Текст книги "Карающая длань"

– Стол я сервировал по собственному вкусу, но напитки ты можешь выбрать сам.

– Сев… Севри… Чего? – запнулся на незнакомом слове Конан.

– Накрыл, – пояснил хозяин. – Так какой сорт вина ты предпочитаешь?

Конан немедленно вспомнил прекрасный вкус «Старого короля», и, не успел он ни слова сказать, как перед ним появились две бутыли мутно-зеленого стекла в тростниковой оплетке, с узкими горлышками, залитыми красным воском. Варвар немедленно схватил одну и, не веря своим глазам, уставился на печать с датой укупорки.

– Этого не может быть, – после долгого молчания уверенно заявил киммериец. – Пятьсот лет!

– Я постарался достать самое старое вино сорта «Старый король», – подтвердил призрак. – Это первый разлив.

Конан только благоговейно вздохнул. Призрака слегка позабавило его восхищение, и, отложив посох, он взял небольшой кусок свинины, проследив, как мясо в его руках медленно превращается в ледышку.

– Можешь начинать трапезу, а я пока буду услаждать твой слух не слишком веселым рассказом, – с грустной усмешкой произнес призрак. – Я бы присоединился к тебе, да не могу, как видишь…

Конан, все еще не расставшийся с бутылью, попросил:

– Слушай, хозяин, а кружку ты можешь сделать? Нельзя ж такую ценность из горла хлебать…

– А, извини, – на столе тут же появилась простая глиняная кружка, и Конан с некоторым трепетом сорвал печать и налил вина, изготовленного в те времена, когда еще его прадеда не было на свете. На вкус напиток был чуть более терпким, чем хранившийся у Эрхарда, и слегка отдавал плесенью, но неповторимый букет пуантенского винограда, какой встречается только у хорошо выдержанного вина, с лихвой перекрывал все недостатки.

Конан некоторое время сидел, закрыв глаза, и наслаждался ароматом, а затем сделал маленький глоток. Таким вином киммериец напиваться вовсе не собирался. Поставив кружку на стол, он потянулся к мясу, а призрак начал свое неторопливое повествование.

– Позволь наконец представиться, мой юный друг…

Конан подумал, что он уже давно не юный (четыре десятка скоро стукнет, как никак!), да и в друзья всяким ледышкам не записывался, и уже хотел было возразить, но следующие слова хозяина заставили его прикусить язык.

– Я сказал «юный», потому что мне самому насчитывается тысячи и тысячи лет, и все смертные кажутся мне молодыми, даже самые глубокие старики. Зовут меня Раваал, люди же прозвали Богом с Черным Лицом.

Что-то подобное Конан и подозревал, но поначалу ему показалось, что перед ним тень погибшего основателя культа. Однако после перемещения неизвестно куда и вина пятисотлетней давности, варвар сильно засомневался в своем первоначальном предположении. Потому он и не высказал сильного удивления, продолжая намазывать медом лепешки, как будто встречался с богами десять раз на дню.

– Неужели тебя нисколько не удивляет мысль об обеде с высшим существом? – спросил задетый за живое Раваал, который никогда не сталкивался с таким пренебрежительным отношением.

– А что тут такого особенного? – фыркнул киммериец. – Я видел за свою жизнь достаточно богов и божков, а после смерти буду целую вечность пировать с Кромом, – он подумал и добавил: – Надеюсь.

– Так это случится после твоей смерти! – настаивал Бог с Черным Лицом.

– Какая разница? – раздраженно ответил Конан. Бог почему-то напомнил ему маленького мальчика, переодевшегося привидением и очень удивившегося, что никто не испугался. – Может, я уже сейчас умер, погиб, пока сюда добирался, – с набитым ртом закончил свою мысль варвар.

– В чем-то ты прав… – задумчиво протянул Раваал.

– Насчет чего? – немедленно вскинулся киммериец, говоривший о собственной смерти в шутку.

– Да нет, ты жив, – успокоил призрак. – И обратно вернешься живым и невредимым. Если только не обожрешься, – задумчиво добавил бог, глядя, как стремительно исчезает с блюда свинина.

– Тогда ладно, – отмахнулся варвар, подвигая к себе горшочек с супом из требухи. – А обжираться тут нечем…

– Наглец! – Раваал хмыкнул, щелкнул пальцами и на столе появилось нечто отвратительное, похожее на огромную поджаренную гусеницу. Конан аккуратно отодвинул ее подальше от себя и продолжил работать ложкой. – Может, стоит сделать из тебя украшение моих покоев?

– Не стоит, – заверил киммериец, покончив с супом и протягивая руку за рыбой. – Да, кстати, ты не мог бы убрать это дерьмо? – он ткнул пальцем в гусеницу, кроме внешнего уродства еще и обладавшую на редкость мерзким запахом.

– Что убрать? Ах, извини, – Раваал снова щелкнул пальцами и смердящее блюдо исчезло. – Задумался…

Наступило безмолвие, почти тишина, нарушаемая только хрустом мощных киммерийских челюстей, обгладывающих крупную жирную форель.

Конан вкушал, Раваал молчал, рассеяно водя пальцем по столу, вычерчивая какие-то сложные узоры и полностью уйдя в глубь своей древней души. Чтобы нарушить затянувшееся молчание, Конан поинтересовался, что означает узор на ковре, который безжалостно топтали его загрубевшие подошвы. Раваал не отозвался. Конан повторил вопрос громче и настойчивее. Бог очнулся, переспросил, и, махнув рукой, начал говорить что-то о высоких материях, применяя непонятные варвару слова. Все же киммериец уловил суть – странный рисунок обозначал бесконечность.

– Хватит. Ты вроде собирался излить душу, так начинай, а то у меня и без того дел хватает, – остановил поток непонятных слов Конан. Раваал замолчал на полуслове, посмотрел на гостя взглядом, ясно говорившим: «А не превратить ли тебя во что-нибудь тихое?», но киммериец не обратил на это внимания. Он был занят составлением нового блюда из мяса, грибов и лепешек, и размышлял – полить результат медом или съесть так?

Пробормотав «О люди, люди…», Чернолицый наконец перешел к изложению своей истории:

– Так заведено Создателем, что любая высшая Сила, может существовать и творить только до того времени, пока существует хотя бы один истинно верующий в него или в нее. Если бог теряет всех поклонников, он становится тем, что можно назвать «холодным» и не может покинуть свой последний храм или место гибели своего последнего служителя. Так случилось с богами Лемурии и некоторыми богами Атлантиды.

– Значит, теперь ты того… холодный? – поинтересовался Конан, наливая себе еще одну кружку «Старого короля».

– Да, – печально подтвердил бог.

– Погоди, погоди, – варвар, казалось, что-то вспомнил. – Мы же тогда прихлопнули не всех Чернолицых, некоторые улизнули! Они что, перестали тебе служить?

– Они никогда мне не поклонялись, – покачал головой призрак. – Лишь использовали мое имя и символы для прикрытия. Пожалуйста, не задавай пока вопросов.

– Хорошо, – Конан пожал плечами. – Рассказывай дальше.

– Еще кое-что о богах. Их сила зависит от числа верующих. Митра, Иштар, Бел, Сет… В них верит огромная армия живущих на земле людей, и оттого их власть тоже огромна. У меня никогда не было и сотой доли такой силы. Мой культ зародился во времена Атлантиды, когда несколько жрецов спаслись с гибнущего континента. Им пришлось выдержать немало бедствий и лишений. Конечно, я как мог, помогал им, но в том-то и дело, что мог я мало… Во время зарождения Новых Королевств мне удалось обосноваться в Бритунии, но после того, как Митра помог тамошнему королю отомстить за похищенную дочь, все остальные культы там не приветствуются. Меня покинули все, кроме Валдоса. Он сумел перебраться сюда с нашей небольшой казной и построить здесь этот храм.

Какое-то время все шло хорошо. Мой культ распространился на близлежащие деревни и вскоре стал главенствующим в предгорьях Граскааля. Жрецы заключили договор с гномами, и те беспрепятственно пропускали в долину паломников. С помощью тех же гномов мои верующие справились со стаями дрохо и отогнали их выше в горы. Мне казалось – для меня наступило золотое время. Я стал беспечен, начал путешествовать по земле, наведываться в гости к другим богам…

И поплатился за это. Пока я отсутствовал, в мой храм однажды явились оборотни, бывшая Карающая Длань. Ты знаешь историю этого племени? – Конан молча кивнул, и бог продолжил: – Их было всего пятеро, но они быстро сбили моих верующих с пути истинного. Спросишь, как такое могло случиться? Очень просто. Твари оказались предусмотрительными и не пытались захватить храм силой. Они пришли как паломники, но принесли с собой лжеучение о Черном воплощении Раваала. И случилось самое страшное – им поверили. Некоторые боги действительно имеют несколько ипостасей – Хануман, например, – но со мной, к счастью, этого не случилось. Единственным человек, попытавшимся оказать сопротивление и не поверившим оборотням, оказался мой старый Валдос. Он и стал первой жертвой Черному Раваалу…

Я почувствовал, что теряю силу, холодею, и вернулся, но было поздно. Мои верующие либо погибли, либо отвернулись от меня. Каждый день на алтарь ложились все новые и новые жертвы. Я мог только бессильно наблюдать. Среди тварей оказался колдун, очень сильный и знающий. Мне кажется, ему покровительствует сам Нергал, если не кто-то из Забытых Темных богов. Он не давал мне говорить. Я оказался заперт в статуе Черного Раваала и пробыл в ней до того дня, когда войска здешнего короля уничтожили обманутых и искалеченных людей и сожгли мой храм. С тех пор сюда никто не заходит, а я обречен на вечное одиночество и холод… – Раваал замолчал и грустно посмотрел на Конана. Киммериец ковырял длинным ногтем большого пальца в зубах и не выглядел особенно растроганным.

– Так чего же тебе от меня надо? – сразу перешел к самому главному вопросу варвар. – У меня есть бог, и его не собираюсь менять. Тем более на такого слабосильного, как ты.

Раваал печально вздохнул:

– Я знаю. Другого я и не ждал…

– Но я спрошу у друзей, может, кто-нибудь захочет тебе помочь, – обнадежил Конан и спросил: – Слушай, а зачем оборотням понадобился твой храм?

– Они искали подходящее убежище и место, где они могли бы собираться. Кроме того, обманутые ими крестьяне брали в руки оружие и убивали, ослабляя королевскую власть и войска. Тогдашний правитель Пограничья Невилл расстался с жизнью именно из-за них. Как я слышал, его преемник Дамалл тоже погиб?

– Погиб, – подтвердил Конан. – Оборотни напали на дворец и убили его. Теперь здесь правит Хьярелл, бывший советник Дамалла.

– Все же Дамаллу удалось навести некоторый порядок. Пусть мой храм сгорел, но шайки так называемых Чернолицых разогнали королевские солдаты… Но пока люди грызлись между собой, оборотни сколотили боевые отряды и больше не нуждались в помощи моих бывших верующих.

– А ты не знаешь, кто руководит оборотнями? – на всякий случай спросил Конан.

– Нет, – с сожалением ответил призрак. – Он находится где-то далеко, вне пределов моей силы. Вот если бы…

– …У тебя был хоть один верующий, – закончил киммериец. – Слышали уже. Кстати, а как бы ты смог справиться с оборотнями, успей ты вовремя вернуться в храм?

– Очень просто, – бог слегка улыбнулся. – Оглянись по сторонам. Узнаешь, чьи шкуры висят по стенам? Конечно, они мне не нужны, и, когда ты уйдешь, комната растает, а я опять буду плавать в пустоте, но шкуры не совсем простые. Снежные ящерицы – мое священное животное. Вроде коней Митры или змей Сета. Если постараться, я могу повелевать ими. Правда, на мой зов отвечают не все…

– Ты можешь приказывать дрохо? – обрадовался Конан.

– Могу. Именно это я и хотел предложить тебе. А также некоторые сведения об оборотнях.

– Какие? – быстро спросил киммериец.

– Твари не смогли устроить сбор здесь – храм слишком разрушен и на его восстановление понадобится долгое время. Это сделал я – не люблю оборотней. Я сделал бы все, чтобы выкинуть их из Пограничья! – в тихом голосе Раваала неожиданно прозвучали стальные нотки.

– Не все из них так плохи, – вынужден был признать Конан. – Однажды мне спасла жизнь вполне симпатичная троица. Кроме того, здесь их земли и многие из них были также одурачены, как твои поклонники.

– Но те, кто не может жить в мире, должны убраться отсюда! Убийцы, проклятые убийцы! – черное лицо бога исказила ярость. – Послушай меня. За долиной будет перевал, а над ним стоит старый храм. Он отлично сохранился. Оборотни сейчас там, их около шести десятков. Завтра, точнее, сегодня ночью, у них будет большое жертвоприношение. Идите и нападите утром, едва солнце лишь покажется над горами. Они устанут и не смогут оказать должного сопротивления. Я позабочусь о том, чтобы дрохо не тронули вас по дороге.

– Спасибо. За обед и за помощь – Конан сунул вторую, так и не початую бутыль «Старого короля» за пазуху и поднялся, сочтя, что разговор окончен. Раваал жестом попросил его сесть обратно.

– Подожди. Я хочу дать тебе несколько советов. Прикончи в первую очередь колдуна. Жди союзников и не доверяй внешности. Впрочем, об этом ты и сам знаешь, – Чернолицый подумал и робко предложил: – Возьми меня с собой.

– Как я тебя с собой возьму? – от удивления Конан даже перестал вылизывать опустевшую чашку с медом. – Ты же не можешь покинуть это место! И ты – призрак!

– Это довольно просто сделать. Я могу перевоплотиться в небольшую деревянную статуэтку. Пока она цела – я буду находиться в ней. Потом можешь отдать ее кому-нибудь или сжечь – тогда я опять вернусь сюда, – в голосе бога слышалось нечто, напоминавшее отчаяние, и киммериец решил прихватить его с собой – вдруг в самом деле пригодится.

– Хорошо, – согласился он. – Превращайся.

– Первая хорошая новость после трех тысяч лет беспросветного мрака! – обрадовался Раваал и поднялся: – Ты иди, а я пока все здесь приберу…

Конан натянул сапоги, хмыкнул, посмотрев на безжалостно разоренный стол, и уже привычно вошел в кажущуюся цельной стену. Мгновение беззвездной глухой полночи, и он снова оказался в коридоре разрушенного храма, а перед ним пробирался к выходу Эмерт…

– Расскажи кто другой – не поверил бы, – Эмерт был в тяжелом раздумье и отчаянно теребил сломанный нос. Даже показанная Конаном бутыль с печатью пятисотлетней не убедила его в правдивости рассказа до конца.

Тут варвар услышал тихий голос, донесшийся откуда-то сзади и снизу:

– Я здесь.

На полу у стены лежала неизвестно откуда взявшаяся статуэтка из черного палисандра длиной в половину человеческой руки, изображавшая старого бритоголового человека в рясе без рукавов, сжимавшего посох. Конан поднял ее и показал Эмерту.

– Дела-а… – боссонец недоверчиво покачал головой, протянул было руку – потрогать статуэтку – но не решился. – Ладно, пошли наружу. Похоже, здесь больше никого не осталось. Даже бог – и тот ушел…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой к отряду присоединяется стигийский любитель фокусов

Затерянный в горах храм построили из черного обсидиана многие века, а может, тысячелетия назад. Его фасад украшали две уходящие к хмурым небесам тонкие башни, заканчивающиеся узкими иглами шпилей. Башни возвышались над основным зданием, слепо глядящим темными стрельчатыми окнами. По крыше храма во множестве расползлись жуткие обсидиановые твари, не имевшие ничего общего с миром живых. Бочкообразные, покрытые резной чешуей тулова, оскаленные зубастые пасти, кривые короткие лапы с длинными когтями, кожистые полуразвернутые крылья за спинами… Одно слово – нечисть.

Огромные ворота, ведущие внутрь храма, сейчас стояли распахнутыми. Стая оборотней с рычанием и визгом загоняла в здание вереницу рыдающих и кричащих пленников, чьей крови было суждено пролиться этой ночью.

К величественному главному зданию с боков лепились несколько низеньких корявых построек из серого песчаника, больше похожих на сараи.

«Похоже, среди здешних оборотней не нашлось ни одного приличного строителя», – подумал Конан, поудобнее устраиваясь на скальном карнизе, нависающем над храмом. Киммериец постелил на камни теплую белую шкуру дрохо и сейчас лежал на животе, следя за молчаливой громадой черного здания из-под приставленной ко лбу ладони. За варваром темнел вход в маленькую пещеру, возле которого сидели, лениво переругиваясь, Веллан и Эртель. Бритуниец пристроил голову на рукояти своего двуручника и шепотом вспоминал утро. Эртель, заложив руки за голову, также шепотом оправдывался.

В глубине пещеры гандеры суетились возле небольшого костерка из сушняка. Видимо, в этой пещерке когда-то останавливались путники. Во всяком случае, так было раньше. Теперь вряд ли кто сюда сунется. Уж очень опасное соседство.

Внизу оборотни завели всех пленных людей внутрь и начали закрывать двери. Огромные литые створки с грохотом, породившим в окрестных скалах многократное эхо, захлопнулись. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь свистом ветра в камнях.

Конан слегка поерзал, затем перевернулся на спину и посмотрел на затянутое черными тучами небо. Еще утром стояла прекрасная погода, но к обеду, когда воины преодолели перевал, пустив вперед бормочущего туранца, поднялся сильный ветер. Хорошо еще, он дул в спину. Ветер унес белые пушистые облака, нагнав вместо них набухших туч свинцового цвета. Они вот-вот должны были разродиться нешуточным снегопадом.

Увиденное вовсе не обрадовало киммерийца. Снегопад, конечно, укроет их от посторонних любопытных взоров, но сильно затруднит спуск и само проникновение внутрь храма. Будь Конан один, он бы только обрадовался метели, но неопытные, не обученные воевать в горах стражники вряд ли смогут воспользоваться преимуществами снежной завесы, скорее наоборот… А уж о согласованности действий не может быть и речи. Хотя…

«Не стоит ничего загадывать заранее, – решил Конан и перекатился на живот. Что-то твердое надавило на его бедро, какая-то штука, лежащая в кошеле. – Нет, я точно старею! Забыл!»

Повозившись, варвар вытащил на свет тускло мерцающее яйцо, таинственный Глаз, подаренный гномами. Повертев его в руках, киммериец поискал взглядом подходящий камень и с силой ударил по нему загадочным предметом. Матовое яйцо хрустнуло, внутри него на краткий миг полыхнул яркий свет, затем что-то жалобно звякнуло и гномье изделие рассыпалось в прах. Будем надеяться, что гномы каким-то образом услышали сигнал и придут вовремя. Тогда люди ударят сверху, подгорные жители – снизу, и в Пограничье наступят благословенные времена… Может быть.

…Эрхард долго вертел в руках принесенную Конаном статуэтку, скреб в затылке, а когда хитрый глаз на вырезанном черном лице заговорщицки ему подмигнул, смог только выдавить:

– Да-а…

Раваалу не удалось найти в отряде новых верующих. Эрхард, Эртель и Селена поклонялись Митре, Веллан с ухмылкой сообщил, что из всех богов больше всего уважает Иштар, Эмерт верил в боссонского воинственного Мардука, а Фрам – в Предвечного Кователя, Длиннобородого Отца Гномов. Так что все смущенно потупились и начали под разными предлогами отнекиваться. Деревянное изображение Чернолицего, казалось, погрустнело. Но, скорее, слегка окосевшему Конану это просто почудилось. Дерево ведь не может грустить или радоваться…

Киммерийцу все сразу поверили, особенно когда он торжественно достал бутыль «Короля». У Эрхарда глаза на лоб полезли при виде даты на восковой печати, и он предложил распить вино немедленно, но Конан наотрез отказался, заявив, что они вполне смогут сделать это потом, после окончательной победы. Закончив своей рассказ, варвар потребовал отчета от остальных.

Эрхард разочарованно поведал, что в башнях оказалось пусто и сыро, и, кроме грязного тряпья и ломаной мебели, ничего интересного или ценного не нашлось. Веллан тут же подхватил рассказ, и, фыркая, начал захватывающую историю о том, как они разыграли Эртеля. Пока тот рылся в куче перепрелых ряс, видимо, рассчитывая отыскать золото или какую-нибудь полезную вещицу, Гарт скатал из снега шар размером чуть побольше человеческой головы и встал слева от полуразрушенного входа. Веллан занял место справа и крикнул Эртелю, что они нашли сундук и, похоже, с монетами. Если он не хочет остаться с носом, то пусть бежит за своей долей.

Тут же раздался топот и Эртель, как угорелый, стрелой вылетел из башни. Веллан немедленно подставил ему ногу, незадачливый искатель сокровищ кубарем покатился вниз по склону, а в довершение всех бед ему на голову обрушился снежный ком.

– Жаль, вы не видели, как замечательно он выглядел, – под общие смешки закончил бритуниец. – И как мы хохотали… До сих пор живот болит.

Эртель немедленно скорчил обиженную физиономию и заныл, что это было нечестно и что он в такие игры не играет. Конан не стал его слушать, а, покрутив пальцем у виска, направился к сидевшему поодаль Омалу, во взгляде которого появилась некая осмысленность. Туранец, увидев подходящего к нему варвара, завизжал и попытался убежать, но налетел на Эмерта.

– Держи эту падаль сам, Конан, – лучник с плохо скрываемым отвращением оттолкнул трясущегося Омала прямо в медвежьи объятия киммерийца. Чувствуя, как содрогается от ужаса предатель, Конан криво усмехнулся, сказав:

– Кажется, я пообещал, что не буду тебя убивать. Если, конечно, ты мне расскажешь кое-что…

– Да, да, господин. Что угодно знать господину? – заюлил Омал, обрадовавшись, что его не будут бить. Конана передернуло от его слащавого голоса, и, стараясь не смотреть в маслянисто поблескивающие глазки, он вкрадчиво спросил:

– А расскажи-ка мне, где ты болтался целый месяц?

Туранец вздрогнул и пристально посмотрел на стоявшего над ним варвара. Что-то случилось с ним, и сейчас он на краткий миг стал прежним Омалом.

– Мне очень жаль, что тогда, на дороге, так все получилось, – спокойным, несколько отстраненным тоном проговорил он. – У меня не было выбора – ты или я. Понимаю, это – предательство, но я хотел жить! Не спеши утопить свой меч в моей груди. Я сполна расплатился за свои долги… и рассудок – лишь часть цены. Он вернулся ко мне, но я знаю – это ненадолго. Прошу тебя, когда я снова стану безумцем – убей меня. Ты отомстишь, а мне такая жизнь ни к чему.

– Может быть, я это сделаю. А может, и нет, – жестко ухмыльнулся варвар. Омал усмехнулся в ответ – широкой и кривой улыбкой.

– Не хочешь – не надо. Убежать на Серые Равнины я смогу и сам. Ты хотел знать, где я провел месяц? Хорошо, расскажу. Ты помнишь, как я убежал от тебя? Не успел я вломиться в заросли у дороги, как кто-то схватил меня за горло, начал душить и я потерял сознание. Пробуждение было не сладким. Вместе с другими пленниками я оказался в большой и глубокой яме, перекрытой деревянной решеткой. Целыми днями нас поливал дождь, на дне было по колено жидкой грязи. Время от времени решетку поднимали и вниз сыпались объедки. Нас было три десятка, и оборотни веселились, глядя, как мы деремся из-за покрытых плесенью и измазанных грязью сухарей, твердых как камень… Там, в яме, я обзавелся вшами, а на коже начали появляться гнилые пятна. Примерно через неделю оборотни «накормили» нас, а потом сбросили в яму веревку. Началась нешуточная драка. Я почувствовал какой-то подвох и не стал вмешиваться. Десятерым удалось, скользя и срываясь, выбраться наверх. Еще шестерых втоптали в грязь и они захлебнулись. Оборотни закрыли яму решеткой и увели счастливчиков. Ночью мы слышали их ужасные вопли и довольное урчание тварей.

Утром в яму полетели кости и куски жареного мяса. К ним никто не притронулся, кроме одного парня, который, несмотря на наши увещевания, съел все до последнего кусочка. Потом к нам заглянул оборотень и, смеясь, спросил, пришлись ли нам по вкусу наши друзья? Парень побледнел, но ничего не сказал и ушел в свой угол. Когда оборотень отошел, мы набросились на людоеда и утопили его в грязи…

Прошла еще неделя. Оборотни снова сбросили вниз веревку, но к ней никто не притронулся. Тогда они спустились сами и насильно вытащили наружу десятерых человек. Остались я и еще один старик. Ночью все повторилось. Наверное, тогда мой рассудок и начал мутиться… Я выл, кричал до самого утра, стараясь заглушить крики товарищей, звеневшие в моей голове, но тщетно. Пять дней мы пробыли в проклятой яме вдвоем, а затем к нам швырнули еще два десятка пленных. Снова начались драки за еду, за лучшие места… Нас со стариком не трогали – боялись.

Потом повторилась драка за веревку. Выбралось четверо. Оставшиеся всю ночь молились своим богам, что те позволили им остаться в яме. Наутро никто не притронулся к мясу… Два следующих дня решетку не поднимали, еду не приносили. Кажется, все оборотни куда-то уходили. На третье утро они вернулись, один подошел к яме и бросил вниз веревку. К ней никто не подошел. Тварь крикнула нам, что никто не собирается нас есть, просто лагерь сворачивается и переходит на новое место. Если мы хотим подохнуть в яме – можем оставаться. Тогда мы стали выбираться наверх.

Впервые за полмесяца я ступил на твердую землю. Оборотень не обманул. Мы покинули леса и поднялись в горы, сюда. Наверное, здесь я окончательно сошел с ума, увидев обряд жертвоприношения. Не помню, как мне удалось сбежать. С того дня и посейчас все, что со мной происходило, подернуто туманной дымкой. Я куда-то шел через горы, потом меня увидели гномы и повели за собой… – Омал замолчал, мотнул головой и умоляюще взглянул на Конана: – А теперь убей меня. Ты же хотел этого?

Киммериец в раздумье потянулся к рукояти Рангильдора. Ненависть и жажда мщения в его душе оказались подернуты пеплом жалости к тощему и грязному человеку, сидевшему на снегу и мелко вздрагивавшему. Он сполна заплатил за предательство и заслужил право умереть. Меч с легким свистом вылетел из ножен, ослепительно сверкнув на солнце. Лицо Омала озарила слабая улыбка. Клинок, играя с тусклыми лучами светила, вонзился в грудь туранца.

– Вот и все, – устало выдохнул Омал, оседая на снег.

– Дерьмо, – зло сплюнул Конан, вытирая комком снега красные разводы на мече. – Достала меня игра в благородство! Присыпьте его чем-нибудь, не оставлять же валяться на дороге…

Гандеры, за неимением лучшего, наскоро закидали лежавшее в луже крови остывающее тело снегом и вывороченными камнями.

– А мне его жалко, – хлюпнула носом Селена. – Ему так не повезло в жизни…

– Это точно, – подтвердил Эртель. – Ну что, пошли дальше?

* * *

Восхождение на перевал заняло полдня. Дрохо бродили вокруг, шипели из-за камней, но не нападали. Конан мысленно поблагодарил Раваала за поистине царский подарок. Если бы не полузабытый божок, отряду бы пришлось несладко.

На перевале заметенная снегом тропинка разделилась на две. Одна, более широкая, шла прямо, упираясь в ворота двубашенного храма, вторая сворачивала налево, постепенно забирая вверх. Идти стучаться в ворота никто не пожелал, поэтому выбрали левую дорогу и после некоторого подъема наткнулись на заброшенную пещеру. После тщательного обыска в ее дальнем конце обнаружилась куча сушняка, прикрытая шкурой снежной ящерицы, и кусок пергамента с полурасплывшимися гиперборейскими рунами, сложившимися в фразу: «Оставил я, Микко, купец из Халоги, торговец шкурами и рабами.» Из даты следовало, что почтенный купец побывал здесь полгода назад.

Конан тут же забрал шкуру себе и, разлегшись на ней, устроился на карнизе – наблюдать за оборотнями. После того, как твари загнали в храм рабов, в долине наступило затишье. Изредка из пристроенных к храму домишек появлялись оборотни – волки и люди – шли куда-то по своим делам, но ничего интересного не происходило. Киммерийцу надоело валяться на шкуре и пялиться на молчаливый храм, но делать все равно было нечего. До захода солнца еще долго, а до наступления завтрашнего утра – еще дольше. От скуки варвар некоторое время прислушивался к ленивой перебранке Веллана и Эртеля, но тем тоже было скучно и ругались они без особого азарта, просто по привычке.

В пещере гандеры и Селена развели костер, подвесили над ним котелок со снегом и теперь раздумывали, как бы им приготовить обед на семь человек. Фрам неподвижно сидел у огня и время от времени вдыхал дым каких-то сушеных листьев через глиняное приспособление, по форме похожее на кочергу. Он называл это занятие «курить». Конан попробовал, чуть не задохнулся от едкого противного дыма и долго потом не мог прокашляться. Эмерт спал, завернувшись в плащ, а Эрхард дремал, положив голову на руки, временами просыпался, осматривал пещеру осоловелым взглядом, убеждался, что все в порядке, и снова засыпал.

От такого умиротворяющего зрелища варвара самого потянуло в сон. Он вытянулся на спине, зевнул и задремал.

Его разбудили чьи-то осторожные шаги. Киммериец не стал вскакивать, даже не изменил позы и не открыл глаз. Тихое поскрипывание и шуршание приближались. Может, кто из отряда вышел прогуляться и возвращается? Но почему сторожа – бритуниец и Эртель – не окликают его? Заснули, что ли?

Конан слегка приоткрыл левый глаз и от удивления едва не распахнул во всю ширь оба. У входа в пещеру стоял памятный бритоголовый стигиец в черной мантии, с длинным посохом. Тотлант, кажется… Повелитель вампиров из деревушки Ло-Салим, будь она неладна!

Конан скосил глаз на караульщиков. Так и есть! Оба дрыхнут! «Ну, потом вы у меня получите по первое число», – мысленно пообещал киммериец. Он как бы невзначай передвинул поближе ножны с Рангильдором, перекатился на бок и очень правдоподобно захрапел. Стигиец не обратил никакого внимания на шевеление варвара, а зря. Стоило ему повернуться спиной к расположившимся в пещере людям, чтобы взглянуть на близкие шпили храма, как один из спящих беззвучно и стремительно вскочил на ноги.

В последний момент маг услышал подозрительный хруст за спиной, обернулся, но не успел ничего сделать – его легко сбили с ног и припечатали к полу.

Сонное царство вдруг начало пробуждаться. Оказалось, даже гном умудрился заснуть с трубкой в зубах. Со всех сторон слышались удивленные возгласы, только Эмерт как спал, так и спал.

– Я все объясню, – попытался улыбнуться маг, но у него плохо получилось. Трудновато вести переговоры, когда тебя придавили коленом к острым камням и отнюдь не собираются отпускать.

– Да, и желательно побыстрее, пока мое терпение не истощилось! – зло рыкнул Конан. – Веллан, возьми арбалет и держи нашего гостя на прицеле! Если он попытается хоть что-то сделать – стреляй!

Бритуниец, все еще недоумевающий по поводу внезапной всеобщей сонливости, вытащил из своего мешка небольшой самострел, наложил болт и сел рядом с магом, направив оружие ему в голову и пригрозив:

– Лежи и не рыпайся, а то отправишься на скорую встречу с отцом-Сетом!

Конан придавил стигийца покрепче и приказал:

– У тебя осталось очень мало времени, чтобы подробно объяснить мне, какого демона ты здесь околачиваешься. Понял? Можешь начинать. Эртель, следи за входом!

Недовольно ворчавший Эртель вернулся на свое место, остальные столпились вокруг Конана и Веллана.

– Послушай, варвар, давай поговорим как люди, а не дикие животные. Отпусти меня, позволь мне сесть, и я с удовольствием расскажу все, что вам хочется узнать, – задыхаясь, предложил стигиец. Конан отрицательно помотал головой. Во-первых, он не собирался отпускать этого скользкого типа, во-вторых, ему уже давно до смерти надоело, когда его называли варваром.