Текст книги "Темная сторона закона (сборник)"

– Довольно опрометчиво со стороны Овчинникова, – заметил Гуров. – Николаев все-таки фигура!

– Просто вы не знаете имен остальных, – криво усмехнулся Сколов. – Должен вам сказать, что для достижения своих целей, точнее целей своих клиентов, Овчинников не брезговал ничем. Он постоянно прибегал к помощи уголовников, у которых, кстати, в большом авторитете, хотя сам по уголовным делам в Москве не работал, вел исключительно гражданские. Кроме того, у него разветвленная сеть агентуры по всему городу, наработанная за эти годы благодаря бесплатной юридической помощи малоимущим. Это в основном обслуживающий персонал, которого никто не стесняется, и пенсионеры. И те и другие очень многое видят, слышат и знают. Овчинникову поступала от них ценная информация, он давал задание частным детективам, у него их целый штат, а те уже устанавливали «жучки», видеокамеры, вели слежку и так далее.

– Сфера интересов Овчинникова? – поинтересовался Лев.

– Всеяден, но коррупция, казнокрадство и все в этом духе интересуют его в значительно меньшей степени, потому что в России этим никого не удивишь. Ему нужна самая обыкновенная грязь: педофилия и другие извращения, убийства, изнасилования, наркотики, «отмазанные» от наказания наследнички, сбившие, например, или изнасиловавшие кого-то в пьяном виде, и прочее. Вот такие материалы, будучи обнародованными, в том числе и за рубежом, способны принести человеку гораздо больше вреда, чем документально подтвержденные сведения о том, что он украл у государства энное количество миллионов или даже миллиардов. И объем этого компромата огромен.

– Ну, ничего нового, кроме фамилии Николаева, вы мне не сказали, – заметил Лев. – Стандартная схема. Как люди узнавали, что на них существует компромат?

– Когда у клиента Овчинникова возникает необходимость решить какую-то проблему, он обращается к человеку, способному ему помочь. Тот, как правило, сначала отказывается, но, получив копии компромата, становится более сговорчивым, – объяснил Виталий Семенович.

– Неужели никто не попробовал воспротивиться? – удивился Гуров.

– Почему же? Попробовал! – усмехнулся Сколов. – Вы помните скандал с Крупенниковым? Многочисленные публикации в СМИ? Передачи по телевизору? А потом и уголовное дело?

– Развратные действия в отношении несовершеннолетних мальчиков, почти детей, – ответил Лев. – Самому старшему, кажется, было десять?

– Да! – кивнул Виталий Семенович. – Крупенников сбежал и сейчас отсиживается в Испании, но уже ведутся переговоры о его экстрадиции, а поскольку он преследуется не по политическим, а по уголовным мотивам, то вопрос можно считать решенным. Дело только во времени. Порка была более чем показательной, и все поняли, что…

– «Сейчас у нас дешевле заплатить», как сказал Владимир Вишневский, – вздохнул Гуров.

– Вот именно! С тех пор ему не отказывали ни разу.

– Но почему же все-таки возникла идея изъять компромат? Аппетиты Овчинникова очень сильно возросли? Или его требования стали совсем запредельными?

– Просто появился человек, который убедил заинтересованных людей, что это реально, – объяснил Сколов.

– И кто же этот человек? – спросил Гуров.

– Я, – просто ответил Виталий Семенович.

– У Овчинникова на вас что-то есть? – догадался Лев.

– К сожалению, да, так что для меня это дело личное, я кровно заинтересован в том, чтобы найти оригиналы.

– Не хотите рассказать, в чем дело?

– Это займет очень много времени, – покачал головой Сколов, – а оно дорого. Скажу только, что я три года проработал в фирме Овчинникова и всю технологию знаю изнутри.

– Как же он вас отпустил? – удивился Саша.

– А я провалил ему несколько дел и ушел в запой. Вот он меня и выгнал.

– Нет уж, Виталий Семенович, давайте вашу историю с самого начала, – потребовал Гуров.

– Хорошо, – подумав, согласился Сколов. – Тем более что тогда вы поймете систему работы Овчинникова. Я москвич, учился здесь в военном училище. Это история произошла летом, когда до выпуска мне оставался один год. У меня была девушка Неля, которую я очень любил и на которой собирался жениться после училища. В тот день я проводил ее до дома, а потом мы долго стояли в подъезде. Тем временем начался страшный ливень, но переждать его я не мог – до закрытия метро оставалось совсем немного. Зонта у меня с собой не было, и она вынесла мне свой. Тогда японские зонты-автоматы были большой редкостью, а этот еще был очень яркий и красивый. Я доехал до своей станции и пошел домой проходными дворами. Во-первых, так было ближе, а во-вторых, не хотелось красоваться с женским зонтом на улице. Вот в одном из таких дворов я и налетел на развеселую и сильно нетрезвую компанию, которая пряталась от дождя под грибком на детской площадке. Это были два парня и две девушки. Одна из них, увидев мой зонт, капризно потребовала: «Хочу!» Ее кавалер, крепко навеселе, тут же направился ко мне, требуя отдать зонт и убираться, пока цел. Получив в ответ незатейливую тираду, он рассвирепел и достал нож. Руки у меня были заняты – на одном плече сумка, потому что я встретился с Нелей после тренировки – я серьезно занимался карате, во второй – зонт, который я ни в коем случае не собирался отдавать, вот я и ударил его ногой в грудь. Нож выпал у него из руки, а сам он упал и больше не двигался. Тогда из-под грибка выскочил второй парень, схватил этот нож и бросился ко мне, а вот девки завизжали как резаные, что я человека убил.

– А вы его действительно убили? – спросил Лев.

– Да! – кивнул Виталий Семенович. – Но узнал я об этом через много-много лет. Я давно занимался карате и точно рассчитал силу удара, так что он должен был просто отлететь от меня, но я ударил в очень неподходящий для него момент, и его сердце остановилось. Вот и вся моя вина! – невесело объяснил он и продолжил: – Девки орали так, что в окнах начал зажигаться свет, и я понял, что кто-то наверняка вызовет милицию. Ударив второго парня ногой в живот, я бросился бежать, чтобы избежать встречи с милицией, потому что меня из-за этой истории могли отчислить из училища – мысли о том, что я действительно убил человека, у меня в тот момент и не возникло. Но вот зонт… Он за что-то зацепился и вырвался у меня из рук, возвращаться за ним времени не было, и он остался там.

– Все понятно! – покивал ему Гуров. – Нож эта компания, конечно, быстренько припрятала, так что самооборону вы не доказали бы. А вот на зонте остались ваши отпечатки, которые получила милиция, только примерить их тогда было не к кому.

– Скорее всего, так и было, – кивнул Сколов. – Я долго петлял по дворам и пришел домой, когда все уже спали. На следующее утро встал, когда все еще спали, оделся по-другому, взял все деньги, что копил на магнитофон, и ушел. Свои ботинки и одежду, в которых был накануне, утопил в разных местах, а потом поехал к спекулянтам и стал искать такой же зонт. Но не нашел и, купив другой, самый дорогой и красивый, какой только был, отвез ей. Она сначала обиделась, что я потерял ее зонт, потом заподозрила, что подарил его другой девушке, устроила мне сцену ревности и все в этом духе, и я, чтобы успокоить ее, рассказал ей, что со мной случилось накануне.

– Да разве можно было ей такое говорить! – воскликнул Лев.

– Все мы в этом возрасте зеленые и глупые! – усмехнулся Сколов и продолжил: – Осенью я вернулся в училище, а зимой Неля вышла замуж за другого. Я сильно переживал и, закончив училище, женился на соседской девушке, которая, как я знал, давно меня любила. Очень скоро я понял, какое сокровище моя жена, и полюбил ее, а о Неле забыл совершенно. У нас родились сыновья-погодки. Сначала я служил по специальности, а потом меня забрали в ГРУ. Нам с женой пришлось побывать во многих странах, бывали и не совсем удобные для жизни, но она ни разу ни на что не пожаловать, потому что понимала мою службу и бесконечно верила мне, как верит и сейчас. Когда дети подросли и их нужно было отправлять в Россию для дальнейшей учебы, мы с женой решили, что не стоит оставлять их на попечение бабушек и дедушек, которые могли их избаловать, и вернулись на родину. Мне дали квартиру в Москве, и я стал работать «под прикрытием» в одной очень солидной организации, у которой были партнеры по всему миру, так что в командировках бывал очень часто, и для моей семьи практически ничего не изменилось – уровень жизни по-прежнему оставался очень высоким. Мы жили не тужили, пока, делая покупки в супермаркете около нашего дома, я не встретил Нелю, которая работала там кассиршей. Судя по виду, жизнь у нее не удалась, и она с откровенной и очень недоброй завистью смотрела на мою жену. А та за время жизни за границей привыкла постоянно следить за собой – ведь ей приходилось бывать со мной на дипломатических приемах, так что выглядит она у меня очень ухоженной и моложавой женщиной.

– В этот момент Неля, естественно, и не вспомнила, что когда-то сама вас бросила, и думала только о том, что могла бы быть на месте вашей жены, – заметил Лев.

– Вот именно! – невесело усмехнулся Сколов. – Мы перекинулись несколькими словами, и мы с женой ушли. Через некоторое время я был в супермаркете уже один, и Неля, выйдя из-за кассы, отошла со мной в сторону. Она жаловалась на жизнь, раскаивалась в том, что когда-то так ошиблась, проскользнули слова, что я ей по-прежнему дорог, и закончила все это предложением встретиться. Подоплека всего этого была видна как на ладони, и я откровенно ей сказал, что прошлого не вернуть и встречаться не стоит. Она здорово разозлилась и бросила мне вслед, что я об этом еще пожалею. Дома я попросил жену больше никогда не ходить в этот супермаркет, и она, все правильно поняв, так и сделала. Прошло несколько месяцев, и ко мне на работу пришел Овчинников. Мы обменялись визитками, и, как только это произошло, он без лишних слов дал мне прочесть ксерокопию заявления Нели в милицию, где она писала о том, что я убил человека, причем указывала и число, и место, и имя погибшего.

– Но она этого знать не могла, – возразил Гуров.

– Конечно, нет. Обозленная на меня, она связалась с Овчинниковым и выложила ему мою историю, прося помочь отомстить. А уже он, пользуясь своими связями, смог поднять старое уголовное дело и выяснить все подробности, которыми и взял меня за горло. Я спросил у него, что ему от меня надо, и он мне прямым текстом ответил, что навел обо мне справки, знает, что я офицер ГРУ, и ему нужно от меня содействие в решении некоторых его проблем.

– То есть это была вербовка в чистом виде? – уточнил Лев.

– Да! – кивнул Виталий Семенович. – Будь я один, я бы послал его к черту, и будь что будет, но мне нужно было думать о сыновьях, которые стали военными и мечтали пойти по моим стопам. Для них эта история стала бы крахом всех надежд. Так что я оказался связан по рукам и ногам. Я пообещал Овчинникову, что подумаю и позвоню ему, и он ушел. Встретиться с Нелей я даже не попытался…

– Опасались провокации, которая еще больше усугубит ваше положение?

– Нет! – покачал головой Сколов. – Просто понимал, что ее к этому моменту уже нет в живых. И действительно, как я позже узнал, ее в тот же день зарезали в собственном доме, причем ножом, на котором были мои отпечатки пальцев.

– А их, в свою очередь, сняли с вашей визитки, – покивал Гуров.

– Классика жанра! – пожал плечами Виталий Семенович. – Что вы хотите? Мавр сделал свое дело! А тогда, вернувшись домой, я без подробностей сказал жене, что попал в очень серьезный переплет и ради будущего детей нам лучше развестись. Она поверила мне, как верила всегда – раз я сказал, что так надо для блага нашей семьи, значит, так оно и есть! – и пообещала мне, что сама поговорит с детьми. На следующий же день утром мы с ней подали на развод, потом я поехал на службу, где подал рапорт об отставке, а на обратном пути снял первую попавшуюся квартиру подешевле и, собрав вещи, переехал туда. Для вида, я ушел в запой, а тем временем мои друзья-коллеги наводили справки об Овчинникове. И чем больше я о нем узнавал, тем отчетливее понимал, что его влияние и связи в самых высоких кругах держатся на шантаже. Мой рапорт, между тем, подписали, и я, став совершенно свободным человеком, целыми днями искал выход из положения, пока не понял, что освободиться от него можно, только подойдя вплотную.

– То есть нужно было начать на него работать, чего он от вас и добивался?

– Вот именно! – подтвердил Сколов. – Но, чтобы не вызвать подозрение, нужно было ждать, когда он сам сделает первый шаг, потому что он не из тех людей, кто оставит нужного ему человека в покое. Вот я и ждал! И он пришел! Увидев грязную квартиру и окончательно сломленного человека, заросшего щетиной и пахнущего застарелым перегаром, начал с извинений, что, знай он, как я отреагирую на его предложение, никогда бы не стал меня беспокоить, потом стал стыдить, укоряя в слабодушии, изображал заботу и участие, рисовал самые радужные перспективы нашего сотрудничества. Я же сначала изображал полнейшую апатию, потом плакал пьяными слезами по своей загубленной жизни, но, в конце концов, дал себя уговорить, что еще не все потеряно. Так, демонстрируя полную покорность злодейке-судьбе, я и стал сотрудником его адвокатского агентства.

– Весьма опрометчиво с его стороны, – заметил Лев. – Человек, который поймал тигра и посадил его в клетку, может со временем забыть о том, что это хищник, а вот тигр никогда не забудет о том, что он в плену, и при первой же возможности вернет себе свободу, порвав человека на клочки.

– Поначалу Овчинников проверял меня на совершенно легальных делах, – объяснил Сколов. – А я, выполняя их, впитывал, как губка, любой обрывок информации, иначе говоря, занимался разведкой: находил, анализировал и систематизировал данные. Через некоторое время я уже знал не только основные источники информации Овчинникова, но и имел довольно внушительный список очень влиятельных людей, к которым тот запросто обращался с самыми различными просьбами и никогда не получал отказа. Я понимал, что в одиночку мне не справиться, нужна очень серьезная поддержка. На мое счастье, начальником службы безопасности у одного из этих людей был мой бывший сослуживец в одной из стран. Я встретился с ним в обстановке строжайшей секретности и, честно рассказав свою историю, объяснил, что на крючке у Овчинникова, так же как и его босс. Мой бывший коллега поговорил со своим шефом, тот по своим каналам убедился в правдивости моей истории и согласился со мной встретиться. Я предложил ему оказать мне помощь в борьбе против Овчинникова, а он в ответ рассказал мне, как быстро и скандально закатилась звезда одного молодого политического деятеля, думаю, вы понимаете, о ком я, когда тот отказался помочь Овчинникову в одном деле. Так что им владел вполне объяснимый страх. Тогда я передал ему список людей, которых, как и его, шантажировал Овчинников, и попросил попытаться переговорить с ними, чтобы в дальнейшем действовать сообща. У него ушел целый месяц только на то, чтобы уговорить этих людей просто встретиться вместе, потому что они боялись подставы, ведь им было что терять. В конце концов они согласились, но, понимая, что у каждого в команде мог быть «стукач», встретились даже без начальников своей охраны. Я был на встрече и проявил чудеса красноречия, чтобы убедить их в небезнадежности этой затеи. В результате, получив карт-бланш и неограниченное финансирование, я начал собирать свою команду не просто из лучших специалистов, которых знал, но из людей, которым безусловно верил, но даже их проверял и перепроверял. Когда команда была собрана, мы начали работать на своей родной земле, как на оккупированной врагом территории – с собственной женой я встречался на конспиративной квартире. Нам нужно было найти тайник с компроматом, чтобы нейтрализовать Овчинникова. Его перемещения и контакты отслеживались все до единого. Его телефоны, квартира и контора круглосуточно прослушивались, квартира была обыскана так, что не осталась бы незамеченной даже иголка, и тут мы столкнулись с интересным фактом – не было ни одного документа, ни одной фотографии домосковского периода, складывалось впечатление, что человек начал жизнь с чистого листа. Мы проанализировали все его разговоры и заметили, что он никогда и ни с кем не говорит о своем прошлом.

– Личное дело из коллегии адвокатов? – спросил Гуров.

– Упаси бог! – воскликнул Сколов. – Мало ли с кем он мог быть там связан! Воспользовавшись его отъездом, мы обыскали контору и нашли в сейфе диплом Бадарского юридического института на имя Ларионова Владимира Николаевича и трудовую книжку, где было написано, что этот человек работал сначала в архиве областного суда, потом – помощником адвоката в районной юридической консультации, а затем – адвокатом там же. Еще там было свидетельство об изменении фамилии с Ларионова на Овчинникова. А потом мы нашли в конторе тайник – двойное дно в напольных часах в холле.

– Неглупо придумано, – одобрительно заметил Лев. – Мало кому пришло бы в голову искать документы в таком доступном для всех месте.

– Но там были только ксерокопии бумаг, – охладил его Виталий Семенович. – В том числе и того давнего уголовного дела, в котором был замешан я, и аудиовидеозаписей, но вот где были оригиналы? Это-то нам и предстояло выяснить! Мы не стали трогать тайник, чтобы не спугнуть Овчинникова, и продолжали искать.

– И стали обыскивать дома клиентов Овчинникова, думая, что он мог кому-то из них передать на сохранение, например, семейный архив.

– Да, – подтвердил Сколов. – Тем более что у меня был доступ к спискам клиентов, это несколько сот человек. По-настоящему ювелирная работа – просмотреть все так, чтобы хозяева ничего не заметили.

– Но два раза вы прокололись! – напомнил Лев.

– Больше, – поправил его Виталий Семенович. – Но это неважно. И я объясню, почему. Дело в том, что все те люди, которых шантажировал Овчинников, не доверяли друг другу. Каждый из них подозревал, что другой, дорвись он до компромата, попробует потом сам диктовать свои условия, и они настояли на том, чтобы в команду входили их доверенные люди, квалификация которых не всегда соответствовала нужным требованиям.

– А конверты? Отвлекающий маневр Овчинникова?

– Конечно! У нас с собой всегда был целый пакет подобных конвертов, мы заменяли ими настоящие. Одновременно я отправил группу людей в Бадарск, родной город Овчинникова, потому что не исключал, что там может быть человек, который, сам, может быть, не подозревая об этом, хранит бумаги Овчинникова. А я вынужден был остаться в Москве, потому что Овчинников поручил мне два настолько скользких проекта, что эти бумаги было противно брать в руки, но я проработал их. С виду все выглядело безукоризненно, но в каждый из них я заложил по малюсенькой, незаметной бомбочке с огромным разрушительным радиусом действия, которые, как и положено, сработали в запланированный срок, и проекты провалились с оглушительным треском. Овчинников орал на меня, что я не стою потраченных на меня денег, что я бездарь, и все в этом духе. Я же в ответ бил себя в грудь и, стеная, доказывал, что старался изо всех сил, но выше головы не прыгнешь, а потом якобы ушел в запой. В результате Овчинников меня выгнал, чего я и добивался.

– Когда это произошло?

– Год назад.

– Значит, вы держите его под наблюдением только четыре года? – уточнил Гуров.

– Да! А тогда я тут же съехал с квартиры и отправился в Бадарск, но часть людей осталась в Москве, чтобы продолжать работу и контролировать обстановку. В Бадарске дела обстояли неважно: тем, кто туда приехал до меня, пришлось играть на совершенно чужом поле и начинать практически с нуля: у них в активе были только юридический институт и юридическая консультация. Замечу, кстати, что ни там, ни там не оказалось его личных дел – он их оттуда предусмотрительно изъял, так что никаких адресов у нас не было. Работа предстояла не только ювелирная, но и долгая: найти нужных людей, познакомиться с ними, войти в доверие, чтобы вызвать на откровенность, но ни в коем случае не дать понять, что нас интересует конкретно Ларионов-Овчинников, потому что мы не знали, кто здесь его друг, а кто враг, с кем он поддерживает отношения, кто может сообщить ему о внезапно возникшем к его персоне интересе. Одним словом, нудная и кропотливая работа. Наконец мы нашли его мать, к тому времени уже покойную. Квартиру ее он продал, так что это нам ничего не дало.

– Люди там еще работают? – спросил Лев.

– Да! – кивнул Сколов. – Хотя, откровенно говоря, смысла в этом не вижу, потому что могу точно сказать, что друзей у Ларионова-Овчинникова в Бадарске нет. Есть сослуживцы, бывшие соседи, однокурсники, одноклассники, но он ни с кем из них отношений не поддерживает.

– Но в Бадарск он ездил?

– Да, когда мать была жива, навещал ее регулярно, потом похоронил ее, продал квартиру, но и сейчас изредка наведывается на ее могилу, – ответил Виталий Семенович.

– Памятник на кладбище осмотрели? А то у меня был случай, когда компромат хранили внутри полого металлического памятника.

– Там плитка и гранит.

– Значит, отпадает, – сказал Лев. – А квартиры других работников агентства?

– В первую очередь, – вздохнул Сколов. – Квартиры, дачи, гаражи, и не только их, но и их родственников – пусто.

– Каким имуществом владеет Овчинников? – продолжал допытываться Гуров.

– Только квартира в Москве. Мы проверили через Регистрационную палату и точно знаем, что больше у него ничего нет.

– Если у него настолько тесные связи с криминалом, он может иметь множество поддельных документов на самые разные имена и уже на них приобрести квартиру, – заметил Лев. – То же самое и с сотовыми телефонами. Вы уверены, что отслеживали их все?

– Мы четыре года не спускаем с него глаз, – устало ответил Сколов. – Если бы он что-то купил, это не осталось бы незамеченным. Мы знаем все адреса, по которым он бывал. У него нет другой квартиры.

– Он мог купить ее или получить ее в наследство на чужое имя еще до того, как вы стали за ним присматривать, – впервые подал голос Саша. – Например, помог какой-нибудь одинокой старушке, вот она и завещала ему свою квартиру.

– Молодой человек! Но за нее надо платить, – назидательно произнес Виталий Семенович, – а мы бы это не пропустили.

– Через Интернет или терминалы, – предположил Саша. – Вы же не стоите постоянно у него за спиной?

– В том-то и дело, что стоим.

– Хорошо! Он мог заплатить крупную сумму авансом, и с нее просто списываются деньги. Мог оставить деньги соседке, чтобы она брала квитанции из ящика и оплачивала. Есть множество способов, – настаивал Саша.

– Значит, как я понял, нужно проверить, не умер ли кто-нибудь из его клиентов, и выяснить судьбу их имущества? – сдаваясь, спросил Сколов.

– Да! И срочно! – подтвердил Гуров.

– Сейчас дам задание. – Сколов тут же приказал по телефону все выяснить, а закончив разговор, пообещал: – К утру будет информация.

– А что он еще делал в Бадарске, кроме как посещал могилу матери? Хоть с кем-то встречался? – вернулся к прежней теме Лев.

– Нет, – покачал головой Виталий Семенович. – Но, должен признаться, сначала мои люди несколько раз теряли его из виду – это же его родной город. Причем это не попытка оторваться от слежки – он до сих пор ни о чем не подозревает, будь иначе, гроза бы уже разразилась. Все происходило случайно. Но потом они основательно изучили город, и больше такого не повторялось ни разу.

– Он выезжал за границу? – спросил Саша.

– Туристом – постоянно, – подтвердил Сколов. – Но собственности там не имеет.

– Опять-таки не факт – мог купить, используя другие документы, – возразил Гуров. – Мысль о физическом устранении Овчинникова высказывалась?

– Неоднократно, – не стал лукавить Виталий Семенович. – Но, поскольку последствия этого невозможно предвидеть, от нее отказались.

– Сколько осталось неосмотренных квартир в Москве?

– Совсем немного. Мы начали с тех, которые казались нам наиболее перспективными, а на «десерт» оставили мелочовку, хотя такой в нашем деле не бывает. Только Овчинников вряд ли решился бы оставить что-то на хранение человеку, проживающему в коммунальной квартире с пьющими соседями, которые могут вломиться, чтобы что-нибудь стащить, да и просто пожар устроить. Но мы их отработаем.

– Чем больше я вас слушаю, тем больше прихожу к выводу, что Овчинников все организовал еще до того, как вы за него взялись, – заявил Гуров. – У него должна быть постоянная, ежедневная связь с человеком, который, фигурально выражаясь, нажмет на спусковой крючок, если не получит от Овчинникова в определенное время подтверждение того, что он жив. Иначе вся эта затея не имеет смысла. Если же такого человека нет, то компромат будет лежать где-то до скончания веков и никому не причинит вреда. А это значит, что есть у Овчинникова потайной сотовый, о котором вы не знаете, либо другой способ связи. Что у него с компьютером? Он, вообще, продвинутый пользователь или так, поиграть включает?

– Разбирается хорошо, но программу, естественно, не напишет.

– Вы знаете, на какой сайт он заходит ежедневно?

– Погода, но это нормально, – пожал плечами Сколов. – Как только просыпается, тут же смотрит, чего днем ждать.

– Я в компьютерах не силен, так что поговорите со специалистами, не может ли это быть сигналом о том, что он жив-здоров, – посоветовал Гуров. – Предполагаю, правда, в порядке бреда, что некто написал специальную программу, которая посылает эту информацию на другие компьютеры. Судя по тому, что вы мне рассказали, Овчинников человек очень неглупый, так что держать все яйца в одной корзине не стал бы. Проверьте эту идею.

– Понял, сейчас, – тут же сказал Сколов и позвонил своим подчиненным. – Что еще?

– Распечатки его телефонных разговоров проанализировали?

– В первую очередь, и делаем это до сих пор. Но нет ни одного номера, по которому бы он звонил постоянно, если не считать его близкого друга, но тот появился относительно недавно, три года назад. Мы его проверили на молекулярном уровне и убедились, что он тут ни при чем.

– А кто был до него? Тоже парень? – спросил Гуров.

– Да нет! Девица, но Овчинников к законному браку никогда не стремился, а положение, пусть и щедро оплачиваемой, содержанки ее не устраивало.

– Ее можно понять, – заметил Лев и спросил у Саши: – А что ты обо всем этом думаешь? К каким выводам пришел?

– Лев Иванович! Я думаю, что Овчинников рассортировал весь компромат по степени его серьезности и действительно хранит его в разных местах, – начал парень. – Поскольку все люди уже знают об имеющихся у него документах, то держать все под рукой, в шаговой доступности, необходимости нет. Материалы тактического назначения, как мне кажется, находятся в России, а вот стратегического – я бы на его месте держал за границей. У нас все могут как-то замять, а если бабахнет там, то резонанс будет мощнейший. Но должен быть еще и способ подстраховки. Допустим, документы попадут в какое-то издание или на телеканал, а его руководители просто побоятся связываться с влиятельным человеком, потому что рейтинг рейтингом, а жизнь дороже, и просто продадут их ему. Я бы в этом случае выбрал Интернет. Если все выложить туда, то скандал уже не замнешь. Но вот последствия – пожиже, потому что без оригиналов документов заинтересованные лица смогут от всего отбиться, объяснив это фальсификацией и фотомонтажом – в Интернете ведь столько вранья. Есть еще один вариант: компромат отправят конкуренту, а уж тот выжмет из человека все соки, по миру пустит. Но это только в том случае, если руководить всем будет сам Овчинников, потому что именно он находится в центре паутины и знает, за какие ниточки дергать, никому другому он это не доверит. Раз после его побега еще ничего не произошло, значит, он по-прежнему держит ситуацию под контролем, но вот каковы его планы, неизвестно. Судя по тому, что за время жизни в Москве Овчинников не завел здесь ни одного друга, его доверенных людей нужно искать в Бадарске среди тех, кто знал его с детства, потому что только тогда завязывается дружба на всю жизнь. Не исключено, что кто-то из них уехал за границу, и сейчас компромат стратегического назначения находится у него.

– Да нет у него в Бадарске друзей! – раздраженно заметил Сколов.

– Извините, но вы их просто не нашли.

– Молодец! – одобрительно кивнул Гуров. – Ты все правильно понял. Сейчас ужинаем, а потом изучаем документы.

– Я сейчас все приготовлю, – подскочил Саша.

– Саша! Я тебе уже говорил, что ты не помощник по хозяйству, ты здесь равный среди равных. И потом, вообще-то, я хозяин дома, – усмехнулся Гуров.

– Спасибо, я не буду, – отказался Сколов.

– Бросьте, Виталий Семенович! На голодный желудок мы с вами много не наработаем, а ночь впереди долгая.

– Тогда не откажусь, – согласился тот.

Гуров ушел на кухню, а Сколов открыл портфель и сделал Саше приглашающий жест рукой:

– Приступайте, молодой человек! Разрешите поинтересоваться вашим званием?

– Лейтенант! – покраснев, ответил тот – вот вам и равный среди равных.

– Ну, ничего! Это дело наживное! Была бы голова на плечах! А она у вас имеется, и очень неплохая! – заявил Виталий Семенович, чем окончательно смутил Сашу.

К тому моменту, когда Лев позвал их к столу, Александр уже успел прочитать приличную стопку документов, иногда отрываясь от них и уставясь взглядом в стену, а потом снова к ним возвращаясь. После того как они поужинали, Гуров взялся за уже прочитанное Сашей, а тот приступил к изучению следующих.

К утру все трое, окончательно обалдевшие, с красными глазами и надолго укоренившимся стойким отвращением к крепкому чаю и черному кофе, обменялись мнениями.

– Снимаю шляпу, – серьезно сказал Гуров. – Это уму непостижимо, какую работу вы провернули.

– Все это имело бы смысл, если бы мы получили хоть какой-то результат, – самокритично заметил Сколов.

– Зачем вы так? – попытался утешить его Саша. – Зато теперь имеется полная картина, остается только руку протянуть.

– Куда? – чуть не закричал Виталий Семенович – нервишки у него явно сдавали. – Лично я готов куда угодно, пусть хоть отрубят потом, лишь бы толк был.

– Саша, давай свою версию, а потом я выскажусь, – предложил Гуров.

– А я уже все сказал. Раз до сих пор ничего не произошло, Овчинников жив. Вы, наверное, проверили все авиарейсы?

– Проверили, он не вылетал, – хмуро ответил Сколов. – И погранслужба предупреждена – это на тот случай, если он решит уехать поездом.

– Значит, он еще в России, что вполне объяснимо – здесь можно затеряться не хуже, а даже лучше, чем за границей. Может быть, он вообще еще в Москве и ждет, когда уляжется шум, – предположил Саша. – Нужно искать его вторую квартиру, или третью, или четвертую. Вот там-то, наверное, и хранится хотя бы часть документов.