Текст книги "Империя свободы. Ценности и фобии американского общества"

Школьная салатница

Наверняка все, кто жил в Америке, особенно если они приехали в свое время из России, отметили такую интересную особенность американских городов, как непривычное количество инвалидов. Их можно увидеть везде – на улице, в офисах, в транспорте и т.д. Создается невольное впечатление, что Америка – страна с повышенным количеством инвалидов на душу населения. Хотя это, конечно, не так. Даже наоборот. Просто инвалиды в Америке, как правило, не чувствуют себя каким-то отдельным, обособленным сегментом общества, как в России и во многих других странах. Когда говорят, что Америка является одной из самых удобных для жизни стран мира (а я, пожив долго во многих странах, убежден, что это именно так), то такая характеристика, безусловно, включает в себя удобства для нормальной жизни инвалидов. Все перекрестки в стране снабжены пандусами для съезда, имеющими специальное нескользкое покрытие, каждая станция метро обладает лифтом для инвалидов, а каждый рейсовый автобус или пригородный поезд – специальными устройствами для фиксации инвалидных колясок…

Американских детей с самого начала учат по-хорошему снисходительно относиться к инвалидам и людям с физическими и умственными недостатками. Американцы исходят из того, что инвалидом, к сожалению, может стать любой человек. Например, в результате аварии или болезни. Кроме того, общество воспитывает в маленьком американце сильное уважение к военным инвалидам: людям с обожженными лицами, потерянными конечностями и т.д. Каждая речь президента или, скажем, губернатора сопровождается одновременным переводом на язык глухонемых. Инвалиды – это очередное меньшинство, в которое может неожиданно попасть любой человек и которое требует равенства со всеми другими. Это часть американской демократии. Каждый ученик начальной школы знает, к примеру, уникальную историю американской активистки и писательницы Хелен Келлер, которая родилась в 1880 году в Алабаме и в детстве полностью лишилась слуха и зрения. Но тем не менее получила высшее образование и стала известным писателем, борцом за права инвалидов и участницей антивоенного движения. Она умерла в 1968 году, прожив длинную и богатую на события жизнь. Кстати, довольно распространенная практика в американских школах – знакомить детей с языком глухонемых. На это выделяется несколько обязательных учебных часов. Например, для ежегодного школьного спектакля детей учат исполнять песенку и одновременно делать соответствующие жесты руками на языке глухонемых.

Между прочим, равенство инвалидов приводит к тому, что в США вполне допустимы и даже популярны шутки и анекдоты про них. Хотя они нравятся не всем, их часто можно услышать по телевидению и радио. Так, в начале 1980-х годов в США появилась массовая мода на анекдоты про уже упомянутую Хелен Келлер. А сборник шуток про нее, названный «По-настоящему безвкусные анекдоты», даже однажды попал в список бестселлеров газеты «Нью-Йорк Таймс». Нетрудно заметить, что одной из особенностей американского юмора является то, что объектом жестокой, а то и издевательской шутки может стать любая категория людей, любое общественное явление, любое событие в истории и т.д. В предыдущей книге я писал о феномене шуток на тему «твоя мама такая…». Политическая корректность без борьбы отступает тут перед Первой поправкой к Конституции страны. Для русского уха многие из этих шуток звучат не просто не смешно, но и оскорбительно.

Я пролистал книгу шуток про Хелен Келлер и выбрал из них пару самых, наверное, приличных с точки зрения русского чувства юмора: «Однажды мама укладывает маленькую Хелен спать и говорит ей на языке слепоглухонемых: «Дочка, если ты сегодня вечером помолишься особенно хорошо и долго, то завтра все твои главные желания сбудутся». На следующее утро Хелен вся в слезах сообщила маме: «Мама, мои желания не исполнились! Я осталась слепой и глухонемой!» Мама ей в ответ: «С Первым апреля, дорогая! С Днем Дураков!» И еще: «Как Хеллен Келлер называет свой шкаф с одеждой? – Диснейленд!»

Однако такая атака с обоих флангов: с одной стороны – правовое и социальное равенство инвалида, гарантированное государством, и выработка у американских школьников равноправного отношения к инвалидам, а с другой – отказ от превращения их в группу, вызывающую только лишь сострадание и жалость, – позволяет достичь того, что в массе своей инвалиды в США чувствуют себя полноценной частью общества. Пусть меньшинством, но меньшинством, по правам и возможностям мало отличающимся от других уникальных меньшинств, например левшей или людей с повышенным весом. Разумеется, тут есть немало исключений, и в типичной американской школе могут легко гнобить «очкариков» и слабаков, а тот или иной инвалид может обидеться на конкретного юмориста, высмеявшего его физические недостатки.

Королю черного юмора, знаменитому американскому комику Джорджу Карлину не раз приходилось отвечать обиженным на его шутки слушателям. Чаще всего это были инвалиды, верующие или патриоты США. Типичная шутка Карлина о Боге звучала так: «Он вас любит. Он вас очень любит и ему нужны ваши деньги. Он всемогущий, всеведущий, он – полное совершенство и абсолютная мудрость. Он может совершенно все и даже больше. Но каким-то образом он совершенно не умеет зарабатывать деньги». Именно Карлин создал программу под названием «Семь слов, которые нельзя произносить по телевидению» и с удовольствием их произносил, вызывая новые судебные расследования. И выигрывал их. На его шоу собирались тысячи зрителей, а телевидение снимало программы с ним одну за другой. То, что сегодня на телевидении США можно услышать американский мат во всем его разнообразии, является прямой заслугой Джорджа Карлина. Еще один характерный образчик его юмора: «Вы замечали, что большинство противников абортов – это бабы, которых вы бы даже не стали просто трахать? Вот такой естественный баланс природы». Карлин издевался над попытками называть инвалидов – в соответствии с политической корректностью – как-то иначе, например «люди с ограниченными возможностями» или «люди с лимитированным зрением». «Скоро, – говорил он, – мы станем называть жертв изнасилований «недобровольными семяприемниками». «Есть ли, – шутил Карлин, – на специальной Олимпиаде специальные парковочные места для нормальных людей и как они отмечены?» Или: «Если психически больной человек с диагнозом множественной личности угрожает самоубийством, можно ли квалифицировать это как взятие группы заложников?» – и т.д. Кстати, в Нью-Йорке теперь есть квартал, названный именем Джорджа Карлина. Так или иначе, но равное отношение к инвалидам является еще одной иллюстрацией формируемого у американского школьника представления об окружающем мире как о единстве и разнообразии, понимания необходимости терпимо относиться к калейдоскопу самых разных, но равноправных людей, с которыми ему предстоит жить в своей Америке.

Конечно, школа готовит маленьких американцев и к другим жизненным реалиям. Однажды я присутствовал при разговоре двух мам. У одной дети ходят в очень престижную и дорогую частную школу, куда трудно попасть, а у другой – в публичную школу в хорошем фешенебельном районе под Вашингтоном. На вопрос второй мамаши: «Дорогая, в чем же главное отличие дорогой школы, куда ты посылаешь своих детей, от той, куда я посылаю своих?» – первая с ходу ответила: «В нашей школе наркотики намного дороже!» Мы посмеялись, но, сами знаете, в каждой шутке есть доля шутки. Остальное – правда. Подавляющее большинство американцев пробуют наркотики в школе. Конечно, далеко не все сохраняют эту привычку, однако для некоторых она становится жизненным трендом, который часто оканчивается плохо. Аналогией, пожалуй, являются сигареты и алкоголь в российских школах. Все через это проходят, но большинство – к счастью – вовремя останавливается. Про систему дедовщины и насилия старших в местных школах я уже писал – отошлю интересующихся к моим книгам про США. Другими словами, было бы совсем неправильно воспринимать американскую школу как цитадель благонравия, законопослушания и приличных манер. Это, конечно, не так. Как и в любой стране мира, школа не может не отражать жизнь со всеми ее положительными и отрицательными сторонами.

Мои дети ходили в американские школы, а у младшей дочери, которая проучилась первые пять лет в Москве, была возможность сравнить две школы. Я спросил ее однажды, в чем разница. Она ответила так: «Когда я заплакала однажды в американской школе, весь класс и куча учителей собрались вокруг меня. Стали успокаивать, предлагать сладости, спрашивать, в чем дело и т.д. Все хотели помочь и поддержать меня. Мне было очень тепло. В российской школе было бы все не так». Я никоим образом не претендую на репрезентативность ответа одной-единственной девочки. Она, к счастью для нас, ее родителей, росла отнюдь не плаксой. Но я уверен, что во многих российских школах на слезы ученика отреагировали бы так же. Да, наверное, и не в каждой школе США плачущий ребенок получил бы такую поддержку. Не надо пытаться увидеть в этом факте больше, чем в нем есть. Но при этом он все равно остается фактом. Как результат, моя младшая дочь однозначно предпочла американскую школу. Особенно после того, как вспомнила свои двойки в русской школе за тетрадку «не того формата и цвета». Этот факт я тоже могу подтвердить лично.

Несколько лет назад к школьной реальности США добавился еще один важный фактор, который теперь станет определяющим для ее характера очень надолго, если не навсегда. Начало американского учебного года 2014/2015 было отмечено беспрецедентным демографическим профилем: впервые за всю историю страны в публичных школах белые учащиеся оказались в меньшинстве. Ожидается, что доля белых студентов будет и дальше уменьшаться, в то время как доля латиноамериканцев и других приезжающих сюда детей и родителей не из европеоидных групп будет уверенно расти. При таком раскладе неудивительно, что большинство детей в государственных школах все чаще и чаще ежедневно сталкиваются с одноклассниками, представляющими разные этнические и религиозные группы.

Конечно, так было и задолго до этого. С тех пор как практика школьной сегрегации была признана Верховным судом США в 1954 году неконституционной, государственные школы начали постепенно становиться более этнически разнообразными. Сегодня это дошло до такой степени, что отсутствие достаточного этнического и экономического разнообразия учеников (и учителей) в отдельной школе считается скорее негативным явлением. По этой причине городские власти по всей Америке периодически пересматривают разделение школьных зон в городах, стараясь избежать ситуации, в которой появлялись бы очевидно «богатые» или очевидно «бедные» школы с соответственным ученическим контингентом. Конечно, в какой-то степени такие явления неизбежны – страна большая и разные ее районы объективно разнятся по доходам и этническому составу. Но суть нынешней образовательной политики властей Америки в том, что разнообразие школьников из разных социальных групп находится на первом плане внимания у городских властей и школьных администраторов.

Внутри класса детей активно учат жить дружно с отличающимися от них одноклассниками. В Америке детей в начальных (а зачастую и в средних) школах обязательно сажают не за парты, а за столы с тремя-пятью другими учениками. На протяжении учебного года распределение мест неоднократно перетасовывается, а задания в классе очень часто приходится выполнять группой. Таким образом дети учатся работать вместе со своими «одностольниками» и завязывают с ними дружбу. Благодаря такому подходу среди близких друзей моей собственной дочери в начальной школе были тайка, итальянка, несколько африканцев и даже грузинский и ирландский ухажеры. Проблема здесь в том, что в этой группе могут оказаться школьники с разной подготовкой, разными возможностями, с отличающейся мотивацией. Успешные начинают вольно или невольно тянуть отстающих, частенько себе в убыток, что не может не волновать родителей хороших и мотивированных учеников. Однако считается, что ведущее положение того или иного ученика в такой маленькой школьной группе помогает ему выработать лидерские способности. Так, кстати, начинают свой путь американские политики. Действительно, если посмотреть на биографии успешных политиков США, то в подавляющем большинстве видно, что свои лидерские качества они проявляли в раннем возрасте, в школе, которая создавала разнообразные возможности для этого. Большинство же детей без особых протестов становятся «ведомыми» и пытаются проявить себя в других сферах – профессиональных, спортивных или творческих.

Основная проблема такого «коллективного» подхода к работе в классе заключается в том, чтобы максимально сохранить и развить индивидуальность каждого школьника. Тут опять проявляется все та же американская двойственность: стремление одновременно укрепить единство группы и усилить индивидуальность каждого ее члена. В принципе, это основное противоречие всей американской общественной конструкции – противоречие между индивидуализмом человека, защищенностью его частной жизни, которую так высоко ценят американцы, и высокой степенью сплоченности американского общества, обладающего, в отличие, скажем, от российского, устойчивым консенсусом по практически всем основным вопросам жизнеустройства.

Как я сказал, США представляет собой настоящую огромную «миску с салатом», этакую салатницу, где расовые и этнические отношения, их история и проявления так тесно переплетаются между собой, что наблюдателю со стороны это трудно полностью осознать. Никто в мире не чувствует этих реалий сильнее, чем сами американцы. Это основа существования единых Соединенных Штатов. Поэтому с самого раннего возраста родители, школа, да и вся окружающая жизнь приучают американца максимально ладить с отличающимися от него людьми вокруг. Первым делом, естественно, начиная с собственных одноклассников по детскому саду и школе и соседей по дому или улице. Уже в течение первых этапов американского образовательного процесса – детский сад и начальная школа – детишек реально учат относиться друг к другу с максимальной терпимостью, щедростью и взаимоуважением. Для достижения этой цели школьная программа, говоря бюрократическим языком, «делает упор» на коллективные задания, мероприятия и проекты, внушающие чувство равенства между студентами и особо отмечающие красочность и разнообразие студенческого контингента. У детей ведь изначально нет национализма или расизма, предвзятости к представителям того или иного меньшинства. Всему этому они учатся в ходе общения и наблюдения. И американцы стараются, чтобы у их детей были другие жизненные примеры с самого раннего детства, а школьная программа на этом этапе закрепляет эти важные для американского общества ценности.

Но уже на этом этапе главное все же другое. С самого первого класса, а иногда даже с детского садика, американским детям внушают убеждение в том, что их общество не только составлено из множества различных людей, объединенных определенными характеристиками или общей историей. Но у всех людей вокруг есть цель – самостоятельно достигнуть успеха в самой свободной, как им объясняют учителя, стране. Это очень важная, центральная, если хотите, часть менталитета на протяжении всей жизни американца. Для этого детей учат верить в то, что каждый человек, во-первых, заслуживает равного доступа к возможности проявить себя в любой выбранной им сфере, и, во-вторых, что каждый может преуспеть, если приложит к этому усилия. Иначе говоря, речь о равных возможностях, гарантируемых всей политической и экономической системой США.

Конечно, в реальности это не так – или не совсем так. Стартовые возможности у всех разные. Особенно финансовые, что выражается, в частности, в разном качестве школ. Но даже здесь американским детям быстро дают понять, что эта разница в стартовых условиях, как правило, связана с тем, что родители одних детей прилагали больше усилий для достижения успеха, работали активнее или старались максимально проявить свой творческий потенциал. А другие родители если и не полные лузеры, то в любом случае сумели достичь в жизни заметно меньшего, потому-то стартовые условия у их детей хуже. Однако, как четко учит американская мораль, это не повод расслабляться. Напротив – нынешние дети должны компенсировать своими успехами относительные неудачи родителей и обеспечить уже собственным детям более высокие стартовые возможности, чем те, которыми обладали сами, и т.д. Уже в школе в психологию маленького американца медленно, но верно закладывается твердая идея необходимости постоянной мобилизации на личный успех, идея конкуренции с другими и идея динамичности жизни. Дети, как гласит традиционная американская мораль, должны жить лучше родителей, а внуки – лучше детей. Если этого не происходит, то вся страна как минимум топчется на месте. А если этого не происходит в какой-то отдельной семье, то очередное поколение должно взять на себя ответственность вырвать семью из замкнутого круга. Таков урок американской жизни, получаемый ребенком в школе.

Конечно, на практике так происходит далеко не всегда. Бедные остаются бедными, богатые богатеют, дистанция между ними в США продолжает расти. Однако этот моральный постулат продолжает действовать, «жить и побеждать». Поэтому, например, многие дети и подростки из бедных афроамериканских семей идут в спорт – это реальный шанс переломить семейный негативный тренд. Другие с таким же энтузиазмом и с той же целью приобщаются к криминальной активности. Тем более что в массовой культуре США образы умных, ловких и успешных преступников слишком часто оказываются сильно романтизированными, а антиправительственная деятельность всегда пользовалась тут определенным уважением, учитывая историю зарождения этого государства. Особенно популярны «обаятельные жулики» в сфере ненасильственных преступлений. Все же надо признать, что американцы при всей своей любви к системе – революционеры-романтики в душе. Для некоторых из них преступная криминальная деятельность – такой же протест против установившегося в стране порядка, по их мнению, несправедливого и нечестного. Не зря мафия в свое время перебазировалась из Италии в Штаты. Но в последние десятилетия американская преступность все больше приобретает традиционные чисто криминальные формы и стимулы.

Еще одна крайне важная вещь, которая с раннего детства закладывается в психологию маленького американца. Я ее уже упоминал – это вера в равенство всех людей перед законами страны. Это внушается даже на микроуровне в американских школах. Учителям (под страхом серьезного наказания и увольнения) ни в коем случае нельзя выбирать любимчиков, открыто предпочитать отдельных школьников или, наоборот, излишне критично относиться к другим. Кстати, плакаты с правилами поведения обычно висят на стене в каждом учебном классе, и таким образом непослушному ребенку всегда можно показать наглядно, так сказать, на документе, за что именно он получил упрек от учителя. То есть не быть голословным, а сослаться на закон.

Американская школа всячески борется против того, чтобы у какого-то ученика сложилось ощущение несправедливости или предвзятости по отношению к себе со стороны учителя или администрации школы. Так, дисциплиной в школе, борьбой с ее нарушениями всегда занимается специальный школьный сотрудник, как правило имеющий специальное педагогическое или психологическое образование, способный провести грамотную беседу с нашкодившим школьником и определить адекватное наказание. Главное для американца – этот процесс в значительной степени отделен от образовательного, а учителя сами напрямую никак в него не вовлечены. Как считают в США, это помогает поддерживать атмосферу равенства и справедливости в классной комнате. Хотя бы и отчасти иллюзорную. Человеку, прошедшему через типичную советскую (российскую) школу, будет, я уверен, небезынтересно наблюдать, как американские учителя всячески скрывают свои эмоции в классе. Особенно недопустимы негативные эмоции по отношению к тому или иному ученику. Только доброжелательность, понимание, любовь, сочувствие, сопереживание. Именно в школе у своих учителей американские дети учатся тому, что всегда надо улыбаться, проявлять интерес к другому человеку (пусть даже только демонстративный), преодолевать свои отрицательные эмоции и никогда не показывать их публично.

Кстати, об улыбках. Именно на рубеже начальной и средней школы американские дети в массовом порядке проходят двух– или трехлетний этап исправления зубов, то есть носят разного рода брекеты, ретейнеры, расширители и прочие достаточно сложные и дорогие ортодонтические конструкции, делающие их зубы ровными и красивыми на всю жизнь. Поэтому можно смело сказать: широкая белозубая улыбка, которая никогда не сходит с лица американца, – с одной стороны, продукт школьного опыта, наблюдения за учителями, а с другой – результат немалых инвестиций большинства родителей в местный ортодонтический бизнес. Качество и внешний вид зубов для среднего американца не менее важны, чем, скажем, бритье или ежедневное умывание для среднего россиянина.