Текст книги "Успеть до захода солнца"

Часть вторая
Цель

Держись за здесь и теперь, сквозь которые будущее погружается в прошлое.

Джеймс Джойс

Глава восьмая

1995 год

Элис – ее звали Элис, как бы он там ее ни переименовывал, – родила сына.

Это был ее третий ребенок и единственный, которого Сэр позволил ей оставить. Второй ребенок – еще одна девочка, родилась всего через десять месяцев после первого. Крошечная девочка, Элис назвала бы ее Фэнси, потому что она появилась на свет с прелестным пушком рыжих волосиков.

Когда он унес вверх по ступенькам ее ребенка, ее вторую дочку, она отказывалась пить и есть почти неделю, хоть он и бил ее. Она пыталась удавиться простыней, но лишь потеряла сознание.

Он насильно вталкивал в нее еду, и она сдалась, чувствуя, как пищи просит ее собственное тело. Он дал ей три недели после родов, потом возобновил насилие. Через шесть недель она снова была беременна.

Рождение мальчика изменило все. Она назвала его Рори в честь отца, которого никогда не знала. Сэр зарыдал, поцеловал головку новорожденного, когда тот запищал и разинул ротик. Он принес ей цветы – лиловую сон-траву, которая разрослась и цвела вокруг ранчо в апреле.

Сэр теперь иногда говорил «у нас дома», и ржавый нож надежды вонзился ей в сердце.

Но была ли она дома?

На этот раз он приходил не для того, чтобы забрать у нее ребенка. Нет, он приносил ей молоко, свежие овощи, даже стейки. Как он пояснил – чтобы ее молоко было полезным и питательным.

Он обеспечивал ее пеленками, подгузниками и детским лосьоном, купил пластиковую ванночку и детский шампунь. Когда она попросила – робко и осторожно – мягкие полотенца для ребенка, он купил и их, а еще заводную игрушку – ковчег с животными, – которая играла колыбельную.

Много месяцев он не бил ее и не насиловал. Ребенок был ее спасением, избавлял от побоев, давал ей силы жить дальше.

Благодаря ребенку она набралась смелости и попросила большего.

Три раза в день Сэр являлся взглянуть на сына и приносил ей еду. После рождения Рори добавился дневной прием пищи. По визитам Сэра Элис привыкла определять время дня.

Готовясь к его утреннему приходу, она покормила ребенка, искупала его и одела. Накануне вечером он сделал первые шаги, и она расплакалась от радости.

В ее душе снова зажглась надежда. Он увидит в первый раз, как пошел его сын, позволит им подняться наверх, позволит ей с ребенком выйти на свежий воздух, погулять на солнце.

И она посмотрит, какая вокруг местность. Начнет планировать, как забрать ребенка и убежать.

Ее малыш, ее драгоценный сыночек, спасение и радость, не должен расти в подвале.

Она помылась сама и причесала волосы, теперь каштановые, до плеч.

Когда он спустился вниз по ступенькам с тарелкой яичницы и парой пережаренных ломтей бекона, она сидела в кресле и качала на коленях сына.

– Благодарю вас, Сэр.

– Смотри, съешь все. Не трать зря продукты, я не люблю этого.

– Да, обязательно. Но у меня есть для вас сюрприз. – Она поставила Рори на пухлые милые ножки и поцеловала в макушку. Он вцепился ручонками в ее пальцы, потом отпустил их, сделал несколько неуверенных шагов и сел на попку.

– Он умеет ходить, – спокойно сказал Сэр.

– Пожалуй, он пошел рановато, но он такой милый и умный. – Она затаила дыхание, когда Сэр подошел к Рори и поставил его на ножки.

А малыш, взмахнув ручонками, засмеялся и затопал по полу.

– Не успеете оглянуться, он уж бегать будет, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало радостно. – Мальчикам нужно бегать. Хорошо бы у него было больше места – как вы считаете? – торопливо добавила она, когда Сэр направил на нее взгляд темных, колючих глаз. – И солнце. Ведь в нем – в солнечном свете – есть витамины.

Он ничего не ответил, но наклонился и взял сына на руки. Рори дернул за косматую бороду, которую Сэр отрастил в последние месяцы.

У нее всякий раз обрывалось сердце, когда он дотрагивался до ребенка. В животе появлялся комок ужаса и отчаяния. Но она заставила себя улыбнуться:

– Я поделюсь с ним завтраком. Ему нравятся яйца.

– Твоя работа давать ему материнское молоко.

– О да, конечно, но он любит и твердую пищу. Несколько кусочков. У него уже пять зубов, новые тоже режутся. Сэр, я помню, как моя мать говорила о пользе свежего воздуха, он важен, чтобы ребенок рос сильным и здоровым. Вот если бы мы могли хоть на несколько минут выходить на улицу и дышать свежим воздухом…

Его лицо сделалось непроницаемым.

– Что я говорил тебе об этом?

– Да, Сэр, я помню. Просто стараюсь быть хорошей матерью… нашему сыну. Свежий воздух полезен для него… и для моего молока.

– Ты ешь то, что я тебе даю. У него лезут все новые зубы, и я принесу ему что-нибудь, что он может грызть. Делай, как я говорю, Эстер, или мне придется напомнить тебе, где твое место.

Она покорно ела, не сказав больше ни слова, а сама решила подождать неделю. Целую неделю, а потом попросить снова.

Но через три дня, когда она поужинала и покормила ребенка, он снова спустился в подвал.

И поразил ее, показав ей ключ от ее кандалов:

– Слушай, что я тебе скажу. Я выведу вас из дома на десять минут и ни секундой больше.

Она задрожала, когда ржавый нож надежды снова вонзился в ее сердце.

– Только попробуй закричать, и я выбью тебе все зубы. Вставай.

Она покорно встала, опустила голову, чтобы он не заметил искру надежды в ее глазах. Надежда умерла, когда он набросил на ее шею веревку.

– Пожалуйста, не надо. Ведь ребенок…

– Закрой рот. Попробуешь убежать, я сломаю тебе шею. Делай то, что тебе говорят, и тогда я, может, буду выпускать тебя раз в неделю на свежий воздух. Если не будешь меня слушаться, изобью до крови.

– Да, Сэр.

Ее сердце едва не выскочило из груди, когда он вставил ключ в замок и впервые за четыре года тяжесть железа упала с ее лодыжки.

Она громко застонала, словно больное животное, увидев красный шрам на своей ноге.

Его глаза показались ей яркими черными лунами.

– Я делаю тебе подарок, Эстер. Постарайся, чтобы я не пожалел об этом.

Он подтолкнул ее, и она сделала первый шаг без оков, потом второй. Ее походка была неровной, она хромала.

Прижимая к груди Рори, она поднималась по ступенькам.

Бежать? Куда ей бежать, если она с трудом идет, а в груди тяжело колотится сердце?

Когда она была на верхней ступеньке, он дернул за веревку.

– Ты поняла меня, Эстер?

Он открыл дверь.

Она увидела кухню с желтоватым полом, чугунную раковину, рядом – посуду на сушилке, холодильник, не выше ее роста, и плиту с двумя горелками.

Запах жира.

Но над раковиной было окно, и сквозь него она увидела последний свет умирающего дня. Мир. Она увидела мир.

Деревья. Небо.

Она пыталась сосредоточиться, запомнить все, что видела. Старый диван, стол и лампа, телевизор – из тех, что она видела только на фотографиях, – нечто наподобие ящика с… кроличьими ушами.

Деревянный пол, голые бревенчатые стены и маленький пустой камин, сложенный из неровных кирпичей.

Он подтолкнул ее к двери.

Как много запоров, подумала она. Зачем ему столько запоров?

Он открыл их один за другим.

Все ее планы, ее надежды, боль и страх исчезли, когда она шагнула за низкий кривой порог.

Свет, о-о, свет. Слабый след от солнца, уже спрятавшегося за горой. Отблески красного заката на горных вершинах.

Запах хвои и земли, ощущение воздуха, овевающего лицо. Теплый летний воздух.

Деревья окружали клочок земли, на котором росли овощи. Она увидела старый пикап – тот самый, в который тогда так опрометчиво залезла, – старую стиральную машину, культиватор, запертую калитку загона, огороженного колючей проволокой. Такая же ограда шла и вокруг дома.

Она стала спускаться с крыльца, охваченная восторгом, но Сэр дернул за веревку.

– Хватит, дальше не ходи. Воздуха и тут хватает.

Она подняла лицо – слезы изумления и радости текли по ее щекам.

– Ой, звезды уже видны. Гляди, Рори, гляди, сынок. Гляди, какие звезды.

Она пыталась поднять головку сына кверху, но он только хватал ручками ее пальцы и пытался грызть.

Это насмешило ее, и она поцеловала его в темечко.

– Слушай, слушай. Ты слышишь сову? Слышишь, как ветерок шумит в кронах деревьев? Как красиво! Как красиво!

Пока малыш что-то лепетал и грыз пальцы Элис, она никак не могла насмотреться на мир, вобрать все в себя.

– Хватит. Ступай назад.

– Ой, но…

Веревка больно впилась в ее горло.

– Я сказал – десять минут, не больше.

Раз в неделю, вспомнила она. Он сказал – раз в неделю. Она без звука вернулась в дом и на этот раз заметила ружье, висевшее над пустым камином.

Заряженное?

Когда-нибудь, господи, когда-нибудь она попробует это выяснить.

Хромая, Элис спустилась по ступенькам в подвал, Удивительно, но эти десять минут взбодрили ее и одновременно лишили сил.

– Спасибо, Сэр. – Она не думала – не могла думать, – почему эти смиренные слова не обжигали ее гортань как прежде. – Сегодня Рори будет крепко спать, потому что подышал свежим воздухом. Смотрите, у него уже закрываются глазки.

– Положи его в кроватку.

– Сначала я должна его покормить и перепеленать.

– Положи его в кроватку. Когда проснется, тогда все и сделаешь.

Она уложила его. Он почти не капризничал и успокоился, когда она ласково погладила его спинку.

– Видите? Вы видите, как ему хорошо? – Она снова опустила голову. – Я выполнила все, что вы мне сказали?

– Да, выполнила.

– Значит, мы сможем выходить на улицу раз в неделю?

– Я еще посмотрю, будешь ли ты меня слушаться. И покажешь ли мне, как ты благодарна за такой подарок.

– Да, конечно.

– Покажи мне сейчас, как ты благодарна.

Не поднимая головы, она крепко закрыла глаза.

– У тебя было достаточно времени, чтобы поправиться после родов. И он уже ест другую еду и не нуждается в твоем молоке так, как прежде. Пора тебе выполнять свои женские обязанности.

Ничего не говоря, она подошла к койке, стянула через голову мешковатое платье и легла.

– У тебя немного обвисло тут и тут, – сказал он, раздеваясь. Наклонился над ней и ущипнул за живот, за грудь. – Но ничего, такие вещи я терплю. – И он лег на нее.

От него пахло дешевым мылом и кухонным жиром, а в глазах горел злой, подлый огонь, который она так хорошо знала.

– Я могу выполнить свою обязанность. Ты чувствуешь мое орудие, Эстер?

– Да, Сэр.

– Скажи: «Я хочу, чтобы мой супруг овладел мной с помощью своего орудия». Говори!

Она не заплакала. Разве дело в словах?

– Я хочу, чтобы мой супруг овладел мной с помощью своего орудия.

Он вторгся в нее. Ой, больно, как больно.

– Скажи: «Возьми то, что ты хочешь от меня, ибо я твоя жена и твоя рабыня».

Она повторила и эти слова, а он хрюкал и молотил с дьявольским удовольствием на лице.

Она закрыла глаза, вспоминая деревья, воздух, последние лучи солнца и звезды.

Он сдержал обещание – отныне раз в неделю она поднималась по ступенькам и выходила на веранду.

Когда ребенку исполнился год, она набралась храбрости и спросила, позволит ли ей Сэр приготовить вкусный обед, чтобы она отблагодарила его за доброту. Чтобы они отпраздновали день рождения Рори.

Если бы она могла уговорить его, а потом продемонстрировать послушание, возможно, ей удастся добраться до ружья.

Он спустился в подвал с ужином и, как всегда, взял на руки ребенка.

Но на этот раз, не сказав ни слова, он понес его наверх.

– Мы идем на улицу?

– Ты ешь то, что я принес тебе.

В ее голосе зазвенел страх:

– Куда вы несете ребенка?

– В прошлый раз он плакал. Пора ему проводить больше времени с отцом.

– Нет, пожалуйста, не надо. Я сделаю все, что вы скажете. Я его мать. Я еще не кормила его сегодня вечером. Позвольте мне…

Он остановился на ступеньках, и цепь не позволяла ей дотянуться до него.

– У меня есть корова. И он будет получать много молока. А ты делай так, как я говорю, и тогда будешь раз в неделю подниматься и дышать воздухом. Не будешь делать – ничего не получишь.

Она упала на колени.

– Я буду делать все. Все. Пожалуйста, не забирайте его у меня.

– Младенцы становятся мальчишками, мальчишки – мужчинами. Пора ему познакомиться с его папой поближе.

Когда защелкнулся дверной замок, она, вся дрожа, поднялась на ноги. Внутри ее что-то лопнуло, словно сухая ветка. Она это слышала.

Она подошла к креслу, села, сложила руки.

– Тиша, деточка. Тише. – Улыбаясь, она стала петь колыбельную, глядя на свои пустые руки.

Наши дни

Направляясь домой, Бодин вышла из офиса – закат окрасил небосклон неистовыми огнями. Она считала, что вправе уйти сегодня раньше обычного, поскольку знала: дома она быстрее сосредоточится на сообщениях, таблицах и расписании.

Она просто больше не могла нести на своих плечах чужое горе, помимо собственного, и боялась, что сломается.

Поглядывая на небо, испещренное красными, лиловыми и золотыми перьями облаков, Бодин медленно шла и вдруг увидела Коллена. Он держал в поводу двух лошадей и развлекал молодую пару и их восторженного карапуза.

– Лошадка, лошадка, лошадка! – повторял малыш, ерзая на руках у матери и протягивая руки к шее Сандауна.

Бодин заметила, как Коллен вполголоса поговорил о чем-то с отцом малыша, тот что-то шепнул на ухо матери, и мать быстро покачала головой, потом прикусила губу и смерила Коллена долгим взглядом.

– Как хотите, – сказал Коллен. – Но я уверяю вас, что он кроткий, как ягненок.

– Ладно тебе, Кейзи. Все будет в порядке. – Отец, уже улыбаясь, вытащил свой мобильный.

– Только посидеть. Только посидеть, – настаивала Кейзи.

– Хорошо. – Коллен прыгнул в седло – это восхитило малыша словно волшебный трюк. – Хочешь посидеть со мной, дружочек?

Коллен протянул руки, и малыш устремился к нему. Недовольно нахмурив брови, мать подняла сынишку, а потом прижала к сердцу обе руки, когда он завизжал от радости.

– Лошадка! Я еду на лошадке!

– Улыбнись папочке, и он тебя сфоткает.

– Я еду на лошадке, папа!

– Конечно, Рикки, конечно.

– Но! Поехал! – закричал Рикки. Сандаун повернул голову и посмотрел на Коллена. Бодин была готова поклясться, что увидела усмешку на лошадиной морде. – Но, лошадка! – Рикки повернул голову и с мольбой посмотрел на Коллена. – Но!

– Боже мой! – воскликнула Кейзи. – Ну разве что несколько шагов. Хорошо?

– Конечно.

– Кейзи, снимай, а я включил видео. Это классно!

– Клади руку вот сюда. – Коллен взял правую руку мальчугана и положил на свою руку, державшую повод. – Скажи: «Но, пошел, Сандаун».

– Но, Сундау!

Сандаун тронулся с места, и малыш перестал кричать. На мгновение его милое личико выразило восторг и испуг, а глаза наполнились радостью.

– Мама, мама, мама, я еду на лошадке!

Коллен сделал на Сандауне пару медленных кругов, и малыш подскакивал, смеялся и даже ухал, запрокинув лицо кверху. Возвращаясь на место, Коллен быстро подмигнул Бодин.

– Все, покатались, дружочек.

– Еще, еще, еще! – настаивал Рикки, когда Коллен поднял его с седла.

– На сегодня хватит, Рикки. Лошадке надо ехать домой.

Кейзи протянула к сыну руки, и мальчик отшатнулся.

– Теперь ты настоящий ковбой, Рикки, – сказал Коллен. – А настоящие ковбои всегда слушаются маму. Такие у ковбоев правила.

– Я ковбой. – И Рикки, хоть и с неохотой, но наклонился к матери. – Хочу поцеловать лошадку.

– Сандаун любит поцелуи.

Рикки поцеловал шею Сандауна, потом показал на терпеливого Лео.

– Хочу поцеловать и ту лошадку.

– Лео тоже любит поцелуи, – сказала Бодин, подходя к ним. – Некоторые лошади боятся, но только не эти две.

Кейзи сделала пару шагов, и Рикки прижался губами к шее Лео.

– Хочу покататься на этой лошадке. Пожалуйста, мама. Пожалуйста.

– Мне надо отвести его домой и накормить ужином. Но… Завтра вы еще будете здесь?

– Еще два дня, – ответил отец мальчика.

– Если вы придете завтра с Рикки к спорткомплексу, мы посмотрим, чем его порадовать.

– Хорошо, придем. Ты слышал, Рикки? Завтра ты увидишь и других лошадок. Скажи спасибо мистеру Скиннеру, – велел отец.

– Спасибо! Спасибо тебе, ковбой. Спасибо вам, лошадки.

– До завтра, дружок.

Бодин села на лошадь и повернула ее.

– Пока, – сказал Коллен, приподняв край шляпы, и они поехали прочь.

– Пока! – повторила Бодин.

– Я выступал перед толпой.

– А я даже не упомянула о страховке, отказах, ответственности.

– Хорошо. Не надо.

– Поскольку я и не собиралась. Но хочу сказать, что именно это я и ищу, этот интерес. Чтобы вокруг Бодин-Тауна были лошади. И небольшое шоу для детей и взрослых будет привлекать зрителей. Я не ожидала, что ты приедешь сюда с лошадьми.

– Я позвонил. Парень в приемной сказал мне, что ты выходишь «около пяти».

– Да, вызвала машину, чтобы поехать домой. Уже отменила, пока с твоей помощью маленький Рикки переживал самые счастливые минуты в своей жизни. Я признательна тебе. Признательна, потому что этот небольшой эпизод стал неожиданной отдушиной в этом жутком дне.

Коллен пристально посмотрел на нее.

– Ты его пережила.

– И переживу завтрашний день. Я хочу предупредить тебя, что Гаррет Клинток пытался нападать на тебя.

– Я уже знаю.

– Он переврал мои слова. Ты должен знать, что он полностью исказил мои слова. Я никогда не говорила…

– Бо. – Коллен спокойно оборвал ее яростную тираду. – Не надо мне ничего объяснять.

– Мне нужно это сказать. Я никогда не говорила то, что он приписал мне, и меня злит его попытка использовать меня, и хуже того, гораздо хуже, – использовать Билли Джин, чтобы доставить тебе неприятности. Я все объяснила шерифу Тейту, но если…

– Тейт понимает, что к чему. У нас с шерифом все нормально.

В ее глазах сверкали искры.

– Потому что шериф не идиот. Но я разозлилась и влеплю Клинтоку пощечину, как только его увижу.

– Да плюнь ты на него.

– Плюнуть? – С яростью и удивлением она повернулась к Коллену. – Я не намерена ничего прощать лжецам и нахалам. Людям, которые говорят, будто я что-то сказала, когда я этого не говорила. Людям, которые подло, всем скопом, набросились на моего брата и его друга.

Коллен остановил Сандауна.

– Откуда ты это знаешь?

– Чейз сказал нам сегодня, и он…

– Он нарушил клятву. – С разочарованным видом Коллен покачал головой и пустил лошадь шагом.

– Знаешь, тогда он просто бурлил. Я понимаю, клятва – это нечто святое. Для двенадцатилетних мальчишек.

– Возраст тут ни при чем. Клятва есть клятва. А прошлое – это прошлое.

Мужчины, подумала Бодин. Как могло случиться, что она выросла среди них, а они все-таки довольно часто приводят ее в ярость?

– Что ж, теперь сними с Чейза шкуру за то, что он заступился за тебя и привел пример, какая подлая змея Гаррет Клинток, раз уж ты так считаешь. Но если прошлое – это прошлое, черт побери, то Клинток не пытался бы копать под тебя сейчас.

– Это его проблема, не моя.

– Ой, ладно… – Рассерженная Бодин пустила лошадь вскачь.

Коллен без труда догнал ее и, кажется, был озадачен.

– Я не понимаю, почему ты разозлилась на меня.

– Да заткнись ты, черт побери. Ох уж эти мужики. – Бодин перевела Лео на галоп.

– Ох уж эти бабы, – вполголоса пробормотал Коллен и больше не стал ее догонять, держа дистанцию, которая ее устраивала, но не выпускал ее из вида до самого ранчо.

Он не хотел ее убивать. Долго и тщательно обдумав случившееся и трезво рассмотрев все, он понял, что на самом деле она убила себя сама.

Ей не следовало убегать. Не надо было так орать. Если бы она не пыталась пнуть его ногой, он не толкнул бы ее. И тогда она не упала бы и не ударилась головой о камень.

Если бы она вела себя тихо, он бы отвез ее домой, и с ней все было бы в порядке.

В чем его ошибка? Не нужно было сразу приставать к ней. Следовало просто оглушить ее и положить в машину. А он решил сначала быстро попробовать ее на вкус, вот и все. Хотел убедиться, что она подходит ему.

Ему требовалась жена детородного возраста. Молодая, привлекательная женщина, которая нравилась бы ему в постели и родила крепких сыновей.

Может, он поторопился с ней, но ему точно хотелось попробовать ее.

Все остальное он сделал правильно, напомнил он себе. Выкачал бензин из ее тачки, оставив ровно столько, чтобы она отъехала подальше от работы. Следовал за ней с погашенными огнями, потом пришел на помощь, когда увидел, что ее тачка заглохла.

Дождался, когда она выйдет из машины. В общем, все шло легко и гладко.

Но потом он слишком возбудился – вот тут-то и начались его ошибки. Надо было не сразу хватать ее, а немного подождать.

Он уже усвоил этот урок.

В следующий раз он повалит ее, свяжет и отвезет к себе. Все проще простого.

Вокруг полно привлекательных женщин, выбор есть. Он не будет спешить. Барменша была довольно хорошенькая, но он видел и красивее. Да и вообще, может, она была старше, чем ему нужно. И ей осталось не так много лет на рождение детей, а это главное предназначение женщины в жизни.

Моложе, красивее… К тому же эта девица, возможно, была проституткой, ведь она работала в баре. Может, у нее была какая-нибудь нехорошая болезнь.

Пожалуй, даже хорошо, что он не овладел ею.

Он найдет себе другую, правильную. Молодую, красивую – и чистую.

Присмотрит ее, выждет время, свяжет и отвезет к себе. Он уже приготовил для нее место. Там он научит ее уму-разуму, ведь многие забыли, что женщины созданы, чтобы служить мужчинам, повиноваться им и рожать сыновей.

Конечно, он будет наказывать ее. Это его право и обязанность – наказывать женщину за нерадивость, учить уму-разуму.

И он подарит ей свое семя. И она окажется плодовитая и родит ему сыновей. Или он найдет другую, которая это сделает.

Сейчас ему требовалось набраться терпения и спланировать свои действия.

Но это не значит, что он не может найти пока такую женщину, которая его удовлетворит.

Он погладил ладонью Библию, лежавшую на столике возле его кровати. Потом сунул руку под матрас и вытащил порнографический журнал.

Женщины – по большей части проститутки, это он знал. Они крутят задницей и вводят мужчин в грех. Он лизнул палец, перевернул страницу и ощутил возбуждение.

Он не видел веских причин отказываться от таких баб, как эти, пока не найдет себе правильную жену.