Текст книги "Дельфин в стеарине"

51

Хоронили Георгия Карачарова на Северном кладбище.

Я стоял в сторонке, наблюдая за происходящим. Как истинный правоохранитель в художественных фильмах… Марьяна ко мне не приближалась – судя по всему разобралась в моих немых намеках. Сейчас она о чем-то беседовала с директорской секретаршей Еленой Владимировной Пименовой, и эта парочка весьма смахивала на маму с дочкой.

Над могилой звучали свойственные моменту речи, в которых приукрашивались достоинства покойного и не упоминалось о недостатках. De mortuis aut bene aut nihil. О мертвых – или хорошо, или ничего… Оркестр играл похоронный марш Шопена, заглушая слова, которыми – шепотом – обменивались некоторые участники церемонии. А та, о ком они шептались, старалась ничем не выделяться из толпы. Ее лицо сейчас тоже было наполнено трагизмом.

От компании «Бешанзерсофт» слово держал председатель совета директоров Громадин. Он говорил те же банальности, что и прочие, но мне все время казалось, что, в отличие от остальных ораторов – с их неподдельной печалью, – он едва сдерживает ликование. Ведь в могилу ложился тот, на чьем месте он так боялся оказаться.

По дороге в Парголово мы с Полиной не разговаривали, да и сидящий за рулем Константинов болтовней нам не досаждал. В общем, все выглядело так, словно мы мало знакомы друг с другом. Впрочем, молчание наше было вполне объяснимо, если учесть обстоятельства, при которых мы сейчас оказались вместе.

Конечно, преступнику было бы удобнее, чтобы мы с Полиной ехали вдвоем. Тогда бы он мог надеяться подслушать нас – ведь все наше поведение говорило о том, что мы понятия не имеем о «жучках», скрывающихся в одежде Полины. Я, правда, не знал, скрываются ли они в траурном одеянии, поскольку воспользоваться «майором прониным» не было возможности, но этого и не требовалось – интуиция говорила: скрываются.

А потом Константинов сказал:

– Полина Ильинична! А ведь на нашего Максима сегодня было совершенно покушение.

Лицо Полины превратилось в маску, которую натягивали на себя в греческих трагедиях. Брови домиков, уголки рта – вниз…

– Что? – воскликнула она. – Когда?

Я бы с удовольствием промолчал, но молчать было нельзя.

– Не волнуйтесь, Полина Ильинична. Как видите, я жив-здоров. Мне устроили аварию, я в этом совершенно не сомневаюсь, потому что скорости не превышал, но тем не менее слетел с дороги и воткнулся в дерево. Видимо, повредили рулевое управление.

– Вы уверены? – пролепетала Полина.

– Уверен ли я в том, что жив? – Своим наигранным удивлением я пытался подвигнуть ее на то, чтобы она взяла себя в руки. – Однако это ново.

Больше всего я боялся, что она заговорит сейчас о своем ночном кошмаре, о том, как волновалась. Преступник не должен был обнаружить, что она влюбилась в меня. Мы должны были оставаться перед ним просто партнерами по сексу. Так, легкий флирт, не более того… Спарились и разбежались… И вообще – кака така любовь!

Слава богу, Полина справилась со своим испугом. Более того, она даже взялась подыгрывать мне.

– Вы кого-нибудь подозреваете, Максим?

– Разумеется, подозреваю, – сказал я. – Но обвинять этого человека еще рано. Сначала я должен поговорить с охранником в моем гараже – не видел ли тот возле моей машины незнакомых типов.

– Я не очень представляю себе, каким образом можно испортить рулевое управление так, чтобы оно вышло из строя не ранее определенного момента, – недоуменно проговорил Константинов. – А если бы оно вышло из строя раньше. Скажем, в городе, на перекрестке, на скорости в тридцать километров. Тут ведь рассчитывать на вашу гибель смешно. Даже если бы вас вынесло на встречную полосу, подушка бы защитила… А выяснить после такой аварии, что, скажем, подпилена рулевая тяга, нетрудно. И вы бы все поняли и сделались осторожнее. Другое дело, если рулевой механизм взорвать в нужный момент радиоминой. Но тогда подрывник должен был ехать за вашей машиной.

– А он и ехал. Сел мне на хвост незадолго перед тем, как я слетел с дороги.

– И вы слышали взрыв?

Я пожал плечами:

– Не знаю, все так быстро произошло… Мне просто повезло. Выкинуло из машины, как я теперь понимаю, еще в полете. Хрястнуло обо что-то! Очнулся неподалеку от костра…

– Так вот почему вы сегодня без машины! – запоздало сообразила Полина и даже хлопнула себя ладошкой по лбу. – Ремонт большой?

– Ремонт?.. – Я посмотрел на нее снисходительно, как на ляпнувшего глупость собственного ребенка. – Увы, ремонту моя «забавушка» теперь не подлежит.

Константинов сочувствующе поцокал языком, а Полина тут же заявила:

– Включите стоимость машины в счет, я возмещу ваши потери.

И мне ничего не оставалось, кроме как разыграть радость заботящегося о своем кошельке кретина. Впрочем, психологически это была вполне обоснованная радость, и в логике происходящего даже комар бы носа не подточил. А мозги господину Константинову были запудрены…

Похоронные речи закончились, гроб опустили в могилу, выстроилась очередь из желающим бросить на крышку гроба горсть земли. Осуществившим желание тут же подносили рюмку водки и бутерброд. В общем, церемония была выдержана в обычном духе наших русских похорон. Надо полагать, к концу поминок кому-нибудь и запеть вздумается…

Тут же о поминках было и объявлено.

Компания «Бешанзерсофт» сняла с этой целью ресторан «Северная Венеция», и я увидел в этом перст судьбы.

Церемония сворачивалась. Могила была засыпана, холмик завалили цветами, воздвигли временный памятник с фотографией, перед которым поставили стаканчик водки и положили ломтик хлеба. Люди в одиночку и кучками потянулись к центральному выходу с кладбища, где их ждали автобусы. Я не спешил, ожидая, что меня вновь пригласят в машину. И не ошибся.

Шагая по кладбищу, я в очередной раз позвонил на Катин автоответчик, доложил, что со мной все в полном порядке и вообще я – муж, вовсе не объевшийся груш…

На поминки мы ехали тем же любовным треугольником. Или это не треугольник, когда он в нее, она в меня, а я в собственную жену? Наверное, это часть какого-то более сложного угольника. И вообще, причем здесь углы?..

В ресторане я сделал все возможное, чтобы сесть подальше от клиентов. Возле меня тут же – и с виду вполне случайно – оказалась Марьяна Ванжа.

– Ну все, кусок! – сказала она тихо. – Теперь ты мой! Хренушки я тебя этой прищепке отдам!

В принципе она мне в качестве агентессы была больше не нужна, но отшивать женщин, не планирующих вроде бы выходить за меня замуж, не входит в мои привычки, и потому я согласно кивнул.

– Я твой, лоханка, навсегда. И что ты будешь со мной делать?

– Сейчас мы помянем Жору-Кавказца, а потом я тебя спионерю. У нас в компании сегодня курят бамбук… ну, то есть отдых, суббота сегодня. А дома фазер-мазер на природу подались.

У меня были совсем другие планы, но я опять кивнул. Не стоит устраивать разборки с женщиной прежде, чем в них возникнет надобность. Во всяком случае, Арчи Гудвину неукоснительное исполнение этого закона всегда помогало.

От другого конца стола, где сидели родственники Карачарова и руководство «Бешанзерсофта», понеслись продолжения тех хвалебных речей, что звучали на кладбище, однако атмосфера быстро освобождалась от печали. Впрочем, так всегда происходит на поминках, потому что покойного, присутствие которого тяготит людские души, больше нет.

Рядом с родственниками над маленьким столиком висела голография Жоры-Кавказца, а на столике, как и на могиле, стоял стопарик водки, прикрытый куском хлеба. Величие традиций состоит в том, что они, в отличие от людей, не умирают…

Потом было предложено выпить за память покойного – да будет земля ему пухом, – и я поймал себя на том, что едва не потянулся рюмкой, чтобы чокнуться с соседями. Однако вовремя спохватился. Наверное, все-таки поминки надо устраивать для узкого круга очень близких друзей, кто действительно воспринимает утрату, как трагедию. А мы всегда и везде стремимся изобразить нечто, напоминающее свадьбу. Впрочем, все это из прошлого нашего народа – не зря ведь писал классик, что «дружина пирует у гроба»… или там «у брега»?.. а-а-а, один черт, и потому имеет ли смысл бороться? Разве лишь церковь этим займется, да и то я был бы против…

– Слушай, кусок… Я вот не шуршу… не знаю… чего-то со мной ночью делалось… такие триллеры рисовались, и все про тебя да про тебя… К чему бы это?

– Не знаю, лоханка. – Я посмотрел на стол, выбирая закуску.

Все-таки стол был не свадебный – не наблюдалось заполонившего всё и вся оливье, зато присутствовали стаканы с киселем.

Интересно, что бы в таком случае выставил на стол Фриц Бреннер? Оказывается, знания Арчи Гудвина в этом вопросе ограничены.

Я сцапал с блюда бутербродик со шпротиком и принялся жевать. Во всех последующих тостах придется участвовать киселем, поскольку после ночного приключения надо держать порох в пороховницах сухим. То есть, иметь ясные мозги и послушные мышцы…

После второго тоста Марьяна о чем-то догадалась.

– Ты не хочешь меня грузить, да? – спросила она тихо. – У тебя проблемы, я же секу поляну. Ты даже не пьешь… Давай, когда все разойдутся, вернемся, послушаем Земфиру… ну да, да… не Земфиру, а песни Земфиры… Я кстати, узнала, как зовут лысую певицу… Груша Грушина…

– Хорошо, хорошо… Если меня не призовет на службу чувство долга…

– Да трахала я твое чувство долга!

Марьяна была уже навеселе, и я заопасался, как бы она не потеряла контроль над собой. Мне совсем не хотелось, чтобы Полина увидела, как эта пигалица пристает ко мне с сексуальными домогательствами. После такого спектакля выходной день для Марьяны превратился бы в день получения выходного пособия, а мне, если подумать, она бы еще могла пригодиться – и не только в качестве постельной партнерши, но и как агентесса. Увы, у альфонсов свои сложности, не менее серьезные, чем у любовников…

52

Поминальщики начали покидать ресторан. Из руководства первой собралась Полина. Шагая к дверям, она вновь озиралась по сторонам – как перед моргом, – и в конце концов ее взгляд нащупал меня. К счастью, пьяная Марьяна как раз выскочила почистить перышки («ужо пора в эмжо»), а я сделал вид, будто Полины не замечаю, и все обошлось – положение моей молодой подружки было в «Бешанзерсофте» сохранено. По крайней мере, до завтрашнего дня.

Марьяна появилась в зале, когда Полина уже исчезла. И тут все устаканилось как нельзя лучше: Марьяну зацепил некий чернявый паренек со щетиной трехдневной небритости, и она задержалась возле него. Наверное, хотела, чтобы я ее приревновал. Но меня это как никогда устраивало, потому что женщины Арчи Гудвина сейчас не интересовали. То есть, интересовали, конечно (что я такое говорю-то!), но еще больше его интересовал некий мужчина. Я уже знал, что буду делать дальше, и только ждал, когда он поднимется из-за стола.

Наконец, он совершил сей долгожданный поступок, и я тоже стартовал со своего места и принялся лавировать между слоняющимися по залу поминальщиками, раскланиваясь в приступах вежливости и пребывая в готовности удрать, если Марьяна бросит своего чернявого и переключит свое внимание на мой исход. В результате мы с Константиновым оказались возле дверей одновременно.

– Вы уже отбываете, Антон?

– Да, – сказал он. – Работу никто не отменял. У нас ведь выходных нет, как у младшего персонала. Надо заехать в «Бешанзер», посмотреть, что там… А вы хотите со мной поговорить?

– Хочу.

– По поводу случившегося ночью?

– Разумеется.

– Хорошо. Но сначала посетим известные места, вы не против?

– Никогда не проходи мимо халявного сортира. Это один из главных законов нашей жизни!

– Вот-вот… Давайте последуем этому закону. А потом пойдемте ко мне в машину, там нам не помешают.

– А Полина Ильинична?

– Она вызвала служебную машину и уже уехала в «Бешанзерсофт».

Я изо всех сил постарался сдержать вздох облегчения.

Мы посетили известные места, где он сделал дело, а я целых два – без одного из них предстоящий разговор был просто бессмысленным. Потом мы вышли из «Северной Венеции» и спустились к уже знакомому мне голубому «рено». Угнездились внутри. Помолчали – я думал с чего начать.

Наконец он не выдержал:

– Что мы тут? В молчанку играть собрались?

– Нет, – сказал я. – Есть у меня для вас одна любопытная история. Думаю вот, с чего начать. – Я посмотрел на него в упор.

– А вы начните с главного! – В голосе Константинова звучал неподдельный интерес, такой, что я даже засомневался: не ошибаюсь ли все-таки?

Но время сомнений ушло. И я начал:

– Предположим, живет на Земле человек, способный, как бы фантастично это не звучало, слегка изменять силу тяжести. Совсем чуть-чуть и в очень ограниченном пространстве, но пожелай он, и гравитация меняется. Конечно, практической пользы от такого таланта – мизер, но для умного человека и мизер – хорошая подмога.

– А что, – сказал Константинов. – Весьма полезный талант, как я понимаю! Приходишь, к примеру, на рынок, берешь кило бананов, а весы показывают девятьсот граммов.

– Вот-вот, – отозвался я. – Или, к примеру, играешь в футбол. Нападающий. Нападающему, который умеет перепрыгнуть или перевисеть в воздухе защитников, цены нет. Все верхние мячи твои. И ни к кому и в голову не придет, что АНТ-25 не ногами сильнее. Да и какая разница, почему человек лучше прыгает. У одного – сильные мышцы, у другого – умение в момент прыжка уменьшить на мгновение вес. Индивидуальные особенности организма…

Я посмотрел на Константинова.

Тот достал из кармана пачку сигарет и закурил.

– Весьма полезный талант, – повторил он. И добавил гнусаво: – Тебе бы не жуликов ловить, начальник, тебе бы книжки писать.

– Книжки так книжки, – сказал я. – Но сюжет этой книжки только начинается. Увы, не повезло в жизни нападающему. Футбол не из одних прыжков состоит. Бегать надо, в стык идти, подкаты делать. Крестообразные связки не выдержали. И намечавшаяся было великолепная карьера отправилась псу под хвост. Образования нет, работы нет. Хорошо, подружка детства имеется, которая помочь способна. И стал бывший член футбольной сборной работать охранником в солидной фирме, занимающейся новыми технологиями. Постепенно с помощью все той же подруги детства вырос до члена совета директоров. Ну а аппетит, как известно, приходит во время игры. Да и чувства старые к подружке, еще в школьные времена появившиеся, возродились. Одна беда – замужем подруга детства. Правда, муж ее – тот еще муж, заголубел вдруг, в гея превратился, но для пользы фирмы не хотят супруги разводиться. В придачу любовник у подруги завелся, разумеется, – в таком возрасте без любви-то уже можно, а вот как без постели? Героя же нашего, футболиста бывшего, подруга к себе не подпускает. Хоть зубами скрипи от ревности, хоть вешайся! Но не такой он парень, бывший нападающий! Не привык он проигрывать. Думал он думал, как своего добиться, и пришла в конце концов идея – убрать любовника, а самому попытаться место его занять. Куда тогда подруга денется? Одна беда, начнется следствие, сразу к нему и придут сыскари. Слишком явный мотив. Безвыходная получается ситуация, но хитер оказался футболист – решил спрятать убийство соперника в серии из трех убийств, причем мотивы первых двух полностью скрывают истинный мотив третьего. И там, и там вроде бы на главном плане корысть. В общем, о ревности никогда не догадаешься. И подозреваемых – пруд пруди. Но и того мало. Способ, которым наш футболист решил осуществить убийства, просто уникален. Полагаю, никогда в истории человечества он прежде не встречался. Что будет с машиной, если на повороте ее вес неожиданно уменьшится? Да ее просто снесет с дороги. И любой здравомыслящий человек посчитает, что водитель превысил скорость и не справился с управлением.

Я снова посмотрел на Константинова.

Тот теперь недоверчиво улыбался. В глазах его не было ни капли страха.

И в самом деле, чего ему бояться? Моих слов?

Тем не менее я продолжал:

– Я не знаю, друг мой, сгорали машины в результате аварии или вы находились поблизости и поджигали их своими руками. Могло быть и так, и эдак. Проверить ничего не проверишь.

Константинов перестал улыбаться. Раздавил в пепельнице сигарету, взял с заднего сиденья кейс, открыл и извлек на свет какую-то фитюльку.

Фитюлька тут же запульсировала красным огоньком.

– Все это фантазии, – сказал Константинов и снова улыбнулся, теперь понимающе.

Я достал из нагрудного кармана диктофон и выключил его. Фитюлька перестала пульсировать.

– А если так?

– А если так? – Константинов перестал улыбаться. Взгляд его серых глаз стал острым и колючим. – Ты умен, Мезенцев. Все было именно так, как ты предполагаешь. Я тебе больше скажу: Петра и в самом деле я сжег, потому что машина не загорелась. С Василием же и Кавказцем получилось как надо. – Он убрал фитюльку назад, в кейс, и снова закурил. – Ну вот, теперь ты все знаешь. И что дальше? Пойдешь к ментам? Тебя там на смех подымут. Или в психушку определят. Да менты просто слушать не станут. Потому что версия у тебя за гранью разумного объяснения и ментам она не нужна. Доказать-то никто никогда ничего не сможет. Ребята просто не справились с управлением и разбились. И это устраивает всех. Ментов. Меня. Полину.

Насчет Полины он крепко ошибался, но не я был тем человеком, который объяснит ему истинное положение вещей.

– Ты тоже умен, – сказал я. – Просто удивительно умен для футболиста, обычно они дуболомы дуболомами.

– Не все, – сказал он. – К тому же я все-таки сделал одну глупость. Решил обратиться к тебе, когда выбирал частного детектива. Думал, человек, занимающийся слежкой за блядями, сам себе ограничил потолок. Оказывается, у тебя потолок иной. Но это не имеет никакого значения.

Он был прав, но и это не имело никакого значения.

– Ладно, – сказал я. – Суда людского ты не боишься. А судьбы? Судьбу ведь не обведешь вокруг пальца, она тебя подстрелит в самый неподходящий момент.

Он ухмыльнулся и выпустил мне в лицо струю дыма:

– Судьбы я не боюсь. Я – везунчик. Мне не повезло лишь в одном, с собственным здоровьем. Иначе бы я давно ходил в мировых звездах. И такие как ты открывали бы передо мной двери в люксах… А теперь давай, выматывайся из машины. Твоя работа на «Бешанзерсофт» закончена. Преступника ты, к сожалению, не нашел. Не с твоими талантами!.. Тем не менее расходы детективного агентства «Макмез» мы оплатим. Скажи за это спасибо Полине. И предупреждаю тебя: оставь ее в покое. – В голосе его зазвучала угроза. – Чтобы я тебя больше рядом с нею не видел! Кроме принудительной аварии, есть и другие способы отдать богу душу. И другие способы давления.

Конечно, дальше нам с ним было не по дороге. Я положил диктофон в барсетку и выбрался на тротуар.

53

Меньше всего мне сейчас хотелось снова столкнуться с Марьяной – она могла изрядно осложнить остаток дня. Все мои дальнейшие планы были связаны совсем не с нею и не с песнями Земфиры. Все дальнейшее было связано с чувством долга, столь ненавистным Марьяне… Или всему ее поколению? Ведь руководствуйся чувством долга тот качок, ее воздыхатель Егор, она бы вряд ли узнала обо мне и Полине. Хотя, думаю, я приукрашиваю собственное поколение. Как бы то ни было, Марьяна – тоже способ давления. Хотя использует этот способ не АНТ-25, а сама судьба.

В общем, я уносил ноги от ресторана пусть и не со скоростью одноименного с бывшим футболистом самолета, но на приличных рысях.

Интересно, а у него какие есть способы давления? Он-то ведь не Марьяну имел в виду. Он что, надеется оговорить меня в глазах Полины?

И тут я похолодел. А потом ухнуло в низ живота сердце да так, что я вынужден был остановиться и вцепиться в уличный фонарь.

Тут же подскочила какая-то пожилая женщина с хозяйственной сумкой на колесиках:

– Вам плохо, молодой человек?

Мне было плохо, но помочь она ничем не могла. И я остановил ее добросердечие, удержавшись, к счастью, от грубости, хотя и не люблю таких вот добряков. На войне от них одни проблемы, а я сейчас оказался на войне.

– Спасибо, мамаша, – сказал я холодно. – Со мной все в порядке.

– А то у меня валидольчик… – голос женщины стал нерешительным.

Я обнаружил, что правая моя рука лежит на сердце, и перекинул ее в правый карман пиджака.

– Все в порядке, мамаша, – повторил я. – Ступайте себе с богом!

Она сделала губы в ниточку и укатила свою сумку прочь.

А я отдышался и приступил к процессу освобождения от возможного хвоста. Первым делом добрался до ближайшей станции метро, отыскал там общественный туалет, забрался в кабинку и проверил свою одежду «майором прониным». С облегчением вздохнул – жучков мне Константинов не подсадил. Впрочем, он ко мне и не прикасался, а прикоснуться мог только с единственной целью – получить ответный в лоб. Только это было ему совсем ни к чему…

Черт возьми, какой же я баран! И все вроде вчера правильно сделал, но с чего бы тогда Константинов заговорил про способы давления?

Тревога погнала меня вперед, но хвоста за собой ни в коем случае привести было нельзя. Поэтому пришлось некоторое время потратить на вновь ставшие привычными внезапные прыжки в закрывающиеся двери метровагонов. Это я проделал дважды, а потом пересел на полукольцо. Там я тоже поберегся, проехал на одну остановку дальше – до «Шоссе Революции», – там вновь совершил прыжок в дверь и вернулся на «Полюстрово».

Когда я шел к гостинице, мне снова сдавило сердце и вновь пришлось постоять немного и даже посидеть на скамеечке в парке.

С неба на меня смотрело уже становящееся осенним солнце, которому не было дела ни до меня, ни до моих проблем.

Войдя в гостиницу, я сразу сунулся к стойке.

– Мне надо к Екатерине Измайловой. Она живет у вас на третьем этаже. – Я назвал номер. – Позвоните ей, пожалуйста.

Портье повозил мышкой по коврику, сверился с дисплеем и объявил:

– Измайлова больше у нас не живет.

– Как не живет? – Я чуть не сел на пол.

– Съехала сегодня рано утром. – Портье вновь глянул на триконку. – Еще в восемь часов.

– Сама съехала?

– Да, никто к ней не приходил.

– И ничего не просила передать?

– Кому?

Это был вопрос ниже пояса. Это был конец.

Но я продолжал рыпаться.

– Номер еще не заселен?

– Нет, но там уже сделали уборку.

– А могу я поговорить с горничной? – Я достал из кармана удостоверение частного детектива. – Дело идет о гибели человека.

Как ни странно, портье оказался вовсе не козлом вонючим, как большинство из них. Он глянул в мое удостоверение и успокаивающе кивнул насторожившемуся было охраннику.

– Хорошо, проходите.

Я отыскал горничную – молодую девушку, с которой в другое время от души бы полюбезничал. Но сейчас она была для меня функцией, с чьей помощью я мог отыскать Катины следы. Поэтому я был сдержан и строг. Собственно, тревога и может породить в сердце либо сдержанность и строгость, либо истерику и безволие, но до последних я еще не докатился. И, бог даст, не докачусь!

Никаких следов я не нашел. Горничная ничего не знала, к Кате никто не приходил. Остался после выезда постоялицы обычный мусор: упаковка от зубной щетки, мятые бумажные полотенца, гигиенические прокладки…

Я выдавил несколько сухих слов благодарности и оставил девушку в покое. Выйдя из гостиницы, вновь углубился в парк и сел на скамеечку.

На меня по-прежнему смотрело равнодушное солнце.

Я выкурил сигарету, не чувствуя ее вкуса. Потом достал из кармана мобильник и позвонил Константинову.

– Что надо? – ответил тот. – Я же сказал, ты больше на «Бешанзерсофт» не работаешь.

– Как ты выманил из гостиницы мою жену?

– Ах вон ты о чем? – В голосе АНТа-25 послышалось самодовольство. – Уже обнаружил?

– Как ты выманил ее из гостиницы? – Я почти кричал, и на меня начали оборачиваться прохожие.

– Твоим голосом, братец. «Бешанзерсофт» – серьезная компания с серьезными техническими возможностями.

Он был прав. А я об этих возможностях не подумал.

– Отпусти ее. – Я знал, что просить бесполезно, но ничего не оставалось.

– Да запросто! Оставь Полину в покое, и твоя жена будет свободна.

Я знал, что он лжет – свидетелей не отпускают.

– Поклянись!

– Клянусь! – Опять смешок.

Я знал, что во всем виноват сам – у частного детектива вообще не должно быть жены, если он пытается изобразить из себя убойный отдел. А уж если женился, не рвись в бой. Берись за безопасные дела – к примеру, следить за чужими половинами – и не суй когти в пламя!

Однако надежда еще жила во мне, потому что я спросил:

– Слушай, а почему я тебе должен верить? Может, она просто перебралась в другую гостиницу?

Опять смешок.

– Не льсти себя надеждой. У нее был с собой медицинский скальпель. Мы уже отправили тебе бандерольку. Скоро ты его получишь.

Надежда моя не умерла, потому что не умерла Катя. Этому подонку не было смысла убивать ее раньше времени.

Рядом с надеждой родилась ярость, разрослась, обволокла, наполнила с ног до головы.

– Если с ее головы упадет хоть один волосок, я тебя прикончу, – сказал я. – Этим самым скальпелем кишки выпущу. Из-под земли достану, так и знай.

Опять короткий смешок.

– Я просто обдристался со страху, – сказал Константинов. – И знаешь, братец, что тебе отвечу!

– Я тебе не братец… Что ты ответишь?

– Пошел ты на х…!

Пожелание его не исполнилось – на х… я не пошел.

Я по-прежнему сидел на скамейке в залитом солнцем парке и размышлял.

Ярость улеглась, способность соображать вернулась. И с каждой следующей минутой размышлений ситуация представлялась мне все более и более безвыходной.

Совершенно ясно, что Катю он не выпустит. Сейчас не двадцатый век, с его остатками соплей, когда бандиты еще отпускали заложников. Сейчас другие времена, более жесткие, и пусть Константинов и не радикал-мусульманин, но поступит он по общепринятым принципам. Дело не в моем обещании отступиться от Полины. Тем более что я не к ней и не подступался, это она ко мне подступилась… Ну пообещал я отстать от нее, где гарантия, что, отпустив Катю, Константинов добьется своего? Кто мне помешает спать с Полиной и дальше, если она сама горазда? Да никто… Нет, Катю он не отпустит. А вот если его прикончить, то подчиненные, оставшись без руководителя и его приказов, возможно, и отпустят пленницу на все четыре стороны. Во всяком случае, в этой ситуации есть хоть какой-то шанс…

Стоп, а какие есть еще варианты?

Во-первых, обратиться к ментам.

Тут я получу на руки труп – с гарантией!

Во-вторых, попытаться отбить жену самому.

Какими силами? Даже если я буду вооружен, как Арнольд-коммандо, живой ее не получу! Чтобы сломать женщине шейный позвонок, если она не бой-баба, много времени не надо. А Катя далеко не бой-баба…

В-третьих, обратиться к Полине. Пожаловаться на старого приятеля.

А что? Хуже-то все равно не будет. Тем более что я отыскал ей убийцу мужа и любовника. Да, без доказательств, но такое это дело, что доказательств вообще не существует. Доказательств нет, но долг обязывает доложить.

Я позвонил Полине и, как и в предыдущие разы, сказал:

– Молчи, пожалуйста, и слушай, что надо сделать.