Текст книги "Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта"

Глава 9
Загадочное происшествие. Финикийцы и киммерийцы. Ахейская Греция. Гомеровская “Илиада” и её герои

Взглянув на часы, он, сделав паузу, словно настраивая меня быть внимательным, откашлялся опять, как лектор перед невидимой аудиторией, и начал своё неторопливое, как я уже привык, повествование.

– Тавры, наряду с киммерийцами, а затем и скифами, были здесь первыми известными народами, отмеченные в анналах истории благодаря древним грекам. И, главным образом, по записям “отца истории” Геродота!

Я читал как-то биографию этого знаменитого грека-путешественника, жившего в 5-м веке до нашей эры. Знаменитого собирателя сведений о неведомых народах и землях, о которых он слышал, путешествуя по дальним окраинам тогдашнего греческого мира, и невольно улыбнулся, подумав опять, что тот Геродот наверняка был таким же энтузиастом-исследователем, как этот его далекий крымский “фолловер”.

– Да…, старина Геродот… Выходец из приморского Галикарнаса, основанного дорийцами на побережье Эгейского моря в Малой Азии. Нынешний турецкий Бодрум. Автор первого сохранившегося значительного письменного трактата “История“, – проговорил с видом, как будто он знал его лично.

– Автор этой прорывной на тот момент, рукописной папирусной “Истории” – полномасштабного исторического трактата о греко-персидских войнах и том времени. Он изложил в этом письменном труде всю доступную ему на тот момент информацию и сведения устного характера о разных странах и народах, живших вокруг Великой Скифии. Письменных же источников у него не было, поскольку они отсутствовали у греков в то время, и он стал первым эллинским собирателем подобных сведений. Поговорим и о нём …

Привстав, Олег сел поудобней на своём коврике – похоже, он был настроен отдохнуть здесь основательно, и по его лицу я видел, что ему была приятна моя любознательность.

– Вот мы, что называется, и дошли до геродотовских тавров. Этот народ, как я уже упоминал, жил на побережье южного Крыма с незапамятных времен. Может, со времён неолита, то есть, бронзового века, заселив прибрежную и горную часть полуострова, а северо-восточная граница владений тавров пролегала где-то в районе нынешней Феодосии. Во всяком случае, Геродот упомянул о том, что их первым легендарным царём был Тоас, живший, примерно, за 1250 лет до нашей эры.

– Никогда не слышал о таком, – подумал я про себя, разговаривая затем о нём. – Так, всё-таки, у них был царь, как у тех дорийцев? – напомнил я ему о моей версии некоего родства дорийцев и тавров.

– И даже, потом, ближе к 8-му веку, государственность. Но это не меняет дела.

Олег не стал опять возвращаться к той теме, сказав лишь, что, если он сейчас скажет, что это греческое слово “Тоас” имеет в древнегреческом языке значение “флот” или “стремительный”, то, исходя из моей логики внешнего сходства значений слов, у тавров, значит, уже в те давние времена был флот. – А их легендарный правитель, чуть ли не быстрым флотоводцем, – рассмеялся он.

– Но ведь они же грабили корабли греков! – воскликнул я.

– Уже в письменные времена Геродота, – возразил мой знающий товарищ.

– Но ведь они могли кого-нибудь грабить на море и раньше геродотовых времён. И, том же 12-м веке до нашей эры! Пусть и на примитивных судах.

– Кого? Уж не финикийцев?! – насмешливо спросил Олег и, не желая слушать меня дальше, продолжил:

– Жили они, в общем, замкнуто, большими семьями, как, когда-то те же неандертальцы. Обособлено, “на хуторах” – пошутил Олег, невольно вызвав у меня улыбку от этого образного сравнения.

– Да, – серьезно подтвердил он, продолжая объяснять, что они жили семейными родоплеменными общинами в предгорьях у воды.

– Ты, вот, иронично улыбаешься, заметил Олег, – но ведь в Крыму когда-то действительно жили неандертальцы!

– Хорошо, – согласился я, – если это так, то, что помешало этой ветке человеческого рода выжить здесь с тех, давних пор, оставаясь, собственно, автохтонным населением полуострова?

– Да всякие обстоятельства…, – протянул Олег в раздумьях. – Но главная из них, если бы им удалось дожить здесь, скажем, до 5-го тысячелетия, это геологическая катастрофа в Причерноморском бассейне.

– Ты имеешь в виду Всемирный Потоп?

– Нет. Именно то, что сказал. Локального характера. Но с сопутствующими огромными волнами, естественно.

– Но, ведь, и после Великого Потопа людям удалось выжить, – возразил я.

– Я не имею в виду тот, рассказанный в Библии Потоп, случившийся, по мнению ряда историков, в 3264-м году до нашей эры. Я говорю о другом, более раннем катастрофическом событии, которое затронуло, в основном, берега Черноморской котловины.

– И когда же оно произошло? – полюбопытствовал я.

Олег не ответил, смотря куда-то в сторону мимо меня задумчивым взглядом.

– Знаешь, эта такая отдельная тема…, – начал он. – Если это тебе интересно, – я кивнул согласно головой, – то, давай её оставим, пока, на потом. Мы же с тобой только – только почти разобрались с готами. А на очереди сейчас тавры, а потом и римляне, а затем византийские времена в Тавриде – он вроде проговаривал вслух план его дальнейших тем. – И о хазарах поговорим. О турках. Здесь столько много о чём можно ещё поговорить! И, кстати, о хазарской древней легенде – о Белой Воительнице, жившей здесь, на Горе, потом тебе расскажу.

Всех этих перечисленных им тем хватило бы на пару полных лекций, а ведь Олег, попутно отвлекаясь на мои вопросы, говорил со мной и о многом другом.

– И о самой Горе рассказ у нас ещё впереди, – продолжал он. – О том давнем, страшном хазарском штурме, когда, – он не договорил, отвлекшись на какой-то непонятный звук, донёсшийся до нас откуда-то сверху. Вроде, как что-то тяжелое упало где-то там высоко на склоне горы, скрытой от нас зелёной лесной чащей.

– Большой камень? Или ствол дерева? – я так и не понял. Но звук падения чего-то непонятного где-то в зелёной чаще леса был достаточного громким, хотя и ослабленный расстоянием. Мы оба невольно оглянулись в ту сторону звука, нарушившего тишину леса.

– Может, дерево старое упало? – предположил я, оборачиваясь к Олегу, и заметил, что мой товарищ явно чем-то встревожился. Впрочем, он тут же напустил на себя равнодушный вид, сказав, что там, наверху, полно старых больших деревьев с огромными дуплами с рассыпающимися в труху полугнилыми стволами.

Этот звук, как и уже прекратившийся стук кувалды снизу, меня, в общем, не отвлекал и не напрягал. А вот у Олега этот звук всё же определённо вызвал какие-то непонятные мне ассоциации. Он как будто чего – то ожидал или опасался услышать.

Помолчав с минуту, думая о чём-то своём, он вернулся к нашей прерванной “лекции”.

– В общем, никто из историков ведь так и не знает доказательно, откуда тавры взялись в Крыму! Даже ты, вот, предположил очередную версию, не зная фактически ничего об этом народе. Вполне возможно, что, двигаясь в составе индоариев в Иран и Малую Азию, они затем переселились в Крым с близкого отсюда Кавказа или Ирана, как скажем, те же дорийские племена, пришедшие в Грецию почти на тысячу лет позже греков-ахейцев. И я полагаю, что тавры появились в Крыму никак не раньше двух тысяч лет до нашей эры, и многое здесь зависело от недавнего, в масштабах древней истории, геологического прошлого крымского полуострова. Теорий насчёт этого много, а ясности так и нет.

– Может, он имел в виду, что раньше, в 3-м тысячелетии до нашей эры здесь, на южнобережье, никто не жил после той геологической катастрофе, упомянутой им? Из-за землетрясения? – невольно подумал я, вспоминая каменные скалы Адаларов в море у Медведь-горы…

– Изначально, поселившись в Крыму, они проживали племенными сообществами в прибрежных, юго-восточных, районах полуострова от Керченского пролива вплоть до Балаклавы. Потеснившись затем на юго-востоке их владений с приходом туда киммерийцев. О них мы тоже потом поговорим, если будет время.

– Он, что, собрался мне здесь лекторий устроить? – подумал я шутливо.

– Установлено, что в четвёртом веке до нашей эры и до первых столетий новой эры они населяли юго-западный склон Медведь-горы. Мы ещё потом поговорим об этом.

– И коврик себе взял для этого, – предположил я про себя, думая по-доброму о нём, понимая вместе с тем, что Олег, зная примерно, сколько мы пробудем на Горе, поделился со мной не обо всех своих сегодняшних планах. Не для лекций же мы с ним идём сегодня на Аю-Даг…

– А также жили и в Партенитской долине, – неторопливо продолжал Олег. – Выше отсюда над трассой Симферополь – Ялта найдены следы их захоронений. А также в районе горы Кошки, над Симеизом, в могильниках типа каменных ящиков, выдолбленных в песчанике. Очевидно, и здесь, на Аю-Даге, тавры были первыми из поселенцев, и их могильники были найдены в районе Артека.

Тема насчёт всяких там могильников мне была совершенно неинтересна, и я встал с камня, чтобы повесить мою футболку подсушиться на ветках небольшого кустика, росшего рядом с нашим деревом.

Олег сделал паузу, и когда я опять уселся напротив него, продолжил:

– Ничем не примечательный бесписьменный народ, не оставивший после себя никаких ценных для археологов материальных следов своего существования, кроме скудных записей соседов-греков о них, да пустые могильники, похожие на каменные короба-ящики – в среднем чуть более метра в длину, и метр в ширину и в высоту. Хотя встречаются и монументальные короба, врытые в землю, с размером плиты-крышки до двух с половиной метров в длину. А для живых – для себя — они строили примитивные городища, обнесённые двухметровой каменной стеной из одного ряда необработанных камней и вместительные жилища из каркаса, обмазанного глиной, смешанной с соломой. Типа полуземлянок с очагом для приготовления пищи и ямы для золы и хозяйственными горшками высотой полтора метра из обожжённой глины для разных нужд…, – он сделал паузу.

– Так строит до сих пор, скажем, беднейшее население где-нибудь в Африке, в той же, Эфиопии, и в других странах, и обитатели саван и сейчас живут в подобных примитивных жилищах. Отработанная тысячелетиями примитивная, но общераспространенная технология.

– Но, если у них был царь, значит, был, наверно, и царский дворец? Их Тоас же не в пещере жил! Да и храм у них был Ифигении…, – недоумевающее спросил я.

– Только не Ифигении, а таврской богини Девы, – поправил меня мой знающий товарищ. – Это, Антон, отдельная тема. К Ифигении мы ещё вернёмся. А я сейчас говорю о том, что известно историкам, исходя из археологических раскопок. Однако, хочу сразу сказать тебе, что царём в данном случае греки могли назвать даже вождя племени, облечённого властью. У древних греков в любом тогдашнем полисе имелся свой царь, если там не было политической власти демоса с его коллективной выборной должностью правителя. То есть, аналога главы государства в современном мироустройстве. Поэтому, именуемый греками “царём тавров” Тоас мог считаться, как таковым, лишь чисто формально, по аналогии с политическим устройством осуществления власти и управления обществом в древней Греции, – втолковывал мне Олег.

– Но он же, вроде, как был их первым царем…, – пробовал возразить я “лектору”

– Лишь в понятии греков, – категорично ответил Олег. – И скорее всего, не было у него привычных нам атрибутов царской власти, челяди, дворца и прочего. Только сила и власть племенного вождя. То есть он не был “царём” в буквальном понимании значения этого слова.

– А храм?

Олег как-то непонятно покачал головой, не став дальше дискутировать со мной.

– В общем, то немногое, что осталось от них, повторяю, свидетельствует об их низкой культуре общественного развития. Какие там доряне, как ты говоришь! И близко не стоят с культурой дорийцев! Хотя те и были, в общем, тоже варварами по сравнению с ахейцами. Но вот происхождение их удивительного культа Девы, остается загадкой для историков. Как и огромные каменные основания тех немногих из сохранившихся до нашего времени остатков их каменных построек. Каким образом они смогли их сделать? – на мгновение задумался он.

– И, кстати, вот ещё один загадочный факт, Антон, – обратил он моё внимание. – В таврской Деве местные греки-херсонесцы безоговорочно признали свою Артемиду и поклонялись этому языческому божеству тавров так же усердно и почтительно, как и местные презренные варвары. Но, при этом, нужно, всё-таки, помнить о том, что все эти скудные сведения о таврах дошли до нас в интерпретации всё того же Геродота. И, кстати, почему ты не спрашиваешь, а откуда у него взялся этот самый Тоас?

– Откуда? – простодушно спросил я.

– Я бы, подумал, что первым до нас поведал об этом Тоасе греческий Еврипид в своей трагедии “Ифигения у тавров”. Но, по справедливости, первым был, всё-таки, Гомер, с его сюжетом об Агамемноне и его дочери Ифигении. Ведь царь жестоких тавров был же современником той давней войны ахейских греков с Троей, столь эпично описанной великим сказателем в “Илиаде”! Войны, которая во времена Гомера уже стала легендарным сюжетом устных преданий о былом величии ахейской Греции, став частью народного эпоса, неразрывно связанного в свою очередь с древнейшими греческими легендами и мифами… Своеобразные сказки Греции с насыщенной интригой, – усмехнулся Олег.

– Но, недаром говорится, – сказка ложь, да в ней намёк. В данном случае, о наших таврах и их мифическом царе времён Троянской войны, о котором и упомянул Геродот в своей ‘Истории”, основываясь на древних сказаниях. Семьсот лет спустя после времён Троянской войны, которая была, примерно, на рубеже 13-го– 12-го века до нашей эры. Геродот, как и Еврипид, создатель знаменитой античной трагедии “Ифигения в Тавриде”, были первыми греками, поведавшими в своих произведениях античному миру о жестокости обитателей горного побережья Тавриды. Что интересно, – взглянул на меня Олег, – жили, они оба, в общем, в одни и те же годы в 5-м веке до нашей эры, и к тому времени, в античном мире уже сложился с помощью этих и других авторов образ тавров, как жестоких, диких варваров. Геродот же писал по принципу – “сам не видел это, но вот что мне сказали об этом”.

Невольно, я вспомнил Мишкино “ОБС” и улыбнулся. Олег, увидев мою непонятную улыбку, нахмурился, но ничего не сказал мне насчёт его недовольства, продолжая “лекцию”, говоря, что, многое из той информации, содержащейся в геротовой “Истории”, было взято им из древних источников, которые не дошли до наших дней.

– В том числе, и из “Илиады” и “Одиссеи”. Хотя “Илиада”, дошедшая до нас в её нынешнем виде, утратила ещё в древности несколько входящих в неё глав.

– Так она, что, дошла до нас в сокращенном виде? – удивился я, помня, каким громоздким и объёмно-содержательным произведением показалось мне это такое архаичное для меня произведение Гомера, рассчитанное не на условного читателя, а на массового слушателя. Где-нибудь в античном театре. С опоэтизированной декламацией с нужной интонацией и слоговым ударением.

О древних греках и их истории, у меня остались лишь какие-то познания из школьной истории древнего мира и факультативного курса зарубежной литературы, который я сдал, прочитав, сколько смог, адаптированные версии нужных книг для зачёта. И конечно же, фильмы о той давней эпохе и статьи из журналов и интернета… Да и несколько брошюр о Греции и её истории, которые я постарался прочитать перед моей поездкой в эту страну в турпоездке на автобусе.

Баженов, молча, кивнул головой, говоря, что и сам Гомер, не будучи свидетелем той давней войны, несомненно, использовал для написания своей “Илиады”, как и “Одиссеи” какие-то неизвестные нам письменные источники. И уж, конечно, я уверен, если он и был незрячим, то лишь в старости. Будет время, мы ещё об этом поговорим, – обронил Олег, оглядываясь опять, назад.

– Он как будто что-то ожидает, после того странного шума где-то там на склоне, – мелькнула у меня мысль, на фоне моих общих рассуждений о его словах.

– Ну да, – сказал я между тем, в продолжение его слов, – сколько ценных источников о сведениях из прошлого погибло, сгорев в пожарах библиотек ещё в античности. Не говоря уже о том, что и в средние века гибли бесценные записи человеческой мудрости и древних знаний.

Я старался сейчас в разговоре с “профессором” излагать свои мысли и доводы как-то более “умно” и вроде, как “по-книжному”.

Невольно, мне вспомнились слова Олега о пожаре в белокаменном Кремле в 1368-м году, после очередного набега татар на Москву, когда там сгорели все древние рукописи и записи, собранные в кремлёвском хранилище. Ведь что-то из наследия прошлых знаний, могло храниться и там, но, вот, к сожалению…, – вышел я из своих серьёзных ассоциативных мыслей.

Олег не стал комментировать мои рассуждения, сказав дальше, что эти античные авторы наверняка пользовались одними и теми же, уцелевшими на их время, безвестными письменными источниками, сообщая о таврах и их царе и многом другом.

– Составляя свои записи и рукописи на основе переписываемых, время от времени, старых, ещё сохранившихся к тем временам, письменных источников древней мудрости Востока и Запада, – как по-заученному говорил он. – И это от них до наших дней, уже в письменное время в Греции, дошли из тех, ещё дописьменных, “тёмных” веков, сообщения о Тоасе – царе варварского племени тавров в далёкой Тавриде, дополненное в авторской версии Геродота столетия спустя.

– Видеть – не видел, но слышал. И мог, между прочим, и домыслить. Поди – проверь, так ли оно, или нет? – рассуждал я про себя.

– Почему мы должны брать на веру все его сообщения? – неожиданно для себя, вдруг покусился я на авторитет “отца истории”. Хотя, если честно, мне просто не понравилась та категоричность, с какой Олег говорил мне о Геродоте, как о незыблемом авторитете.

– Все мы люди, все мы ошибаемся, – добавил я, как само собой разумеющееся, эту расхожую аксиому.

Мой “лектор” с удивлением воззрился на меня, словно недоумевая, с какой стати я вдруг ставлю под сомнение записи первого историка древности. По его лицу я видел, что он словно раздумывал, дать ли мне сейчас отповедь, и ввязаться со мной в никому не нужную дискуссию, или пропустить мимо ушей, игнорируя моё дилетантское мнение.

Очевидно посчитав, что оно того не стоит, он просто снисходительно посмотрел на меня, как учитель на недоросля-ученика, сморозившего ересь, которую ему некогда было объяснять:

– Как бы там ни было, но, это именно он, как географ-историк, – отдадим ему должное! – собрал воедино все известные ему на тот момент сведения о таврах, написав затем, что жили они в горной местности на полуострове, вдающемся в Понт, между Керкинитидой и Херсонесом Скалистым. И прочую информацию, в правдивости которой не приходится сомневаться. Хотя, его сведения о жестокости тавров, – начал, было, говорить Олег, и замолчал.

Я смотрел с интересом на него, ожидая, что он мне ещё скажет в защиту своего далёкого предшественника, ничуть не умаляя, при этом, глубину знаний по истории самого Олега.

У нас же диалог, и мне хотелось, чтобы и Олег как-то оценил меня, как собеседника, пусть и не ровного ему по знаниям, но не то, чтобы я просто выступал в роли молчаливого, “послушно-неразборчивого”, слушателя.

– И, кстати, – сказал Олег, как будто вспомнив только что. – На полуострове Тарханкут, на северо-западном побережье Крыма, под водой у берега прослеживаются остатки таврской мегалитической культуры. Там, на морском дне у его побережья дайверы нашли остатки каких-то каменных построек тавров. Эти новые открытия позволяют судить, что мы вообще ничего не знаем о таврах, как о строителях – каменных дел мастеров.

– А откуда они там взялись на дне?

– В том районе ещё во 2 м-веке до нашей эры опустилась под воду часть суши. То ли в результате землетрясения, то ли быстрой морской трансгрессии. У античных авторов есть упоминание об этом факте. Да и сейчас в районе Киркинитского залива имеет место устойчивое тектоническое опускание берегов. А до этого, все эти сооружения, естественно, были на суше. Как кстати, и древний морской порт Херсонеса, который сейчас находится целиком под водой.

– И ты был там, видел сам?

– Знаю ребят, которые ныряли там с аквалангами и провели видеосъемку под водой. Но там нужны профессиональные, подводные, археологические исследования…

– А что это за Скалистый Херсонес?

– Cчитается, что так назывался античный город, который существовал в ранней античности у Керченского пролива. Тогда же были другие очертания берегов. Хотя, в Крыму в античности было, как минимум три города с этим названием, располагавшиеся, как на перешейке Гераклейского полуострова, так и на берегу Меотиды, на Керченском полуострове. И, честно говоря, меня удивляет тот факт, что кроме Геродота у других его современников не было ни желания, ни времени, а, может, и возможностей для того, чтобы вот так, как он, везде ездить и собирать разные сведения исторического и географического характера.

– Да уж, конечно, ты бы, Алик, точно мог бы стать таким-вот, геродотом, живи ты в то время, – подумал я о моём партенитском товарище, смотря с уважением на него.

– Так вот. Говоря о жестокости тавров, – вдруг продолжил Олег свою недосказанную мысль. – Справедливости ради, – взглянул он на меня, словно делая какое-то признание – надо всё-таки признать, что при всех своих заслугах, Геродот, вольно или невольно, способствовал распространению и закреплению имиджа тавров, как жестоких варваров, сообщив в своей “Истории” о том, что они приносят в жертву своей богине Деве всех чужеземцев в своём святилище, воздвигнутом на крутизне. Ну, и прочую информацию, включая бытовавшие тогда у греков страшилки об отрезанных головах и так далее. Ну да здесь я с тобой, пожалуй, соглашусь, – неожиданно сказал он. – Не всему написанному им можно доверять. Много в его “Истории” вызывает и откровенное удивление в описаниях неизвестных грекам народов, живших, по уверениям людей, с чьих слов делал свои записи Геродот, за краями античной Ойкумены.

Он помолчал, затем немного, и неожиданно сказал:

– В этом я согласен с тобой, Антон.

Мне было очень лестно слышать это вынужденное признание от “моего” знатока истории, для которого и я теперь, наверно, буду не просто слушателем-дилетантом, но, вроде, как одним из его “студентов”, с мнением которого он теперь, наверное, будет считаться. А не просто “сырым материалом”, как он ранее сказал мне.

– Тем более, что и греки, конечно, были не пушистыми добряками в их противостоянии с таврами, – добавил он.

Пряча довольную улыбку, я кивнул головой, изобразив на лице мол, ну, ничего, всякое бывает, кто не ошибается… У меня было много попутных вопросов, но я молчал, чтобы не отвлекать “профессора” от выбранной им темы.

– Сделав описание тавров со слов “знающих” людей того времени, – продолжил Олег дальше, – он выставил их в очень неприглядном виде. Но это же был 5-й век до нашей эры. Когда грекам уже были знакомы пути дороги и в Северное Причерноморье и, даже, на берега Азовского моря. Когда у них уже были испорчены отношения с этими коренными обитателями Тавриды и, между таврами и греками, фактически, уже было вооружённое противостояние. А вот Гомер, в 9-м веке до нашей эры, как понимается, слабо знал тогдашнюю географию земель, лежащих за Геллеспонтским проливом. И ничего о такого жестокого, о таврах не “сочинил” в своей “Илиаде”. Можно сказать, был нейтральным к ним, не имея оснований писать о них хуже, чем оно было. Никак не называя при этом безымянный тогда, полуостров, где правил, как у него упоминалось в поэме, царь тавров Тоас. Так вот, северо-восток этой земли был увязан у Гомера с областями “печальной” Киммерии, где у них был вход в Аид. Мы с тобой о киммерийцах ещё поговорим. Попозже! – сказал он, упреждая мой вопрос “когда?”. – Но, вот что, интересно – был ли полуостровом в нашем сегодняшнем понимании его очертаний, тогдашний Крым? Уверен, что нет! Это же 13-й век до нашей эры! Тогда же была совершенно другая конфигурация всех его нынешних берегов. Без сегодняшнего Керкинитского залива и так далее. Без той уже упомянутой мной морской трансгрессии…

Говоря это, он взглянул на меня так, как будто я в чём-то сомневался или спорил с ним, продолжая свои пояснения о временах Троянской войны.

– Гомер отлично описал в своей “Илиаде” всех союзников Трои, из каких местностей Малой Азии они пришли ей на помощь. Включая, скажем, царицу амазонок Пенфесилею, которая явилась со своими воительницами из земель, расположенных за Миотидой. То есть, за Азовом, на землях с его восточной стороны. Нынешний Краснодарский край, и это будет подальше, чем, собственно, Крым. Другое дело, каким образом они добирались по суше до Трои. Но, в любом случае, из этих и прочих известных грекам частей Земли, на помощь к Приаму шли союзные ему вожди и военные отряды, описанные в “Илиаде”. То есть, условно говоря, мира гомеровской географии с центром в Элладе, – пояснил Олег. – И незнание греков о том, что находится дальше в черноморских проливах, как они выглядят и сама география Черноморского бассейна, кажущейся для греков неизвестной вплоть до загадочной страны Колхов у побережье Кавказских гор, как-то не-по-нят-но, если не знать о том, что дорийцы уничтожили в 11-м веке ахейскую цивилизацию вместе с носителями её знаний. В том числе и “землеописания”. Поэтому-то в географии “новых” греков, особенно, времён Геродота, всё так мифично и порой сказочно-выглядяще, как и сами их мифы, которые, при этом, несомненно, базировались на каких-то событиях и сюжетах, возможно действительно имевших место в глубокой древности.

– То есть, они описывали давно прошедшие реальные события, придавая им сказочное описание, в виду нехватки знаний по той же географии? – уточнил я (у нас же диалог!).

– Да! Утратив знания о мире ахейской Греции и её истории, восстанавливая их в новых веках в виде мифов, легенд и полусказочных описаниях. И, хотя в Крыму греки появились лишь в середине 8-го века до нашей эры, основав вначале поселения на Азовском море, они могли, несомненно, знать о его существовании ещё в 16-м–15-м веках до нашей эры от тех же минойских критян или финикийцев, с которыми греки-ахейцы вели товарообмен и поддерживали торговые связи.

Невольно, я увлёкся всеми этими Олеговыми сведениями по античной истории и освоения греками неизвестного для них Крыма. Да и вообще, его было просто итересно слушать, как умелого рассказчика и сведующего собеседника. Он словно открывал во мне давно забытые мной знания о том древнем мире, о котором я почти не вспомниал в своей обыденной жизни.

– А потом, с утратой греками письменности вместе со знаниями об окружающих Пелопоннес морях и землях в “тёмные” века, далёкое для них море в землях на востоке от их гористого полуострова, превратилось в места владений полумифических народов, живущих во мраке земель на краю Океана, частью которого был, по их мнению, и этот обширный водный простор – Понт Аксинский – расположенный за узкими проливами. И лишь потом, с окончанием веков забвения в памяти возрождающего, нового греческого общества, они получили доступ к знаниям своей предыстории, хотя и мифологической и, порой, неправдоподобной, записанной в древних свитках и папирусах их предшественниками, или иноземцами. Осваивая затем заново в 8-м веке до нашей эры воды Эгейского моря и Средиземноморья, развивая искусство мореплавания, восстанавливая культурные, экономические связи с внешним миром, включая прибрежные города Малой Азии и Египта.

– Более того, – продолжал он. – От Дарданелл до Босфора, что называется рукой подать, и эти проливы были, несомненно, судоходными и проходимы для кораблей ещё в те далёкие времена. И в первую очередь, для крито-минойцев, до гибели их цивилизации в середине 15-го века, и для финикийцев, тогдашних властителей морей, и вот именно это обстоятельство кажется очень странным – это же были века расцвета Финикии и их морского владычества! Не говоря уже о более позднем времени морского могущества финикийского Тира и его царства в 10-м– 9-м веке до нашей эры! До-гомеровское время, в котором финикийцы, несомненно, были морскими владыками водных просторов Средиземноморья и, уж, конечно, совершали регулярные плавания и в “закрытом” и неизвестном для греков, Чёрном море! К тому времени эти искусные мореходы уже выходили, даже, в Атлантику к тамошнем островам, включая юго-западную оконечность Британии!

Об этом я где-то читал раньше и кивал головой, показывая, что согласен с ним.

– В свете такой известной нам сейчас информации, финикийцы просто обязаны были исследовать и Чёрное море, и наверняка это сделали за долгие века их господства на морях. Они, как известно, совершали порой очень длительные плавания в поисках золота, металлов и нужных им товаров в дальние края. Кавказ ведь ещё с древних времён был известен своими залежами железа и россыпным золотом в прибрежных реках. А Киммерийские болотные земли славились ещё в античные времена своими железистыми рудами, разрабатываемые ещё киммерийцами для выплавки железа. И финикийцы просто не могли не знать об этом и, уж, конечно, торговали с ними.

– Это из конкреций бурого железняка? – спросил я, показывая, что и я, в общем, эрудирован и разбираюсь в разных вопросах. И не только истории.

– Молодец. Знаешь, – похвалил меня “профессор”. – Таким образом, на восточном и южном побережье древнего Чёрного моря финикийцам было что покупать и, с кем торговать, – размеренно продолжал он дальше. – Однако, сегодняшним историкам совершенно ничего не известно о таких плаваниях финикийцев в ту далёкую эпоху в Чёрное море. Хотя, даже, Ясон, пусть и полумифический герой для нас, совершил ещё в 14-м веке своё легендарной плавание в эти неизвестные грекам воды. За золотым руном, по греческим легендам. Золото Кавказа, где его добывали из горных рек, опуская шкуры шерстяных баранов в речную воду, а потом промывали, извлекая частицы золота. А ведь золото было желанным людям металлом ещё с древнейших времён. А для финикийцев – выгоднейшим бизнесом, который их вроде, как не интересовал в этом черноморском регионе.

– Да… – глубокомысленно протянул я, – как-то и впрямь непонятно. Выглядит, как если бы что-то не пускало их в Чёрное море и там, и впрямь, нельзя было раньше плавать. Во всяком случае, для греков.

– Здесь всё гораздо проще. Не плавали, потому что не было необходимости. Рыбу ловить они могли и у своих берегов. А торговать им в Крыму было нечем– у них же не было тех размахов бартерной торговли, как и финикийцев. Грекам просто нечего было предложить другим народам в торговле с ними до наступления 7-го века до нашей эры. Когда началась массовая колонизация греками средиземноморского, а потом и черноморского, побережья. А до этих времён у них не было ни морских торговцев, ни надобности в таких плаваниях. Греция же с 11-го по 9-й век находилась под жёстким управлением “сухопутных” дорийцев, – он прислушался к какому-то непонятному звуку, опять прозвучавший где-то далеко в лесной чаще на горном склоне вверху, – которые покончили с ахейской Грецией, её культурой и даже ремеслами. Не говоря уже об ахейской письменности. Всё это было уничтожено. Города – Микены, Коринф и прочие, разрушены и сожжены. Ахейское население бежало в горы и на острова. Какая уж тут торговля… – Понятно, – протянул я. Олег так всё четко и логично объяснил, что, без вопросов, этим и объяснялось незнание греками Черного моря и его берегов во времена того же Гомера.