлено право каждого на полный продукт своего труда; что сработал, то и получил. Это неверно и никогда целиком проведено быть не может. Почему? Да потому, что если бы все получали то, что сделали, то никогда нельзя было бы двигать производство вперед, расширять и улучшать его. Всегда часть сделанной работы должна идти на расширение и улучшение производства. Если бы мы проедали и пронашивали целиком все, что сделали, тогда нельзя было бы производить машин: их ведь не едят и не носят. Всякому понятно, что жизнь будет улучшаться вместе с увеличением и улучшением машин, которые будут производиться все больше и больше. А это значит, что часть труда, которая в них будет заключена, не возвращается тому, кто трудился. Значит, никогда не может быть, чтобы каждый получал продукт своего труда полностью. Да это вовсе и не нужно. При помощи хороших машин производство будет так поставлено, что будут удовлетворяться все потребности и без этого.

Итак, в первое время распределение продукта будет делаться в зависимости от труда (хотя и не по «полному продукту труда»), а потом по потребностям: всего будет в изобилии.

В коммунистическом обществе не будет классов. Но если в нем не будет классов, то это значит, что в нем не будет также никакого государства. Мы ведь уже говорили раньше, что государство есть классовая организация господства; государство всегда направлено одним классом против другого: если государство буржуазное, то оно направлено против пролетариата; если это государство пролетарское, тогда оно направлено против буржуазии. В коммунистическом же строе нет ни помещиков, ни капиталистов, ни наемных рабочих – в нем есть только простые люди – товарищи. Классов нет, классовой борьбы тоже нет, классовые организации не существуют. Не существует, следовательно, и государства: оно не нужно здесь, так как нет классовой борьбы, некого держать в узде и некому это делать.

Но как же, спросят нас, может двигаться без всякого управления такая громадная организация? Кто же будет вырабатывать план общественного производства? Кто будет распределять рабочие силы? Кто будет высчитывать общественный расход и приход? Кто будет, словом, следить за всем порядком?

На это ответить не трудно. Главное руководство будет лежать в разного рода счетных конторах, или статистических (вычислительных) бюро. Там будет изо дня в день вестись учет всему производству и потребностям производства; будет указываться также, куда. нужно добавить рабочие руки, откуда убавить, сколько работать. И так как все будут с детства привычны к общему труду и понимать, что он нужен и что жить всего легче, когда все идет по рассчитанному плану, как по маслу, то все и работают, смотря по указаниям этих вычислительных бюро. Тут не нужно особых министров, полиции, тюрем, законов, декретов, – ничего. Как в оркестре все смотрят на дирижерскую палочку и действуют, смотря на нее, так и здесь будут смотреть на расчетные таблицы и соответственно этому вести работу.

Значит, тут никакого государства и нет. Тут нет никакой группы и никакого класса, который стоит над остальными классами. К тому же в этих счетных бюро будут сегодня одни, а завтра – другие лица. Бюрократия, постоянное чиновничество исчезнет. Государство отомрет.

Разумеется, так будет в развитом, окрепшем коммунистическом строе, после полной и окончательной победы пролетариата, и не особенно даже скоро после нее. Ведь рабочему классу придется долго бороться со своими врагами, потом со всеми остатками прошлого: лодырничаньем, расхлябанностью, преступностью, барством, которое долго придется выколачивать. Поэтому пройдет смена двух-трех поколений, выросших при совсем новых условиях, пока исчезнет необходимость в законах и наказаниях, в подавлении рабочим государством всяких остатков капиталистической старины. Но если для этого нужно рабочее государство, то в развитом строе, когда остатки капитализма отомрут, отомрет и государственная власть пролетариата. Сам пролетариат будет смешиваться с остальными слоями, ибо все мало-помалу начнут втягиваться в общую работу, а через десяток – другой лет будет совсем иная земля, иные люди, иные нравы.

Коммунистический строй быстро двинет вперед развитие производительных сил, когда он победит и залечит все раны. Это быстрейшее развитие производительных сил будет происходить вот от каких причин. Во-первых, освободится громадное количество человеческой энергии, которое идет на классовую борьбу. Ведь подумать только, сколько тратится сейчас нервов, сил, труда на политику, забастовки, восстания, подавление восстаний, суды, полицию, государственную власть, на каждодневные усилия с той и с другой стороны!

Классовая борьба поглощает громадное количество сил и средств. Все эти силы освобождаются: люди не будут тогда бороться друг с другом. Эти освободившиеся силы пойдут на производительный труд. Во-вторых, сохраняются силы и средства, которые разрушаются или которые тратятся при конкуренции, кризисах, войнах. Если подсчитать только траты от войн, то это будет невероятно громадная сумма. А сколько получается для общества расходов от борьбы между продавцами, между покупателями друг с другом и между продавцами и покупателями! Сколько гибнет всего зря от кризисов! Сколько лишних издержек бывает из-за неорганизованности и безалаберности производства! Все эти силы, которые теперь пропадают, сохраняются в коммунистическом обществе. В-третьих, организованность и целесообразный план не только предохраняют от лишних трат (тут сказывается то, что крупное производство всегда сберегает), но и позволяют улучшить всю постановку дела с технической стороны: производство будет вестись на самых крупных заводах, при помощи самых лучших технических средств. Ведь при капитализме даже для введения машин были определенные границы. Капиталист вводил машины только тогда, когда не было достаточно дешевых рабочих рук. Если же дешевые рабочие руки находились, тогда капиталисту нечего было вводить машин: он и без того получал хорошие барыши. Машина ему оказывалась нужна только тогда, когда она сберегала дорогую рабочую силу. А так как вообще при капитализме рабочие руки дешевы, то это плохое положение рабочего класса было причиной, препятствовавшей улучшению техники. В особенности ярко это сказывалось в сельском хозяйстве. Там рабочие руки были всегда дешевы, и из-за этого развитие машинного труда шло очень медленно. В коммунистическом обществе забота не о прибыли, а о самих работающих. Там всякое улучшение будет тотчас же подхватываться и проводиться в жизнь. Там для него нет тех цепей, которые накладывал капитализм. Технические изобретения при коммунизме тоже двинутся вперед: ведь у всех будет хорошее образование, и те, кто при капитализме гибнет от нужды (напр., талантливые рабочие), будут иметь полную возможность развернуть свои способности.

В коммунистическом обществе исчезнет также паразитизм, то есть существование людей-паразитов, которые ничего не делают и живут на счет других. То, что в капиталистическом обществе, прокучивалось, проедалось, пропивалось капиталистами, будет идти в коммунистическом обществе на производительные нужды; капиталисты, их лакеи и дворня, попы, проститутки и т. д. исчезнут, и все члены общества будут заняты производительным трудом.

Коммунистический способ производства будет означать громадное развитие производительных сил. Это значит, что на долю каждого работника коммунистического общества будет приходиться меньше труда, чем раньше. Рабочий день будет все сокращаться, и люди будут все более освобождаться от цепей, накладываемых природой. Раз человеку придется тратить мало времени на то, чтобы прокормить и одеть себя, значит, у него будет много времени, чтобы заниматься своим духовным развитием. Человеческая культура достигнет небывалой высоты. Она будет при этом действительно человеческой, а не классовой культурой. Вместе с исчезновением гнета человека над человеком будет исчезать и гнет природы над людьми. Человечество начнет здесь впервые вести действительно разумную, а не зверскую жизнь.

Противники коммунизма всегда изображали его, как уравнительную дележку. Они говорили, что коммунисты хотят все забрать и поделить поровну: землю и другие средства производства, а также и средства потребления. Нет ничего нелепее такого взгляда. Прежде всего, такой всеобщий передел невозможен: можно поделить землю, рабочий скот, деньги. Но нельзя поделить железные дороги, машины, пароходы, сложные аппараты. Это во-первых. Во-вторых, раздел не только не приводит ни к чему хорошему, а, наоборот, отбрасывает человечество назад. Он означает образованием множества мелких собственников. А мы уже знаем, что из мелкой собственности и конкуренции мелких собственников рождается крупная собственность. Значит, даже если бы был осуществлен всеобщий передел, то потом началось бы то же самое, и люди повторяли бы вечную сказку про белого бычка.

Пролетарский коммунизм (или пролетарский социализм) есть крупное товарищеское объединенное хозяйство. Он вытекает из всего развития капиталистического общества и из положения пролетариата в этом обществе. От него нужно отличать:

1) Люмпен-пролетарский социализм (анархизм). Анархисты упрекают коммунистов в том, что будто бы коммунизм сохраняет государственную власть в будущем обществе. Это, как мы видели, неверно. Действительная разница состоит в том, что анархисты в гораздо большей степени обращают внимание на распределение, чем на организацию производства; а эту организацию производства они представляют не как громадное товарищеское хозяйство, а как массу мелких, «свободных», самоуправляющихся коммун. Такой строй, явное дело, не может освободить человечества от гнета природы: в нем производительные силы не смогут быть развиты даже до того предела, какого они достигали при капитализме. Это потому, что анархизм не укрупняет, а раздробляет производство. Немудрено, что на практике анархисты склоняются «часто к дележке предметов потребления и восстают против организации крупного производства». Они отражают интересы и стремления, главным образом, не рабочего класса, а так называемого люмпен-пролетариата, босяцкого пролетариата, которому плохо живется при капитализме, но который не способен ни на какую самостоятельную творческую работу.

2) Мещанский (мелкобуржуазный городской) социализм. Он опирается не на пролетариат, а на разоряющихся ремесленников, мелких горожан-мещан, частью на интеллигенцию. Он протестует против крупного капитала, но во имя «свободы» мелкого предпринимательства. По большей части он стоит за буржуазную демократию против социалистической революции, надеясь достигнуть своих идеалов «мирным путем»: через развитие кооперации, артелей, объединение кустарей и т. д. У нас большая часть городских эсэровских кооператоров принадлежит к этому образцу. При капитализме их предприятия обычно вырождаются в обыкновенные капиталистические организации, а сами эти кооператоры почти ничем не отличаются тогда от чистейших буржуа.

3) Аграрно-крестьянский социализм принимает разные формы, иногда близкие деревенскому анархизму. Для него особенно характерно то, что он никогда не представляет себе социализма, как крупного хозяйства, очень близко подходит к дележке и уравнению; от анархизма отличается по большей части требованием крепкой власти, которая бы охраняла от помещика, но в то же время охраняла бы и от пролетариата; таким видом «социализма» является эсэровская «социализация земли», которая навеки вечные укрепляет мелкое производство и боится пролетариата и превращения всего народного хозяйства в крупное товарищеское объединение. Впрочем, среди некоторых слоев крестьянства есть и другие виды социализма, более близкие к анархизму, не признающие государственной власти, но отличающиеся мирным характером (таков сектантский коммунизм, духоборы и т. д.). Аграрно-крестьянские настроения могут быть изжиты только в течение многих лет, когда крестьянская масса поймет все преимущества крупного хозяйства (об этом нам придется говорить много раз ниже).

4) Рабовладельческий и крупнокапиталистический, так называемый, социализм. На самом деле здесь нельзя даже говорить о тени социализма. Если в трех вышеприведенных группах «социализма» на него есть кое-какие намеки и если в них все же есть протест против угнетения, то здесь имеется только слово, которое обманным путем употребляется для того, чтобы спутать все карты. Эту моду ввели буржуазные ученые, а с их голоса и соглашательские социалисты (отчасти даже Каутский и Ко). Таков, например, «коммунизм» древнегреческого философа Платона. Он заключается в том, что организация рабовладельцев «товарищески» и «сообща» эксплуатирует массу бесправных рабов. Среди рабовладельцев – полное равенство и все общее. У рабов – нет ничего: они превращены в скот. Понятно, что здесь социализмом и не пахнет. Такого же рода «социализм» проповедуют и некоторые буржуазные профессора под видом «государственного социализма», с тою только разницей, что в рабов превращается современный пролетариат, а вместо рабовладельцев сидят наверху крупнейшие капиталисты. На самом деле и здесь нет ни тени социализма, а есть государственный, каторжный капитализм (о нем будет речь ниже).

Мещанский, аграрный и люмпен-пролетарский социализм имеют одну общую черту: все эти виды не пролетарского социализма не считаются с действительным ходом развития. Ход развития ведет к укрупнению производства. У них же все покоится на мелком производстве. Поэтому неизбежно этот социализм представляет не что иное, как мечту, «утопию», не имеющую никакой вероятности осуществления.

Для осуществления коммунистического строя пролетариату необходимо иметь в своих руках всю власть и всю силу. Он не может перевернуть старого мира, если он не будет иметь в руках этой силы, если он временно не станет господствующим классом. Само собой разумеется, что буржуазия без боя не отдаст своих позиций. Ведь коммунизм означает для нее потерю прежнего могущественного положения, потерю «свободы» выжимать пот и кровь из рабочего, потерю права на прибыли, проценты, ренту и прочее. Коммунистическая революция пролетариата, коммунистическое преобразование общества натыкается поэтому на бешеную борьбу и сопротивление эксплуататоров. Задача рабочей власти как раз поэтому и состоит в том, чтобы беспощадно подавлять это сопротивление. А так как это сопротивление неизбежно должно быть очень большим, то и рабочая, пролетарская власть должна быть рабочей диктатурой. «Диктатура» означает особенно суровый способ управления и решительность в подавлении врагов. Совершенно понятно, что при таком положении вещей не может быть никакой речи о «свободах» для всех людей. Диктатура пролетариата несовместима со свободой для буржуазии. Эта диктатура для того и нужна, чтобы лишить буржуазию свободы, чтобы связать ее по рукам и по ногам, чтобы не дать ей вести борьбу против революционного пролетариата. И чем больше сопротивление буржуазии, чем отчаяннее мобилизует она свои силы, чем сна опаснее, тем суровее и жестче должна быть пролетарская диктатура, которая не должна в крайних случаях останавливаться даже перед террором. Только при полном подавлении эксплуататоров, когда они перестанут сопротивляться, когда не будет для них никакой возможности пакостить рабочему классу, диктатура пролетариата будет все смягчаться и смягчаться; тем временем прежняя буржуазия будет понемногу смешиваться с пролетариатом, рабочее государство постепенно отомрет; а все общество превратится в коммунистическое общество, без всяких классов.

При диктатуре пролетариата, которая является временным учреждением, средства производства по сути дела принадлежат не всему обществу без исключения, а только пролетариату, его государственной организации. Здесь рабочий класс, т. е. большинство населения, монополизирует временно все средства производства. Поэтому здесь еще нет полностью коммунистических производственных отношений. Здесь есть еще деление общества на классы; здесь есть еще господствующий класс (пролетариат); здесь есть монополизация этим новым классом всех средств производства; здесь есть государственная власть (власть пролетариата), которая подавляет своих врагов. Но по мере того, как подавляется сопротивление бывших капиталистов, помещиков, банкиров, генералов и епископов, строй пролетарской диктатуры без всяких революций переходит в коммунизм.

Пролетарская диктатура является не только орудием подавления врага, но и рычагом экономического переворота. Ведь, этот переворот должен заменить частную собственность на средства производства общественною; он должен отнять («экспроприировать») у буржуазии средства производства и обращения. Кто же это будет делать и должен делать? Ясно, что не отдельные лица, хотя бы и пролетарского происхождения. Если бы это стали делать отдельные лица или даже отдельные группки, то вышла бы в лучшем случае дележка, а в худшем все это выродилось бы в простой грабеж. Понятно поэтому, что экспроприацию буржуазии должна проводить организованная сила пролетариата. А такой организованной силой и является диктаторское рабочее государство.

Против пролетарской диктатуры возражают с разных сторон. Во-первых, анархисты. Они говорят, что борются против всякой власти и всякого государства, тогда как большевики-коммунисты стоят за Советскую власть. Всякая же власть есть насилие и стеснение свободы. А потому нужно свергать большевиков и Советскую власть, диктатуру пролетариата. Никакой диктатуры не нужно, не нужно никакого государства. Так рассуждают анархисты. Их возражение только кажется революционным. На самом деле анархисты не левее, а правее нас, большевиков. В самом деле, для чего нам нужна диктатура? Чтобы организованно добивать господство буржуазии, чтобы употреблять насилие (мы это открыто говорим) против врагов пролетариата. Диктатура пролетариата – это топор в его руках. Кто против нее, тот боится решительных действий, тот боится обидеть буржуазию, тот не революционер. Когда мы буржуазию победим вполне, тогда нам не нужно будет никакой диктатуры пролетариата. Но когда идет борьба не на жизнь, а на смерть, тогда священная обязанность рабочего класса заключается в решительном подавлении своих врагов. Между коммунизмом и капитализмом должна быть эпоха пролетарской диктатуры.

Затем возражают против диктатуры социал-демократы, в частности меньшевики. Эти господа совершенно позабыли то, что сами когда-то писали. Ведь в нашей старой программе, выработанной вместе с меньшевиками, прямо сказано: «Необходимое условие социальной революции составляет диктатура пролетариата, т. е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая позволит ему подавить всякое сопротивление эксплуататоров». Под этим подписываются (на словах) и меньшевики. Но когда доходит до дела, тогда они начинают кричать о нарушении свобод для буржуазии, на закрытие буржуазных газет, на «террор большевиков» и т. д. Между тем, в свое время даже Плеханов весьма одобрял беспощадные меры против буржуазии, говорил, что мы можем ее лишить избирательных прав и проч. Теперь все это забыто меньшевиками, перешедшими в лагерь буржуазии.

Наконец, нам возражают многие с моральной точки зрения. Говорят, что мы рассуждаем, как дикари-готтентоты. Готтентот говорит: «Когда я украду жену соседа, это хорошо; когда он украдет мою жену, это плохо». И большевики, мол, ничем не отличаются от дикарей, так как они говорят: «Когда буржуазия насильничает над пролетариатом, это плохо; когда пролетариат насильничает над буржуазией, это хорошо».

Возражающие так совсем не понимают, о чем идет речь. Когда они говорят о готтентотах, так там два равных человека, которые крадут друг у друга жен из-за тех же самых соображений. Пролетариат и буржуазия, однако, не два равных. Пролетариат – класс огромный, буржуазия – кучка. Пролетариат борется за освобождение всего человечества, буржуазия за сохранение гнета, войн, эксплуатации; пролетариат борется за коммунизм, буржуазия – за сохранение капитализма. Если бы капитализм и коммунизм были одно и то же, тогда буржуазия и пролетариат были бы похожи на двух готтентотов. Сейчас же только пролетариат борется за новый строй; все, что помогает ему в этой борьбе, все то полезно; все, что мешает, вредно.