Текст книги "Невидимый свет"

БЕЛЫЕ ТАБЛЕТКИ

Когда человек бросает курить, он любит сосать что-нибудь, чаще всего – леденцы. Это помогает преодолеть возникающее по временам острое желание затянуться табачным дымом.

Сечин подумал об этом, едва узнал в лаборатории, что смерть мичмана Ляликова наступила в результате действия сильного яда. Майор постарался узнать, чем отбивал Ляликов охоту курить.

– Он какие-то белые таблетки глотал, – вспомнил начальник склада. – Да-да, точно. Мятные таблетки. Еще и мне предлагал их.

В тот же день помощники Сечина побывали во всех аптеках города и прилегающих районов. Мятных белых таблеток, помогающих преодолеть желание курить не было. «Вероятно, Ляликов брал их у кого-то, – размышлял Сечин. – В одной из таких таблеток мог находиться яд. Если так, то человек, приучивший мичмана глотать таблетки, заранее рассчитывал убрать его. Но кто этот человек? Может быть, это тот самый П. Г., который давал Ляликову деньги?»

О том, что деньги были даны мичману, майор знал. По его запросу работники КГБ в том районе, где жила мать Ляликова, навели справки по интересующим Сечина вопросам. Выяснилось, что мичман регулярно посылал матери деньги. Совсем недавно мать Ляликова купила новый дом. А перед этим, она, кроме обычного ежемесячного перевода, получила от сына еще три, почти подряд. На квитанциях переводов значились суммы: 1300, 700 и 3000 рублей. Это совпадало с тем, что было записано в книжке, рядом с инициалами «П. Г.».

Тщательная проверка ничего не дала. Никто из друзей и знакомых мичмана денег ему не ссужал.

От соседки Ляликова по квартире удалось узнать, что недели две назад в его комнате ночевала неизвестная женщина. Пришли они домой вместе, поздно вечером. Женщина не выходила из комнаты. Мичман сам жарил на кухне яичницу, открывал банки с консервами. На другой день Ляликов вынес на кухню пустые бутылки: одну из-под коньяка и две из-под портвейна.

– Небось на бульваре подцепил ее, – презрительно говорила хозяйка. – Пухленькая такая, щечки толстые. На ногах лакировки.

– А раньше Ляликов водил к себе женщин? – поинтересовался майор.

Такого не было. Это в последнее время он выпивать стал, пропадал где-то. А потом женщину привел.

После этого разговора майор поехал к полковнику Радунову, чтобы посоветоваться с ним. Полковник всегда требовал от своих подчиненных не только перечисления фактов, но и выводов из них. Зная это, Сечин несколько раз проверил гипотезу, сложившуюся в его голове, и только тогда явился в кабинет начальника.

Радунов слушал молча, не перебивая. Он сидел вполоборота к Сечину, теребя правой рукой кольца волос. Полковник боролся с этой привычкой, но, когда он был поглощен мыслями, рука его помимо воли поднималась к волосам.

– Дело обстоит так, – говорил майор. – Неизвестная встречалась с мичманом. От нее он получал деньги. Ляликов сообщил ей о новом вооружении, об испытаниях на «Мятежном». По-видимому, она заставила его бросить курить, приучила к таблеткам. А когда мичман стал ей ненужен или возникла угроза разоблачения, она дала ему таблетку с ядом.

– Это выглядит довольно правдоподобно, – задумчиво ответил Радунов. – Но каким путем она узнала день и час выхода «Мятежного» на испытания? Каким путем было передано сообщение на подводную лодку, следившую за «Мятежным»?

– Может быть, об этом удастся узнать через Луковоза.

– Вот что, Иван Иванович, – поднялся полковник. – Действуйте осторожно. И не торопитесь с выводами. В нашем деле ошибка стоит дорого.

ДЕЛО УСЛОЖНЯЕТСЯ

Иван Иванович Сечин сидел с книгой в руках на крайней к морю аллее парка. На нем был просторный серый костюм и мягкая шляпа. Он ничем не отличался от гуляющих в парке.

Близился вечер. Солнце висело низко над горизонтом, заливая косыми лучами бухту и пляж, полный народа. Длинные тени деревьев пересекали аллею. Изредка отрываясь от книги, Сечин смотрел по сторонам, ожидая кого-то.

Иван Иванович тщательно готовился к операции, которую предстояло провести сегодняшней ночью. Сечин рассчитывал узнать, каким путем поступают на лодку сведения о выходе «Мятежного» в море. Как только эскадренный миноносец вернулся с неудачных испытаний, молодой офицер Иван Горегляд, выделенный Басовым в распоряжение майора, завязал дружбу с сестрой капитан-лейтенанта Дунаева – Наташей. У девушки был только один человек, с кем она могла делиться новостями, кому могла сказать о том, что брат уходит в море. Этим человеком был фотограф Федор Луковоз. Лейтенант Горегляд познакомился с фотографом. Павильон Луковоза стоял в глухом углу парка, на склоне холма, откуда удобно было вести наблюдение за бухтой. Подозрения Сечина особенно окрепли после того, как Горегляд увидел у фотографа снимок «Мятежного».

Сегодня ночью «Мятежный» снова должен был выйти в море. Знали об этом только Майский, Басов и Сечин. Капитан-лейтенант Дунаев был отправлен в командировку. Через его сестру Луковоз ничего теперь узнать не мог. За фотопавильоном было установлено наблюдение. Горегляд, отправившийся получить у фотографа свои снимки, должен был между делом сказать, что на эсминце, дескать, неладно с машинами, и, может быть, корабль станет на ремонт.

Вся эта подготовка исключала возможность передачи врагу сведений о выходе «Мятежного». Исключала, если это делал Луковоз.

Из-за поворота показался лейтенант Горегляд, и Сечин залюбовался ладной, подтянутой фигурой молодого офицера. «Занимается боксом и плаванием, – вспомнил Иван Иванович, – это ведь он завоевал второе место на флотских соревнованиях».

Лейтенант и майор, разговаривая о пустяках, дошли до «Победы», стоявшей у входа в парк. Сечин сел за руль, предложил коротко:

– Рассказывайте.

– И рассказывать-то нечего, – пожал плечами Горегляд. – У Луковоза полно клиентов. Меня встретил холодно. Спрашивал о Наташе – она второй день не приходит. Поговорили минут пять. Потом переснял меня.

– Почему?

– Снимки испортил. Жаловался, что иногда по ночам напряжение падает, работать трудно. Ругается, говорит, что на подстанции шум устроит, жаловаться будет. Хочет сам пойти линию проверить.

– Интересно, – отозвался Иван Иванович, подумав, что надо выяснить, что это такое.

Высадив лейтенанта в порту, Сечин отправился домой поужинать, а в 23 часа приехал на приемный радиоцентр.

«Мятежный» еще не вышел в море, а уже несколько контрольных радиостанций прослушивали эфир, ждали, не прозвучит ли в нем радиограмма. Если бы неизвестная рация появилась в эфире, ее тотчас запеленговали бы. На карте Сечина появился бы красный кружочек в том месте, где скрестились бы линии пеленгов.

Иван Иванович занял кресло в комнате дежурного, развернул свежий номер «Огонька». Оставалось только ждать. На вахте сидели опытные радисты, задание было известно им, а читать лишний раз наставления – только мешать людям, занятым делом.

В комнату вошел дежурный старший лейтенант. На вопросительный взгляд Сечина он ответил:

– Пока ничего. Да вы не беспокойтесь, в моей смене слухачи отменные. Если появится чужак, сразу схватят.

Во втором часу ночи Сечин позвонил старшему группы наблюдения за павильоном капитану Долгоносову, спросил о новостях.

– Объект не спит. Свет горит в лаборатории и в его комнате наверху. Из дома не выходил, – доложил капитан. – Одна странность, Иван Иванович.

Приблизительно час назад в комнатах Луковоза мерк свет. Вроде бы напряжение падало.

– Продолжайте наблюдать, – приказал Сечин и повесил трубку. «Почему померк свет? – размышлял он. – Час назад… Как раз в то время, когда „Мятежный“ вышел из бухты. Может, Луковоз дает сигналы огнем? Но если Долгоносов едва заметил это, то на расстоянии и не разглядишь. Тут что-то не так…»

Шифровальщик принес радиограмму, адресованную Сечину. Командир «Мятежного» сообщал, что при подходе к району стрельб в нейтральных водах опять появилась подводная лодка. Испытания снова отменены. Эскадренный миноносец возвращается в базу.

Сечин пытался разобраться во всем происшедшем. Дело усложнялось. Предположение о том, что Луковоз узнает время выхода корабля через Наташу Дунаеву, отпадало. Но фотограф вел себя странно. Почему именно во время выхода «Мятежного» в море в его доме меркнет свет? Значит, падает напряжение; значит, как раз в это время кому-то нужно много электроэнергии. А зачем? Может быть, тут какая-нибудь хитрость? Во всяком случае кто-то снова узнал о выходе «Мятежного» и сообщил об этом на лодку. Это мог сделать Луковоз, могла сделать женщина с инициалами П. Г.

– Плохо, старший лейтенант, – сердито сказал Сечин дежурному. – Прохлопали чужака ваши отменные слухачи.

– Этого не может быть, – твердо ответил дежурный.

– К сожалению, это так. И самое обидное – передатчик работал где-то поблизости.

Щеки старшего лейтенанта побагровели.

– Нет, – повторил он, – не может быть. На сто километров вокруг не работал ни один чужой передатчик.

– Вы в этом убеждены? – Уверенность старшего лейтенанта нравилась майору. За долгие годы работы он привык, что иногда дело оборачивается самым неожиданным образом. Может быть, лодка получила сведения без помощи радио. Но как? Есть ли связь между тем, что падает напряжение в доме Луковоза, и выходом эскадренного миноносца? Пока перед Иваном Ивановичем стояли только вопросы, и на каждый из них надо было найти ответ.

– Значит, убеждены? – повторил он.

– Абсолютно. Еще раз подтверждаю – во время моей вахты чужой работы в эфире не было.

– Хорошо.

Сечин вел машину по темным, уснувшим улицам города и рассуждал сам с собой: «Задержать Луковоза нельзя. Нет доказательств. Надо в целом ворохе случайностей, как в спутанном клубке ниток, найти конец – случай, который по неумолимым законам логики потащит за собой цепь событий».

ПОРВАННЫЙ ЧУЛОК

На следующий день Иван Иванович проснулся рано и сразу же поехал на работу. Спал он мало, но усталости не чувствовал. Утренний воздух, наполненный ароматом цветов, бодрил и освежал. Солнце не успело еще высушить росу, алмазные капли блестели на траве, на листьях деревьев.

Сечин поднялся на второй этаж, вошел в свою комнату. Несмотря на ранний час, здесь уже находился старший группы наблюдения капитан Долгоносов. Легкий белый пиджак Долгоносова висел на спинке стула, а сам капитан, склонившись над столом, водил карандашом по листу бумаги.

Долгоносов был еще молод, но Сечин относился к нему с уважением. Капитан мог работать без отдыха несколько суток. Сухой, худощавый, с крепкой железной мускулатурой, он, казалось, не знал усталости. Лицо у Долгоносова скуластое, смуглое, глаза черные, блестящие. Узкие упрямые губы открывают при улыбке ровные, иссиня-белые зубы. Капитан прекрасно танцевал, умел пошутить. На вечерах многие девушки заглядывались на него.

Иван Иванович особенно ценил умение Долгоносова перевоплощаться в любую роль. Человек с задатками артиста, капитан в случае необходимости мог стать веселым почтальоном или ворчливым стариком, галантным официантом или крикливым торговцем мороженым.

– Чем заняты спозаранку, капитан? – поздоровавшись, спросил Сечин.

– Изучаю план фотопавильона, товарищ майор, – ответил Долгоносов. – Вот здесь, – показал он карандашом, – комната Луковоза. Тут – лаборатория.

– А где находился фотограф, когда мерк свет?

– В лаборатории.

– Это точно?

– Абсолютно.

– Так, – Сечин прошелся по комнате. – Значит, если свет мерк по вине Луковоза, то прибор, потребляющий электроэнергию, находился в лаборатории.

– По коридору первая дверь направо, – отозвался Долгоносов. – Я думаю, нам придется побывать там?

– Обязательно.

Разговор их был прерван телефонным звонком. Дежурный сообщил, что Сечина хочет видеть женщина. Иван Иванович не ждал посетителей. Несколько удивленный, он сам спустился в вестибюль. Узнав в женщине соседку мичмана Ляликова, он провел ее в кабинет.

– Пошла я на рынок, луку купить, – говорила женщина, нервно теребя концы легкого зеленого платка. – И ее встретила.

– Кого?

– Ну, ту самую, что у Ляликова нашего ночевала.

– Не ошиблись вы?

– Еще чего! Я ее в любой толпе узнаю.

– Когда это было?

– Да вот, десять минут назад. Пока до вас добежала. Рынок-то близко.

– Женщина там?

– В очереди стоит.

– С вами пойдет наш товарищ. Покажете ему. А вам – спасибо…

Вскоре капитан Долгоносов вместе с женщиной подошел к рынку. Второпях капитан не надел даже пиджак. В легкой голубой тенниске и белых брюках он выглядел, как самый обычный базарный покупатель. За те минуты, пока они шли к рынку, капитан не мог выработать план действия и решил поступать так, как подскажут обстоятельства.

Рынок кишел людьми. Крупные глянцево-красные помидоры лежали на лотках; блестела чешуя рыбы, там и тут высились горы арбузов. Над головами людей плыл многоголосый шум.

Соседка Ляликова издали показала Долгоносову женщину и о сошла в сторону. Капитан подошел поближе. Женщина покупала мясо, прикидывая на руке то один, то другой кусок. На вид ей можно было дать лет тридцать. На ее полном лице выделялись густые, черные брови. Черные, как воронье крыло, волосы были собраны на затылке тяжелым жгутом. В руках у нее голубая сетка-«авоська» и дамская сумочка. Женщина, улыбаясь, о чем-то спорила с продавцом, молодым парнем. Потом она взяла два куска мяса, расплатилась и пошла в овощной ряд.

Держась поодаль, Долгоносов переходил вслед за женщиной от одного лотка к другому. Иногда люди оттесняли его в сторону, и один раз он чуть не потерял даму из вида.

«Надо познакомиться с ней, иначе смешается с толпой», – решил капитан.

Женщина остановилась возле арбузов, кучей сложенных на земле. Долгоносов стал рядом, нагнулся, выбирая кавун покрупнее.

– Этот, пожалуй, – нерешительно сказала женщина, указывая на арбуз.

– Нет, нет, не берите! Это же незрелый! – вмешался Долгоносов.

– Разве? – женщина обернулась и, взглянув на Долгоносова, кокетливо улыбнулась. Ее черные брови взметнулись, полные, подкрашенные губы сложились сердечком.

– Зеленый кавун, – подтвердил Долгоносов.

– Вы разбираетесь в этом?

– Агроном, – отрекомендовался Долгоносов.

– О! Тогда я попрошу – помогите мне.

– Вам? С величайшим удовольствием. Вот этот, – протянул ей Долгоносов огромный арбуз. – Отменный кавун. Муж доволен будет.

– Я незамужем, – женщина засмеялась игриво, подрагивая бровями. – Я взяла бы арбуз, но не донести мне.

– А далеко?

Дапеко. К старому порту.

– Нам почти по пути.

– Серьезно? Тогда я возьму.

Женщина заплатила за арбуз.

Долгоносов взял себе другой, поменьше, и они, разговаривая, направились к выходу.

– Какой вы милый, – щебетала женщина. – Но ведь жена будет ругать вас за задержку. Ушли и пропали.

– Я тоже одинокий человек.

– Ах, вот как! Тогда совсем хорошо.

«Пойду с ней, – думал, между тем, Долгоносов. – Кажется, все складывается чудесное.»

– Вы давно в этом городе? – произнесла женщина.

– Так точно. Давно, – рассеянно ответил капитан, занятый своими мыслями.

– Вы местный?

– Нет. Я из Сибири.

– Вот оно что! А глаза у вас южные, горячие.

– Вам нравятся такие?

– Очень!

Женщина искоса, пристально посмотрела на него изучающим взглядом.

– Вам не тяжело? Такой большой арбуз!

– Нет, не беспокойтесь.

Они были уже недалеко от выхода, когда женщина вдруг охнула и остановилась.

– Что с вами?

– Чулок! Чулок порвала! – всплеснула она руками.

Ржавый гвоздь, торчавший из стенки ларька не только порвал чулок, но и оцарапал ногу женщине. На белой коже выступили капельки крови.

– Что же делать! Как я поеду! – со слезами в голосе воскликнула она, глядя на распустившийся от колена до щиколотки капрон. Ехать в таком виде через весь город было действительно невозможно.

– Возьмем машину? – предложил Долгоносов.

– Машину? Нет, нет! Трата денег. Да и до остановки идти стыдно. – Она подумала, наморщив лоб, попросила извиняюще: – Подержите, пожалуйста, сетку и сумочку. Я чулки сниму, – кивнула женщина в сторону туалета. – Извините. Первое знакомство, и такая неудача.

Женщина, прихрамывая, отошла. Долгоносов остался у ларька, прислонившись спиной к шершавым доскам…

Иван Иванович с нетерпением ожидал возвращения Долгоносова. Прошло уже больше часа, а капитан не появлялся. Сотрудники, дежурившие возле базара, сообщали, что Долгоносов еще не вышел с рынка.

Сечин не торопился делать какие-либо выводы. Может быть, соседка Ляликова ошиблась. Надо было дождаться капитана.

Наконец, Долгоносов вошел в комнату. По его лицу Иван Иванович сразу понял, что дело кончилось неудачно Но несмотря на это, он не мог, глядя на капитана, сдержать улыбку. Долгоносов был нагружен покупками. Обеими руками он прижимал к груди по арбузу, на левой руке висела сетка, набитая мясом, луком и помидорами. На правой руке болталась дамская сумочка с никелированной застежкой.

– Что произошло, капитан?

– Она ушла. Виноват в этом я, товарищ майор! – сказал Долгоносов, сваливая арбузы на стол.

– Садитесь и говорите все подробно, – предложил Сечин.

Капитан рассказал обо всем, что произошло на рынке, о том, как женщина порвала чулок.

– Она ушла. Я ждал пять, десять минут. Не появляется… Не мог же я идти туда! Увидев лейтенанта Новикова, присланного вами, я приказал ему обойти со стороны улицы. Оказалось, что в заборе выломана доска. За двадцать минут женщина могла уехать на другой конец города… Еще раз повторяю – в этом моя вина.

– Речь сейчас не о том. – Иван Иванович открыл дамскую сумочку В ней лежали пять рублей и две монеты по 15 копеек. Больше ничего в сумочке не было. – Речь сейчас не о том, – повторил майор. – Все случайности предусмотреть трудно. Тем более, когда имеешь дело с опытным, хитрым противником. А в том, что она опытна – я убежден. Теперь мы знаем, кто такая «П. Г.», знаем, что она в городе. Надо искать ее.

Сделать это будет трудно, гак как она поняла, что ее ищут.

– Вы думаете, она останется в городе после этого случая? – спросил капитан.

– Думаю, что так, – усмехнулся Иван Иванович. – Ведь испытания на «Мятежном» еще не проведены.

– Не могу сообразить, чем я выдал себя! – покачал головой Долгоносов.-Все шло так гладко.

Сечин не ответил. «Надо разматывать сразу два клубка – и с Ляликовым и с Луковозом, – решил он, глядя в раскрытое окно. – Рано или поздно эти нити переплетутся».

– Так вот, капитан, – поднялся Иван Иванович. – Вы знаете эту женщину в лицо. Сегодня же проверьте все гостиницы. Установите наблюдение за улицами, прилегающими к старому порту. И еще. Может быть, посте этой встречи гражданка решит сменить квартиру. Проследите, кто будет выписываться из домовых книг в ближайшее время.

– Я сейчас же займусь этим.

– Вещи отнесите в лабораторию, на исследование… Который арбуз ваш?

– Вот этот, поменьше.

– Давайте-ка расправимся с ним, – продолжал Сечин, ловко рассекая арбуз ножом. – А кавун вы действительно выбрали чудесный.

Долгоносов огорченно махнул рукой.

СЛЕД НА ВОДЕ

Георгий Степанович Майский привычно распахнул окно и с удовольствием вдохнул вечерний прохладный воздух. Окно выходило на набережную. В комнату долетали мерные, тяжелые удары прибоя. На улице, под окном, прогуливались люди, слышались голоса. Перед домом рос старый каштан, и если бы Георгий Степанович не подрезал его ветви, они давно пробились бы в комнату через оконный проем.

Вечерело. На буксирах и катерах, сновавших по бухте, зажглись ходовые огни. Раздались звонкие, чистые удары рынды – вахтенные на кораблях отбивали склянки. Из-за горизонта выплыл и повис над морем остроконечный серп луны.

Майский задернул занавеску, сел за стол и открыл папку с рукописью. Второй год он работал над книгой воспоминаний о моряках-героях Великой Отечественной войны. Когда работа шла удачно, она радовала Георгия Степановича, но иногда дело двигалось туго, и Майский сердился на себя. Работа над рукописью отрывала его от моря. Раньше капитан 1 ранга всю неделю находился на кораблях соединения, часто ходил в походы и только воскресенье проводил с семьей. А последнее время он взял за правило каждый вечер приходить домой, закрываться на три часа – с девяти до двенадцати – в своем кабинете и писать. В море он выходил теперь только в случае необходимости.

Рукопись продвигалась вперед медленно. Мысли Георгия Степановича были заняты другим – неудачей с «Мятежным». Время шло, враг оставался неразоблаченным, Майский тяготился этим, стал нервничать.

У Георгия Степановича была одна давнишняя привычка, которой он никогда не изменял. Он любил свежий воздух, не мог работать и спать при закрытых окнах. Зимой в его кабинете всегда была открыта форточка. А в его каюте на флагманском эскадренном миноносце был такой холод, что офицеры, приходившие с докладами, поеживались.

Привыкший к корабельной жизни, Майский и дома установил такие же, как на корабле, порядки. Приборка в доме производилась три раза в день. Утром, перед уходом на корабль, Георгий Степанович закрывал окно, запирал дверь и отдавал ключ жене. Он не любил, чтобы дети возились и играли в кабинете.

Майский взял ручку и вывел на чистом листе бумаги название новой главы, но в это время в прихожей раздался звонок. «Гости, что ли? Не дадут поработать спокойно», – сердито подумал он. В соседней комнате послышались шаги жены, хлопнула входная дверь.

Георгий Степанович ожидал увидеть кого-либо из своих многочисленных друзей и удивился, когда в комнату вошел майор Сечин.

– Извините, что беспокою в поздний час. Дело срочное, – сказал он.

– Пожалуйста, проходите.

Сечин сел рядом с Майским, попросил разрешения курить.

– Ну, что, не удалось обнаружить рацию? – поинтересовался Георгий Степанович.

– Нет… Знаете, я даже начал сомневаться в ее существовании. Право!

– Но как на лодке узнают о нашем выходе?

– Ума не приложу. Чужие передатчики не запеленгованы, – отозвался Сечин, прикуривая папиросу. Лицо у него было серое, усталое.

«Спит мало», – подумал Майский.

– Загадок много, и одна сложнее другой, – продолжал майор. – А сегодня прибавилась еще одна. Полковник Радунов посоветовал обратиться к вам. Может, вы поможете разгадать ее.

– Если смогу – с удовольствием.

– «Мятежный» снялся вчера в двадцать три тридцать?

– Да.

– А за полчаса до выхода корабля произошло вот что. Над морем летел наш самолет. Ночь, как вы помните, была темной, собиралась гроза. Было душно. И вот в нескольких милях от берега летчики увидели необычную картину. В сторону бухты двигалась светящаяся полоса, потом она побежала параллельно берегу. Казалось, по морю идет судно, оставляя за собой светящийся след. На самолете был радиолокатор. Но сколько ни старались летчики, они ничего на экране не видели. Вернее, видели рыбачьи шхуны, теплоход, выходивший из бухты. Но в том месте, где быстро двигалась светящаяся полоса, море было пустынно.

– Интересно. Очень любопытно! – подался вперед Майский. – А дальше что?

– Дальше было так. Светящийся след прошел несколько миль вдоль берега, повернул обратно, приблизился к теплоходу и исчез. Утром летчики рассказали об этом нам. Вот и все.

– Странно, – покачал головой капитан 1 ранга. – А не ошиблись летчики?

– Нет. Один мог бы и ошибиться. Но их было трое, и все утверждают, что видели своими глазами. Вот еще одно непонятное явление, и как раз в ту ночь, когда «Мятежный» вышел на повторные испытания.

– Светящийся след, светящийся след, – задумчиво повторял Георгий Степанович, вертя в руках карандаш. – Оч-чень интересно. Погодите-ка, батенька. Я сейчас. – Майский поднялся, подошел к застекленному книжному шкафу и начал просматривать корешки книг. – Ага, вот она! – сказал капитан 1 ранга. – Чудесная вещь!

Майский принялся перелистывать страницы.

– Есть, нашел! – удовлетворенно воскликнул он. – Вот это касается нас с вами, – говорил он, пробегая глазами по строкам. – Да, это, пожалуй и, отгадка

– Объясните.

– Сейчас… Вам, майор, приходилось видеть вспышки света в море темными ночами?

– Да. Особенно, когда ночью стоишь на корме корабля. В струе воды от винтов появляются светящиеся шары.

– Вот, вот. Это свечение вызывается различными организмами. Способностью светиться обладают многие животные, обитающие и в верхних и в глубинных слоях моря. Светятся некоторые виды медуз, черви, ракообразные. Свечение выдает рыбакам косяки рыб и стаи дельфинов.

– Об этом я слышал. Но след?

– К этому я и веду речь, майор. В военном деле свечение имеет тоже большое значение. Оно может демаскировать ночью корабли. Вот здесь сказано, что еще адмирал Степан Осипович Макаров обратил на это внимание в 1877 году, во время торпедной атаки на корабли турецкого флота в Батумской бухте. И действительно, попробуйте остаться незаметным, когда быстроходный катер оставляет за собой светящийся след.

– Вы думаете, там был катер? – встрепенулся Сечин. – Но почему радиолокация не обнаружила его?

– Нет, не катер. Подводная лодка! – уверенно сказал Майский.

– Неужели?

– Да. Шла она под перископом, будоража воду и оставляя след. Заметить ее на экране радиолокатора было невозможно. Она находилась под водой. А перископ слишком мал, да, кроме того, его то и дело закрывали волны. Вполне понятно, почему экран локатора был чист. Я даже скажу вам больше. Чтобы не обнаружили гидроакустики, лодка приблизилась к берегу следом за шхунами, в кильватерной струе. Обратно лодка ушла вслед за теплоходом. Осторожность не излишняя… – Капитан 1 ранга умолк и развел руками. – Непонятно мне только одно.

– Что именно?

– Зачем лодке понадобилось рисковать, подходить близко к берегу и всплывать на перископную глубину. Ведь ночью перископ не мог помочь им. Ничего не было видно.

– А что можно предположить? – поинтересовался Сечин.

– Предположить? Только одно: на лодке находились круглые дураки. Но этого не может быть… Нет, батенька, тут я зам не помощник. Да и вообще трудно узнать это, не поговорив с людьми, бывшими на лодке.

– Что же, – поднялся Сечин, – я думаю, что нам еще доведется потолковать с кем-нибудь из этой компании…

«Зачем подводная лодка подходила к нашему берегу?» – этот вопрос не давал Ивану Ивановичу покоя. Пытаясь найти ответ, Сечин решил побывать на том месте, где проходила лодка.

Ранним утром следующего дня майор, захватив сильный бинокль и карту с курсом движения лодки, отправился в порт. Солнце еще не взошло, но звезды на посветлевшем небе уже утратили свой блеск.

В порту было тихо. На пустынных палубах кораблей виднелись одинокие фигурки вахтенных у трапов – матросов с винтовками в руках.

Возле причала покачивался на воде легкий белый глиссер. Рулевой с сонным, измятым лицом возился у двигателя. Иван Иванович поместился на мягком кожаном сиденье. Мотор чихнул несколько раз, недовольно фыркнул, будто сердился на раннее пробуждение. Глиссер задним ходом отошел от причала.

Небо на востоке быстро светлело. Наконец лучи солнца позолотили вершины холмов, широким потоком хлынули на рейд. На воде появились невидимые до этого фиолетовые пятна мазута.

Глиссер двигался медленно, обходя застывшие на рейде корабли. Иван Иванович не торопил рулевого. Он с удовольствием наблюдал давно знакомую ему картину утреннего подъема на кораблях. Вот на палубе тральщика, мимо которого они проходили, появился матрос с ярко начищенным горном в руках. Он сладко зевнул, потянулся. Рассыльный с повязкой на рукаве сказал что-то горнисту, и оба засмеялись. Много лет назад Иван Иванович вот так же, как и эти матросы, не раз стоял на пустынной палубе, встречая восход солнца. Много лет прошло с тех пор, многое пришлось пережить, но от тех юношеских лет в душе Ивана Ивановича остались теплые, волнующие воспоминания.

Тишину летнего утра разорвали вдруг резкие, стремительные звуки горнов, и, вторя им, перекликаясь с ними, соловьиными трелями рассыпались боцманские дудки.

– Вставать! Койки вязать! – долетела до слуха Сечина команда.

– Койки вязать! – прозвучало с другой стороны, будто эхо катилось над бухтой.

Иван Иванович вздохнул и тронул рукой плечо рулевого.

Глиссер миновал волнолом и стремительной птицей понесся в море. Однообразно, на низкой ноте гудел двигатель. За осевшей кормой пенился высокий клокочущий бурун. Вздыбившийся нос судна разбивал катившиеся навстречу волны, в лицо летели соленые брызги.

Лучи солнца, падая сбоку, слепили глаза. Море, зеленое возле глиссера, казалось вдали синим. У горизонта синева сгущалась до черноты.

Навстречу дул тугой, прохладный ветер. Лицо рулевого разрумянилось, повеселело.

Когда глиссер достиг того места, где прошлой ночью двигалась лодка, Сечин приказал рулевому замедлить ход и идти параллельно берегу.

Ивану Ивановичу было ясно, что лодка подходила не для того, чтобы получить с берега радиограмму. Она могла сделать это и на большом расстоянии от берега. Да и неизвестный передатчик в эфире не появлялся. Может быть, лодка принимала световые сигналы? Но и это предположение отпадало. Хотя в доме Луковоза и мерк свет, но напряжение падало так мало, что даже вблизи трудно было заметить это. Других световых сигналов не было – во всяком случае их никто не видел ни на берегу, ни с моря.

Иван Иванович поднялся на ноги, разглядывая в бинокль панораму города. Только одна его часть была видна с этого места, та часть, которая примыкала к парку. Центр города и порт были скрыты высоким мысом.

Усиленные стеклами бинокля глаза Сечина видели здание фотопавильона, приютившееся на склоне холма в конце парка.

«Самое удобное место давать сигналы – склон холма, – размышлял Иван Иванович. – Сомнений быть не может. Лодка двигалась с таким расчетом, чтобы между ней и холмом не было никаких преград. Лодка шла под перископом… Световых сигналов не было… А если так – может быть, лодка получала какие-то сигналы, неразличимые простым глазом?»

– Обратно! – приказал Сечин рулевому. Глиссер повернул к берегу.

В голове Ивана Ивановича одна за другой проносились мысли. И постепенно в нем крепла уверенность, что на лодку поступали какие-то невидимые сигналы. Вероятней всего, давал эти сигналы Луковоз.

Когда глиссер подошел к берегу, у Сечина созрело твердое решение: надо задержать Луковоза на месте преступления в то время, когда он работает каким-то еще неизвестным майору прибором.