Текст книги "Дельфин в стеарине"

40

Сегодня на этаже дежурил опять Вовец.

– Вас уже ждут, – сказал он, едва мы вышли из лифта.

– Кто? – спросил я.

– Какая-то баба. Ни разу ее не видел.

Ни хрена себе струна! Мне вдруг взбрело в голову, что это Марьяна. Аж холодок по спине пошел. Сейчас ее увидит Катя и сразу все поймет. Особенно, если Марьяна заявилась в своей облегающей футболке…

Нет, конечно, это была вовсе не Марьяна. На одном из стульев сидела дама лет сорока, в сером брючном костюме и серой же шляпке. На улице я бы на такую и внимания не обратил. Глаза зачуханной коровы. То есть брошенной жены.

И чего я вдруг про Марьяну вспомнил? Она же на работе уже, наверное… Вот уж воистину – вечно совесть не чиста на причинные места!

Мы открыли офис, Катерина осталась в приемной – отшивать нежданную клиентку, которая нам сейчас была нужна, как собаке пятая нога, – а я прошел прямо в кабинет.

Первым делом, разумеется, поинтересовался у Поля – не пришло ли сообщение от тамбовских наследников Пал Палыча Знаменского.

Увы, «Пал Палыч» молчал, как боевик-террорист на допросе.

Мне сразу сделалось нестерпимо скучно (как говорит Марьяна – душно), поскольку именно от запрошенной информации я собирался сегодня двигаться дальше. Что ж, за неимением гербовой пишут на простой… Я подумал немного да и рассказал Полю о событиях вчерашнего дня – выложив, разумеется, слухи, принесенные Марьяной, и пропустив, разумеется, постельные (вернее, коверные) игры с нею, – и попросил сетевого агента снова проанализировать ситуацию.

ИскИн по-прежнему считал наиболее вероятным корыстный мотив.

Тогда я спросил, как бы изменилась его оценка, если бы оказалось, что слухи, принесенные Марьяной, – есть исключительно плод ее воображения. Он не понял, для чего ей могло понадобиться вранье. Я объяснил. Тогда он заявил, что я переоцениваю свои мужские достоинства. Я поинтересовался, имеет ли он вообще хоть какое-то представление о мужском достоинстве, если понимать под достоинством не человеческое качество, а половой орган. Оказалось, что имеет, что в Сети данных об этом предмете пруд пруди, что за прошедшее время он подробно ознакомился с материалами о сексуальных отношениях между мужчинами и женщинами, поскольку ни в малейшей степени не доволен своими способностями оценивать такой мотив как убийство из ревности. И насколько же повысились эти его способности, поинтересовался я. На ноль процентов, ответил он, поскольку ему так и не стало понятно, что такое ревность. Судя по всему, это понятие относится к той же области, что и интуиция, а посему ему пока недоступно. Пока? – удивился я и выразил уверенность, что доступной ревность ему так и не станет. Он не понял скрытого смысла моего выражения и предложил поспорить на сто баксов, что станет, а разобьет наш спор пусть Катерина…

На сей раз я просто предложил ему прекратить дозволенные речи. Во-первых, потому что само предложение поспорить слегка поколебало мою уверенность в его невозможности освоить сферу человеческих эмоций. А во-вторых, потому что понятия «Катя», «Марьяна» и «мужское достоинство» не должны стоять рядом.

Предложение, выраженное в форме приказа, сетевым агентом всегда выполняется, и ИскИн заткнулся.

А я продолжал думать о Кате и Марьяне.

Нет, меня не удивляла та легкость, с которой я изменил законной супруге. В конце концов, я проделывал это не однажды – там, на Юге. Хотя это и не одно и то же – там, на Юге, была просто звериная, физическая страсть (собственно, я даже не считал ее изменой); а вот происшедшее вчера никакая изощренная фантазия не смогла бы превратить в звериную страсть. Нет, это был совершенно осознанный поступок. С другой стороны, «прости меня, моя любовь» Земфиры всегда будила во мне оную страсть, поскольку именно под «мою любовь» я увидел когда-то это, подсмотрев, как переодевается в своей комнате нянька Ленка.

Я даже крякнул. Очень подходящая получалась оправдательная цепочка – песня Земфиры, это няньки Ленки, выпитая водка, упругие ананасы Марьяны, драка с качком Егором, одиночество вдвоем, – и стоило бы, наверное, ухватиться за нее, но, с другой стороны, я прекрасно знал, что цепочка на самом деле иная – исключительно упругие ананасы Марьяны и выпитая водка – и что она ни в малой степени ни оправдательная. Другое дело, что оправдание мне совершенно не требовалось, и с каждой секундой размышлений я понимал это все больше и больше, как и то, что впереди непременное продолжение и что то же самое произойдет между мною и Полиной, если сложится подходящая ситуация. Потому что успех в деле для меня много важнее, чем верность. И будь я проклят, если это не так!

В общем, я проиграл в эти игры с собственной совестью и чувством долга около часа.

А потом мобильник разразился битловской композицией «Вчера».

Я глянул на дисплейку. Звонил Андриан Чертков, новый знакомец, соглядатай из «Буряка и партнеров».

– Привет, – сказал он. – Тебя еще интересует, кто купил информацию, оставшуюся после смерти того мужика с кавказской фамилией?

– Разумеется, – сказал я, почувствовав, как застучало сердце.

– Имени мне узнать не удалось, но это баба, причем из той же конторы, где и сам погибший работал.

– Неужели из «Бешанзерсофта»?

Мысли мои понеслись вскачь – от Марьяны к Полине, от Полины к Аните Зернянской, от Аниты Зернянской к секретарше Елене Владимировне… И снова к Полине, потому что наиболее вероятной покупательницей после вчерашних ньюсов, на мой взгляд, могла быть только она.

– Да, из него самого, – сказал Чертков.

– А надеяться на то, что узнаешь имя этой бабы, можно?

– Нет. Я и про бабу-то тебе никогда не говорил. Понятно? – В голосе Черткова прозвенела сталь, и даже как будто изогнулись кверху усы.

Эта картина, разумеется, всплыла перед моим внутренним взором, и я ее прогнал прочь.

– Понятно. При случае с меня стакан.

– Не давши слова, держись, а давши, крепись! – В трубке послышался смешок, и Чертков отключился.

А я скормил полученные сведения Полю и попросил просчитать, кто из знакомых нам дамочек «Бешанзера» – наиболее вероятный покупатель. ИскИн поскрипел мозгами и выдал имя: Полина Шантолосова. Вероятность – 80%.

Теперь настало время скрипеть моим мозгам.

Что делать? Позвонить Полине и спросить напрямую – откуда она узнала, что Георгий Карачаров нанял для расследования известных ей смертей детективное агентство? А она заявит, что он ей сам сказал. Кстати… А не последовала ли смерть Карачарова по той самой причине, что «Буряк» отыскал ему жареные факты?

Я позвонил Черткову.

– Слушай, – сказал я, когда он отозвался. – А сам первоначальный заказчик от вас часто информацию получал?

Чертков минуту поартачился, блюдя секретность, но потом сдался:

– В конце каждого дня. Ежедневно в девятнадцать часов. Только не спрашивай меня, какую информацию он получил от нас перед своей смертью. Я больше не скажу тебе ни слова.

Я его понимал: сам бы в такой ситуации рта не раскрыл. А ведь надо мной никакого начальства нет, кроме клиента.

Отложив телефон, я вновь принялся ломать голову – звонить Полине или не звонить. Сдерживало меня лишь то, что говорить-то особо и не о чем – за душой у меня одни догадки.

Но тут пришло долгожданное сообщение из Тамбова. Долгожданное – в смысле моего нетерпения, а не их медлительности. Наоборот, они справились с заданием быстро и, думается, по той причине, что их земляк Константинов был известным человеком, и досье на него было собрано давно.

Для повышения квалификации я велел Полю сопоставить биографические данные Антона Константинова и Полины Шантолосовой. Сам-то я и так едва не прыгал от нового предвкушения удачи.

Моя догадка подтвердилась. Антон и Полина учились не только в одной школе, но даже в одном классе, а значит, хорошо были знакомы еще с детства, и это была печка, от которой уже можно было танцевать.

Я вытащил из кармана мобильник и отыскал в его телефонной книге Полину. А когда она отозвалась, сказал:

– Слушайте меня внимательно и не говорите ни слова. И только, когда я закончу, произнесите слово «ясно».

41

Она поднялась по эскалатору станции «Удельная» ровно за две минуты до назначенного мною времени.

Я, обретя уже привычную личину – при парике и усах, – околачивался внутри расположившегося в наземном вестибюле книжного магазинчика, имея возможность не только знакомиться с содержанием книги, у которой даже названия не знал, но и наблюдать сквозь прозрачные стены за всеми сходящими с эскалатора.

Полина огляделась, не обнаружила меня и, как мы и договорились, отправилась наружу. Я отложил книжку и, сопровождаемый разочарованным взглядом девушки-продавщицы (как будто я ей уже пообещал купить эту книжку!), покинул магазинчик. Догонять Полину я, разумеется, не стал. Наоборот, выйдя из вестибюля, постарался отстать от нее подальше, фиксируя всех, кто шел в том же направлении, что и она.

Мы дотопали до проспекта Энгельса, перешли на другую его сторону и повернули направо. Между нами было человек десять, которые двигались тем же маршрутом. Мы прошли мимо меблирашек, в которых я скрывался некоторое время в прошлом году, свернули налево, на Дрезденскую улицу, прошагали до проспекта Мориса Тореза, повернули направо, прошли мимо здания клиники Академии наук и, дойдя до Манчестерской, снова свернули направо.

Тут, возле мастерской под вывеской «Ремонт часов. Замена питающих элементов», я Полину и догнал. Разумеется, к этому моменту я уже давно убедился, что хвоста она за собой не притащила. Очутившись рядом, я приложил палец к губам и знаками показал ей, чтобы оставалась на улице, а сам зашел в мастерскую.

С прошлого года тут ничего не изменилось. Мое появление сопроводилось звяканьем все того же старомодного колокольчика, и появился на сей звук все тот же Петр Парамонович. Судя по выражению лица, он меня не узнал. И не удивительно, потому что за год перед ним тысячи людей прошли. Я напомнил ему о нашей прошлой встрече и объяснил, что мне нужно сейчас. Как ни странно, такса и здесь не изменилась – рубль демонстрировал свою прочность не только во всем мире, но и в области, наглухо закрытой от большинства народонаселения.

Хозяин пригласил меня в каморку, в которой также ничего не изменилось, принес прошлогодний прибор и задал прошлогодний вопрос:

– Пользоваться умеете?

Для разнообразия мой ответ на этот раз был утвердительным.

Мы оставили прибор на столе и вышли. Я отправился на улицу, снова прижал палец к губам и за руку провел Полину в закуток. Она смотрела на меня с удивлением, то и дело открывала рот, как вытащенная из воды рыба, но ни одного звука так и не издала. Я снова приложил палец к губам и включил прибор. Индикатор загорелся красным, а дисплей показал частоту, на которой работал «жучок». Я нажал кнопку. Индикатор остался красным – жучок был активным, передачу вел постоянно.

Я в очередной раз приложил палец к губам, подошел к Полине и начал осматривать ее одежду. Она смотрела на меня еще с большим удивлением, но по-прежнему не издавала ни звука.

Я нашел его почти сразу – «жучок» прятался под отложным воротничком блузки, маленький, с головку английской булавки. Нанотехнологии, блин!..

Я указал пальцем в сторону воротничка… и оторопел, потому что Полина стремительно, легкими движениями, расстегнула на блузке пуговицы, открыла моему взгляду прикрытую полупрозрачным бюстгальтером грудь и призывно улыбнулась.

Меня всегда поражало, как быстро (а порой и незаметно для мужского взгляда) женщины умеют обнажать свои прелести. Только что все было застегнуто, мгновение – и поцелуй в губы становится всего-навсего преамбулой, а для амбулы уже открыто большее. Потрясающая шустрость! Наверное, это как для детектива уметь вести слежку. Можно сказать, профессиональные навыки…

Я посмотрел на улыбающуюся Полину, проглотил слюну (а кто бы не проглотил?) и помотал головой. Полина улыбнулась еще призывнее, однако прелести спрятала. Я оттянул воротничок и выразительно посмотрел на «жучка». Полина скосила глаза и наконец все поняла, закивала головой. Тогда я вывел ее из каморки, опять же знаками отправил на улицу, отдал хозяину прибор.

– Возможно, я еще появлюсь тут в ближайшее время.

– Да на здоровье! – сказал Петр Парамонович. – Мы всегда рады старым клиентам!

Я вышел на улицу и громко сказал:

– Здравствуйте, Полина!

42

Дальше мы довольно артистично и более или менее убедительно разыграли сцену свидания.

Я наговорил кучу комплиментов по поводу Полининого прикида и получил в ответ неменьшую кучу благодарностей, в которой, помимо собственно благодарностей, присутствовало поддразнивание и побуждение к дальнейшему. Я спросил, с какой стати нас занесло именно в эти места. Полина объяснила, что любила гулять в Сосновке еще в студенческие времена. Я спросил, не уволят ли ее из компании за использование рабочего времени в личных целях. Она сказала, что обязательно уволит саму себя, если наше свидание не сопроводится моим отчетом о проделанной работе.

Кормя друг друга этими глупостями, мы пересекли проспект Тореза и углубились в Сосновский лесопарк, по песчаным дорожкам которого прогуливались такие же, как мы, парочки, а на скамейках под выключенными сейчас фонарями сидели седовласые пенсионеры и пенсионерки. Мы дошли до свободной скамейки и присели. На лице Полины был прямо-таки написан некий, сильно занимающий ее вопрос.

Но я опять приложил палец к губам. Потом осторожно отогнул воротничок ее блузки, вытащил иголочку «жучка» из ткани и воткнул в один из нижних листиков росшего за скамейкой шиповника. Потом взял Полину за руку и повел прочь. Мы перебрались на другую свободную скамейку, и только теперь у нас появилась возможность беседовать по-настоящему, а не пудрить подслушникам мозги.

– Ну вот, – сказал я. – Теперь мы можем поговорить свободно.

– Неужели нас подслушивали? – тут же спросила Полина.

– Еще как! И, полагаю, далеко не в первый раз.

– Вы думаете?

– Не думаю. Я просто уверен.

Сомнение во взгляде Полины быстро переплавилось в любопытство, а потом – и вовсе в озорство.

– Я полагаю, он меня ревнует к вам, – сказала она.

– Константинов?

– Да.

– Прямо так уж и ревнует…

– Ревнует, ревнует!

Я снова взял ее за руку:

– Расскажите мне, пожалуйста, о нем.

Полина осторожно освободилась, откинулась на спинку скамейки, достала из сумочки пачку сигарет. Я дай ей прикурить.

– Мы ведь с ним учились в одном классе, – медленно проговорила она. – И даже за одной партой сидели какое-то время.

Я кивнул, но промолчал. Похоже, ей не очень хотелось рассказывать о том, что мне требовалось узнать, и любая моя реплика – хоть умная, хоть глупая – могла только помешать.

– Антон был влюблен в меня с седьмого класса. Сначала я была к нему равнодушна, но потом мне стало льстить его внимание. Еще бы, такой парень, душа любой компании, спортсмен, лучший футболист школы! Девчонки по нему просто сохли, друг дружке глаза готовы были выцарапать, даже дрались. Ну как было не обратить внимания на такого! Вот и я… Нет, это было просто короткое увлечение, и он мне очень быстро надоел. Если бы я знала, что его отношение ко мне столь серьезно, я бы сто раз подумала… Для меня ведь это ерунда была. Подумаешь, пара поцелуев на школьной дискотеке! Мы даже не переспали ни разу. Потом он уехал в Тамбов, у него в футболе здорово получалось, ну и пригласили в клуб тамошний. «Спартак», по-моему… А я уехала учиться в Питер, в Политех… то есть в Технический университет, он так в ту пору назывался. А потом, мы уже с Петей были, я узнала, что Ант к нам переехал, за «Зенит» играет. В общем, разыскать его было нетрудно. Однако теперь я уже была более осторожна, авансов ему не давала. Ведь он по-прежнему был в меня влюблен.

– Откуда вы знаете? – не удержался я.

– Женщина всегда это знает. Вот вы в меня не влюблены, хотя мне очень нравитесь. Но для вас важнее жена. А теперь еще появилась эта юная девица, из нашей компании.

– Откуда вы знаете? – повторил я.

– Да уж знаю. Антон мне рассказал про нее, когда закатил сцену ревности. Ему было известно, что мы с вами встречались. И теперь мне понятно, что он знал даже, о чем мы с вами разговаривали. Более того, мне теперь стало ясно, почему он вдруг, заходя по утрам ко мне в кабинет, начал лезть с поцелуями. Я ведь крайне редко ношу одну и ту же одежду два дня подряд. Так что ему каждое утро приходилось заряжать мои блузки и платья этой маленькой булавочкой.

– Послушайте, Полина… Как бы выразиться?.. Вот вы сказали, что не любили Константинова… Так почему же вы?.. – Я не сумел закончить вопрос, потому что он был слишком личным, а я вовсе не был уверен, что мне уже разрешено задавать подобные вопросы.

Она некоторое время смотрела на тлеющую сигарету, потом подняла голову и одарила меня грустной улыбкой:

– Вы – мужчина, Максим. Вы просто не поймете. Ведь у Петра давно уже была мне замена, а Георгий… Георгию нравилось со мной трахаться… вернее ему нравилось трахать чужую жену, но он меня и на столечко не любил. – Она приложила большой палец левой руки к кончику мизинца. – Так что…

Она не договорила, но я все понял.

Это был запасной вариант, спасательный круг, когда ее личная жизнь – а в этом Полина не сомневалась – пойдет ко дну.

Она была не только умна по работе, но и мудра по жизни. Она не слишком приближала Антона к себе, но и не отталкивала. Она не давала ему авансов, но и не просила оставить ее в покое. Когда травмы принудили «АНТа-25» преждевременно завершить карьеру профессионального футболиста, она помогла ему устроиться на работу в собственную компанию и оказывала всяческое содействие в продвижении по служебной лестнице. Потому то, не имея высшего технического или экономического образования, он и дорос до совета директоров…

На нас пала тень – будто гигантская птица своим крылом закрыла солнце.

Мы одновременно подняли головы.

Это была вовсе не птица – над деревьями с негромким рокотом проплывал прогулочный дирижабль «Ассоциации воздухоплавателей Петербурга», реализуя модный в этом сезоне способ сочетания полезного с приятным. По оранжевому брюху дирижабля бежал серебром рекламный слоган:

 
Полетайте, поглядите,
В помощь вам АВПа рука —
Коль увидеть надо Питер,
Поднимитесь в облака.
 

Как будто с земли северную столицу увидеть нельзя…

Я представил себе, как в этот момент сидит в гондоле дирижабля Антон Константинов, вооружившись фотоумножителем, смотрит в иллюминатор и разглядывает нас, шепча себе под нос: «Ужо я вам, прелюбодеям!»

Чушь какая!.. Хотя, может, и не чушь. Помнится, кто-то подглядывал за некой дамой, забравшись на верхотуру Исаакиевского собора. И не зря подглядывал.

Дирижабль уплыл в сторону Поклонной горы и Суздальских озер.

Полина проводила его равнодушным, невидящим взглядом, закурила новую сигарету и продолжила рассказ.

Когда погиб муж, она приняла случившееся за чистую монету – ей было известно, что Петр раскатывает по дорогам с отключенной подушкой безопасности, а порой даже и не пристегнутым. Его периодически ловила дорожная инспекция, и он платил немалые откупные и штрафы.

Потом точно такая же смерть настигла Васю Зернянского, и Полина заподозрила, что дело неладно. Зернянский, правда, тоже катался, пренебрегая правилами безопасности и даже в разговорах бравировал этим, что выводило из себя его придурочную супругу Аниту, но две одинаковые аварии подряд наводили на размышления. И чем больше Полина размышляла над случившимся, тем больше в голову лезли мысли о предумышленных убийствах. Она стала думать над возможными причинами. На первом плане, разумеется, оказалась корысть. Но с точки зрения расследования корысть была бесперспективным мотивом – в этом случае убийцей мог оказаться едва ли не любой член совета директоров. Полинины мысли зацепились за другое. Она знала, что Антон просто ненавидел Петра, к тому же в нем в очередной раз вспыхнули старые чувства к подружке детства, он уже пытался с нею объясниться, да она все перевела в шутку. Карачаров тоже не любил ее мужа и не раз говорил своей любовнице, что с удовольствием бы открутил ему голову за все ее обиды.

В конце концов, рассмотрев все и так и этак, она решила, что организаторами случившегося могут быть либо Антон, либо Георгий Карачаров. Она, правда, не понимала, зачем после Бердникова убийца отправил в могилу и Зернянского, ведь к Василию ни Антон ни Георгий никакой ненависти не испытывали. Это убийство как раз носило оттенок меркантильности. Но потом ей пришло в голову, что с этой целью оно и было предпринято – придать обоим преступлениям корыстный характер и скрыть истинную цель первого убийства. В общем, какие бы варианты она в своих раздумьях не рассматривала, мысли ее возвращались к воздыхателю Константинову и любовнику Карачарову.

– Почему? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Не знаю. Понимаете, Максим… Мне не давала покоя мысль, что Петя с Василием погибли из-за меня. Считайте это комплексом… Да как хотите, считайте! Я прекрасно отдавала себе отчет, что организовать убийство Петра могла и эта финтифлюшка Анита, чтобы вывести своего мужа на первую роль в компании. А потом, когда одно убийство сошло с рук, пошла и на второе… В конце концов, ее Вася был изрядным бабником, ни одной юбки не пропускал. – Лицо Полины исказила кривая усмешка: наверное, она вспомнила прикосновение его потных рук и к своему телу. – Анита – изрядная ревнивица и завистлива, как все, кому бог не дал таланта.

Я хотел сказать, что большие таланты тоже бывают весьма и весьма завистливы, но промолчал.

– Тем не менее, – продолжала Полина, – я все больше становилась уверенной, что за смертью Пети и Василия стоят либо Антон, либо Георгий. Однако подступиться к ним я не могла. Я понимала, что эти гипотетические преступления организованы очень умно, раз менты не нашли никаких оснований для возбуждений уголовных дел. По той же самой причине я не могла обратиться в милицию. Ведь у меня и по сей день нет ничего, кроме подозрений. Но и бездействовать я тоже не могла. И тогда я нашла выход. Для начала я поговорила с Георгием, сказала, что две смерти в автомобильных авариях подряд не кажутся мне случайными, и попросила его обратиться к частным детективам. Чуть позже такой же разговор состоялся у меня и с Антоном. – Полина достала очередную сигарету, и я снова дал ей прикурить. – Я ведь что думала?.. Я думала, что тот, кто организовал убийства, не станет предпринимать меры по розыску самого себя… Конечно, это глупость, я и тогда понимала, что это глупость, но в тот момент такая идея показалась мне перспективной. Да собственно, ничего другого мне просто не пришло в голову. Мне ведь не с кем было посоветоваться. – Она сделала три быстрых затяжки, будто не курила два часа кряду, и стряхнула пепел в стоявшую рядом со скамейкой урну. – Увы, расчет мой не оправдался ни на йоту. Оба они обратились в частные детективные агентства: Антон – к вам, а Георгий – к… – Она достала из сумочки капэкашку, потыкала стилетом кнопочки. – В детективное агентство «Буряк и партнеры». Правда, он обратился в агентство позже, чем Антон, – уже в тот день, когда вы впервые появились у нас, в «Бешанзерсофте». Как я понимаю Антон нанял вас днем раньше…

– Секундочку, Полина!.. Это не вы случайно купили у «Буряка» информацию, которую они собирали для Карачарова?

Она кивнула:

– Да, я… Я ведь подумала, что Георгий погиб из-за того, что узнал нечто опасное для убийцы.

Я мысленно усмехнулся: не одна ты, голубушка, такое подумала. А еще ты, голубушка, кое о чем не подумала – о том, что купленная информация может оказаться опасной для тебя самой.

Впрочем, давно уже ясно, что Полина Шантолосова – женщина по натуре рисковая. Иначе бы из нее никогда не получилась бизнес-вумен… Так что она вполне могла и подумать об опасности да отмахнуться от нее. Или изобразить из себя приманку… Стоп, парень, не гони лошадок! А почему это при нашей первой встрече Антон Константинов умолчал о том, что действует по заданию Шантолосовой? Хотя, почему бы ему и не умолчать об этом? Ведь тогда потребуется рассказать детективу несколько больше, чем было запланировано… Нет, это не зацепка… Впрочем, погоди-ка! Он ведь сказал тогда: «Нам надо знать…» НАМ! Но я не обратил на эту оговорку внимания. Тогда она попросту не была для меня оговоркой. И ни для кого бы не была, так что это вовсе не прокол…

– А где сейчас находится купленная у «Буряка» информация? – спросил я.

– У меня дома. Я просматривала, что они собрали. Там нет ничего интересного. Разве что слежка за вами. Наверное, Георгий решил, что сначала надо разобраться, кто вы такой. Наверное, он поначалу принял мою просьбу за блажь, и только ваше появление в офисе заставило его зашевелиться.

– Хотелось бы мне ознакомиться с этой информацией…

Она внимательно посмотрела на меня, выбросила недокуренную сигарету в урну и решительно поднялась со скамейки:

– Ну так поехали?

Во взгляде ее сейчас не было ничего, даже призыва, но мне было абсолютно наплевать на это.

– Поехали. Только сначала давайте вернем на свое место иголочку-булавочку. И о делах больше говорить не будем. Кстати, у вас есть с собой деньги?

– Разумеется.

– Дайте мне тыщу. Мы заедем по дороге в одно местечко, я кое-что куплю. Потом включу эти расходы в счет за работу.

Она достала из сумочки и отдала мне синюю купюру с Медным Всадником. Мы встали и под руку проследовали к той скамейке, возле которой я спрятал «жучка». Там сидели две бабульки, божьих одуванчика. Не обращая на них внимания, я влез в куст шиповника и отыскал чудо нанотехники. Отошли чуть в сторону. Бабульки тут же зашептались.

– Чего он там делал-то, Петровна? Презерватив, что ли прятал?

– Не заметила я, Михална. Давай посмотрим, когда они уйдут.

Я воткнул «жучка» на прежнее место, под воротничок Полининой блузки, обернулся и подмигнул бабулькам.

Теперь они точно полезут в куст и прощупают все листья и цветы в поисках неведомо чего.

Мы вышли на проспект Тореза, поймали такси. Я посадил Полину на заднее сиденье, а сам сел справа от таксиста.

– Едем прямо.

Когда слева появился знакомый магазин по продаже спецтехники, я сказал:

– Командир, тормозни-ка, пожалуйста, здесь. – Повернулся к Полине: – Мне хватит десяти минут.

Такси остановилось.

Я выбрался наружу, перешел дорогу и вошел в магазин.

Прошлогоднего хлыща не было, ко мне подошел плюгавенький мужичонка в зеленом, смахивающем на хирургический халате, поинтересовался, что нужно.

Я объяснил.

Он назвал цену.

Я согласно кивнул:

– Беру. Гарантия есть?

– А как же! Восемнадцать месяцев.

– За восемнадцать месяцев, дядя, я переловлю всех «жучков» в городе, – пообещал я.

– Бог в помощь! – пожелал он.

Через пять минут в моих руках оказался полиэтиленовый пакет (как в каком-нибудь супермаркете, но на здешних пакетах не было рекламных надписей), в котором спряталась коробка с такой же штуковиной, какой мы пользовались час назад у Петра Парамоновича. На нашем профессиональном сленге эта штуковина зовется «майор пронин».

– Инструкцию найдете внутри упаковки, – сказал мужичонка, ставя печати в гарантийный талон. – Машина очень и очень приличная, не пожалеете! – Он выдал мне чек и сдачу.

Я кивнул, забрал выданное и выкатился вон. Вновь оказавшись в такси, я скомандовал:

– Васильевский остров, шеф! Жилой комплекс «Гавань». Это возле Морского вокзала, напротив «Ленэкспо». – Я оглянулся на Полину.

У нее были удивленные глаза, но длилось это удивление не больше двух-трех секунд. В конце концов, даже безмозглая Анита Зернянская сообразила бы, что я просто обязан был знать, где жили погибшие бешанзерсофтовцы. Правда, Аните бы для понимания потребовалось побольше времени. Часа четыре, полагаю… Или я не справедлив к этой женщине?

До Васильевского мы доехали в молчании.

Я, как и всякий водитель, оказавшийся на правом сиденье, оценивал действия расположившегося за рулем. Что делала Полина, не знаю – не оборачивался, но, думаю, просто пялилась на идущих по тротуарам, оценивая мужские мышцы и женские костюмы. Впрочем, хотя ничто человеческое ей и не чуждо, я о ней, должно быть, плохо подумал. Ведь над своими ИскИнами она наверняка размышляет не только на работе. Как всякий, кому нравится дело, которым он занимается.

А когда мы десантировались из такси возле ее дома, началось то, чего я и ждал, и боялся. Без балды…

Она принялась соблазнять меня еще в кабине лифта – нажимая кнопку нужного этажа, прикоснулась грудью к моему локтю, и я с трудом сдержал дрожь, почувствовав эту умопомрачающую упругость. А когда мы вышли из лифта, она и вовсе попыталась меня поцеловать. Я не ответил, и, похоже, это возбудило Полину еще больше. Однако внешне она была спокойна. Достала из сумочки ключи, и мы ступили в гигантскую прихожую размерами с нашу с Катей спальню. На стене рядом с дверью мигали огоньки пульта охранной сигнализации, и Полина тут же взялась за мобильник, чтобы уведомить операторов доблестной вневедомственной охраны о том, что в квартиру не вломилось ворье.

В прихожей все демонстрировало состоятельность хозяев – и отделанные позолотой шкафы, и хрустальная люстрочка под потолком, и сделанная из неведомого серебристого металла горка для зонтов. Ну не из серебра же ее выковали, в самом-то деле!

Я достал из полиэтиленового пакета коробочку, а из коробочки – купленный прибор, включил.

Индикатор «майора пронина» сразу стал красным. И не позеленел.

Полина, разобравшаяся с сигнализацией, опять стремительно расстегнула пуговицы на блузке, явив мне картину, которой я уже любовался. Такая картина и мертвого поднимает, но я держал себя в ежовых рукавицах. Я помотал головой и показал Полине «майор пронин». Она поняла, взяла меня за руку жаркой ладонью и привела в гардеробную. «Жучков» там оказалось две штуки – иными словами Константинов зарядил ее одежду уже в тот день, когда мы встретились «У Буратины». Так что зря я тогда восторгался отсутствием хвостов…

Потом все так же, за руку, Полина притащила меня в спальню.

«А может вам придумать что-нибудь эдакое, что могло бы спровоцировать преступника на активные действия?» – сказал мне вчера Константинов.

Я был с ним абсолютно согласен, только не знал, что предпринять. И сейчас я понял, что эдакое существует и спровоцировать преступника на активные действия будет не так уж и трудно. Надо всего лишь сделаться Арчи Гудвином.

Глядя на то, что скрывал полупрозрачный бюстгальтер, сделаться Арчи оказалось нетрудно. Он безотказно просыпался во мне, когда я видел обнаженную женскую грудь.

Между тем Полина гнула свою линию. Она медленно стянула с плеч блузку и сбросила ее на ворсистый ковер. Потом стащила с меня рубашку и брюки, и это было последнее, что она сделала сама. Дальнейшее проделывали уже мои руки. Мы устроились прямо на ковре, рядом с блузкой, обитавшее в которой чудо нанотехники впитывало в себя все звуки, которые мы издавали.