Текст книги "Карающая длань"

ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой доблестных защитников Пограничья пытаются насадить на вилы

После десятидневного путешествия по местам былых убийств боевой пыл отряда из Пограничья изрядно снизился. В сумке, найденной в пещере оборотней, никаких особо ценных сведений не оказалось. Письма по большей части содержали ответы на сообщения о проделанных налетах, похвалы и тому подобное. Имя главного оборотня, если таковой существовал, нигде не упоминалось. С помощью карты с указанием мест и дней нападений Эрхард и Конан определили (сравнив ее со своим планом), сколько примерно шаек оборотней орудует в Пограничье. Оказалось, еще три.

Кое-что в письмах указывало на то, что приказы рассылались из полуночных земель Бритунии и на то, что в Пайрогии существует какая-то поддержка. Письма часто на нее ссылались, но нигде не было сказано толком, что это такое. Возможно, просиди десяток возле пещеры пару месяцев, им бы попался какой-нибудь гонец, но эта возможность была настолько призрачной, что на нее не стоило и зариться.

Так же не оправдались и надежды Конана найти свидетелей нападений оборотней. Крестьяне только тряслись и бормотали:

– Н-нет, м-мой господин… М-мы н-ничего не в-видели и н-не слышали…

И так везде. Иногда варвару хотелось достать меч и порубить этих жалких людишек на мелкие кусочки, настолько сильное отвращение своей трусостью они вызывали.

Попытка еще раз угадать место нападения ни к чему не привела. Лесные твари перестали быть предсказуемыми, однако остались такими же жестокими. Они уничтожали всех без разбора, то там, то тут…

Встреченный отрядом королевский конный гонец, попросивший напиться, шумно глотал свежую воду из бурдюка, а потом рассказал, что к королю приходили вожди закатных кланов, требуя усмирить разбойников и убийц. Дамалл на это довольно резко ответил – раз они всегда утверждали, что сами по себе, пусть теперь и спасаются своими силами, а у него воинов и так не хватает…

На исходе одиннадцатого дня на место стоянки прибежал перепуганный лесничий и сообщил, что в двух лигах за лесом нынешним утром оборотни напали на деревушку Грейзи, вырезав пять или шесть семей. Эрхард предложил не откладывать дела в долгий ящик, а немедля отправиться туда и попробовать догнать стаю по горячим следам. Конан, которому Пограничное королевство уже осточертело до смерти, со вздохом согласился, решив, что ежели в этой деревушке не сыщется самой тоненькой ниточки, могущей привести к большому змеиному гнезду (точнее, волчьей норе), он плюнет на все и немедленно уедет в Аквилонию. Или в Немедию, к старому приятелю Мораддину, ныне служившему в Тайной Страже Нимеда. Мораддин давно звал в гости…

Погода опять испортилась и узкая лесная тропинка, ведущая в Грейзи, раскисла и заплыла грязью. Кони с трудом переставляли ноги, утопающие в густой вязкой жиже, а их седоки то и дело ругались сквозь зубы. Плащи из плотной ткани не могли полностью защитить от хлещущих с затянутого темно-серыми тучами всепроникающих струй холодного дождя. Весь отряд промок насквозь, что отнюдь не служило поднятию бодрости. Дождь шел с самого утра, то мелко морося, то начиная литься таким потоком, что казалось – где-то в небе провертели дырку, напрямую соединяющуюся с Западным океаном, и вскоре все Пограничье превратится в одну большую, глубокую и невероятно грязную лужу.

Киммериец, несмотря на свое железное здоровье, под постоянным ливнем начинал чувствовать себя неважно. Громогласно чихнув пару раз, он стукнул пятками недовольно фыркнувшую лошадь и поравнялся с Эрхардом.

– Долго нам еще вымачиваться? – мрачно поинтересовался варвар.

– Четверть лиги, не больше, – обнадеживающе отозвался десятник. Горестно покачав головой, Конан придержал коня, оказавшись рядом с угрюмо сгорбившимся в седле Велланом. Длинные светлые волосы бритунийца намокли и жидкими прядками прилипли ко лбу и щекам, с прямого носа капала вода, бессмысленный взгляд уперся в спину едущего впереди Эртеля.

– Эй, Веллан, – вполголоса окликнул Конан.

Парень встрепенулся и покосился на киммерийца. В обычно насмешливых синих глазах была печаль и тоска, вызванные отнюдь не долгой изматывающей поездкой под проливным дождем. И где-то на самой их глубине плескался тщательно скрываемый страх. Чего он боится?..

– Слушай, после того боя у пещеры ты так и не сказал, почему спрятал кольчугу, – начал Конан. – Конечно, это дело твое, но мне не дает покоя…

– Ладно, – подумав, решительно кивнул Веллан. – Подъезжай поближе, я расскажу…

Заинтересовавшийся возможностью разгадать хоть одну из многочисленных загадок киммериец пнул своего скакуна каблуками и слегка шлепнул поводьями по шее. Тихо-мирно плетущийся по грязи каурый мерин, не ожидавший от хозяина подобной выходки, рассержено мотнул головой и скакнул влево, с силой ударив в бок коня Веллана. Тот всхрапнул, шарахнулся в сторону, его копыта заскользили по грязи, и, пытаясь сохранить равновесие, отчаянно взбрыкнул…

С пронзительным воплем: – Конан, мать твою! – светловолосый бритуниец вылетел из седла, в точности как бродяга, отказавшийся платить за пиво – за дверь «Короны и посоха».

Киммериец завороженно проследил за его полетом и озадаченно поскреб в затылке. Бедняга Веллан с громким хлюпаньем приземлился в жидкую грязь, и, оставляя позади широкий след, проехался по ней десяток шагов.

Когда он с трудом поднялся, дружный хохот едва не сбил его с ноги не отправил обратно. Эртель, судорожно вцепившийся в холку своего некогда молочно-белого, а теперь серого в коричневых яблоках жеребца, задыхаясь и всхлипывая, выдавил:

– Велл, плюхнись еще спиной и погрейся на солнышке… Получится готовенький ходячий памятник в твою честь…

Бритуниец, зло отплевываясь и шипя, как разъяренный кот, попытался ладонями протереть лицо, но только сильнее испачкался. Впрочем, ливень быстро смыл с него часть грязи, стоило Веллану поднять голову. Бормоча невразумительные проклятия, охранник взобрался в седло, и Конан понял – сейчас лучше не приставать к нему с вопросами.

* * *

Наконец, десяток прибыл в деревню Грейзи, приткнувшуюся на опушке хмурого и мокрого соснового леса. Она казалась вымершей – даже собаки не вылезли из своих будок, чтобы как следует облаять незваных гостей. Естественно, в такой глуши и речи быть не могло о каком-нибудь постоялом дворе или трактире…

Эрхард подъехал к воротам первого попавшегося на глаза дома – добротной бревенчатой избе с покатой крышей, крытой дранкой и еловым лапником. На громкий стук долгое время никто не отзывался, только из своей будки пару раз лениво гавкнул пес, огромный серый волкодав. Наконец, дверь дома медленно приоткрылась и на пороге, держа в руке тусклый фонарь, появился низенький крепкий мужичонка, кутающийся в драный овчинный тулуп.

– Кого Нергал принес в эдакую погоду? – громко проорал он, тщетно вглядываясь в наступающую дождливую темень. За криком крестьянин явно пытался скрыть свой страх.

– Королевская стража! – крикнул в ответ Эрхард. – Открывай ворота!

Но хозяин дома по-прежнему мялся у дверей, пытаясь разогнать тьму огоньком еле теплящейся в фонаре свечи.

– Почем мне знать, что вы не грабители или чудовища? – наконец выдавил он и попятился, собираясь скрыться в доме.

– Болван! – вышел из себя десятник. – Грабитель давно уже вогнал бы тебе стрелу в горло! Отпирай ворота!

– Не-е, – решительно замотал головой крестьянин. – Обождите до утра. Вот рассветет и поглядим, кто вы есть такие…

– Эмерт, пристрели этого ублюдка! – взвыл Эрхард, но негостеприимный тип, не дожидаясь исполнения приказа, юркнул обратно в дом, ногой захлопнув за собой дверь. Эмерт пожал плечами, опустил уже вскинутый было лук и убрал стрелу в колчан. Десятник тихо ругался сквозь зубы, с ненавистью поглядывая на запертые ворота и частокол в полтора человеческих роста. В остро отточенные концы кольев были набиты длинные гвозди, и не исключено, что по другую сторону забора нарыты волчьи ямы, расставлены капканы или разложены доски с теми же гвоздями…

– Кажется, где-то неподалеку должна протекать речка, – пробормотал Веллан, слезая с лошади. Дождь, конечно, частично смыл покрывавшую его грязь, но чистюле бритунийцу этого было недостаточно. – Схожу помоюсь.

Проводив взглядом быстро исчезнувшую в темноте фигуру, Эрхард оглядел своих воинов. На всех лицах явственно читалось полнейшее нежелание мокнуть дальше и вместе с тем боязнь того, что десятник сейчас пошлет их заниматься скалолазанием. Лишь Конан выглядел спокойным и поглядывал на забор с легким презрением. В юности киммериец без труда взбирался по отвесным скалам в два-три раза выше этого жалкого подобия ограды, и, по его мнению, не преодолеть такую загородку не мог только ленивый или очень толстый…

Пристальный взгляд Эрхарда уперся в варвара.

«Конечно, как куда лезть, так сразу киммерийца зовут… – подумал Конан. – Собственно, почему бы Ранну не слазить, он все-таки моложе! Ладно, сейчас покажем, как это делается…»

Конан спрыгнул с коня и выругался, когда в его сапоги хлынула холодная жижа. Он подошел к частоколу, стянул с ног сапоги, закатал штаны до колен, затем снял кольчугу и пояс с кинжалами. Меч остался висеть на перевязи за спиной. Варвар вылил грязь из обуви и протянул ее вместе с остальными вещами стоявшему рядом Эрхарду:

– Сохрани их для меня.

Десятник молча повесил на шею своего коня кольчугу и пояс, а сапоги брезгливо взял за голенища левой рукой и отставил подальше от себя.

– Ну и вонь, – с отвращением удивился он.

– Свои понюхай, – буркнул киммериец, подводя мерина к забору.

Отряд с интересом следил за тем, как варвар осторожно встал на седло и попытался разглядеть, что находится по другую сторону забора. Какие-то кустики, сарай… А, наплевать!

Конан махнул рукой и, вытащив меч, одним ударом снес две острые вершины, а затем, взявшись за соседние колья, легко подтянулся и встал на подготовленное место. Еще раз оглядевшись по сторонам, он сильно оттолкнулся и спрыгнул во двор.

Пролетев по дуге, варвар с громким всплеском плюхнулся в грязь, радостно осознавая, что возможных ловушек он, кажется, избежал. Пес залился пронзительным лаем, однако вылезать из уютной будки под дождь не пожелал. Осторожно скрипнула дверь, но в нее тотчас со стуком вонзилась, подрагивая, длинная и тяжелая стрела, и дверь захлопнулась. Хозяин здраво решил не рисковать своей драгоценной жизнью и еще раз высовываться на свежий воздух.

Конан поднялся на ноги, не спеша подошел к воротам, оглядел массивный брус засова – даже скорее не брус, а балку – и усмехнулся, потирая грязной рукой три дня не бритое лицо.

– Скоро ты там? – донеслось из-за забора. – Уснул? Или силенок не хватает?

– Хватает, хватает, – проворчал киммериец, и, поплевав для порядка на свои лапы, крепко обхватил брус, поднапрягшись, снял его со скоб и бросил в грязь. Но это оказалось еще не все – проклятые ворота открывались внутрь и варвару пришлось оттаскивать в сторону тяжеленную створку.

– Наконец-то, – почти простонал Эрхард, когда проход во двор был открыт, и кровожадно добавил: – Ну, сейчас я этого ублюдка…

Отряд подъехал к крыльцу и спешился. Конан натянул свои сапоги, все-таки захваченные десятником, и вытащил меч из ножен, встав слева от двери. Место справа от косяка занял Ранн, а Эмерт с натянутым луком расположился прямо перед створкой. Варвар вопросительно оглядел их – мол, готовы ли? – и, получив утвердительные кивки, ударом кулака распахнул дверь, чуть не сорвав ее с петель. Ранн с азартным воплем первым рванулся в темный проем и вдруг захрипел, качнувшись назад. Ошеломленный Конан успел только подхватить оседающее тело и расслышать в глубине дома топот убегающих ног. Мимо него в коридор с рычанием бросился Хальмун, за ним ворвались гандеры и Эртель.

Киммериец осторожно усадил Ранна, прислонив к стене. Было темно, хоть глаз выколи, и варвар проорал:

– Дайте факел!

Рядом с ним кто-то нервно и часто застучал кремнем.

– Быстрее же! – поторопил Конан. Ранн, кажется, еще дышал, но все тише и тише…

Маленький крошечный язычок пламени затрепетал в горстке трута на полу, от него мгновенно зажгли лучину, и оранжевый колеблющийся огонек осветил бледное, слегка удивленное лицо Ранна и торчащий из его груди слева глубоко засевший арбалетный болт. От выстрела в упор не защитила и кольчуга – тяжелая стрела вонзилась по самое оперение, по серебристым кружевным кольцам разбегались темные струйки крови…

Где-то в дома раздались глухие удары, грохот падающей мебели, а затем душераздирающий крик. Конан невесело усмехнулся и закрыл невидящие глаза молодого сородича. Великие боги, это же был всего-навсего любопытный мальчишка, наслушавшийся историй и решивший сунуться в незнакомый и опасный мир… Интересно, на что надеялся этот несчастный крестьянин, когда нажимал на спусковую скобу своего оружия? Теперь и он, и его семья наверняка мертвы, но Ранна-то этим не воскресишь! Что ж, он умер в бою и теперь по праву войдет в чертоги Крома… А все равно – нелепая и глупая смерть…

Позади раздался топот и Конан оглянулся. Вернулись Хальмун и компания, где-то раздобывшие пару факелов. Мечи гандеров отливали в трепещущем неверном пламени черным, а с огромной секиры ванира срывались тяжелые капли. Рыжебородый по лицу киммерийца понял все, вздохнув, подошел к телу и тряхнул секирой. Кровь оросила мертвое и ставшее спокойным лицо Ранна.

Конан дернулся и слегка растерянно спросил:

– Зачем?..

Не обращая на варвара внимания, Хальмун гулким басом печально сказал:

– Вот кровь твоих убийц. Друзья отомстили за тебя, и души тех, кто сделал это, будут вечно прислуживать тебе в доме Ледяного Гиганта…

«Да, как же! – про себя подумал киммериец. – Его душа придет к престолу Крома, хотя насчет остального все верно…»

– Я смотрю, Конан, ты преуспел в открывании чужих ворот! – раздался насмешливый голос, на пороге возник вполне довольный ночным купанием Веллан и осекся.

– Ранн, – прошептал он помертвевшими губами. – Но как?..

– Мы ворвались, а какая-то собака затаилась в темноте. Ранн шел первым и получил болт в упор. И кольчуга не помогла, – глухо ответил киммериец, поднимаясь с колен.

– Его убийца получил заслуженную кару. Тела в доме, можешь полюбоваться, – хищно оскалился Хальмун. Веллан с отвращением помотал головой – он отлично знал, какие трупы остаются после ударов ванира.

Конан направился к выходу и уже на пороге бросил через плечо:

– Не знаю, как вы, а я не хочу спать в оскверненном жилище. Предпочитаю сенной сарай.

– Да, – кивнул вошедший в дом Эрхард. – Там ночевать куда приятней, а завтра устроим Ранну достойный погребальный костер…

* * *

Конан проснулся от легкого толчка в бок, медленно выплывая из сладкой обволакивающей дремы. Варвар широко зевнул, смачно потянулся, так что захрустели кости и только после этого открыл глаза. Обычно он не позволял себе таких вольностей и вскакивал, сразу готовый к бою, однако сегодня, после ночи на мягком душистом летнем сене (только девушки не хватало для полного счастья!), можно было слегка побаловать себя и проснуться, как обычные люди.

Оказалось, разбудил его Эрхард, уже полностью одетый и вооруженный. По сараю уныло слонялись Веллан и Хальмун, разыскивая свои вещи, заброшенные вчера второпях куда попало. Рыжебородый восторженно заорал, вытащив из-за кипы в углу свой потрепанный сапог (второй красовался на его левой ноге). Бритуниец с завистью покосился на ванира и мрачно поинтересовался у не проснувшегося до конца Конана, не видел ли он его, Веллана, куртку, а то эти весельчаки ее куда-то спрятали…

– Собирайся, сейчас запалим здесь все – и к старосте, – раздраженно сказал десятник, направляясь к выходу из сарая. – Кстати, дождь кончился.

Конан радостно хлопнул себя по ляжкам:

– Самая лучшая новость за последние дни! Веллан, вон та старая тряпка в углу – не то, что ты ищешь?..

Через некоторое время отряд выстроился перед дверью в дом, за которой лежал Ранн. Стены жилища были обложены соломой и облиты найденным в погребе маслом. Гильом, не скупясь на пинки, выгнал из хлева всех животных.

Сначала Конан, а затем все остальные по очереди бросили факелы в большую копну возле крыльца. Пропитанная маслом солома легко вспыхнула, и вскоре весь дом оказался в огненном кольце.

– Поехали отсюда, – буркнул Хальмун, с кряхтением забираясь в седло.

– На главную площадь, – поддержал его Эрхард и первым развернул своего коня в сторону дороги.

Деревня начала гудеть, как растревоженный улей. Из домов выбегали крестьяне и просто хватались за головы – пожар разгорался, а ветер дул в сторону села. И, как назло, небо чистое и ясное, нигде ни облачка. Такие прекрасные дни в Пограничном королевстве можно было пересчитать по пальцам, но сейчас этому никто не радовался, наоборот – после взглядов в небо лица кметов, и без того угрюмые и неприветливые, становились еще мрачнее, хотя, казалось, куда уж больше… Обычно после этого следовал презрительный плевок себе под ноги. Многие с неприкрытой ненавистью косились на девятерых вооруженных всадников, медленно и с достоинством проезжающих мимо. Ведь правду говорит шаман, что слова «чужак» и «несчастье» означают одно и то же…

Конан с любопытством разглядывал молчаливых крестьян. Все они, как один, были низкорослыми, смуглыми, с длинными руками и тяжелыми квадратными подбородками. Их тела были достаточно крепкими на вид, но низко скошенные лбы выдавали в крестьянах людей небольшого ума. Скорее всего, в деревне царила родовая община с неизбежным в таком случае кровосмешением.

За воинами постепенно начала собираться толпа, и к площади они подъехали уже в сопровождении почетного эскорта из половины обитателей деревни Грейзи. Другая половина собралась на площади, приковыляли даже самые древние старцы. О горящем на околице доме, похоже, все временно позабыли.

Конана слегка настораживало то обстоятельство, что каждый житель поселка прихватил с собой какое-нибудь оружие – кто вилы, кто топор, кто просто палку подлиннее да поувесистее. Женщины сжимали в руках серпы, ухваты и сковородки, детишки волокли немалые камни. Похоже, крестьяне на полном серьезе готовились к драке. Сначала варвар посмеивался над их воинственным видом, но, прикинув, что на каждого человека из отряда придется по двадцать-тридцать кметей, перестал хихикать. Вилы, конечно, не сравнятся с добрым мечом, но человека можно прикончить и обычнейшей сковородкой…

– Какое приятное местечко и гостеприимный народ, – вполголоса пробормотал Веллан. – Кажется, нас сейчас будут бить…

Толпа не стала продвигаться дальше края площади, и девять всадников оказались в огромном неприветливом кольце молчаливых людей. Некоторое время стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь криками птиц до постукиванием копыт нервно переступающих с ноги на ногу коней. Первым не выдержал Эрхард:

– Что уставились, как бараны на новые ворота? Где староста?

Из рядов выступил важный, в меру упитанный старик с окладистой белой бородой до середины груди, в добротной домотканой одежде. Колючие зеленые глазки злобно уставились из-под кустистых седых бровей на незваных чужаков. В руке старец держал высокий, украшенный причудливой резьбой посох с навершием в виде оскалившейся волчьей головы. Посох был сделан из редкой в здешних краях белой березы.

– Это ваших рук дело? – грозно вопросил староста, указывая посохом в сторону поднимающегося из-за домов столба густого черного дыма. Голос у старик оказался под стать внешности – неприятный, резкий и пронзительный.

– Да, и что? – пожал плечами Эрхард. – Хозяин дома отказался впустить Королевскую стражу. От его руки пал наш товарищ. Мы отомстили и устроили для него погребальный костер, – десятник оглянулся и оценивающе посмотрел на дым. – Хорошо горит…

Снова наступило молчание. Толпа приглушенно гудела и перешептывалась, а отряд сбился в плотную кучку. Рядом с Конаном оказался Эртель, озадаченно проговоривший:

– Что-то я ничего не понимаю… Вон там, за лесом, всего в полулиге стоит наша деревня, я там родился, но никогда не слышал, что рядом с нами живут такие выродки. В прямом смысле этого слова… Откуда они тут взялись?

– А откуда вообще люди берутся? – огрызнулся варвар. – У нас в Киммерии кланы раньше воевали между собой и тоже хлебнули горя от кровосмешения. Но вожди вовремя спохватились, и теперь молодежь берет жен в соседних кланах. А в Черных Королевствах или у кочевников в Туране, скажем, это дело вполне обычное. Ну и уроды ж там рождаются…

– Потом доскажешь, ладно? – перебил Эртель разошедшегося киммерийца. – Кажется, эта старая сволочь нашла, что ответить нашему командиру.

Действительно, старик, подумав и пожевав губами, довольно спокойно заявил:

– Вы убили нашего родича. За это существует только одно наказание – смерть. Выдайте нам убийцу и можете убираться на все четыре стороны. Обещаем – он умрет быстрой и легкой смертью. Иначе вы все расстанетесь в жизнью. Таков мой приговор, – он трижды стукнул посохом о землю и громко добавил: – Призываю в свидетели Отца-Волка!

Толпа разразилась радостными воплями, а воины изумленно уставились на старосту.

– Ты безумен, старик, – отрезал Эрхард. – Отдай свой посох более молодому и умному. Если вы хоть пальцем тронете нас, гнев короля будет ужасен, а от вашей деревни не останется даже пепелища…

– Во заливает, – вполголоса восхищенно сказал Эртель и ухмыльнулся. – Королю будет глубоко наплевать на какой-то пропавший десяток, так что жаркая драка во имя спасения собственных шкур нам обеспечена.

Конан согласно кивнул:

– И старый сморчок наверняка думает то же самое.

Старик, до глубины души разгневанный таким неуважением к его высокому сану, покрылся красными пятнами и дрожащим голосом произнес:

– Нам нет дела до вашего короля. Выдайте нам убийцу!

– Сейчас, – язвительно бросил Эрхард, сжимая рукоять меча. – А в задницу меня поцеловать не хочешь?

– Убейте их! – завизжал окончательно выведенный из себя старейшина, бестолково размахивая посохом. – Вырвите их бесстыжие языки!

– К оружию! – в свою очередь скомандовал Эрхард, выхватывая меч. – Эмерт, пристрели этого крикливого осла!

* * *

Невозмутимый боссонец мгновенно натянул лук, но старца успел заслонить какой-то молодой парень, получивший стрелу в сердце. По лицу лучника пробежала легкая тень неудовольствия, и он потянулся за второй стрелой. Старик не стал дожидаться исполнения приказа и быстренько юркнул в задние ряды толпы, сомкнувшиеся за ним. Крестьяне тем временем начали сжимать кольцо вокруг поворачивавшихся во все стороны воинов. Полетели первые камни и домашняя утварь.

Гильом вскрикнул и схватился за лицо – острый гранитный обломок, запущенный чьей-то умелой рукой, рассек ему лоб. Глаза заливала кровь и гандер постоянно вытирал ее рукой. Однако и крестьяне несли потери – стрелы Эмерта то и дело выхватывали из толпы самых сильных и самых нахальных.

Глиняный горшок с грохотом разлетелся вдребезги под копытами коня варвара. Мерин пугливо шарахнулся в сторону, основательно тряхнув всадника. Пробормотав «Ненавижу выродков…», Конан пнул животное каблуками и бросился в атаку. Толпа радостно заревела и лавиной ринулась ему навстречу. Началась бойня, ибо битвой происходящее назвать было нельзя…

Преимущество кметов в численности оказало им дурную услугу – они толкались, пихались, сбивали друг друга с ног, а тем временем огромная секира Хальмуна или двуручник Веллана страшными косами срезали трех-четырех бойцов, не защищенных ничем, кроме одежды.

Конан на всем скаку сбил лошадью самого ретивого нападающего, зарубил на ходу мужика с топором и влетел в толпу, топча ее конем и раздавая направо и налево смертоносные удары. Потеряв около шести человек, крестьяне бросились врассыпную. Дотянуться до киммерийца они не могли, хотя несколько раз вилы пролетали в опасной близости от ног. Зато досталось коню – круп животного покрылся потом и многочисленными мелкими кровоточащими ранками. Мерин жалобно ржал, спотыкался и поворачивал морду к седоку. В выпуклых блестящих глазах лошади явственно читалось – «Во что ты меня втянул, хозяин? Не могу больше!»

Киммериец решил не мучить зазря ни в чем не повинное животное и спрыгнул с седла, дав коню хорошего шлепка ладонью, чтобы тот поскорее убирался и не путался под ногами.

– Идите сюда, трусливые свиньи, и найдите свою смерть! – после такого боевого клича, отпугнувшего сунувшихся было к спешившемуся варвару нападавших, Конан побежал на подмогу братьям-гандерам. Им пришлось туговато – под Гильомом убили коня, Гарт тоже отпустил свою лошадь, и теперь они спина к спине отбивали яростные, но бестолковые атаки. У их ног уже валялось несколько трупов.

Варвар обрушился на нападавших, как ураган. Сейчас он больше напоминал мясника, разделывающего коровьи туши: взмах – и, разбрызгивая кровь, падает разваленное почти надвое тело, второй – и чья-то голова взлетает вверх, неожиданно покинув своего владельца… Кметы в ужасе бросились прочь от яростного северянина, точно овцы от ворвавшегося в стадо волка. Некоторые бросали оружие и падали на колени, прося пощады, но Конан, кажется, даже не замечал этого, во всяком случае, рука у него не дрогнула ни разу. Оставляя за собой страшную просеку, он быстро оказался рядом с гандерами. Обычно легкомысленный Гарт с отвращением посмотрел сначала на разделанные тела, потом на тяжело дышащего и покрытого кровью Конана, и с почти суеверным ужасом проговорил:

– Ну и отвратительно ты убиваешь…

– Кажется, я вас спасаю! – возмутился киммериец, но, обернувшись, невольно содрогнулся. – М-да, вот это называется – увлекся… Ладно, пойду посмотрю, что произошло с Вальсо.

Тем временем деревенская площадь все больше напоминала поле на редкость кровопролитной битвы. Повсюду в изобилии валялись трупы и тяжелораненые, о которые, проклиная все на свете, постоянно спотыкались сражающиеся. Эрхард вместе с Хальмуном и Вальсо, прижатые к стене одного из выходящих на площадь домов, сдерживали большую толпу напирающих крестьян. Огромный ванир с легкостью раскалывал своей ужасной двухлезвийной секирой черепа, и от него бежали, будто от демона, бормоча заговоры, отгоняющие нечистую силу. Эрхард тоже держался неплохо, его меч казался странным блестящим продолжением правой руки. А вот зингарцу приходилось хуже всех – его удобная в одиночных поединках сабля почти сразу сломалась, не выдержав удара дубинки, и теперь Вальсо отбивался подручными средствами – то топором, то вилами. Товарищи старались прикрывать его, но из-за обилия врагов это не всегда получалось. Бледное лицо зингарца покрылось потом, он пропустил несколько чувствительных тычков дубинкой, зашатался, и, если бы не Хальмун, вовремя ударивший секирой, его наверняка проткнули бы вилами. Впрочем, на ногах Вальсо все равно не устоял и, получив колом в солнечное сплетение, без сознания повалился под ноги десятнику и ваниру.

Эртель и Веллан, чудом сохранившие лошадей, галопом носились по площади, рубя все, что движется. Единственным сохранившим спокойствие человеком оказался Эмерт, неподвижно сидевший на своей лошади и без остановки разивший смертоносными стрелами наиболее опасных врагов.

Конан внезапно заметил старосту – белая растрепанная борода мелькнула за спинами кучки кметов у края площади.

«Сейчас ты у меня попляшешь,» – пообещал варвар и мягко двинулся вслед, отражая по пути робкие одиночные попытки убить себя.

Пронзительно закричал Веллан – какой-то селянин подкрался к нему сбоку и всадил вилы в левое бедро, пригвоздив к крупу коня. Но торжествовать победу ему пришлось недолго – бритуниец перегнулся в седле и ударом своего двуручника расколол нападавшему череп. Затем с воплем «Всех убью!» выдернул вилы и с омерзением отбросил от себя. Из четырех ран обильно хлынула кровь, Веллан, ругаясь, оторвал клок от рубахи и попытался перетянуть бедро.

Над селом висели лязг оружия, предсмертные вопли и стоны раненых. Несмотря на численное превосходство, кметы проигрывали бой – уже трем десяткам их сородичей не было суждено подняться со слегка подсохшей земли, и в два раза большему количеству предстояло остаться калеками. Самые сильные и самые дерзкие уже поплатились, остальные осторожничали, стараясь избегать встреч с Хальмуном и Конаном. Но и все из десятка уже получили хотя бы по царапине. Серьезнее всех был ранены Вальсо и Веллан со своей проткнутой ногой.

– Мы побеждаем! – восторженно завопил Эртель и швырнул вверх свой меч. Подбросить-то он его подбросил, но не поймал – клинок описал сверкающую дугу и воткнулся в тело какого-то несчастного, погибшего в самом начале схватки. Эртель несколько изумился такому поведению оружия и какое-то время неподвижно сидел в седле, почесывая затылок и явно предаваясь размышлениям на тему – «Зачем я это сделал?»

Этим обстоятельством немедленно решил воспользоваться один из уцелевших крестьян, вооруженный топором. С нечленораздельным воплем он кинулся к задумавшемуся Эртелю, намереваясь, видимо, отрубить ему ногу или хоть что-нибудь. Намерения так и остались намерениями – в боевом азарте кмет подбежал слишком близко, и Эртель невозмутимо лягнул его в лицо, попав каблуком точно в нос. Голова нападавшего резко откинулась назад, послышался короткий хруст и незадачливый убийца со сломанной шеей рухнул в пыль. Эртель фыркнул, но искушать судьбу больше не стал, а наклонился с седла и выдернул свое застрявшее оружие.

К этому времени уже началось повальное бегство с поля боя. Первыми, как и полагается, его покинули женщины и дети, за ними потянулись и мужчины, первым делом самые трусливые. Или самые здравомыслящие.

Конан наконец добрался до удирающего старейшины и сейчас набросился на охранявших старика лучших воинов села. Хотя лучшие немногим отличались от худших – во всяком случае киммерийца они боялись еще больше. Конану доставило истинное удовольствие полюбоваться на то, как угрюмое и жесткое выражение лиц крестьян сменялось на жутким страхом, как начинали дрожать квадратные подбородки, как, расталкивая друг друга, кмети пытались спрятаться от холодного взгляда голубых глаз… Лучше всего на них действовал вид полностью покрытого кровью меча, огромного и страшного.

Так что варвару пришлось убить только двоих или троих, да и то потому, что они слишком нерасторопно убрались с пути киммерийца. Теперь старик, бледный как собственная борода и трясущийся словно в припадке падучей, стоял перед Конаном. Упасть ему не давал только посох, в который старейшина вцепился, как утопающий в соломинку. Старикан закрыл глаза, чтобы не видеть маячившей прямо перед ним жестокой ухмылки и медленно поднимающегося меча.

Неожиданно перед варваром словно из-под земли вырос человек в странных одеждах – на нем красовался плащ из шкуры громадного волка с капюшоном в виде волчьей головы. На шее неизвестного болталось ожерелье из кривых волчьих клыков, простая кожаная одежда была увешана резными фигурками различных животных, косточками, зубами и тому подобными сухо звякающими амулетами.