Текст книги "Дельфин в стеарине"

54

Когда я ехал в Вавилонскую башню, мне снова пришло в голову, что в цепочке мелких неприятностей, случившихся с Катей, завершившейся похищением, виноват я и только я. Не надо было мне ходить в казино воскресным вечером. На получение денег надо тратить не удачу, а собственный труд.

Я вспомнил, как она сказала: «Если взамен каждой моей неприятности будет возникать случайность, полезная для дела, я готова бить чашки хоть каждую минуту».

Черт, а может, она вообще знала о моих «рубашках»! Может, Марголин ей все-таки что-то рассказал! И она убила его не только из-за детей. Но все доктор вряд ли знал – сомнительно, чтобы Альбина вводила его в подробности своих умений…

Так виноват я в случившемся, выиграв в казино, или нет?

Ни к какому определенному выводу я не пришел. Да и не мог прийти.

Вернувшись в родной офис, чтобы скоротать время, я надиктовал отчет Полю и попросил ИскИна рассчитать вероятность реализации последней версии.

– А какова вероятность реализации умения со стороны человеческого существа изменять гравитационную постоянную? – ответил он вопросом на вопрос.

И поставил меня в тупик.

Действительно, а какова эта вероятность? Скажи я любому нормальному человеку о существовании такой способности, он позовет ко мне психиатра. Кстати, не факт, что и Полина не позовет. Но тут уж деваться некуда. Это единственная версия, которая все объясняет. А уж решать, насколько она сумасшедшая, будет сама Полина. В двадцатом веке у физиков наибольшим уважением пользовались именно сумасшедшие теории. Будем надеяться, что программист двадцать первого века менталитетом не слишком отличается от физика двадцатого. И те, и другие находятся, как раньше говорили, на передовой современного научного процесса.

– С точки зрения материализма или оккультизма?

– Материализма.

– Тогда – ноль.

– Ну и вероятность – ноль.

– Как хорошо, – сказал я, – что люди, в отличие от тебя, все-таки не до конца материалисты!

– Я этого не понимаю, – сказал Поль, глядя на меня выпуклыми глазами Хабенского.

– И слава богу! Иначе бы нас всех можно было превращать в аккумуляторы для электропитания таких оглоедов как ты.

– Не понимаю.

– И не поймешь. Фильмы надо смотреть, а не только в Сети торчать.

– Задание понял. – Физиономия Хабенского сменилась каким-то списком. – Пометьте, с каких фильмов начинать.

Оказывается, эта мешанина импульсов предлагала мне перечень имеющихся в Сети фильмов.

Я взялся за мышку. И вдруг понял, что ситуация вовсе не так проста. Я мог бы отметить те фильмы, что нравятся мне, но ведь я-то – человек и взрослый мужчина. А Поль – нечеловек, своего рода ребенок, и обучать его, вообще говоря, должен специалист.

Тут специалист и позвонил в дверь.

Я переключил компьютер на коридорную камеру, глянул – тот ли появился на триконке, кого я жду.

Тот! Вот она, госпожа Полина Шантолосова, создательница ИскИнов и любительница чужих мужиков, собственной персоной. По-прежнему в трауре – в смысле одежды, а не выражения лица.

Я вышел в приемную, открыл дверь, приложил палец к губам. Провел клиентку в кабинет, достал из стола «майор пронин».

Через пару мгновений жучок был найден.

Пудрить мозги подслушникам больше не требовалось, и я открыл форточку и попросту выбросил чудо нанотехники в окно. Честно говоря, мне очень хотелось раздавить его каблуком, растереть по полу в пыль, в порошок, в прах, но не было ни малейшего уверенности в том, что прочность моей обуви, а вернее сила моей ноги окажется достаточной для столь жестокой расправы.

– Под Ниро Вульфа косишь? – спросила Полина, глядя на глобус.

– Кошу, – согласился я. – Жаль только, вешу много меньше. Иначе был бы поумнее.

– А мне не жаль. Я имею в виду твой вес. С такой тушей, как Ниро, в постели, наверное, сущее наказание.

– Слушай, – сказал я Полине, – какой фильм лучше всего предложить ИскИну «СА Полина v3.1» для начала обучения?

– Обучения – чему? Сексу? Тогда лучше какую-нибудь порнушку. – Она смотрела на меня с улыбкой, в которой не было ничего, кроме любви.

А ковра в кабинете не было. Как и желания – у меня. И вообще наши настроения, похоже, находились в противофазе, хотя я и держал себя в руках.

– Да ну тебя!.. Я имею в виду разрекламированный вами процесс самообучения сетевых агентов.

– Тогда начните с «Падения Гипериона».

– Что ты говоришь? У него же мозги расплавятся!

– Расплавятся – компания «Бешанзерсофт» сделает перепрограммирование. Но ведь могут и не расплавиться.

Я вытаращил глаза:

– Погоди… Вы что же, осуществляете развитие ИскИнов с помощью метода проб и ошибок?

– А как еще? Ты полагаешь, я могу разработать алгоритм обучения? Это же стохастический процесс!..

Я вспомнил еще об одном вопросе, который занимал меня в последние дни.

– А вот что мне еще интересно… Компания «Бешанзерсофт» способна забираться в мозги своим ИскИнам уже после того, как продала их?

– С какой целью?

– Ну, мало ли, с какой… Всегда могут найтись причины…

Полина пожала плечами:

– Технически эта задача, разумеется, выполнима, но за сетевыми связями таких компаний как «Бешанзерсофт» следят хакеры конкурентов и нас бы уже давно обвинили как минимум в промышленном шпионаже. Или во вмешательстве в частную жизнь. Судебными бы исками задушили… – Полина подошла к окну. – Послушай, ты меня сюда позвал для того, чтобы проконсультироваться насчет «Полины»?

Я подошел к ней, и мы глянули на зеленые просторы Смоленского кладбища. Кое-где в зелени уже появились вкрапления желтого – кажется, осень обещала быть в этом году ранней.

– Здесь твоя «Полина» зовется «Полем», – напомнил я. – А вообще-то любопытная мысль – Полина учит «Полину». Но позвал я тебя сюда не для этого. Детективное агентство «Макмез» намерено отчитаться перед клиентом за проделанную работу.

Полина присвистнула.

Никогда бы не подумал, что она умеет свистеть, да еще без помощи пальцев!..

Мы еще пару минут постояли возле окна, на расстоянии начинающегося объятия, но ни один не сделал ни одного движения навстречу другому. Мы были рядом, но не вместе…

Потом она угнездилась в кресле для клиентов, достала сигареты и дождалась, пока я поднес зажигалку. Прикурила и выпустила через ноздри две струйки дыма. Сейчас она выглядела совсем иной, чем вчера, когда, распластанная на светло-коричневом ковре и сжимавшая бедрами мою талию, стонала под энергичными наскоками-толчками. Сейчас она была больше похожа на мужчину, чем на женщину. Во всяком случае, во взгляде ее точно присутствовало нечто мужское. Наверное, логика. Или стопроцентная готовность к серьезным решениям.

– Хорошо, начинай! – сказала она.

Я поставил перед нею пепельницу. И начал.

55

Когда я закончил, Полина надолго задумалась. Закурила очередную сигарету.

– По крайней мере, твоя версия многое объясняет, – сказала она наконец. – Если не все.

– Да, – согласился я. – Объясняет она действительно все. Вот только с доказательствами напряженка.

Я тоже раздумывал. Так говорить ей про похищение Катерины или нет? Тут ведь у нас с этой бизнес-леди интересы сильно расходятся. Не удивлюсь, если в душе она даже обрадуется случившемуся. Еще бы, в формуле отношений «Полина+Максим+Екатерина» прямая конкурентка выведена за скобки! Тут даже женская логика оценит плюсы новой ситуации, не то что Полинина…

И я промолчал.

– Достаточность или недостаточность доказательств – это прерогатива клиента, – сказала Полина.

Что за странная фраза! Как ее понимать? Моя работа, как уже заявил господин Константинов, завершена? Или, наоборот, все в самом разгаре и надо землю рыть в поисках доказательств?

– Ты знаешь, – продолжала Полина. – После того как погиб Георгий, я и сама была уверена, что все три преступления совершил Антон. Ты просто объяснил, КАКИМ ОБРАЗОМ он это сделал.

– Вот уж не думал, что ты примешь мое объяснение.

– Почему? У меня достаточно развита фантазия, чтобы оценивать возможности человека. – Она выпустила под потолок струю дыма и посмотрела, как он потянулся к вентиляционному отверстию в стене.

Гадом буду, если у нее в голове в этот момент не прыгали уравнения, описывающие движение турбулентных потоков!..

– Моя ментальная конституция вполне допускает существование у человека подобных возможностей, – продолжала Полина. – Это ведь в принципе мало чем отличается от колдовства.

– Но доказательства?..

– Я попытаюсь получить доказательства. – Она раздавила окурок в пепельнице, встала и подошла. Раскрутила глобус, как рулетку, и подождала, пока он остановится.

Глобус остановился к ней европейской частью России.

Полина вздохнула – то ли облегченно, то ли сокрушенно – и повернулась ко мне:

– Я правильно понимаю, что трахаться мы сегодня не будем?

Я замотал головой:

– Прости, но после всего случившегося за последние сутки у меня попросту не встанет.

– Бедненький ты мой! – Она подошла и погладила меня по голове.

Прикосновение не было соблазняющим. Так мать успокаивает сына, набегавшегося во дворе и по собственной вине наполучавшего шишек.

– Проводи меня, пожалуйста, до лифта.

Мы вышли из кабинета, пересекли приемную и выбрались в коридор.

Охранник Мишаня бросил на Полину такой горячий взгляд, будто хотел разложить ее прямо тут.

В моей душе родилось самодовольство, но я сумел не выпустить его наружу.

Полина кивнула Мишане, и он просто просиял. Мы подошли к лифту, я нажал кнопку вызова кабины.

– Я только что поняла, как получить доказательства, – сказала вдруг Полина. – Я тебе позвоню. У тебя ведь есть оружие?

– Разумеется.

Створки лифта распахнулись, она шагнула в кабину.

– Жди звонка.

Створки закрылись, и лифт унес ее прочь.

– Что за бабень? – спросил Мишаня, когда я возвращался к себе.

– Клиентка, – сказал я.

– А-а… А то я подумал, ты в выходной, пока Екатерина Евгеньевна дома, развлекаешься.

И он, и Вовец почему-то уважали Катю до такой степени, что называли ее исключительно по имени-отчеству.

– Есть два главных закона построения внесупружеских отношений между мужиками и бабами. Знаешь – какие?

Мишаня не знал.

– Закон первый. Не дери, где живешь, и не живи, где дерешь. Закон второй. Не дери, где пашешь, и не паши, где дерешь. Тогда не будет проблем. Понял?

– Понял!

– Вот так-то, парень.

Я вернулся в офис.

На душе у меня опять скребла кошка по имени Страх, и потому я хорохорился.

– Знаешь, – сказал я Полю, – какую фразу произносит парень, когда собирается бросить девушку?

– Какую?

– Я тебе позвоню.

– Понял, – сказал Поль. – Запоминаю.

56

Полина позвонила по мобильному через десять минут.

– Я только что разговаривала с Антоном. Мы встречаемся с ним сегодня в восемь в моем кабинете, чтобы разрешить все возникшие между нами проблемы. Ты должен ждать его внизу, на первом этаже «Бешанзерсофта». Услуги твоего детективного агентства будут оплачены в полном объеме. Все понятно?

Мне было понятно все.

Едва я отключил мобильник, ожил служебный.

Звонили из местного отделения «Экспресс-почты».

Я дал добро на видеоканал.

На триконке появилась дама бальзаковского возраста. Седеющие волосы, равнодушный взгляд чиновника средней руки…

– Господин Максим Мезенцев?

– Он самый, сударыня.

– Вам пришел пакет. Если вы в течение четверти часа будете на месте, рассыльный принесет его.

– А кто отправитель?

Дама скосила глаза в сторону:

– Акционерное общество «Бешанзерсофт».

Я сразу все понял.

– Хорошо, я подожду вашего рассыльного.

Пакет принесли через десять минут. Стандартный маленький конверт с рекламными надписями «Бешанзера».

Я расписался в бумагах рассыльного, проводил его до дверей, заперся и вскрыл конверт.

Блеснул металл. Внутри конверта, воткнутый острием в мягкий пластик, лежал скальпель, когда-то подаренный Кате отцом.

Я вытащил его из конверта, освободил острие, провел пальцем по холодному боку, потом по лезвию.

Перед моими глазами стояла Катя, понявшая, что ее обманули, пытавшаяся защититься с помощью отцовского подарка. Но ее схватили за руку, выкрутили, обезоружили…

И эта самоуверенная сволочь, Антон Константинов, без опасений воспользовался фирменным конвертом, чтобы прислать мне ее оружие. Будто хотел подчеркнуть, что против меня работает не одиночка, а целое акционерное общество, со всеми его службами и возможностями.

Снова в душе вспыхнула ярость, но я задавил ее, загнал в глубь своего альтер эго. Потом я еще раз провел пальцем по лезвию скальпеля и убрал его в стол.

Дальше я действовал, как автомат, как солдат, выполняющий приказ генерала, как получивший задание сетевой агент.

Я позвонил на Катин автоответчик и в очередной раз сообщил, что у меня все в порядке.

Даже если это сообщение никто не услышит, я не мог иначе.

Потом я закрыл офис, поставил на сигнализацию и распрощался с Мишаней. Потом спустился вниз, дождался автобуса и добрался до метро. Потом привычным путем обрубил возможные хвосты (это было бессмысленно, но я не мог иначе) и отправился на Московский вокзал за «етоичем». Взрывчатку, правда, с некоторых пор в автоматических камерах хранить стало невозможно – на входе в помещение стоят анализаторы запаха (очередное чудо нанотехники), к счастью, пока не способные выявлять вычищенные огнестрелы. Борьба с терроризмом, мать-перемать!..

Выудив из ячейки завернутый в ткань «етоич», я перебрался в туалет, занял свободную кабинку, развернул тряпицу и протер сухими концами оружие. По делу надо было его почистить и смазать, но я почему-то был уверен, что он меня не подведет. Потом я выбросил тряпку в урну для использованного пипифакса, переложил «етоич» в подплечную кобуру, покинул вокзал и переходил из кафе в кафе (выпивая в каждом по малюсенькой чашечке кофе) до тех пор, пока не пришло время отправляться в компанию «Бешанзерсофт».

Оказавшись на Долгом Озере, я позвонил Полине.

– Через пять минут буду на месте.

– Хорошо, – сказал в трубке знакомый певучий голос. – У меня ничего не изменилось. В восемь он заявится ко мне.

Я вошел в холл «Бешанзерсофта» без пяти минут восемь.

Там находились только охранники. Они, разумеется, узнали меня, но попытались выпереть на улицу. Однако я заявил, что вызван Полиной Ильиничной, намерен ждать ее и, пообещав им неприятности, пресек самодурство. Поскольку они от меня отстали, я вел себя правильно.

Главная в театре, как известно, всегда уборщица… Но не всегда!

Я расположился на диванчике, так, чтобы видеть створки лифта для руководящего персонала, взял со столика какой-то журнал и принялся его перелистывать. «Етоич» под мышкой чувствовал себя, как у христа за пазухой, и я знал, что убью Константинова еще до полуночи. Журнал я читал соответственно собственному состоянию – буквы не складывались в слова, а слова не превращались во фразы. Я был как настороженная растяжка – Константинов должен был своим появлением из лифта привести меня в действие на собственную погибель. Моя возможная погибель при этом совершенно меня не волновала: судьба решит.

А Константинов должен был пропасть хотя бы потому, что был слишком уверен в собственной неуязвимости. Ишь, гад, даже к дорожным инспекторам самолично меня направил. Наглость и самоуверенность давно уже жили в его душе. Но он забыл, что оказался на войне. А на войне всяк, ставший вдруг самоуверенным, неизбежно пропадает. На моей памяти было десятка полтора таких случаев. Трое были моими друзьями, и я предупреждал их. Но самоуверенность глуха и слепа. Впрочем, это, наверное, тоже печать судьбы…

В восемь пятнадцать в кармане зазвучала мелодия «Пусть так будет».

Я достал мобильник и нажал кнопку.

– Он вышел от меня, – сказала Полина, с трудом переводя дыхание: видимо, объяснение у них получилось весьма бурным. – Ты готов?

– Да.

– Жди.

– Хорошо.

Я продолжал расслабленно сидеть на диванчике – здесь, в холле, при свидетелях, я убивать Константинова не собирался.

Нет, сейчас он спустится на первый этаж, и мы уедем вместе на его голубом «рено». А потом его найдут разбившимся в автомобильной катастрофе. Повальное бедствие для совета директоров компании «Бешанзерсофт». Коллеги по работе – и в смерти коллеги. И меня вместе с ним найдут, если не повезет. Но я – везунчик, братцы, меня так просто не возьмешь. Константинов, правда, тоже считает себя везунчиком… Вот и посмотрим, кого судьба отметила сильнее.

На табло возле лифта загорелось число «46». Потом оно сменилось числом «45».. потом «44»… «43»…

Константинов спускался навстречу своей гибели.

Но что-то было не так, и через мгновение я понял – что. Кабина ползла слишком медленно, словно магнитный лифт не был скоростным. Потом на табло загорелся транспарант «Неисправность», и тревожно зазвенел звонок.

«42»… «41»… «40»…

Я ждал, по-прежнему держа в руках журнал.

«39»… «38»… «37»…

– Кто в лифте? – послышался голос одного из охранников. – Кто в лифте, я спрашиваю.

– Нет связи, – крикнул другой. – Неисправность.

«34»… «33»…

– Через пульт самого лифта попробуй!

Один из охранников выскочил из-за бронестекла, пролетел через арку металлоискателя и, подскочив к лифту, нажал кнопку интеркома.

– Кто в лифте? Что там у вас случилось?

– Это Константинов, – послышался голос моей будущей жертвы. – Какого черта? У нас скоростной лифт или ползающий?

«28»… «27»… «26»…

– Остановить кабину, Антон Иваныч?

– Куда, к черту, остановить? Мне тут сидеть всю ночь, что ли?

– Так она на ближайшем этаже раскроет двери.

– А-а-а… Ладно, тогда останавливай!

– Витек, останови лифт!

«24»… «23»…

– Не останавливается.

– Антон, Иваныч! А вы сами нажмите кнопку «стоп».

– Нажимал. Не работает!

«22»… «21»…

Число «20» погасло, но «19» не загорелось – видимо, кабина остановилась между этажами. Потом «19» загорелось, и пошли мелькать следующие числа, все с большей частотой.

Далее все пролетело перед моими глазами, как кадры из блокбастера.

Крик:

– Черт возьми! Остановите!

Другой крик:

– Витек, останавливай же!

Третий крик:

– Не останавливается, Валера!

– А-а-а!

«3»… «2»… «1»…

Послышался шум, похожий на скрежет. Или на звон сработавшей пружины…

Крик Константинова оборвался.

Створки раздвинулись.

АНТ-25 лежал на полу, но был жив, поскольку рука его царапала стену под пультом управления. Потом он понял, что куда-то прибыл, медленно повернул голову и пополз к раскрывшимся створкам.

Валера тянул к нему руку, но войти в лифт явно опасался. Наконец голова и грудь Константинова оказались за пределами кабины, и Валера наклонился, чтобы подхватить его, схватил за кисти.

Бамп! Створки стремительно захлопнулись, Константинова оторвало от пола и поволокло вверх, прямо под свод ниши.

«1» погасло, но «2» не загорелось.

Раздался душераздирающий вопль, сопровождаемый криком Валеры, который все еще держал своего начальника за руки. Потом кабина вновь упала вниз, створки распахнулись, освобожденное тело задергалось в конвульсиях, и Валера выволок его из ниши.

Только тут я вышел из ступора и бросился на помощь.

Нет, пополам Константинова не перерубило, но помяло так, что мало не покажется. Все внутренние органы, похоже, оказались разорваны – Константинов чернел прямо на глазах. Но был жив – глаза его смотрели на меня, и он явно силился что-то сказать. Конвульсии прекратились.

– Что? – Я склонился над ним.

Губы его раскрылись. Правая рука дернулась, будто он хотел схватить меня за горло. Может, и хотел, но рука его уже не слушалась. Губы Константинова зашевелились, он по-прежнему смотрел на меня.

– Что? – Я склонился еще ниже, едва не касаясь ухом его носа.

– Ты… н-нико… – прохрипел он чуть слышно, – никогда… не… узнаешь… где… она…

Изо рта его вылез кровавый пузырь. Надулся. Лопнул. Начал надуваться следующий.

Я выпрямился.

Сволочь, даже в таком состоянии он хотел сделать мне больно. Честное слово, я бы растоптал его, кабы не стоявший рядом Валера с белым, как полотно, лицом.

«Да, мальчик, это тебе не девок щупать в свободное от работы время!» – почему-то подумалось мне.

Рот Константинова по-прежнему пузырился красной пеной.

– Что стоишь? – крикнул я Валере. – «Скорую помощь» вызывай!

Но было поздно. На черных губах лопнул последний пузырь, глаза остекленели, голова завалилась на бок, и кровь изо рта потекла уже струйкой.

Я прижал пальцем шею Константинова.

Пульса не было.

– Все, конец! – сказал я. – Докладывай начальству.

– Так он и есть мое начальство, – сказал тупо Валера.

Я изо всей силы тряхнул его за плечо.

– Он уже не твое начальство. Так что подбери сопли, вспомни инструкции и действуй как положено.

57

Дальше все развивалось согласно всем и всяческим многочисленным инструкциям, которыми регламентируется поведение должностных лиц в ситуациях, связанных с несчастными случаями на производстве.

Поскольку господин Громадин находился в своем кабинете, сообщили о происшествии ему.

Он спустился на лифте для обычного персонала, подтвердив неписанный закон о том, что руководителю гораздо проще стать обычным работником, чем наоборот.

Увидев меня, Михал Ефремыч побледнел, став похожим на охранника Валеру, который, впрочем, уже обрел профессиональные кондиции.

– Вы для меня, как черный вестник, – пробормотал Громадин.

– Неправда, – сказал я. – Это ваш «Бешанзерсофт» для меня, как черный вестник.

Он не понял, а я не стал объяснять.

Потом приехали врачи, чтобы зафиксировать смерть пострадавшего, предположительно – от многочисленных повреждений внутренних органов. Подробнее выяснится при вскрытии…

Потом откуда-то из-за бронестекла донесся голос Полины:

– Охрана, это Шантолосова. Что у нас с лифтом?

– Лифт неисправен, Полина Ильинична, – отозвался Витек.

Вот, кстати, кто действовал согласно всем инструкциям – пост не покинул, пока туда не вернулся Валера. А когда увидел труп, и бровью не повел. Наверняка служил в Закавказье…

– Воспользуйтесь другим, Полина Ильинична, – продолжал Витек.

Полина, как и Громадин, спустилась обычным. Вышла в холл. Увидев белые халаты, спросила:

– Что тут такое? Кому плохо?

– Несчастный случай, Полина Ильинична, – пояснил Громадин. – Погиб Антон Иваныч.

– Константинов? – Она разыграла удивление, как по нотам. – Как? Что случилось?

– Задавило лифтом. Не ходите туда.

Однако она пошла.

– Во баба! – сказал мне Витек, цокнув языком. – Кремень! Пока она тут работает, компания не пропадет.

Я понимающе покивал. И спросил:

– Ты не в Закавказье служил?

– Да, лазил по горам.

– И я тоже.

Мы с уважением посмотрели друг на друга, поскольку большего общения обстоятельства не предполагали.

Полина присоединилась ко мне через пару минут – ее участие в дальнейших событиях не требовалось. Чтобы разобраться с трупом, в «Бешанзерсофте» хватало и мужиков.

Мы вышли на улицу и сели в ее машину. Полина достала сигареты, я – тоже. Посмотрели друг на друга, закурили.

– Он был жив, – сказал я.

– Знаю. – Полина глубоко затянулась. – В лифте тоже есть телекамеры. Он упал с высоты двадцатого этажа и не разбился в лепешку. Догадываешься, почему?

– Догадываюсь.

– Да, он падал, но ускорение свободного падения было вовсе не девять целых восемьдесят одна сотая метра в секунду за секунду.

Мать-перемать, она наизусть знала, чему равно это долбанное ускорение!

– Полагаю, никаких доказательств больше не нужно, – продолжала она. – Полагаю, после сегодняшнего вечера члены совета директоров перестанут гибнуть в результате несчастных случаев.

Мать-перемать, она знала это долбанное ускорение с точностью до одной сотой! Мать-перемать, она всего за несколько минут придумала, как устроить АНТу-25 капитальную проверочку. Мне бы такой способ и в голову не пришел. А ей не просто пришел, но и был тут же реализован. Мало того, я уверен, что если бы долбанное ускорение оказалось равным этим девяти с лишним метрам, отказавшая система безопасности лифта наверняка бы сработала, и Константинов отделался бы лишь легким успехом. И еще не один десяток лет рассказывал бы приятелям, как ему однажды повезло. А те бы с завистью бормотали: «Ну, Антоша, ты – везунчик, честное слово! Просто в рубашке родился!»

Полина тронула меня за плечо:

– Куда едем?

– Отвези меня домой. На улицу Кораблестроителей.

Она посмотрела мне в глаза и вздохнула.

Больше мы не произнесли ни слова.

Только когда едва не проехали мимо нашего с Катей дома, я сказал:

– Высади меня здесь.

Она молча подкатила к поребрику тротуара.

– Я тебе позвоню, – сказал я, закрывая дверцу.

Полина кивнула и уехала.

Я проводил глазами ее «мерс». И вдруг запоздало подумал, что против Антона Константинова сработал не одиночка, а целое акционерное общество, со всеми его службами и возможностями. Ну почти так…

И пошел домой – ждать Катю.