Текст книги "Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта"

Глава 8
Крым Генуэзский. “Долгая” дорога к Тропе Раевского. Моё знакомство с Горой. Странности Олега. Греческая мифология. Ахейцы и дорийцы. Ифигения в Тавриде

Олег остановился и достал из своего рюкзака пластиковую бутыль с водой. Предложив мне попить – я вежливо отказался – он сделал пару больших глотков и, надев опять рюкзак на плечи, сказал, что история человечества – это череда постоянных войн, грабежей и насилия над гражданским населением, и лишь сильное государство может защитить своё население от подобного зла мирными или военными средствами.

– По большей части, у всех стран имеются претензии разного рода друг к другу, и вся разница между характерами войн в прошлом и сейчас, состоит в том, что люди с развитием межэкономических отношений и обретением материальных благ убивают друг друга не за эти самые материальные блага, а за одержимыми ими идеи религиозного или националистического толка. А в наше время новая война, очевидно, может начаться из-за непримиримых конфликтных геополитических противоречий в межгосударственных отношениях всего двух, скажем, стран, и быстро приобретёт затем глобальный характер, – закончил он свою мысль.

Он так огорошил меня этими сказанными будничным, уверенным голосом словами, наполненные зловещим смыслом, что я просто опешил от безапелляционности его тона.

– Да… Он, похоже, был не только историком, но и своеобразным философом и я чувствовал, что если мы начнём разговаривать с ним ещё и на эту тему, то о сегодняшнем походе на эту Гору, склоны которой были буквально в десятке метров от меня слева, можно было пока позабыть.

Тем временем, Олег пошёл вперёд, не оглядываясь, зная, что я пойду сейчас вслед за ним.

– Так вот, конкретнее о Крыме и готах, – сказал он, даже не оборачиваясь ко мне, видя боковым зрением, что я уже рядом. – Это же Тохтамыш отдал в управлении Генуэзской республике прежние готские земли на южнобережье от Ласпи да Кафы, – повторил он. – По сути, готы были вытеснены с побережье во внутренние пространство земель второй гряды Крымских гор. А всего их три, если не знаешь. Основные крымские достопримечательности, кстати, находятся на главной, входящей к морю, и внутренней гряде, – пояснил попутно он. – Таврика превратилась в улус Золотой Орды. Разбросанные по берегам города-колонии и генуэзские феодальные фор’теттсы – их насчитывалось около сорока – являлись торговыми воротами Золотой Орды, куда стекались товары из многих регионов Европы и Азии. И невольники, – он поморщился. – Важной статьей генуэзского вывоза были славянские рабы. Я уже приводил тебе обобщённые цифры, и всё же, касательно этой темы во взаимосвязи с генуэзцами, которых так жалеют экскурсанты, когда осматривают в Судаке уцелевшие фортификационные сооружения этих колонистов. Они же грабительски отжали эти земли у их предшественников-венецианцев! Генуэзцы, если не знаешь, внезапно атаковали Судак в июне 1365 года, взяв его приступом и захватив затем 18 селений вокруг него.

– По свидетельству письменных источников, – продолжал Олег, – итальянские купцы ежегодно привозили в Каир из Крыма “под заказ” тысячи невольников. И, кстати – любопытный факт – на рынке в Солхате – я тебе уже упоминал о нём, – был продан в своё время в войско мамлюков половецкий мальчик, который вошёл затем в историю, как знаменитый полководец и мамлюкский султан Египта и Сирии Бейбарс I, – повелитель всех арабских владений Востока к 1277 году. Этот арабский герой половецких кровей смог остановить не только крестоносцев, но и продвижение самого Чингисхана на Египет! И, кстати, он выкупал из неволи на невольничьих рынках всех пленных мальчиков-кипчаков, помня о своей судьбе. Так что, генуэзцы строили своё благополучие на чужой крови, – в голосе Олега сквозило явное осуждение тех, средневековых, генуэзцев. А во мне его комментарий вызвал неприятное воспоминание о теперешних генуэзцах, с одним из которых я столкнулся на моей автобусной экскурсии по Италии.

– Вот же низкодушные создания! – проговорил я, адресуя мое высказывание в адрес тех алчных торговцев-генуэзцев и их нынешних потомков генуэзцев, вспомнив, что, когда я был в Генуе несколько лет назад в турпоездке, меня обокрал прямо в автобусе наш генуэзский водитель – пользуясь случаем, пока мы все вышли из автобуса на пешую прогулку и там никого не было, он вытащил из моей сумки, беспечно оставленной мной на сидении, триста евро. Я сразу как-то и не понял, что у меня образовалась “недостача” в кошельке. И, лишь на следующий день стал выяснять, как и что. Я припёр потом с нашим гидом этого ворюгу к стенке и вытряс из него, как из Буратино, мою пропажу. Предки этого водилы-генуэзца наверняка могли промышлять и разбоем, и грабежами, и жульничать – в общем, не люблю я таких генуэзцев. Хотя вот Колумба – уважаю.

Пока я вспоминал этот эпизод, Олег добавил чёрных красок о них, сказав, что генуэзцы стимулировали разбойничьи походы крымчаков на украинские, русские и польские земли, содействуя их опустошению кочевниками.

Мой спутник по-прежнему не торопился к тем заветным воротам, упомянутых им ранее, за которыми начинался другой мир – девственной Природы и далёкого Прошлого, незримо связанного с огромным, умиротворенным каменным Медведем, отдыхающим от тех бурных событий, которые когда-то разворачивались в этом ныне таком мирном и спокойном природном заповеднике – и явно тянул время, подготавливая меня к встрече с этой Горой, и вводил дальше меня в курс всех тех исторических событий, с которыми прямо или косвенно, была связана жизнь обитавших здесь в Крыму, и на южнобережье, людей.

– В Партените, напротив Медведь-горы, на мысе Плака у генуэзцев была построена крепость с каменной башней и подземными ходами. Мы потом туда сходим, если хочешь, – предложил он. – Оттуда, кстати, открывается шикарный вид и на Гору, и на Партенитскую бухту. А рядом расположен замок княгини Гагариной – я тебе уже говорил об этом.

Я кивнул головой, соглашаясь с его предложением, а пока что, мне хотелось узнать у моего знающего товарища всё, что можно, о готах и том времени в Крыму, и здесь, на Горе.

– И что же было дальше с готами? – направил я рассказ Олега в нужное мне русло.

– Само же готское население так, в принципе, и продолжало жить, как раньше, но уже на территории внутренней, второй гряды Крымских гор под Бахчисараем, и под Севастополем у них была крепость Каламита.

– Это там, где Инкераман? – вспомнил я, и Олег подтвердил, кивнув головой.

– В 14-м веке готы образовали своё феодальное княжество Феодоро с населением около 200 тысяч человек, называя свою страну Готфией или страной Дори. Они, конечно же, не смирились с утратой их земель и воевали с генуэзцами неоднократно. Между ними происходили сражения с участием многотысячных вражеских подкреплений, присланных из Генуи на кораблях! И порой, – не удивляйся – татары же и помогали готам в их борьбе с генуэзцами.

Услышанное меня не удивило, зная уже со слов Олега о непримиримой вражде между тем же Тохтамышом и Едигеем.

– У татар шла постоянная династическая война друг с другом, и они периодически просили готов помочь им в их мелких междоусобных разборках, и, таким образом, они помогали друг другу. А в 1423-м году княжеству удалось ненадолго захватить крепость Чембало в Балаклаве, построенную генуэзцами в 1343-м году на захваченных у феодоритов землях.

Продвигаясь понемногу к заветной тропе, скрытой уже совсем рядом где-то впереди за забором, мы, вместе с этим, словно двигались вперёд по неизвестным мне страницам истории этих мест и Крыма, cсчитываемых моим новым партенитским товарищем как будто из какого-то незримого “облачного” источника-хранилища знаний. Импровизированная лекция-рассказ Олега, наполненный огромным фактологическим материалом, связанным с историческими данными из так тесно переплетённого с Крымом драматического прошлого древней Руси, обрастая, в частности, фактами и сведениями о судьбе готов и их взаимосвязи с судьбами других народов, живших здесь с античности или пришедших на просторы Крыма в раннем средневековье, понемногу превращался в подобие исторической хроники, которая затрагивала и судьбы их беспокойных соседей.

Шагая вперёд по столетиям, Олег незаметно подошёл уже к Средневековью, о котором я знал гораздо лучше, чем о предшествующих временах. Но, при всём этом, история татарского владычества в Крыму вплоть до Екатерининских времён была по-прежнему основательно подзабыта мной.

Мы уже, наверно, вот-вот должны были к началу тропы в лес с этой дороги, я решил, что, когда Олег закончит свою тему о готах, мы сможем попозже опять вернуться к разговору о немцах в Крыму и той загадочной Аненербе, если позволят обстоятельства.

Мой “лектор”, между тем, посмотрел на часы – было уже два часа дня.

– Да, подзадержались мы немного с нашими разговорами. Ну да ничего. Наверстаем. Ну что, пошли?

Солнце, царившее в белесой вышине безоблачного небосвода, палило вовсю – наступил поистине летний зной, и я с сожалением вспомнил о той залётной, благостной тучке, так приятно освежившей нас недавно. Аллея высоченных кипарисов закончилась, и впереди, справа от нас, на обочине, я увидел издали какой-то белый рекламный щит или стенд с неразличимой отсюда надписью, вероятно, вроде инструкций о поведении в лесу, как я подумал издали. – Ну вот. Смотри, куда мы пришли, – сказал мне Олег.

Подойдя поближе к этому стенду, я удивился – оказалось, это была краткая информация об этом месте и биографические сведения о Николае Раевском – том самом, о котором мне ещё в Ялте рассказали Влада с Мишкой.

Вначале там говорилось о дороге Раевского, а потом о “Партенитской базилике”– руинах монастырского храма Св. Апостолов Петра и Павла, основанным в 7-м веке Св. Иоанном Готским.

Я вспомнил, что Олег мне сказал, что эта часовня располагалась за тем зелёным металлическим забором из профлиста мимо которого мы прошли, идя сюда. Он, вроде, хотел было рассказать мне о ней тогда, да отвлёкся.

А дальше говорилось о самом Раевском – привожу эти сведения в моём сжатом варианте:

– Внук Героя Отечественной Войны, внучатого племянника светлейшего князя Потемкина и полный тёзка своего отца и деда Николая Николаевича Раевского 1839–1876 год, полковник, родился в Керчи. Учился в Московском Университете, закончил его кандидатом естественных наук в 1862 год. Потом поступил на военную службу. Энергичная натура. Оставил по своему прошению гвардейский гусарским полк и отправился служить в Туркестан, где пробыл до октября 1874 г. Это время он, не ограничиваясь служебными обязанностями, посвятил всестороннему изучению края, развитию его торговой и промышленной деятельности, и увлёкся разведением хлопка, как и ранее в своем Крымском имении. В начале 1874 года Раевский вышел в отставку в чине полковника кавалерии. С началом освободительной войны Сербии и Черногории от турок решил принять участие добровольцем в военных действиях и воевал против османов в добровольческом отряде генерала Черняева. 20 августа 1876 года сражён насмерть пулей в висок в сражении под Горнем Андровце. Ему было тогда 37 лет…

Говорилось там также и о дороге, построенной при его непосредственном участии, и получалось, что когда-то, эта асфальтовая дорога с изношенным ныне полотном, была грунтовой, той самой….

– Так это, значит, дорога, по которой мы шли сюда… – я обернулся назад.

– То, что ты видишь, это именно дорога. А мы с тобой пойдём дальше по тропе, которая тоже называлась в прошлом дорогой. Потому что по ней можно было проехать на лошадях или осликах, наверх, к видовым площадкам. И даже с телегой!

Я вспомнил, что Мишка, кстати, уверял меня тогда в гостиной, вечером в воскресенье, насчёт прогулочных карет.

Увидев моё невольное сомнение на лице, Олег хмыкнул:

– Ещё не был наверху и не видел ничего там, а уже сомневаешься. Вот ты удивляешься сейчас, – саркастически продолжил он. – А ведь 150 лет назад здесь всё выглядело по-другому. Это сейчас тебя эта дорога не впечатляет. Но представь себе, сколько труда и времени ушло на её строительство отсюда снизу наверх! Когда начнёшь подниматься по ней вверх, вот тогда и поймешь всю разницу между тем, что было, и тем, что стало, – понимал он мои сомнения. – А как бы, наверное, удивился сам молодой Раевский, когда бы увидел, во что превратилась его тогдашняя дорога – тропа наверху! Эта асфальтированная дорога, такая неказистая по нашим современным стандартам, идёт, как ты понял, поверх земляного полотна, обновлённого Раевским по большей части в 1870 году. Раньше она шла в сторону Артека и далее, в Гурзуф. Но сейчас её перекрыли у северного слона горы – там построен новый коттеджный посёлок и проезд есть только для его жителей. Ну, а этот её “санаторский” участок петляет вдоль бока Медведя и выходит дальше к троллейбусной трассе в 4-х километрах отсюда, и там нормальное, в общем, покрытие. Кстати, недалеко, метров в 150 отсюда, стоит шлагбаум с охраной на выезде с территории санатория. Он же и въезд. А за ним дорога отсюда наверх, к северному окончанию Аю-Дага, просто, как бесхозная. Потом сам увидишь… Завтра, – и он посмотрел с каким-то негодованием туда, где она поворачивала влево, скрываясь за земляным склоном, поросшим зеленью.

– Не могут починить дорогу! Привести в порядок! – возмущался он. – Там же полно открытых технических колодцев без люков!

– Да, сейчас бы сюда тех генуэзcких “фортификаторов”! – пошутил я, но Олег не поддержал мой шутливый тон. – Ну, может, отремонтируют вскоре, – выразился я оптимистически затем. – Видишь, ремонтируют же всё вокруг. Да и строительные материалы уже завезли.

– Ладно, – сказал, успокаиваясь, Олег. – На всё нужно время. А мы с тобой сейчас свернём в лес. Так что, не будем о грустном…, – он взглянул на меня, смахнув пот со лба. Было жарко. – Отсюда до “официального” входа в лес нам осталось идти буквально пять минут.

А по-другому с этой части территории санатория, как я понял потом, пройти на Гору невозможно – там же везде стояли заграждения. Как никак санаторий-то режимный, Министерства обороны РФ.

– Надо будет только перелезть через ворота, которые стоят на повороте с этой дороги в лес, на Гору, – пояснил знающе мой спутник.

Навстречу нам неожиданно из-за поворота вышли отдыхающие, по большей части, военные пенсионеры? с жёнами – человек семь или восемь. У женщин пенсионного возраста в руках были палки для шведской ходьбы.

– Откуда они взялись? – подумал я и Олег, словно отвечая на мой невысказанный вопрос, сказал, что эти люди идут с Горы.

– По пропускам для входа. Утром поднялись, походили, посмотрели, присели на перекус, а потом и назад спустились не спеша. Ещё и на пляж успеют сходить после полдника. А мы, наоборот, начали с пляжа, – он улыбнулся. – Незнающим дорогу людям туда и обратно, только по этой тропе, в принципе, и идти. А до ближайших смотровых площадок отсюда вверх не больше часа хода.

Молодёжи здесь не было и в помине, и тут навстречу нам вышла, словно ниоткуда, опять, очередная группка, но из парней, прошедших мимо нас. Их было трое, и они все “щеголяли” одинаково-подстриженными аккуратными бородками восточного типажа. Дагестанцы или чеченцы или кавказцы – не знаю. В общем, “восточники”.

На мой любопытный вопрос, откуда они, ответ прозвучал прямо классически: “Из леса идемо”.

Они прошли не задерживаясь мимо нас, лишь бегло взглянув в нашу сторону, но Олег, всё равно потом оглянулся назад, смотря им вслед. Что-то его беспокоило или напрягало при виде вот таких ходоков с Горы. Поймав мой любопытный взгляд, он пояснил, что знает здесь почти всех охранников и служебный персонал. А эти парни (это он о тех “чужаках”) – ему не знакомы. Как сказал Олег – у него намётанный взгляд, и они совсем не похожи на беспечных туристов или любителей природы. Ходили на Гору явно не с туристическими целями.

– Может, они там что-то ищут? – высказал я предположение.

Эта моя мысль почему-то его напрягла. У него как-то пропало настроение и лёгкость в общении со мной. Его, вроде, что-то обеспокоило, но дело было не во мне, а в том, что эти парни вызывали у него какое-то непонятное беспокойство. Как и та первая группка парней, попавшаяся навстречу нам внизу минут сорок назад.

– Если бы Олег работал в милиции, он бы, наверное, попросил их показать документы, – неожиданно подумал я, но уже без всякой иронии. Лекционная тема Олега как-то ушла сама собой, и он был уже не в настроении говорить со мной об истории. Может, устал или его одолевали какие-то посторонние мысли. Для его “лекций”, видно, нужно было иметь особое настроение и соответствующие обстоятельства, а сейчас, я понимал, ему было пока не до лекций.

Баженов, видя моё удивление его поведением, сказал нехотя, что сейчас ворота в лес, на тропу, наглухо закрыты, и на Медведя можно попасть лишь официально, по билетам или по пропускам, то есть пройти до пункта охраны.

– Значит, эти парни шли с Горы, минуя пост охраны. И что с того? – подумал я, слушая его пояснения.

– А там свернуть в лес и пройти налево, уже по тропинке, мимо всё того же проволочного забора до закрытых ворот, куда мы сейчас идём. Но можно и сократить немного путь, перебравшись через глухие ворота – потом сам увидишь.

Мы пошли дальше, почти не разговаривая, по затенённой дороге мимо высоких деревьев и огромных нежилых санаторских высоток (этажей в пятнадцать) с заколоченными входами в здание и выбитыми окнами. Где-то там, в глубине строительной площадки, обнесенной забором справа от нас, слышался уже ставший громче шум каких-то строительных работ – звуки дрели, стук молотков и металлический визг болгарки.

Так вот откуда шли те ранее приглушенные расстоянием звуки! Там, споро работали со знанием дела с десяток строителей в рабочих комбинезонах. Я не успел спросить Олега касательно судьбы этих двух заброшенных зданий – обогнав меня, он уже стоял впереди у высокой ограды – забора из сварных арматурных стержней (типа решетчатых ворот), стоявшего почти рядом с дорогой. За ним виднелось начало какой-то широкой земляной дороги, скрытой с глаз дальше за её резким изгибом в лесу.

Ворота никто не охранял, и на заборе висел большой замок. Я окинул взглядом это, вроде, как наспех сделанное, металлическое ограждение, раздумывая, здесь ли находится долгожданный для меня вход на Гору.

– Ну вот, пришли, готовься, – почти торжественно произнёс Олег, взглянув на меня.

Так вот там, за этим железным ограждением, всё-таки и находится та самая дорога – тропа, о которой я уже был столько наслышан! Моё любопытство, как и нетерпение, только усилилось – наконец-то, ещё пару шагов, и за этим забором я окажусь в заповедном мире древней Горы!

Олег, между тем, похоже, не торопился преодолевать это последнее препятствие на нашем пути к столь заветной для меня цели. Повернувшись в сторону леса, он замер, всматриваясь в зелень леса, и поклонился затем невесть кому. Он сделал это будто ненароком, не афишируя и не привлекая моего внимания.

– Зачем он это сделал? – удивился я, ничего не говоря ему. Мне и в голову не пришло бы кланяться, входя в лес.

– Может, он каким-то древним духам кланяется, как неоязычник?

Естественно, мне пришёл в голову его рассказ о том загадочном, странном тумане и неведомом “Хозяине”, встречи с которым так искал этот мой новый партенитский товарищ.

Всё, рассказанное им ранее о загадках и тайнах Горы, всплыло опять в моей голове – во мне росло невольное уважение и, даже, почтение к седой древности её Прошлого и связанного с этим мира тех людей, которые жили, сражались и умирали в эпохах и тысячелетиях, обретя на ней радость жизни или найдя здесь свой конец. И всё это, осознавал я, находилось за этим решетчатым, железным забором…

Вместе с этим, я почувствовал в душе какое-то смутное беспокойство и стоял, ожидая дальнейших действий Олега.

Ведь не так просто он кланялся кому-то или чему-то!

Олег, наверняка, знал ещё какие-то секреты Горы, о которых он не мог, да и не хотел говорить мне. Хотя и поделился со мной той жутковатой историей о Тумане – да я бы не пошёл один туда ни за какие коврижки! Тем более в непогоду или вечером. Кто-то ведь там был, скрываясь в Тумане! Может, члены какой-нибудь секты или искатели сакральных мест на Горе? И что-то там делали под покровом тумана, используя его, как некое прикрытие. Только вот для чего, или кого? А ведь на Горе есть, наверняка, столько укромных мест, о которых никто не знает. Даже Олег. А вот Они знают – неожиданно подумал я об НЛО, упомянутых Олегом, и о возможно создаваемых ими крутящемся Тумане на Медведь-горе. Может, Они и в самом деле обустроились где-то в недрах этой огромной Горы? Влада же сказала тогда о какой-то их возможной базе там…

Кто были эти Они, – инопланетяне, неведомые Сущности, тайные хранители Горы или её неведомые хозяева или, даже, духи, я и сам не мог толком объяснить себе – мне просто вдруг пришла в голову такая мысль. – Те, кто пугали Олега… Раньше и сейчас!

– Скорее всего, – подумал я резонно, – Аю-Даг был, как в Прошлом, так и остается сейчас для посвящённых в её сакральные тайны людей, своего рода Священной Горой. Во всяком случае, некоторые части этой Горы были и, быть может, и сейчас находятся под незримым запретом Неведомых Сил для посещения таким простым туристам и любителям, как я. И Олег случайно нарушил тогда эти неизвестные ему правила и его специально кто-то пугал из Тех.

Олег по-прежнему стоял, не двигаясь, словно глубоко задумавшись о чём-то, и я подумал, что сейчас, вот, он скажет мне ненароком, что мол, извини, сегодня нам нельзя идти в лес. – Леший не пускает.

Эта неожиданная, неуместно-пришедшая мне в голову нелепая мысль вызвала у меня какое-то внутреннее волнение. Почему я так подумал, мне и самому было непонятно, зная, что всё это ерунда, и не надо забивать себе голову разной мистикой и суевериями, но, вот, поведение Олега меня как-то озадачило. А потом и насторожило. Мысли об этом самом “Хозяине” стали опять лезть мне в голову. И при всём этом мне тем более хотелось попасть туда – в тот заповедный, неизведанный для меня мир южного леса, горных трав, скал и загадочных пещер, путь к которым начинался прямо отсюда за этими зелёными воротами.

– В конце концов, – подумал я здравомысляще, – ведь это не простая прогулка в лес, на гору, а на Гору, которая требовала к себе уважительного отношения. Вот Олег, поэтому, как и я, чувствует своеобразную необычность происходящего и просит для нас доброй дороги.

В моей голове по-прежнему возникали давно-забытые разные “лесные” страшилки и истории полумистического толка, вроде криков кикимор, бесплодных плутаний по лесу в поисках выхода из лесных чащоб вследствие морока, наведённого лешим или лесными духами, и прочие подобные сюжеты. Сам я не верил в такие рассказы-небылички, но, проверять их истинность на собственном опыте мне вовсе не хотелось. У меня было слишком материалистическое отношение к этому миру и твёрдое здравомыслящее начало, и, по умолчанию, я инстинктивно сторонился всей этой “потусторонней” темы. Но всё же, сейчас, на ум мне пришли сюжеты о древних поверьях наших предков в духов Природы, и о реальных ритуалах камлания шаманов для задабривания незримых сущностей, и получения разрешения у неких Сил священных гор Алтая подняться на их вершины…

А здесь, за этой высокой, решетчатой оградой, скрывалась, уходя ввысь лесистым склоном к неведомой для меня, невидимой отсюда, вершине, загадочная Гора с её такой древней историей соседства с миром людей. Теперь, когда на ней уже никто не живёт почти 400 лет, тревожить без надобности её древние тропы, может, и не стоило. Особенно те древние развалины, которые были где-то там на её вершине – я вспомнил увиденную мной утрой большую топографическую карту-план на полу в квартире Баженова. Но меня как что-то тянуло в её заросшие молодым лесом с высоким древовидным кустарником, чащи. Нам нужно было всего-то перемахнуть в лес через высокие ворота, и эта неожиданная запинка со стороны Олега была мне всё же непонятна, хотя я пытался догадаться, в чём здесь дело.

В томительном ожидании я стоял, смотря в зелень леса за железными прутьями, размышляя о том, что могло скрываться загадочного и таинственного для меня на этой Горе, у подножия которой Олег замер, словно в ожидании разрешения на вход неведомого от кого – он по-прежнему не двигался, а я пытался проникнуть мысленным взглядом туда, в невидимую мне лесную вершину, вспоминая цветные фотографии на стенах его квартиры и рассказы Влады и Мишки о Горе, Олеге, о том неведомом “Знаке” на скале. Что же он означал?

Мысль о “золотом” Знаке на скале, из-за которого, собственно, мы и приехали этим утром с моими друзьями в Партенит к Олегу, вновь овладела мной и будоражила моё живое воображение. Замерев, как Олег, у ворот, по-прежнему вслушиваясь в тишину леса за воротами, я действительно хотел и надеялся услышать или ощутить что-нибудь вроде условного, символического зова Природы или почувствовать её тайные знаки – но всё было тихо, а в зелени леса за воротами не было даже шороха листьев.

– Ну, точно, – подумал я, вспоминая наш разговор с Олегом о тайнах Медведь-горы, – стоим здесь у входа, cловно в ожидании получить приглашение зайти в мир Аю-Дага, его лесов, незнакомых троп и мест Силы.

И тут я понял, что Олег, очевидно, кланялся именно неведомым для меня духам Горы! И я, не знаю почему, попросил у Горы разрешение вступить на её территорию. Ожидание встречи чуть ли не с другой реальностью, когда я уже стоял на пороге манящего в неведомый мне мир тайн и загадок, связанной с этой Горой, обострило все мои чувства – во мне и впрямь ощущался уже чуть ли не некий зов Природы, приветствующей и разговаривающей со мной на уровне подсознания.

Неожиданно, откуда-то сбоку налетел лёгкий ветерок, и всё стихло.

Я прислушался к своим внутренним ощущениям – во мне звенели радостные ощущения предстоящей встречи с Природой.

Пока я стоял, думая о своём, Олег, словно выполнив одному ему известный ритуал, уже не теряя времени, быстро перекинул рюкзак на другую сторону трёхметрового забора и легко взобрался на него, спрыгнув затем осторожно вниз. Я последовал его примеру и так же удачно перелез через забор. Олег одобрительно посмотрел на меня.

– Молодец! – ты же, наверно, через заборы лет 10 не лазил? – и он был прав.

Если и лазил, то в далёком детстве.

– А ведь здесь, порой, люди падали с забора и травмы получали, в основном пенсионеры и тучные граждане, – разъяснил Олег, и добавил:

– Cкоро эти высокие, травмоопасные для несознательных граждан, как мы, решетчатые прутья, закроют металлическими листами, чтобы избежать дальнейших падений с забора неудачливых туристов. Так что, пользуйся случаем, пока я с тобой, – пошутил он и посмотрел на часы. – Так, начало третьего. Полтора часа пёхом до склона обрыва на той стороне напротив Гурзуфа, полчаса у “Трона”, и полтора часа назад, – прикидывал он вслух. – Где-то к шести часам обернёмся назад, если всё будет идти как надо, без задержек.

Он говорил, вроде, спокойно и без суеты, но в его голосе и лице чувствовалось какое-то напряжение – что-то его беспокоило. Но что?

– Светло здесь будет ещё где-то до восьми вечера – лето же! Ты как, хороший ходок? – спросил он, оценивающе взглянув на меня.

Я пожал плечами – на такие горы я никогда не ходил и понятия не имел, будет ли для меня это трудновато и отшутился, сказав, что я в метро стараюсь не стоять на эскалаторе, а подниматься вверх.

Олег иронически улыбнулся:

– Ладно, проверишь свою “физику” заодно.

Невольно, я посмотрел вперёд, разглядывая дорогу или что это было передо мной. Гора, невидимая и огромная, скрывалась где-то высоко вверху, а здесь вокруг нас на пологом склоне стоял лес из невысоких и, по моим понятиям, каких-то мелковатых и “худеньких”, грабовых и дубовых (как сказал Олег) деревьев и множеством кустарниковых деревцев, в тени которых росли густые кусты и подлесок, составлявших местную флору.

Сравнивая эти кустарниковые заросли с густыми березовыми лесами и непроходимыми лесными чащобами из елей, где-нибудь, под Наро-фоминском, в Подмосковье, я видел, что местный лес вглядит совершенно по-другому. Со стороны, то, что я видел здесь, больше походило на полупаровую зону, как в Массандровском парке, где я был когда-то с моими родителями, и в моём понимании этого слова, видимое мне мелколесье не соответствовал моим представлениям о настоящем лесе. И к тому же здесь везде вместо травы росли колючие, низкие кустики, усеянные острыми листовидными заострёнными листочками, размером с крупную плоскую семечку от подсолнуха. На мой вопрос Олег ответил, что это – иглица шиповатая, понтийская. Её почему-то именуют порой “подъязычной”.

Я удивился такому необычному названию.

– Быть может, тавры использовали её для греков, вместо нынешней щадящей сыворотки “правды”, – пошутил он, рассказывая мне дальше об этой “иглице”.

– Вечнозелёное реликтовое растение, с красными, условно-съедобными круглыми ягодками. И, – он помедлил, – из него раньше местные дворники делали мётлы для уборки улиц. – Делали мётлы? – недоумевающе переспросил я. – Это как? Что, не было веников?

– А ты попробуй веником мести городские улицы! – предложил он. – Мётлы были крепкие и надёжные, на деревянных черенках. Ещё в 50–60-е годы дворники в Ялте использовали кусты иглицы для этих целей. У неё очень жёсткие листочки мелкие – сам видишь, – и он посмотрел на многочисленные заросли этого мелколистного растения, выходившие зарослями из леса чуть ли ни к нам, к тропе. – Это сейчас, вон, машины разные убирают и чистят улицы в городах. А раньше, – он показал руками, – вот так!

Я покрутил головой, не понимая, как можно было так бездумно уничтожать краснокнижное растение.

– Оно, кстати, лечебное. Улучшает метаболизм клеток, – пояснил Олег. – Да и ягодки её редкие похожи на шарики-конфетки красного цвета.

– Наверно, вот их-то и клали под язык и сосали, как конфеты, – пошутил я, и мы рассмеялись, хотя, воспринимая на веру его слова, я не собирался проверять достоверность этой информации насчёт их съедобности, и перевёл наш разговор на деревья, росшие вокруг. – Это молодой лес? – спросил я негромко у Олега, и он подтвердил мою догадку, пояснив, что здесь, внизу, это вроде подлеска, а настоящий лес с огромными, высокими деревьями, растёт наверху.

– И что, там хватает воды для такого большого леса? – поинтересовался я.

– Значит, хватает дождевых осадков, – пояснил мой знающий товарищ.

Вспомнив про воду, я достал из рюкзака пластиковую бутылку, утолил жажду, и был готов к предстоящему подъему вверх по широкой тропе (как я думал), уходившей отсюда под небольшим уклоном вверх. Здесь, под сенью леса, уже не ощущался зной жары на открытых солнцу местах. У забора, почти в кустах, справа, стояла белая будка с заколоченным окном. Рядом с ней стоял большой пластиковый бак, доверху набитый каким-то бытовым мусором, с кучей пластиковых бутылок и прочего “добра”, рассыпанного вокруг бака – всё это было оставлено, очевидно, туристами, спускавшихся вниз, сюда, с Горы.