Текст книги "Спасение Европы"

У крепостных ворот их остановила стража.

– Стой! Кто такие? Куда идете? – спросил старший наряда.

– Я Мамут – человек эмира Серебряной Болгарии Челбира. Здесь проездом. Хотел бы встретиться с уважаемым ширваншахом Абдал-Малик ибн Бек-Барсом. Она – моя дочь, заодно и толмач, – объяснил Мамут старшему стражу, мотнув головой в сторону Аюны. – А мужчины – моя охрана.

– У нас ширваншах не Бек-Барс, – сказал стражник, насторожившись.

– Ка-ак? И кто же теперь ваш властелин? – несколько растерялся Мамут, впрочем, тут же взял себя в руки. – Понимаешь, я возвращаюсь из Ирака и Ирана, в отрыве от своих уже полгода, потому, возможно, пропустил кое-какие события.

– В конце прошлого года ибн Бек-Барса не стало, вечная ему память. Теперь у нас ширваншах Рашид, – вполне дружелюбно объяснил старший страж поста.

Мамут пару раз встречал Рашида в окружении бывшего ширваншаха. Тогда казалось, что он был сторонником ибн Бек-Барса, так что наверняка продолжит дружбу с болгарами. Тем более есть смысл выказать ему почтение не только личное, но и от имени эмира Челбира.

– Так пропустите меня к нему, – потребовал Мамут. – Вот я и поздравлю его.

Попросив немного подождать, старший страж забежал в слегка открытые ворота крепости и вскоре вышел оттуда с другим военным в богатых доспехах, который оказался начальником охраны. Поняв, кто стоит перед ним, он пропустил Мамута с Аюной, дав сопровождающего, а двух гребцов-телохранителей попросил остаться у ворот дожидаться их возвращения.

Рашид оказался даже более гостеприимным, чем его предшественник. Возрастом он примерно ровесник Мамуту, что в данном случае облегчило общение. Ширваншах пригласил человека Челбира отобедать. Стол накрыли быстро. Он буквально ломился от яств. Холодная овощная закуска аджапсандал, долма, к которой подают вкуснейший кисломолочный напиток катык, нанизанный на тонкую шпажку люля-кебаб с лепешками, горячий хаш, конечно же, сладкая пахлава и еще с десяток разных блюд, которые под конец невмоготу стало даже пробовать, поскольку желудок Мамута был переполнен. Только купца больше впечатлил рассказ о происшедших здесь недавно боях. Боях с монголами, от погони которых, как думал Мамут, ему удалось оторваться.

– Ка-ак? Разве монголы уже здесь? – ошарашенно изумился он.

– Дорогой Мамут, они здесь побывали еще пару лет назад, – заметил на это Рашид.

Вот это да! Зря Мамут по пути в Иран не зашел в Дербент. Тогда узнал бы обо всем этом и, может, не стал бы рисковать, отложил поездку за товаром. Хорошо хоть ему повезло…

– …хотели взять нашу крепость, – рассказывал тем временем ширваншах. – Доложу я тебе, применяли невиданные нами стенобитные и камнеметные машины. Между тем это ведь были не главные их силы. Говорят, у них есть более мощные устройства для разрушения крепостных стен. Так вот, тогда они все-таки отступили и ушли. Как я понял, чтобы набраться новых сил. И вот недавно они появились вновь…

– Уважаемый ширваншах, где они теперь? При подходе к твоей крепости я что-то не почувствовал настороженности стражи, – заметил Мамут.

– Понимаешь… Да ты пей шербет, пей. Он свежий, очень вкусный… – подождав, пока гость отпил из кубка глоток приятного напитка, Рашид продолжил: – Помня их прошлую осаду крепости, я решил на этот раз не лезть на рожон, а попытаться договориться с ними миром. И выслал навстречу монголам делегацию. Так они что удумали? Часть моих людей захватили в плен и потребовали от них показать им проход на север. Те, кто вернулся со встречи, рассказали, что войск у монголов на этот раз было два тумена. И будто бы должны прибыть еще. Главное же, я понял так, что ни наша крепость, ни наш ширван для них не основвная цель. Хотя бы пока. Они готовятся к чему-то большому и копят где-то севернее от нас силы. Дошли слухи, что сосредоточение монголов происходит то ли в Присаксинье, то ли в Кырыме. Ведь они все конники. Да еще ведут за собой крупную отару. Так что им нужны обширные пастбища… Еще говорят, что у них туменами командуют бахадур Субэдэй и нойон Джэбэ, будто бы не знавшие поражений в сражениях. Мамут, ты купец, человек умный, как полагаешь, к чему все это?

Мамут откинулся на пухлые подушки, погладил широкой ладонью густую седеющую бороду, в уме прикинул, что может означать только что узнанное вкупе с тем, что ему уже было известно. Да уж, эти монголы… Считай, полмира подчинили. Китай, Иран… Сказывают, и Индию разгромили, хотя будто бы позже ушли оттуда. Уйти-то, может, и ушли, однако наверняка оставили там своих правителей. Не ради интереса же они проливают кровь, и не только чужую. Теперь, получается, накапливают силы в Присаксинье или в Кырыме; а может, и там, и тут. Уж точно не для того, чтобы завоевать небольшие страны, как Дербент-ширван. А какие там, на севере, крупные государства? Каганат Дешт-и-Кыпчак, русские княжества и Серебряная Болгария. Но подчинить руссов первыми бессмысленно. Ведь тогда получится, что империя монголов окажется разделенной той самой Серебряной Болгарией. Подчинить кыпчаков тоже дело непростое. Ведь каганат – это просто обширные степи. Как говорится, ищи ветра в поле. Стало быть, монголы, по идее, первым делом должны…

– Думаю, пока они нацелились на руссов, – осторожно высказался Мамут тем не менее. – А дальше… В случае удачи они обязательно пойдут дальше, ведь аппетит приходит во время еды, и, скорее всего, вторгнутся в нашу страну.

– Может, двинут все же на Европу? – прищурившись, пытливо посмотрел Рашид гостю в глаза.

– Может, и на Европу. Что такое Европа по сравнению с Китаем, Индией, Ираном? А они их покорили, – заметил Мамут. – Помолчав немного, неожиданно попросил: – Уважаемый ширваншах, можешь мне выделить проводника, чтобы мои люди смогли быстро пройти горы и выйти на степные просторы?

– Ты же сказывал, что прибыл на кораблях, – напомнил Рашид, но, похоже, замысел купца понял и в просьбе ему не отказал. – Конечно, выделю. Самого надежного, умеющего держать язык за зубами. Чтобы ни одна душа не ведала, куда подались твои люди.

Первоначально, поднимаясь в город, Мамут хотел после посещения крепости побывать еще на местном знаменитом базаре – а как купцу без этого, но после беседы с ширваншахом не стал никуда рваться, а заспешил обратно к своим кораблям. Через полчаса он созвал на головной галере своих самых близких людей. Ознакомив их вкратце со сложившейся в этих краях ситуацией, он сказал, словно приказал:

– Нам надо немедленно послать верховых с донесением эмиру Челбиру. Сами мы когда еще доберемся до столицы Биляра. По Адылу вверх по течению от Саксина до Булгара более сорока дней пути. А до этого Саксина еще дойти надо… Короче, выделите из каждого экипажа по одному человеку, вооружите их. Коней купите на базаре. Только по приезде в Булгар все вернуть мне! Старшим отряда поедет… – тут Мамут призадумался, – Сидимер.

– И я! Отец, я тоже поеду с ними, – горячо вызвалась Аюна.

Как ни странно, Мамут возражать не стал, прикинув что-то в уме, коротко сказал:

– Ладно, езжай. Путь долгий, можете встретиться и с кыпчаками, и с руссами, и с мокшей, и с буртасами, и с эрзей. Да мало ли кто проживает на этих просторах! Толмач, хоть какой-никакой, отряду точно может пригодиться.

Тут к Мамуту неожиданно обратился главный шпикер Хайбул – шустрый, стройный, кучерявый мужчина выше среднего роста. Он не был особо ни широкоплечим, ни плотным. И все же в нем угадывалась некая сила, которую обычно тонко чувствуют женщины.

– Хозяин, включи в отряд меня! Мне очень надо как можно быстрее попасть домой, – попросил шкипер и провел ребром ладони по кадыку: – Вот так надо!

– Дорогой Хайбул, а кто поведет корабли? – заметил Мамут вроде бы даже не строго и все же так, что в любом случае ответ ожидался однозначный.

– Мамут, дорогой! Хозяин уважаемый! Прошу тебя, отпусти, пожалуйста. Мне очень надо. Ну, очень. Понимаешь, у меня дома жена одна. Молоденькая совсем, неопытная. Как она там? Ночами думаю о ней, глаз не смыкаю.

Только зря он это сказал.

– Она, может, и неопытная. Но наберется еще, пока ты в плавании…

– Да уж, за молодыми женами нужен глаз да глаз! – начали подтрунивать над шкипером прислушившиеся к разговору моряки.

– Хайбул, тебе за тридцать. Все уже, состоявшийся настоящий мужик. Ты теперь должен, прежде всего, о деле думать, – стал его успокаивать Сидимер. – А жена что? На то она и жена, чтобы ждать мужа. Зато вот вернешься богатый, с большими деньгами, и заживете вы как в раю.

– Медовый месяц повторите после долгой разлуки! – басовито хохотнул шпикер другого судна.

– Вам все хиханьки да хаханьки. А у меня душа горит! – обиделся Хайбул, от волнения аж тряся курчавой головой.

– Все! – прервал перепалку Мамут. – Любого другого я мог бы и отпустить. Только не главного шкипера, пойми меня верно, дорогой Хайбул.

Через пару часов из Дербента вышел небольшой конный отряд в сопровождении местного проводника и по едва заметным тропам посреди горных теснин двинулся в северном направлении.

2

Ах, эта Аюна!

Какой отец возьмет с собой в дальние многомесячные поездки родную дочь, да еще такую молоденькую? Хотя полгода назад, конечно, никто не мог предположить, что она, эта поездка, окажется такой сложной. И какой отец отправит такую дочь в опасный путь, который неизвестно чем может закончиться? А вот Мамут и с собой ее взял в дальние края, и отправил в путь, который тоже наверняка окажется непростым. Так сложилось, что и тут, и там без нее никак.

А ей бы сейчас готовиться замуж. Дочь у Мамута выросла всем на зависть. Статная, пригожая, гибкая, как лоза. Только попробуй согнуть эту лозу! Это вряд ли получится даже у бывалых воинов, настолько хорошо обучили ее братья рукопашному бою. Девочка привязалась к ним с малых лет. Те тогда не посмели ей отказать, ибо случилось так, что они все трое в один несчастный день остались без матери. Морозной зимой поехала она однажды в деревню к сестре. Когда возвращалась, было уже темно. Вдруг откуда ни возьмись на ее лошадь напала стая волков. Бедное животное как-то сумело вырваться из оглоблей и было таково. А женщина осталась на санях одна… С той поры и живет Аюна мальчишеской жизнью. Теперь она состоит в группе таких же девочек-сорванцов, из которых готовят амазярок.

Еще Аюна умна не по годам. Особенно сильна в изучении языков – дал же Тура ей такие способности! Она еще девочкой слезно просила отца отправить ее учиться в мектебе, чтобы потом попасть в медресе. Но она всего лишь девочка… Правда, Мамут из рода суваро-болгар, который ислам не признавал и придерживался своей традиционной веры. Сам Мамут вынужден был принять ислам, иначе ему сложно было бы заниматься торговлей по-крупному. Принять-то принял, но в обыденной жизни его придерживался не очень, зато не забывал прежнюю веру, которую впитал с молоком матери. А она, их вера, не притесняла женщин. Потому Мамут, видя способности дочери, попросил знакомого имама ближайшей мечети обучить ее грамоте в домашней коранической школе. Позже тот приучил ее ходить в главную библиотеку Булгара. Уж там-то юная Аюна нахваталась знаний, каких хотела. Особенно увлекалась языками, вполне сносно выучила арабский и фарси. Позже, увязываясь с отцом в торговые поездки, научилась говорить и на языке соседей – руссов. Всему этому помогало и то, что базары Булгара соперничали с самыми крупными базарами востока, потому сюда постоянно съезжались торговать купцы из самых разных стран – и ближних, и дальних. Мамут и сам не заметил, как дочь со временем стала ему первым помощником при переговорах с иностранцами…

…Отряд Сидимера, тратя на ночной отдых не более четырех – пяти часов, быстро продвигался в северном направлении. Сидимер понимал, что сообщение о монголах надо довести до эмира как можно скорее, потому спешил попасть на территорию своей страны. Там он смог бы отправить двоих сразу в Булгар, чтобы они доставили лошадей отца в его хозяйство. Сам же с остальными людьми воспользовался бы чункасами, то есть ямскими станциями, уже давно существовавшими в их стране, и ехал бы дальше круглые сутки безостановочно до самой столицы – города Биляра, заметно сократив время в пути.

Пошли уже третьи сутки со дня выхода из Дербента. Ближе к обеду высланный вперед всадник, подняв левую руку, подал предостерегающий знак. Сидимер всем приказал остановиться. Вернувшись к отряду, всадник доложил:

– Сидимер, слева прямо на нас идут вооруженные конники. Я насчитал человек двадцать. Что будем делать?

Вскоре показались и сами конники. И оказалось их не двадцать, а все полсотни.

– Рассредоточьтесь! – приказал Сидимер. – Аюна, ты встань в стороне. В случае чего будешь стрелять. Но их много, если что, придется делать ноги. Нам погибать никак нельзя, донесение отца, во что бы то ни стало, надо довести до эмира. Однако посмотрим, может, все обойдется.

Вот конный отряд тоже остановился. От него отделился один всадник и, на ходу что-то доставая из-за пазухи, рысцой стал приближаться к отряду Сидимера. А достал он… белый платок. Фу, слава Всевышнему!

– Бдительности не терять! – все же насторожил Сидимер всех.

Переговорщик подъехал ближе и остановился на расстоянии выстрела лука.

– Вы кто такие?! – крикнул он на языке руссов.

Аюна перевела вопрос брату.

– Ответь: мы мирные болгары, возвращаемся домой с Кавказа, – велел Сидимер. – Спроси, они кто такие? Что руссы – я понял, только откуда они?

– Мы – отряд дальнего разъезда Киевской Руси, – сообщил переговорщик. – Кто у вас старший? Княжич Изяслав желает поговорить с ним.

– Пусть выходит на середину. Я подойду с толмачом, – даже не посоветовавшись с остальными, тут же согласился Сидимер. Да и что советоваться. Требовалось любыми возможностями разойтись мирно. В последние годы болгары с руссами жили не в ладах. Те постоянно совершали набеги на болгарские города, а Ошель так вообще полностью порушили и сожгли. Болгары старались не оставаться в долгу, отвечали встречными набегами. Правда, стычки происходили все больше с владимирскими, ростовскими, суздальскими, муромскими руссами. А с киевлянами вроде бы давно не сталкивались, хотя и они раньше добирались даже до богатого города Булгара, чтобы нажиться.

Спешившись, Сидимер обратился к Аюне:

– Сестричка, придется тебе идти со мной. Ты лук-то оставь на седле так, чтобы в случае чего быстренько достать. Наладила? Теперь пошли.

Из отряда руссов тоже отделился отличающийся от других богатыми доспехами воин, довольно-таки молодой высокий блондин, не спеша, вышагивая с достоинством, направился навстречу им. Поздоровались.

– Я Изяслав, сын великого князя Киевского Мстислава Романовича Старого, – представился русс. – Возглавляю дозорный отряд. Вы кто будете, откуда и куда едете?

– Я Сидимер, сын болгарского купца Мамука, – назвал себя и Сидимер, пронзительно глядя в синие глаза княжича. Бывая с отцом в разных странах и с кем только не встречаясь, в свои неполные три десятка лет он научился внутренним чутьем почти безошибочно определять, как к нему относится собеседник. Этот княжич вроде бы настроен вполне дружелюбно. – Мы едем с берегов Хазарского моря в Булгар, чтобы сообщить о подходе по Адылу каравана отца с товарами, чтобы его люди встретили груз без промедления.

– Ну и ладно, – улыбнулся Изяслав, почему-то глядя не на Сидимера, а на Аюну. – Я не хочу причинить вам зла. И остановил лишь узнать, не заметили ли вы в наших степях что-либо подозрительное?

Чьи тут степи – поди разберись, кто только по ним не гуляет наравне с ветром. Хорошо, пусть будут киевских руссов. Главное, разойтись мирно. Похоже, дело к этому и идет. Вон с какой лучезарной улыбкой смотрит княжич на сестренку… А она? Она, обычно смелая и неприступная, вдруг зарделась так, что даже ее смуглая кожа выдает, как порозовели ее щечки… Ну да ладно. Что же ему сказать-то? Может… А что? От этого болгарам точно хуже не станет.

– Видеть мы, княжич, сами никого не видели, – молвил Сидимер. – Но в Дербенте нам сказывали, что мимо них через Кавказ прошли два монгольских тумена. И продолжают проходить еще. Они будто бы накапливают силы в Кырыме и в прибрежье Саксинского моря. А еще в Дербенте ходят слухи, будто бы люди ширваншаха взяли в полон нескольких монголов и те рассказали, что будто бы силы эти накапливаются для нападения на руссов. Каких – не спрашивал. Да я и не ведаю, какие руссы ближе к Кырыму…

Аюна краешком глаза взглянула на брата. С чего это он приврал насчет пленных монголов? Она сама была с отцом у ширваншаха, тот ни о чем таком не говорил. Наоборот, сказал, что монголы захватили в плен его переговорщиков. Но слова брата Аюна перевела в точности. Изяслав все-таки успел заметить некоторое смущение девушки, переспросил:

– Это точно или предположение?

– Я же сказал, что это слова пленных монголов, – хмыкнул Сидимер. – А уж точно они сказали или нет, выдали тайну или вводили в заблуждение – не мне судить.

– Ясно… Что ж, езжайте дальше с миром, – попрощался Изяслав. Уже отойдя на несколько шагов, вдруг обернулся и обратился к Аюне: – Девушка-красавица, а ты так и не назвала свое имя. Как тебя зовут-то? Может, где еще свидимся…

– Аюна я. А свидимся или нет – это как Тура предпишет. Или Аллах. Или ваш Христос, – ответила Аюна с улыбкой.

Изяслав тоже широко улыбнулся в ответ и долго так стоял, глядя вслед удаляющимся болгарам. Те вскоре как бы растворились в необъятных просторах великой степи. Где хотели чувствовать себя хозяевами многие страны, многие народы, многие люди. А сама она, степь безбрежная, уже беззаботно расцвела нежной весенней зеленью. Хотя и зеленью-то все это можно назвать весьма условно, ибо в нее вкраплены тысячи и тысячи разнокрасочных растений: анютины глазки, багульники, бубенчики, васильки, гвоздики, герани, донники, зверобои, клевера, колокольчики, люпины, лютики, мать-и мачехи, медуницы, ромашки, тысячелистники, тюльпаны, фиалки, шалфеи… Да разве упомнишь названия всех! Эти благоухающие просторы понятия не имели, что какие-то двуногие существа, обитающие на них, могут воевать не на жизнь, а на смерть, чтобы обладать ими. Зачем? Всем же хватает места на земле.

…Через трое суток Сидимер, по пути разузнав, где сейчас находится эмир, встретился с ним в Ошеле. Оказалось, Челбир лично контролировал восстановление города, разрушенного в одна тысяча двести двадцатом году войском Владимирского князя Юрия Всеволодовича, которым командовал его брат Святослав. Через год после этой бойни между Владимирским княжеством и Серебряной Болгарией было подписано перемирие на шесть лет. Челбир решил воспользоваться этим периодом и заново отстроить очень важный торговый центр на правобережье Адыла. Заодно укрепить город так, чтобы ему не были опасны набеги руссов. Хотя, возможно, с ними в дальнейшем вообще удастся жить мирно. И болгары, и руссы знали, что с востока на них надвигается огромная опасность в лице тьмы безжалостных монголов, так что скоро им, возможно, будет не до распрей между собой. Подтверждением этих мыслей для Челбира стало и донесение купца Мамута, которое доставил его сын Сидимер. Да, монголы, безусловно, хотят завоевать его страну. Стычки между военными отрядами обеих сторон на восточных рубежах уже случались, и не раз. Похоже, предводитель монголов Чингисхан пока прощупывал силу и решимость болгар. И, видимо, поняв, что напрямую через Уральские горы и башкортские степи на их земли не прорваться, он решил предпринять обходной маневр.

Выслушав Сидимера, эмир тут же приказал ему как можно бастрее добраться до Булгара и передать приказ улугбеку, то есть главе города и иля-провинции хану Ильхаму немедленно явиться к нему в Биляр. Сам тоже не стал мешкать: отдав последние указания строителям, тут же отправился в столицу. Хан Ильхам человек гордый, не любил, когда им командуют. Но он также знал, что эмир относится к нему с почтением. И раз он приказывает, а не просит, и не просто прибыть, а незамедлительно, значит, случилось что-то важное. И улугбек немедля засобирался в путь.

Уже через день Ильхам, рослый, широкоплечий мужчина с длинными черными, но уже седеющими волосами, вошел в шатер эмира. Там они, оставшись без посторонних глаз, совещались долго, даже обед попросили подать прямо на рабочий стол. Вечером Челбир лично проводил хана до ожидавшей его сотни личных джандаров, называвшейся по-болгарски сербю, то есть «сто тел». Резко погрузневший за последние годы эмир передвигался медленно, стараясь не качнуться, а все же держался, не пользовался даже тростью.

– Дорогой Ильхам, ты прости меня за такое поручение. Но сам видишь, стар я уже, не способен командовать войсками на поле боя, – оправдывающимся голосом сказал он на прощание. – А ты в самом расцвете сил, да и сильно смыслишь в военном деле. Так что на тебя вся моя надежда.

– Досточтимый эмир Челбир, я все понимаю, твое доверие принимаю с благодарностью, – с поклоном ответил ему улугбек. – Не беспокойся, я постараюсь сделать все лучшим образом. А пока предлагаю держать на юге страны несколько постоянных разъездов, чтобы контролировать ситуацию и быть в курсе передвижения монголов. Мы знаем, что вся их армия состоит из конницы. Но и она на дальние расстояния быстро передвигаться не может. Ведь тыловое обеспечение перевозится на повозках. Так что есть шанс упредить. А общий план я тебе, уважаемый эмир, представлю через пару дней.

На том и попрощались.

3

После встречи с болгарами Изяслав решил прекратить продвижение на восток и повернул на юг, к половцам, или, как они сами себя называли, кыпчакам. Как-никак, эти кочевники занимали значительную территорию севернее Саксинского моря и далее на запад вплоть до Дуная, следовательно, о том, что за монголы и для чего собираются в Кырыме и Присаксинье наверняка ведали лучше проезжих болгар. А об этих азиатах, как понимал Изяслав, надо было подробнее разузнать обязательно. Для того и выслал его с разъездом отец Мстислав Романович, чтобы быть в курсе того, что происходит на дальних рубежах княжества. При этом он, умудренный опытом, – не зря же его называют Мстиславом Старым, – видно, чуял тревожность обстановки, иначе не стал бы поручать командование разъездом своему сыну.

На третий день после расставания с болгарами киевляне заметили вдалеке клубы пыли. Не иначе как шла солидная конница.

– Княжич, похоже, это половцы, – предположил вдальсмотрящий. – И по снаряжению, и по посадке. Главное, едут с поднятым стягом с двумя хвостами и навершением в виде полумесяца.

С поднятым стягом? Но ведь его поднимают только во время боевого похода. В иных случаях – лишь тогда, когда едет сам каган с охраной.

– Вперед, за мной, к половцам! – приказал Изяслав и сам первым повернул коня.

Через четверть часа киевляне уже нагнали половцев, которые, заметив их, замедлили ход. Похоже, малочисленность отряда руссов успокоила их. И вообще, они же в данное время не враги. Оказалось действительно это ехал половецкий каган Котян Сутоевич, которого Изяслав видел пару раз, бывая на встречах отца с Галицко-Волынским князем Мстиславом Удатным. Мстислав Галицкий был женат на дочери Котяна, а тот иногда навещал зятя.

Поздоровались. Разговорились.

– Княжич, не стану от тебя скрывать, еду к зятю за помощью, – откровенно сказал Котян. – Понимаешь, допекли меня монголы. Их войска каким-то образом перешли Кавказские горы и пока обосновались в Кырыме. С прошлого года начали совершать на нас набеги. Главное же, переманивают моих людей из некоторых родов на свою сторону. Толкуют, что, дескать, и они, и мы – кочевники, да и языки у нас схожие, значит, нам сам Небесный Тенгри велел быть вместе. И ведь находятся то ли наивные люди, то ли предатели, верят им. Сначала на сторону монголов перешли лишь несколько кошевых Присаксинья. А теперь им открывают путь с Кавказа на Кырым целые курени. Они вроде бы и не предают меня, но и не мешают монголам. Вот те и накапливают в Кырыме силы. У них там уже находится больше двух туменов. Прошли слухи, будто дополнительные отряды продолжают прибывать. Потому, пока есть возможность, надо бы их разбить так, чтобы севернее Кавказа солнце им никогда не светило. Только у меня нет для этого достаточно сил. Надо нам, руссам и кыпчакам, во что бы то ни стало выкурить недругов, пока их присутствие не превратилось в неизлечимую болячку.

Хитрый Котян тут, правда, слегка слукавил. На самом деле появлению монголов в этих краях год назад поспособствовал он сам. Тогда их корпус под командованием Субэдэя и Джэбэ начал военные действия против аланов. А на такой шаг они решились потому, что всякими многообещающими посулами уговорили их союзника Котяна держаться в стороне от этого конфликта. И каган нарушил свой договор с соседями, не стал им помогать, ссылаясь на то, что не успел собрать армию – «кочевники же, мать их, пока раскачаются да соберутся, трава успеет подняться по пупок».

Каган и княжич ехали вместе долго, передавая друг другу добытые сведения. А после совместной трапезы на привале Котян совсем разоткровенничался. Да и зачем ему скрывать что-то от своих нынешних союзников руссов. Ведь княжич киевский не рядовой человек, не пустит услышанное по ветру, ему, наоборот, полезно знать все, чтобы было о чем доложить отцу. И Котян признался, что в его каганате есть не только отдельные курени, а целая орда предателей. Оказывается, мощное племя токсобичей, людей татарского происхождения, кочевавших на Дону, установило с монголами союзнические отношения. Вот почему те стали угрозой для остальных половцев.

В районе днепровских порогов половцы и руссы расстались. Изяслав, свернув вправо, заспешил в Киев. Котян поехал дальше в Галич, к зятю.

* * *

В начале месяца березозола, как тогда руссы называли апрель, после обстоятельного разговора с тестем, половецким каганом Котяном, князь Мстислав Галицкий сильно озаботился складывающейся ситуацией на своих и не только границах и обратился к великому князю Киевскому с предложением немедленно созвать съезд. Мстислав Романович внимательно выслушал его, к слову двоюродного брата, и тоже встревожился не на шутку. Доводы того были таковы, что действительно требовалось срочно принять какое-то сильное решение, чтобы предотвратить худшее развитие ситуации. И вот на следующий же день из Киева во все главные города руссов выехали посыльные с известием о немедленном созыве в конце месяца расширенного съезда русских князей.

За пару дней до открытия съезда в Киев стали прибывать не только предводители княжеств, но и удельные князья, и воеводы крупных городов. Местом проведения большого собрания определили загородный Красный двор. В день начала его работы там уже с утра расхаживали князь из старших Мстислав Святославич из Чернигова, князья из младших Даниил Романович, Михаил Всеволодович, сын Киевского князя Всеволод Мстиславич, Олег Курский, Владимир Рюрикович Смоленский, Андрей (зять Мстислава Киевского), Александр Дубровичский, Святослав Каневский, Изяслав Ингваревич, Святослав Шумский, Юрий Несвижский. Влиятельный Юрий Всеволодович Владимирский вместо себя вначале прислал было князя Василька Константиновича Ростовского, а тут и сам прикатил.

К приезду важных гостей княжеский деревянный дворец спешно подновили, покрасили. Даже гребень на крыше, что шел вдоль кнеса, расписали узорами с позолотой. Как и резные конские головы по концам его. Карнизы, наличники окон, выполненные в свое время лучшими новгородскими мастерами, после покраски засияли, будто и не деревянные вовсе, а из дорогого металла. Внутри дворца особо отделали высокий зал для пиров и собраний. Да что дворец, успели отремонтировать и освежить даже гридницы для пребывания не менее полутысячи дружинников, просторную мовницу, то есть баню, рассчитанную на десяток людей, конюшни. Не сказать, что загородная усадьба Киевского князя нравилась всем. Были среди участников съезда и такие, кто завидовал хозяину этих хором черной завистью. Но не то место и не то время, чтобы выказывать свои чувства…

После угощения гостей с дороги начался совет. О ситуации на землях Половецкого каганата и на рубежах русских княжеств доложили командир киевского разъезда княжич Изяслав и сам каган Дешт-и-Кыпчака Котян. Последний заключил свой доклад недвусмысленным предостережением: «Нам надо немедленно изгнать этих азиатов с земли половецкой. Не думайте, что это ради меня и моего народа. Ежели мы немедленно не сделаем этого, сегодня они покорят нас, а завтра вы станете их рабами». После этого в зале долго стоял гул, вызванный оживленным обсуждением людей между собой всего услышанного.

– Великий князь Мстислав Романович! Дозволь слово сказать! – послышался через какое-то время громкий голос.

– Конечно, прошу, великий князь Юрий Всеволодович, – тут же отозвался предводитель съезда.

В середину зала вышел мужчина довольно-таки зрелого возраста. Высокий, худощавый, но крепко сбитый, со светлыми – льняного цвета – волосами и аккуратно подстриженной бородой, он вел себя так важно и степенно, словно был тут самым главным лицом.

– Други мои! Я внимательно выслушал оба сообщения. И вот что подумал, – начал он говорить, неспешно поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, чтобы видеть, как откликаются на его слова остальные. При этом его голубые глаза, попадая под лучи солнца, моментами посверкивали так, словно искры рассыпали. – Почему мы должны полагать, что монголо-татарва пойдет на нас? Они что, дураки? Мыслимое ли дело рваться вперед, коли у тебя за спиной сильный ворог? А у монголов, ежели они пойдут на нас, именно так и сложится, ибо между нами и ими останутся серебряные болгары. Не-ет, я чаю, монголо-татарва копит силы отнюдь не для того, чтобы на нас пойти.

Похоже, кое-кому из князей с севера его слова пришлись по душе, они, хоть и молчали, но согласно закивали головами.

– А разве не доложил княжич Изяслав о намерении монголов? – напомнил тут Юрию Всеволодовичу Мстислав Мстиславич Удатный.

– Да, доложил. Но, как я понял, он сам этого не слышал, он лишь пересказал слова каких-то проезжих болгар. А те тоже, оказывается, не сами узнали об этих якобы намерениях, а лишь предположили по намекам непонятно каких жителей Дербента. Да и вообще, верить болгарам – себе дороже. Мы все, русские князья, сколько уже с ними враждуем.

– Дык ты же в позапрошлом году заключил с ними перемирие на шесть лет, – напомнил ему с места Турово-Пинский князь Александр Глебович.

– Не мир же, – недовольно пробурчал Юрий Всеволодович и сел на свое место. Уже оттуда добавил: – Через шесть лет мы посмотрим, что будет…

Какое-то время в зале опять стоял гул от возобновления оживленного обсуждения.