Текст книги "Моя жизнь. От зависимости к свободе"

Теперь обратите внимание на такой парадокс: в те дни Горбачёва предали те, кого он лично выбирал и назначал на высокие посты. И наоборот, в те дни его спас тот, кого он снял с работы и изгнал из политики…

Ирония истории

В апреле 1991 года бравшее у меня интервью итальянское издание «Ла Стампа» задало вопрос: «Не потеряет ли власть Горбачёв до 1993 года, когда у него истечет срок президентского мандата?» Я ответил, что это зависит от него самого и что, на мой взгляд, уже в этом году круг его возможностей намного сузился. Я сказал, что если он сделает правильный поворот, будет крепко держать бразды правления и предложит программу, которая придется по душе людям, двинет дело вперед, то, может, и добьется победы, а в противном случае вполне возможно, что 1991 год будет для него последним. Мои слова сбылись. Но это не плод моей прозорливости. Это я сказал, анализируя ход развития событий и наметившиеся в то время тенденции. То, что союзная власть потеряла контроль над общественно-политической ситуацией в стране, в начале 1991 года было кричащей правдой для любого трезвомыслящего человека. После кровопролития в Вильнюсе и общественность страны, и западный мир ждали, что же скажет Михаил Сергеевич. А президент страны заявил в парламенте, что… не был «информирован» об этом событии. Сей факт умело использовал Ельцин, который в те дни быстро прибыл в Прибалтику и стал давать интервью за интервью.

В 1991 году случились важные события, повлиявшие на судьбу не только Советского Союза, но и всего мира. С самого начала года со всех концов стали поступать негативные вести. В результате разрушения командно-административной системы, с одной стороны, из-за отсутствия рыночных отношений – с другой кризис в производстве сильно углубился. После определения и утверждения всех цен дефицит товаров в магазинах оставался в прежнем виде. Взлетели цены на базаре и в кооперации. Колхозы и совхозы оказались не заинтересованными в продаже зерна государству. Из-за этого значительно увеличились объемы валюты, выделяемой для приобретения зерна за рубежом. Вдобавок, именно в том году в мире резко упала цена на нефть.

Словно этого мало, в то время возник феномен, прозванный «войной законов». Не говоря о других республиках, в самой РСФСР стали приниматься законы, противоречащие законам СССР. Например, россияне назначили пенсионерам наивысшую ставку. Причем без учета источника финансирования. При этом не принималось во внимание, как такое решение откликнется среди народов других республик СССР. Хотя известно, как оно повлияет: «Вон в России своим пенсионерам дают большие пенсии. Чем мы хуже их?» Даже мы здесь хорошо знали, что в России не могли найти столько денег, были вынуждены брать их из других отраслей.

На IV Съезде народных депутатов СССР я сказал так:

«Не могу согласиться с такой политикой, когда страна, захлебнувшаяся патокой красивых слов о демократизации, уже пошла побираться по богатым “столам” Европы в поисках хлеба насущного.

Униженный и оскорбленный народ вправе спросить: где же плоды обещанной модернизации нашего машиностроения и столь широко разрекламированной конверсии? Где конкретные результаты намеченной в свое время программы научно-технического прогресса? Где якобы выделенные постановлением 77 миллиардов рублей и направляемые на развитие перерабатывающей промышленности, сельского хозяйства? Эти практические шаги, с которых мы начинали перестройку, были абсолютно верными. Однако благие пожелания, как в песок, ушли в политический треп.

Сегодня лучшие инженерные умы, самые квалифицированные рабочие оборонных предприятий озабочены выпуском элементарных кастрюль. Наверное, я не раскрою большую государственную тайну, если скажу, что КГБ СССР подготовил выставку простейших товаров народного потребления, выпускаемых на Западе. Простейшая выставка действительно смотрится с большим интересом. Но если уж органы госбезопасности стали заниматься такими делами, то зачем нам нужен аппарат Совета Министров? Стыдно и больно говорить об этом».

Обострение с течением времени межнациональных отношений в стране было еще одной опасностью, нависшей над начавшимися позитивными изменениями. Сколько времени и усилий было потрачено на предотвращение этих процессов в Казахстане!.. Здесь трудность заключалась в том, что негативные посылы в данной сфере в основном приходили извне. Появился такой вещун – Солженицын, который, разглагольствуя о том, «как обустроить Россию», по сути, натравил ее национальности друг на друга. Он также не постеснялся обнародовать измышления о том, что казахи считали своей любую землю, где прошли их стада, и что северные области республики должны принадлежать России. Писатель даже не озадачился тем обстоятельством, что до захватнических походов Ермака, то есть до XVI века, по эту сторону Уральского хребта не ступала нога русского человека. И все это публиковалось в 1990 году, когда еще была компартия, существовал партийный контроль за печатью, не была отменена цензура. Поэтому я абсолютно не верю, что руководство не ведало об этом.

Создавалось впечатление, что кому-то очень выгодно нагнетать и поддерживать в ряде регионов обостренную ситуацию, что кто-то сознательно или, выражаясь мягче, бессознательно разжигает это из-за неспособности прогнозировать дальнейший ход событий. Ряд московских политиков был не прочь подстрекать и казаков. В некоторых областях на западе, севере и востоке Казахстана новоявленные казаки завели моду фланировать средь бела дня с шашками на боку. Поэтому на собрании республиканского актива, проходившего с участием М. С. Горбачёва 30 мая 1991 года в переполненном здании одного из театров Алматы, мне пришлось сказать следующие слова: «Скажите, Михаил Сергеевич, как расценить прием Вашим заместителем, вице-президентом страны Янаевым представителей казачества? Нам неизвестно, о чем шел разговор, но это стало поводом для новой волны сепаратистских выступлений в Уральской области. А в ответ на это – соответствующая реакция коренного населения. Я не знаю, кому выгодно сталкивать таким образом народы, но уверен: многонациональному Казахстану, да и всей стране, это приносит вред.

Не скрою, нас тревожат и разговоры о формировании отдельных казачьих частей. От кого они собираются защищаться? Может быть, хотят напомнить национальным меньшинствам бывшей царской империи о периоде колонизации безоружных кочевников? В народной памяти и по сей день не стерлись обман, унижения и жестокости того периода. Вообще складывается впечатление, что кое у кого в голове сместились представления о реальном времени и пространстве».

Мне кажется, Горбачёв так и не понял, что Советский Союз дальше не мог оставаться таким, каким был прежде. Союз зижделся на администрировании и плановой экономике. Но они рухнули. Не говоря о прочем, было ясно, что руководить такой гигантской страной из единого центра отныне становилось невозможным. Я с самого начала предупреждал, что обновленный Союз теперь не может оставаться в форме федерации. На внеочередной сессии Верховного Совета СССР призывал: «Хватит искать вчерашний день, хватит гоняться за ушедшим временем». Пришлось даже пойти на резкость: «Хочу отметить, что никто не должен питать иллюзий: Казахстан никогда не будет «подбрюшьем» ни одного региона, никогда не будет его «младшим братом». Что же до Горбачёва, то он и после провозглашения Украиной своей независимости продолжал говорить о реформе прежнего Союза, об установлении новых отношений между Центром и республиками. Рассуждая по максимуму, Советский Союз мог быть сохранен только в виде конфедерации. Горбачёв не поддержал идею конфедерации, а затем лишился и федерации. Мы хотели сохранить единство страны, пусть даже и вместе с приверженцами Союза. К концу 1990 года только четыре республики – Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан – были готовы создать новый союз. Я обратился к Горбачёву: поддержит ли он нас в случае такого объединения, а позже видно будет, кто еще пожелает в него вступить. Михаил Сергеевич категорически не соглашался. Он утверждал, что удержит все республики, даже прибалты пересмотрят свои намерения. В такой атмосфере начались ново-огарёвские переговоры. И это тоже показывает слабость политического реализма Горбачёва.

С начала года союзное руководство стало использовать силовые методы в отношении прибалтийских республик. Была предпринята попытка внедрения в Литве прямой президентской власти. Для этого Москва даже пошла на провоцирование раскола внутри республиканской компартии. В конце концов в Вильнюс были введены войска и с участием небезызвестной «Альфы» были захвачены Дом печати и телецентр. Народ вышел на защиту избранного им Верховного Совета. Пролилась кровь, погибли люди. Более того, подобное насилие через несколько дней повторилось в Риге. И там была пролита кровь. Эти два события сильно подорвали авторитет Горбачёва. Тем самым была сорвана маска с человека, незадолго до этого, в 1990 году, получившего Нобелевскую премию мира. Теперь Запад окончательно убедился, что Горбачёв является демократом лишь на словах. У казахов есть выражение: «Собранное по ложке расплескивается ведром». И это был тот самый случай. Западные страны не просто обвиняли руководство СССР, они стали пересматривать свои обещания по оказанию финансовой помощи. Миллиарды долларов кредитов не поступили в страну. Притянутые арканом порабощения три прибалтийские республики, и без того не симпатизировавшие Союзу, после событий в Вильнюсе и Риге вовсе отвернулись от него. Если даже Казахстан, который якобы добровольно присоединился к России и жил в общей сложности 260 лет сначала в составе России, затем Советского Союза, более половины населения которого составляли представители других национальностей, с сомнением стал смотреть на разваливающийся Союз, то было понятно, что те республики, всего лишь за полвека до этого, накануне Второй мировой войны, насильно присоединенные к СССР, уже отойдут безвозвратно. К сожалению, Горбачёв не понял и этого. Или не хотел понимать. Что только подстегнуло стремление республик к отделению. Парламенты один за другим стали принимать декларации о государственном суверенитете. Стали избирать президентов республик. Так поступил и Казахстан.

Введение в республиках института президентства не было слепым копированием общесоюзных структур. Сама логика жизни требовала наличия мобилизующих начал исполнительной власти, равнодействующей и эффективной работы всех государственных рычагов. Мы твердо верили, что под особой заботой президентской власти будет укрепление национальной государственности Казахской ССР, политического суверенитета, обогащение его новым, конкретным содержанием в рамках советской социалистической федерации, принятие мер по четкому разграничению полномочий Союза ССР и республик.

В жизни не бывает абсолютной независимости, абсолютной свободы, абсолютной демократии. Все государства мира зависимы друг от друга, занимают друг у друга деньги, торгуют друг с другом и поэтому используют регулирующие механизмы. Нет резона ударяться в эйфорию. В этом мире все взаимосвязано. К тому же следует учитывать и особенности Казахстана. Нельзя было не думать о том, что казахстанцы в силу характера своей экономики, геополитических условий республики, ее полиэтнического состава острее, чем жители остальных регионов, воспринимают ликвидацию единого экономического, социального и жизненного пространства в рамках союзного государства.

Нельзя забывать, что в то время Казахстан был единственной республикой, коренное население которой составляло меньшинство. К тому же мы видели в новом Союзном договоре хороший путь пополнения Декларации о государственном суверенитете Казахстана новым содержанием. Главное – было ясно, что в результате распада Союза будут разрушены хозяйственные связи, сформированные за более чем 70 лет, зайдет в тупик экономика Казахстана, ориентированная в основном на добычу сырья. Впоследствии так оно и случилось. Поэтому мы прилагали силы к выстраиванию новых отношений между Центром и республиками. Зная, что крушение СССР приведет к столкновениям, окажет негативное влияние на экономику, мы думали сначала создать конфедерацию, затем идти на независимость. Мы считали, что нельзя как бросаться из крайности в крайность, так и пребывать в неопределенности, надеясь и на конфедерацию, и на единое государство. Федерация нужна, но она должна быть основана на новых, современных принципах.

Особо плачевное положение сложилось в Средней Азии и Казахстане. Выступая на I Съезде народных депутатов СССР, я говорил о том, что в условиях ведомственного диктата наша республика, богатая минеральными ресурсами, пользующимися спросом на мировом рынке, тем не менее сильно отстала в социальном развитии и стоит на грани экологического кризиса. Отметил, что «действуя методом слона в посудной лавке, министерства уничтожили Арал». В тот раз пришлось резко критиковать и глубоко уважаемого мной Николая Ивановича Рыжкова. В перерыве ко мне подошел Горбачёв и сказал: «Нурсултан, ты что наделал? Как я теперь буду предлагать Рыжкова на председателя правительства? Могут же прокатить…» «В этом деле я сам помогу», – ответил я. Потом при обсуждении кандидатуры Рыжкова попросил слова и сказал, что критика высказывается ради дела; если же после каждой критики отдалять от себя людей, то мы напортим многое, поэтому работу правительства мы должны оценивать взвешенно. Рыжков был избран главой правительства. К сожалению, в ходе перестройки он так и не смог выйти из-под влияния системы, сформировавшей его самого. Мы, руководители республиканских правительств, при встрече в Москве полушутя-полусерьезно говорили между собой, что Рыжков смотрит на республики как на цеха «Уралмаша». Ранее он много лет возглавлял крупное предприятие – Уральский машиностроительный завод («Уралмаш»). У Рыжкова не хватило смелости перейти к рынку, или он, как человек, приспособленный к прежней системе, считал, что нет другого правильного пути. В конце концов в декабре 1990 года по требованию депутатов Верховного Совета Н. И. Рыжков был вынужден покинуть этот пост. Именно в ту пору рассматривалась моя кандидатура на должность руководителя правительства СССР.

Говоря по правде, в то время имелись основания чураться рынка. Мы видели положение дел в бывших социалистических странах. Возьмем Польшу. Там за первые три года перехода к рыночной экономике производство упало на 40 %, национальный доход сократился на 25 %, число безработных достигло 2,5 миллиона человек и превысило 13 % всего трудоспособного населения, доходы населения уменьшились на одну треть. На все это надо было смотреть с диалектических позиций, то есть как на неизбежные трудности, как на необходимость рисковать. Руководству СССР не хватило смелости рискнуть.

Авторитет лидеру создает его народ, его страна. Пройдя полосу жутких испытаний после декабрьских событий, наш народ сумел продемонстрировать свои лучшие качества. Жители республики сохранили дух сплоченности и дружбы. Да и в установлении новых хозяйственных отношений мы по сравнению с другими сумели показать достаточно зрелую адаптивность. У нас возникли предпосылки перехода к рынку. В целом на должном уровне оказалась и подготовленность кадров. На важных общесоюзных совещаниях, на съездах и сессиях все громче зазвучал голос Казахстана. Я поднимал проблемы, касающиеся нужд и запросов не только Казахстана, но и других республик. Поэтому, думаю, на руководителя республики, которая по сравнению с другими республиками обеспечивала крепкую межнациональную дружбу и в которой рельефнее проявлялись признаки новой экономики, стали обращать более пристальное внимание. К тому же я постоянно говорил о необходимости экономического сотрудничества во все времена, о важности сохранения былых человеческих отношений, о том, что интеграция – это требование эпохи.

Политический кризис набирал все большие обороты. Бессилие союзной власти побудило Горбачёва сохранить страну через референдум. На Всесоюзный референдум был вынесен вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик?» Страна, переживавшая неимоверные трудности, испугалась последствий распада Союза. Поэтому на прошедшем в марте референдуме народ, конечно, высказался за сохранение Союза. Почему я сказал «конечно»? Потому что в государстве, основанном на авторитарной форме правления, преобладал консерватизм. Людям свойственно желать, чтобы привычный для них образ жизни не менялся. Вместе с тем народы союзных республик голосовали за сохранение единства, общей Родины. И все же, если задаться вопросом, выиграл или проиграл Горбачёв от этого референдума, я бы сказал, что в основном проиграл. Почему? Потому что Верховный Совет РСФСР добился включения еще одного вопроса: «Считаете ли вы необходимым введение поста Президента РСФСР, избираемого всенародным голосованием?» Подавляющее большинство россиян – участников референдума – поддержало эту идею. Власти Горбачёва был нанесен сокрушительный удар со стороны руководства России. После этого в России состоялись президентские выборы. Победил Ельцин. На предвыборных встречах Ельцин заявлял, что в будущем Россия откажется от всех союзных структур, от всех союзных министерств. Он говорил, что может согласиться на оставление на союзном уровне только министерств обороны, путей сообщения и атомной энергетики. В целом он ратовал за независимость России как субъекта международных отношений. 12 июня 1990 года (тогда СССР еще существовал) Россия провозгласила свою независимость. Независимость от кого? Б. Ельцин был одержим одной целью: лично он хотел быть независимым от М. Горбачёва. Этим воспользовались другие.

Если на кухне постоянно ругаются супруги, то рушится семья. Если в компании грызутся менеджеры, то она станет банкротом. Если же будут конфликтовать руководители государства (элита), то оно распадется. И исчезнет с лица земли. Так убийцы Юлия Цезаря позже осознали свою ошибку и горько сожалели о содеянном. Древний Рим начал слабеть и идти к своему крушению.

На протяжении весны и лета вокруг нового Союзного договора кипели бурные страсти. В апреле в Ново-Огарёве состоялась встреча руководителей девяти республик с президентом СССР. Республики потребовали конкретные права и полномочия, а Центр лез из кожи вон, чтобы все механизмы власти оставить в своих руках. В конце концов подписали общий протокол о мерах по стабилизации социально-экономической и политической ситуации в стране и на том разъехались. Там разговор шел о разработке новой Конституции Союза. Тем не менее мы тогда не пришли к единому мнению, каким государством в дальнейшем будет Советский Союз.

По-моему, не ошиблись те, кто воспринял привлечение автономий в составе республик к обсуждению Союзного договора как попытку Горбачёва (по предложению Лукьянова) расшатать и ослабить позиции республик. Позднее это повлекло немало отрицательных последствий. И в первую очередь – для России. При уравнивании статуса автономий со статусом республик теперь началась борьба за суверенитет уже внутри федеративной республики. К чему это привело, тоже известно. Достаточно сказать о войне в Чечне.

Я уже говорил о своих неоднократных попытках сблизить позиции Горбачёва и Ельцина по вопросам сохранения Союза, определения его нового статуса и структуры. Одна из таких встреч прошла в конце июля. Леонид Млечин в своей книге «Назарбаев. Групповой портрет с президентом» писал, что 3 января 1991 года рассматривался вопрос о новом руководителе правительства страны, что Евгений Примаков и Вадим Бакатин предложили на этот пост мою кандидатуру: «Тогда вопрос отложился. Но в июле решение было принято».

Что это было за решение? Послушаем свидетелей.

В первую очередь Горбачёва, который в своих двухтомных мемуарах «Жизнь и реформы» пишет: «В самом конце июля, уже перед моим отъездом в отпуск, я встретился в Ново-Огарёве с Ельциным и Назарбаевым. Разговор шел о том, какие шаги следует предпринять после подписания Союзного договора. Согласились, что надо энергично распорядиться возможностями, создаваемыми Договором и для республик, и для Союза. Возник разговор о кадрах. В первую очередь речь, естественно, пошла о президенте Союза Суверенных Государств. Ельцин высказался за выдвижение на этот пост Горбачёва. В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы Кабинета. Он сказал, что готов взять на себя эту ответственность, если союзный Кабинет министров будет иметь возможности для самостоятельной работы. Говорилось о необходимости существенного обновления верхнего эшелона исполнительной власти заместителей премьера и особенно ключевых министерств. Конкретно встал вопрос о Язове и Крючкове – их уходе на пенсию. Вспоминаю, что Ельцин чувствовал себя неуютно: он как бы ощущал, что кто-то сидит рядом и подслушивает. Он даже несколько раз выходил на веранду, чтобы оглядеться, настолько не мог сдержать беспокойства».

Да, я помню, как Ельцин во время конфиденциального разговора словно чуял что-то недоброе. Когда он поделился своими подозрениями, Горбачёв отрезал: «Ты что, Борис! Да брось ты!» Кто мог подумать, что президент такой страны, как СССР, не в состоянии обеспечить конфиденциальность проводимой им же встречи? Горбачёв сильно оскорбился на слова Ельцина: «Как ты можешь подумать так? Я ведь президент Советского Союза». После этого мы продолжили открытый разговор. Кстати, в своей книге «Остаюсь оптимистом», изданной в 2017 году, Михаил Сергеевич еще раз приводит те факты: «Возник разговор о Назарбаеве, чтобы сделать его союзным премьером. Назарбаев сказал: только в том случае, если это будет реальная работа». Да, я говорил так. Выше упоминал об этом.

Итак, встреча проходила в условиях секретности. Мы целый день, а потом еще до поздней ночи обсуждали многие вопросы. Ельцин внес ряд конкретных предложений по кадровым изменениям. Он сказал президенту, что если тот питает надежду на обновленную федерацию, то в такую федерацию республики войдут только в том случае, если он избавится от ряда мерзких личностей: «Если Крючков останется председателем КГБ, Язов – министром обороны, то кто поверит в обновление Союза?» Я со своей стороны добавил, что обязательно надо заменить министра внутренних дел Пуго и председателя Гостелерадиокомитета Кравченко. Сказал: какой из Янаева вице-президент? Горбачёв сразу пообещал заменить Крючкова и Пуго. В ходе обмена мнениями мы все трое пришли к единому решению, что надо также заменить премьер-министра Валентина Павлова.

Был составлен следующий план. После подписания союзного договора мы должны были смело приступить к делу. Договорились, не дожидаясь принятия новой Конституции, провести выборы президента, образовать новый парламент, новое правительство. Однако…

Однако Ельцин оказался прав в своих подозрениях. О чем мы узнали позже.

Теперь послушаем Ельцина: «Горбачёв спросил: «А кого вы видите на этой должности?» Я предложил Нурсултана Абишевича Назарбаева на должность премьер-министра нового Союза. Горбачёв сначала удивился, потом быстро оценил этот вариант и сказал, что согласен. «Другие кандидатуры вместе обсудим после 20 августа», – закончил он разговор. Такой была эта встреча, и, я думаю, многое сложилось бы иначе, если бы то, о чем мы договорились втроем, удалось осуществить. История могла пойти совсем по другому пути. Пройдет немного времени, я своими глазами увижу расшифровку разговора Президента СССР, Президента России и руководителя Казахстана».

Как позднее стало известно, весь наш разговор прослушивал и записывал Комитет государственной безопасности. Одно из доказательств – Ельцин видел эту запись своими глазами. Еще большее доказательство – все подлежащие увольнению люди буквально через 20 дней оказались в составе Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП)…

Хотя в ту ночь в Ново-Огарёве я дал согласие Горбачёву и Ельцину возглавить правительство, позже я радовался, что этот план не был осуществлен. По правде говоря, предлагавшиеся мне в ту пору должности были непостоянными, преходящими. Уже тогда любому мало-мальски соображающему человеку было ясно, что идея перестройки полностью потерпела фиаско. Каждый видел, что положение в стране не только не улучшается, а, наоборот, ухудшалось пуще прежнего. Появились признаки надвигающегося распада государства. И это было самым серьезным, самым опасным фактом. В любую эпоху, не говоря о распаде империй, даже раздробление отдельной страны сопровождалось кровавыми событиями. Совсем недавно мы с ужасом наблюдали за тем, как потопили в крови бывшую Югославию. Пустив на самотек процесс распада Союза, мы бы тоже могли попасть в подобную катастрофу. Плюс ко всему во многих республиках СССР стали резко обостряться межнациональные отношения. К счастью, благодаря традиционным дружеским взаимоотношениям, успевшим сформироваться еще в советскую пору, нас не постигла такая участь. В такой период я должен был думать прежде всего о судьбе Казахстана, о завтрашнем дне моего народа. Чтобы создать благоприятные условия для развития экономики, чтобы многонациональное население чувствовало себя спокойно, мы сделали все от нас зависящее ради формирования СССР по-новому, ради преобразования его в качестве свободного союза подлинно суверенных стран. В этой политике мы выиграли. Потому что никто как внутри страны, так и вне ее не мог ни в чем обвинять нас. Свою независимость мы провозгласили без споров и тяжб. Правда, первоначально мы тоже долгое время придерживались принципа «сильные республики – сильный союз». Но со временем это стало невозможным.

В уста одного из своих персонажей Чехов вложил слова: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Чему не суждено случиться, то и не случится. Государство под названием Советский Союз было создано прежде всего на идеологической основе. Было очень огромным. Но ведь в час испытаний огромные размеры динозавров оказались для них не преимуществом, а слабостью. Развал Советского Союза нельзя объяснить просто неудачным проведением перестройки, негодностью управленческих методов Горбачёва, сепаратизмом славянских республик, влиянием Запада и прочими подобными причинами. Развал Советского Союза – закономерный итог, системно предопределенный самой природой империи. Конечно, при благоприятном стечении различных обстоятельств можно было бы и продлить существование Советского Союза в той же государственной форме. Возможно, свой вклад в это внес бы и я. Но у истории свои закономерности. Поэтому я считаю доброй улыбкой судьбы то, что мне не пришлось работать на должностях, предложенных в момент распада того государства. С удовлетворением констатирую, что все мои знания и умения в самый трудный, самый сложный исторический период были подчинены государственным интересам Казахстана.

За любым событием стоят причина и повод. Понятно, что доведение до руководителя КГБ информации о факте того секретного разговора подтолкнуло к попытке сорвать все запланированное нами. Но это был всего лишь толчок. Тогда как роспуск такой державы, как СССР, не мог пройти безмятежно. Поэтому мы должны сказать: мятеж способствовал ускорению процесса, который в конце концов не мог не завершиться, а заодно и позволил выяснить: что есть что и кто есть кто.

Надо сказать, что правда о путче ГКЧП не раскрыта полностью до сих пор, хотя с той поры прошло около трети столетия и написано немало книг.

Основной вопрос заключается в следующем: существовавшая у нас социалистическая плановая система не могла обеспечить дальнейшее развитие страны. Застой системы, общее ослабление экономики, ухудшение благосостояния народа привели к такому кризису. Вот на каком удручающем фоне та немногочисленная группа лиц развернула незаконную деятельность, решив использовать в своих интересах гнев и отчаяние натерпевшегося и изверившегося народа, вконец уставшего от бесконечной и бесплодной говорильни, в которой его топили последние пять-шесть лет. Для достижения своей цели они пошли и на низменные махинации, и на откровенную ложь.

Путч ГКЧП спровоцировало назначенное Горбачёвым на 20 августа подписание Союзного договора. Организаторы мятежа прежде всего выступили против обретения республиками нового статуса. Они надеялись силой сохранить Союз в прежнем виде. Но этот путь оказался бы кровавым. Поэтому этот путч в первую очередь уместно расценивать как противостояние борьбе союзных республик за суверенитет.

Доказательством того, что оба крупных руководителя страны – М. С. Горбачёв и Б. Н. Ельцин – глубоко верили в то, что 20 августа новый Союзный договор будет подписан, является отъезд обоих из Москвы накануне. Горбачёв уехал на отдых в свою крымскую резиденцию – Форос. Ельцин с официальным визитом прибыл в Казахстан. Естественно, у них были волнения по поводу общей ситуации, но что дело примет именно такой опасный оборот, они точно не предполагали. Такой тревоги не было и у меня. В те дни на встрече с журналистами по поводу подписания протокола между Казахстаном и Россией я выступил и сказал, что по поручению парламентов республик мы с Борисом Николаевичем 20 августа собираемся полететь в Москву для подписания межгосударственного договора. Горбачёв в своей книге писал: «Да, несмотря на тяжелую ситуацию, в августе 1991 года я поехал отдыхать в Форос. Да, поехал в отпуск. Не надо было ехать… Но я не допускал, что вокруг меня идиоты и случайная публика, которая вообще ничего не соображает!»

В Алматы мы приняли Ельцина по всем законам казахского гостеприимства. Это понравилось ему настолько, что пришлось несколько раз переносить время его отлета обратно в Москву. Впоследствии Ельцин писал в своей книге о том, что он тревожился и недоумевал о причине переноса времени вылета. А в действительности причиной был он сам. Сначала он потребовал, чтобы оседлали скакуна, подаренного ему как дорогому гостю. А потом, не послушавшись тех, кто отговаривал его, решил взгромоздиться на коня всей своей тучной фигурой… и в тот же момент соскользнул вниз вместе с седлом. Затем, когда поехали в Талгарское ущелье, ему захотелось искупаться в горной реке. Было известно, что в Москве он постоянно купался в речной воде. Но здесь текла бурная и своенравная горная река, поэтому я сказал: «Тут купаться нельзя. Течение быстрое, и вода ледяная». «Нет, я пойду!» – говорит он. Мы даже вступили в перепалку, но он ни в какую. К тому времени служба охраны Ельцина успела выбрать мелкую заводь и соорудить из камней запруду для купания. Слава богу, теперь его хоть не унесет течением. Отмахнувшись от предостережений, храбрец искупался в бурлящей реке. Холодная вода пробирала до костей. А как же после этого не принять что-нибудь для согрева?.. Его самолет вылетел с опозданием на три часа. Лев Суханов, много лет работавший помощником Бориса Николаевича, подтверждает это в книге «Как Ельцин стал президентом»: «Ельцин и на этот раз не изменил своему правилу: искупался в горной речушке. Вода была ледяная».