Текст книги "Спасение Европы"

– Решение сие принято на съезде, я не в силах отменить его. Тем более что не я главнокомандующий союзными войсками.

Тогда монгольский посол подошел к нему ближе и уже без церемоний с поклонами и прочими ненужностями во всеуслышание заявил:

– Вы, князья, послушались кыпчаков и перебили наше первое посольство. Теперь идете на нас. Ну, так идите. Мы вас не трогали. Но над всеми нами есть Всевышний Бог. Он все рассудит.

В отличие от двоюродного брата Мстислава Старого Галицкий князь Мстислав Удатный отпустил монгольского посла и его людей с миром и приказал своей дружине двигаться дальше, на воссоединение с основными силами, которое и произошло у острова Хортица. Теперь объединенной армии руссов осталось дождаться лишь крупного отряда Владимиро-Суздальского княжества. А его все не было. Между тем разъезды обнаружили невдалеке от лагеря уже на левом берегу Славутича передовой отряд монголов.

– Чего мы ждем? Пора выступать! Сил у нас и без владимирских ратников хватает, – начал торопить Мстислав Удатный. – Не видите разве, противник не дремлет, готовится напасть на нас первым и ошеломить.

– Юрий Всеволодович обещал прислать не меньше пятнадцати тысяч воинов. Надо подождать, – упорствовал Мстислав Старый.

– Ему верить… – пробормотал Удатный, но мысль дальше не продолжил.

– Куда это ты так торопишься? – обратился к нему Мстислав Черниговский.

– А туда, дорогой Мстислав Святославович, – махнул рукой куда-то на восток Мстислав Удатный. – Навстречу ворогу.

– Уважаемые князья, может, нам никуда не стоит идти? Давайте прямо здесь укрепимся как следует и дождемся монголов, – вмешался в разговор старший сын Киевского князя Всеволод Мстиславович. Впрочем, по годам он уже был даже старше иных властвующих князей, потому чувствовал себя среди них ровней.

– А что, это мысль! – поддержал его Смоленский князь Всеволод Мстиславович.

– Какая мысль? Вы что, надеетесь, что монголы глупые и готовы сражаться на невыгодном для них месте? С противником, явно превосходящим по силе? – парировал Удатный.

– А ты, значит, готов драться с ворогом на выгодном ему месте? – съехидничал Всеволод Мстиславович.

– Главная выгода – это внезапность! – парировал Галицкий князь. – Предлагаю немедленно выступить против обнаруженного отряда монголов и разбить их. И гнать их дальше. Они сами выведут нас на свои основные силы. А там раскрошим ворога, как капусту перед квашением. Вот вам вся выгода на голом поле.

Разгорелся спор. Длился он долго и бестолково.

– Все, друзья, хватит! – громко крикнув, остановил наконец всех Удатный. – Вы, как хотите, молотите языком и продолжайте бесполезную трепотню, а я принял решение. Со своей дружиной немедленно приступаю к преследованию обнаруженного отряда монголов.

Остальным что оставалось делать? Не слыть же последним трусом. Все выделили часть своих дружин для преследования врага.

…Бой с монгольским отрядом был короткий и кровопролитный. Многочисленные русские ратники быстро обратили противника в бегство, побив по ходу многих нукеров, в том числе, как оказалось, самого командующего отрядом Ганибека.

А дружины Юрия Всеволодовича все не было. Но теперь раззадоренные легкой победой над небольшим монгольским отрядом князья уже не требовали дожидаться его. Конная группа объединенной армии бросилась преследовать удирающих монголов. И через двенадцать дней руссы вышли к их главным силам, расположенным за рекой Калкой. К этому времени преследователи немного поостыли. Они решили прежде понять, с чем имеют дело, потому не стали предпринимать дальнейших действий до подхода основных сил. Ибо все еще точно не знали, какая по численности и составу армия у противника. Почему-то ни один из русских князей с возникновением слухов о появлении близ их границ загадочных монголов не встревожился и не наладил глубокую разведку. Хорошо, княжич Изяслав, совершая со своим разъездом редкий, в общем-то, рейд, случайно наткнулся на болгар… И вот князья наладили поход, так и не зная точно сил противника, с которым собрались воевать. Было ясно лишь, что их явно не настолько много, чтобы противостоять объединенной уже, с прибытием галичан, шестидесятитысячной армии руссов, к которой должны были присоединиться еще пятнадцатитысячный отряд великого князя Владимирского и двадцать тысяч половцев. Единственно, что беспокоило, это то, что вся группировка монголов состояла из кавалерии. Потому людей пришлось на ходу обучать бою с конниками. Ведь значительная часть армии руссов – это ополченцы, которые драться-то умели лишь по-мужицки.

С учетом того, что объединенная армия состояла главным образом из пеших ратников, их решили перебросить ближе к месту будущего сражения по Славутичу до устья Кушугума, ибо далее великая река делала резкий поворот на юго-запад. Чтобы преодолеть пороги, воинов, вооружение и кое-какие припасы поместили на плоскодонные ладьи с парусами. Более тяжелый груз везли обозом вдоль реки. Вскоре, после того как руссы сошли на берег, к ним наконец-то присоединилась кавалерия половцев. Каган Котян слово сдержал, их было ровно двадцать тысяч сабель. А отряда из Владимира все не было. Ну и жук же этот великий князь Владимирский Юрий Всеволодович! Ну да ладно, руссы обойдутся и без его помощи. А при случае остальные князья еще припомнят ему этот обман.

Пока дожидались прибытия по берегу обоза, князья определили дальнейший порядок действий. Раз главные силы монголов расположены вдоль речки Калки, которая впадает в Саксинское море, конечный пункт маршрута был ясен. После трех дней пути пешие руссы подошли к этой речке предельно близко. В тот же день после того, как войска разбили походные лагеря и расположились на отдых, князья провели короткий совет.

– Я предлагаю сначала избрать главнокомандующего всей армией, – первым делом предложил Мстислав Киевский, имея в виду себя как организатора союза.

В ответ все, даже половецкий каган Котян, почему-то промолчали. Более смелым оказался Мстислав Галицкий.

– Я своей дружиной буду командовать только сам, – заявил он. – Хорошо знаю почти каждого ратника, знаю, кто на что способен. Так кто лучше меня сможет использовать мою дружину?

– Я согласен с Галицким князем, – откликнулся Мстислав Черниговский. – Все же знаем, он вообще один из лучших знатоков военного дела. Не зря его мы все называем Удатным. Так давайте прислушиваться к его мнению.

Вроде бы Черниговский князь просто поддержал товарища и подтвердил его авторитет. На самом деле это означало, что и он не готов отдать командование своим отрядом кому-либо. Дружный гул остальных участников совета показывал, что такого же мнения придерживаются и остальные князья.

– Раз так, хотя бы общий план сражения мы можем составить? – вопросил тогда Мстислав Романович. – Или и воевать станем кому как заблагорассудится? Тогда незачем и сражение зачинать.

– Общий план, подробный тоже составим обязательно, – твердо заявил Мстислав Удатный. – И придерживаться их попросим всех. Только сначала давайте обследуем местность у этой речушки, поймем, что и как. А так что за план у нас получится? Говорят же, не зная броду, не лезь в воду. У меня есть люди, которые умеют составить на пергаменте подробную картину местности. Пошлем их с группой лучших лазутчиков в разведку. И выделим им лучших коней, чтобы в случае чего смогли унести ноги. Знаю, у монголов лошади выносливые, но коротконогие, не скоростные.

На том совет и завершился. Да и прав Удатный, какой план составишь наобум не зная ни численности войск противника, ни их состава, ни расположения подразделений.

К вечеру со стороны Славутича подул легкий ветерок и нагнал кучевые облака. Стало прохладнее, можно было отдышаться после дневной жары. Всю эту неделю днем воздух нагревался так, что ратники в своем обмундировании словно парились в бане. Главное же, облака, появившись, прикрыли земную поверхность от света луны и звезд. Лазутчики, само собой, решили воспользоваться этим и уже с сумерками отправились в сторону реки Калки. За ними на небольшом расстоянии следовали две сотни половецких конных лучников. Они в случае чего должны были обеспечить лазутчикам отступление. Но все обошлось. Странное дело, монгольские часовые даже не почувствовали движения поблизости довольно-таки значительной группы людей, к тому же едущих верхом. Хотя руссы копыта четвероногих обвязали тряпкой, все же конский топот есть конский топот… К утру разведка в полном составе вернулась в лагерь, а один из лазутчиков начал рисовать на большом пергаменте картину местности с указанием расположенных на ней монгольских отрядов. Выходило, что все они находились на правой стороне реки. Численность их определить удалось лишь приблизительно, так как местность там – сплошные перелески, которые очень удобны для укрытия войск. Однако лесочки все небольшие, друг с другом не связанные, потому о нахождении в них каких-то совсем уж крупных отрядов речи быть не могло. Еще лазутчики доложили, что монголы по всем признакам собираются оттуда сняться. Возможно, даже готовятся к отправке обратно на родину. О чем будто бы свидетельствовали признаки сбора большого обоза.

– Что если это действительно так? – накоротке посовещался Мстислав Романович с князьями прямо на улице. – Может, увидев, какими силами мы на них идем, они струхнули и решили не испытывать судьбу, убраться подобру-поздорову, пока целы? Стоит ли тогда нам ввязываться в бой? Может, подождем денька два? Ежели уйдут – так скатертью дорога. Ежели же упрутся – тогда и проучим их как следует.

Князья все как один с ним не согласились. Лишь каган Котян никак не выразил своего отношения ко всему этому, отстраненно сидел на коне, равнодушно озираясь по сторонам, словно происходящее его не касалось вовсе.

– Уйдут ли монголы или просто хитрят – нам все одно, – решительно заявил тут Мстислав Удатный. – Мы же все поняли: рано или поздно нам придется с ними схлестнуться. Так лучше сейчас, пока они малочисленны, чем позже, когда возвернутся с армадой. Я слышал, они могут собрать конницу численностью до двухсот тысяч сабель. Что мы станем делать, окажись через годик-другой такая сила здесь? Нам пеших-то ратников столько не собрать.

– Что ж, решено, – подытожил Мстислав Романович. – Дадим войскам день отдыха, затем передвинемся к реке. Пока всех князей и воевод прошу собраться после обеда у меня.

С этим согласились все, даже Котян словно встрепенулся и кивнул головой.

– Еще я прошу, уважаемые князья, поручить командование боем Мстиславу Удатному, – обращаясь к каждому присутствующему, попросил Мстислав Романович. – Он из нас, уж не обессудьте, правда, самый способный военачальник. А без главного головы мы все пойдем кто в лес, кто по дрова. Пускай каждый из нас по-своему решает поставленные задачи со своими дружинами, только общие направления и те самые задачи должен ставить один командир.

На этот раз с ним согласились даже самые гордые князья. Самолюбие самолюбием, а тут речь о судьбе всех руссов, да и самих князей тоже.

…Утром последнего дня мая лагерь руссов разбудила какофония призывных звуков. В каком-то отряде играли подъем на роге, в другом – на трубе. Где-то подавала натужные звуки сурна, а на дальнем конце тревожила жалейка. У каждого князя был свой излюбленный боевой музыкальный инструмент. Но смысл всех звуков был один – в бой! В бой!

Еще с рассветом отряды союзников начали переправляться через реку. Первыми пустили половцев, слывших отличными лучниками. Они должны были еще со значительного расстояния нанести значительный урон живой силе противника. Увидев, что монголы никак не препятствовали переправе, на восточный берег начали перебираться и галичане с черниговцами. Оставшаяся на западном берегу реки киевская рать встала за переправой на каменистом кряже и спешно взялась за строительство укрепленного лагеря, обнося его частоколом и огораживая повозками. На всякий случай, если войскам вдруг на время придется отступать. Как говорится, береженого бог бережет. Тем временем дружина Мстислава Удатного сдвинулась вправо и заняла позицию вдоль реки. Дружина Мстислава Черниговского встала у переправы, заняв оба берега Калки.

– Даниил Романович, я предлагаю тебе укрыться со своей дружиной во-он в той ложбине, видишь, где густая роща, – предложил Мстислав Удатный Волынскому князю. – Нам на всякий случай надо держать резерв.

– Какой еще резерв? Нас вона сколько, да мы сейчас с ходу раздавим этих узкоглазых, аки гадов ползучих! – отмахнулся Даниил. – Лучше я немедля отправлюсь в бой вместе с половцами. У них лишь легкая кавалерия, их надо подкрепить пешими ратниками.

– Стой! Не глупи! В бою всякое бывает, как же без резерва? – попытался урезонить его Удатный.

Да куда там! Даниил Романович то ли уже не слышал его, то ли прикинулся не слышащим и помчался к своему не очень большому отряду. Вскоре его ратники выстроились в колонну и двинулись вперед.

Тут к Мстиславу Удатному подъехал Смоленский князь Всеволод.

– Я слышал твой спор с Даниилом, – сказал он. – Волынский князь не прав. Сражение без резерва – дело слишком рискованное даже при явном превосходстве в силе над противником. Если ты не против, я скрою в роще свою дружину. В качестве резерва. Годится?

– Хорошо, – облегченно вздохнул Удатный.

Всеволод тут же приказал своей дружине следовать за ним. Вскоре вся смоленская рать скрылась в лесу, словно ее и не было.

Тем временем половецкие лучники уже обстреляли главные силы монголов и схватились с их кавалерией. Кыпчаки, помимо луков, имели сабли, арканы, копья. У монголов гукеры легкой кавалерии имели такое же оружие, но луков и колчанов со стрелами у них было по нескольку и разных – для ближней и дальней стрельбы. А всадник тяжелой конницы был вооружен мечом или палашом, длинным копьем с крючьями для стаскивания противника с седла и боевым топором, защищен металлическим панцирем, железным шлемом и щитом. И когда после взаимного обстрела легких кавалерий врукопашную схватку вступила тяжелая кавалерия монголов, половцы не выдержали натиска, начали отступать. Казалось, тут как раз вовремя подоспела дружина Даниила Волынского. Его тяжеловооруженные копейщики быстро остудили монгольских всадников, которых от мощных ударов ратников часто не спасал даже панцирь. А идущие за спинами дружинников ополченцы жалили из лука легкую кавалерию противника. Всех их вдохновлял сам князь Даниил. Он где-то сумел отхватить легкое ранение, но продолжал рубиться, неистово крича и громко хыкая в моменты нанесения ударов. Глядя на него, распалялись и его люди. И авангард монголов вроде бы беспорядочно начал отступать. Половцев и руссов захватил азарт охотника, они погнались за ослабевшими и растерявшимися нукерами и совершенно не заметили, как за спинами этого авангарда вдруг показались главные силы противника…

* * *

Субэдэй в окружении двух джагун кэшика стоял на пригорке и очень внимательно наблюдал за ходом сражения своего правого крыла. Он прекрасно видел, как начал отступать его авангард, но смотрел на это невозмутимо. Наоборот, казалось, даже был доволен тем, что все так происходит. Но вот, похоже, наступил подходящий момент, бахадур подозвал сигнальщиков и приказал:

– Подай знак, чтобы отступали не сплошной линией, а рвано. Пусть руссы соответственно разорвут линию наступления и разделятся на группы в погоне за моими нукерами.

Раздались какие-то рваные звуки рога и вроде бы бестолковый барабанный бой. Что и означало содержание приказа командующего своим войскам.

Тут прискакал связной от левого крыла.

– Уважаемый бахадур, Джэбэ спрашивает, не пора ли ему вступить в бой? – не слезая с коня, спросил он. – Нойон беспокоится, что руссов слишком уж много и, когда они прорвутся еще дальше, их трудно будет остановить.

– Пусть ждет команды, – спокойно ответил Субэдэй. – И пусть не суетится и следит за моими сигналами. Я его понимаю. Ему из леса трудно наблюдать за ходом всего сражения, но я все вижу, все подскажу своевременно.

Пока связной Джэбэ мчался обратно в лес, на поле битвы начали происходить заметные перемены. Из-за того, что конные монголы отступали слишком быстро, пешие руссы не поспевали за преследовавшими их кыпчаками. Тем не менее захваченные азартом, они все так же рвались вперед. Вот уже на глаз стало заметно, что силы русских князей отстали от половецкой конницы на весьма значительное расстояние. Субэдэй в очередной раз махнул рукой сигнальщикам. Один из них на этот раз забил дробью по бубну, другой одновременно с ним затрубил на роге. Бой бубна предназначался для правого крыла армии, которым командовал сам Субэдэй, и означал приказ перейти в наступление. А рог длинными звуками предупредил Джэбэ, чтобы он был начеку. Минганы туменов Субэдэя, воспользовавшись разорванностью войск руссов и половцев, начали мастерски разделять их на части, которые окружали по отдельности и запускали карусель по рубке попавших в окружение несчастных воинов. И так раз за разом. В какой-то момент Субэдэй увидел своего среднего сына Кукуджу, командовавшего одним из минганов. Его уверенное поведение бросалось в глаза. Но сейчас не время любоваться храбростью сына… Тут, заметив, что отставшие руссы попали в беду, половцы начали разворачиваться, чтобы выручить союзников. И Субэдэй еще раз махнул рукой в сторону сигнальщиков. Снова дробью заговорил бубен, а рог начал издавать частые короткие звуки. Не прошло и мгновения, как, казалось бы, из пустого лесочка вдруг выплеснулась лавина конников. Это кавалерия Джэбэ пошла на кыпчаков. Те от неожиданности растерялись и – кто на коне, кто, спешившись, на своих двоих – начали отступать. Однако монголы напирали так яростно, что кыпчаки вскоре совсем перестали сопротивляться и поскакали к переправе, по пути сминая идущие им на выручку немногочисленные дружины Мстислава луцкого и Олега курского. Видя такое, русские ратники растерялись и подхватываемые потоком повернули обратно. О восстановлении боевого духа воинов нечего было и думать.

– Трубач! Подай сигнал смолянам! Быстрее! – приказал Мстислав Удатный.

Сигнальщик затрубил на своем большом рожке частыми гудками. Но проходило время, из рощи никто не показывался. А появись сейчас дружина Всеволода Мстиславовича, на поле боя все бы переменилось. Только где она, эта дружина? Сколько ни трубил сигнальщик Мстислава Удатного, никто из рощи так и не появился.

Между тем Субэдэй сумел окончательно расчленить войско руссов, после чего пошла настоящая рубка, в которой конные монголы с их вооружением имели явное преимущество. В такой ситуации никто и ничто уже не могло удерживать дружины, ратники союзного войска в панике подались кто куда, лишь бы спастись. Но разве от коня, пусть даже небольшого монгольского, удерешь? Лишь часть галицких и волынских дружин сумели с боями добраться до Славутича, где оставались их ладьи и лодки. Они быстро начали в них погружаться. Тут кто-то из воевод увидел своего князя, спросил у него:

– Мстислав Мстиславович, что делать с остальными ладьями? Нас тут немного, нам хватит и трети судов. Другие оставим? Может, люди еще подойдут?

– Рубите все лишние ладьи! Все до единой! – приказал Мстислав Удатный. – Иначе монголы могут погнаться за нами и по воде.

Уже отплыв на версту, галичане увидели, как к берегу подбегало еще несколько сот русских ратников. Еще издали заметив, во что превращены оставшиеся ладьи, они заорали благим матом вперемешку с проклятиями вслед удиравшим без них сотоварищам, от отчаяния безысходно грозя им кулаками. Но вот сзади них показались монгольские всадники. Началась очередная рубка. А быстрое течение Славутича относило Мстислава и остатки его дружины все дальше…

…Черниговцы отступали на север под непрерывными атаками противника, потеряв при этом своего князя и его сына. За их отступлением наблюдал из своего лагеря великий князь Киевский Мстислав Романович. Но выступить на помощь собратьям он не решился. А как им помочь? Дружины действовали разрозненно, никто из князей друг друга не слушал и не подчинялся даже Удатному. Если бы они дрались сообща, разве могло такое происходить? Даже на глаз было видно, насколько больше на поле боя руссов по сравнению с монголами. Только ведь у страха глаза велики… Единственное, что смогли сделать киевляне, это зазывать пробегающих поблизости ратников в свой лагерь. Многие воспользовались этой возможностью. А нукеры Джэбэ продолжали гнаться за руссами по степи вплоть до Славутича. Это уже было похоже на игру в кошки-мышки.

Оказавшиеся в лагере дружинники и ополченцы, попав под единое начало великого князя Мстислава Киевского, несколько пришли в себя и стали дружно защищаться. Как ни наскакивали монголы, преодолеть даже легкие укрепления руссов с ходу у них не получилось. Тогда Субэдэй приказал двум ханам – нойонам Тсугиру и Теши организовать приступ на лагерь по всем правилам. Однако воины Мстислава дрались так самоотверженно и отчаянно, что нукерам никак не удавалось проникнуть в него. Так в боях прошел день, другой. Только лагерь не крепость. Тут нет ни запасов еды, ни источников воды. И на третий день начались переговоры. Субэдэй прислал к Мстиславу Романовичу лидера бродников*, некоего Плоскыню, который хорошо владел русским языком.

Уже второй день, как нагрянувшие откуда-то плотные облака ушли. Все небо, насколько хватало глаз, сверкало удивительной голубизной. Получившее волю солнце не жалело себя и жарило по-южному крепко. Хотя в шатре было еще душнее, чем на улице, Мстислав пригласил переговорщика туда – подальше от сторонних глаз и ушей.

После положенных в таких случаях приветствий Плоскыня не сразу перешел к делу.

– О, великий князь! Вы тут за простым частоколом и обыкновенными повозками держитесь уже третий день. Почему же ваши сотоварищи не стали воевать так же яростно? – вопросил он, и тут же извинился: – Прости, ежели вопрос мой оказался неуместным. Но у меня душа болит за вас.

Мстислав ничего не ответил, лишь нахмурил густые седые брови и, чуть наклонив голову, посмотрел на переговорщика исподлобья долгим изучающим взглядом. Плоскыня не выдержал, отвел глаза, хмыкнул неопределенно:

– М-да, конечно… – И взялся за дело, которое ему поручили. – Уважаемый великий князь Мстислав Романович, бахадур Субэдэй просил передать, что он требует сдаться, чтобы не проливать лишней крови. Он обещает, что если руссы сложат оружие, никто из них не будет убит, а вас, князей и воевод, и вовсе отпустят домой. Правда, за выкуп. Что скажешь?

Мстислав грузно встал, прошелся назад-вперед, остановился перед переговорщиком:

– Ты… Как тебя? Плоскыня, точно передал слова Субэдэя?

Переговорщик тоже встал, выпрямился.

– Точно, великий князь. Я хорошо владею и русским, и татарским, и монгольским, не мог ошибиться. Так что мне передать бахадуру и нойону? А то они собираются просто сжечь ваш лагерь и на этом завершить сражение.

Что на это скажешь? Мстислав уже видел, насколько далеко стреляют монгольские лучники. Видать, у них есть какие-то особенные луки, которые, возможно, с дальнего расстояния точно и не попадают, но достигают его лагеря беспрепятственно. Если прилетит туча таких стрел, да не простых, а подожженных, его легкие сооружения ничто не спасет от огня. Да и воды уже не осталось. Совсем не осталось. Не то, что тушить пожар, даже пить…

– Передай, что мне надо переговорить с другими князьями и воеводами. Одному мне такой вопрос не решить. Ответ дадим через час. Если поднимем белый флаг, значит, мы согласны на ваши условия, – сквозь зубы процедил Мстислав Старый.

Хотя в душе он понимал, что иного выхода у них нет, просто тянул время, как мог…

…К Субэдэю прискакал Кукуджу, не слезая с коня, с ходу доложил:

– Бахадур, руссы подняли белый флаг!

Сыновья, все трое, прилюдно никогда не называли Субэдэя отцом.

Субэдэй и сам видел белое пятно над лагерем руссов.

– Передай Тсугиру и Теши, пусть принимают пленных, – приказал он. – И пусть доставят их во-он на ту ложбину, где мы их особенно сильно побили. Ибо только там их место.

Кукуджу ускакал, словно тут его и не было.

Плененных руссов монголы разделили на две группы. В одну, меньшую, они отсортировали молодых и на вид более здоровых мужчин. Основную же массу согнали вниз, в ложбину. Близко к ним, на расстояние не более двухсот саженей, подвели отдельной группой князей и воевод. Их поместили на небольшой возвышенности, невдалеке от места, где расположился командный состав монгольской армии. Тут Субэдэй отделился от группы высших офицеров и в сопровождении нескольких гвардейцев подъехал к русским князьям.

– Как, хорошо вам видно своих людей? – обратился он к ним. Выискав глазами Мстислава Старого, крикнул ему в лицо: – Ну, так смотри, великий князь, смотри, что с ними сейчас будет! И вспоминай, как ты поступил с моим посольством, которое я отправил к тебе с предложением о мире!

Мстислав Романович и без его напоминания глядел на своих ратников до боли в глазах. Он высматривал среди них своих сыновей. Вернее, младшего сына Изяслава. Старшего, Всеволода, среди плененных не было и не могло быть, он с частью киевской дружины участвовал в сражении. Может, лежит теперь убитый или раненый на поле брани, а может, успел отступить вместе с другими. А Изяслав постоянно находился рядом с отцом и был пленен. Только в какой он группе? Заметить знакомого человека, пусть и родного сына, в многотысячной толпе непросто. Потому Мстислав сначала прощупал глазами меньшую группу. И увидел Изяслава! Он, видно, из-за жары снял доспехи и ничем от других, таких же молодых и здоровых ратников, не выделялся. Потому, значит, его и не оказалось среди князей и воевод. Хоть и заныло сердце Мстислава, увидевшего сына среди пленных, в то же время немного и отлегло на душе. Князь понимал, что ту группу монголы отделили не случайно, скорее всего, они их, молодых и здоровых, заберут с собой, то ли в рабство, то ли на продажу. Значит, у Изяслава пока есть шансы остаться в живых.

В это время Субэдэй взмахом руки дал какую-то команду, которую монголы поняли без слов. Тут же пленных руссов, расположенных в ложбине, окружили не менее двух конных минганов и начали свой излюбленный прием по уничтожению людей, который они называли каруселью. Всадники, беспрерывно кружась вокруг многотысячной толпы пленных, рубили их саблями, как на учениях. По ходу их действия толпа пленных все уменьшалась и уменьшалась. А монгольские вояки продолжали рубить, уже проезжая по телам поваленных только что людей. Стоял жуткий ор из предсмертных криков и стонов, выдержать который не смогли даже немало повоевавшие за свою жизнь старшие князья. Они закрывали уши руками, подняв голову, с немым криком и мольбой обращались к тому всесильному, кто на небе. Но кто им, потерпевшим поражение в бою, поможет?

– Субэдэй, негодяй, что ты делаешь?! Имей совесть! Ты же обещал пленных не убивать! Разве можно так?! – задыхаясь от возмущения, крикнул Мстислав Старый.

Субэдэй вплотную приблизился к нему, выкрикнул в лицо:

– А ты, великий князь, имел совесть, когда порубил моего посла?! Так получи же! А вашу княжескую кровь мы не прольем, я тут обещание сдержу. И вообще, не надо жалеть трусов. Хоть чужих, хоть своих. Они ничтожные люди, сдались послушно, как бараны. Для нас, монголов, сдаться в плен считается самым позорным поступком. Лучше умереть, чем стоять с опущенной головой перед врагом. Знай, среди моих воинов нет ни одного, кто бы мог быть плененным. Так-то, ве-еликий князь…

Субэдэй отъехал. И от группы князей, и вообще с места казни. Дальнейшее ему было уже неинтересно. Он вернулся на возвышенность, откуда три дня назад руководил сражением, подозвал туда юртчи тылового обеспечения.

– Здесь мы будем пировать в честь нашей победы. Поставьте на этом месте самый большой шатер, – громко приказал он, – с деревянным настилом…

И уже обычным голосом объяснил, как надо выложить этот настил.

Квартирмейстер понял его не сразу, а поняв, то ли захохотал, то ли захихикал. Уж очень ему понравилась идея бахадура. Да-а, действительно, талантливый человек талантлив во всем.

Единственная дружина, которая спаслась от бойни на реке Калке, спокойно держала путь домой. Ее возглавлял сам князь Всеволод Мстиславович, ехавший впереди основной группы вслед за отрядом авангарда. Внимательно наблюдая за ходом боя из рощи, где в качестве резерва находился его отряд, он понял, что битва осложнилась. Наверное, он мог бы изменить ее ход, выступи по сигналу Мстислава Удатного. А если нет? Тогда погибель. Только умирать почем зря, как эти южные князья, Мстислав не хотел. Ради чего? Монгольской угрозы для руссов, угрозы реальной, пока нет. Если что, когда еще они возвернутся обратно. Да и тогда им до Смоленска далеко, до этого придется повоевать со многими этими князьями, кто сегодня показывает полное неумение воевать по-крупному. Так чего гадать-то на много лет вперед? Придет время – Мстислав решит, что делать. Да и жизнь покажет и подскажет. Так всегда бывает.

И князь Смоленский принял решение: не станет он ввязываться в это бесполезное сражение, обрекать своих людей на бессмысленную погибель.

Отряд уходил не по тому маршруту, по которому руссы прибыли сюда, а окружным путем. Лучше дольше ехать по жаре, чем быстро словить стрелу и остыть. Через пару дней, когда стало ясно, что их никто не преследует, князь на привале посоветовался со своими близкими людьми. Говорили они вполголоса, долго, в конце, похоже, все пришли к единому мнению, потому как согласно кивали головами в сторону князя и расходились весьма бодро. О чем они договорились – стало ясно, когда дружина проходила по землям Черниговского и Туровского княжеств. Оказываясь в небольших городках, дружинники Мстислава вдруг рассыпались по улицам и начинали ловить молодых девушек и юношей. Действовали они жестко, быстро. Те сопротивлялись как могли. Кое-где на помощь детям бросались родители. Но куда им против вооруженных до зубов дружинников и воев. А свои-то ратники далече, они уже не придут на помощь, ибо сложили головы в бою с азиатским врагом.

– Ироды!

– Окаянные!

– Что же вы делаете? Руссы вы али кто? – неслись вслед смолянам проклятия жителей.

Да разве этим князя проймешь. А ратникам что – они получили приказ и должны его исполнять. Вообще, какое им дело до княжеских дел? Главное – он спас их от погибели на поле брани, и за это надо благодарить его до конца дней своих. Остальное все – мелочи. Хотя для чего они отлавливали этих молодых людей – почти никто толком так и не понял. Кроме ближайших помощников князя. Все прояснилось, когда дружина привела пять тысяч плененных девушек и юношей в город Друцк. Во всем славянском мире и не только знали, чем он знаменит. Это был центр работорговли. На что давало согласие вольное друцкое вече, состоявшее из разбогатевших на работорговле горожан. И в этот раз люди Всеволода Мстиславовича продали молодых руссов в рабство весьма успешно, поскольку заранее предупрежденные посыльными князя купцы из Риги и Готланда уже прибыли. Они затем перепродадут их в европейских странах, где рабы-славяне ценились особенно высоко.