Текст книги "Склонила Муза лик печальный"

К портрету **

 
Твои права на славу очень хрупки,
И если вычесть из заслуг
Ошибки юности и поздних лет уступки,—
Пиши пропало, милый друг!
 

З<и>не

 
Ты еще на жизнь имеешь право,
Быстро я иду к закату дней.
Я умру – моя померкнет слава,
Не дивись – и не тужи о ней!
 
 
Знай, дитя: ей долгим, ярким светом
Не гореть на имени моем:
Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть бойцом.
 
 
Кто, служа великим целям века,
Жизнь свою всецело отдает
На борьбу за брата-человека,
Только тот себя переживет…
 

«Скоро стану добычею тленья…»

 
Скоро стану добычею тленья.
Тяжело умирать, хорошо умереть;
Ничьего не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть.
 
 
Я дворянскому нашему роду
Блеска лирой моей не стяжал;
Я настолько же чуждым народу
Умираю, как жить начинал.
 
 
Узы дружбы, союзов сердечных —
Всё порвалось: мне с детства судьба
Посылала врагов долговечных,
А друзей уносила борьба.
 
 
Песни вещие их не допеты,
Пали жертвой насилья, измен
В цвете лет; на меня их портреты
Укоризненно смотрят со стен.
 

«Угомонись, моя Муза задорная…»

 
Угомонись, моя Муза задорная,
Сил нет работать тебе.
Родина милая, Русь святая, просторная
Вновь заплатила судьбе.
 
 
Похорони меня с честью, разбитого
Недугом тяжким и злым.
Моего века, тревожно прожитого,
Словом не вспомни лихим.
 
 
Верь, что во мне необъятно безмерная
Крылась к народу любовь
И что застынет во мне теперь верная,
Чистая, русская кровь.
 
 
Много, я знаю, найдется радетелей,
Все обо мне прокричат,
Жаль только, мало таких благодетелей,
Что погрустят да смолчат.
 
 
Много истратят задора горячего
Все над могилой моей.
Родина милая, сына лежачего
Благослови, а не бей!..
 
 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как человека забудь меня частного,
Но как поэта – суди…
 
 
И не боюсь я суда того строгого.
Чист пред тобою я, мать.
В том лишь виновен, что многого, многого
Здесь мне не дали сказать.
 

3<и>не

 
Двести уж дней,
Двести ночей
Муки мои продолжаются;
Ночью и днем
В сердце твоем
Стоны мои отзываются,
Двести уж дней,
Двести ночей!
Темные зимние дни,
Ясные зимние ночи…
З<и>на! закрой утомленные очи!
З<и>на! усни!
 

Сеятелям

 
Сеятель знанья на ниву народную!
Почву ты, что ли, находишь бесплодную,
Худы ль твои семена?
Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?
Труд награждается всходами хилыми,
Доброго мало зерна!
Где же вы, умелые, с бодрыми лицами,
Где же вы, с полными жита кошницами?
Труд засевающих робко, крупицами,
Двиньте вперед!
Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ…
 

Молебен

 
Холодно, голодно в нашем селении.
Утро печальное – сырость, туман,
Колокол глухо гудит в отдалении,
В церковь зовет прихожан.
Что-то суровое, строгое, властное
Слышится в звоне глухом,
В церкви провел я то утро ненастное —
И не забуду о нем.
Всё население, старо и молодо,
С плачем поклоны кладет,
О прекращении лютого голода
Молится жарко народ.
Редко я в нем настроение строже
И сокрушенней видал!
«Милуй народ и друзей его, боже! —
Сам я невольно шептал.—
Внемли моление наше сердечное
О послуживших ему…
Об осужденных в изгнание вечное,
О заточенных в тюрьму,
О претерпевших борьбу многолетнюю
И устоявших в борьбе,
Слышавших рабскую песню последнюю,
Молимся, боже, тебе».
 

Друзьям

 
Я примирился с судьбой неизбежною,
Нет ни охоты, ни силы терпеть
Невыносимую муку кромешную!
Жадно желаю скорей умереть.
 
 
Вам же – не праздно, друзья благородные,
Жить и в такую могилу сойти,
Чтобы широкие лапти народные
К ней проторили пути…
 

Музе

 
О Муза! наша песня спета.
Приди, закрой глаза поэта
На вечный сон небытия,
Сестра народа – и моя!
 

Вступление
К песням 1876–77 годов

 
Нет! не поможет мне аптека,
Ни мудрость опытных врачей:
Зачем же мучить человека?
О небо! смерть пошли скорей!
 
 
Друзья притворно безмятежны,
Угрюм мой верный черный пес,
Глаза жены сурово-нежны:
Сейчас я пытку перенес.
 
 
Пока недуг молчит, не гложет,
Я тешусь странною мечтой,
Что потолок спуститься может
На грудь могильною плитой.
 
 
Легко бы с жизнью я расстался,
Без долгих мук… Прости, покой!
Как ураган недуг примчался:
Не ложе – иглы подо мной.
 
 
Борюсь с мучительным недугом,
Борюсь – до скрежета зубов…
О Муза! ты была мне другом,
Приди на мой последний зов!
 
 
Уж я знавал такие грозы;
Ты силу чудную дала,
В колючий терн вплетая розы,
Ты пытку вынесть помогла.
 
 
Могучей силой вдохновенья
Страданья тела победи,
Любви, негодованья, мщенья
Зажги огонь в моей груди!
 
 
Крылатых грез толпой воздушной
Воображенье насели
И от моей могилы душной
Надгробный камень отвали!
 

– Ну

 
Человек лишь в одиночку
Зол – ошибки не простит,
Мир – «не всяко лыко в строчку»
Спокон веку говорит.
Не умрет в тебе отвага
С ложью, злобой бой вести…
Лишь – умышленного шага
По неправому пути
Бойся!.. Гордо поднятая
Вдруг поникнет голова,
Станет речь твоя прямая
Боязлива и мертва.
 
 
Сгибнут смелость и решительность,
Овладеет сердцем мнительность,
И покинет, наконец,
Даже вера в снисходительность
Человеческих сердец!..
 

1861–1877

Т<ургене>ву

 
Мы вышли вместе… Наобум
Я шел во мраке ночи,
А ты… уж светел был твой ум,
И зорки были очи.
 
 
Ты знал, что ночь, глухая ночь
Всю нашу жизнь продлится,
И не ушел ты с поля прочь,
И стал ты честно биться.
 
 
Ты как поденщик выходил
До света на работу.
В глаза ты правду говорил
Могучему деспоту.
 
 
Во лжи дремать ты не давал,
Клеймя и проклиная,
И маску дерзостно срывал
С глупца и негодяя.
 
 
И что же? луч едва блеснул
Сомнительного света,
Молва гласит, что ты задул
Свой факел… ждешь рассвета!
 
 
Наивно стал ты охранять
Спокойствие невежды —
И начал сам в душе питать
Какие-то надежды.
 
 
На пылкость юношей ворча,
Ты глохнешь год от года
И к свисту буйного бича,
И к ропоту народа.
 
 
В среде всеобщей пустоты,
Всеобщего растленья
Какого смысла ищешь ты,
Какого примиренья?
 
 
Щадишь ты важного глупца,
Безвредного ласкаешь
И на идущих до конца
Походы замышляешь.
 
 
Кому назначено орлом
Парить над русским миром,
Быть русских юношей вождем
И русских дев кумиром,
 
 
Кто не робел в огонь идти
За страждущего брата,
Тому с тернистого пути
Покамест нет возврата!
 
 
Непримиримый враг цепей
И верный друг народа!
До дна святую чашу пей —
На дне ее – свобода!
 

1877

Отрывок

 
…Я сбросила мертвящие оковы
Друзей, семьи, родного очага,
Ушла туда, где чтут пути Христовы,
Где стерегут оплошного врага.
 
 
В бездействии застала я дружины;
Окончив день, беспечно шли ко сну
И женщины, и дети, и мужчины,
Лишь меж собой вожди вели войну…
 
 
Слова… слова… красивые рассказы
О подвигах… но где же их дела?
Иль нет людей, идущих дальше фразы?
А я сюда всю душу принесла!..
 

Старость

 
Просит отдыха слабое тело,
Душу тайная жажда томит.
Горько ты, стариковское дело!
Жизнь смеется, – в глаза говорит:
 
 
Не лелей никаких упований,
Перед разумом сердце смири,
В созерцанье народных страданий
И в сознанье бессилья – умри…
 

Приговор

 
«…Вы в своей земле благословенной
Парии – не знает вас народ,
Светский круг, бездушный и надменный,
Вас презреньем хладным обдает.
 
 
И звучит бесцельно ваша лира,
Вы певцами темной стороны —
На любовь, на уваженье мира
Не стяжавшей права – рождены!..»
 
 
Камень в сердце русское бросая,
Так о нас весь Запад говорит.
Заступись, страна моя родная!
Дай отпор!.. Но родина молчит…
 

«Дни идут… всё так же воздух душен…»

 
Дни идут… всё так же воздух душен,
Дряхлый мир – на роковом пути…
Человек – до ужаса бездушен,
Слабому спасенья не найти!
 
 
Но… молчи, во гневе справедливом!
Ни людей, ни века не кляни:
Волю дав лирическим порывам,
Изойдешь слезами в наши дни…
 

Посвящение

 
Вам, мой труд ценившим и любившим,
Вам, ко мне участье сохранившим
В черный год, нависший надо мной,
Посвящаю труд последний мой!
 
 
Я примеру русского народа
Верен: «В горе жить —
Некручинну быть»—
И больной работаю полгода,
Я трудом смягчаю мой недуг:
Ты не будешь строг, читатель-друг?
 

Горящие письма

 
Они горят!.. Их не напишешь вновь,
Хоть написать, смеясь, ты обещала…
Уж не горит ли с ними и любовь,
Которая их сердцу диктовала?
 
 
Их ложью жизнь еще не назвала,
Ни правды их еще не доказала…
Но та рука со злобой их сожгла,
Которая с любовью их писала!
 
 
Свободно ты решала выбор свой,
И не как раб упал я на колени;
Но ты идешь по лестнице крутой
И дерзко жжешь пройденные ступени!..
 
 
Безумный шаг!.. быть может, роковой…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 

З<и> не

 
Пододвинь перо, бумагу, книги!
Милый друг! Легенду я слыхал:
Пали с плеч подвижника вериги,
И подвижник мертвый пал!
 
 
Помогай же мне трудиться, З<и>на!
Труд всегда меня животворил.
Вот еще красивая картина —
Запиши, пока я не забыл!
 
 
Да не плачь украдкой! – Верь надежде,
Смейся, пой, как пела ты весной,
Повторяй друзьям моим, как прежде,
Каждый стих, записанный тобой.
 
 
Говори, что ты довольна другом:
В торжестве одержанных побед
Над своим мучителем недугом
Позабыл о смерти твой поэт!
 

Поэту

 
Любовь и Труд – под грудами развалин!
Куда ни глянь – предательство, вражда,
А ты молчишь – бездействен и печален,
И медленно сгораешь со стыда.
И небу шлешь укор за дар счастливый:
Зачем тебя венчало им оно,
Когда душе мечтательно-пугливой
Решимости бороться не дано?..
 

Баюшки-баю

 
Непобедимое страданье,
Неутолимая тоска…
Влечет, как жертву на закланье,
Недуга черная рука.
Где ты, о Муза! Пой, как прежде!
«Нет больше песен, мрак в очах;
Сказать: умрем! конец надежде! —
Я прибрела на костылях!»
 
 
Костыль ли, заступ ли могильный
Стучит… смолкает… и затих…
И нет ее, моей всесильной,
И изменил поэту стих.
Но перед ночью непробудной
Я не один… Чу! голос чудный!
То голос матери родной:
«Пора с полуденного зноя!
Пора, пора под сень покоя;
Усни, усни, касатик мой!
Прийми трудов венец желанный,
Уж ты не раб – ты царь венчанный;
Ничто не властно над тобой!
 
 
Не страшен гроб, я с ним знакома;
Не бойся молнии и грома,
Не бойся цепи и бича,
Не бойся яда и меча,
Ни беззаконья, ни закона,
Ни урагана, ни грозы,
Ни человеческого стона,
Ни человеческой слезы.
 
 
Усни, страдалец терпеливый!
Свободной, гордой и счастливой
Увидишь родину свою,
Баю-баю-баю-баю!
 
 
Еще вчера людская злоба
Тебе обиду нанесла;
Всему конец, не бойся гроба!
Не будешь знать ты больше зла!
Не бойся клеветы, родимый,
Ты заплатил ей дань живой,
 
 
Не бойся стужи нестерпимой:
Я схороню тебя весной.
Не бойся горького забвенья:
Уж я держу в руке моей
Венец любви, венец прощенья,
Дар кроткой родины твоей…
Уступит свету мрак упрямый,
Услышишь песенку свою
Над Волгой, над Окой, над Камой,
Баю-баю-баю-баю!..»
 

«Черный день! Как нищий просит хлеба…»

 
Черный день! Как нищий просит хлеба,
Смерти, смерти я прошу у неба,
Я прошу ее у докторов,
У друзей, врагов и цензоров,
Я взываю к русскому народу:
Коли можешь, выручай!
Окуни меня в живую воду,
Или мертвой в меру дай.
 

Ты не забыта…

 
«Я была вчера еще полезна
Ближнему – теперь уж не могу!
Смерть одна желанна и любезна —
Пулю я недаром берегу…»
 
 
Вот и всё, что ты нам завещала,
Да еще узнали мы потом,
Что давно ты бедным отдавала,
Что добыть умела ты трудом.
 
 
Поп труслив – боится, не хоронит;
Убедить его мы не могли.
Мы в овраг, где горько ветер стонет,
На руках покойницу снесли.
 
 
Схоронив, мы камень обтесали,
Утвердили прямо на гробу
И на камне четко написали
Жизнь и смерть и всю твою судьбу.
 
 
И твои останки людям милы,
И укор, и поученье в них…
Нужны нам великие могилы,
Если нет величия в живых…
 

Осень

 
Прежде – праздник деревенский,
Нынче – осень голодна;
Нет конца печали женской,
Не до пива и вина.
С воскресенья почтой бредит
Православный наш народ,
По субботам в город едет,
Ходит, просит, узнает:
Кто убит, кто ранен летом,
Кто пропал, кого нашли?
По каким-то лазаретам
Уцелевших развезли?
Так ли жутко! Свод небесный
Темен в полдень, как в ночи;
Не сидится в хате тесной,
Не лежится на печи.
Сыт, согрелся, слава богу,
Только спать бы! Нет, не спишь —
Так и тянет на дорогу,
Ни за что не улежишь.
И бойка ж у нас дорога!
Так увечных возят много,
Что за ними на бугре,
Как проносятся вагоны,
Человеческие стоны
Ясно слышны на заре.
 

Муж и жена

 
«Глашенька! пустошь Ивашево —
Треть состояния нашего:
Не продавай ее, ангельчик мой!
Выдай обратно задаток…»
Слезы, нервический хохот, припадок:
– Я задолжала – и срок за спиной…—
«Глаша, не плачь! я – хозяин плохой.
Делай что хочешь со мной.
Сердце мое, исходящее кровью.
Всевыносящей любовью
Полно, друг мой!»
 
 
«Глаша! волнует и мучит
Чувство ревнивое душу мою.
Этот учитель, что Петеньку учит…»
– Так! муженька узнаю!
О, если б знал ты, как зол ты и гадок.—
Слезы, нервический хохот, припадок…
«Знаю, прости! Я ревнивец большой!
Делай что хочешь со мной.
Сердце мое, исходящее кровью,
Всевыносящей любовью
Полно, друг мой!»
 
 
«Глаша! как часто ты нынче гуляешь;
Ты хоть сегодня останься со мной.
Много скопилось работы, – ты знаешь,
Чтоб одолеть ее, нужен покой!»
Слезы, нервический хохот, припадок…
«Глаша, иди! Я – безумец, я гадок,
Я – эгоист бессердечный и злой,
Делай что хочешь со мной.Сердце мое, исходящее кровью,
Всевыносящей любовью
Полно, друг мой!»
 

Сон

 
Мне снилось: на утесе стоя,
Я в море броситься хотел,
Вдруг ангел света и покоя
Мне песню чудную запел:
«Дождись весны! Приду я рано,
Скажу: будь снова человек!
Сниму с главы покров тумана
И сон с отяжелелых век;
И Музе возвращу я голос,
И вновь блаженные часы
Ты обретешь, сбирая колос
С своей несжатой полосы»
 

«Великое чувство! У каждых дверей…»

 
Великое чувство! У каждых дверей,
В какой стороне ни заедем,
Мы слышим, как дети зовут матерей
Далеких, но рвущихся к детям.
Великое чувство! Его до конца
Мы живо в душе сохраняем,—
Мы любим сестру, и жену, и отца,
Но в муках мы мать вспоминаем!.
 

Подражание шиллеру

 
Если в душе твоей ясны
Типы добра и любви,
В мире все темы прекрасны,
Музу смелее зови.
Муза тебя посетила:
Смутно блуждает твой взор!
В первом наитии сила!
Брось начатой разговор.
 

 
Форме дай щедрую дань
Временем: важен в поэме
Стиль, отвечающий теме.
Стих, как монету, чекань
Строго, отчетливо, честно,
Правилу следуй упорно:
Чтобы словам было тесно,
Мыслям – просторно.
 

«Устал я, устал я… мне время уснуть…»

 
Устал я, устал я… мне время уснуть,
О Русь! ты несчастна… я знаю…
Но всё ж, озирая мой пройденный путь,
Я к лучшему шаг замечаю.
 

«О Муза! я у двери гроба!..»

 
О Муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба —
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский – взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную Музу…
 

Примечания

Том избранной лирики Н.А. Некрасова собрал стихотворения с 1845 по 1877 г., т.е. произведения зрелого творчества поэта. За его пределами остались стихи периода литературного ученичества, когда, по утверждению К.И. Чуковского, поэт «трудно и медленно формировал свой писательский стиль». Это сборник юношеской лирики «Мечты и звуки» и другие ранние стихи, а также стихотворения, содержащиеся в пьесах, романах, фельетонах, рецензиях, письмах и заметках писателя.

Стихотворения в сборнике расположены в хронологическом порядке, при этом все они для удобства читателей распределены по годовым рубрикам. В тех случаях, когда работа над стихотворением продолжалась долго, обозначены ее временные рамки. Комментарий к каждому стихотворению включает сведения о первой публикации с точной библиографической отсылкой, об адресатах и прототипах, об особых обстоятельствах создания и восприятия современниками, когда это необходимо, о вмешательстве цензуры, наиболее значимые отклики критики, сведения о прижизненных переводах и о музыкальных переложениях. Кроме того, том содержит список условных сокращений, принятых в тексте, и рекомендательный список литературы.

Тип издания книги предполагает краткий комментарий, потому за его пределами остались сведения об автографах, текстологических проблемах публикации стихов, проблемах датировок и широкого восприятия читателями. Готовя сборник, мы в своей работе опирались на 15-томное полное собрание сочинений и писем Н.А. Некрасова, подготовленное издательством «Наука» (Л. Наука. 1981-2000), в котором тщательно прокомментированы все аспекты публикации стихотворений Некрасова. Более полные сведения о музыкальных переложениях его стихов можно найти в указателе: Н.А. Некрасов в музыке. Сост. Г.К. Иванов. М., 1972.

1845

В дороге (C. 49)

Впервые опубликовано в «Петербургском сборнике» (СПб., 1846. С. 505-507, с подп.: «Николай Некрасов»). Восходит к типу народных ямщицких песен (беседа путника с ямщиком, рассказ ямщика о своей жизни). Однако по содержанию несколько отличается от большинства из них, потому что это рассказ о тяжкой доле русской крестьянки, первый у Некрасова на эту тему и первое резкое его выступление против крепостного права. Прототипом героини, возможно, была крепостная Некрасовых из деревни Грешнево (см.: Тарасов А.Ф. Новые архивные материалы о семье Некрасовых // РЛ. 1967. №3. С. 145).

С этого стихотворения началась литературная известность Некрасова, им он открывал прижизненные издания своих стихов, начиная с 1861 г. В.Г. Белинский, жестоко осудивший в свое время сборник «Мечты и звуки», услышав его в чтении автора, бросился к нему, обнял и сказал: «Да знаете ли Вы, что вы поэт – и поэт истинный» (Панаев. С. 249). Превосходным назвал стихотворение «В дороге» А.И. Герцен в 1846 г. Позднее, в 1863 г., «В дороге» вместе с другими произведениями вошло в пропагандистский сборник, тираж которого был конфискован властями и сожжен.

Варган — народный музыкальный инструмент, здесь – рояль.

Перебрал по ревизии души… — проверил списки своих крепостных.

И с запашки ссадил на оброк. — перевел с барщины, т. е. с работы на барской земле, на оброк, т. е. денежный взнос.

Тягло — трудоспособная крестьянская семья (муж и жена), которая принималась за хозяйственную единицу в помещичьем хозяйстве.

Коты — женская обувь, вид полусапожек.

Современная ода (С. 49)

Впервые опубликовано в журнале «Отечественные записки» (ОЗ. №4. С. 327, с подп.: «Н. Не-в»). Относится к тем стихотворениям, которые поэт посвятил важнейшим социальным проблемам современной ему русской жизни (см.: Корней Чуковский. Несобранные статьи о Н.А. Некрасове. Калининград, 1974. С. 25-55).

Пьяница (С. 51)

Впервые опубликовано в «Петербургском сборнике» (1846. С. 507509, с подп.: «Николай Некрасов»). Вошло в бесцензурное «Собрание стихотворений Пушкина, Рылеева, Лермонтова и других лучших авторов» (Лейпциг, 1858).

Пародия на «Пьяницу» – стихотворение Эраста Благонравова (Б.Н. Алмазова) «Пропойца» (М. 1851. №19-20. С. 288-290).

«Отрадно видеть, что находит…» (С. 54 )

Впервые опубликовано в «Петербургском сборнике» (1846. С 509510; с подп.: «Николай Некрасов»).

Колыбельная песня (подражание Лермонтову) (С. 55)

Впервые опубликовано в «Петербургском сборнике» (1846. С. 510-511, с подп.: «Николай Некрасов»). Стихотворение по выходе книги из печати вызвало настоящую цензурную «бурю»: шеф жандармов А.Ф. Орлов требовал наказать цензора, пропустившего стихи в печать, и писал: «Сочинения подобного рода, по предосудительному содержанию своему, не должны бы одобряться к печатанию» (см.: Евгеньев-Максимов В.Е. В цензурных тисках // Книга и революция. 1921. №2 (14). С. 37). С этого времени Некрасов в официальных кругах стал считаться «неблагонамеренным» писателем. В 1848 г. Ф.В. Булгарин доносил в Третье Отделение: «Некрасов – самый отчаянный коммунист; стоит прочесть стихи его и прозу в С.-Петербургском альманахе, чтоб удостовериться в этом. Он страшно вопиет в пользу революции» (см.: Щеголев П. Эпизод из жизни В.Г. Белинского // Былое. 1906. №10. С. 283). В 1860-е гг. цензура не допускала стихотворение в собрания сочинений Некрасова, а позже оно печаталось в приложениях к ним.

«Колыбельная песня» – перепев «Казачьей колыбельной песни» М.Ю. Лермонтова. Положена на музыку (А.И. Дюбюк, 1933).

«Когда из мрака заблужденья.» (С. 56)

Впервые опубликовано в журнале «Отечественные записки» (ОЗ. №4. С. 403-404, с подп.: «Николай Некрасов»). Писатели, близкие к «Современнику», ценили интимную лирику Некрасова. Чернышевский писал в 1856 г.: «…Поэзия сердца имеет такие же права, как и поэзия мысли. “Когда во мраке заблужденья.”, “Давно, отвергнутый тобою.”, “Я посетил твое кладбище.”, “Ах ты, страсть роковая, бесплодная.” буквально заставляют меня рыдать.» (Чернышевский. Собр. соч. Т. XIV. С. 322). А.В. Дружинин писал об этом стихотворении: «.Превосходнейшее, истинно высокое создание» (Зельдович М.Г. Неопубликованная статья А.В. Дружинина о Некрасове // Некрасовский сборник. IV. С. 246), а Добролюбов написал под его влиянием свои стихи – «Не диво доброе влеченье.». Даже Достоевский, который полемизировал с принципами революционно-демократической этики, опираясь на это стихотворение («Записки из Мертвого дома»), ценил его как лирическое произведение и цитировал в «Селе Степанчикове» и в «Братьях Карамазовых», читал на литературных вечерах (Гин М. Некрасов и Достоевский // Север. 1971. №11. С. 119-120).

Положено на музыку (А.А. Шахматов, 1902).