Текст книги "Трафик"

Школа и конюшня… Мог ли Жора подправить показания прибора? Теоретически, да. На практике подделка легко выявляется. И прощай тогда Жорина блестящая карьера в управлении. Рапорт и отставка. По собственному желанию, так сказать. В любом случае, Жорин намек Новиков понял. И принял к сведению. Факты вещь упрямая. А смутные подозрения и логические конструкции, уважаемый Дмитрий Евгеньевич, к делу не подошьешь…

– Где Вера?

Жора опустил глаза.

– Она сказала, что больше в зернохранилище ни ногой.

– Это почему же?

– Она сказала, что плевать хотела на всю вашу маскировку.

– Значит, бунт, – пробормотал Новиков.

– Я, конечно, извиняюсь, Дмитрий Евгеньевич. Но эта курица в чем-то права. Сколько дней мы здесь ковыряемся? Скоро я эту сушилку действительно соберу…

Жора вздохнул и обвел взглядом обширное помещение зернохранилища. Они приходили сюда каждый вечер, когда заканчивалась вторая рабочая смена, брали ключи от подсобки у хмурого цехового мастера по имени Вадим и несколько часов делали вид, что работают. Основная нагрузка ложилась, естественно, на Жору. Вера по приходу забивалась в угол бытовки и принималась читать дамские романы, огромные запасы которых она обнаружила в доме у Анжелики Ивановны. Новиков вообще ничего не замечал. Он задумчиво бродил по пустому зернохранилищу, что-то бормотал и перелистывал на ходу свою папку с бумагами. А Жора оказался намертво прикован к ящикам с оборудованием.

От нечего делать он рассортировал их при помощи ручной тали, открыл, очистил оборудование от консервирующей смазки и подготовил к монтажу. Не трогал только электрическую часть и автоматику сушилки. Вещь импортная. Мало ли что…

– Так где, говоришь, Вера?

В голосе Арбитра послышался металл. Жора благоразумно решил с ним не спорить.

– На автобазу пошла, – признался он. – Помните водителя, который нас подвозил на молоковозе. Толиком его зовут. Вот с Толиком у нее эта… любовь. Он ее на молоковозе по вечерам катает, а она и счастлива, дурочка. Нет, слаба все-таки наша Вера на передок!

Новиков нахмурился. Задумчиво пожевал нижнюю губу. Но промолчал. И больше в тот вечер к этой теме не возвращался. А ранним утром сорвался в соседнюю деревню – «Рассвет». За ним, как заметил Жора, прислали машину из уезда. Вернулся поздно, когда Жора уже спал. Спрятал свою «Осу» и снова ушел.

Той ночью усталый, грязный и злой Новиков хотел только одного – помыться. Поэтому забрался на верхнюю полку парилки и лежал там до тех пор, пока мог терпеть. Хорошо, что баня в этот поздний час была пустой – никто не мешал. Потом он смыл с себя первый слой липкой грязи и снова нырнул в парилку. И так три раза…

В «Рассвете» страсти бушевали целый день. И было от чего. За сутки погибли сразу два пайщика – тракторист и электрик животноводческого комплекса. Электрик получил наряд на ремонт силового оборудования, которое приводит в движение выгребной элеватор. Отключил питание на распределительном щите, как и положено, но по каким-то причинам забыл повесить на щит предупредительную табличку. Через двадцать минут пришел оператор кормораздатчика. Обнаружил, что электричество отсутствует. Не долго думая, он пошел к щиту и включил рубильник. А в это время электрик стоял по колено в жиже. Триста восемьдесят вольт согнули его в баранку. Одно успокаивает, что мучился недолго.

Хуже пришлось трактористу. Тот возвращался вечером домой и решил сократить путь. Почему он не заметил ограждение вдоль силосной траншеи – никто так и смог понять. Ограждение было. Инженер по технике безопасности клялся и божился, что было. Тем не менее, трактор вместе с трактористом ухнул в четырехметровую траншею, до отказа заполненную густой силосной массой, на скорости тридцать километров в час.

Спохватились только утром. Сначала долго искали трактор. Потом искали тягач, чтобы вытащить его из траншеи. Пока цепляли крюк тягача за трактор, чуть еще один механизатор на дно не ушел. В общем, тракторист задохнулся. И выражение ужаса, застывшее на его лице посмертной маской, Новиков не сможет забыть, наверное, еще долго. Он ни минуты не сомневался в том, что смерти в «Рассвете» – это дело рук того же малефика, который наслал Сибирскую горячку на операторов из бригады Плотникова. И сейчас это чудовище ходит где-то неподалёку…

В кухне Илоны горел свет. Жила она прямо в здании школы. В небольшой однокомнатной квартирке. Все прежние проекты сельских школ предусматривали такое жилое помещение в дальнем крыле. По мысли архитекторов, здесь могли временно разместиться молодые педагоги, пока для них строится более комфортное жилье.

Новиков наклонился к земле, на ощупь выбрал камешек поменьше и осторожно бросил его в окно. Он не понимал, почему пришел к Илоне. Ноги сами принесли.

– Кто там? – После непродолжительной борьбы со щеколдой она выглянула в темноту. – Вот уж не ожидала увидеть именно вас, господин инженер. Какими судьбами? Бойскаутское детство вспомнили?

Новиков пожал плечами.

– Ну, заходите, раз пришли.

– А как?

– Через окно, естественно. В принципе, ко мне можно попасть и через главный вход, но там сидит школьный сторож, а мне бы не хотелось, чтобы он вас видел. Да, подождите секунду, пока я свет выключу.

С первой попытки Новиков потерпел неудачу. Нога соскользнула с парапета.

– Навык потерял, – смущенно прошептал он, потирая ушибленный локоть. – Давно не заходил в гости через окно. Уже лет двадцать, как минимум.

– Еще одно такое громкое падение и завтра весь поселок будет знать о том, что по ночам в мои окна залезают мужчины, – прошептала ему в ответ Илона. – Давайте же вашу руку, Дима!

Вторая попытка оказалась более удачной. Новиков перекинул себя через подоконник. Правда, умудрился зацепиться за что-то карманом куртки. Он присел на табурет и прикрыл рваную дыру рукой.

– Не огорчайтесь. Я залатаю вашу куртку. Будет, как новая, – успокоила Илона. – У вас лицо какое-то странное. Неприятности?

– Не обращайте внимания. Я к вам не жаловаться пришел. Просто увидел свет в окне и понял, что не смогу вернуться к себе в гостиницу, если не увижу вас прямо сейчас. Это глупо, да?

Лицо Илоны скрывала темнота. Она вздохнула.

– Почему вы молчите? У меня нет ни единого шанса?

– Не знаю, если честно. Вы мне сразу понравились, Дима. Но лучше бы вы ушли…

– Не выгоняйте. Я не уйду. Буду, если хотите, спать на коврике в прихожей, гавкать на непрошеных гостей и сторожить вашу квартиру…

– Может, вы чаю хотите?

– Да. Я хочу чаю. А покрепче у вас ничего нет? Хотя, да, откуда…

От голубого пламени газовой конфорки стало чуточку светлей. Некоторое время оба молчали, слушая тихое бормотание закипающего чайника.

– Знаете, Илона, со мной с некоторых пор странные вещи стали происходить, – прервал молчание Новиков. Он склонился над маленьким столом и сжал голову двумя руками. – Я, наверное, сумбурно говорю… Вы только не пугайтесь. У меня есть неожиданное предложение. Давайте вместе уедем.

– Куда? – Брови Илоны взлетели вверх.

– Это не важно. Куда-нибудь. Подальше от «Победы». Зачем вы живете в этой глуши? Что вас здесь держит – муж? Мы уедем, куда скажете – в Омск, в Саратов, в Мурманск, в Лиепайю, в Крым. Я знаю замечательное место на восточном побережье Крыма, куда не добираются туристы. И море там красивое. Море, на самом деле, не хуже, чем степь.

– Мы там будем жить долго и счастливо. И умрем в один день…

Илона достала из шкафчика заварочный чайник, ополоснула его кипятком и засыпала щепотку сухой смеси из серого бумажного пакета. – Муж меня не держит. Мы развелись пять лет назад. Да и замужество продлилось недолго – ровно три месяца. Не возражаете против рябины с шиповником?

– С шиповником? Нет, не возражаю. Но я так и не услышал ответа… Мне сложно сейчас вам всё объяснить. Если не хотите уезжать со мной, уезжайте одна. Я вам помогу. У меня не очень много денег, но на первое время вам хватит. Вы же уехали из Омска, так почему не хотите расставаться с этой деревней?

– В тот момент я оказалась в сложной ситуации. – Илона вздохнула. – И выбора у меня не было. Кафедру социальной философии в университете расформировали по решению Большого Жюри, а философский факультет перепрофилировали в богословский. Знаете, что после этого следует?

– Знаю, – кивнул Новиков. – Оргвыводы.

– Я была счастлива, когда мне разрешили занять место учителя в этой сельской школе. Да и то, знаете, спасибо директору. Она сильно рисковала.

– Сочувствую. Запрет на профессию – это неприятно…

– А сейчас мне никто ничего не сможет запретить. Я занимаюсь своей научной работой. Когда закончу эксперимент, то сяду писать докторскую диссертацию. Так что отъезд в мои планы никак не вписывается. И не уговаривайте…

– Поверьте, вам грозят гораздо худшие неприятности, чем тогда.

– Что может быть хуже, чем невозможность заниматься любимым делом? Не знаю, что вам про меня наболтали, но я уверена – всё будет нормально. Вы пейте чай, Дима. Он остынет.

Новиков сделал большой глоток и поперхнулся. Напиток оказался слишком горячим.

– Я вас понял, – сказал Новиков. – У вас здесь есть друзья?

– Друзья… – Илона задумалась. – Боюсь, у меня уже не тот возраст, когда быстро приобретаешь друзей. Все мои друзья остались в Тарту и в Лиепайе.

– А враги?

– Ну и вопросы у вас… Мне кажется, врагов я тоже не успела нажить. Что еще вас интересует?

– Всё. Как жили последний месяц, с кем встречались, что говорили и кому, куда уезжали и когда. Не заметили ли вы чего-нибудь странного в поведении соседей и ваших знакомых?

Илона пристально посмотрела в глаза Новикову.

– Я вам, если помните, рассказывала о социальной активности животных, – сказала она, доливая чай в его кружку. – Так вот. Социальность, Дима, обусловлена весьма банальной причиной – стремлением к выживанию. Это базовая потребность любого животного – выжить. Именно поэтому они сбиваются в стаи, стада табуны, группы. Но внешняя среда изменяется быстро. И если бы поведенческие типы формировались у животных только генетическим путем, то есть передавались по наследству в виде условных рефлексов, то большинство видов, можете мне поверить, давно бы исчезли. Но животные научились передавать поведенческие навыки более оперативно – негенетическим путем. Этологи называют такой способ «сигнальной наследственностью»…

– Не улавливаю вашу мысль, – признался Новиков.

– Хорошо, постараюсь выражаться яснее, – вздохнула Илона. – Внутри любых социальных групп выживают не все, а лишь некоторые – ядро сообщества, которое находится на верхних этажах социальной структуры. А периферийные особи – это некий буфер между этим ядром и агрессивной внешней средой. Попросту говоря, потенциальные смертники. И во внутривидовой борьбе, Дима, жертву уже не спасают такие формы защитного поведения, как устройство нор или миграция. Социальная особь, мигрирующая в одиночку, станет либо добычей хищников, либо будет вынуждена примкнуть к другой социальной группе, где ее ожидает аналогичная роль подчиненной особи-смертника. Теперь я ответила на ваши вопросы?

– Теперь, да, – согласился Новиков. – Только очень уж безысходная у вас получается теория.

– Ничего не поделаешь. Это общая теория эволюции биологических систем…

– Только этого нам не хватало!

Жора брезгливо сбил на лету буро-зеленое насекомое размером с палец и тщательно растоптал его каблуком. Саранча наступала второй день. До жилья она не добралась, но в семи километрах от центральной усадьбы «Победы» все поля покрылись сплошным ковром из непрерывно жующих насекомых, которые уничтожали на своем пути всё, что можно было съесть хотя бы теоретически. Густая туча пруса встала на крыло в степях Северного Туркестана, без особого труда преодолела полтысячи километров, перемахнула через границу и опустилась на крайнем юге Омской губернии. Поля «Степного», «Рассвета», «Южного» и «Целинного» саранча зацепила только краем. Зато «Победе» не оставила ни малейшего шанса…

Вспышки популяции пруса, да еще такой поздней, не ожидал в этом году никто. Не хватало и ядохимикатов для обработки пораженных саранчой полей. На складе Агрохимической компании нашлись всего три бочки, да и те завалялись с позапрошлого года. Чисто случайно. Из трех специализированных самолетов два стояли на плановом ремонте, а за недельную аренду оставшегося самолета компания запросила такую сумму, что управляющего «Победы» чуть инфаркт не хватил.

Пока старший агроном метался в панике между полями и поселком, управляющий обрывал телефон, пытаясь получить помощь от какой-нибудь из многочисленных федеральных структур. С большим трудом он нашел небольшой запас ядохимикатов на уездном складе территориальной управы Министерства по чрезвычайным ситуациям. Пока расставлял людей, чтобы начать опрыскивание полей хотя бы вручную, насытившая первый голод саранча уже начала опустошать яйцеклады. На одном квадратном метре дотошный старший агроном насчитал 120 кубышек. В каждой такой кубышке было около ста яиц. Следующей весной из них прожорливым потоком полезут личинки пруса. Так что поддержка с воздуха требовалась срочно…

Жора затоптал окурок и покосился на Новикова, который стоял рядом и подозрительно молчал. Накануне вечером Новиков опять встречался с управляющим. О чем-то они поговорили на повышенных тонах. Новиков вернулся в гостиницу в расстроенных чувствах. К тому же, он третий день не вспоминал про зернохранилище и про «легенду». С тех пор, как съездил в «Рассвет».

В тот вечер Жора забрал ключ от бытовки у привычно хмурого Вадима, прождал в пустом зернохранилище полтора часа, но так никого и не дождался – ни Веры, ни Новикова. Весь вчерашний день он не высовывал носа из гостиницы. Провалялся в ступоре на койке. Только на обед сходил. А Вера перестала появляться даже в кафе. Совсем на Толике своем заклинилась…

– Поедешь со мной, Георгий? – безразличным тоном поинтересовался Новиков.

Жора с готовностью кивнул. Во-первых, если начальство предлагает работу, то лучше от нее не отказываться. Во-вторых, он готов был поехать куда угодно, лишь бы не оставаться одному в опостылевшей гостинице.

– Тогда захвати оборудование. Хочу напряжение М-поля замерить.

– Так вы считаете, что саранча…

– Я еще ничего не считаю. Но и в такие совпадения тоже не верю.

Жора собрал рюкзак за полторы минуты и выскочил на крыльцо в тот момент, когда во двор гостиницы свернула машина управляющего – полноприводный «Скаут» Нижегородского автозавода.

– Павел, – представился усталый парень за рулем. На вид ему было не больше двадцати. – Василий Васильевич не смог приехать.

– Ничего, – сказал Новиков, устраиваясь на переднем сиденье. – Мы понимаем.

– Он просил передать, что машина в вашем распоряжении до вечера.

Как только проехали последние дома поселка, лобовое стекло яростно атаковала саранча. Павел включил дворники и сбросил скорость. Новиков обернулся к Жоре, который расположился сзади в обнимку со своим рюкзаком.

– Ты за свой радиотелефон на меня не обижайся, Георгий. Приедем в Омск, я тебе новый аппарат куплю…

Жора и сам не понимал, зачем прихватил с собой телефон. Из вредности, наверное. Новиков считал, что никакой связи с внешним миром у полевого Трибунала быть не должно. О чем и предупредил Жору с Верой еще перед командировкой. В своей обычной манере, которая не предполагает обсуждений. Жоре это не понравилось. Вот он и взял свой аппарат. Хотя и звонил-то по нему всего пару раз. В первый раз подруге, а во второй – матери. И сразу попался.

Когда Новиков увидел в руках Жоры радиотелефон, то разъярился не на шутку. Выхватил и тут же приложил его об угол. Пискнув на прощанье, трубка скончалась. Что было потом, Жоре и вспоминать теперь стыдно. Он тоже не сдержался. Высказал Новикову всё, что думает о его методах руководства, и быстро заперся в своей комнате…

Чем дальше они удалялись от поселка, тем медленнее продвигались вперед. Саранча так густо облепила лобовое стекло, что дворники уже не справлялись. Павел сбросил скорость до минимума и вел машину почти вслепую.

– Все! – Водитель не выдержал и заглушил двигатель. – Дальше не могу. Так и в кювет загреметь не долго!

– А ваши «отравители» далеко отсюда работают? – поинтересовался Новиков.

– Мы до них совсем немного не доехали, – обрадовано пояснил Павел. – Метров через сто должен быть свёрток на третий проезд. Они на этом проезде расположились. Как трактор с бочкой увидите, в том направлении и идите. А я вас тут обожду…

Жора выскользнул из машины и быстро захлопнул дверь. Такой мерзости ему видеть еще не приходилось. Казалось, все окружающие предметы состоят из шевелящихся насекомых. Сплошная копошащаяся и стрекочущая масса буро-зеленого цвета накрыла машину, поле, дорогу. Когда эта масса приподнималась с земли, воздух тоже становился живым…

Новиков стразу спрятал голову под курткой. Жора последовал его примеру.

– Впечатляет, – заметил Новиков и обернулся к Жоре. – Трактор с бочкой видишь?

– Нет.

– Я тоже не вижу. К тому же ничего не слышу из-за этого стрекотания. В общем, сделаем так. К «отравителям» мы не пойдем. А то и машину свою найти потом не сможем, и ядами вдобавок надышимся. Сделаем три замера прямо на дороге. Через каждые сто метров. По моим прикидкам мы сейчас в центре стаи…

Передвигаться по дороге, оккупированной тучей саранчи, оказалось не так-то просто. Поначалу Жора пытался раздвигать ползающих насекомых ногами. Но они взлетали и тут же опять оседали на дорогу. Когда Жора увидел, что значительно отстал от Новикова, то пересмотрел тактику: стал наступать прямо на живой ковер. На громкий хруст под ногами он старался не обращать внимания…

Снимать показания пришлось вслепую. Но при всех недостатках своего характера Жора оставался профессионалом. Он справился.

– Ну, что? – поинтересовался у него Новиков.

– Сложно сказать. Коэффициент рассеивания слишком высокий. Посмотрим, что покажут замеры еще в двух точках. А лучше бы четвертую точку добавить – на перпендикуляре.

Новиков с сомнением огляделся вокруг.

– На счет перпендикуляра ничего обещать не могу. Правда, этот паренек, как его там зовут, не помню, говорил про дорогу через поле. Чем не перпендикуляр? Если мы найдем её, конечно…

На три замера ушел час. Оба выдохлись.

– Возвращаемся, – скомандовал Новиков. – Без четвертой точки обойдемся. А данные замеров обработаешь в машине.

– Да я и так могу вам всё рассказать, Дмитрий Евгеньевич, без детализации. Кривая напряженности М-поля идет от поселка. Пиковое значение должно получиться недалеко от того места, где мы оставили машину.

Волна саранчи с шорохом приподнялась над краем поля и на пару секунд накрыла обоих.

– Да пошли вы, сволочи! – раздраженно отмахнулся Новиков. – А знаешь, Георгий, о чем я сейчас думаю? О том, как хорошо было бы оказаться дома. Прямо сейчас. Посидеть в кресле под торшером, прочитать свежую газету. Выпить порцию хорошего коньяка. Потом поесть борща. Моя супруга замечательно готовит борщ. Это ее главное достоинство, по правде сказать. А еще я хочу пройтись по городу. И чтобы не по делу, а просто так. Представляешь? Ты идешь, Георгий, а подошвы пружинят на каменной мостовой Любинского проспекта. Вокруг тебя магазины, витрины. Красивые девушки идут тебе на встречу и улыбаются. Темнеет. Фонарики кругом зажигаются. И, главное, никакой саранчи. Разве не замечательно? Сколько мы дней в этой «Победе»?

– Шестнадцать, если не считать сегодняшний, – откликнулся Жора.

– Думаешь, мне здесь нравится? Я всё вижу. И недоумение в твоих глазах. Вижу, что ты давно хочешь задать мне один вопрос. Спрашивай, Георгий. Сейчас самое время. В более отвратительной обстановке мы еще не скоро окажемся…

– Может быть, я чего-то не понимаю, Дмитрий Евгеньевич. – Жора упаковал оборудование, крепко застегнул рюкзак и забросил его на плечо. – Но почему вы до сих пор не предъявили обвинение этой ведьме?

Новиков усмехнулся.

– Какой именно?

– Илоне Райнис, понятное дело. И Сибирская горячка, и саранча – её проделки. Тут и к гадалке не ходи. Вот в соседнем «Рассвете», поговаривают, тракторист с электриком погибли. Комиссия сделала заключение, что это были несчастные случаи. А ведь её видели там накануне. После того, как она в «Рассвете» побывала, всё и случилось. Не верите? У неё же на лбу написано, что она ведьма. Она и вас приворожила, – заключил Жора. – Точно говорю!

– Приворожила, говоришь, – хмыкнул Новиков. – Это как?

– Очень просто. Присушила и всё. Ведьмы – они и всё могут! Мне одна такая в прошлом году рассказывала. Сначала они на мужика чары насылают, потом для закрепления своих чар подсыпают ему какой-то особый порошок в еду или в питьё. Хлоп – и готово. В общем, если на крючок к ведьме попал, то уже никуда от неё не убежишь. Скажет: в колодец прыгать, так и прыгнешь, как миленький. Вы, главное, не пейте ничего, что она дает. Ведьмы любят свои отвары под чай маскировать.

– И откуда, интересно, у тебя такие глубочайшие познания?

– Георгий, ты это серьезно сейчас говоришь? – Новиков даже остановился. – Может, ты мне еще расскажешь, как ведьмы по субботам садятся на помело и летают на шабаш, где танцуют голыми при луне, едят мозги девственников и запивают их кровью невинных младенцев, убитых ими в чреве матерей? А еще расскажешь мне, как они плюются ядом, предсказывают будущее, а по воскресеньям тянут жилы из своих мужей. Ты где нахватался этих средневековых суеверий? В книжках сумасшедших доминиканцев?

– На счет шабаша врать не буду – не видел. Но мужика присушить – это для любой ведьмы плёвое дело. Не хотите – не верьте. Я просто предупреждаю, чтобы вы с Илоной Райнис были осторожней. Лучше, конечно, под арест её взять. Я тут с местным приставом вчера разговаривал…

– Так, Георгий, похоже, ты опять не в своё дело пытаешься влезть, – не выдержал Новиков.

Все жители деревни, считая детей старше трех лет, уже знали о Трибунале, но это еще не означало, что каждый техник может теперь запросто болтать о делах Трибунала с представителями другого силового ведомства. Новикову такие контакты были совсем не по душе.

– Никакой самодеятельности я не потерплю, Георгий. Малефиций – это уголовно наказуемое деяние. Расследование, дознание и иные процессуальные действия по фактам малефиция производят специально уполномоченные государством лица – Арбитры. Пункт первый статьи третьей Уголовно-процессуального кодекса. А препятствование расследованию, которое ведет Арбитр, – это уже статья триста двадцать седьмая Уголовного кодекса. Срок – от трех до семи лет лишения свободы. Ты в тюрьму хочешь?

– Нет, не хочу, – буркнул Жора, пряча взгляд.

– Значит, с частным сыском завязываешь. Еще раз узнаю, что ты разговаривал с приставом или с жандармами – упеку за решетку. И я не шучу.

Оставшуюся часть дороги они преодолели уже молча…

Когда Новиков открыл глаза, Илона уже проснулась.

– Что-то случилось?

– Просто не хотела тебе мешать. Ты беспокойно спал. Говорил во сне. С кем-то спорил, кричал.…

В неплотно зашторенное окно заглядывала темнота. Судя по звуку, дождь еще не закончился. Он не прекращался вторые сутки…

Новиков подсветил циферблат часов. Ровно четыре. Потом спустил ноги с тахты и сел, сгорбившись. В голове крутились обрывки сна. Опять кошмар. Он куда-то бежал. За ним гнались. Но не люди, а какие-то насекомые, похожие на сусликов, но с прозрачными крылышками, как у саранчи. Он в них стрелял, но никак не мог попасть. Две полные обоймы патронов тридцать седьмого калибра. Такой дозы свинца хватило бы, пожалуй, и слону…

– Я должен тебе все рассказать.

Илона промолчала.

– Никакой я не инженер…

– Я знаю. Если хочешь сказать, что ты Арбитр, то я и сама обо всем догадалась. Это нетрудно. Сначала две смерти от Сибирской горячки, потом приезжает жандарм из Русской Поляны, а после появились вы – якобы, инженеры. Как ты помнишь, мне уже приходилось иметь дело с Арбитрами из Большого Жюри. У них такой же взгляд, как у тебя, Дима… Ты меня в чем-то подозреваешь?

– Если честно, не знаю. Я просто схожу с ума. Как все эти крестьяне. А может Сибирская горячка – это и не болезнь вовсе? А если крестьянам открывается какая-то истина, узнав которую и умирать не страшно? Ведь все они умирали с улыбкой. Я видел множество фотографий. Они выглядят счастливыми. Почему же никто на это не обращает внимания? Не знаешь? Вот и я не знаю. Скажи, когда ты последний раз была в «Рассвете»?

– На прошлой неделе, кажется.

– Зачем?

– Проверяла работы. У них в школе проводили тестирование по биологии среди старшеклассников. А что?

– Нет, ничего. Пока я еще держу ситуацию под контролем. И мое мнение имеет определённый вес. Но это всего лишь мнение. Догадки, логические умозаключения. А есть факты. Малообъяснимые, непонятные и неприятные…

Новиков замолчал. В тишине был слышен жестяной стук тяжелых дождевых капель, разбивавшихся о карниз. По ногам потянуло холодом. Новиков с большим трудом подавил желание закурить. В последнее время такое желание возникало у него все чаще, а справляться с ним становилось все трудней…

– Я так долго тебя искал. И теперь очень боюсь потерять.

– Мы встретились не в самое лучшее время, Дима. – Илона вздохнула и потянулась к торшеру. – Может, ты поспишь? Время еще есть.

– Не могу.

Натянув рубашку, он ощупью пробрался на кухню и по дороге опять приложился коленом об косяк. Тихо выругался, энергично растер колено и потянул на себя ручку холодильника. Как назло там осталось только молоко. Новиков поморщился. Молоко он ненавидел. Родители считали, что оно богато кальцием, поэтому крайне полезно для формирующихся костей. И маленькому Диме приходилось пить его литрами.

Не долго думая, он подставил стакан под струю холодной воды из-под крана. На его вкус она оказалась солоноватой. Все южные территории губернии добывали питьевую воду из артезианских скважин. Впрочем, сейчас в пресной питьевой воде недостатка не было. Она струйками стекала по мокрому оконному стеклу и бурными потоками разливалась по асфальту школьного двора. А лужи при этом пузырились и пенились…

Илона завернулась в махровый халат и свернулась калачиком поверх одеяла. Новиков прилег рядом.

– Я скоро вернусь. Время пролетит быстро, даже заметить не успеешь.

– Успею. У тебя есть дети?

– Сын. Ему тринадцать.

– Ты счастливый. Я тоже всегда хотела родить мальчика. Не получилось.

– А почему же развелась с мужем?

– Не поверишь. Он за три месяца успел переспать со всеми моими коллегами. Может, я и не права, конечно. Может, не со всеми, а только с тремя…

– А ты роди сына от меня, – предложил Новиков. – Я знаю, ты будешь ему хорошей матерью. Со своей стороны обещаю стать ему хорошим отцом. Я обязательно отыщу малефика. И мы сразу уедем. И поселимся там, где теплее. В Крыму, например. Ты мне веришь?

– Нет, не верю. Извини, Дима, но ты и сам себе не веришь. Выживание не для всех…

– У нас есть разум, а у животных только инстинкты. – Новиков уткнулся носом в ямочку на тонкой шее, втянул воздух и задержал дыхание. От волос Илоны пахло чем-то очень знакомым. Горьковато-дымным.

– Это распространенное заблуждение. Якобы разумная деятельность человечества сформировала культуру, которая уравнивает шансы на выживание. Чтобы ты знал: у животных тоже есть культура. И даже не в зачаточном состоянии, как принято думать. Я тебе потом про нее расскажу, если захочешь. Это как раз по теме моей будущей докторской диссертации. О специфических особенностях сигнальной наследственности в больших социальных группах.

– Я как всегда не понимаю больше половины из того, что ты говоришь. Мне иногда кажется, что ты сознательно издеваешься над малограмотным. Вот и книжку подсунула такую, что я над ней всю голову сломал…

– Прочитал? – удивилась Илона.

– А то! «После смерти господина Паскаля тело его вскрыли и обнаружили, что желудок и печень его сморщены, а кишки в гангрене. Но самое удивительное было обнаружено при вскрытии головы. Оказалось, что череп его не имел швов, кроме лямбдовидного, что очевидно и было причиной сильнейших головных болей, коими он страдал всю жизнь». Волевой был мужчина.

– Это единственное, что ты запомнил?

– Кое-какие мысли мне тоже показались любопытными. Вот, например, такая. «Мы почти не думаем о настоящем. Мы вспоминаем прошлое и предвкушаем будущее, словно хотим поторопить его слишком медленный шаг. Мы так легкомысленны, что мечтаем о воображаемых временах и бежим от единственной существующей действительности. Настоящее никогда не бывает нашей целью. Только будущее – наша цель. Получается, что мы вообще не живем, а лишь собираемся жить. При этом постоянно надеемся на счастье, но никогда не добиваемся его, и это неизбежно».

– Для первого раза вполне достаточно. – Голос Илоны повеселел. – Ладно, одевайся, любимый. Иди, и думай о настоящем!

Сверху на куртку Новиков натянул красный дождевик из толстого полиэтилена. Подарок от завхоза. Цвет, конечно, демаскирующий, но уж очень не хотелось мокнуть под дождем. Даже пластик дождевика не успевает просыхать, а уж куртка неминуемо расползлась бы за это время по швам.

Покидать квартиру через окно Новиков уже приноровился. Правда, на этот раз он приземлился не слишком удачно – в лужу. Прежде чем натянуть капюшон, посмотрел по сторонам. Никого не заметил. Потом обернулся и помахал рукой Илоне. Она махнула ему в ответ и тихо прикрыла раму…

На подходе к гостинице Новикова кольнуло нехорошее предчувствие. На часах только половина шестого, а в окнах Жоры был свет. Да и Жора, как заметил Новиков, уже сидел на кровати одетый. Это Жора-то, который при любой возможности мог проспать до обеда.

Открывая входную дверь, Новиков прислушался. На всякий случай снял пистолет с предохранителя и переложил поближе – в карман куртки. Все последние дни он с оружием не расставался.

– Дмитрий Евгеньевич! – выскочил ему навстречу Жора. – У нас проблема, Дмитрий Евгеньевич! Очень большая проблема!

Судя по всему, он поджидал Новикова давно. А то и вообще не ложился спать…

– Георгий, не суетись. Давай по порядку. И без эмоций, если возможно.

– Так я и даю, – выпалил Жора. – По порядку и без эмоций. Вера пропала!

– Как пропала? Куда пропала? – В первую секунду Новиков растерялся.

Оказалось, что Веру никто не видел уже несколько дней. Сначала Жора не волновался. Мало ли, все бывает, загуляла девушка. Потом не выдержал и пошел в гости к Анжелике Ивановне. С целью мягко навести справки. Оказалось, она Веру давно не видела. Мало того, несколько дней, по ее словам, не появлялся на работе и Толик.

Об этом Толике Анжелика Ивановна вообще была не самого хорошего мнения. Не пара он для Веры. Ох, не пара! Она и ей говорила об этом. Но ведь вы знаете Веру – своенравная девушка. Никого не слушает. Сначала перестала разговаривать, а потом и вовсе к Толику съехала. А у этого Толика с головой проблемы. Хотя, может, и не с головой, но проблемы есть. Странный он. Ни с кем не дружит. Два года один живет. С тех пор как родителей схоронил. Да и родители его очень неожиданно умерли. Молодые еще были. Обоим чуть за пятьдесят. Два с половиной года назад мать вдруг захворала и слегла. Буквально за месяц высохла, как тростиночка. Врачи ничего так и не смогли сказать. Потом он и отца спустя полгода схоронил. Говорили, что инфаркт.