Текст книги "Моя жизнь. От зависимости к свободе"

Приступая к перестройке, Горбачёв, я думаю, не имел ясного представления о том, как она будет осуществляться. Это видно и по тому, какие направления он посчитал приоритетными, взявшись за такое грандиозное дело. И действительно, давайте расскажем начистоту, с чего началась перестройка. Она началась с борьбы со спиртными напитками. В то время я был главой правительства Казахстана, поэтому хорошо знаю, какой доход приносила бюджету реализация алкогольной продукции. Помню и цифры по Союзу. За 1980–1984 годы прибыль от торговли спиртными напитками составляла около 70 миллиардов рублей. В те годы рубль был значительно дороже доллара. Прежде чем приступить к новой кампании, надо было продумать, чем и как восполнить эту сумму. А возместить было нечем. Хорошо известно, как такие кампании сказываются на основной части народа. Все мы знали, что в прежние десятилетия алкоголь не только набивал брюхо бюджета, но и топил в себе политическую активность советского народа. А человеку, заварившему такую кашу, то есть Горбачёву, не удалось предусмотреть следующее: как только основная часть народа начала простаивать в очередях за водкой, а потом втридорога приобретать ее у спекулянтов, с этого же момента в обществе началось брожение скрытой неприязни к перестройке. Но ни один из этих факторов не был учтен. Не вспомнили и об историческом опыте. Разве можно сказать, что руководство вовсе не знало об отказе от сухого закона в первые годы СССР, о том, что сделать так вынуждал дефицит бюджета? Конечно, с алкоголизмом надо бороться. Но эту работу надо было вести, считаясь с конкретной ситуацией, с реальным положением дел. В своей книге «Моя жизнь» Фидель Кастро так отзывался об этой кампании: «Думаю, что там решение этой проблемы затруднено: для этого требовались долгие наставления, потому что русский народ давно знает, как делается водка перегонным способом. Я даже разговаривал с Горбачёвым на эту тему».

Уменьшение в два раза за один год поступлений в бюджет от торговли спиртными напитками, снижение производства пива в четыре раза, уничтожение виноградных плантаций, появление первых признаков организованной преступности – российской водочной мафии, возникновение контрабанды спирта, а главное – разочарование народа в бестолково начатых инициативах – все это привело к тому, что перестройка споткнулась еще на своем начальном этапе.

Если облеченный властью человек берется за дело, не обдумав его всесторонне сам, не осознав все тонкости и возможные результаты, то у него непременно появляется множество советчиков. А их доводы сводились к следующему: российский народ сплошь стал пьянствовать, поэтому не работает, рушатся семьи, будущее нации под угрозой. В этом плане, думаю, особенно постарался Е. Лигачёв. Он был человек непьющий. Я это знаю. Чего нельзя сказать об остальных руководителях страны, включая самого М. Горбачёва и глав республик и министерств. Хотя в основном советчики были правы. А как эта мера скажется на экономике? Об этом не думали. Считается, что в результате только этой неудачной кампании бюджет страны в 1985–1990 годах потерял сумму, приблизительно равную 100 миллиардам долларов.

В том, насколько неуклюже проводилась антиалкогольная кампания, признавался и сам Горбачёв в своих двухтомных мемуарах «Жизнь и реформы»: «Контроль за исполнением постановления был поручен Лигачёву и Соломенцеву. Взявшись за дело с неуемным рвением… довели все до абсурда. Требовали от партийных руководителей на местах, министров, хозяйственников “перевыполнить” план сокращения производства спиртного и замены его лимонадом. Устраивали жесткие разносы “отстающим”, вплоть до снятия с работы и исключения из партии. Призывали равняться на тех, кто добился “опережения графика”, пусть даже ценой огромного ущерба для экономики.

В нашем обществе больше привыкли к “революционным скачкам”, чем к кропотливой работе на длительном отрезке времени. Антиалкогольная кампания, к сожалению, стала еще одним печальным примером того, как вера во всесилие командных методов, максимализм, административный раж губят правильно задуманное дело. В спешном порядке начали закрывать магазины, винно-водочные заводы, а кое-где и вырубать виноградники. Свертывалось производство сухих вин, что не было предусмотрено постановлением. Приобретенное в Чехословакии дорогостоящее оборудование по производству пива ржавело и гибло. Массовый характер приобрело самогоноварение. Из продажи стал исчезать сахар; его нехватка потянула за собой резкое сокращение ассортимента кондитерских изделий. Потом с прилавков начали исчезать недорогие одеколоны, употреблявшиеся вместо алкоголя. А использование всевозможных “заменителей” привело к росту заболеваний. Вот какая потянулась зловещая цепочка. Людей все больше раздражали многочисленные очереди, униженные ожидания в надежде приобрести бутылку водки или вина по случаю какого-либо торжества. Как только не ругали начальство! А больше всего доставалось генсеку, которого по традиции принято было считать ответственным за все. Так я получил кличку “минеральный секретарь”».

Все это правда. По поводу одеколона вспомнился один анекдот того времени. В магазин вваливаются два мужика и одна женщина с испитыми лицами. Один из них обращается к продавцу: «Дайте два“«Шипра” и один “Ландыш”. Продавец презрительно: «Да берите уж три “Шипра”». На что мужик ответил: «Что вы нас обижаете? Ведь среди нас есть дама»…

Михаил Сергеевич не смог точно определить приоритеты в экономике. Сразу же был взят курс на приобретение новых технологий, на ввод новых мощностей. Конечно, производственные мощности советской экономики были изрядно изношены. И они нуждались в замене. Но при этом не учли то, что до получения продукции с помощью новых технологий пройдет немало времени. А в Стране Советов самой острой проблемой была нехватка продуктов питания, жилья, товаров и услуг, то есть низкий уровень материального благосостояния народа. Во всем мире 70–80 % национального дохода тратится на потребление, остальная часть направляется на создание запасов, а у нас все было устроено вверх тормашками. Ведь людям нужны не миллионы тонн нефти, стали, угля, а получаемые с их помощью материальные блага: хорошая квартира, удобный транспорт, красивая одежда. Не учитывалось и то, что в условиях бедности гласность только усиливает недовольство. Спешка имела место и в темпах развития демократии. А в этом процессе особо опасен переход в крайности. Провал горбачёвской перестройки – явное доказательство того, что примат политики над экономикой приводит к тяжким последствиям.

Легко со стороны обсуждать чьи-то цели и помыслы, но трудно воплощать их на деле. Но что бы мы ни говорили, в своей политике и экономике Горбачёв старался повернуть в лучшую сторону и наставить на новый путь страну, оказавшуюся в тупике. Это – истина. Пришла гласность, зачиналась свобода. Мы не вправе забывать это.

Перестройка явилась той движущей силой, которая привела к появлению независимых государств.

Горбачёв и Ельцин: неприятие и амбиции

Среди книг о М. С. Горбачёве особенной мне представляется книга известного американского историка, политолога, лауреата Пулитцеровской премии Уильяма Таубмана «Горбачёв. Его жизнь и время». В этой книге глава, посвященная характеристике взаимоотношений Горбачёва и Ельцина в годы перестройки, называется «Два скорпиона в банке». Если поискать аналоги этому выражению, то в русском языке есть пословица «Два медведя в одной берлоге не живут», а казахи говорят: «Две бараньи головы в один котел не поместятся».

Есть основания полагать, что для Горбачёва политика в определенной степени превратилась в самоцель. Парадоксальная правда в том, что Горбачёв сам «сделал» Ельцина своим главным противником. Это ведь он с завидной заботой и суетливой опекой привел Ельцина в Центральный комитет из Свердловска. Не послушал тех, кто говорил: «Не тащи его сюда». Когда его приглашали в Москву на должность заведующего отделом строительства аппарата ЦК, Н. И. Рыжков предостерегал: «Наберетесь вы с ним горя». Об этом писал сам Горбачёв в книге «Остаюсь оптимистом». После тех скептических отзывов Горбачёв специально направил в Свердловск отвечающего за работу с кадрами секретаря Е. К. Лигачёва, который вернулся с характеристикой: «Ельцин – тот человек, который нам нужен. Все есть – знания, характер. Масштабный работник, сумеет повести дело». В результате Горбачёв не только привел Ельцина в Москву, но после недолгой работы в аппарате сделал его секретарем ЦК, а спустя некоторое время поставил первым секретарем Московского городского комитета партии. Вот ведь какая она – ирония судьбы: так Горбачёв сам нашел и выдернул из одного уголка Сибири человека, который стал его супостатом. В конце концов он принял решение об освобождении Ельцина от обязанностей главы Московского горкома партии.

На тот период в составе Верховного Совета СССР успела сформироваться группа оппозиционеров. Почуяв падение рейтинга Горбачёва, они решились противоборствовать ему. Пока искали вожака для своей группы, стали очевидцами охлаждения между Ельциным и Горбачёвым, и тогда принялись подзуживать Ельцина, агитируя его на схватку за первенство.

Известно, что в 1987 году Ельцин писал заявление об уходе со службы по собственному желанию. Рассмотрение заявления Горбачёв перенес на следующий пленум. На том пленуме Ельцин выступил с незначительной критикой по поводу темпов перестройки. Горбачёв имел власть и вовсе не давать слово Ельцину. У. Таубман пишет: «Основу повестки дня составляло обсуждение предстоящего доклада Горбачёва в честь юбилея революции. Поскольку текст участникам раздали заранее, чтобы они могли предоставить свои отзывы в письменном виде, никаких устных выступлений из зала теперь не ожидалось. Однако в начале заседания Лигачёв произнес традиционную формальную фразу: “Прения открывать не будем?” Из зала раздались послушно-согласные голоса. И тут Ельцин нерешительно поднял, а потом опустил руку. Но Горбачёв успел заметить: “Вот что-то хочет сказать Б. Н. Ельцин”. “Ну, – сказал Лигачёв, – так давайте решим: открывать дискуссию?” Снова крики из зала: “Нет!” Лигачёв: “Нет”. Ельцин приподнялся, потом снова сел. Опять Горбачёв: “Товарищ Ельцин хочет выступить”. Лигачёв пригласил Ельцина на трибуну».

В том выступлении Ельцина не было ничего стоящего, чтобы поднимать из-за этого шумиху. Он в основном критиковал Лигачёва за то, что тот любит ругать по поводу и без повода, сказал о растущем бумаготворчестве в ходе перестройки. Отметил, что со стороны отдельных постоянных членов Политбюро участились славословия в адрес генерального секретаря и что нельзя допускать этого «именно сейчас, когда закладываются самые демократические формы товарищества». Но ничего лишнего или чрезвычайного не было сказано. Ведь сам Горбачёв призывал развивать критику и самокритику.

Что тут началось! Выступили 25 человек, пленум продолжался еще пять часов. Все выступающие защищали Горбачёва, нападали на Ельцина. Шеварднадзе даже назвал Ельцина «предателем». Работа пленума уже заканчивалась, но Горбачёв дал слово такому количеству его участников, чтобы представить Ельцина главным противником перестройки, то есть Горбачёв сам сформировал из него борца. Вообще, если подумать, то сам Горбачёв возвысил Бориса Николаевича. Если бы не было свободы слова, рожденной самим Горбачёвым, то не было бы и феномена Ельцина, опиравшегося на популизм, на стремление показаться народу хорошим.

«На Руси любят гонимых» – это древнее изречение. Обычай поддерживать преследуемых есть не только в России, но и во всех странах. Правильно ли говорит этот человек, правильно ли поступает? Людей это особо не интересует. Опасаясь взять грех на душу, они начинают защищать его. Москвичи именно с этих позиций смотрели на освобождение Ельцина от обязанностей первого секретаря горкома партии. Абсолютно без внимания осталось то, что поднял эту проблему сам Ельцин, сам же написал заявление, и когда его не рассматривали, он вновь поставил этот вопрос на пленуме. Люди теперь перешли на сторону Ельцина. К этому времени они уже были сыты пустословием Горбачёва. К тому же после многих лет настал удачный момент высказать накипевшее в адрес власти, даже выразить открытый протест. Расчет Ельцина оправдался. Когда он баллотировался в народные депутаты СССР по избирательному округу № 1 города Москвы, то «разбил в пух и прах» своего главного противника – директора автозавода имени Лихачева (ЗИЛ) Евгения Бракова и победил, набрав 89 % голосов. Впоследствии, участвуя в выборах президента России, набрал 57,3 % голосов. А в них участвовало около десятка кандидатов, и если учесть, что основной претендент, руководитель Правительства СССР Николай Рыжков, которого поддерживали очень многие, начиная с Политбюро ЦК КПСС и заканчивая секретарем парткома заводской цеховой парторганизации, всеми СМИ, набрал всего 16,8 % голосов, то показатель Бориса Николаевича был весьма внушительным. Все это произошло не от безмерной любви народа к Ельцину, а от недоверия к растерявшему уважение Горбачёву, у которого слова разошлись с делом.

Да, говоря по правде, и на депутатских выборах, и на выборах президента как москвичи, так и все россияне голосовали не столько за Ельцина, сколько против Горбачёва. Кстати, о выборах: еще одна ошибка Горбачёва заключается в том, что он не избрался президентом путем всенародных выборов, пока народ еще воспринимал перестройку с надеждой на лучшее, ждал от демократических преобразований много позитивного. Мы и это советовали ему не раз. Потом он долго кусал локти. Когда во всех республиках президентские выборы прошли на основе всенародного голосования, на легитимности власти Горбачёва, получившего такой мандат только от депутатов, появилась зияющая трещина. И это ощущалось довольно ясно.

Он метался между разными лагерями, пытался соединять несоединимое, любой ценой перетянуть на свою сторону ярых противников. В конце получился печальный итог: его покинули и правые, и левые, и, как это часто бывает в таких случаях, даже самые приближенные предали. Среди политиков издавна бытует такое назидание: политик при любых обстоятельствах должен быть со своей партией и до конца находиться вместе со своими сторонниками. Если побеждаешь, ты – победитель, но даже в случае проигрыша тебя поддерживают 30–40 % народа и ты все равно остаешься уважаемым человеком. Отсутствие у человека цельности натуры всегда приводит к таким результатам. Любой руководитель должен быть самостоятельным, смелым, а для руководителя такой громадной державы, как СССР, эти качества вовсе нужны были как воздух. Горбачёв не был нахальным, грубым человеком. Был интеллигентом. Ему не хватало ельцинской напористости и бескомпромиссности.

Было бы неправильным все причины кризиса сводить к порокам общественного строя. Главная его причина заключалась в ошибках, допущенных правительством. В стране было немало умных, вдумчивых экономистов и политиков, предлагавших пути выхода из кризиса. Увы, многие из них были не нужны Центру. Я до сих пор удивляюсь этому. Горбачёв не сумел собрать вокруг себя таких людей.

То, что Центр не считался с конкретным положением дел и принимал неквалифицированные решения, привело к разрыву между Горбачёвым и Ельциным. Признаться, меня всерьез тревожила эта их неуживчивость. У обоих хватало соответствующего потенциала. Они должны были взаимодополнять друг друга. Да и стране это было нужно. Но каждый вечно тянул на свою сторону. По мере возможностей я старался сблизить их позиции. У меня были хорошие отношения и с Ельциным, и с Горбачёвым. Мы не раз беседовали только втроем. Казалось, вот-вот находим общий язык, но тут же между ними вновь начинаются споры и препирательства. Мне не раз задавались и провокационные вопросы: кого из них я больше поддерживаю? В таких случаях я старался проявлять максимальную дипломатичность и отвечать в том ключе, что высоко ценю человеческие, политические качества обоих лидеров, однако их противостояние зашло слишком далеко, а поэтому я поддерживаю ту сторону, которая обеспечит стабильность государства. В конце концов эта «бодаловка» достигла апогея. В начале года Борис Николаевич выступил в прямом телеэфире и открыто заявил, что не приемлет политику М. С. Горбачёва, поэтому требует его отставки. До этого такое требование предъявляла народный депутат СССР Сажи Умалатова. Под ним подписались 400 депутатов. Авторитет Михаила Сергеевича сильно упал и внутри самой партии: на Пленуме Центрального комитета, состоявшемся в апреле 1991 года, из 75 первых секретарей областных комитетов партии 45 высказали пожелание, чтобы Горбачёв ушел с поста первого секретаря Центрального комитета КПСС. Чашу терпения переполнял и факт частого и весьма бестолкового – по поводу и без повода – созыва пленумов Центрального комитета, что изрядно надоело людям (в одном только 1989 году проведено восемь пленумов!).

С того времени началось неуклонное падение авторитета Горбачёва. Это, естественно, все больше поднимало авторитет Ельцина. Люди отставили в сторону реформы и стали жить ожиданием того, чем закончится противостояние этих двоих.

Сделало свое дело и представление о том, что в России (да и не только в ней) выступление против верховного правителя – это знак некоего геройства.

Ельцин… Загадок этой личности хватает с избытком.

В предисловии к книге Бориса Минаева «Ельцин», вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей», президент России В. В. Путин пишет: «Масштаб фигуры первого президента России Бориса Николаевича Ельцина трудно переоценить. Даже самые последовательные противники вынуждены признавать в нем такие человеческие качества, которые делают честь любому политику. Он никогда не перекладывал ответственность на других, брал все на себя открыто и даже с вызовом. Все, что он делал, он делал со страстью, отдавая делу всего себя, без остатка».

Бесспорно, что для мнения о нем, которое сформирует будущее поколение, основой послужит оценка, которую даст поколение нынешнее. Поэтому считаю нелишним поделиться некоторыми мыслями о Борисе Николаевиче, с которым довелось тесно общаться и сотрудничать на протяжении многих лет.

После избрания Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР его противостояние с Горбачёвым приняло другой характер. Это противостояние в конце концов привело к распаду такой державы, как СССР. Конечно, два человека не смогут развалить государство. Особенно такое государство, как Советский Союз. Поражение экономической системы в состязании с рыночными странами, неспособность однопартийной политической системы развивать демократию, сумасшедшая гонка вооружений, подавление личной инициативы людей догматами о коллективной собственности… – причин распада СССР очень много.

«Все беды связаны с приходом к власти Горбачёва» – это мнение, столь распространенное среди ностальгирующих по СССР, даже не стоит того, чтобы принимать его во внимание. Вместе с тем неспособность Михаила Сергеевича наполнить перестройку оптимистичным содержанием и развитием, неуместное ограничение прав республик вне учета федерального устройства государства и провоцирование на этой почве процесса нагнетания центробежных настроений – все это существенно развеяло веру в политику перестройки. Чем слабее становилась эта вера, тем больше надежд стало возлагаться на оппонента зачинателя перестройки, то есть на Бориса Ельцина.

Враждебность Ельцина к Горбачёву, конечно же, ожесточилась после его избрания президентом РСФСР. Один из указов, который Ельцин подписал буквально через десять дней после инаугурации, называется «О прекращении деятельности политических партий и общественных движений в государственных органах и учреждениях РСФСР». Иными словами, только одним указом Ельцин сделал Россию беспартийной. Он даже не стал забивать себе голову тем, что этот указ противоречит Конституции СССР. Отлучение КПСС от ее основной опоры – российских коммунистов – означало подрубить ее под корень. Тем самым Ельцин в мгновение ока превратил Горбачёва в генерала без армии. Причина тому – склонность российских коммунистов к раскольничеству. Начало процессу распада страны было положено разбродом некогда единой партии по национально-республиканским квартирам. Именно таким шагом явилось создание Компартии России. Александр Дзасохов в своей книге «Как много событий вмещает жизнь» высказал горькую, но очевидную истину: «Единая партия интернационалистов, какой изначально была КПСС, превращалась в партию конфедералистов».

Ни одна партия в мире и по работе аппарата, и по организационным возможностям не могла сравниться с КПСС. Событием, которое нанесло сокрушительный удар по ее целостности, как я сказал выше, явилось создание Компартии России. «У всех союзных республик есть свои коммунистические партии, почему ее нет у самой крупной республики?» – вопрошая так, эти люди закончили учреждением собственной компартии. А ведь в действительности основой великой страны была РСФСР! Руководство КПСС целиком состояло из людей этой республики. Например, даже Кунаев, являвшийся членом Политбюро Центрального комитета КПСС, не приглашался на важные заседания Политбюро. Исключение составляли заседания накануне пленумов и съездов.

В целом в России много людей, ностальгирующих по вчерашним советским временам. Поэтому и компартия в этой стране и поныне имеет солидное влияние. Но в действительности развал Союза начали именно россияне. Сначала они создали отдельную компартию, тем самым ослабив централизованную систему, а затем провозгласили суверенитет РСФСР и обрели независимость. Геннадий Бурбулис говорил: «Наша стратегия заключалась в том, что Борис Ельцин примет участие в борьбе за пост главы РСФСР с четкой позицией: “добиться принятия Декларации о государственном суверенитете России”».

Вопрос: независимость от кого? Если не сказать, что от Кремля и от Горбачёва, то ведь не было никаких иных инстанций, от которых потребовалось эмансипироваться! Ошибочно мнение, что не будь того противостояния Ельцина и Горбачёва, то Советский Союз продолжал бы существовать в том же виде. Движение колеса Истории неизбежно вело к тому, что эта политическая и экономическая система рано или поздно потерпит фиаско. Однако сказанное не означает, что реформирование общества было делом безнадежным. Разногласия между двумя руководителями разрушили дело преобразований в стране. В книге Е. М. Примакова «Встречи на перекрестках» приводятся слова, сказанные ему одним политологом: «А знаешь, если б Ельцин был избран генеральным секретарем партии, она сохранила бы свое значение и место в обществе». Может быть. От властных амбиций Ельцина можно было ожидать всего.

Следует отметить, что М. С. Горбачёв, когда надо было, поддерживал меня. В этом плане у него, видимо, был и расчет на мою поддержку в борьбе с Ельциным. Как бы то ни было, он хотел видеть меня рядом. С Б. Н. Ельциным у меня тоже были теплые отношения.

В уже упомянутой книге Александра Дзасохова есть такая глава – «Алма-Ата. Доверительная миссия». Она начинается со слов: «Осенью 1990 года Горбачёв попросил меня отправиться в Алма-Ату и получить согласие Нурсултана Абишевича Назарбаева занять пост вице-президента СССР. Михаил Сергеевич обосновал свое намерение желанием иметь Назарбаева рядом с собой. Введение должности вице-президента Горбачёв рассматривал тогда как один из ключевых шагов для укрепления системы государственного управления. Главным аргументом в пользу кандидатуры Нурсултана Абишевича был успешный опыт руководства огромной республикой в сочетании с глубоким знанием экономических и политических реалий. Немаловажно было и то, что Назарбаев хорошо понимал природу нашего многонационального государства». После этого говорится о том, что автор энергично взялся за это дело. В книге Горбачёва есть такие строки: «Думал о Назарбаеве, но не видел, кто мог тогда его заменить в Казахстане. Времени на обдумывание не оставалось, и тут “подвернулся” Янаев. Крупный просчет». Что тут скажешь, когда вопрос о второй должности в государстве решился с кандидатурой, «подвернувшейся под руку»!

Действительно, на заседании Верховного Совета большинство союзных и автономных республик предложили мою кандидатуру на пост вице-президента СССР. Если бы я путем самоотвода не снял свою фамилию из списка голосования, то, возможно, прошел бы. Потому что к этому времени Горбачёв уже лишился ряда людей из своего окружения: Громыко, Алиев были выведены из Политбюро, Лигачёва отправили заниматься не кадрами, а сельским хозяйством, от Горбачёва стали дистанцироваться самые близкие – Шеварднадзе и Яковлев. В этой ситуации он стал больше обращаться ко мне.

Уточню: дело не в том, предлагали ли мне эту должность и дал ли я согласие или отказался. Дело в том, насколько необходима и целесообразна была эта должность. В конце 1990 года газета «Правда» задавала мне конкретный вопрос на этот счет. И я тоже ответил конкретно, что рассматриваю ее как должность помощника президента: «Я не знаю, зачем он нужен, этот вице-президент. Если мы делаем Совет Федерации настоящим, жизнеспособным, действенным органом, влияющим на всю внутреннюю и внешнюю политику страны, и решения Совета Федерации будут оформляться указами, обязательными на всех территориях, – чем тогда будет заниматься вице-президент? Если ему отводится та роль, которая в проекте изменения Конституции, то это очередной помощник. Я себя не вижу в этой структуре».

Михаил Сергеевич и в последующем относился ко мне с неизменной симпатией. Спустя многие годы он говорил: «Я всегда выделял Нурсултана Назарбаева среди советских деятелей республиканского и общесоюзного масштаба. В нем, на мой взгляд, воплотились многие лучшие качества настоящих патриотов и интернационалистов нашего времени, тех, кто способен видеть мир в движении, конструктивно влиять на ход назревших перемен. Не случайно накануне подписания нового Союзного договора я был убежден, что самой подходящей фигурой на посту главы правительства обновленного Союза мог бы стать Нурсултан Назарбаев. Заговор авантюристов из ГКЧП в августе 1991‐го помешал реализовать этот мой замысел». Зная, что неудобно писать критически о человеке, который хорошо отзывается о тебе, в разных местах этой книги приходится давать негативную оценку деятельности Горбачёва. Что делать, правда должна быть высказана. Горбачёв – сложная личность, в которой равным образом присутствовали и светлые, и теневые стороны.

Самое существенное из двух предложений, сделанных мне Михаилом Сергеевичем, – предложение стать премьер-министром СССР. Это было проявлением очень высокого доверия. Зная, что Горбачёв, что называется, плавал в вопросах экономики, можно было бы рассматривать это предложение как конкретную возможность изменения жизни страны. Был конец 1990 года. Период максимального ухудшения экономической ситуации. Премьер Рыжков ушел в отставку. Что делать? Очень много работы и в своей республике. Конечно, я не сказал «нет» главе государства. Вообще-то, не хотелось идти на ту работу. Как разрешить этот узел? Потом вроде нашел выход. Если бы я стал председателем правительства, то в первую очередь должен был побывать во всех республиках, получить согласие их парламентов на свое назначение, должен иметь широкие полномочия для спокойного проведения экономических реформ. Этого требовала обстановка того времени. Одни республики поддерживали Центр, другие нет. В таких условиях согласие парламентов означало поддержку решений правительства. Поэтому сказал Горбачёву, что только с такими полномочиями могу приступить к такой работе. «Если они одобрят мое назначение, мне придется принимать некоторые экстренные меры. Поэтому я должен буду держать в руках всю экономическую политику, и принимать решение будет правительство. Михаил Сергеевич изменился в лице. «А что останется делать мне?» – спросил он. «Вы останетесь президентом. Вы будете заниматься внутренней и внешней политикой, международными отношениями. Мы будем заниматься экономикой и докладывать вам о своей работе», – ответил я. Он замолчал. Ясно, конечно, что Горбачёв не согласится собственноручно ограничить свои полномочия. Это я знал. И сказал так намеренно. Горбачёву не понравились мои слова о том, что я могу приступить к своим обязанностям только после получения поддержки республиканских парламентов. В таком случае значительно поднималась легитимность премьера.

Правда, Горбачёв такое предложение позже сделал еще раз. О деталях этого расскажу потом…

Да, Горбачёв и как коммунист, и как политик не думал, что проведет столь глубокие изменения. По мнению многих людей, он хотел внести лишь кое-какие поправки во внутреннюю политическую систему, ослабить накал холодной войны, а заодно прославиться как «историческая личность». Если подходить с точки зрения такой программы-минимум, то, похоже, Горбачёв сильно переоценил искренность западных политиков, особенно своих «коллег» – руководителей государств. В этом плане, возможно, придется по-новому анализировать слишком быстрое и слишком тесное сближение Горбачёва и его окружения с М. Тэтчер, Р. Рейганом, Дж. Бушем и другими западными политиками. По-моему, толчком для многих поступков послужили внутренние убеждения Горбачёва, пожелавшего остаться в истории не только реформатором, но и политиком мирового уровня. Это можно было уловить даже по некоторым мелочам. Я не раз был свидетелем его разговоров по телефону с лидерами Запада. Он старался показаться «своим человеком», самым близким другом М. Тэтчер, Дж. Буша. Как-то, когда я сидел у него в кабинете, он поднял телефонную трубку и сказал: «Оставайся (он ко всем обращался на «ты»). Сейчас увидишь, буду называть Буша Джорджем, а он меня – Михаилом». Сам весьма радовался этому. Мы же не понимали. И вот когда по Беловежскому соглашению Горбачёв лишился президентского поста, его друг Джордж Буш даже не позвонил, не успокоил московского коллегу. Зато он очень долго разговаривал с Борисом Ельциным, показывая нам лишний раз, что у государства не бывает вечных друзей, а только вечные политические интересы.

В политике я стал свидетелем многого. Так, Э. Шеварднадзе пользовался большим уважением у руководителей США. На это у него имелись заслуги: воссоединение Германии, уход из Афганистана… Особенно мне запомнилось, как отозвался о нем госсекретарь США Дж. Бейкер: «Этот человек – мой старый друг». Но когда Шеварднадзе, лишившись власти, остался не у дел, тот даже не поинтересовался, как дела у старого друга…