Текст книги "Азбука коммунизма"

Теперь мы видим ясно, что такое капитал. Прежде всего это – определенная ценность, в форме ли денег, или в форме машин, сырья, фабричных зданий, или же в форме готового товара. Но эта ценность такая, которая служит для производства новой ценности, для производства прибавочной ценности. Капитал есть ценность, производящая прибавочную ценность. Капиталистическое производство есть производство прибавочной ценности.

В капиталистическом обществе машины и фабричные здания являются капиталом. Но всегда ли машины и здания являются капиталом? Конечно, нет. Если бы было товарищеское хозяйство всего общества, которое производило бы все для себя, тогда ни машины, ни сырье не были бы капиталом, потому что они не были бы средством выкачивать прибыль для кучки богачей. Значит, машины, например, становятся капиталом только тогда, когда они находятся в частной собственности класса капиталистов, когда они служат условием для эксплуатации наемного труда, для производства прибавочной ценности. Неважна здесь форма ценности: эта ценность может быть в виде золотых кружочков-монет или бумажных денег, за которые капиталист покупает средства производства и рабочую силу; эта ценность может быть в форме машин, на которых работают рабочие, или сырья, из которого они выделывают товар, или готового товара, который потом будет продан. Но раз эта ценность служит делу производства прибавочной ценности, она есть капитал.

Обыкновенно капитал постоянно сбрасывает с себя одну кожу и влезает в другую. В самом деле. Посмотрим, как совершается это переодевание.

I. Капиталист еще не купил рабочей силы и средств производства. Но он горит желанием принанять себе работников, запастись машинами, достать сырье первый сорт, угля, чтобы хватило для работы и прочего. У него на руках нет пока ничего, кроме денег. Здесь капитал выступает в его денежной оболочке.

II. С этим денежным запасцем капиталист марширует (не сам, конечно; для этого есть телефон и телеграф, сотни слуг и т. д.) на рынок. Тут происходит закупка средств производства и рабочей силы. На фабрику капиталист возвращается без денег, но с рабочими, с машинами, сырьем, топливом. Теперь все эти вещи уже не товар. Они кончили быть товаром: дальше в продажу они не идут. Денежки превратились в средства производства и рабочую силу; денежная оболочка сброшена; теперь капитал перед нами – в форме промышленного капитала.

После этого начинается работа. Двигаются машины, вертятся колеса, бегают рычажки, обливаются потом рабочие и работницы, машины снашиваются, сырье расходуется, рабочая сила исчерпывается. Тогда

III. Все это сырье, сношенные части машин, рабочая сила, в действии своем дающая труд, превращаются мало-помалу в товарные кипы. Здесь вещественная оболочка фабричных принадлежностей снова слезает с капитала, и капитал выступает в виде товарной кучи. Это – капитал в его товарной форме. Но здесь, после производства, он не только переменил свою кожуру. Он еще увеличился в своей ценности, ибо за время производства наросла прибавочная ценность.

IV. Однако капиталист заставляет производить товар не для собственного потребления, а на рынок, для продажи. То, что накопилось на его фабричном складе, должно быть продано. В начале капиталист шел на рынок, как покупатель. Теперь он должен идти, как продавец. В начале у него на руках были деньги, и он хотел получить товар (средства производства). Теперь у него на руках товар, а он хочет получить деньги. Когда его товар продается, то капитал, из своей товарной формы вновь перепрыгивает в форму денежную. Но количество денег, которое получает капиталист, отличается от того количества, которое он вначале отдавал, тем, что оно больше на всю величину прибавочной ценности.

На этом движение капитала не заканчивается. Увеличенный капитал снова пускается в ход, получает еще большее количество прибавочной ценности. Эта прибавочная ценность в известной доле присоединяется к капиталу и начинает новый круг и т. д. Капитал, как снежный ком, катится дальше и дальше, и с каждым поворотом на него налипает все большее количество прибавочной ценности. Это значит, что растет и ширится капиталистическое производство.

Так высасывает капитал прибавочную ценность из рабочего класса и распространяется повсюду. Его быстрый рост объясняется его особенными свойствами. Ведь эксплоатация одних классов другими была и раньше. Но возьмем, например, помещика при крепостном праве или рабовладельца в древности. Они сидели верхом на своих крепостных и рабах. Но всё, что те производили, они проедали, пропивали, пронашивали либо сами, либо их дворня и многочисленные приживальщики. Товарное производство было развито слабо. Продать было некуда. Значит, если бы помещик или рабовладелец заставили своих крепостных и рабов напроизводить горы хлеба, мяса, рыбы и т. д., все это у них сгнило бы. Производство здесь ограничивалось потребностями желудка помещика и его челяди. Совсем другое – при капитализме. Здесь производство ведется не ради удовлетворения потребностей, а для прибыли. Здесь производится товар, чтобы его продать, чтобы выручить, чтобы накоплять прибыль. Чем ее больше, тем лучше. Отсюда у капиталистического класса безумная погоня за прибылью. Эта жажда не знает границ. Она есть стержень, главный двигатель капиталистического производства.

Капиталистическое общество основано, как мы видели на эксплуатации рабочего класса. Кучка владеет всем; большинство рабочих не владеет ничем. Капиталисты повелевают. Рабочие повинуются. Капиталисты эксплуатируют. Рабочие эксплуатируются. Вся суть капиталистического общества и состоит в этой беспощадной, все увеличивающейся эксплуатации.

Капиталистическое производство – это действующий насос для выкачивания прибавочной ценности.

Как же держится до поры, до времени этот насос? Каким образом терпят рабочие такое положение вещей?

На этот вопрос сразу ответить трудно. Но, в общем, дело сводится к двум причинам: во-первых, к организованности и силе в руках класса капиталистов; во-вторых, к тому, что буржуазия часто владеет мозгами рабочего класса.

Самым верным средством в этом деле служит для буржуазии ее государственная организация. Во всех капиталистических странах государство есть не что иное, как хозяйский союз. Возьмем любую страну: Англию или Соединенные Штаты, Францию или Японию. Министрами, высшими чиновниками, депутатами всюду состоят те же капиталисты, помещики, заводчики, банкиры или же их верные, хорошо оплачиваемые слуги, которые преданы им не за страх, а за совесть: адвокаты, директора банков, профессора, генералы, архиереи и епископы.

Союз всех этих людей, принадлежащих к буржуазии, который охватывает всю страну целиком и держит ее в своих лапах, и называется государством. Эта организация буржуазии имеет своею целью две вещи: главная цель – это подавлять беспорядки и восстания рабочих, обеспечивать спокойное выжимание из рабочего класса прибавочной ценности, способствовать укреплению капиталистического способа производства; вторая задача – это бороться с другими такими же организациями (т. е. с другими буржуазными государствами) за дележку выжимаемой прибавочной ценности. Итак, капиталистическое государство есть хозяйский союз, обеспечивающий эксплуатацию. Интересы капитала и только интересы капитала – вот чем руководится в своей деятельности этот разбойничий союз.

Против такого взгляда на буржуазное государство можно возразить так.

Вы говорите, что государство всецело исходит из интересов капитала. Но посмотрите: во всех капиталистических странах имеются фабричные законы, которыми запрещается или ограничивается труд детей, сокращается против прежнего рабочий день и т. д.; в Германцу, например, еще при Вильгельме Втором было сравнительно недурное государственное страхование рабочих; в Англии как раз боевой буржуазный министр Ллойд-Джордж ввел тоже страхование и пенсии старикам; во всех буржуазных государствах строят больницы, лечебницы и госпитали для рабочих; сооружаются железные дороги, по которым ездят все, и богатые, и бедные; строятся водопроводы, проводится канализация в городах и т. д. Этим пользуются, все. Значит – скажут другие – государство даже в тех странах, где господствует капитал, все-таки исходит не только из интересов капитала, а также и из интересов рабочих. Оно даже иногда штрафует фабрикантов, если они нарушат фабричные законы.

Такие возражения были бы неправильны. И вот почему. Правда то, что буржуазная власть может иногда издавать законы и распоряжения, полезные и для рабочего класса. Но это делается ради интересов самой буржуазии. В самом деле. Возьмем пример с железными дорогами. По ним ездят и рабочие, поэтому они полезны и рабочим. Но строят их не ради рабочих. Купцам, фабрикантам они нужны для перевозки их товаров, для передвижения грузов, для переброски войск, для привоза рабочих и т. д. Капиталу нужны дороги – он строит, исходя из своих интересов. Они полезны и рабочим, но строят-то их не из-за этого в капиталистическом государстве. Или возьмем очистку городов, так называемое «городское благоустройство» и больницы. Здесь буржуазия заботится и о рабочих кварталах. Правда, по сравнению с буржуазными кварталами в центре городов на рабочих окраинах грязь и мерзость запустения, болезни и т. д. Но все же кое что делает и буржуазия. Почему? Да потому, что болезни и эпидемии иначе разнеслись бы по всему городу, и сама буржуазия стала бы страдать от этого. Здесь, следовательно, буржуазное государство и его городские органы исходят из интересов самой буржуазии. Или еще пример.

Во Франции за последние десятилетия рабочие научились у буржуазии искусственно сокращать деторождение: или совсем не родят детей, или родят не больше двух. Нужда среди рабочих так велика, что содержать большую семью трудно или почти невозможно. В результате всего этого народонаселение Франции почти не возрастает. Французской буржуазии стало не хватать солдат. Она завопила: «нация гибнет! немцы размножаются быстрее нас! у них солдат будет больше!». К слову сказать, даже и те, которые являлись в армию, год от году были все хуже: низкорослые, слабогрудые, малосильные. И вот буржуазия «расщедрилась»: сама стала настаивать на кое-каких улучшениях для рабочего класса, чтобы он пришел в себя и больше рожал детей. Ведь если зарезать курицу, то она не будет нести яйца.

Во всех этих примерах буржуазия сама применяет меры, полезные для рабочих, но при этом исходит из своих интересов. А бывают и другие случаи, когда эти полезные меры издаются буржуазным государством под напором рабочего класса. Таких законов гораздо больше. Почти все «фабричные законы» были, добыты таким путем, – угрозами со стороны рабочих. В Англии первое сокращение рабочего дня – до 10 часов – было достигнуто под давлением рабочих; в России первые фабричные законы царское правительство дало, напуганное рабочими волнениями и стачками. Здесь государство врагов рабочего класса, эта хозяйская организация, рассчитывает, исходя из своих интересов: «лучше уступить сегодня, чем завтра уступать вдвое больше или рисковать собственной шкурой». Точно так же, как фабрикант, уступая забастовавшим и набавляя лишний пятачок, не перестает быть фабрикантом, точно так же и буржуазное государство ни капли не перестает быть буржуазным, когда оно, под угрозой рабочих волнений выбрасывает косточку.

Капиталистическое государство есть не только самая большая и самая могущественная организация буржуазии, она в то же время есть самая сложная организация, имеющая многочисленные отделы, от которых идут щупальца во все стороны. И все это своей главной целью имеет охрану, укрепление и расширение эксплуатации рабочего класса. Против рабочего класса имеются и средства грубого принуждения, и средства духовного порабощения; они и составляют важнейшие органы капиталистического государства.

Из средств грубого принуждения необходимо отметить прежде всего армию, полицию и жандармерию, тюрьму и суд, а также их подсобные органы: шпионов, провокаторов, организации штрейкбрехеров и наемных убийц и т. д.

Армия устроена в капиталистическом государстве на особый манер. Во главе стоит офицерский корпус, «золотопогонники». Они набираются из сыновей дворян-помещиков, крупной буржуазии и отчасти интеллигенции. Это – свирепые классовые враги пролетариата, которые еще с мальчишеского возраста обучались в специальных школах (у нас в кадетских корпусах и юнкерских училищах), как бить солдатам морду, беречь «честь мундира», т. е. держать в полном рабстве солдат и делать из них пешек. Самые матерые из дворян, помещиков и крупной буржуазии – в генералах, адмиралах, при чинах, орденах и лентах.

Офицеры тоже не из бедных. Они держат в своих руках всю массу солдат. А солдат обрабатывают так, чтобы они и не спрашивали, за что им сражаться, а только «ели глазами начальство». Такая армия предназначена для усмирения рабочих в первую голову.

В России царская армия неоднократно служила средством усмирения рабочих и крестьян. При Александре II перед освобождением крестьян было много крестьянских бунтов – их усмиряла армия. В 1905 г. армия расстреливала рабочих во время восстания в Москве; она производила карательные экспедиции в Прибалтийском крае, на Кавказе, в Сибири; в 1906 – 1908 г.г. усмиряла бунты крестьян против помещиков, защищая помещичье добро, и т. д. Во время войны расстреливала рабочих в Иваново-Вознесенске и Костроме и т. д. Особенно вредными являлись везде офицеры и генералы. За границей такая же история. В Германии армия капиталистического государства тоже выступала душителем рабочих. Первое восстание матросов было подавлено армией. Восстания рабочих в Берлине, Гамбурге, Мюнхене, по всей Германии подавляются армией. Во Франции армия неоднократно расстреливала стачечников, теперь расстреливает рабочих, русских революционных солдат. В Англии только за последнее время армия несколько раз топила в крови восстания ирландских рабочих, египетских полурабов, индусов, а также громила рабочие собрания в самой Англии. В Швейцарии при каждой стачке мобилизуются пулеметчики и так называемая милиция (швейцарская армия); не раз эта милиция расстреливала пролетариев. В Соединенных Штатах Америки армия часто сжигала и сравнивала с землей целые рабочие поселки (например, во время стачки в Колорадо). Армии капиталистических государств теперь совместно душат революцию рабочих в России, Венгрии, на Балканах, в Германии, подавляют восстания по всему миру.

Капиталистическое государство, кроме обычной армии, имеет еще армию отборных мошенников и особо вышколенные войска, специально приспособленные для борьбы с рабочими. Правда, эти учреждения (например, полиция) имеют своей целью также и борьбу с воровством и защиту так называемой «личной и имущественной безопасности граждан»; но в то же время государство капиталистов держит их и для вылавливания, преследования и наказания недовольных рабочих. В России городовые были самыми надежными защитниками помещиков и царя. Особенно зверски действует во всех капиталистических государствах тайная полиция («политическая полиция», у нас звалась «охранкой») и корпус жандармов. С ними вместе работает и целый штат сыщиков, провокаторов, тайных шпионов, штрейкбрехеров и т. д.

Интересны в этом отношении приемы американской тайной полиции. Она состоит в связи с бесчисленным количеством частных или полугосударственных «бюро сыщиков». Знаменитые похождения Ната Пинкертона в действительности были походом против рабочих. Сыщики подкладывали рабочим вождям бомбы, подговаривали совершать убийства капиталистов и т. д. Эти же сыщики вербуют целые толпы штрейкбрехеров (в Америке они называются скэбами), а также отряды вооруженных громил, которые при случае убивают рабочих-забастовщиков. Нет такой гнусности, которой не совершали бы эти головорезы, состоящие на службе «демократического» государства американских капиталистов!

Суд в буржуазном государстве есть средство классовой самозащиты буржуазии; в первую голову он расправляется с теми, кто посягает на капиталистическую собственность или на капиталистический строй. Либкнехта этот суд присуждал к каторге, убийц Либкнехта оправдывал. Тюремное государственное ведомство осуществляет эту расправу, равно как и палачи буржуазного государства. Не против богатых, а против бедных направлено их острие.

Таковы отделы капиталистического государства, которые заведуют прямым грубым подавлением рабочего класса.

Из средств духовного порабощения рабочего класса, находящихся в распоряжении государства капиталистов, нужно упомянуть три главные: государственную школу, государственную церковь и государственную или поддерживаемую буржуазным государством печать.

Буржуазия отлично понимает, что одним голым насилием ей с рабочими массами не совладать. Нужно, чтобы и мозги рабочей массы были опутаны со всех сторон тонкой паутиной. Буржуазное государство смотрит на рабочих, как на рабочий скот: нужно, чтоб он, этот скот, работал, но не кусался. А потому нужно его не только стегать и стрелять, когда он кусается, но и дрессировать его, укрощать, как делают это в зверинцах специальные люди. Точно так же и государство капиталистов воспитывает таких специалистов по одурачиванию, одурманиванию и укрощению пролетариата: буржуазных учителей и профессоров, попов и епископов, буржуазных писак и газетчиков. В школе эти специалисты учат с малых лет детей повиноваться капиталу, презирать и ненавидеть «бунтовщиков», детям преподносят разные сказки про революцию и революционное движение, хвалят царей, королей и промышленников и т. д.; попы в церквах, получающие оклады от государства, приучают к заповеди «несть бо власть аще не от бога», буржуазные газеты день изо дня трубят в оба уха буржуазную ложь (рабочие газеты капиталистическое государство обыкновенно закрывает). Разве легко при таких условиях рабочему вылезти из этой трясины?.. Один немецкий империалист-разбойник писал: «нам нужны не только ноги солдат, но их ум и сердце». Буржуазное государство и стремится воспитать из рабочего класса ручное животное, которое бы работало как лошадь, приносило прибавочную ценность и вело бы себя тише воды, ниже травы.

Таким образом капиталистический строй обеспечивает себе свой ход. Движется машина эксплуатации. Из рабочего класса выжимается беспрестанно прибавочная ценность. А на страже стоит капиталистическое государство и надзирает, чтобы не было возмущения наемных рабов.

Необходимо теперь посмотреть, насколько хорошо или плохо сколочено капиталистическое, буржуазное общество. Всякая вещь тогда прочна и хороша, когда все ее части плотно пригнаны одна к другой. Возьмем часовой механизм. Он правильно и без задержек работает тогда, когда одно колесо пригнано к другому, зубчик в. зубчик.

Взглянем теперь на капиталистическое общество. Здесь мы без труда заметим, что это капиталистическое общество сколочено далеко не так прочно, как кажется. Наоборот, оно таит в себе огромные противоречия, в нем есть громадные трещины. Прежде всего, при капитализме нет организованного производства и распределения продукта, а есть «анархия производства». Что это значит? Это значит то, что каждый предприниматель капиталист (или союз капиталистов) производит товар независимо один от другого. Не то, чтобы все общество высчитывало, сколько ему чего нужно, а просто-напросто фабриканты заставляют производить с таким расчетом, чтобы получить больше прибыли и побить своих соперников на рынке. Поэтому происходит иногда то, что товара производится слишком много (речь идет, конечно, о довоенном времени), сбыть его некуда (рабочие купить не могут: у них нет достаточно денег). Тогда наступает кризис: фабрики закрываются, рабочие выбрасываются на улицу. Еще анархия производства влечет за собой борьбу на рынке: каждому хочется отбить у другого всех покупателей, переманить их, завладеть рынком. Эта борьба принимает разные формы, разный вид, начиная от борьбы двух фабрикантов и кончая мировой войной между капиталистическими государствами за раздел рынков по; всему миру. Здесь несколько составных частей капиталистического, общества не только цепляются друг за друга, но прямо сталкиваются друг с другом.

Итак, первой основной неслаженностью капитализма является, анархия производства, что проявляется в кризисах, конкуренции, войнах.

Второй основной неслаженностью капиталистического общества является его классовое строение. Ведь, по сути дела, капиталистическое общество, – это не одно, а два общества: капиталисты – раз, рабочие и беднота – два. Они находятся в постоянной, непримиримой, непрекращающейся вражде, имя которой – классовая борьба. Опять здесь мы видим, что разные части капиталистического общества не только не пригнаны одна к другой, а, наоборот, находятся между собой в непрерывном столкновении.

Сломается или не сломается капитализм? Ответ на этот вопрос зависит вот от чего. Если мы рассмотрим развитие капитализма, как он изменялся с течением времени, и найдем, что его неслаженность становится все меньше, тогда можно будет петь ему многолетие; если же, наоборот, мы обнаружим, что с течением времени отдельные части капиталистического общества должны неизбежно все сильнее и сильнее напирать одна на другую, и трещины в этом обществе будут так же неизбежно превращаться в пропасти, тогда мы можем петь ему: «со святыми упокой».

Значит, необходимо рассмотреть вопрос о развитии капитализма.