Текст книги "Королевский маскарад"

– Мудрено… Понять бы, как ответ настоящий возвернуть, чтобы надежно его получить? – нахмурился князь. – Мы им не верим, они нам и того более… дожили.

– Вот и поговорил бы сам, – буркнул воевода, явно не первый день долбивший этой простой и веской мыслью упрямство князя. – Напиши, что у границы хочешь повидать старшего из Рагриев. Чтоб охрану взял достойную, это укажи непременно.

– Ты мне всю душу изгрыз дядькой Добром, – усмехнулся князь. – Ладно, будь по-твоему.

Воевода исчез – словно и не было его. Вернулся тотчас, уже с бумагой и пером, и выглядел куда веселее прежнего. Князь написал пространное письмо по поводу своей свадьбы, упомянул золотые рудники, которые соседи могли бы подарить ему по такому радостному случаю. И пока воевода деловито снабжал послание печатями, упаковывал в свежий воск и ленты, набросал короткую записку: мол, что происходит – по письмам непонятно, приезжай и будем говорить. Пока Доний посылал за гонцом, князь с детским любопытством смотрел, как гость шепчет над листком незнакомые певучие слова. Буквы послушно бледнеют, а затем и царапины от пера сглаживаются. Князь еще раз провел по бумаге пальцами, не доверяя глазу, – ровная. Свернул листок.

Гонцом воевода выбрал одного из своих ближних – того самого молодого парня со светлыми до белизны волосами. Пакет гридень принял, привычно кивнул. Записке чуть удивился, но виду не подал. Убрал ее аккуратно за подкладку шапки, как велено. На минуту замер в дверях, глядя в темные глаза гостя. И вышел.

– Что ты сверх оговоренного наколдовал, Нисий? – недовольно проворчал воевода.

– Про второе письмо не помнит, пока до места не доберется, – уточнил Орильр. – Иначе он будет шапку поправлять и проверять ежеминутно.

Князь одобрительно усмехнулся и снова подвинул к себе стопку листков. Теперь Орильр уже разобрал – это была история Империи и ее уложение законов. Князь отметил интерес гостя. Вздохнул, раскрыл потрепанные листы по своей закладке.

– Наши новые друзья таковы, что и привыкнуть трудно, – поморщился Вершень. – Мы, Берники, свою землю бережем, а до чужой нам и дела нет. Им же всегда мало, тянут загребущими ручками к себе всех, кто не в силе. Комарищинские-то края жили мирно, но бедно. Ныне же так участием соседским нагружены, что вовсе вымирают.

– Я шел там, видел, – кивнул Орильр. – На две сотни верст один трактир еще кое-как живет. Села пусты, поля заросли травой. У соседнего Эрхоя и так нет особой торговли. А теперь им к морю последний выход перекрыли. Хорошая была речка – Волыня, по ней лес для кораблей Империи гнали, чтоб у вас да Леснии не закупать.

– Верно говоришь, – огорчился князь. – Как имперцы с нами накрепко подружатся, и Леснии море станет недоступно. Обиды князя Добра на нас понятны… хоть и нет их в письмах. Мои обиды не легше, только сил у нас против них в одиночку недостаточно. Зачем лес наш жгут? Спор про болото затеяли грубо, войной грозят…

– Мы не князья, – хмыкнул воевода. – Раз ты за ум взяться решил – у Добра и спроси. Через неделю поедем?

– Поедем, – почти нехотя вздохнул князь и еще больше расстроился. – Эдак я с невестой разминусь. Негоже.

– Дождется, не успеет на слезы изойти, – досадливо отмахнулся воевода. – Ты внучку Добра от границы завернул и не задумался. Опозорил девку!

– Кто ж в путь выступает, ответа не дождавшись? – смутился князь. – Четыре года назад я и не думал жену брать, сам знаешь. Уж потом ты меня допек, надоеда. Ну иди уже, не баси на князя. Гостя лучше размести.

Доний послушно кивнул и встал у двери, пропуская Орильра. Повел коридорами, рассказывая про терем. Эльф шел и думал, что северяне ему нравятся. Большие, сильные, уверенные и, увы, совершенно беззащитны перед коварством. За несколько лет их малые обиды на соседей разрослись многократно. Сразу видно: поедет князь к дядьке Добру не договариваться, а пенять и корить. Ему давно хочется выговориться. И пока этим пользуются имперцы – весьма успешно и ловко. Сочувствуют, а сами подбрасывают новые поводы для обид. Еще бы! Вдоль границы с Леснией порублено немало деревьев, даже в священном лесу беров. И топорище там нашлось, с которого топор соскочил, – леснийское, это давно известно. Еще на горелой земле находили дважды мелкие медные монетки, выпавшие из старого кошеля или кармана. Возле «золотого» рудника обнаружился утопленный неосторожным лазутчиком сапог. Много мелочей, которые опытные руки имперских логримов складывают в единую достоверную и яркую картину обмана, заслоняющую истину. Оправдания соседей звучат нелепо, как неумелое вранье: не знаем, не понимаем, не было ничего подобного…

Впрочем, уже давно никто не старается оправдаться. Троюродный дядя князя Берника, Добр, едва не поседел в один день, когда вернувшаяся от границы отвергнутая невеста – его внучка – попыталась утопиться. Большая удача, в стольном Златогорске гостила Вэйль-а-Шаэль. Она расслышала отчаяние, успела выловить несчастную, и до сих пор девушка живет в долинах эльфов. Сейчас, например, в Лирро, а год назад – в Рэлло, с ней там возилась все лето королева Сэльви.

Так что встреча двух северных князей будет шумной. Но лучше так, чем громоздить новые обиды, вчитываясь в переписку, подправляемую имперскими мастерами интриг.

– Знаешь, гость, – остановился Доний на парадном крыльце терема, закончив обход, – а не желаю я селить тебя при князе, не обессудь. Ну что мне про тебя ведомо? То, что ты крепкий маг… Город у нас небольшой, до терема неспешным шагом – ближе близкого. Не осерчаешь?

– Сам хотел просить! – обрадовался Орильр. – Я уже присмотрел трактир, как сюда шел. С вырезанными из дуба турами при входе. Красота удивительная. Как полагаешь, там селят гостей? Комнаты есть?

– Комнаты есть, – вздохнул воевода. – Гостей нет. Наилучшее место было, гномы самые что ни есть состоятельные в драку комнаты разбирали. Мед там знатно варят. Так и зовется – «Медвяный лог». Пошли, провожу. Мне знать положено, где ты живешь.

– И долго станешь выяснять? – прищурился Орильр.

– Без всякой спешки займусь, – прикинул воевода. – У них и оленятина ничего, да и пироги славные.

И тут же, без перехода, спросил:

– Слушай, я одного не пойму: гномам-то мы чем не угодили? Два года, как исчезли они, все до единого!

Орильр остановился и обернулся к воеводе. Как можно не догадываться, чем обернется выдача рудознатцев Империи? Но светлые глаза бледной узорчатой бирюзы смотрели спокойно и даже грустно. Доний пояснил: он заказал себе секиру, наилучшей ковки. Уже и заказ обсудил, и получил чертежик, любимое гномье средство одобрения работы. Весь узор был кропотливо выведен, размеры указаны, заточка, сталь, рукоять, отделка…

Гном из достойного рода Трыж, его клеймо на севере все знают, даже принял задаток. А потом вернул. Это немыслимо для подгорника – отказаться от того, что подтверждено и описано на бумаге, скреплено договором и деньгами. Умрет мастер – и то заказ не пропадет, родичи не допустят. Но невозможное случилось. Варн Трыж пришел к терему, вызвал воеводу и отдал деньги, с немалой неустойкой, не ступив даже на доски крыльца. Молча отдал и ушел, не простившись. Это было вечером. Утром город покинули все до единого подгорники…

– Вполне закономерно, – вздохнул Орильр. – Гномы врагу оружие не куют. Ваш князь выдал Империи рудознатцев, объявив их шарлатанами. Спасибо, казнить гномов не успели, а то воевали бы вы теперь с королем Збыром Пятым из рода Гррхон.

– Когда выдали? Кому? – опешил воевода. – Я писал грамотку, самолично. Чтоб обманщиков отвезли до самой их подгорной страны и сдали королю. Пусть он рассудит, верно ли поступили, золото утаив к пользе Леснии.

– В Империи до сих пор разыскивают женщину, известную им как маркиза Шаль’ос. Она украла гномов практически с места казни, – просветил воеводу эльф. – Я видел ее у учителя, год назад. И не нахожу причин сомневаться в словах госпожи.

– Имя знакомое, – нахмурился воевода, – нас тоже просили ее искать. Винили в убийстве приемного сына северного принципала, княжича из рода комарищинских правителей. После гибели молодца иссяк древний род, вот что я знаю доподлинно… Ох и дела!

– А представь, что некто погубит Вершня Бродича после свадьбы, – совсем тихо молвил эльф. – Уж конечно этот человек будет не из Империи! Зато вы станете ее провинцией в считаные дни.

– Ты вселяешь в душу мою страшные сомнения, Нисий гость, – нахмурился воевода. – И речами своими, и невысказанным… Приехал один, вроде для защиты батюшки. По моему разумению, не сладить тебе одному с многочисленными и сильными магами Империи! Уж куда проще поверить, что ты сам насолишь тут, простотой нашей пользуясь.

– Вот и не верь мне, – рассмеялся Орильр. – Но и другим не доверяй без оглядки. Про гномов наверняка князь Добр знает. Да и гномья секира, так «бумажной» и оставшаяся, не став стальной, тоже – повод задуматься. Как поедем к границе, ты уж в сопровождение не два десятка бери. И лучников не забудь.

Доний хмуро кивнул и пошел дальше молча, новые мысли гудели в голове и камнем ложились на плечи. Он сам проводил гномов! Отдал свиток с печатями гонцу и устно повторил, куда отвести бородатых упрямцев. Как могло выйти по-иному?

С помощью проклятых магов – а как иначе! Воевода резко остановился. Глянул на спутника и пошел вперед, почти побежал. Рявкнул у дверей трактира, требуя хозяина. Сунул мешок Орильра в руки сонному рыжему детине, не верящему в счастье обретения постояльца. Потребовал собрать ужин и приготовить жилье.

Самого же гостя поволок, вцепившись твердыми пальцами в плечо, прочь, по темным уже улицам.

Доний молчал до самой охранной слободы. Так же без слов вломился в темный дом, бросив гостя в сенях. Выволок парня – рослого воя – в одних портах, шалеющего от зверского вида Дония. Швырнул на скамейку и навис, плюща взглядом.

– Тебе грамотка была выдана. Куда гномов уволок?

– Как приказали, – отодвинулся хозяин избы к стеночке, не понимая своей вины, но отчетливо разбирая ее пугающую огромность в глазах воеводы.

– Дело говори!

– Сперва к горам, – жалобно выдохнул тот, обнимая ладонями мерзнущие под взглядом плечи. – Затем на южную дорогу. Вы же сами прислали новую грамотку, воевода-батюшка! Как указано, так и исполнено. Имперцы нас там точнехонько у развилки и встретили, княжий указ в нос сунули. Невежливо, спешно. Еле грамотку вытребовал и чтоб за гномов-то подпись оставили – тоже!

– Почему же мне сразу не отдал? – опасно тихо удивился воевода.

– Отдал! – почти всхлипнул парень. – Вы меня у ворот ждали, я аж удивился!

– Худо, когда своих магов нет, – мрачно выдохнул воевода и сел на лавку. – Не серчай за допрос, Борок, выходит, обманули нас обоих. Эй, гость, неужто можно внушить человеку подобное?

– Внушить трудно, – засомневался Орильр. – А магию маскировки эльфы преподают неохотно. Но, видимо, кое-кто разобрался в ее основах. Молодые учителя из расы эльфов почти так же наивны, как ты, воевода. Зла в людях не видят, не биты еще жизнью. Их король своих младших слишком бережет… а, выходит, зря.

Орильр сел на лавку третьим и тоже загрустил. Когда молчание стало темным, как спустившаяся ночь, хозяин избы жалобно уточнил, целы ли гномы. Его успокоили, еще раз извинились за шум и выбрались на улицу.

Город уже спал, пустые улицы хранили свежесть вечерней уборки. Отмытый камень мостовых лежал так ловко и плотно, что Орильр не усомнился – гномья работа. Когда-то подгорники собирались тут обосноваться надолго: такие подарки чужим городам гномы делают редко. И наверняка мастеру-кузнецу Варну Трыжу, отказавшему воеводе в ковке секиры, очень горько было переживать предательство людей.

Глава 7
Мечта исполнителя трех желаний

Лейли-а-Тэи с глубоким неодобрением глянула на высокое и безжалостное белесое солнце. Оно сушило кожу сквозь все заклятия и халат. Утомляло глаза, лишало сознание бодрости и свежести. Эти слова – свежесть, вода, бодрость – вообще не отсюда, они в однообразии барханов чужие. Было бы здорово бежать через пески, не думая об усталости, наперекор всему, безостановочно. Она эльф, ей по силам. Даже здесь, в самой страшной из пустынь – соленой, отравляющей немногочисленные источники воды… Соль убивает воду, делает ее непригодной для питья. Надо или очищать магией, или искать новый источник. И все равно ей нетрудно одолеть пекло в считаные дни, да и с водой не возникнет проблем: чуть уклонись с прямого пути, и в сотне верст найдется хоть малый источник. Но – она не одна.

Идти по пустыне вместе с людьми трудно. Двигаются они гораздо медленнее эльфа, зато устают много быстрее. На четвертые сутки окончательно утвердился порядок ночных переходов и дневного отдыха. Гэхир добирался до привалов свежим и не утомленным, а Фэриз переставлял ноги так тяжело, что сомнений не оставалось: не падает просто потому, что слишком для этого горд. Маг давным-давно забросил свои детские воинские упражнения, и пеший поход для не окрепшего после болезни тела был настоящей пыткой. Но, надо отдать Фэризу должное, он не просил поблажек. Упрямо брел, сердился на опеку Гэхира, а еще больше – на свою никчемность. Волшебство под запретом, нельзя привлекать внимание Ошгира и подобных ему. Как охотник он бесполезен, а где кошими берет воду – это вообще отдельная загадка! Обсуждали ее люди часто, проснувшись до заката и поджидая главную добытчицу.

Вторая неделя общего пути подошла к концу, а пустыня не изменилась ничуть. До ее края, по словам Гэхира, еще неделя таким ходом, и это если они смогут двигаться быстро. А сам край – все та же рыжая равнина, разве что корни сухой травы начнут укреплять барханы. Еще дней пять пути, и трава зазеленеет и погустеет настолько, что станет в состоянии прокормить небольшие стада домашнего скота. Появятся первые поселения, источники.

Маг молодец, втягивается, отметила Лэйли. И сердито призналась себе – зато она устает. Добывать пищу на троих несложно. Вот искать воду тяжело, за две недели пути ей попался всего один настоящий колодец, расположенный достаточно близко. Увы, бурдюк и две небольшие фляги – слишком скромный запас. Больше не набрать, а маг слаб и пьет много. Приходится добывать воду снова, уже третий раз. Долго бежать по жаре, искать подходящее место, потом копать песок, выгребать его, все более влажный и тяжелый. Трудно… Хорошо бы сегодня – в последний раз. Гэхир сказал, в двух днях пути впереди есть оазис.

Очень давно, когда родители в первый раз взяли ее на приморский торг, пятнадцатилетняя Лэйли привезла оттуда ворох шелков и несколько песен. Их звуки, тягучие и дрожащие маревом жары, завораживали необычностью. Слов она не понимала. Но с тех пор заболела востоком. И довольно скоро усвоила – там вода дороже золота, о ней слагают самые красивые мелодии и стихи.

Теперь Лэйли знала, почему это именно так. И очень хотела увидеть, услышать и ощутить в ладонях эту воду, счастье миновавшего пустыню путника. Серебряную, прохладную, чистую. Чтобы ее было много – вдоволь и напиться, и смыть пыль с лица. В долине Рэлло можно купаться по десять раз в день! Она не понимала прежде, что это – счастье…

Девушка вернулась к спутникам на закате. Гэхир сразу заметил усталость в ее походке. Не слушая возражений, усадил кошими в тени, стал опекать, и сил сопротивляться уже не было. В этот вечер они впервые собрались в путь позже обычного. Лэйли успела вздремнуть и шла довольно легко, усердно осматривая ночную пустыню. Виновато вздыхала: не то стало внимание. В первую неделю пути она видела куда больше, следила за животными, птицами. Приглядывалась к едва различимому магическому следу каравана Ошгира. Он пил своих рабов дважды, и эти стоянки Лэйли могла указать точно и по расположению, и по давности. Сегодня чужая магия не хочет отзываться – нет сил. Эльфийка честно призналась в этом Фэризу, и бывший хозяин Гэхира пообещал слушать темноту повнимательнее. Хоть так…

На привал остановились раньше обычного, поскольку мужчины устроили заговор и дружно отказались двигаться дальше, утверждая, что устали до судорог в мышцах. Она не стала спорить – сама не лучше. Напилась из фляги и легла спать, постаравшись не думать о магах и змеях. Один-то раз должно повезти, нет сил дежурить. Лэйли сомкнула глаза, когда барханы были еще сочно-рыжими в рассветных косых лучах. Она не видела, как цвет линяет и выгорает, как бледнеет и сохнет синева неба, как дрожит полуденное марево, дразня миражом недостижимой воды.

Перед отдохнувшим взором предстал закат. Сочный, красивый и уже не жаркий: то ли она привыкла, то ли ветерок и правда дул с севера, сгоняя духоту и пыль в сторону. Гэхир уже разложил припасы и ждал пробуждения мага и кошими.

– Завтра к вечеру увидим зеленый оазис Фазих-гаш, – пообещал воин. – Ты пальмы хорошо себе представляешь?

– Нет, – отозвалась Лэйли. – Но у меня есть шелковый платок с рисунком. Дома.

– Они шелестят, это красивый звук, живой, – улыбнулся Гэхир. – Если бы у нас было золото, мы купили бы пару верблюдов. В Фазих-гаш обосновались самые наглые торговцы из всех, обитающих под солнцем востока. Но мы бы ругались до самого заката, это весело. Сбросили в цене треть, и вы с Фэризом получили бы на сэкономленные деньги два седла из старой вытертой кожи и ткани, выдаваемой за парчу. А еще два больших бурдюка воды.

– Здорово, – обрадовалась Лэйли. – А почему мы не купили бы трех верблюдов?

– Не знаю, – удивился Гэхир. – Я привык ходить пешком… Да и глупо тратить на меня деньги, которых у нас нет!

– У меня есть двадцать золотых тамалей, – сонно сообщил Фэриз. – Если Гэхир будет хорошо торговаться, на одного верблюда хватит, даже в бессовестном Фазих-гаш, где все продается втридорога.

Видение почти купленного верблюда оказалось сладким и притягательным. В путь все трое собрались быстро и шли вперед охотно, словно истраченные силы вернулись. Правда, по сторонам опять смотрели кое-как…

Сухой шар перекати-поля прочертил след поперек линии движения, словно предупреждая о чем-то. Его не послушали, на него даже не взглянули. Вот купят завтра верблюда – пусть он колючками интересуется!

– Иди сюда, бестолочь, – ласково пригласил голос из глухой тени под боком бархана справа. – По шее дам. Кто тебя учил слепоте и глухоте, а? Талантливый был мастер, прямо слов нет…

Лэйли счастливо взвизгнула при первых звуках голоса и помчалась в тень, забыв про усталость. Она смеялась и кричала на языке, непонятном настороженным спутникам.

Минутой позже и они смогли рассмотреть в тусклом свете неизвестного происхождения, горящем в крошечной стеклянной емкости, того, кто так ловко подстерег маленький отряд. Гэхир нахмурился: по виду – типичный разбойник!

Темнокожий, с длинными волнистыми волосами, убранными в косицу и перевязанными синей с белым лентой малого южного народа шамииров. Несколько тонких прядок падают на лоб, крупными завитками добираются до самых глаз. Больших, черных и неприятно пристальных. Роста незнакомец среднего, в кости легок, телом сух. Но драться с ним – это Гэхир понял сразу – едва ли разумно. Впрочем, Лэйли и не пыталась. Она обняла плечи, покрытые темной курткой из мягкого дорогого хлопка с узорной выработкой, и радовалась.

Хотя обычно при встрече с шамиирами – особенно ночью и вдали от обжитых мест – готовят кошель и просят всех праведников ограничить аппетит «гостя» золотом. Потому что иначе он может спросить и жизнь, и отстоять еще недавно свое по праву удается очень редко. «Но этот шамиир, – запоздало догадался Гэхир, – подделка, как и сама кошими Лэйла. Эльф? Очень может быть. Едва ли они так легко отпустили девчонку без провожатого. Значит, догнал их».

Гэхир глянул на незнакомца с новым уважением. Большой путь, и пройден удивительно быстро.

– Звать меня можно Калим, – поклонился смуглый воин. – Или Кэль, хотя это имя, настоящее, тут звучит странно. Лэйли, перестань меня душить! Сядь.

– Я тебя сто лет не видела! – сообщила та самым счастливым тоном.

– Гораздо меньше, – опустил веки шамиир. – Сама звала в долину Рэлло, а теперь удивляешься! Кстати, спасибо. Я не застал твою маму, было замечательно тихо и дождливо. Я попросил Ольви стать моей женой. Вернусь – разберемся с твоей семьей.

– Не-эт, сперва со мной, – замотала головой Лэйли. – Очень славно, что у нас есть время. Я научу тебя ухаживать за девушками.

Фэриз рассмеялся первым, живо представив себе обучение. Гэхир и Кэль – чуть позже, но тоже шумно. Все трое мужчин как-то сразу объединились во мнении, что главная беда в их выросшем отряде – по-прежнему кошими. Лэйли поняла, возмущенно фыркнула и попыталась напоказ обидеться и уйти, но эльф поймал ее и ловко усадил рядом.

– Ты, недоделанный следопыт, как могла их сюда затащить? – возмутился он, становясь серьезным. – Первую линию заклятия вы уже миновали, бодро и без задержки. В сотне саженей впереди вторая, а ты идешь, словно возле дома гуляешь.

– Ох! – расстроилась Лэйли и прекратила вырываться.

– Маг востока поставил опознание на кровь вашего мага, – вздохнул Кэль. – Там, верст десять назад. Он почти уверен, что вы, уважаемый, живы. Сам старик в оазисе, пьет чай и щурится, гадая, поймает ли таким способом куда более ценную дичь. Первое заклятие я не убрал, но и отзыва от него ловец не получил.

– Много их? – поинтересовался Гэхир.

– До сотни воинов, – пожал плечами Кэль. – Я понимаю, как вас утомила пустыня. Но, увы, нам теперь или бой, или вдоль второй линии, которая окружает оазис, – крюк верст в двести. Я сторонник тихого варианта. У тех, кто играет во власть, не следует создавать ощущения, что мы сильны. Это крайне легкомысленно и опасно.

Лэйли кивнула, виновато вздохнула и встала. Кэль весело глянул на нее. Подмигнул и поманил пальцем. Кошка Ли недоверчиво скосила взгляд на мастера и сморщила нос. Он так обычно просил признать свою окончательную правоту. А кое-кто не любит выглядеть ребенком.

– Ну ладно, ты мастер, – сдалась Лэйли. – А я нет. Мяу.

– Неважно! Я играю в другую игру. Пытаюсь выяснить, насколько ты на моей стороне в истории с Ольви.

– Полностью! И мы ее украдем! – оживилась Кошка Ли. – Маме даже понравится, и все устроится наилучшим образом. Доволен?

– Настолько, что отдам тебе своего коня, – пообещал мастер. – Я купил трех чуть поюжнее, весьма дешево. Мне еще курточку подарили вот эту. Симпатичная, а?

Гэхир рассмеялся. Лихие люди достаточно регулярно грабят караваны, идущие на запад. С ними борются усердно, но пользы от борьбы ровно никакой. Выстрой стены из песка, наполни бурдюк водой полуденных миражей и догони верхового шамиира… – все одинаково неисполнимо. Однако странный новый спутник справился.

Кони шамииров оказались великолепны. Молодые, сильные, стройные, обученные. По жесту хозяина они ложились и замирали – засада. По свисту собирались возле мастера, под седлом управлялись голосом и легким нажимом коленей. Правда, хозяином кони считали одного Кэля, Лэйли кое-как признавали приятельницей, Гэхира считали одним из глупых пленных караванщиков, которых можно кусать и воспитывать. А мага вообще обходили стороной, сочтя подозрительным.

К утру самый младший жеребец, темно-рыжий, согласился везти Фэриза, польстившись на жирный ломоть мяса ящерицы, хотя вообще-то лошадям полагается уважать траву и ячмень. Крупный гнедой нехотя исполнил волю хозяина и теперь терпел в своем седле Гэхира. А юркий легкий золотистый конек млел, выслушивая комплименты Лэйли. По большей части, искренние, хотя поди пойми, где в сознании Кошки кончается правда и начинается хитрая мурлыкающая лесть?

За три дня кони обогнули оазис и доставили седоков к первым чахлым кустарникам на старых пологих дюнах, остановленных и закрепленных корнями травы. День прошел в отдыхе, ночью дорога сама побежала под копыта коней: плотный слежавшийся песок куда удобнее для движения.

Скоро стали попадаться следы – путники удачно выбрались на караванную дорогу из оазиса, где одинокие – передвигающиеся вне каравана – всадники хоть и редки, но удивления не вызывают. Обрадованные таким быстрым и удачным продвижением, путники не сделали обычного дневного привала и сонно горбились в седлах, готовясь заново привыкать к дневным переходам. Гэхир и Фэриз в один голос обещали, что завтра можно будет заночевать в настоящем богатом сарае. За пару тамалей там выделят лучшие комнаты, принесут много воды: не только пить, но и мыться.

Лэйли мечтательно щурилась, недовольно дергая сосульки слипшихся пыльных волос и поминутно думая о мытье головы. Маскировка делала пряди черными. Хоть так! Думать, как сейчас смотрелись бы ее собственные, серебряные, вдвойне тошно.

Вечером вычищенные кони напились, похрустели ячменем, что-то нежно пофыркали в ухо мастеру и ушли щипать пыльную редкую траву.

Запасливый и хозяйственный Гэхир за день насобирал немного сухих веток и теперь с наслаждением любовался огнем крошечного костерка. Мастер беседовал с Фэризом, он охотно взялся учить мага тому, как он полагал, немногому из заклинаний, что сам знал. Лэйли сидела рядом с бывшим рабом и наставляла его в деле волшбы, усердно излагая самые простые ее основы. Ветерок задувал с востока и уносил последние блеклые искры заката за горизонт.

Когда появилась темная фигура у границы света кострового огня, не заметил даже Кэль. И вздрогнул – подобное невероятно! Лэйли смолкла на полуслове, сосредоточенно нахмурилась, взяла за руку Гэхира.

Фигура качнулась, дрогнула, словно мираж. Человек шагнул вперед и сел у огня, становясь совершенно нормальным, настоящим. Обычный усталый путник, среднего роста, по виду – из южных племен, живущих близ пустыни, прикинул Гэхир. Одет небогато, халат пыльный и блеклый. Темные волосы не прикрыты, острижены довольно коротко и падают на глаза, мешая рассмотреть опущенное лицо. Видно лишь, что незнакомец глядит на огонь неотрывно и улыбается пламени. Протянул руку – и язычки потянулись к ней, лаская ладонь.

– Я пришел на свет костра, – сообщил чужак сухим утомленным голосом. – Живые огни манят, они красивы. Жаль, у костров всегда сидите вы, люди. И мне приходится спрашивать, есть ли у вас несбывшиеся желания. К сожалению, без них не обходится… Вы знаете, два вам ничем не грозят. А третье опасно. Увы, остановиться вы не можете.

– Кэль, Гэхир, Фэриз, – отчетливо выговорила имена Лэйли. – Слушайте меня внимательно, я ведьма, мне виднее. Говорите только друг с другом. Каждую фразу следует начинать с имени того, к кому она обращена. Без исключений! Это очень важно. Например: Кэль, я бы очень хотела узнать, есть ли желания у нашего гостя?

– Занятно… – Эльф уловил шипение Лэйли и поправился: – Ли, я понял. Это и правда занятно.

– Желания… – тихо рассмеялся гость. – Желают те, кто живет. Я тень, откуда у меня взяться воле? Я разделен, могу лишь исполнять и взимать плату. Разве меня спросили, нужна ли мне плата? Разве она остается у меня? Огонь быстро пожирает древесину и сам лишает себя возможности гореть, остается лишь мертвый стынущий пепел. Ваш костер догорит, и я уйду к иным, пока их не погасит утро. Жаль, меня не пускают глянуть на солнышко. Очень жаль. Тени ночи не живут в сиянии дня.

– Кэль, в пещерах тени живут и днем, – сообщила Лэйли и стала рыться в своих вещах. – Гэхир, где-то здесь был мой самодельный совок…

– Могу найти, – мягко предложил гость. – Я исполню все: найду, создам, доставлю, украшу. Дивная золотая лопатка с рубинами запада, ей цены нет. Удобная, желаете глянуть?

– Гэхир, у нас есть масло? – поинтересовался Кэль.

Воин молча поднялся, нервно передернув плечами, отошел от костра и скоро вернулся с небольшой бутылью. Мастер соорудил фитилек и опустил в масло. Темный смотрел с растущим интересом. Лэйли уже остервенело рыла склон, и Фэриз по мере сил помогал ей отгребать песок.

Гость неохотно отвернулся от огня и стал предлагать куда более удобное жилье, нежели убогий погреб. Можно выстроить дворец – с фонтанами, и будет вдоволь вкусной свежей воды. Он говорил много, складно и доверительно, часто задавал вопросы. Мол – нравится? А если добавить рощу? Как бы украсили дворец цветущие персики, не так ли?

Лэйли шипела и злилась, но пока всем удавалось молчать, не поддаваясь на несложный обман. Скажи «да» – и готово желание! Буркни «нет» – получишь тот же дворец, но без рощи. Темный знал о своем коварстве и не радовался ему. Временами он хвалил странных неразговорчивых людей и советовал не желать, а потом брался за старое. Предлагал коней, шелка, золото, дорогу до столицы за один день…

Логово для тени удалось устроить, когда костер уже почти угас. Темный сидел и глядел в жаркие угли, нервно вздрагивая. Он сам признался: когда угаснет последний лепесток пламени, он уйдет искать иные костры. Кэльвиль зажег фитилек самодельной масляной лампы. Гость отвернулся от костра, радуясь новому огню. Бутыль устроили в нише, и странный человек тотчас оказался рядом. Под его ногой не сместилась ни единая песчинка, и в логове не осыпались слабые стены. Фэриз без сожаления пожертвовал свой плащ для укрытия. Лэйли бережно забросала ткань песком, оставив тонкую смотровую щель.

До утра все сидели у погасшего огня, не решаясь сомкнуть глаз. А гость счастливо шептал что-то под плащом, где огонь горел для него одного. Утром он затих и только дышал тяжело, со всхлипами. Очевидно, свет для него столь же мучителен, сколь желанен.

– Днем… надо убрать… засыпать, – с трудом вскрикнул он, и слова разобрали только эльфы. – Иначе они найдут. Все равно… найдут…

Когда первый луч коснулся склона, из-под плотно присыпанного полога раздался стон боли, смешанной с восхищением. А потом огромное пламя выросло к солнцу, красно-золотое и удивительное. И опало тонким пеплом.

Лэйли довольно кивнула, разыскала свой совок и стала закапывать просевшую нору. Фэриз заглянул туда и увидел, что бутыль спеклась в комок мутного стекла, а от его плаща остался лишь пепел. Ни темного человека, ни малейших следов его присутствия не было.

Вчетвером путники быстро засыпали песком склон. Потом эльфы одним им известным способом восстановили дерн. Покидая место ночлега, Фэриз не взялся бы сам указать место, где горел костер и кошими Лэйла рыла нишу, чтобы закрыть ее плащом.

Почти до полудня путники ехали молча, каждый пытался поточнее вспомнить странного гостя и понять, кем он был. Когда жара вынудила искать тень, путники присмотрели довольно удобную наклонную скалу и устроились возле нее. Кэльвиль вздохнул и признался: он ничего не понял в ночном происшествии. И неудивительно – он ушел из долины так спешно, что не знал даже того немногого, что выяснила со слов Лэйли мудрая Эриль. Гэхир энергично кивнул и согласился: и понимать тут нечего. Живы – уже удача.