Текст книги "Спасение Европы"

– Эй, любезный! – остановил его Субэдэй. – Что здесь происходит? Вернее, почему ничего не происходит? Где люди?

– О, уважаемый бахадур! – узнал его человек. – Сейчас все люди находятся в юрте Джиргоадая, прощаются с ним. Несколько человек поехали по стойбищам оповещать о смерти нойона, я вот собрался в город, – сказал человек. – О горе, горе нам!

– Как… прощаются? Как о смерти? – остолбенел от неожиданности Субэдэй.

– Так вот, уважаемый бахадур. Не стало нашего батыра, не стрельнет больше дальнобойная стрела. Сегодня утром он оставил нас навсегда.

Тут в юрте послышался бой барабана, горловые выговоры шамана. Субэдэй окончательно пришел в себя. Не стало его друга, верного соратника… И весь день он провел на стойбище, затем на похоронах Джэбэ.

«Ничего, друг мой! Ничего! Они за все заплатят! – клялся он всю дорогу в город. – Жаль, что ты этого уже не увидишь. Но я постараюсь отомстить за тебя, за всех других погибших на той земле. Да так, что и ты услышишь крики и стоны не только твоих убийц, а всего их проклятого отродья».

3

Для Гази Бараджа прошедшая неделя оказалась весьма непростой. С его восшествием на трон в Биляре местные правоверные резко ополчились на христианскую общину. А она тут значительная. В городе проживало немало руссов – купцы и их семьи, работники, ремесленники и мастеровые, чьи изделия здесь ценились дороже, чем на родине. Был в городе и православный храм, при нем, соответственно, состояли и священнослужители. В Серебряной Болгарии к разным верам вообще относились весьма спокойно, потому до сих пор христиан никто не беспокоил. И вот вдруг почему-то возникла неприязнь к Православию. Гази понимал, что в этом виноват, прежде всего, он сам. Когда случилось то, во что не верилось до последнего – он стал хаканом Серебряной Болгарии, он на радостях послушался совета настоятеля христианской общины Биляра отца Авраамия отслужить благодарственное моление ко всещедрому Богу за премилостивый его промысел во возведении на царский престол благочестивейшего великого государя. Правда, священник вначале предлагал вступление Гази Бараджа на престол сопроводить вообще торжественным коронованием и миропомазанием. Хорошо у новоявленного хакана хватило ума не поддаваться на это искушение. Все-таки Серебряная Болгария – страна в основном мусульманская. А вот против моления не устоял… Этот Авраамий не внушал уважения у местного населения. Ходили слухи, что он будто бы прелюбодействовал с прихожанками. Судя по всему, они возникли не на пустом месте… Авраамий был русс, попал в плен к булгарам в девятнадцатом году. Тогда болгары защищали свой город Ошель от нападения то ли какого-то княжесого отряда, то ли просто разбойников. Когда у плененных руссов начали выяснять, кто есть кто, Авраамий назвался священником. Как и почему он оказался среди разбойников и грабителей – никто не стал выяснять. А тогдашний глава государства Челбир тут же приказал освободить его, ибо по булгарским традициям служителей культа нельзя было пленить. Авраамий, освободившись, почему-то остался в Биляре… Шила в мешке не утаишь. О службе в христианской церкви в честь восшествия на престол Гази Бараджа стало известно горожанам. Новоявленный хакан понял свою оплошность, тут же попытался исправить ситуацию. На следующий день он по тому же поводу весьма усердно помолился в соборной мечети. Однако это, похоже, не сильно впечатлило горожан-болгар. Охрана докладывала, что люди сильно недовольны тем, что их хакан получил благословение от христианского священника, да еще в первую очередь, да еще имеющего дурную славу. Оставалось надеяться, что время все утрясет, пройдет несколько месяцев, и люди успокоятся. Так уверял великий князь Юрий Всеволодович, напутствуя Гази на болгарский трон. Он предполагал, что народ примет его человека не очень дружелюбно, потому на первых порах советовал придумать для влиятельной прослойки населения какие-то поблажки. Хотя главной для княжеского ставленника являлась совсем иная задача.

– Думаешь, я зря готовил тебя? Не-ет, дорогой, я всегда имел в виду, что ты мне поможешь завоевать Серебряную Болгарию. В большой степени или малой – но поможешь. И вот вышло так, что лучшего и желать нельзя. Если честно, я даже не думал, что подвернется такой случай, что тебя можно будет поставить аж царем этой страны. Но подвернулся же! На то была воля Божия. Такой случай предоставляется им раз в столетие, и упускать его – великий грех. Так что действуй, не бойся ничего. Тебя поддерживает сам всемилостивый Господь Иисус Христос. Слава ему! Понимаешь, взять твоих единокровцев болгар силой весьма сложно. Мои предки, другие князья, включая киевских, черниговских, новгородских и прочих помельче, не раз пытались подчинить эту прекрасную страну. Как видишь, до сих пор не получалось. А мы вот с Божьей помощью попробуем взять ее без войны. И ты в этом деле теперь главный творитель.

…Десять лет назад Гази Барадж, тогда улугбек болгарского города Учеля, в ходе похода великого князя Владимирского был взят в плен руссами. Что-то удержало тогда Юрия от того, чтобы вернуть его болгарам за выкуп. Когда в одна тысяча двести двадцать пятом году умер болгарский царь Челбир, Юрий Всеволодович вдруг вспомнил, что у него давно томится в плену один из улугбеков. «Вот черт! – подумалось ему тогда. – Надо было его давно освободить, но не отпускать, а сделать известным и уважаемым человеком». Хотя, может, и сейчас не поздно? У Челбира не было сыновей. В таких случаях обычно начинается драка за власть. Серебряная Болгария, наверное, не исключение. И Юрий приказал немедленно доставить к нему пленного улугбека. Не сказать, что Гази в неволе жил в невыносимых условиях. Его содержали вполне сносно. Все же то, как встретил его сам великий князь Владимирский, его сначала удивило, а когда первое впечатление прошло – насторожило. Уж слишком торжественно проходила встреча – в переговорном зале, за столом, который ломился от яств.

– Ну, дорогой улугбек, как живется-можется тебе на русской земле? – едва поздоровавшись, начал разговор князь Юрий. – Не затосковал ли ты по родине?

Что отвечать в таких случаях, чтобы не обидеть хозяина, который, в общем-то, содержал тебя не как пленного? И все же ты его пленный, и он волен с тобой поступать, как захочет…

– Побывать дома не отказался бы, – осторожно ответил Гази. – Все же почти шесть лет прошло, как я… оставил его.

– А как ты хотел бы вернуться? Просто целым и невредимым или на белом коне? – с прищуром спросил Юрий. – Да ты ешь, ешь, медовуху вот выпей. Разговор у нас долгий.

– Как это… на белом коне? – не воспринял шутку Гази.

– Вот так… – наклонившись к собеседнику, начал излагать великий князь свои мысли.

План его оказался непростым, потому он объяснял долго. И завершил предложением:

– Пока я тебе предлагаю стать воеводой очень важной для меня крепости Нижний Новгород. На нее претендуют и эрзя, и болгары. Однако я должен ее удержать во что бы то ни стало. Ибо крепость сия позволяет быть хозяином северной части торгового пути по Адылу и Оке. Так что придется тебе служить мне не за страх, а за совесть. А там, думаю, придет время и для того свершения, о чем я тебе только что толковал.

Гази размышлял недолго. Собственно, он ничего не теряет. Откажется от предложения – его отправят обратно в халупу, где держали до сих пор. А за то, что заартачился, могут и в яму бросить. Уж лучше он побудет воеводой растущего на глазах города. Какой-никакой, а на определенном уровне вполне самостоятельный хозяин… И Гази решительно заявил:

– Великий князь, я готов тебе служить. А насчет того, что ты предполагаешь, – не знаю, возможно ли то? Кто же примет с распростертыми объятиями человека, служившего чужой стране?

– Ну, это… – уклончиво откликнулся Юрий. – Дружба и вражда всегда ходят рука об руку. Раз такое дело, скажу тебе откровенно. Я давно окучиваю главу магистрата, или, как у вас называется, суварбаши столицы вашего государства. В Биляре сейчас много русских купцов. Весьма богатых купцов. Они не уклоняются от моих поручений…

Все же Гази тогда не поверил, что такое может случиться.

…С того разговора прошло более четырех лет. Гази Барадж как воевода крепости и растущего города показал себя весьма надежным сподвижником великого князя. Ему удалось-таки удержать Нижний Новгород в ходе многократных нападений эрзи, даже когда им однажды помогли болгары. Не только удержать, а укрепить его, набраться такой силы, что уже и напасть-то на крепость теперь с бухты-барахты вряд ли кто захочет. И тут наступил-таки тот момент, о котором толковал ему великий князь Владимирский. В Биляре в очередной раз начали искать человека на хаканский трон после внезапно умершего Мир-Гази. К удивлению Гази Бараджа, сказала свое слово в пользу человека князя Юрия городская власть Биляра. Вскоре суварбаши, то есть глава городского магистрата, послал своего туджуна – чиновника по особым поручениям – некоего Хакима к великому князю Юрию Всеволодовичу на переговоры. Переговоры на предмет того, чтобы отпустить своего важного воеводу Гази Бараджа на родину, где его предполагается посадить на трон хакана Серебряной Болгарии.

– Вот видишь, – провожая, напомнил Юрий Всеволодович своему будущему ставленнику в Биляре, – все получилось так, как я предсказывал. Ты уж не забудь о нашем уговоре. Мы с тобой со временем объединим наши страны и создадим великую империю. Когда мощь Болгарии присоединится к нашей, я подчиню себе все русские княжества. Затем – все европейские страны. Эти слабаки, думаю, увидев, насколько мы сильны, не станут даже сопротивляться. Они так дорожат жизнью… А дальше на всем пространстве между Уральскими горами и до Атлантического океана воцарствует русский мир.

Вышло же все не так гладко, как предсказывал великий князь. Хотя в сложившейся обстановке вряд ли можно его винить. Сглупил сам Гази! На радостях он всего лишь на какое-то мгновение потерял разум. А расхлебывать это придется… Кто ведает, сколько и как?

* * *

В четверг последней недели мая в условленное место – город Банджи* начали прибывать вооруженные конные отряды почти из всех провинций. Их возглавляли сами улугбеки, ханы и беки, крупные казанчийи. Самый большой отряд прислал тархан Саксина Бачман. Главное, он состоял в основном из профессиональных военных приграничья. Наравне с вооруженными людьми в первую столицу страны, ныне крупный торговый город, прибывали и наиболее почитаемые муллы и имамы, купцы и ремесленники, другая знать. Так было оговорено. В пятницу они, как и все горожане, проснулись задолго до того, как с минаретов муэдзины начали призывать правоверных к утреннему намазу. И так они за день помолились пять раз. Многочисленные мечети города все были переполнены, но горожане в них уступали места приезжим, а сами творили молитву, сидя на ковриках на площадях перед мечетями. Приезжие правоверные и другие нехристиане просили у Аллаха одного: чтобы все, что они задумали, произошло мирно, без кровопролития.

Субботним утром весь приезжий люд выехал из города в сторону нынешней столицы. Колонна ополченцев выглядела весьма внушительно. И то, ведь она состояла почти из четырех тысяч вооруженных мужчин. Сзади них кто верхом, а кто, более солидный возрастом, в кибитках ехали несколько сотен уважаемых людей. Путь неблизкий, потому было решено за неделю добраться до пригорода столицы, там остановиться лагерем, передохнуть и войти в Биляр со свежими силами в первый день следующей недели.

* * *

Тем временем в самом Биляре как бы совершенно неожиданно поднялась буча. Хотя неожиданно или нет – кто теперь это скажет… Некий мулла Кылыч – говорят, не самый авторитетный в городе, даже лишенный почетного титула сеида человек – сумел поднять мусульман на борьбу «за чистоту веры» и устроил христианский погром. Завершился он тем, что священник христианской общины Авраамий был убит. Правда, поговаривали, что прикончили его вовсе не как священника. Памятливые люди вдруг вспомнили, что Авраамий десять лет назад участвовал в походе руссов на болгарский Ошель. Особо подчеркивали, что тогда этот процветающий болгарский город был полностью разграблен и сожжен. Только Авраамию не повезло, он попал в плен. Но как-то выкрутился, назвавшись православным священником, и не просто остался жив, со временем даже возглавил христианскую общину в Биляре, которое заметно расширилось после заключения перемирия с Владимиро-Суздальским княжеством. Однако, по словам муллы Кылыча, правоверные казнили Авраамия вовсе не за веру. Поговаривали, что тот наравне со служением Иисусу Христу весьма успешно приторговывал и будто бы был не прочь при случае обмишулить кого угодно. А уж про его прелюбодейство в городе не знал только ленивый… Потому Кылыч утверждал, что, дескать, воспользовавшись возмущением горожан из-за влезания православной церкви в государственные дела, под шумок Авраамию отомстили его многочисленные рогатые недруги. Только теперь вряд ли кто это подтвердит.

А ведь хакан Гази Барадж решил было, что люди постепенно начали забывать его неуместную выходку с молением в христианской церкви. Уж чего только он не предпринял за весьма короткий срок, чтобы загладить свою оплошность. Во все крупные города выслал глашатаев, чтобы те на майданах городов и сел донесли до народа его указ. В нем говорилось, что отныне хакан требует строгого соблюдения в стране старинного закона Талиба. Согласно ему все земледельцы, принявшие ислам, переводились в разряд привилегированных государственных крестьян и освобождались от воинских и иных повинностей и вообще платили самую минимальную дань. Тем не менее, похоже, он не смог убедить людей в своей приверженности к учению Мухаммеда.

Так или нет, но в начале новой недели, в воскресенье, о котором тот самый пророк Мухаммед (мир ему!) говорил, что это день, когда сажают деревья и строят дома, Гази Бараджа ошеломили совсем иной, страшной вестью. Вернее – двумя новостями. Мало того что в Биляре на днях случился ужасный христианский погром, оказывается, теперь в столицу вошли какие-то войска и что несть им числа. Возможно, даже несколько туменов. Хотя, как известно, у страха глаза велики. Растерявшийся хакан долго не мог решить, что же ему предпринять. Пока он соображал, что к чему, хан Ильхам с тарханом Бачманом, которым знать доверила руководить всей этой операцией, расположили войска и ополченцев вокруг царского дворца так, что ни туда, ни оттуда не могла даже мышь проскочить. И когда Гази решил обратиться за помощью к улугбеку Биляра, который наверняка не участвовал в этом бунте, пробиться сквозь оцепление его посыльные не смогли. К тому же дружина улугбека столицы в мирное время вряд ли была такой большой, чтобы противостоять десяткам тысяч дружинников и ополченцев из провинций. Так что вся надежда оставалась на курсыбай, который в мирное время тоже был немногочисленным.

Ничего не поделаешь, взяв себя в руки, Гази Барадж в плотном окружении джандаров вышел из дворца на лестничную площадку главного входа, чтобы поговорить с бунтовщиками. Подняв руку, он попросил тишины и, стараясь казаться властным, громко спросил:

– Приветствую тебя, мой народ! Что привело вас всех ко мне в такую рань?

По общей договоренности вести переговоры с правителем поручили хану Ильхаму, потому он вышел вперед. Сначала улугбек хотел было из уважения к должности хакана сойти с коня и подойти к нему пешком, но представил, что при этом говорить со стоявшим на верхней площадке лестницы Гази придется, глядя на него снизу вверх, и остался в седле.

– Уважаемый хакан Гази Барадж! Я – улугбек Булгарского иля, – представился он, как положено, хотя оба знали друг друга. – Мне поручили говорить с тобой от имени всех, кто сегодня пришел к тебе.

– Приветствую тебя, улугбек, – вполне миролюбиво откликнулся хакан, стараясь не выразить недовольства своим поведением. – Говори, коли так.

– Мы, собравшиеся здесь люди, представляем всю страну, – указав рукой на всех пришедших на дворцовую площадь, сказал Ильхам. – И все мы считаем, что ты занял трон хакана Серебряной Болгарии незаконно, без решения курултая. Потому предлагаем тебе добровольно покинуть его и уехать туда, откуда прибыл.

Гази Барадж оглядел всех, кто находился на площади, затем взгляд перевел на окружившие площадь и сам дворец кольцом шеренги вооруженных всадников. Сколько их, воинов и ополченцев этих, понять было трудно, ибо значительную их часть скрывали густые деревья и кусты, здания дворца и хозяйственных построек. Что, если те, кто насчитал несколько туменов, не ошиблись? И кто знает, может, здесь не все силы повстанцев? Так или не так, а противостоять им было нечем.

– Ты ошибаешься, улугбек, – возразил Гази. И громче обратился уже ко всем: – Вы ошибаетесь, друзья! Меня избрал курултай. Правда, сам я по понятным причинам не вмешивался в его созыв и работу, этим занимался суварбаши столицы. Одно скажу вам: я никогда не посмел бы занять незаконным путем не то что трон предводителя такой великой страны, а даже главы небольшого городка. Если не верите мне, вашему хакану, пригласите сюда суварбаши Биляра и спросите у него.

– А что, и пригласим!

– И спросим! – послышались голоса из невооруженной группы людей.

Тут же несколько человек в сопровождении ополченцев отправились за суварбаши. Тот появился через четверть часа. Небольшого роста, но полный, оттого похожий на гусиное яйцо, он поднялся по ступенькам к хакану и встал рядом с ним, вопросительно глянул на него снизу вверх.

– Вот народ сомневается, что меня избрал курултай, – сказал Гази. – Расскажи, как все происходило.

Суварбаши вышел вперед, откашлялся и начал не очень уверенно объяснять:

– Уважаемый народ! Вы ведь знаете, наш дорогой хакан Мир-Гази умер весной. И мы как столичная власть взяли работу по созыву курултая на себя. А время было слякотное, дороги развезло. Потому, возможно, не все провинции сумели прислать своих поверенных. И все же большинство их на курултае были представлены достойными делегациями. Вот там и избрали уважаемого Гази Бараджа хаканом.

– Скажи, кто его выдвинул? Кто представил? – спросил Ильхам. – Откуда и как он вообще здесь появился?

Глава города растерянно посмотрел на хакана. Тот стоял с невозмутимым видом, будто не о нем шла речь. Главе пришлось и дальше объясняться самому.

– Это самое… Кто выдвинул – я уже не помню. Многие говорили о нем. А вот что говорили – помню. Я вам сейчас перескажу… Уважаемые, не думаете же вы, что мы, жители Биляра, столицы родной Серебряной Болгарии, совсем безответственно относимся к тому, кто будет править нашей любимой страной? Уважаемый Гази Барадж совсем не случайно появился на троне. Его прадедом по отцовской линии был эмир Шамгун, хан из Дунайской Болгарии. Он правил нашей страной семнадцать лет, с восемнадцатого по тридцать пятый год прошлого века. А дедом Гази Бараджа был Арбат Ос-Лодж. Арбат был в разное время улугбеком Булгара, Учеля, который ныне Казань, а также двух илей – Марюбы и Беллак-Саксина. В шестьдесят четвертом году он и его сын Азан были выданы великому князю руссов Андрею Боголюбскому. Но Арбат и там не пропал, со временем стал воеводой Москвы. Пусть Москва город небольшой, но все-таки… Азан же, отец Гази Бараджа, даже участвовал в походе князя Всеволода Третьего на нашу страну.

Тут по площади пошел гул.

– Да их род, оказывается, давно служит руссам!

– Слыхали мы про героизм предателей! – можно было разобрать отдельные выкрики.

Ильхам поднял руку, прося замолчать. Когда стало тише, громко спросил:

– Может, ты лучше расскажешь про самого Гази Бараджа? Например, как он возле Нижнего Новгорода воевал с болгарами? Как не щадя живота своего защищал интересы Владимирского князя, который безбожно притесняет наших друзей эрзян, да и на нас не раз засылал своих удельных князей?

Суварбаши заткнулся, словно в рот ему сунули пробку.

– Молчишь? – понял его Ильхам. – Тогда, хакан, может, сам нам расскажешь об этом?

Гази некоторое время обдумывал, что делать, затем объяснил:

– Да, я был в плену у руссов. Так ведь в плен может попасть каждый. Что из того? Уверен, даже среди вас есть кто-то, кому приходилось хлебнуть участи полоненного воина.

– Да, это так! Но быть в плену и стать предателем – вещи разные. Не каждый пленный станет служить врагу, с которым воевал, – прервал его Ильхам. – И вообще, видно, ты забыл, что по нашей идущей из далеких времен традиции болгарин с болгарином не воюет? Тогда какой же ты нам хакан? – Затем развернул коня и встал лицом к тем, кто прибыл сюда вместе с ним:

– Уважаемый народ! Что будем делать? Сам я предлагаю дать Гази Бараджу сутки, чтобы он оставил трон, собрал свои манатки и покинул нашу страну, умотал туда, откуда прибыл. Думаю, этого будет достаточно. Мы народ миролюбивый, не хотим крови даже предателя. Сами мы через день после оставления им трона, то есть через два дня, проведем новый, настоящий курултай и выберем настоящего хакана. Этого времени, надеюсь, достаточно, чтобы договориться о претендентах на трон. Здесь, на этой площади, уже представлены почти все провинции и крупные города. Дополнительно пригласим столичную знать. Считаю, такого представительства для настоящего курултая вполне достаточно.

Все, в том числе и военные оцепления¸ докуда доходили слова булгарского улугбека, одобрительно загудели. Молчала и даже почти не шевелилась лишь личная охрана хакана, расположенная по обе стороны входной лестницы.

– Как, Гази, согласен на наши условия?! – спросил Ильхам, когда все немного успокоились.

Гази Барадж, не издав ни звука, грузно повернулся и что-то скомандовал сардару гвардии. Офицер, в свою очередь, что-то скомандовал отряду. Джандары тут же плотным кольцом окружили хакана со всех сторон. В таком окружении и скрылся Гази Барадж за растворившимися перед ним дверями.

Уже вечером теперь уже бывший хакан, не глядя на приближавшуюся ночь, в сопровождении личной охраны из преданных ему людей выехал из города. За его группой тянулся обоз из нескольких десятков повозок. На одну из них было аккуратно уложено завернутое в белую материю тело христианского священника Авраамия, убитого во время погрома в Биляре в начале апреля. Забегая вперед, скажем, что это помогло Гази Бараджу по возвращении к великому князю Владимирскому избежать многих неприятностей. Вскоре по воле Юрия Всеволодовича и епископа Митрофана убитый в Биляре Авраамий был возведен в чин христовых мучеников. Мощи его с большими почестями были положены в каменную раку в церкви Святой Богородицы Княгининого монастыря. А вывезшему их Гази Бараджу великий князь оказал милость и вновь назначил его воеводой Нижнего Новгорода.

На третий день после этих событий в Биляре состоялся курултай, где новым хаканом избрали видного хана Джелалетдина Алтынбека. Только это сказать просто – избрали. Мало кто знал, что до этого момента Алтынбек провел в раздумьях и размышлениях две бессонные ночи. Разделила с ним эту бессонницу его верная жена Фатима.

– Мой повелитель, ну что ты так мучаешься? – в какой-то момент начала она успокаивать мужа. – Люди считают за счастье, когда им дают власть. Они дерутся за нее, ради нее обманывают родных и близких, предают самых верных друзей. А тебе предлагают так, безо всяких условий. Потому что верят в тебя, знают, что ты справишься, что не станешь пользоваться властью, данной Всевышним и народом, в потребу одного себя. Хан Ильхам и тархан Бачман – уважаемые люди. Раз они верят в тебя, значит, и поддержат, когда будет надо. Так чего ты сомневаешься? Чего переживаешь так сильно?

– Ах, Фатима, любимая, единственная моя женушка! – обнял ее Джелалетдин, глядя в черные, как спелая ягода черемухи, глаза. – Власть – она ведь, прежде всего, ответственность. Пусть это звучит высокопарно, но это ответственность перед Всевышним Господом всемилостивым за весь народ, за всю страну. А положение-то нынче у нас, у болгар, какое? Тревожное! Я всем нутром чувствую, что наступают тяжелые времена. Соседи, князья русские, никак не хотят жить с нами в мире. Между тем с Востока вот-вот хлынет лавина монголов. Судя по рассказам и своих людей, воевавших с ними, и чужестранцев, видавших этих завоевателей, это страшная, беспощадная сила. Даже были бы они человечными, разве захочется нам жить под каблуками чужестранцев? Вообще, какому народу понравится жить в неволе? Да и… Если бы они, монголы, были человечными, разве простирали бы они свои захватнические руки в такую даль? Им, что, своих просторов не хватает?.. И вот в такое время судьбу родины доверяют мне… Какое тут пользоваться властью для себя? Разве об этом должна болеть голова у предводителя народа?

Алтынбек оторвался от жены, встал и начал расхаживать по комнате. Высокий, успевший с возрастом немного погрузнеть, он сейчас сидевшей низко, да к тому же и так небольшого роста Фатиме казался сказочным улыпом-исполином.

– Вот видишь, у тебя даже в мыслях нет ничего дурного, – приподняв голову, сказала Фатима. – Соглашайся стать хаканом. Ты справишься. Я на этой должности лучше тебя никого не вижу. А то придет еще какой-нибудь другой Барадж… И не бойся, милый, этой лавины восточной. Коли надо будет, на защиту своей страны встанем и мы, женщины. Я слышала, что у нас есть несколько сотен отличных лучниц.

– Да, есть отряд амазярок, – подтвердил Алтынбек.

– А ведь наша дочь Алтынчач тоже увлекается стрельбой. Вот создадим мы с ней пиньбю амазярок. В составе курсыбая. Тоже подспорье. Что я хочу сказать-то? Тебя, я уверена, поддержат не только военные, тебя поддержит весь народ. Да и… А вдруг пронесет? Вдруг монголы передумают? Люди же они. И с руссами неужто нельзя ладить по-человечески? Коли нас сомнут, им же тоже не устоять. Неужто они не поймут этого? Не глупые же люди. Соглашайся, милый Джелалетдин.

Тут Фатима встала, подошла к мужу, приникла к нему, положив голову на его широкую грудь. От ее иссиня-черных волос пахло чем-то приятным, только ей присущим. Или это от тела ее с иссиня-белой кожей?.. Они обнялись крепко-крепко, как, может, обнимались лишь в первый год после свадьбы. Впрочем, они любили друг друга всегда с тех пор, как родители, даже не познакомив, соединили их в одну семью. Просто со временем, так бывает, пронзительное чувство начало уже казаться чем-то обыденным, будто так должно было быть само собой, что это у них нечто постоянное, судьбой и Господом предоставленное, как солнце, вода, земля, воздух. И у Алтынбека даже в мыслях не было желания заиметь хотя бы еще одну жену, как часто бывает у мусульман.

– Может, ты и права, милая Фатима, – прошептал он ей на ухо. – Только ведь Алтынчач уже сосватана. Или ты забыла? Мы же с эмиром Абласом Хином договорились об этом еще весной. Буртас – достойный сын достойных родителей, и это будет примерная семья. Как наша, дорогая моя женушка…

– Это делу не помешает, милый, – так же шепотом ответила Фатима.

– Ах, ты, моя жемчужина! – шепотом воскликнул Алтынбек, с любовью глядя ей в глаза, и, подняв как пушинку, понес ее в покои…

4

Начало царствования Алтынбека совпало с рядом больших и малых неприятностей для страны. С южных границ донесли, что монголы вытеснили с поймы реки Яик ряд родов саксинцев и кыпчаков, которые живут там вперемешку. Несколько тысяч человек были вынуждены бежать вглубь страны. Преследующие их монголы не отставали и вскоре дошли до засечных крепостей болгар, некоторые из них сумели захватить и по традиции полностью сожгли. Тут еще на западных рубежах опять начали разбойничать руссы. То ли банды ушкуйников, то ли отряды каких-то удельных князьков – поди пойми. На Адыле они нападали на купеческие караваны, грабили и топили корабли. Происходило это в основном между устьями рек Оки и Суры, из-за чего заметно упала торговля болгар с северными странами и даже с некоторыми русскими княжествами. Алтынбек приказал срочно построить кар, как называли болгары крепость, рядом с городом Веда-Сувар и назвать его Шупаш. Стройка шла споро, разрасталась быстро. Сюда потянулись не только плотники и каменщики, но и служилые люди, ремесленники, купцы. Вскоре город и крепость соединились в одно целое, и все это местные жители стали называть Шупашкар*, хотя для сторонних людей город все еще оставался Веда-Суваром. Тем временем хакану донесли, что монголы начали наступать со стороны Уральских гор. А там башкорты. С ними ох как непросто! Потому как когда в конце девятого века основная часть башкортов, хоть и вошла добровольно в состав Серебряной Болгарии, но лишь на правах самостоятельности. Так они более или менее автономно живут и сейчас. Их понять можно. Народ этот довольно-таки многочисленный, а земли их простираются с Предуралья до юга Западной Сибири, а на востоке начинаются с Иртыша. Монголы давно пытаются подчинить их. В одна тысяча двести седьмом году сам Тэмуджин, после покорения татар и лесных народов, живших к северу-западу от Монголии, попробовал на прочность и башкортов. Только не тут-то было, те дали такой отпор, что у великого хана надолго отпала охота завоевывать их земли. Ничего не вышло и из попыток Субэдэя, который совершал их не раз. И вот теперь его войска вновь начали тревожить и башкортский край. Те пока держатся. При всем при этом Башкортская провинция не просит помощи от центральной власти, наоборот, обещает сама отстоять свою независимость. Только надолго ли хватит у нее сил? А тут дошли сведения, что улугбек Башкортского иля Ильхам Иштяк тесно сблизился с Гази Бараджем. И хотя теперь того нет в стране, кто знает, что там между ними. Тем более что, оказывается, они – родня, говорят, Иштяк приходится Бараджу дядей…

Одним словом, требовалось не просто срочно предпринять меры, позволяющие сосредоточиться на главной опасности – возможном нашествии монголов, а еще предусмотреть все основные варианты хотя бы на ближайшие годы.

…На собрании Хурала, действовавшего между курултаями, входившие туда ханы и беки, купцы и ремесленники, ученые и богословы предлагали много интересного. Чувствовалось, они тоже встревожены происходящими вокруг страны событиями. А лучшие советы дал бывший эльтебер, ныне улугбек самого сильного иля Ильхам. Потому Алтынбек после собрания встретился с ним отдельно. Они договорились о том, что первейшим делом должно стать улучшение отношений с соседями. Потому надобно наладить сильную туджунскую службу. А еще восстановить разведку. Ильхам предложил и способных организовать все это людей: на должность главного туджуна-посла – известнейшего купца Мамута, а в разведку вернуть его сына Сидимера, который уже показал себя как искусный собиратель всяких сведений из многих соседних и даже отдаленных южных стран.