Текст книги "Азбука коммунизма"

В конце концов получается вот какая картина: промышленность целой страны объединена в синдикаты, тресты, комбинированные предприятия; все это объединено банками; во главе всей хозяйственной жизни становится кучка крупнейших банкиров, которые управляют всей промышленностью. А государственная власть целиком исполняет волю этих банковиков и синдикатчиков.

Это очень хорошо можно видеть на примере Америки. В Соединенных Штатах «демократическое» правительство Вильсона есть прямой ставленник американских трестов. Парламент только принимает то, что раньше было решено на закулисных совещаниях синдикатчиков и банкиров. Тресты тратят огромнейшие деньги, на подкуп депутатов, на избирательную кампанию и т. д. Один американский писатель (Майерс) сообщает, что в 1904 г. страховой трест «Мютюал» израсходовал на подкуп 364.254 тысячи долларов, «Эквитэбль» – 172.698 тысяч, «Нью-Йорк» – 2 04.519 тысяч и так далее. Зять Вильсона и министр финансов – Мэк-Аду – один из крупнейших банкиров и синдикатчиков. Сенаторы, министры, депутаты – простые служащие или участники огромных трестов. Государственная власть, «свободная республика» – это простой деловой двор для обирания публики.

Таким образом, мы можем сказать, что капиталистическая страна при господстве финансового капитала сама целиком превращается в громадный комбинированный трест, во главе которого стоят банки, а исполнительным комитетом которого является буржуазная государственная власть. Америка, Англия, Франция, Германия и т. д. – это не что иное, как государственно-капиталистические тресты, могучие организации синдикатчиков и банкиров, которые эксплуатируют и управляют сотнями миллионов своих рабочих, своих наемных рабов.

Финансовый капитал устраняет до известной степени анархию капиталистического производства в отдельной стране. На место дерущихся между собою отдельных предпринимателей все объединяется в государственно-капиталистический трест:

Но как же тогда обстоит дело с одним из основных противоречий капитализма? Ведь мы не раз говорили, что капитализм должен сломаться потому, что в нем нет организованности, и потому, что в нем существует классовая борьба. Но если одно из двух противоречий уничтожается, то, быть может, и предсказание относительно гибели капитализма ни на чем не основано?

Тут для нас главное сейчас вот в чем: на самом деле анархия производства и конкуренция не устраняется; или, лучше сказать, она устраняется в одном месте, чтобы тем резче проявиться в другом. Разъясним подробно этот вопрос.

Теперешний капитализм есть мировой капитализм. Все страны связаны – друг с другом: одни покупают у других. Нет теперь на земле таких мест, которые бы не попали под пяту капитала, и нет страны, которая бы все решительно производила у себя.

Целый ряд продуктов может быть производим только в определенных местах: апельсины не растут в холодной стране, а железной руды нельзя добыть там, где ее нет под землей. Кофе, какао, каучук производятся только в теплых странах. Хлопок производится в Соединенных Штатах Америки, в Индии, Египте, Туркестане и т. д., откуда его вывозят во все части мира. Углем обладают Англия, Германия, Соединенные Штаты, Австрия, Россия, но его, например, нет в Италии, и Италия целиком зависит от английского или немецкого угля, и т. д. Пшеница вывозится во все страны из Америки, Индии, России, Румынии.

С другой стороны, одни страны ушли далеко в своем развитии, другие отстали. Поэтому всяческие изделия городской промышленности выбрасываются передовыми странами в отсталые страны: железные изделия на весь мир поставляют, главным образом, Англия, Соединенные Штаты и Германия; химические изделия – в первую голову поставляла Германия.

Так одна страна зависит от другой и покупает или продает другой. До чего может доходить эта зависимость, видно на примере Англии, которая ввозит ⁴/₅ всего необходимого ей хлеба и половину необходимого ей количества мяса, зато большую часть своих фабричных изделий вывозит из страны.

Теперь спросим себя: устраняет ли финансовый капитал конкуренцию на мировом рынке? Создает ли он мировую организацию тем, что объединяет капиталистов в отдельной стране? И тут сразу видно, что нет. Анархия производства и конкуренция в отдельной стране более или менее прекращается, потому что отдельные крупнейшие предприниматели объединяются в государственно-капиталистический трест. Но зато тем больше разгорается драка между самими государственно-капиталистическими трестами. Ведь так всегда бывает при централизации капитала: когда мелкая сошка гибнет, тогда, разумеется, число конкурентов уменьшается, ибо остаются одни крупные; но эти крупные и дерутся по-крупному; потом вместо конкурентной борьбы между отдельными фабрикантами начинается борьба между трестами. Число трестов, конечно, меньше, чем число фабрикантов. Но зато борьба здесь покрупнее и пожесточе и разорительнее. Ну, а когда капиталисты в одной стране выбили из. седла всех мелких и организовались в государственно-капиталистический трест, тогда число конкурентов еще более сократилось. Но зато эти конкуренты – громадной силы капиталистические державы. И их конкурентная борьба сопровождается такими небывалыми издержками и опустошениями, как никогда. Ибо конкуренция государственно-капиталистических трестов проявляется в «мирное» время в конкуренции вооружений, а в конце – концов в опустошительной войне.

Итак, финансовый капитал уничтожает конкуренцию в отдельных странах, но он на определенное время страшно ожесточает конкуренцию между этим и странами.

Как это происходит? И почему эта конкуренция между капиталистическими странами в конце концов приводит к завоевательной политике, к войне? Почему эта конкуренция не может быть мирной? Ведь когда два фабриканта конкурируют между собою, они не лезут друг на друга с ножом, а перебивают друг у друга покупателя в мирной борьбе. Почему же конкуренция, на мировом, всемирном рынке стала такой ожесточенной и вооруженной? На все эти вопросы нужно дать подробный ответ.

Тут нужно посмотреть прежде всего, как должна была изменяться политика буржуазии вместе с переходом от старого капитализма, где процветала свободная конкуренция, к новому, где у власти стал финансовый капитал.

Начнем с так называемой таможенной политики. В борьбе между странами уже давно государственная власть буржуазии, охраняющая своих капиталистов, придумала средство борьбы в виде таможенных пошлин. Если, например, русские ткацкие фабриканты боялись, что их английские или немецкие конкуренты будут ввозит свой товар и собьют все цены в России, тогда готовое к услугам правительство накладывало пошлину на английскую и немецкую ткань. Это, разумеется, затрудняло доступ иностранного товара в Россию. Обыкновенно фабриканты говорили, что таможенные пошлины нужны, чтобы защитить отечественную промышленность. Но если теперь приглядеться к разным странам, то можно сразу увидеть, что «умысел другой тут был». В самом деле, за последние десятилетия больше всех кричали о высоких пошлинах и накладывали их капиталисты самых крупных и сильных стран, во главе с Америкой. Неужели их могли обидеть иностранные конкуренты? «Кто тебя, Кит Китыч, обидит? Ты сам всякого обидишь».

В чем же дело? А дело вот в чем. Предположим, что ткацкое производство в какой-нибудь стране монополизировано ткацким синдикатом или трестом. Что тогда происходит, если вводится пошлина? Тогда капиталисты-синдикатчики этой страны убивают сразу двух зайцев: во-первых, они избавляются от иностранного соперничества; во-вторых, они могут без всякого риска повысить цены на свой товар почти настолько, насколько повышены пошлины. Положим, пошлина на аршин ткани повышена на рубль. Тогда ткацкие синдикатчики могут смело накинуть еще рубль или 90 коп. на аршин своего товара. Если бы не было синдиката, тогда бы конкуренция между капиталистами внутри страны сейчас же сбила бы цены. Если же надо всем царствует синдикат, тогда он совершенно спокойно может эту надбавку сделать: иностранец не достанет, потому что и барьер пошлин повышен, а своего домашнего конкурента нет. Государство синдикатчиков получает от пошлины доход, а сам синдикат получает лишнюю добавочную прибыль от надбавки цен. Такая вещь возможна лишь тогда, когда есть синдикат или трест. Но этим дело не ограничивается. Синдикатчики, имея в своих руках эту добавочную прибыль, могут вывозить поэтому в другие страны свой товар и продавать там себе в убыток, лишь бы только выжить на чужих землях своих соперников. Они так и делали. Известно, например, что русский синдикат сахарозаводчиков держал в России сравнительно высоко цены на сахар, а в Англии продавал его за бесценок, лишь бы там уничтожить своих конкурентов. Даже поговорка сложилась, что в Англии русским сахаром кормят свиней. Значит, пользуясь пошлинами, синдикатчики могут изо всех сил грабить своих земляков, чтобы завоевывать под свое господство иностранных покупателей.

Изо всего этого проистекают крупные последствия. В самом деле, теперь ясно, что для синдикатчиков тем больше будет дополнительная прибыль, чем больше тех овец, которых можно стричь и которые окружены таможенной границей. Если таможенная граница охватывает небольшой кружок, тогда много не соберешь. Наоборот, если таможенная граница охватывает большое количество земель с большим населением, тут есть чем поживиться. Тогда дополнительная прибыль будет большая, тогда можно смелее действовать на мировом рынке, тогда есть надежда на крупный успех. Но ведь таможенная граница – это обыкновенно то же, что и государственная граница. Как же расширить эту границу? Что это значит? Это значит отхватить клок, чужой земли, присоединить этот клок себе, включить его в свою границу, в свой государственный союз. А это и есть война. Значит, господство синдикатчиков обязательно связано с завоевательными войнами. Каждое разбойничье государство капитала стремится «расширить свои границы»: это требуют интересы синдикатчиков, интересы финансового капитала. Расширять границу – это все равно, что вести войну.

Таким образом, таможенная политика синдикатов и трестов, связанная с их политикой на мировом рынке, приводит к ожесточеннейшим столкновениям. Но тут действуют и подталкивают к войнам также и другие причины.

Мы видели, что развитие производства ведет за собой постоянное получение накапливаемой прибавочной ценности. Б каждой развитой капиталистической стране постоянно нарастает поэтому капитал, который дает меньшую прибыль, чем в стране отсталой. Чем больше излишков капитала в стране, тем сильнее стремление вывезти капитал, приложить его к другой стране. Этому в сильнейшей степени способствует и таможенная политика. В самом деле таможенные пошлины очень препятствуют ввозу товаров. Если, скажем, русские фабриканты провели высокие пошлины на немецкие товары, это значит, что немецким фабрикантам труднее стало сбывать свой товар в России (мы говорим, конечно, о том, что было при господстве фабрикантов, а не при Советской власти).

Но если им стало труднее сбывать товары, у них есть другой выход: немецкие капиталисты начинают тогда вывозить свои капиталы в Россию; они строят фабрики и заводы, покупают акции русских предприятий или основывают новые, давая на них капитал. Мешают этому пошлины? Ничуть не бывало. Наоборот, не только не мешают, а помогают, служить приманкой для ввоза капиталов. И вот почему: когда этот немецкий капиталист имеет фабрику в России, да еще входит в «русский» синдикат, тогда русские пошлины помогают ему получать добавочную прибыль: они ему так же полезны в деле обирания публики, как и его русским коллегам.

Капитал вывозится из страны в страну не только в виде основания и поддержки предприятий в другой стране. Очень часто он дается в ссуду другому государству за определенный процент (то есть другое государство увеличивает свой государственный долг, становится должником первого). В этих случаях государство должник обычно обязуется также делать всякие займы (в особенности военные) у промышленников того государства, которое ссудило денежный капитал. Таким образом, из одного государства в другое переливаются громаднейшие капиталы, частью заключенные в предприятиях и сооружениях, частью в государственном долге. При господстве финансового капитала вывоз (экспорт) капитала достигает гигантских размеров.

Для примера приведем цифры, которые теперь уже устарели, но все же говорят нам кое-что. Франция к 1902 году имела в 26 государствах вложенными 35 миллиардов франков, из них около половины было ссужено различным государствам в виде займа. Из этой цифры львиная доля приходилась на Россию (10 миллиардов). К слову сказать, поэтому французская буржуазии так и бесится, что мы уничтожили долги царя и отказались их платить французским ростовщикам. В 1905 году сумма вывезенного капитала была уже свыше 40 миллиардов. Англия в 1911 году имела за границей около миллиарда шестисот миллионов фунтов стерлингов (фунт стерлингов по довоенной расценке – около 10 руб.), а если считать и английские колонии, то эта цифра превысит 3 миллиарда фунтов стерлингов.

Германия за границей имела до войны приблизительно около 35 миллиардов марок и т. д. Словом, каждое капиталистическое государство вывозило чудовищно большие суммы капитала из страны для того, чтобы при их помощи обирать Иностранные народы.

Вывоз капитала опять-таки имеет большие последствия. Понятно, что разные сильные государства начинают бороться за те земли или меньшие государства, куда они хотят вывозить капитал. Но здесь нужно обратить внимание вот на что. Когда капиталисты вывозят капитал в «чужую» страну, они рискуют не партией товара, а громадными суммами, которые считаются миллионами и миллиардами. Само собой разумеется, что у них является поэтому сильное желание маленькие страны, куда они этот капитал вложили, целиком прибрать к своим рукам, заставить свои войска охранять эти капиталы. А это значит, что у вывозящих государств появляется стремление во что бы ни стало подчинить эти земли своей государственной власти, попросту эти земли завоевать, насильственно присоединить их к себе. А так как на эти слабенькие земли происходит наскок со стороны разных крупных разбойничьих государств, то понятно, что эти разбойники в конце концов должны были столкнуться (и столкнулись) между собой. Значит, и вывоз капитала вел к войне.

Теперь примем во внимание и другие причины. Разумеется, что с синдикатскими пошлинами страшно обострилась борьба за рынки сбыта товаров. Свободных земель, куда можно было бы отправлять свои товары и где не сидело бы никаких капиталистов, почти не было уже к концу девятнадцатого века. А тут еще очень стало дорожать сырье: металлы, шерсть, лес, уголь, хлопок. Все последнее время была дикая погоня за рынками сбыта и борьба за новые источники сырья. Капиталисты рыскали по всему свету в поисках новых рудников, новых залежей и новых рынков, куда можно было бы вывозить и металлические изделия, и ткани, и другие товары и обирать новую «свежую» публику. В прежнее время часто в одной стране «мирно» конкурировали несколько фирм, и ничего, уживались. С господством банков и трестов дело, конечно, изменилось. Открыты новые залежи медной руды, положим. Сейчас они попадают под пяту какого-нибудь банка или треста. Он забирает их целиком, он начинает владеть ими монопольно. Для капиталистов других стран тогда уже ничего не остается: «что с возу упало, то пропало». Так же происходит дело не только с источниками сырья, но и с рынками сбыта. Положим, что в какую-нибудь далекую колонию проникает иностранный капитал. Сбыт товаров здесь организуется сразу на крупнейший манер. Обычно опять-таки дело берет в свои руки какая-нибудь гигантская фирма, которая сразу открывает свои отделения и стремится путем давления на местную власть и тысячами разнообразных уловок и ухищрений монопольно забрать в свои руки весь сбыт, не допуская конкурентов. Оно и понятно: монополистический капитал, тресты и синдикаты и ведут себя по-синдикатски. Это не «добрые старые времена»: это борьба монополистских хищников и обирал.

Поэтому с ростом финансового капитала должна была обостриться и повести к крупнейшим столкновениям и борьба за рынки сбыта и рынки сырья.

За последнюю четверть девятнадцатого века крупные разбойничьи государства самым усиленным образом расхватывали чужие земли, принадлежавшие маленьким народцам. С 1876 по 1914 год так называемые «великие державы» нахватали около 25 милл. квадратных километров; другими словами, они награбили чужих земель столько, что их общая площадь будет вдвое больше целой части света, Европы. Весь мир оказался поделенным между крупными хищниками: все страны они превратили в свои колонии, в своих данников и рабов.

Вот примеры. Англия с 1870 г. приобрела в Азии – Белуджистан, Бирму, Кипр, Северное Борнео, Вейхайвей, области против Гонконга, увеличила «Стрейтс Сеттлементс», захватила Синайский полуостров и т. д.; в Австралии она захватила ряд островов, восточную часть Новой Гвинеи, большую часть Соломоновых островов, остров Тонга и т. д.; в Африке она захватила Египет, Судан с Угандой, Восточную Африку, «британское» Сомали, Занзибар, Пембу; проглотила в войне обе бурские республики, Родезию, «Британскую Центральную Африку», заняла Нигерию и так далее и тому подобное.

Франция с 1870 года подчинила себе Аннам, завоевала Тонкин, аннексировала Лаос, Тунис, Каморские острова, Мадагаскар, большие пространства Сахары, Судана, Гвинеи; приобрела земли на берегу Слоновой Кости, в Дагомее, Сомали и т. д. В результате к началу XX века французские колонии были почти в двадцать раз больше самой Франции (в Англии колонии – больше самой Англии в сто слишком раз).

Германия выступила с делом грабежа позднее, приблизительно с 1884 года, но за короткое время успела награбить весьма изрядное количество земель.

Царская Россия вела грабительскую политику тоже в очень большом масштабе, за последнее время, главным образом, в Азии, что и привело к столкновению с Японией, которая грабила с другого конца.

Соединенные Штаты прибрали к своим рукам много островов около Америки, а затем стали грабить чужое добро на самом материке. Особенно возмутительна была их грабительская политика в Мексике.

В общем шесть великих держав к 1914 г. имели 16 миллионов кв. килом, коренных земель и 81 мил. километров земель награбленных (колоний).

Этот грабеж обрушивался, понятное дело, сперва на маленькие страны, беззащитные и слабые. Они гибли прежде всего. Как в борьбе между фабрикантами и мелкими ремесленниками эти ремесленники погибали раньше всех, так и тут: крупные государства-тресты, крупный разбойничий организованный капитал сокрушил прежде всего маленькие государства и подчинил их себе. Так происходила централизация капитала в мировом хозяйстве: мелкие государства гибли, крупнейшие хищные государства богатели, увеличивались в размере и могуществе.

Но когда они поразграбили весь мир, и когда борьба усилилась между ними самими, ясно стало, что начинается великая драка за передел мира между хищниками, борьба не на жизнь, а на смерть между оставшимися чудовищными разбойничьими государствами.

Завоевательная политика, которую финансовый капитал ведет за рынки сбыта, рынки сырья, за места для вложения капитала, называется империализмом. Империализм вырастает из финансового капитализма. Как тигр не может питаться травой, так точно финансовый капитал не мог, не может вести иной политики, кроме политики захвата, грабежа, насилия, войн. Каждое из финансово-капиталистических государств-трестов хочет по сути дела овладеть всем миром, образовать всесветную империю, где бы безраздельно господствовала кучка капиталистов победившей нации. Английский империалист, например, мечтает о «Великой Британии», которая бы владела всем миром, где английские синдикатчики держали бы под своей пятой негров и русских, немцев и китайцев, индусов и армян, – словом, сотни разных черных, желтых, белых и красных рабов. Англия уже и сейчас близка к этому. Но чем больше награблено, тем больше хочется. То же происходит и с другими. Русские империалисты мечтают о «Великой России», германские – о «Великой Германии» и т. д. Под этим «величием» разумеется грязный грабеж всех остальных.

Таким образом ясно, что господство финансового капитала должно было повергнуть все человечество в кровавую бездну войн на пользу банкиров и синдикатчиков, – войн не за свою землю, а войн за грабежи чужих земель, войн за подчинение мира финансовому капиталу победоносной страны. Такой и была первая великая мировая война 1914 – 1918 годов.