Текст книги "Петр III. Загадка смерти"

Олег Иванов
Петр III. Загадка смерти

УНИКАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ РОПШИНСКОЙ ДРАМЫ

Предисловие

Все очерки, помещенные в этой книге, в своей сущности затрагивают одну тему – смерть Петра III. Это событие имеет как научную, так и идеологическую стороны, которые часто перемешиваются. Говоря о последней, следует заметить, что смерть Петра Федоровича совпала с узловым пунктом развития России – началом царствования Екатерины Великой. С него, второго важнейшего этапа после Петра I, начинается стремительное усиление нашей Родины. Как в прошлом, так и в настоящем далеко не все в Европе были довольны таким ходом событий. С самого 1762 года началась кампания дискредитации Екатерины II и ее ближайших сподвижников (особенно братьев Орловых). Заметное участие в ней принимали лица близкие к Н.И. Панину – «панинская партия», не смирившиеся с провалом их планов видеть императрицу регентшей.

Впоследствии особенно доставалось Екатерине II и ее сподвижникам от воинствующих демократов, а затем от историков-марксистов. Последние твердо шли в этом вопросе за своими вождями. Один из классиков этого течения – Ф. Энгельс называл в письме к К. Марксу переворот 1762 года «низостью» и «дрянью» (слова основоположников, к которым привлек внимание читателей современный противник Екатерины II)¹. Последним удалось в 2004 году смазать славный юбилей – 275-летие со дня рождения великой императрицы (заметим, что в 1996 году международной конференцией было отмечено 200-летие со дня ее смерти). Однако опрос, проходивший в 2008 году в рамках телепередачи и пытавшийся выяснить наиболее популярного российского исторического деятеля, показал, что имя Екатерины II не совсем забыто и пользуется уважением у наших соотечественников.

Недруги великой императрицы пытались и пытаются представить процесс преобразования в нашей стране в XVIII веке как результат цепи злодейств (как, впрочем, и всю историю России до 1917 года). Продолжает появляться много работ и популярных книг, в которых Екатерину II называют убийцей своего мужа, безнравственной и распутной женщиной. Но так ли все было на самом деле?

Тут мы переходим к научной стороне вопроса. Действительные обстоятельства смерти Петра III до сих пор окружены тайной. Главные участники не оставили воспоминаний, предоставив благодаря этому большую свободу публицистам и литераторам, изощряющим свою фантазию (нередко весьма убогую) на подобных делах. Научный же анализ имеющихся фактов не проводился: до революции этому мешали секретность архивов и цензурные ограничения, а после – увлечение историческими закономерностями, борьбой классов и презрительное отношение к деятелям дореволюционной истории, особенно царям и императорам (кроме тех, которые по каким-то особым причинам привлекали интересы властей). До сих пор отсутствует полный и всеобъемлющий анализ депеш иностранных дипломатов, работавших в России, а также их особых записок.

Приведенные ниже очерки говорят о том, что можно еще найти новые материалы, как в наших, так и в зарубежных архивах; да и опубликованные ранее документы могут принести интересные данные для решения рассматриваемой проблемы. Кроме того, возможны и новые интерпретации уже хорошо, казалось бы, известных фактов. В данной работе мы попытались дополнить неизвестные страницы ропшинской драмы с помощью изучения судеб действующих в ней лиц (и даже самой Ропши), особенно тех, кто дожил до времен Павла I.

Эта книга возникла из работ, написанных в начале 90-х годов. Признаемся, что попытка публикации их вызвала сопротивление в редакциях исторических журналов. Сомневаясь в правильности выводов, мы попросили прочесть нашу работу профессора Н.Ф. Демидову, профессора А.И. Юхта и профессора А.Б. Каменского, которые в основном поддержали наши догадки и предположения. А.Б. Каменский рекомендовал упомянутую работу на конференцию, посвященную 200-летию со дня смерти Екатерины II (Петербург, 1996 год). Автор с признательностью вспоминает доброе отношение названных ученых.

Благодаря поддержке А.Ф. Грушиной, главного редактора «Московского журнала», часть из наших текстов все-таки удалось опубликовать. Речь идет о следующих работах: «Загадки писем Алексея Орлова из Ропши» (1995. № 9, 11, 12; 1996. № 1, 2, 3), «Княгиня Е.Р. Дашкова и граф А.Г. Орлов: причины конфликта» (1996. № 9—12; 1997. № 1), «Смерть Екатерины II и судьба А.Г. Орлова-Чесменско-го» (1998. № 5–8). С помощью К. Писаренко в сборнике «Загадки русской истории. XVIII век» была опубликована (с некоторыми сокращениями) работа «Павел – Петров сын?». В передаче Первого канала ТВ «Искатели» был использован материал «Смерть Петра III», помещенный в самом конце этой книги.

Но некоторые работы так и остались в рукописи: «П.Б. Пассек», «Князь Ф.С. Барятинский», «Врачи», «Ропша», «Из “первых пособников Екатерины Великой”». Статьи «Фантомы», «Г.Н. Теплов» долго существовали в виде подготовительных материалов. Для опубликованных работ время сыграло положительную роль: удалось найти новые материалы, а также благодаря поддержке редактора журнала «Наука в России» Л.В. Маньковой провести криминалистические экспертизы документов, подтвердившие во многом наши выводы (прежде всего, о подложности широко известного «третьего письма A. Г. Орлова из Ропши»).

Представленная работа была в основном готова к концу 2006 года, но издать ее в полном объеме (включая многочисленные иллюстрации) до сих пор не удавалось, несмотря на обращения в разные издательства и к власти предержащей. Мы сознаем, что во многом публикации нашего исследования мешал его объем. Нам хотелось наиболее полно осветить мельчайшие подробности исторической загадки – смерти Петра III и сопутствующих ей обстоятельств. Естественно, что за прошедшие 10 лет нами вносились в книгу некоторые правки и дополнения.

Теперь необходимо сказать слова благодарности тем, кто меня поддержал и помогал в работе над книгой. О некоторых мы уже упомянули выше. После появления наших первых статей большую поддержку нам оказывал и оказывает известный знаток истории Екатерины II —

B. С. Лопатин. Без его дружеских замечаний и одобрений было бы трудно вести исследование. Мы всегда будем помнить многих работников архивов, оказавших серьезную помощь в нашей работе; назовем только некоторых: А.И. Гамаюнова (РГАДА), И.С. Тихонова (ГА РФ), Е.Е. Рычаловского (РГАДА), а также В.В. Косорукову, работавшую заведующей читальным залом ЦГИА Москвы. Автор приносит благодарность сотрудникам Института криминалистики ФСБ за проведенные ими экспертизы. С благодарностью мы упоминаем тут имя известного судмедэксперта профессора Ю.Н. Молина (Санкт-Петербург), любезно согласившегося прокомментировать документы о смерти Петра Федоровича. Автор искренне признателен своим коллегам доценту В.А. Шашенкову и доценту Д.Л. Рыжкову за помощь в переводе французских текстов.

Приношу сердечную благодарность членам моей семьи, которые способствовали моей работе, не оставлявшей ни минуты свободного времени.

Очерк первый
Загадки писем Алексея Орлова из Ропши

Холодный пепел мертвых не имеет заступника, кроме нашей совести: все безмолвствует вокруг древнего гроба! Глубокая тишина его прерывается только благословениями или проклятием идущих мимо и читающих гробовую надпись. Что, если мы клевещем на сей пепел; если несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмыслием или враждою?

Н.М. Карамзин

Торжество исторической критики – из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем они умалчивали.

В.О. Ключевский

24 сентября (5 октября по н. ст.) 1735 года родился Алексей Григорьевич Орлов – один из виднейших деятелей екатерининского царствования. Природа соединила в нем самые различные качества: сентиментальность и богатырскую силу, храбрость и осторожность, доброту и расчетливость, простоту и хитрость. Чем бы ни занимался Алексей Григорьевич, во все он вкладывал свою необыкновенную одаренность: шла ли речь о сражении с турками при Чесме или о выращивании новой породы голубей. Уже один орловский рысак обессмертил своего создателя.

Однако судьбе было угодно связать имя Алексея Орлова не только с блестящей, но и с темной стороной крупнейших исторических событий: восшествием на императорский престол Екатерины II и смертью Петра III, победным пребыванием русского флота в Средиземном море и поимкой «княжны Таракановой». Из двух названных событий образовался своеобразный порочный круг: говорящие об убийстве Петра Федоровича Алексеем Орловым для лучшего обоснования своего утверждения ссылаются на «низкий поступок с доверчивой Таракановой», а проливающие слезы у известной картины К.Д. Флавицкого указывают на жестокое убийство бывшего императора. Сколько же слухов, легенд сплетено и сплетается вокруг этих событий: чем меньше знают, тем больше выдумывают.

Это старая проблема истины и вымысла, истории и литературы. Несомненно, и то и другое должно существовать. Однако вымысел, порочащий имя человека, вина которого не доказана, дело совсем другого рода. Через 70 лет после того, как Н.М. Карамзин написал слова, приведенные в качестве эпиграфа данной работы, П.А. Вяземский выступил против подобного отношения к историческому прошлому: «С кладбищем и могилами должно также обращаться осторожно и почтительно. Не подобает, не следует переносить на кладбище всякие слухи и сплетни, подобные тем, которыми пробавляются в салонах живых. Воейков говаривал: с мертвыми церемониться нечего, ими хоть забор городи. К сожалению, у нас случается, что по поводу мертвых городят всякую чепуху, а иногда если и говорят правду, то такую, которую лучше промолчать. Не всякая правда идет в дело и в прок; правда, не кстати, не во время неприлично сказанная, не далеко отстоит от лжи; часто смешивается с нею. Хороша историческая истина, когда она просветляет историю, событие или лицо: когда старое объясняется, обновляется еще не изданными, неизвестными указаниями, источниками, хранившимися дотоле под спудом»².

А что же граф Орлов? Он ведь знал о российских слухах и зарубежных сочинениях, содержащих обвинения против него³. Объяснение тут, пожалуй, только одно: граф Алексей Григорьевич дал Екатерине II клятву молчать и молчал. А.Г. Орлов, по-видимому, виновен в смерти Петра III. Но как и насколько? До сих пор никто точно не знает, как и когда умер Петр Федорович, кто его смерть организовал и кто был непосредственным исполнителем.

Долгое время убийством Петра III и «княжной Таракановой» занимались преимущественно писатели, поскольку для большинства историков секретные фонды государственных и царских архивов были недоступны, да и пробиться через цензуру было весьма трудно. После революции в центре внимания ученых оказались исторические закономерности и борьба классов. В настоящее время наблюдается вполне понятное повышение интереса к историческим личностям и их влиянию на судьбы России. Нередко, к сожалению, происходит простое тиражирование старых взглядов и биографий без критического их исследования и привлечения архивных данных. Так, со страниц журналов, книг, с экранов телевидения звучат древние легенды и сплетни (нередко весьма грязные), а также их многочисленные скороспелые комбинации, выдаваемые за нечто сенсационно новое. Каждый, кто занимался историческими исследованиями, знает, с каким трудом добываются крохи исторической истины и что необходимы годы, чтобы собралось нечто заметное обыкновенному взгляду.

Глава 1
Ропшинские документы

Одним из важнейших и замечательных периодов российской истории явилось царствование Екатерины II. Однако его начало было омрачено смертью Петра III, свергнутого в результате переворота 28 июня 1762 года. События, происходившие в Ропше, куда был отослан бывший император, покрыты плотной завесой секретности – непосредственные участники сумели сохранить тайну. Это породило массу домыслов и версий, порой самых невероятных и противоположных.

Только в начале XX века исследователи смогли познакомиться с содержанием хранившихся до этого времени в глубокой тайне документов, связанных с пребыванием Петра Федоровича в Ропше. Впервые все эти документы увидели свет в XII томе академического издания сочинений Екатерины II в 1907 году⁴. Никаким особым комментарием (палеографическим или историческим) документы не сопровождались, да и помещены они были в примечаниях. В их состав входили: три письма Петра III к Екатерине (для удобства обозначим их: ПФ1, ПФ2, ПФЗ), написанный его же рукой список вещей: платья, белья и орденов (СВ), а также два письма А.Г. Орлова к императрице (ОР1 и ОР2). Ранее, в 1881 году, было опубликовано письмо Орлова, извещавшее о насильственной смерти Петра Федоровича (ОР3), с комментарием Ф.В. Ростопчина (КР). Письмо это сохранилось якобы лишь в копии, поскольку подлинник уничтожил Павел I.

В 1908 году появился сборник «Переворот 1762 года», в котором были приведены почти все документы (без СВ), скорее всего перепечатанные из XII тома сочинений Екатерины II. В 1911 году в № 5 «Русского архива» П.И. Бартенев напечатал все документы (снова без СВ) по копиям историка Н.К. Шильдера. Судя по этой публикации, сам Шильдер не видел подлинных документов, так как в его списках содержались серьезные искажения подлинного текста. Так, например, в ОР1 вместо фамилии Потемкин появилась фамилия Паточкин, а вместо хорошо читаемых в подлиннике слов «и нам ето несколько весело» стоит «и нам это нисколько не весело». Кроме того, Н.К. Шильдер неверно датировал письма Петра III и т. д. Для нас остается загадкой, почему такой знаток, каким являлся Бартенев, поместил в своем журнале столь неисправные копии, когда были уже известны подлинники (сам Петр Иванович в той же публикации ссылается на «академическое издание записок Екатерины»⁵). К сказанному следует добавить, что другой известный историк – В.А. Бильбасов, специально занимавшийся историей Екатерины II, – ничего не знал о Ропшинских документах. После 1917 года, насколько нам известно, специальных их исследований не производилось, хотя они, судя по листу использования, побывали в руках нескольких исследователей. Напомним, что ныне все документы хранятся в Российском государственном архиве древних актов⁶.

Письмо А.Г. Орлова от 2 июля 1762 года

Первое письмо Орлова написано на полулисте светлой иностранной бумаги⁷. Оно было сложено в ¹/₈ и, по-видимому, запечатано вместе с упоминаемым в нем, но несохранившимся списком команды Орлова. Обращает на себя внимание, что, написав большую часть одним пером, Орлов закончил письмо новым. Кроме того, несколько слов (выделенных нами курсивом) надписаны над строкой.

«Матушка милостивая государыня здраствовать вам мы все желаем нещетныя годы. Мы теперь по отпуске сего писма и со всею камандою благополучны, толко урод наш очень занемог и схватила ево нечаенная колика, и я опасен, штоб он севоднишную ночь не умер, а болше опасаюсь, штоб не ожил. Первая опасность для того, што он вено здор говорит и нам ето несколко весело, а другая опасность што он действително для нас всех опасен для тово што он иногда так отзывается, хотя в прежнем состояни быть.

В силу имяннова вашего повеления я салдатам денги за полгода отдал, також и ундер-афицерам, кроме одного Потиомкина[1]1
  Обращает на себя внимание написание А.Г. Орловым фамилии Г.А. Потемкина: Потiôмкин, то есть как произносилось в XVIII веке и произносится сейчас (в отличие от написания); кроме того, в цитированном письме также написаны слова рублiôв, всiô. Сочетание iô впоследствии было заменено Н.М. Карамзиным на ё (некоторые исследователи полагают, что это изменение внесла Е.Р. Дашкова).


[Закрыть] вахмистра для того, што он служил бес жалованья. И салдаты некоторыя сквозь сльозы говорили про милость вашу, што оне еще такова для вас не заслужили за шоб их так в короткое время награждать их. При сем посылаю список вам всей команде, которая теперь здесь. А тысечи рублиов матушка не достала и я дополнил червонными, и у нас здесь было много смеха над гренодерами об червонных, когда оне у меня брали, иныя просили для тово што не видовали и опять их отдавали, думая што оне ничего не стоят. Посланной Чертков к вашему величеству обратно еще к нам не бывал и для того я опоздал вас репортовать, а сие пишу во вторник в девятом часу в половине. По смерть ваш верны раб Алексей Орлов».

«Вся команда» Орлова, судя по запискам Екатерины II и воспоминаниям Е.Р. Дашковой, состояла из четырех[2]2
  В письме к Ст.-А. Понятовскому от 2 августа 1762 года Екатерина II пишет, что сначала (то есть до поездки в Ропшу) она дала Петру Федоровичу «для охраны его особы» «шесть офицеров и несколько солдат». Однако в особой записке, очень близкой по содержанию к упомянутому письму, императрица сообщает о том, что уже в Петергофе дала для охраны Петра Федоровича «четырех офицеров, под начальством Алексея Орлова» (Екатерина II. Записки. С. 566, 509).


[Закрыть] обер-офицеров (поручика М.Е. Баскакова, подпоручика князя Ф.С. Барятинского, поручика П.Б. Пассека и подпоручика Е.А. Черткова, упомянутого в письме), а также ста человек унтер-офицеров и солдат. Все они подбирались из разных гвардейских полков А.Г. Орловым и названными четырьмя офицерами⁸.

Называя Петра Федоровича «уродом», Алексей Орлов использовал определение, данное племяннику Елизаветой Петровной и, по-видимому, закрепившееся за ним⁹. Что касается болезни «урода», то вполне возможно, что в этом сообщении имелась большая доля правды. Так, Я.Я. Штелин в своих записках сообщает, что 29 июня после возвращения из-под Кронштадта императору «несколько раз делается дурно, и он посылает за священником тамошней русской церкви». Известно, что Петр Федорович сильно страдал от геморроя, так что не мог долго сидеть на одном месте, а постоянно ходил по комнате (об этом он сам пишет в ПФ1). К этому надо добавить, что Петр Федорович много пил вина, к которому пристрастился с десятилетнего возраста. По-видимому, А.Т. Болотов сообщает правдоподобные сведения о том, что бывший император испытывал от болезни такие страдания, «что крик[3]3
  Вот что писал Болотов о голосе Петра Федоровича: «Голос у него был очень громкий, скаросый (по В. Далю, скоросый — сердитый, сварливый. – О. И.), неприятный, и было в нем нечто особое и такое, что отличало его так много от всех прочих голосов, что можно было его не только слышать издалека, но и отличать от всех прочих» (Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им для своих потомков. М., 1993. Т. 2. С. 111). Кричал же Петр Федорович по-немецки, поскольку, как рассказывал Н.И. Панин, только на этом языке и говорил (РА. 1879. Кн. 1. № 3. С. 364).


[Закрыть] и стенания его можно было слышать даже на дворе»¹⁰.

«Здор», о котором упомянул А. Орлов как о «первой опасности», возможно повторял обещание Петра Федоровича, изложенное в несохранившемся его письме от 29 июня, в котором он якобы обещал уставить виселицами дорогу от Ораниенбаума до Петербурга. Подобная угроза вероятна в свете того, что Петр III говорил княгине Дашковой о необходимости возобновления смертной казни: «…Если проявить слабость и не наказывать смертью тех, кто этого заслуживает, могут иметь место всякого рода беспорядки и неповиновения». Правда, ни сама Дашкова, ни Екатерина II в своих записках об этом письме не упоминают. Однако хорошо осведомленный о событиях того времени секретарь датского посольства А. Шумахер пишет, что Петр Федорович «приказал тогдашнему кабинет-секретарю Волкову составить письмо в Петербург Сенату, в котором он строго взывал к его верности, оправдывал свое поведение в отношении собственной супруги и объявлял юного великого князя Павла Петровича внебрачным ребенком. Но офицер, которому повелели доставить это послание, вручил его императрице, а она, как легко можно заключить, не сочла полезным его оглашать»¹¹. «Другая опасность» – желание Петра Федоровича «в прежнем состоянии быть», то есть отказаться от своего письменного отречения (если оно вообще существовало; об этом ниже в очерке, посвященном Теплову) от императорского престола, последовавшего 29 июня. Опасность, несомненно, грозная в тот неясный переходный период.

Что же касается полугодового жалованья вперед солдатам и унтер-офицерам, то удалось выяснить следующее. 2 июля последовало «высочайшее соизволение» Екатерины II о выдаче «бывшей здесь в Санкт-Петербурге лейб-гвардии, також армейским и кронштатцким матрозам и гарнизонным полкам ундер-афицером, капралом, рядовым и протчим нижним чинам пожалованного им от ее императорского величества за бывшей 28 числа июня порад невзачет за полгода жалованье». К сожалению, в соответствующем архивном деле далеко не все ведомости сохранились: нет ведомостей гвардейских полков, нет и упомянутого списка команды А.Г. Орлова. Известно только, что Преображенский полк получил 41 тысячу рублей, Семеновский – 27, Измайловский – 25, Конная гвардия – 14 тысяч рублей. Сколько получили нижние чины в этих элитных частях? Например, в Невском гарнизонном полку сержанты получили 7 рублей 60 и ¹/₂ копейки, каптенармусы и подпрапорщики по 7 рублей 13 копеек, капралы – 6 рублей 12 копеек, гренадеры и солдаты по 5 рублей 44 и ¹/₂ копейки, барабанщик – 2 рубля 12 и ¹/₄ копейки. Эти деньги выдавались, как обычно, серебряной и медной монетой. Отсюда, кстати сказать, объясняется «смех над гренадерами», когда Орлов давал невиданные ими «червонцы». Еще со времен Петра I в России чеканили золотые одинарные и двойные червонцы, на которых отсутствовал номинал (это-то, по-видимому, и смутило гренадеров). При Елизавете Петровне также было несколько таких выпусков. Последние в ее царствование приходились на 1755 и 1757 годы[4]4
  Примечательно, что в Петербурге в 1762 году был отчеканен червонец с портретом Петра III и также без обозначения номинала (Уздепиков В.В. Монеты России. 1700–1917. С. 25).


[Закрыть]. Как указывают специалисты, они расценивались так: 1 червонец – 2,5 рубля. Кроме того, во времена императрицы Елизаветы выпускались и золотые «монеты для дворцового обихода». Что под этим понималось, не совсем понятно; может быть, ими выдавали зарплату придворным. Согласно данным В.В. Узденикова, основной выпуск подобных монет был произведен в 1756 году (отчеканили 8712 двухрублевых монет и 5655 рублевых), а последний выпуск двухрублевых монет был в 1758 году и отчеканили его в Москве¹². Может быть, и их давали гренадерам. Любопытно, что в 1762 году на Московском монетном дворе были отчеканены золотые монеты достоинством 10 рублей с портретом Екатерины II (аналогичные по номиналу монеты Петра III чеканились в Петербурге), а в столице с портретом новой императрицы были отчеканены монеты достоинством в 5 рублей¹³.

Несомненно, что члены команды А.Г. Орлова получили значительно больше, чем воины Невского гарнизонного полка, а возможно, и другие гвардейцы, откуда и произошел перерасход в 1000 червонцев.

Заметим, что доверие солдат, участвовавших с Алексеем Григорьевичем в перевороте 28 июня, будущий герой Чесмы оправдал: по представлению А.Г. Орлова его солдаты выходили в отставку с сержантским чином и с пенсионом по 40 рублей в год, а в момент отставки им давалось по 100 рублей «для исправления на первый случай». Многие же другие солдаты – участники переворота, ничего не получившие и не имевшие средств к существованию, – оказались или в монастырях, или отдавались «под расписку» разным вельможам¹⁴.

Почему Г.А. Потемкин служил без жалованья – неясно. Но такой факт, несомненно, должен был привлечь внимание Екатерины II, которая, судя по тому, как упомянут Потемкин в письме, его тогда еще не знала (или об этом не знал А. Орлов, что маловероятно). Когда императрица писала С.А. Понятовскому 2 августа 1762 года, что «в конной гвардии один офицер по имени Хитрово, 22 лет, и один унтер-офицер 17-ти, по имени Потемкин, всем руководили со сметливостью, мужеством и расторопностью», она, скорее всего, использовала позднейшую информацию, ошибаясь при этом в возрасте Потемкина – ему было 22 года. Напомню, что до переворота Григорий Александрович служил в Конной гвардии, отданной Петром III под начало своего любимого дяди Георга Голштинского. Последний прибыл в Петербург в январе 1762 года. Принц Георг обратил внимание на складного вице-вахмистра и сделал его своим ординарцем, а через некоторое время Потемкин стал вахмистром.

Бескорыстие его, а также ревностная поддержка Екатерины II были высоко оценены последней: Потемкин становится подпоручиком, а также получает 400 душ крестьян в Московском уезде. По непонятным причинам его миновали награды в дни коронования, хотя что-то и планировалось. Однако уже 30 ноября 1762 года он жалуется камер-юнкером, оставаясь при Конной гвардии, и получает таким образом дополнительное жалованье¹⁵.

Обращает на себя особое внимание концовка первого письма Орлова: «…Я опоздал вас репортовать». По-видимому, А.Г. Орлов должен был регулярно – ежедневно или, судя по указанию времени дня, чаще докладывать о состоянии дел в Ропше Екатерине. Тут возникает закономерный вопрос: почему сохранились только два рапорта Алексея Григорьевича? Не исключено, что какие-то сообщения передавались устно, однако этот способ был связан с рядом очевидных трудностей: искажением передаваемой информации, неумышленным или преднамеренным, и потерей секретности[5]5
  «…А устные повеления через третье лицо, – писала Екатерина II в своих «Записках», – строго говоря, могли быть плохо поняты и подвергнуться тому, что их также плохо передадут, как плохо примут и поймут» (Екатерина II. Указ, соч. С. 437). Можно предположить, что этот вывод был сделан ею еще в бытность великой княгиней.


[Закрыть]. На поставленный выше вопрос возможны два ответа: или Петр Федорович жил на несколько дней меньше, чем указывалось в официальной версии, или часть рапортов Орлова исчезла.

Не исключая полностью последнего варианта, мы после изучения ряда материалов склоняемся к первому. Согласно официальной версии, изложенной в манифесте от 7 июля, Петр Федорович умер 6 июля. Упоминавшийся выше Я. Штелин считает, что это случилось 5 июля. А. Шумахер утверждает, что убийство бывшего императора произошло 3 июля. Эту же дату называл и хороший знакомый датского дипломата – А.Ф. Бюшинг. В своем «Жизнеописании» он буквально писал: «Третьего июля – день смерти императора; 6-го императрица была извещена о его смерти, и 7-го тело было доставлено из Ропши в Петербург в монастырь святого Александра Невского…»¹⁶

В.А. Бильбасов не видел оснований, чтобы ставить под сомнение официальную версию и принять точку зрения Шумахера – Бюшинга или Штелина. Весьма любопытно, что упомянутый историк заметил одну важную странность: после 2 июля отсутствовали документы о переводе Петра Федоровича в Шлиссельбург. Этот факт Бильбасов интерпретирует как изменение точки зрения Екатерины на сохранение жизни супругу; но, скорее всего, причиной явилась ранняя смерть бывшего императора¹⁷.

Странно, что Бильбасов никак не опровергает и не ставит под сомнение сообщение А.Ф. фон Ассебурга, датского посла в России с 1765 по 1768 год, о дате смерти Петра Федоровича. В сборнике, составленном из бумаг Ассебурга и появившемся в Берлине в 1842 году, опубликован на французском языке документ под названием «Записка о свержении с престола Петра III». Она составлена по рассказам Н.И. Панина. Для того чтобы оценить достоверность этой «Записки», следует иметь в виду, что ее писал не только умный и знающий дипломат, но близкий друг Панина.

Ассебург и Никита Иванович Панин познакомились в Швеции, где первый был послом Дании, а второй – России. В июне 1759 года во время сильного пожара в южном пригороде Стокгольма, где жили оба посла, барон Ассебург помог спасти русский посольский архив, а также личные ценности Панина, поместив их в свой дом. Дружба, начавшаяся в Стокгольме, продолжалась вплоть до смерти Никиты Ивановича. После восшествия Екатерины II на престол по инициативе Панина Ассебург с 1765 года стал представлять интересы Дании в России. В это время он занимался вопросом о голштинском наследстве великого князя Павла Петровича (речь шла о проблеме возвращения Голштинии Шлезвига[6]6
  Барон Ассебург занимался этим вопросом еще при жизни Петра Федоровича, но после его свержения переговоры были приостановлены.


[Закрыть]), что и было успешно завершено в 1768 году. Императрице, судя по всему, так понравился датский посланник, что после его ухода в отставку с датской службы она 7 декабря 1771 года именным указом приняла барона с чином действительного тайного советника в русскую службу. Д.И. Фонвизин сообщал Н.И. Панину в начале января 1772 года о том, что Ассебург «принят в службу как человек великих достоинств и способный на всякое большое дело». Более того, Ассебургу было поручено секретнейшее и деликатнейшее дело – найти великому князю Павлу Петровичу невесту… В 1773 году барон Ассебург был пожалован орденом Святого Александра Невского и назначен уполномоченным министром при сейме в Регенсбурге¹⁸.

Этот стоявший столь близко к главному участнику событий 28 июня – Н.И. Панину – человек пишет, что Петр Федорович погиб в Ропше 3 июля. Несмотря на то что Ассебург поместил эту дату в подстрочные примечания, нет основания сомневаться, что она или подразумевалась, или прямо упоминалась в рассказах Панина¹⁹.

Через год после написания первого варианта представляемой здесь работы нам удалось найти уникальные документы[7]7
  Мы специально пытались найти какие-либо бумаги того времени, связанные с именем В.И. Суворова.


[Закрыть], в известной степени подтверждающие указания Шумахера и Ассебурга, а также, как кажется, проливающие некоторый свет на истинных организаторов убийства Петра Федоровича. Речь идет о хранящемся ныне в ГАРФ, а до революции в рукописном отделе императорских библиотек в Зимнем дворце деле под названием «Бумаги, касающиеся караула, содержащегося в Ораниенбауме в июле 1762 года»²⁰.

Известно, что во второй половине дня 29 июня в Ораниенбаум прибыл отряд гусар и Конной гвардии под предводительством генерал-лейтенанта В.И. Суворова и А.В. Олсуфьева. Василий Иванович Суворов, отец генералиссимуса, по-видимому, еще до переворота пользовался большим доверием Екатерины Алексеевны. 28 июня, в первый день переворота, среди первых важнейших распоряжений и назначений находится именной указ о пожаловании Суворова премьер-майором Преображенского полка, а также повеление о его присутствии в Сенате. Поэтому посылка Василия Ивановича на другой день в Ораниенбаум с целью захвата голштинских войск была не случайной. 30 июня в постскриптуме письма к Суворову Екатерина II замечала: «Я не оставлю вас словесно благодарить за ваши хорошие распоряжения и верную службу: знаю, что вы честный человек».

В первые годы своей власти императрица поручает Василию Ивановичу расследование важнейших и секретнейших дел (заговор П. Хрущева и братьев Гурьевых, заговор Ф. Хитрово). Составляя характеристики ближайших сподвижников, Екатерина II писала: «Суворов очень мне предан и в высокой степени неподкупен; он без труда понимает, когда возникает какое-нибудь важное дело в Тайной канцелярии; я бы желала доверяться только ему, но должно держать в узде его суровость, чтобы она не перешла границ, которые я себе предписала»²¹. Стоит заметить, что через В.И. Суворова осуществлялась духовная связь Екатерины с Петром Великим; Василий Иванович был одно время денщиком последнего и, следовательно, мог много рассказать об идеях и планах Петра I, которого императрица боготворила и старалась быть достойной продолжательницей его великих планов и дел.

Вернемся в Ораниенбаум. Судя по запискам Я. Штелина, все голштинские войска были выведены оттуда 1 июля. Насколько точно это указание, трудно судить, потому что В.И. Суворов по каким-то причинам оставался там до 5 июля. Теперь мы подошли к самой сути упомянутого дела. 4 июля 1762 года гетман граф К.Г. Разумовский (3 июля назначенный Екатериной II генерал-адъютантом и командующим всеми пехотными полками, около Петербурга расположенными, а также Петербургским и Выборгским гарнизонами) направляет В.И. Суворову письмо следующего содержания, сопровождая его загадочной собственноручной припиской: «Превосходительный генерал лейтенант лейб-гвардии пример маеор и кавалер. Ея императорское величество в разсуждении порученной вашему превосходительству коммисии, что бывшия уже там галстинския и протчия арестанты сюда из Ранинбома приведены, и потому дальней нужды уже там не признаваетца, высочайше указать соизволила ехать сюда; и для того изволите команду свою и что у оной под смотрением теперь есть также ко исполнению следующее отдать кому ваше превосходительство заблагоразсудите, а сами в силу оного высочайшего повеления изволите немедленно ехать в Санкт-Петербург и кому команда от вас препоручитца за известие меня репортовать. Впротчем ежели ваше превосходителство рассуждаете, что ваше присутствие в Ораниенбауме нужно, то можете меня уведомить. Генерал адъютант граф К. Разумовский[8]8
  Курсивом обозначен текст упомянутой приписки.


[Закрыть]. Июля 4-го дня 1762 года. Его превосходительству Суворову»²².