Текст книги "Карающая длань"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПОХОД ЗА СЛАВОЙ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
в которой Конан знакомится с излишне впечатлительным трактирщиком

Восходящее солнце ласково притронулось первыми лучами покрытых тонкими кружевами измороси к развалинам бывшей главной башни старого дворца. Сегодня ничто не мешало золотому небесному глазу – чистейшая прозрачная синева с легкими воздушными комками кучевых облаков простиралась над всем Пограничным королевством. Воздух был морозен и свеж, а столь ненавистная Конану промозглая осень медленно, но неуклонно отступала, казалось, исчерпав весь запас небесной влаги. За ней, властно отбрасывая ее своим ледяным дыханием, надвигалась некоронованная королева Полуночных стран – зима. Пройдет всего несколько дней, и она скует ледяным панцирем мелкие озера и непролазные болота, серебристой снежной шубой укутает поля и леса, погрузит в спячку чутко прислушивающихся к первым порывам ледяных ветров зверей…

Тонкий лучик пробился в щель неплотно пригнанных ставень и коснулся небритой щеки Конана, спавшего за столом в обнимку с объемистым глиняным кувшином. Варвар встрепенулся, пробормотал что-то невнятное, все еще блуждая в сновидениях, и открыл глаза. Осмотревшись, киммериец понял, что находится на постоялом дворе, у себя в комнате, вот только напрочь не помнит, как сюда попал.

В случайно задетом кувшине что-то булькнуло, неопровержимо доказывая, что там еще осталось вчерашнее пиво. Хорошим глотком осушив сосуд, Конан поднялся, и, широко зевая, потянулся, да так, что захрустели кости. По всему телу разошлась приятная истома, и варвар, все еще зевая, удовлетворенно улыбнулся и направился к окну. Он широко распахнул ставни и с наслаждением подставил солнцу лицо, полной грудью вдыхая свежий холодный воздух. Такую погоду киммериец, выросший в горах с их вечными холодными ветрами, обожал почти щенячьей любовью и сейчас позволил себе ненадолго предаться воспоминаниям.

Киммерия… Иногда Конан всерьез начинал задумываться, не послать ли ко всем демонам заманчивые, но продажные и смердящие города полуденных стран, и не вернуться ли назад, к дикой и свободной жизни на заснеженных горных лугах. Интересно, остался ли жив хоть кто-нибудь из его клана? Перед мысленным взором варвара точно в туманной дымке проплывали вроде бы давно забытые, но все же заботливо сохраненные памятью суровые лица – мать, отец, соплеменники и друзья… Ваниры, с которыми он отправился в свой первый поход… Внезапно из каких-то глубин возникло обрамленное растрепанными желтыми волосами лицо асира с рыжими обвисшими усами и небольшим шрамом. Бездумная спокойная улыбка Конана исчезла, сменившись кривой ухмылкой. Надо же, сколько лет прошло, а он все еще помнит этого типа, своего первого кровного врага, впервые в жизни заставившего гордого шестнадцатилетнего мальчишку из вольных горских кланов сполна испытать горечь поражения и собственное бессилие. Синфьотли. Да, его звали именно так.

Застарелая ненависть, внезапно вспыхнувшая с новой силой, заставила Конана в бешенстве стукнуть кулаком по жалобно хрустнувшему подоконнику. Из горла киммерийца вылетели невнятные хриплые звуки.

Проходившие внизу купцы удивленно задрали головы, но, увидев мрачного варвара, тут же потеряли всякое любопытство и прибавили шагу, торопясь отойти подальше.

Так прекрасно начавшееся утро перед дальней дорогой оказалось слегка подпорчено невовремя подвернувшимся воспоминанием, и, слегка поругивая себя, Конан принялся собирать раскиданные по комнате вещи, складывая их в потрепанный дорожный мешок.

Он уже почти закончил, и сейчас натягивал кольчугу, когда дверь в комнату с грохотом распахнулась – похоже, ее пнул человек бывший не слабее киммерийца и настолько же раздраженный. Этим «кем-то», как и следовало ожидать, оказался новоиспеченный сотник. Варвар, не оглядываясь, бросил через плечо:

– Эрхард, ты как, вложил всю имевшуюся силушку в этот удар, или у тебя еще осталось?

– Так-то ты приветствуешь друзей? – недовольно буркнул Эрхард. – Тоже мне, новый один остряк выискался! Все равно до Веллана или до моего племянничка, чирей ему на задницу, тебе далеко, – сотник подошел к столу, заглянул в кувшин и с тоской протянул: – Даже пиво все вылакал…

Конан, туго затянув изрядно полегчавший мешок, забросил поклажу за спину и направился к выходу. Эрхард разочарованно повертел в руках не оправдавшую его надежд посудину и кинул ее за спину, в оставшееся распахнутым окно. Снизу послышался удар, звон разлетающихся черепков и впридачу – чьи-то злобные вопли. Киммериец удивленно оглянулся, но Эрхард стоял с самым невинным видом, увлеченно разглядывая ползущего по стене крупного таракана. Конан усмехнулся и поскреб косматый затылок.

– Что стоишь, как пень? – немедленно набросился на варвара сотник, выталкивая из комнаты и не давая заметить отсутствия на столе злополучной посудины. – И чешешься, словно блох набрал! Шевелись! Да, кстати, ты бы хоть побрился… Или бороду решил отращивать?

Конан недоуменно пожал плечами, не понимая, какая муха укусила Эрхарда, и озабоченно провел рукой по подбородку. Действительно, щетина еще та. Придется на ближайшем привале поработать кинжалом…

В пустовавшем дворе, перекликаясь и хохоча над чем-то, строился в шеренгу весь достопамятный десяток охотников на оборотней, включая и Селену, очень эффектно смотревшуюся в новенькой легкой серебристой кольчуге. За спинами воинов переминались с ноги на ногу фыркающие лошади, выбрасывая в такт дыханию клубящиеся облачка теплого пара.

Конан перебросил мешок с вещами через седло своего каурого конька и встал первым справа в наконец выровнявшемся строю.

Эрхард оглядел замерших подчиненных грозным взглядом из-под свирепо насупленных бровей и неторопливо прошелся перед маленькой шеренгой. Отряд, как и полагалось по уставу, затаил дыхание и пожирал начальство глазами, за исключением Конана и Эртеля, взгляды которых были откровенно издевательскими.

Внезапно сотник остановился и окинул вытянувшихся в струнку воинов странным и вовсе не подходящим к моменту взглядом, в котором смешались ласка и усталость.

– Ребята, – негромко начал он, заставив всех прислушаться. – Надеюсь, все понимают, что предыдущий месяц мы, считайте, маялись дурью? Из нынешнего похода вернется от силы половина, если не треть отряда. Если кто хочет остаться – он может сделать это сейчас, и я клянусь, что никто из нас не осудит его, – голос Эрхарда неожиданно сорвался и он резко отвернулся. Не шелохнувшийся строй молчал. Сотник справился с собой и, оглядев напряженные и сосредоточенные лица воинов, улыбнулся:

– Все остаются? Тогда – по коням. Нас ждут великие дела!

Шумная кавалькада рысью пронеслась по заросшему померзшим бурьяном двору, мимо немногочисленных зевак, вышедших поглазеть и кричавших вслед пожелания удачи и счастливого возвращения, миновала полуразвалившееся воротное укрепление и вылетела на Гиперборейский тракт.

Смотревший на отъезд отряда король отошел от узкого башенного окна, забранного проржавевшей решеткой, и, улыбаясь чему-то, сел за стол. Заскрипело по пергаменту старое перо, разбрызгивая чернила. Затем, запечатанный личной королевской печатью, приказ спешно доставили в казармы, капитану дворцовой стражи. Прочитав его, тот недоуменно покачал головой и приказал трем десяткам своих солдат готовиться к немедленной отправке в дорогу.

* * *

Дорога от столицы Пограничья до предгорий Грааскаля обычно занимает около недели. Гонцы, постоянно меняя лошадей, могут преодолеть этот путь за три-четыре дня. Отряд Эрхарда, хоть и поторапливался, лошадей загонять не собирался. Кроме того, разбитый копытами и колесами тракт промерз и не плыл под ногами, в кои веки делая путешествие даже отчасти приятным. Бледное, почти белое солнце светило целыми днями, редко прячась за облаками. Впрочем, тепла оно больше на давало, дни и ночи становились все холоднее и холоднее, и отряд со смешками натягивал предусмотрительно захваченные с собой в дорогу меховые полушубки.

Конан наслаждался неторопливо проплывающими мимо пейзажами. По обе стороны дороги долгое время тянулся густой ельник, покрытый голубоватой изморозью, тихо звеневшей на ветру. Но через два дня высокие разлапистые красавицы-ели сменились унылыми низкорослыми дубами, с узловатыми, причудливо переплетенными ветвями, на которых мотались последние уцелевшие листья. Варвар перестал глазеть по сторонам, разговаривая с Селеной или прислушиваясь к незатихающей перебранке Веллана и Эртеля. Кажется, эта парочка всерьез задалась целью переболтать друг друга, но пока ни один не имел видимых преимуществ.

На третий день пути небо затянули низкие прозрачно-серые тучи и повалил первый в этом году снег. Мягкий и пушистый, он медленно, но верно засыпал черную извилистую ленту дороги, притихшие деревья, ложился на коротко стриженные лошадиные гривы… Сквозь все усиливающуюся круговерть снегопада с трудом различались возникшие на горизонте острые, как волчьи клыки, пики уже близкого Грааскаля.

Тракт привел десяток изрядно замерзших путников в большую деревню с неизменным постоялым двором на главной площади. Поселение, носившее имя Хезер, было последним на пути к горам. Ближе люди селиться не решались, опасаясь призраков, будто бы все еще бродивших на развалинах бывшего капища поклонников Бога с Черным Лицом. Конан про себя посмеивался над подобными страхами, хотя уже не раз на собственной шкуре убеждался, что мертвые враги порой могут быть куда опаснее живых. Впрочем, как там говаривала блаженной памяти Белит? Мертвецы не кусаются…

Спешившиеся воины привязали лошадей возле длинной коновязи у дверей трактира, символично названного «Последний приют». Подбежавшим любопытным мальчишкам Эрхард небрежно швырнул горсть серебряной мелочи, сопроводив ее приказанием:

– Позаботьтесь о лошадях!

В просторном и чистом зале трактира, освещенном несколькими чадящими плошками с маслом, было на удивление пусто, лишь двое-трое типов, по виду – местных завсегдатаев – потягивали из огромных глиняных кружек дешевое местное пиво.

Ввалившийся отряд с шумом расселся на тяжелых лавках, окружавших самый большой стол в трактире. На бряцание снимаемого оружия и перебранку из распахнутой двери кухни степенно вышел, скрестив руки на груди, важный грузный мужчина, длинноволосый, с окладистой темной бородой. Он внимательно оглядел поздних гостей, а затем гулким басом осведомился:

– Что угодно господам королевским стражникам?

– Много пива, потом много жратвы, а потом опять пива! – заорал Эртель, стуча кулаком по столу. – И девочек, если найдутся!

Хозяин трактира слегка улыбнулся, что было заметно только по легкому шевелению бороды, и поспешил разочаровать Эртеля:

– Первое и второе сейчас будет, а шлюх не держим. Невыгодно…

– Это несправедливо! – немедленно возмутился Эртель. – Значит, этому неотесанному варвару достанутся все удовольствия, а нам – шиш? Я что, рыжий?

– А что, нет? – сидевший рядом Веллан протянул руку и взъерошил соломенную шевелюру приятеля.

– Веллан, если ты не способен различать цвета…

Зарождавшуюся перепалку прервал мелодичный перезвон оловянных кружек. К столу, соблазнительно покачивая бедрами, подошла симпатичная пухленькая служанка с подносом в руках. Умелыми движениями она поставила перед каждым из гостей по кружке, водрузила в центре стола вместительный бочонок и так же неторопливо удалилась. Эртель, восхищенно присвистнув, попытался было приобнять ее, но схлопотал увесистым подносом по рукам. Отдернув ушибленную кисть, он с обидой посмотрел на девушку, но та, не удостоив его даже взглядом, с гордо поднятой головой уплыла на кухню. Воины расхохотались, отпуская язвительные замечания и советы в адрес Эртеля. Тот глядел волком и изредка огрызался, сразу потеряв часть своей веселости.

Вернувшийся в зал хозяин поставил на стол два больших деревянных блюда – одно с жареным мясом, другое с ячменными лепешками – и вполголоса произнес:

– А моих служанок, господа стража, лучше оставьте в покое. Они все замужем, а у муженьков кулаки крепкие и родичей – с полдеревни…

– Мы и сами не слабаки, – снисходительно хмыкнул Веллан, поглаживая рукоять прислоненного к столу меча.

– Потому и говорю, – пожал плечами хозяин. – Кровопролитие мне здесь ни к чему, – он повернулся и неторопливо отошел, скрывшись за кухонными дверями. Веллан явно собрался что-то крикнуть ему вслед и даже привстал, однако не учел, что рядом с ним сидит Конан. Варвар, не долго думая, зажал неугомонному болтуну рот рукой. Веллан возмущенно замычал, задергался, но если уж киммериец хотел кого-то удержать на месте, то этот кто-то вряд ли мог вырваться. Поняв это, бритуниец прекратил изначально бесполезные попытки обрести свободу и знаком показал, что будет молчать. Варвар недоверчиво покосился на него, точно решая, стоит ли доверять этому обещанию, но все же разжал руки.

– Дикарь, а попросить нельзя было? – слегка возмущенный и помятый Веллан залпом выпил кружку пива и налил еще.

– Не стоит ссориться со всеми подряд, – серьезно ответил киммериец, выбирая на блюде кусок мяса побольше. – А просить тебя заткнуться бесполезно – это я уже давно знаю.

– Он прав, – поддержал варвара Эрхард. – Вы двое, да-да, ты, дорогой племянничек, нечего строить невинную рожу, и ты, Веллан, попридержите-ка свои языки на привязи.

– И руки тоже, – проворчал Хальмун. По рыжей бороде ванира стекала густая мясная подливка, белые зубы с треском рвали сочное мясо.

– Успокойтесь, парни, – продолжал сотник. – Девки никуда не денутся, вернемся и погуляем в «Короне и посохе» так, что надолго запомнят…

– Ага, ве-ечная па-амять… – замогильным голосом затянул на мотив похоронного марша мрачный Эртель, а Веллан добавил:

– Вот-вот, в живых бы остаться…

– Заткнитесь! – на редкость дружным хором заорали остальные, но настроение у воинов было испорчено.

Конан украдкой оглядывал соратников, пристально вглядываясь в лицо каждого и подозревая, что кому-то из них, возможно, последний раз в жизни довелось пообедать вот так – среди друзей, под крышей, в надежном и теплом доме.

Вальсо поперхнулся и бросил на стол недожеванный кусок мяса, уставившись на него, словно на кровного врага.

– Не могу есть, в горло не идет, – его голос был мрачным и тихим. – Нехорошее у меня предчувствие…

– У меня тоже, – еле слышно прошептал Веллан, но его никто не услышал – все наперебой кинулись успокаивать зингарца.

– Предчувствия – ерунда! – кричал Эртель почти в самое ухо Вальсо. – Вот со мной был случай… Мне как раз шестнадцать стукнуло, просыпаюсь и чувствую – потеряю сегодня что-то важное, а что – непонятно. Целый день мучился, из дома выходил, так с собой только кошелек брал и тот четырьмя шнурками к поясу привязывал. Ну, и что ты думаешь? Вечером надоело все, пошел и с горя напился крепкого ячменного пива, а пока был без памяти, меня девчонки побойчее затащили на сеновал… – Эртель сделал многозначительную паузу, хитро поглядывая на заинтересовавшихся товарищей. – Вот мое предчувствие и сбылось – потерял я ее, девственность то бишь…

Таверна вздрогнула от громового хохота, даже Вальсо слегка улыбнулся бледными губами.

– Так что не горюй, может, и с тобой что-нибудь приятное случится, – заключил повествование Эртель и хлебнул пива. Зингарец рассеянно кивнул в ответ и уставился с свою кружку с шапкой пышной пены.

Никто не заметил, что сидевший напротив Вальсо бритуниец побледнел и, часто облизывая губы, неотрывно смотрит на товарища. Но сейчас Веллан не видел ни трактира, ни собратьев по оружию, он, словно обкурившийся желтого лотоса курильщик, грезил наяву. Перед ним вставала большая поляна у обочины заброшенной лесной дороги. Фигуры сражающихся людей, мечущиеся кони без седоков, звон мечей, Вальсо, неуклюже падающий на истоптанный и окровавленный снег… Нет!

Зыбкое видение сгинуло и несколько томительно долгих мгновений Веллан точно плыл по непроглядно черной реке, а затем перед ним возникла новая картина – заснеженный горный перевал и какие-то огромные твари, напоминающие зубастых ящериц, покрытых густой белой шерстью. Они неслись вниз по склону, ловко огибая торчащие из снега черные камни…

Веллан застонал сквозь плотно стиснутые зубы, сидевший рядом и услышавший непонятные звуки Конан оглянулся, с тревогой посмотрев на него. Бритуниец сидел, вытянувшись, как кхитайский божок, вздрагивал, точно в приступе лихорадки, на скулах горели красные пятна, а чуть расширенные и потерявшие разумность глаза пристально всматривались в обшарпанные бревна стены напротив. Варвар озадаченно помотал головой и решил пока не трогать Веллана, а посмотреть, что будет дальше.

…Место, от которого веет черным, древним злом, трупы людей и оборотней на занесенных редким снегом щербатых гранитных плитах, блики тусклого зимнего солнца вспыхивают на длинных клинках… Стынущие на морозе ручейки пролитой крови… Двое странных существ кружат возле какого-то возвышения в полутемном мрачном зале… Свет, проклятый ослепляющий свет, черно-багровые мертвенные лучи… Больно!

– Больно… – хрипя и захлебываясь хлынувшей горлом кровью, Веллан тяжело повалился на стол, переворачивая стоявшие рядом кружки и миски. Вскочившие воины недоуменно наклонились над ним, Конан приподнял голову бритунийца и отвесил ему несколько оплеух. В глазах Веллана на мгновение появилось осмысленное выражение, а затем он окончательно потерял сознание. Варвар осторожно опустил его на пол, на торопливо расстеленные плащи, и бросил сотнику:

– Придется здесь ночевать. Веллан без памяти, не можем же мы его бросить…

Если бы бритуниец не валялся под столом бесчувственным кулем, он бы закричал:

«– Ни в коем случае! Время уходит, мы опаздываем!..»

И дальнейшие события приняли совершенной иной оборот. Но Веллана унесла темная река его опасного и непредсказуемого дара, а Эрхард согласно кивнул:

– Идет. Хозяин! У тебя сколько комнат свободно?

– Четыре, – отозвался из кухни гулкий бас.

– Так, – начал считать Эрхард. – Гандеры – раз, Вальсо и Хальмун – два, я, Эртель и Веллан – три, Конан и Селена – четыре… Берем все!

– Хорошо, – хозяин соизволил высунуться в зал. – Три серебряных талера за день. Мой сын покажет, где находятся комнаты.

Сотник многозначительно посмотрел на Конана, чья награда в тысячу золотых была уже наполовину пропита и проиграна. Киммериец достал из кошеля на поясе три монеты и бросил их на стол:

– Это за ужин и за жилье.

Блестящие кругляшки тотчас исчезли в кулаке расторопно подбежавшего паренька лет четырнадцати, такого же темноволосого и крепко сложенного, как и отец.

– Конан, Хальмун, отнесите Веллана наверх, – командовать Эрхард любил всегда, но с повышением в должности эта любовь угрожающе перерастала в болезненную страсть.

* * *

Два силача без труда подняли отнюдь не легкого бритунийца и не спеша потопали за раздувающимся от гордости мальчишкой. На второй этаж постоялого двора вела скрипучая деревянная лестница, расположенная в глубине зала напротив входной двери. Поднявшись по ней, мальчик повернул направо и, прошагав по полутемному коридору мимо трех одинаковых дверей, остановился.

– Вот ваши комнаты, две слева и две справа, – ломающимся голосом сказал он, для верности показав рукой. Киммериец пинком распахнул ближайшую створку. Маленькая комнатка с единственным узким окном, плотно закрытым ставнями, грубо сработанный деревянный стол с пятнами жира и пролитого пива на исцарапанной столешнице. К нему придвинуты три таких же колченогих стула, на полу вдоль стен брошены четыре замызганных тюфяка, наводящих на мысль о полчищах обитающих в них «домашних любимцев», то есть вшей, блох и клопов. Покосившаяся на один бок и чуть теплящаяся бронзовая жаровня и горка угля рядом. Больше в комнате ничего не было.

– Эй, парень, в этих матрасах ничего не водится? – осведомился Конан, тыкая тюфяк носком сапога.

– Не-а, – замотал головой мальчишка. – Мы их только вчера на мороз выносили.

– Это радует, – пробормотал киммериец. – Кладем.

Они осторожно положили Веллана возле левой стены, накрыв несколькими плащами. Паренек подбросил в жаровню углей, отчего в комнате стало несколько теплее, и вся троица спустилась в зал. Мальчишка получил от варвара медную монетку, благодарно кивнул и умчался помогать на кухне.

За столом все еще обсуждали внезапное недомогание Веллана. Эртель считал, что его приятель перепил, но большинство не согласилось с этим предположением – все пили то же самое пиво из того же бочонка, и ничего! Конан этот разговор был не особо интересен – что случилось, то и случилось, Веллан очухается и сам все расскажет, а домыслы – дело неблагодарное. Поэтому варвар забрал свою кружку и направился к стойке – широкой доске, положенной на две бочки – с намерением поговорить с хозяином и, если повезет, выяснить кое-что полезное.

Содержатель постоялого двора как будто прочитал намерения киммерийца, и, когда тот стукнул пустой кружкой о доску стойки, предложил:

– Выпьем по одной? Я угощаю.

Конан никогда в жизни не отказывался от дармовой выпивки, а потому радостно отсалютовал трактирщику потяжелевшей кружкой:

– Твое здоровье!

– И за твое, – кратко отозвался хозяин.

Они отхлебнули пива и принялись молча изучать друг друга. Молчание совершенно не входило в планы варвара и он, протянув руку, предложил:

– Может, познакомимся? Я – Конан из Киммерии, наемник.

– То, что ты из Киммерии, видно за лигу, – с легкой усмешкой буркнул трактирщик. – Меня зовут Ревальд, и моя родина здесь, в Пограничье, – он крепко стиснул ладонь варвара своей волосатой лапой. – Давай за знакомство, что ли…

Они сдвинули звякнувшие кружки и некоторое время наслаждались темным пивом с приятным ароматом хмеля. Первым опять заговорил Конан, в душе сетуя, что Ревальд из тех людей, которые неохотно болтают с незнакомцами.

– Как у тебя дела-то идут, в такой глуши? Я и не представлял, что кто-то решит открыть трактир так далеко от поселений.

– На жизнь хватает, – пожал плечами Ревальд. – Деревенские заходят ближе к вечеру пропустить кружечку-другую, караваны иногда останавливаются.

Конан не хотел сразу же переводить разговор на интересующие его вещи, боясь, что и без того не особо разговорчивый трактирщик замкнется или пошлет его подальше, но все же рискнул спросить:

– А в последнее время у вас не происходило чего-нибудь… странного?

Ревальд насторожился и с подозрением покосился на варвара.

– Чего это тебя так интересует?

– Королевская служба. Только тс-с, – заговорщицки прошептал Конан, поднося палец к губам.

– Так бы сразу и сказал, – нисколько не удивился, а даже обрадовался трактирщик. Он допил остававшееся в кружке пиво и поудобнее облокотился о стойку, сделав киммерийцу знак наклониться поближе.

– Странное, говоришь? Было дело… Началось все с полмесяца назад. Ты ведь знаешь, что Хезер – последнее поселение на Гиперборейском тракте? Дальше, до самого Грааскаля тянутся лишь леса да пепелища. Так вот, зачастили в ту сторону одиночные всадники. Сначала по одному, по двое, а дня три назад хлынули сплошным потоком. Но что непонятно – сегодня, кроме вас, никто по дороге не проезжал!

– Да? – прикинулся донельзя удивленным Конан, ликуя в душе. Сведения не врали, след, еще теплый, был прямо перед охотниками…

– Чистая правда! – приложил руку к сердцу Ревальд и, опасливо покосившись на потолок, добавил: – Порази меня Митра, если брешу!

– Рассказывай дальше, – перебил его киммериец, видя, что трактирщик готовит целую клятвенную речь. Ревальд на некоторое время замер с открытым ртом, затем тряхнул головой, собираясь с мыслями, и продолжил:

– Едут, значит… Почти все у меня останавливались, я даже считал – семь десятков и шесть. Сами надменные, слова лишнего не скажут, плащи, как на подбор, черные… Тьфу! – он в сердцах сплюнул на стойку, и, тут же опомнившись, вытер плевок тряпкой. – Пиво пили, ужинали, на чаевые не скупились, но все одно противно…

– Понятно, – протянул Конан и хотел уже было вернуться к столу, но вспомнил кое-что и вернулся:

– Ты говорил, дальше по тракту никто не живет? Почему?

Трактирщик оглянулся и сделал охраняющий жест:

– Грааскаль – дурное место. Там, высоко в горах, полно разрушенных и заброшенных храмов давно позабытых богов. Говорят, у гномов там копи… Раньше в предгорьях селились люди, но после появления Чернолицых они частью сгинули, частью бежали в Бритунию. Поселения заброшены… – Ревальд сокрушенно махнул рукой. – И в них обитает всякая нечисть. Не советую туда лезть. Из десяти рискнувших сунуться в брошенные деревни только один возвращался живым, и из десяти вернувшихся – только один сохранил разум. Самое безобидное из той дряни, что там обитает – ящерицы дрохо. Здоровенная тварь длиной шага в три-четыре, шкура белая, мохнатая…

– Мохнатая? – вот теперь Конан действительно удивился, о волосатых ящерицах ему раньше слышать не доводилось.

– Ну да, длинный густой мех. Чего туда люди-то лезут, на прогулку что ли? – ухмыльнулся Ревальд. – Шкуры на рынках идут один к одному – сколько потянет на вес, столько и золота получишь. Да и мясо дрохо ничего. Они теплокровные, а на вкус почти не отличаются от хорошей свинины.

– Полезные животные, ничего не скажешь, – согласился Конан.

– Единственная помеха, – вкрадчивым голосом сообщил трактирщик, – у дрохо полон рот зубов размером с хороший кинжал и дружелюбием, насколько известно, они не отличаются.

– А-а, – поднял брови киммериец. – Тогда ясно… Давай еще по кружечке?

По-зимнему быстро темнело. Начавшийся еще утром снегопад усиливался, крупные белые хлопья кружились в стылом воздухе, садились на крупы лошадей и таяли, сбегая вниз ручейками воды. Животные недовольно дергали шкурой, фыркали, переминаясь с ноги на ногу и помахивая хвостами.

Конан, случайно глянув в приоткрытую кем-то из служанок дверь, выругался:

– Кром! Наши лошади! Они же замерзнут!

Воины переглянулись. Они уже наелись и напились до отвала, впав в сонливое состояние. Все понимали, что варвар прав, но никому не хотелось вставать и вылезать из теплого трактира наружу, в холод и снеговерть. Гандеры потупили взгляды и молча вертели в руках недопитые кружки. Хальмун положил голову на руки и сделал вид, что крепко спит, для пущего правдоподобия тихонько похрапывая. Эрхард пристально следил за ползущей по стене полудохлой осенней мухой. Эртель, ухмыляясь до ушей, показывал пальцем на Конана: мол, ты предложил – ты и делай.

Лишь один человек не отвел взгляда – невозмутимый Эмерт. Боссонец молча поднялся, отодвинув кружку и тарелку с недоеденным жарким, набросил полушубок и вышел на улицу. Конан последовал за ним.

Порыв ветра швырнул им в лица пригоршню мокрого, липкого снега. Варвар расхохотался и утерся рукавом. Разгулявшийся снегопад опять напомнил ему Киммерию.

Каурый конек, названный Конаном Вихрем, встретил хозяина радостным ржанием и ткнулся теплой мордой в ладони – не принес ли чего вкусненького? Варвар протянул ему кусок захваченной с собой лепешки, и конь, благодарно покосившись на человека огромным темным глазом с хитрыми искорками, аккуратно, одними губами взял угощение, аппетитно зачмокав.

Не успели Конан и Эмерт отвязать и двух лошадей, как дверь трактира хлопнула и на улицу выскочили Гильом и Гарт. Виновато поглядывая на киммерийца, они начали распутывать поводья.

Отведя всех животных на конюшню и насыпав в ясли овса, Конан и его спутники вернулись в зал, и, пропустив напоследок по кружечке, решили отправиться на боковую.

…Варвар долго устраивался на своем тощем тюфяке, ворочался и проверял, не накинется ли на него различное шестиногое кусачее зверье. Несмотря на его в общем-то справедливые опасения, ничего подобного не происходило. Сынок трактирщика сказал правду – тюфяки оказались чистыми.

После обильной пищи и не менее обильных возлияний у киммерийца не было никакого желания заниматься чем-либо, помимо сна. И потому, когда Селена, стянув рубашку, обнажила свои упругие груди с торчащими сосками и, зазывно покачивая бедрами, подошла к его ложу, Конан развернул ее и легонько шлепнул по пышным ягодицам:

– Иди поспи, моя милая, и мне дай отдохнуть.

Селена обиженно надула губки, но спорить с варваром не решилась и гордо удалилась в свой угол.

«Деревенская девчонка, а походка как у заправской шлюхи,» – вяло подумал Конан и, повернувшись к стене, мгновенно заснул.

* * *

Ревальд вытолкал из трактира уж больно засидевшихся пьяниц и вышел на крыльцо. Снегопад прекратился, тучи разошлись и пустынную деревенскую площадь заливал бледный свет новорожденной луны. Только что выпавший снег переливался тысячами радужных звезд, а деревья казались жилищами причудливых, неуловимых существ…

Трактирщик снял изрядно заляпанный жиром фартук и скрестил заросшие густой шерстью руки на груди, покрытой кожаной безрукавкой со сложным узором из ярко-красных шнуров. Он любил порой, перед закрытием трактира, постоять вот так на крыльце, смотря на спящую деревню и близкие горы за ней.

Откуда-то слева донесся перестук копыт скачущей лошади, смягченный пушистым снежным ковром. Звуки приближались и Ревальд насторожился – кто это едет в столь поздний час?

На площадь выехал всадник, так уверенно сидевший в седле, что на мгновение в душе трактирщика мелькнул суеверный ужас – ему показалось, что в деревне появился сказочный кентавр.

«Кентавров не бывает,» – всплыл в голове уверенный чуть надтреснутый старческий голос.

«Учитель Деккен!» – едва не вскрикнул вслух Ревальд. Перед его глазами появилась давно забытая картина – он сам и еще пяток ребят слушают, раскрыв рты, старого, морщинистого как печеное яблоко, старичка. «И драконы бывают, и вампиры, и демоны, и много другой всякой нежити…» С годами Ревальд не раз убедился в правоте слов наставника, и всегда бежал от подобных тварей, нисколько не стыдясь своего страха.

Правда, когда в Хезере объявился вурдалак, повадившийся пить кровь у младенцев, именно трактирщик первым взял в руки осиновый кол и предложил проверить свежие могилы на лесном погосте. Оказалось – безобразничал недавно отдавший концы старый пьяница шаман. Когда его раскопали, все в ужасе отшатнулись – могила была до краев заполнена кровью… Ревальд уже занес свой кол, чтобы навсегда прикончить тварь, но не успел – на лицо мертвеца упал солнечный луч. Он раздавшегося воя заложило уши, а когда он стих – в черной яме лежал лишь скелет с обрывками полуистлевшей плоти на пожелтевших костях.

Неизвестный всадник тем временем рысью выехал на площадь. В своем черном плаще с низко опущенным капюшоном и мрачно поблескивающими глазами он напоминал бесплотного призрака из страшных детских сказок. Ревальд на всякий случай сделал охраняющий знак, быстренько повернулся и юркнул за дверь, предусмотрительно заложив ее на внушительного вида засов.