Текст книги "Надежный сон"

Глава седьмая

За теплом далеких стран

Улетают снова птицы.

(Сергей Кузнецов, «Холодный берег»)

Наступило первое сентября, на площади перед школой линейка, тут собрались все классы, кроме третьих, учащихся во вторую смену. Александр Смит, Вадим, Корень, Света Морозова, Егор Быков, Алеша Костич, остальные их одноклассники, а также Володя Глазков, Кирилл Андреев и другие ребята и девчонки из параллельного класса теперь самые старшие в школе. Смит рад увидать тех, кого не встречал все лето. Украдкой поглядывает он на ряды восьмых классов.

– Ищешь Сашку? – услужливо перехватывает его взгляд Корень. – В нашей школе ее больше не будет… она переехала. Говорят, далеко и навсегда. Так что вряд ли ты ее теперь увидишь.

Смит вроде бы не очень расстроился: Сашка все равно была для него потеряна… Посмотреть только бы на ее фантастическую внешность еще хоть разок – хотя в этом смысле потеря была не только его, а всех здешних школьников, в том числе и Корня… так что квиты. Одинокий герой недоволен собой, не лучше ли ему огорчиться или обидеться хотя бы на Корня?

Раздали учебники, объявили новое расписание уроков. Александр Смит ужаснулся, когда узнал, что каждый день, шесть раз в неделю туда поставлены история с обществоведением – и понял, что скоро, очень скоро начнет сходить с ума от регулярного общения с нелюбимой учительницей… эта новость показалась в тот день ужаснее сашкиного переезда, о котором он как-то уж и подзабыл.

Кроме того, была еще одна печаль: на семейном совете решили оставить пса Джека жить в деревне, где ему должно оказаться привычнее и лучше, где лесники будут его приучать к настоящей живой охоте.

Грустно и скучно – эти два слова в последнее время стали для Смита прямо фатальными. Грустно, очень грустно… и скучно без Сашки, без Джека. Потерян какой-то смысл.

На одном из вводых уроков обществоведения проходили субъективный идеализм. Смит со скукой конспектировал рассказ исторички, а затем параграф учебника… все это мало его трогало, все, что не касалось спортивных площадок, казалось ему теперь серым.

На большой перемене следующего учебного дня Володя Глазков обратил внимание Смита, что проблема-то может быть интересной и непростой.

– Субъективные идеалисты правы. Пойми, Ковалев: мир вокруг – это всего лишь твои ощущения.

– Нет. Нет, этого не может быть, это чушь.

– Почему же? Ты так прямо и обратись к историчке: Вы, мол, Зинаида Альбертовна, только плод моего воображения… хотите поставить мне двойку – ставьте – так ведь и она, двойка ваша, тоже будет лишь моя фантазия.

Володя говорил логично, а про себя смеялся. Такой прием он не раз применял уже, общаясь с Александром Смитом. Разумеется, лишнего общения с учительницей истории Смит избежал, но его настроение от этих глупых философских рассуждений совсем упало, скатилось первым желтым листочком в раннюю осеннюю грязь, его топчут.

И тут еще урок литературы. Заунывным голосом весь час читала ведьма детям какие-то чуждо жуткие стихи, которые с этого года безумные чудаки из министерства образования включили в школьную программу. Напуганный Сологубами и Мандельштамами Александр Смит плохо спит, видит кошмары. Сашка, милая Сашка, ты хотя бы приснись ему!

Эта парочка – бесцветная историчка и кислая литераторша – словно вдвоем решили образовать трещину в его юношеском сознании, что частично им и удалось. Но физически он все же в прекрасной форме, и на пробежках во время уроков физкультуры Егор Быков от него отныне не оторвется. По-прежнему много времени проводит Смит в гимнастическом городке и на футбольном плаце, хотя по нескольку часов в день конспектирует задаваемые на дом работы В. И. Ленина, против которого он ничего не будет иметь, к тому же Смит ищет в статьях вождя опровержения идеализма – хотя и не находит его, не находит его убедительным.

А все новые и новые легкие, не стоящие никакого труда, успехи на уроках математики и физики ни капли не воодушевляют Смита на посещение вечерних курсов. Володя Глазков передает ему парочку приветов от Лизы и сообщает, что теперь он помолвлен и через год женится на Ане… это не мешает ему встречаться также и с Олей… Смит не помнит, не понимает, кто все они такие.

– Ты знаешь, Лиза сильно была в тебя влюблена, но это детское чувство у нее, слава богу, прошло… вчера мы ходили с ней в кино, она сама мне все рассказала…

Володя не перестает утомлять своими откровенными разговорами, пошлой агитацией – и наконец математика с физикой перестают быть Александру Смиту безразличны – он начинает их ненавидеть так же, как историю и литературу. Только уроки немецкого любит Александр Смит.

Ему остаются спорт и надежда, что вернутся хорошие сны, надежда, что романтизм и социалистический реализм окажутся сильнее насаждаемых модернизма с постмодернизмом. Настает запоздалое бабье лето, и в воскресный день объявлено торжественное открытие третьего чемпионата… Сержиньо и Портос добились наконец официального признания Бундеслиги, и на афише дома культуры, куда Александр Смит так и не пригласил Сашку в кино, был объявлен суперкубок – матч двух сильнейших дворовых команд. Познакомившись с таблицами, переданными Димой Поляковым, начальство ДЭЗа тупо сложило очки весенних чемпионатов, и назначило в соперники «Баварии» разобранную «Боруссию», чем поставило Сержиньо и Портоса в тупик, оставило «Кельн» вне игры.

В субботу перед предстоящим финалом Дима Поляков поставил Смита в известность, что «Бавария» приняла в свои ряды трех новичков, один из которых – рыжий Меллер, тот самый, кто давно уже устал выступать за «Боруссию». Если Александр Смит хочет, он тоже может кого-то пригласить в свой коллектив, тем более, что вроде бы и «Кельн» перспективно усиливается.

Рассчитывать «Боруссии» приходилось только на маленького Никитку, ибо Славик Бек объявил Смиту по телефону о завершении своей футбольной карьеры: перешел в другую школу, у него теперь много уроков, а по воскресеньям свидания с девушками. Замену Меллеру удалось найти сразу: Смиту пришла в голову счастливая мысль позвонить Илье Светлову, и тот с радостью согласился на моментальный переход из «Кельна», завтра сможет подойти. А вот потеря вратаря выглядела невосполнимой.

В день матча Смит шел на плац понурый. Он принял решение самому встать в ворота, а в помощь Илье и Никитке выпустить кого-то из малышей… и тут у соседнего подъезда он совершенно случайно встречает еще более понурого Витю Чернышова, в напрасном спортивном костюме и в кепке – тот недоволен и расстроен внезапной отменой воскресной тренировки по волейболу (заболел их тренер).

– Знаешь что… – осенило Александра Смита.

На матч собралось много болельщиков. Отовсюду понатаскали скамеек, пней, складных стульев. Среди почетных зрителей основной состав «Кельна», родители Никитки, какие-то еще девчонки, ребята, взрослые – всего человек тридцать, и среди них Серега С.

 
Ты на стадион пришел.
Это было счастье,
Там сегодня шел футбол
И кипели страсти.
 

Состав «Баварии» здорово обновился, рыжему Меллеру поначалу нашлось там место только в запасе. Новый их вратарь – один из друзей Сереги С., хорошо знакомый нам Михаил Лавочкин – озирается с уверенным видом короля. А в центре поля у мюнхенцев вообще козырной туз – полупрофессионал Георгий Щеголев. Смит где-то слышал, что с этого года тот серьезно готовится поступать в вуз, и вот – все правильно – получил моральное право разок выступить в любительской лиге.

Поляков, довольный впечатлением, произведенным явно помощневшим составом его команды на соперников и специалистов, с легкой усмешкой глядит на Смита и Светлова и плохо сдерживаемым смехом – на Черныша, который был в то время известен своими успехами в английском языке и своим умением вечно попадать в комические ситуации, одна из которых, вероятно, самая смешная, наступала…

Вышло чуть иначе. Это был лучший матч Александра Смита, лучшая команда, которую когда-либо видел двор. Никитка, немного подросший за лето, и Илюша Светлов классно перепасовывались, с первого удара по мячу наладив отличное взаимопонимание, Смит, действуя больше в одиночку, неутомимо и отчаянно зло метался по всей площадке – и эти две силы раздавили «Баварию». От «Баварии» не осталось ничего. Подлинным героем встречи оказался Витя Чернышов – настоящий голкипер с блестящей, сумасшедшей реакцией, который, отражая самые сильные удары, корчил смешные гримасы. Игра по продолжительности была двойная – длилась четыре обычных тайма, и закончилась со счетом 19:2.

Жора Щеголев после игры выбросил свои бутсы.

– В футбол я больше не играю. Становлюсь инженером, как ты, – сказал он Сереге С., и появившийся в кругу зрителей Кирилл Андреев громко хохочет.

В ближайшие полчаса в программе выступления девочек с гирляндами и шарами, а после – награждение футбольных победителей. Игроки уходят домой переодеться в чистое и нарядное, хотя какой такой костюм может выглядеть прекраснее выпачканной, измазанной и даже оборванной футбольной одежды?!

И вот звучит гимн (нет, не ФРГ!), и Смит, Светлов и Чернышов, получив заветный кубок, передают его маленькому Никитке:

– Держи, это твой первый трофей. Ты вырастешь настоящим мастером футбола, мы в тебя верим.

Фотографы щелкают затворами, музыка стихает, народ расходится. На плаце остались только последние знакомые. Спускаются достаточно ранние сумерки – все-таки уже наступила осень. И тут во двор въезжает большое и представительное черное авто.

Из правой передней дверцы появляется мужчина средних лет или чуть старше; кажется, Смит его видел в прошлом году в школе в день родительских собраний. Мужчина бросает взгляд на ручные часы, закуривает и задумчиво начинает листать записную книжку. Щелкает и открывается задняя дверца, из нее выходит худенькая девушка. Ее рост выше среднего, ее волосы светлее желтого, но темнее белого, они тускло сияют в надвигающейся вечерней мгле. На ней длинный голубоватый плащ, она плавной неслышной походкой направляется к компании футболистов. Александр Смит замер самым первым, мгновение после расступились, замолкли, устремив взгляды на девушку, остальные. Смит посмотрел на Серегу С., тот смущенно улыбается и смотрит на Сашку. А она подходит не к Сереге, она подходит к нему, Смиту.

– Привет, Саша, – Смит удивленно обернулся, когда услышал этот дрожащий голос, который обращался к нему.

– Ты знаешь, я сегодня уезжаю. Мы больше не увидимся… А я так мечтала когда-нибудь выйти…

Тут голос прерывают рыдания, и Сашка, прощаясь, повисает на шее ошеломленному Александру Смиту. Впрочем, веса никакого он не чувствует, аромат духов слишком слаб и его не отличить от запаха осенней листвы, а губы девушки почти неосязаемы. Только когда плечо Смита насквозь промокает и становится горячим от ее слез, он понимает, что Сашка – не призрак. Смит разводит руками и так стоит, боясь пошевелиться.

– Ну что ты, не плачь.

Сашка делает шаг назад и тихо продолжает свой грустный монолог.

– У поэта Вознесенского есть такие стихи, такая песня: Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу.

Тут откуда-то Смиту приходят на ум примерно такие строки этого же автора:

 
Когда поэта
Понимают,
Его за это
Убивают…
 

Но они сейчас неуместны, к тому же Смит не уверен в точности цитаты. А Сашка отдергивает ворот плаща и под бело-голубым Смит узнает значок с голубым цветком.

– Ты знаешь, на прощание я хотела бы подарить тебе талисман, такой как в стихах Пушкина. Такой, который бы берег тебя, чтобы ни одна колдунья никогда не отравила бы твоего сердца, но у меня такого талисмана, увы, нет. Возьми разве вот этот, мой любимый талисман детства, мне его дарили, когда я шла в первый класс… только прошу тебя, разверни его завтра, когда я буду уже в далекой стране.

И она протягивает Александру Смиту маленький синий мешочек, который тот машинально прячет в карман.

– И еще, Саша, мне кажется… ты не математик.

– Ну да, я футболист.

Сашка покачивает головой и улыбается, но это последняя улыбка, которая в ее силах. Лицо девушки розовеет, она бросает на Александра Смита последний взгляд и уходит прочь.

– Папа, это Саша Смит, мой лучший друг.

И больше не сдерживая рыдания, призрачная девушка исчезает в сумеречном авто, дверца за ней захлопывается. Мужчина приветливо машет Александру Смиту рукой и тоже садится в машину. Когда та уезжает, ребята приходят в движение, и только Александр Смит стоит как вкопанный в землю. К нему подходит Серега С.

– Знаешь, старик, ты как-то странно на нее действовал, я даже думаю, она очень тебя любила. Зачем-то выучила наизусть всего Пушкина.

Ну да, как сказал однажды комментатор по телевизору, разве можно не любить умного футболиста?!

И все расходятся, Смит же стоит, не шелохнется. Стемнело, подул ветер, началась гроза и пошел снег. Белый Смит пришел домой, его душа воет. Он прорыдал всю ночь, а утром развернул синий мешочек.

Там был маленький, чьей-то ручной работы олимпийский Мишка.

Смит с ним не расстанется.

Третий чемпионат двора так и не состоялся: администрация ДЭЗа сменила курс развития инфраструктуры района, и футбольный плац с прилегающими территориями в краткие сроки обнесли высоким дощатым забором, за которым началось средних масштабов строительство. Смит отнесся к этим переменам безралично, после того вечера победы в суперкубке он бродил по школе и по улице как побитый, будто в вечном сне, а по ночам ему не снилось ничего…

Однажды поздней осенью он зашел в шахматный клуб, и обрадованный тренер посадил его играть с дочкой мастера – восьмиклассницей из школы, где учился Смит. Девочка явно прибавила в классе игры, одну партию выиграла, другую Смит едва сумел свести с ней вничью. Смит похвалил партнершу, а также поинтересовался ее успехами в изучении литературы и спросил еще кое о чем, точнее, кое о ком:

– Извини, ты, наверное, удивляешься, что я про нее спрашиваю.

– Да нет, что ты. Самые странные люди, которых я видала когда-либо вокруг себя – это ты и она, и я не удивилась бы многим вашим поступкам… в своей странности вы как бы похожи, вот и спрашиваете друг про друга. Я это серьезно, я занимаюсь на курсах психологии, и уверена в том, что сейчас говорю…

Да, Сашенька уехала. Ей было очень нелегко в наших краях: она долгие годы жила за границей, там тепло и море… требований московских учителей она не понимала, а получаемые двойки совершенно ее не расстраивали… единственным интересным уроком за весь учебный год оказался для нее, кажется, твой забавный пушкинский час… Отец у нее постоянно был на работе, а мама ее – та отправилась в командировку еще прошлой зимой; теперь вот и они с отцом последовали за ней. Может, там Сашеньке станет проще. Мне кажется, что она пыталась здесь общаться с очень многими, самыми разными людьми… ее везде хотели видеть своей, но она таковой не становилась. Лично мне она сначала не очень нравилась, но потом я как-то ее зауважала, хотела с ней подружиться… ну, в общем, теперь она уехала. Кстати, где-то в нашем районе у нее проживала тетя…

Александр Смит продолжает хорошо учиться, удивлять всех якобы талантом в математике… накануне новогоднего школьного бала он выглядит столь грустно, что Серега С., встретив его в узком коридоре перед актовым залом, слишком уж прямо спрашивает:

– Грустишь о Сашке?

А Александр Смит в ответ обреченно пожимает плечами, кивает головой в знак безнадежного согласия.

– Знаешь, меня тоже этот бал не волнует. Летом мне стукнет восемнадцать, и я женюсь… моя невеста уже студентка, у нее сейчас сессия. Я, между прочим, на этой неделе сдал вступительные экзамены в свой институт досрочно – остается закончить школу и оформить все документы… извини, что хвастаюсь… ты-то, думаю, легко сможешь поступить куда угодно…

– Поздравляю тебя.

Наступает новый год. Смит превращается в холодного монстра, скатываясь все вечера напролет с ледяной горки к палисаднику дома, где жила раньше Сашка…

 
Зима не хочет уходить —
Ей нравится страна Россия;
Она под нос себе твердит:
«Все остальные – не такие».
 

Но быстро пролетают зима, весна и даже лето… запланированное осуществляется.

Осенью Александр Смит встречает на улице у метро Володю Глазкова. Рядом с ним то ли новая, то ли уже знакомая Смиту девушка.

– Моя подруга, и она тоже из университета, – представляет на всякий случай барышню Глазков, – Ты-то сам куда поступил? А… ну ты даешь… говорил я тебе: цыплят по осени считают, но ты меня не слушал…

Александр Смит молчит.

– У твоего друга такой вид, будто это мы с тобой цыплята, – спутницу Глазкова разбирает смех.

Да, читатель, Александр Смит тогда еще толком не знал, куда ему пойти учиться, и не поступал пока никуда, а устроился работать на завод электромонтажником. У него там появились новые друзья, очень хорошие, простые люди, и среди прочих – молодой парторг цеха Ваня Тюнин.

– В последнее время стало модно говорить о боге, верить в него. Бог, может быть, и есть, но вот приближает ли к нему человека вера – большой вопрос, – говорит он как-то Александру Смиту. – А смысл жизни в труде… даже не в труде – а в любви к труду…

Дома Смитом недовольны. Сестра Котенок занимается в новой секции карате, и в квартире ей подвесили жесткую грушу; девочка отрабатывает удары, свирепо поглядывая на старшего брата…

Из всех прежних знакомых решение Смита пойти на завод одобрил, пожалуй, только девятиклассник Витя Чернышов, который через пару лет собирается податься в Институт международных отношений.

– Если не поступлю сразу, сделаюсь дворником, и буду готовиться на второй, третий год… сколько будет нужно.

У Александра Смита никакой подобной цели нет, хотя он понимает, что на всю жизнь электромонтажником все же не останется… Однажды у выхода из заводского корпуса он случайно сталкивается с девушкой в синем рабочем комбинезоне и синей косынке, из-под которой выбивается светлая прямая прядка. Девушка неуклюже сутулится, и Александр Смит не сразу признает в ней Сашку.

– Я поступила в профтехучилище, и мы проходим здесь на заводе практику. Мама и папа на работе в ФРГ, они ни за что не хотели меня к вам отпускать, но немецкий язык у меня совершенно почему-то не шел, и мы с тетей уговорили родителей разрешить мне вернуться, тем более, что мне уже шестнадцать. Вот уже две недели я живу у тети. Мой троюродный брат Сережа С. переехал к Людмиле, своей жене, так что его комната освободилась… у меня там целая полка немецких книг…

– А помнишь, год назад ты упомянула, будто я твой лучший друг.

– Я не шутила и надеюсь, то есть уверена, что не ошиблась.

Мимо молодых людей проходит Иван Тюнин, подмигивает Смиту и строгим голосом говорит девушке:

– Александра, как так получается, что мы с Вами до сих пор не вступили в комсомол?

Та улыбается, с нежностью и лукавством глядя за борт своего комбинезона. Александр Смит догадывается, что на месте комсомольского значка там приколот голубой цветок, который оказался волшебным.