Текст книги "Спасти пасика"

Печников остановил такси и через полчаса был дома. Он открыл своим ключом дверь в квартиру и, стараясь не шуметь, начал снимать обувь.

– Почему ты так поздно? – спросила тихо жена, неожиданный голос которой в темноте прихожей напугал Виталия. Печников вздрогнул, и тут же вспыхнул свет. Все те объяснения, что Виталий приготовил для жены, теперь вмиг показались ему особенно фальшивыми, но все же он сказал то, что наметил загодя:

– Маша, меня директор сегодня задержал, – ответил Виталий и понял, что ему трудно спокойно смотреть жене в глаза. «Не суетись и выдержи ее взгляд…» – мысленно говорил он себе, но, как назло, губы у него начали предательски растягиваться в улыбке, когда он увидел новый халат жены. Этот наряд и аккуратно уложенные в такое позднее время в прическу волосы, несомненно, предназначались ему. Жена стояла, скрестив руки на груди, в каком-то тяжелом бордового цвета новом халате, из-под которого выступала до самых пят белая ночная рубашка в голубой горошек. Виталий поджал губы, чтобы подавить улыбку, но это взорвало жену. Она поняла, что он сдерживает себя, чтобы не засмеяться.

– Неужели нельзя было позвонить?! – вскрикнула она и прикрыла за собой дверь, чтобы не разбудить сына. – Что за привычка у тебя появилась – отключать телефон?! – уже кричала женщина, чувствуя, что ее обманывают. Она решительно подошла к мужу и, втянув носом воздух у его лица, со злостью сказала: – От тебя запах спиртного и каких-то приторных бабских духов! – Как бы ни подготавливал себя к разговору с женой Печников, на ее крик он не мог ответить тем же, потому что не был приучен к наглому ответному напору, когда был нечестен и лгал. Он засомневался и поэтому начал на ходу придумывать новую причину задержки.

– Маша, я не хотел тебе говорить, но мы всем офисом ходили в ресторан по приглашению одного коллеги. Ты его не знаешь. Ему стукнуло пятьдесят. – Теперь Печников смотрел виновато, и это несколько смягчило жену. Она, молча, ушла из прихожей и скрылась на кухне, где в ожидании мужа читала книгу при свете настольной лампы. Мария была не красавица и любила мужа с первого дня знакомства, а за десять лет совместной жизни ее чувства к Виталию только усилились. Первые признаки того, что муж стал остывать к ней, появились пять лет назад, через год после рождения сына. Виталий противился тому, чтобы жена рожала еще детей, чего, напротив, очень хотелось Марии. Где-то глубоко в душе Виталий не желал еще детей, потому что предполагал, что все-таки встретит более интересную женщину и в случае развода один ребенок не будет большим препятствием. Приходясь дочерью, бывшему московскому чиновнику, Мария перед выходом замуж за Печникова уже имела собственную трехкомнатную квартиру в Хамовниках, на Фрунзенской набережной, что и сыграло главную роль в решении Печникова жениться на ней. Если до родов Мария вызывала некоторый интерес у Виталия, как женщина, то после она изменилась по его ощущениям в худшую сторону. У Марии после вскармливания обвисла грудь, а между ног выше коленей появился неприятный большой просвет, чего не было до родов. Если таз у женщины после родов расширился, то ягодичные мышцы, напротив, ослабли и теперь не возбуждали Виталия, как прежде. Однако самым раздражительным в Марии было то, что во время полового акта она требовала неглубокого проникновения для получения полного удовольствия. Виталий же всегда предпочитал грубое и предельно глубокое погружение в женскую плоть. Если до появления ребенка Виталий терпеливо удовлетворял прежде жену, а потом получал удовольствие сам, то после того, как жена подурнела, Виталия стали нервировать сексуальные особенности жены. Он чаще стал удовлетворять прежде себя, а о жене будто забывал. Мария готова была терпеть все, лишь бы муж был доволен ею. Она предполагала, что Виталий, возможно, стал изменять ей, но убедиться в этом, и выгнать Виталия для нее было большим злом, да и муж неизменно отрицал свою связь с другими женщинами. Мария, как многие любящие жены, любила в муже все – от запаха его нижнего белья до прикосновений его крупных и сухих ладоней к ее телу. Она тешила себя надеждой, что со временем муж ослабнет, как мужчина, и она неминуемо станет для него единственной и незаменимой. Таким образом, брак между ними теперь сохранялся больше в силу любви жены, расчета мужа и наличия общего ребенка.

Перед тем, как пойти спать, Виталий зашел в ванную комнату, чтобы умыться перед сном. «А если этот человек станет больным на всю жизнь от черепно-мозговой травмы?.. Но ведь все-таки он спровоцировал меня… он мог не оскорблять меня, а спокойно уйти… Но почему он показался мне мерзким со своим приставанием?.. Нет-нет… Он показался мне не мерзким, а человеком, который, возможно, хотел мной воспользоваться, как женщиной и именно это напугало меня и унизило», – подумал Виталий и тут же ненароком глянул на ванну. «Если я уберу эту простую ванну, а взамен ее установлю угловую гидромассажную, то здесь будет, несомненно, тесно… А может, мне стоит поискать такую, которая по размеру окажется одинаковой с этой обычной ванной?.. Да-да, надо походить по магазинам сантехники», – решил Печников. Он помыл руки с мылом и почистил зубы, затем постоял перед зеркалом, и, не желая скорее ложиться с женой в постель, разделся и встал под душ, чтобы потянуть время. Необходимо было дождаться, чтобы жена задремала, и у нее не возникло желания близости.

Глава 3

Прошли сутки, как Николай Васильевич Могилевский был перемещен из операционного блока в отделение нейрореанимации и интенсивной терапии научно-исследовательского института скорой помощи. Он очнулся и не мог вспомнить, что с ним произошло, почему он в больнице, почему у него голова и подбородок в бинтах. Его подташнивало и ему хотелось пить, в нос бил лекарственный запах. Могилевский не мог открыть глаза полностью, потому что бинты плотно покрывали и брови. Он чуточку приоткрыл веки и увидел над собой молодую женщину в белом халате с короткими мелированными волосами под прозрачной шапочкой.

– Больной, у вас была операция после черепно-мозговой травмы. Пожалуйста, не шевелитесь – вам пока необходимо сохранять неподвижность. Вы можете говорить?

– Да, – с трудом хрипло проговорил Могилевский и почувствовал боль в голове от хрипоты голоса, который не только не узнал, но ему почудилось, что кто-то рядом чужой ответил за него, настолько сильно поменялся его голос. В этот момент Могилевский краем глаза заметил, что его кровать имеет высокие ограждающие перила. Николаю Васильевичу на миг показалось, что врач на него смотрит, словно с палубы огромного железнодорожного парома, на котором он сорок лет назад переплывал Керченский пролив на пути в Крым.

– Вы помните, что с вами произошло? – спросила тихо врач.

– Нет, – постарался на этот раз шепотом ответить Николай Васильевич, чтобы хриплость голоса не отдавалось опять болью в голове.

– «Скорая помощь» подобрала вас на улице поздно вечером в бессознательном состоянии с проникающей черепно-мозговой травмой. Полежите, пожалуйста, спокойно. Я поговорю с вами позже, когда вам станет получше, – сказала врач и отошла к соседней кровати. Могилевский закрыл глаза и больше не пытался их открыть. Странное, но уже когда-то знакомое чувство он вдруг начал испытывать при неподвижности и закрытых глазах: в голове, словно что-то раскручивалось с ускорением. Николаю Васильевичу очень хотелось пить, но он решил дождаться, когда исчезнет это неприятное ощущение чего-то крутящегося в голове. Могилевскому вдруг отчетливо вновь вспомнились события сорокалетней давности. В то время ему было только шестнадцать лет, и у него впервые перед потерей сознания возникло подобное же ощущение чего-то медленно вращающегося в голове, но постепенно это вращение ускорялось и пугало.

Началось все в середине августа, через неделю после возвращения из пионерского лагеря домой в Москву. Коля Могилевский и его одноклассник Паша Редькин по прозвищу Каша (из-за любви к гречневой каше), неожиданно получили телеграммой приглашение от своих новых подружек. Ребята сблизились с сестрами-близнецами в пионерском лагере, с которыми учились в одной школе, но в параллельных классах. Как иногда происходит, в школе в старших классах мальчики вдруг начинают замечать «округлости» у девочек. Одним словом, пришло неожиданно время, когда природа вдруг просыпается в учениках и ученицах общеобразовательных школ.

Не успев расстаться, сестры звали парней приехать к ним в Крым на отдых, куда они после лагеря тотчас отправились погостить у одинокой пожилой родственницы, старшей сестры отца. Между молодыми людьми в пионерском лагере возникла не просто невинная влюбленность, а дело дошло до первой в жизни сестер сексуальной близости с мальчиками. Девочки в таких случаях, как им кажется, влюбляются на всю жизнь и очень скучают без того друга, которому при отсутствии родительского надзора уступили в настойчивых домогательствах, опасаясь оттолкнуть приятного избранника. До занятий в школе оставалось две недели и парни с радостью согласились приехать позагорать на море, где они прежде никогда не бывали. Коля и Паша с насмешкой «опытных соблазнителей» говорили друг другу, что значительнее их интересует возможность оказаться на Черном море, чем желание опять видеть податливых сестер. Оба приятеля жили в неполных семьях, и потому Колю легко отпустили отец с мачехой, а Пашу – мать-одиночка. С большим трудом всегда нуждающиеся в деньгах родители собрали ребятам по двадцать пять рублей на дорогу, лишь бы сыновья до начала учебного года не болтались без дела по Москве. Два друга перед поездкой выкрасили волосы хной, с надеждой еще больше понравиться сестрам. Однако из-за того, что волосы у ребят были светлые, ожидаемого каштанового цвета не вышло, а получились огненно-рыжие шевелюры, которые сделали друзей весьма приметными. Стричься наголо перед поездкой было еще более конфузно, чем предстать перед поклонницами с ярко выкрашенными волосами, и товарищи под хохот друг над другом у зеркала все-таки решили оставить волосы такими, какими они получились.

Не покупая билеты на поезд, друзья легко уговорили проводницу поезда Москва – Волгоград за три рубля с каждого, взять их до конечной станции, где они планировали пересесть на другой поезд, идущий до Симферополя. Такой объездной маршрут ребята выбрали случайно, потому что проводница с легкостью приняла их шуточное предложение, когда они прогуливались по перрону, в ожидании поезда до Симферополя. К концу летнего сезона поезда, идущие на юг страны, имели свободные места, и проводники подсаживали на свой страх и риск пассажиров за меньшие деньги, чем приходилось платить за билеты в железнодорожных кассах. На ночь мальчишки забрались на третий ярус полок, предназначенный для матрасов, одеял и подушек, изнывая под потолком вагона от духоты, но в таком возрасте все неудобства кажутся пустяковыми. Утром следующего дня по предупреждению проводницы друзьям пришлось уходить от контролеров в начало поезда и затем стремительно пробегать обратно в свой вагон, где проверка закончилась. В Волгограде стояла сорокоградусная жара, и юноши пересели по схожей договоренности с проводником в поезд Свердловск – Симферополь и таким образом добрались до места, как оказалось вовсе не на берегу моря, а в степной части полуострова Крым. Несмотря на экономию, парни значительно потратились на пропитание в поезде и на станциях, где случались длительные стоянки. Особенно пострадали скромные финансы беспечных путешественников от персиков в Волгограде. Ребята накупили у частников и съели большое количество плодов, которыми, как им казалось, не возможно было насытиться. Поедая мохнатые немытые персики из больших бумажных кульков, приятели с любопытством разглядывали наверху здания вокзала уже длительное время сохранявшиеся следы удаленных букв прежнего названия города – Сталинград. Историю переименования города друзья узнали не в школе на уроках истории, а из разговоров взрослых пассажиров в поезде, открыто ругавших Хрущева за перемену имени города с всемирно известного – на безликое, потому что на Волге каждый город можно назвать Волгоградом и это больше всего обижало жителей Сталинграда, у которых за время советской власти уже дважды перечеркивали историю малой родины. В России после деспотичного и кровавого диктатора наступали перемены, так как приходил менее жестокий и потому, как это ни странно, менее уважаемый правитель, которого все переставали бояться и норовили поносить и обзывать. Так было с Борисом Годуновым после Ивана Грозного, так было с Александром Вторым после Николая Первого и так стало с Никитой Хрущевым после Иосифа Сталина. Российский народ в большинстве своем редко благодарен тем, кто его освобождает или дает большую свободу, потому что всем вдруг начинает казаться, что новый и неопытный первый человек не заслуживает высокого поста. Каждый вдруг начинает думать, что он лучше бы справился с обязанностями руководителя, или, по меньшей мере, его суждения о политике достойны внимания. Это неизменные последствия смерти очередного особенно жестокого душегуба в стране. Россия за всю историю не имела ни одного главу государства, который напрямую или косвенно не запачкал бы руки невинной кровью своих подданных и мог бы считаться поборником прав народа, но именно это обстоятельство почему-то уже несколько веков сохраняет страну, как самую большую по территории. Не случайно в России всегда считалось, что власть от Бога и как невероятным это не кажется – действительно, в любой период истории в России правит именно тот человек, который после прошествии лет представляется жизненно необходимым правителем. На самом верху власти в России не может быть случайный человек, не взирая на то, сильный он или слабый правитель.

В порту «Кавказ» поезд остановился на берегу, дожидаясь маневрового локомотива для перемещения вагонов на гигантский железнодорожный паром. Два друга, впервые увидевшие море, не удержались и искупались тут же у парома на берегу Керченского пролива. Рыжеволосые друзья были на вершине счастья от незнакомого прежде обжигающего солнца и завораживающих видов на два соседних моря с изумрудной водой.

Несмотря на то, что девочки-сестры отправили в Москву мальчикам пригласительную телеграмму, они все же сомневались, что ребята приедут, да к тому же незамедлительно. Когда Коля Могилевский и Паша Редькин оказались после обеда по указанному в телеграмме адресу, перед калиткой в невысоком штакетнике вокруг маленького побеленного дома с небольшим садом, то сестры обомлели от неожиданности. Девочки в купальниках загорали на приусадебном участке родной тети, и появление любимых парней приятно шокировало их. От радости сестры завизжали, напугав тетку. Полноватая и добродушная пожилая женщина выбежала из дома на крик племянниц и растерянно уставилась на двух симпатичных мальчиков, невесть откуда возникших с огненно-рыжими длинными волосами. После объяснений, тетя широко заулыбалась мелкими зубами, оголив здоровые темно-красные десны, и засуетилась, не зная, чем бы лучше угостить ребят с дороги.

– Милые мои, сейчас сроблю жареное сало с харбузом… Проходите в хату, не робейте, ридные мои, – закудахтала вдруг всполошившаяся крепкая старушка, искренне взволнованная от появления новых гостей. Как только хозяйка скрылась на кухне, друзья переглянулись удивленно, подумав, что жареное сало непременно для них перемешают с арбузом, но подружки, смеясь, объяснили, что жареное сало будет подано на сковороде отдельно от нарезанного арбуза. На следующий день Коля и Паша освоились и обжились у подруг и загорали вместе с ними в саду на старых покрывалах. Время от времени мальчишки срывали с деревьев огромные груши поздно поспевающего сорта, которых было много на деревьях в саду, но, к сожалению, еще неспелых и потому очень жестких. Однако возможность поесть бесплатно груш, стоимость которых на рынке в Москве колебалась от трех до пяти рублей за килограмм, не могла помешать какая-то мнимая незрелость. Любые фрукты ребятам казались спелыми, за которые не надо было платить деньги.

Простодушная хозяйка на ночь стелила мальчикам и девочкам в разных комнатах, но после того, как уходила на покой в свою спальню, четверо молодых людей разбивались на две любовные пары. Посреди ночи после любви, мальчики опять укладывались спать в свою комнату, а девочки – в свою, и ничего не подозревающая тетя находила всех утром там, где стелила им с вечера. Это забавляло молодых людей, и утром за завтраком в разговорах с хозяйкой они не могли подавить смешливость от наивности пожилой женщины, которая и помыслить не могла, что ее племянницы-школьницы ночью имеют интимную связь с приехавшими мальчиками.

Прошла неделя в Крыму и товарищи вдруг обнаружили, что денег у них почти не осталось. Ехать обратно было не на что. О том, чтобы просить деньги у девочек или у хозяйки пенсионерки не могло быть и речи. Чем меньше оставалось времени до возвращения в Москву, тем тревожнее на душе становилось у друзей. Они решили пойти в поселок, который находился от села на расстоянии километра и в котором жили работники пищевого перерабатывающего комбината. Призрачный шанс найти работу имелся, и под предлогом сходить на железнодорожную станцию за билетами на поезд, парни оставили подруг загорать одних, а сами ушли искать этот призрачный шанс.

Походив по большому поселку в поисках посильного заработка, друзья на маленьком продовольственном рынке вдоль автотрассы Москва – Симферополь напросились к одной торговке в помощники. Чрезмерно полная женщина наняла ребят за рубль перевезти на тележке, сделанной из старой детской коляски мешок картошки из дома до торгового места. Оставив вместо себя торговать дочь, женщина пошла с парнями домой. В поселке стояло, примерно, два десятка пятиэтажных кирпичных домов, в один из которых торговка и привела ребят. Подойдя к своей квартире на первом этаже, толстушка достала ключ от двери из-под коврика для обуви, что приятно удивило Пашу Редькина, который уже не раз со своими дворовыми друзьями лазил по чужим квартирам в Москве. Квартира была нежилая, а использовалась женщиной, как склад, где не было мебели, а пол в трех комнатах весь был завален новым урожаем яблок и груш. Всюду стояли стеклянные бутыли с самогоном, мешки с сахаром и с картофелем. Перетащив мешок на тележку, а затем, докатив его благополучно до рынка, рыжеволосые работники получили обещанный рубль. Больше работы в этот день молодым людям не подвернулось. Полученный рубль насмешил друзей, так как по подсчетам им необходимо было не менее пятидесяти рублей. В эту сумму входили расходы на питание и на оплату поезда до Москвы. В конце летнего сезона перед началом учебного года рассчитывать на свободные места в вагонах до Москвы, как при поездке в Крым, ребятам не имело смысла, и они это понимали. По этой причине покупка билетов на поезд за полную стоимость была неизбежной. Можно было добираться на товарных поездах, но это было некомфортно и непривычно, что товарищи отвергли единогласно. Всю ночь они спорили: стоит ли им рисковать и залазить в квартиру какого-нибудь жителя поселка, чтобы выбраться из затруднительного положения. В этот момент они особенно пожалели, что в Москве легкомысленно выкрасили волосы ради девочек. Ходить по небольшому поселку с длинными рыжими волосами, где молодых людей с таким смелым окрасом не было и быть не могло, являлось наилучшим пренебрежением неприметностью и осторожностью при намерении совершить кражу в незнакомой местности. Если Паша Редькин горел желанием обокрасть все квартиры в поселке, где будут лежать под ковриками ключи, то Коля Могилевский боялся, что их могут поймать и избить на месте преступления. Коля Могилевский, несмотря на то, что потерял мать после ее тяжелой болезни, имел родного отца и мачеху и все же был из благополучной семьи, и воровать ему не только никогда не приходилось, но он никогда об этом и не помышлял. Паша Редькин, напротив, вообще не знал отца и воспитывался одной матерью, которая работала уборщицей на двух работах и из-за занятости не могла уделять сыну достаточного внимания. Это обстоятельство и способствовало его знакомству и дружбе с такими же неблагополучными парнями из многоэтажных соседних домов. Коля Могилевский и Паша Редькин учились в одном классе, но вне школы не пересекались, так как жили сравнительно далеко друг от друга. Коля избегал повсеместной дружбы с Пашей потому, что считал его безрассудным, смешным и из ущербной семьи. Таким образом, Коля и Паша вынуждены были дружить только в школе и в пионерском лагере от школы.

К ночи, после продолжительных разговоров, друзья приняли рискованный план, по которому наметили перед обедом следующего дня проникнуть в одну квартиру, при условии, что найдут ключ под ковриком. Обокрасть квартиру той торговки, для которой они за рубль перевезли картофель, не имело никакого смысла, так как там кроме фруктов и бутылей с самогоном ничего не было. Коля Могилевский сначала соглашался только стоять на улице и караулить, но Паша Редькин наотрез отказался идти в квартиру один. Сошлись друзья на том, что залезут оба, однако по настоянию Коли квартира должна быть непременно на первом этаже, чтобы имелась возможность выпрыгнуть в окно в случае неожиданного прихода хозяев домой. Время кражи оправдано наметили за два часа до обеда, так как люди в небольших поселках часто ходят обедать домой. Но, как всегда планы не могут учесть всех обстоятельств реальной жизни, и их часто приходится менять на ходу. Два наивных рыжеволосых московских мальчика не избежали этой участи тоже.

Придя в поселок в десять часов, друзья зашли в тот же подъезд, откуда днем ранее помогали женщине увезти картофель на рынок. Подняв на площадке все коврики перед квартирными дверьми, они не нашли ни одного ключа. Выходить из подъезда на улицу и обращать на себя внимание ребята не осмелились. Они были вынуждены подняться на второй этаж. Там под одним ковриком они нашли ключ. Паша Редькин, как опытный в этом деле человек, прежде приложил ухо к дверям соседей. Убедившись, что никого нет в трех оставшихся на площадке квартирах, он спокойно открыл дверь оставленным ключом. Перед входом Коля Могилевский трусливо заколебался и попросил своего смелого товарища сходить в квартиру без него. Каша махнул на друга рукой и зашел один. Тут же он закрылся в квартире изнутри. Коля Могилевский от страха выбежал на улицу. Он боялся, что кто-нибудь его поймает у квартиры, где закрылся отчаянный Каша. Колю Могилевского трясло от страха, и он сейчас был готов сутки ехать в товарном вагоне на куче угля или щебня, лишь бы не проникать в чужие квартиры, где могли поймать и избить. Он спрятался за дом и выглядывал из-за угла, дожидаясь Кашу. Через пятнадцать минут Каша вышел из подъезда и, неприметно озираясь по сторонам, подошел к Коле за углом.

– Че ты убежал?! Трус несчастный! – в сердцах зашипел возмущенный товарищ. – Это только мне надо?! Я там один могу искать деньги очень долго! В этой квартире я ничего не нашел, хотя там, возможно, были деньги. Я поднялся на третий этаж и там под одним ковриками тоже нашел ключ. Пойдем сейчас вдвоем. Надо быстрее до двенадцати обшарить все хорошенько и найти деньги.

– Каша, давай поедем лучше на товарном поезде. Это лучше, чем быть пойманными, – взмолился Коля Могилевский.

– Че ты боишься?! Никто нас не поймает! Ты, как черт чумазый хочешь на куче угля приехать в Москву? Если есть желание, то поезжай один на товарнике, а я сейчас найду деньги и поеду, как белый человек домой на поезде в купе. – Этот аргумент сломил Колю. Он, конечно, не мог один ехать в товарном вагоне, потому что боялся этого больше, чем быть схваченным во время кражи.

– Ладно, пойдем, – был вынужден согласиться Коля, и пошел за приятелем опять в подъезд. На третьем этаже друзья обшарили квартиру, но денег не нашли, а нашли золотое кольцо, золотую цепочку, и Каша взял из коробки пару новых женских туфель на высоком каблуке, с расчетом продать их какой-нибудь проводнице поезда. Друзья поднялись на четвертый этаж, и там оказался один ключ. Они зашли в квартиру, и Коля с трясущимися руками начал рыться в комоде под телевизором. На глаза ему попались документы хозяев. Открыв паспорт, Коля увидел на фото огромное лицо, которое расплылось на всю фотографию. От страха Могилевский бросил паспорт и крикнул:

– Каша, бежим! Здесь хозяин такой огромный мужик, который нас легко выбросит с четвертого этажа. – Более хладнокровный Каша подошел к комоду и открыл паспорт, который только что бросил в страхе Коля. Каша не удержался и засмеялся над другом, затем он повалился на пол и хохотал так заразительно, что это еще больше напугало Колю.

– Дурак! Это же баба на фотографии! – едва смог выговорить Каша, не в силах подавить хохот, вызванный панической трусостью напарника. Теперь смешно стало и Коле Могилевскому. Посмеявшись, друзья обшарили все шкафы и сервант, но денег опять не нашли. На пятом этаже ключей под ковриками не оказалось.

– Каша, денег мы в этом поселке не найдем. Давай попробуем продать проводницам поезда кольцо с цепочкой. На вырученные деньги мы легко доберемся до Москвы.

– Время еще одиннадцать. Давай залезем еще в одну и последнюю квартиру в соседнем подъезде и если ничего не найдем, то пойдем домой. – Коля, превозмогая огромный страх, был вынужден опять согласиться с Кашей, так как только безрассудный Паша Редькин мог добыть деньги на дорогу до Москвы.

В соседнем подъезде друзья на первом этаже обнаружили, что дверь в одну квартиру приоткрыта. Они прислушались. Никаких движений не было слышно. Было очевидно, что хозяева вышли ненадолго. Быстро заскочив в открытую квартиру, Каша молниеносно обыскал все известные места в мебели и, прихватив золотое кольцо с перстнем из хрустальной вазы на столе, выскочил вон. На лестничной площадке ребята услышали шаги спускающегося с верхних этажей человека. Выбежав из подъезда, воришки, хохоча, убежали в сторону железнодорожной станции.

На станции ребята изучили расписание поездов и направились домой к подругам. Возвращаясь через поселок, в котором они час назад обокрали четыре квартиры, друзья вдруг услышали, что их окрикнули из стоящего на обочине автомобиля – серой «Волги» ГАЗ-21. Одно мгновение товарищи лихорадочно мысленно оценивали, есть ли у них возможность убежать, но поняв, что это маловероятно, подошли к машине. В автомобиле сидело трое взрослых мужчин, двое из которых были усатыми, и Каша интуитивно почувствовал, что это милиция. В советской милиции, как ни в одной другой службе было много усатых молодых работников.

– Ребятки, вы откуда приехали к нам такие красивые? – спросил, улыбаясь, вышедший из машины, примерно, сорокалетний дядька со светлым ежиком волос на голове. Говоря «красивые» он явно намекал на длинные рыжие патлы мальчиков. В другом случае друзья бы не стали отвечать на вопросы любопытного человека, но в данной ситуации они почувствовали, что перед ними милиционер в штатском. Первым ответил неправду, непонятно почему, Каша:

– Из Свердловска.

– Из Свердловска?! – переспросил удивившийся незнакомец. – К кому вы приехали?

– К родне, – продолжал отвечать нерешительно и будто виновато Каша.

– Что это у тебя в карманах пиджака? – наседал дотошный мужик, тыча пальцем в тонкий каблук женского туфля, что торчал из-под маленькой ладони Каши. Паша Редькин как мог, пытался вдавить туфли глубже в карманы, но каблуки предательски все равно торчали наружу. Каша с растерянным видом вынул туфли из карманов и робко спросил:

– Это? – и тихо почти неслышно ответил себе под нос: – Туфли…

– Так, ребятки, давайте-ка садитесь быстро в машину, и поедем в отдел милиции. Там вы нам подробно и обстоятельно все расскажите о том, где вы взяли женские туфли и к кому вы здесь приехали в гости, – сказал человек так властно и уверенно, что ослушаться его юношам даже не пришло в голову. В отделе милиции рыжих друзей обыскали, у Каши изъяли украденные ювелирные украшения и затем поместили подельников в разные кабинеты. Долго запираться ребята не смогли. Коварно улыбчивый с ежиком волос дознаватель, что задержал приятелей, под слова «рыжий да красный – человек опасный» взял Колю Могилевского за длинные рыжие волосы и два раза сильно ударил затылком об стену. Коля заплакал и все рассказал, долго всхлипывая не от боли, а от обиды, потому что никто и никогда прежде с ним так грубо не обходился. В этот момент Коля вспомнил своего доброго и мягкого в обращении отца и именно сейчас он оценил родного человека по достоинству, и затосковал вдруг по нему особенно сильно. От воспоминаний об отце и от того, что тот далеко и не может ему помочь, Коля опять заплакал. У дознавателя тоже был сын, но главное – работа по раскрытию преступления было выполнена, а это всегда делает добрее работника милиции. Оперативник, после подписи признательного протокола Колей Могилевским, сжалился над заплаканным парнем и сказал:

– Не плачь, хлопчик. Не нарушай закон и тогда против тебя его никто не будет нарушать. Суд вам, как малолеткам за это первое преступление в жизни, наверное, даст условный срок. Сто сороковая не тяжкая статья. Правда, до суда все-таки придется посидеть в тюрьме. Были бы вы местные, то следователь отпустил бы вас до суда домой к родителям, а так вряд ли… Помни, что тюрьма опасна не тем, что там нет свободы и трудно жить. Человек, побывавший в тюрьме, перестает ее бояться – вот в чем ее опасность… – После этих наставлений Колю отвели в полуподвальное помещение, где располагались камеры предварительного заключения (КПЗ).

Примерно, таким же образом «разговорили» и Пашу Редькина, после чего посадили в другую камеру. Как позже выяснилось, хозяева обворованных квартир пришли домой на обед и обнаружили, что квартиры открыты, кругом беспорядок, и что пропали золотые украшения. Тотчас об этом было заявлено по телефону в поселковый отдел милиции, после чего немедленно на место преступления выехали оперативники, которые и задержали молодых людей с длинными рыжими волосами. Хозяйка последней обворованной квартиры была особенно удивлена. Она вернулась в квартиру с пустым эмалированным тазиком после развешивания чистого белья на чердаке дома и обнаружила, что украдены ее золотые кольцо и перстень с камнем, а так же в мебельной стенке вынуты все ящики, а содержимое их рассыпано по полу. В небольшом поселке квартирных краж не было до этого пятьдесят лет, с начала двадцатых годов, поэтому милиция срочно выехала на место.