Текст книги "Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны"

Более подробно и обстоятельно о случившемся с ним в начале войны генерал И. А. Благовещенский рассказал на допросе 3 июля 1945 г. По его словам, после прорыва через немецкое окружение у г. Лиепая он оказался в одной группе с начальником хозяйственной части военно-морского училища интендантом 1-го ранга Н. В. Синяцким, начальником курса старшим лейтенантом Дмитриевым и 17 курсантами. Посовещавшись, решили идти на северо-восток, к линии фронта. К утру после плутания по лесу выяснилось, что часть людей где-то потерялась. Среди «потерявшихся» оказались интендант Н. В. Синяцкий и старлей Дмитриев.

Генерал И. А. Благовещенский еще 25 июня сильно ушиб ногу, быстро передвигаться не мог, и два курсанта вели его под руки. К 5 июля он совсем выбился из сил, а тут еще пошел дождь, и после очередной ночевки под открытым небом генерал понял, что дальше идти не сможет. Курсанты, сопровождавшие его, постепенно стали отставать или просто уходить, и вскоре рядом с генералом осталось всего два человека. Одного генерал отправил на м. Сирава, но тот назад с мызы так и не вернулся. «Я сообразил, что там, очевидно, айзсарги, и спросил оставшегося курсанта – что делать. Ответ его был таков – что хотите. Я ему сказал, что дальше двигаться не в состоянии, поэтому сдамся. Курсант сказал, что в таком случае и он сдастся. Я послал его и велел сказать, что здесь генерал». Вскоре действительно подошли айзасарги и взяли И. А. Благовещенского в плен [301, Т. 2. Кн. 1, с. 349–350]. Из рассказа следует, что генерал через подчиненного сам попросил айзсаргов взять его в плен и доставить немецкому командованию.

С утра 28 июня начались бои непосредственно за город Лиепая. Полностью поставить его под контроль удалось только через сутки. К исходу 29 июня бои за Лиепаю прекратились. Все раненые, оставшиеся не эвакуированными, персонал госпиталей и медсанбатов оказались в плену, а в их числе полковник В. И. Корнеев и полковой комиссар Я. В. Ермаков. Начарт 67-й дивизии находился в госпитале с 25 июня, после того как он получил ранение на КП соединения во время артиллерийского обстрела.

Одновременно с Лиепаей началась эвакуация Виндавы. В 4.00 27 июня командующий Балтийским флотом адмирал В. Ф. Трибуц отдал соответствующий приказ командиру Виндавского сектора береговой обороны полковнику Герасимову. Для него и оборонявшего сухопутный фронт полковника Г. Е. Муравьева такой поворот событий оказался полнейшей неожиданностью. Никакого плана эвакуации не существовало, приказы на подготовку к прорыву, уничтожение не подлежащих эвакуации ценностей и погрузку на водный и железнодорожный транспорт всего того, что можно было вывезти, отдавались в страшной спешке.

Все это привело к сумятице и неразберихе. Так, например, интендант 1-го ранга Иванов за три часа успел разместить на четырех транспортах всего 15 ящиков сгущенного молока. В результате суда так и ушли порожняком, оставив в порту много ценного имущества, среди которого было и продовольствие, и боеприпасы. Один транспорт и три парусно-моторных судна были брошены [461, с. 181].

Пробившиеся через оборону немецкой 291-й дивизии, направились в сторону Риги, по пути дробясь на группы и вновь объединяясь в отряды. Одним из самопроизвольных пунктов сбора стал г. Тукумс, в котором оказалось до 2,5 тыс. окруженцев. Командование над ними принял полковник Г. Е. Муравьев. Он решил выходить к линии фронта через Ригу. Еще один отряд в количестве около 200 человек в направлении на г. Елгава вел военком 67-й дивизии полковой комиссар И. И. Котомин. Все они рассчитывали, что сплошного фронта еще не существует, война имеет маневренный характер, и существует реальная возможность «проскользнуть» между наступающими частями противника.

Естественным препятствием на пути к Риге стала р. Даугава. Около 5 часов утра 1 июля через нее попытались перебраться бойцы отряда полковника Г. Е. Муравьева. К этому времени батальоны 291-й дивизии уже вошли в столицу Советской Латвии, следом за ними двигались передовые части 61-й пехотной из состава XXVI корпуса. Прорваться через их боевые порядки не было никакой возможности, поэтому имело смысл вообще обойти Ригу стороной. Но полковник Г. Е. Муравьев по какой-то собственной мотивации принял решение, оказавшееся роковым.

Атака оказалась неудачной, противник встретил переправлявшихся огнем и без потерь для себя заставил их отойти. Попытка переправы стоила отряду примерно в 500 жизней. Тогда полковник приказал изменить маршрут и выходить через г. Кекава. Утром следующего дня – 2 июля – отряд вышел к дороге Елгава – Рига.

Пройти незамеченными на этот раз не удалось. Немцы обнаружили движение крупного отряда и успели приготовиться к отражению возможной атаки. В бою, продолжавшемся почти весь день, с обоих сторон участвовали не только пехота, но и артиллерия. Немцы, уступая численно, превосходили атакующих огневой мощью. Все организованные попытки прорваться через дорогу были ими отбиты. Отряд Г. Е. Муравьева потерял еще около 800 человек. Сам полковник получил ранение. Перешедшие в атаку немецкие солдаты загнали красноармейцев в лесисто-болотистую местность, захватив 50 орудий и 20 противотанковых пушек. Однако и 61-я пехотная дивизия понесла очень чувствительные потери – 114 убитыми, 136 ранеными и 30 пропавшими без вести.

В ночь на 3 июля полковник Г. Е. Муравьев распустил остатки своего отряда, разрешив всем желающим выходить маленькими группами самостоятельно. Как потом рассказывали красноармейцы и командиры, попавшие в руки противника, они получили приказ в случае угрозы пленения снимать с себя знаки различия. Командование XXVI корпуса приказало сформировать боевую группу для окончательного уничтожения отряда Г. Е. Муравьева. В нее вошли 1-й батальон 389-го полка 61-й дивизии и передовой отряд 217-й пехотной под командованием оберст-лейтенанта Зибера. Общее руководство операцией осуществлял командир батальона майор Рогальски. В ходе зачистки полковник Г. Е. Муравьев, оставленный раненым на торфозаводе (в 25 км от Риги) был обнаружен немцами и взят в плен [461, с. 244].

В районе г. Елгава в тот же несчастливый день 3 июля трижды раненым попал в плен военком 67-й дивизии полковой комиссар И. И. Котомин. Его отправили в лагерь военнопленных в г. Тильзит, где в сентябре 1941 г. он был расстрелян [461, с. 249].

Во время попыток прорыва из-под Лиепаи и Виндавы в немецкий плен попали генерал, дивизионный комиссар, бригвоенюрист, два полковника и два полковых комиссара.

Генерал В. В. Кирпичников

Единственным генералом, плененным войсками финской армии, стал командир 43-й стрелковой дивизии генерал-майор В. В. Кирпичников. Еще 17 августа 27-й пехотный полк 18-й пехотной дивизии финнов форсировал р. Вуоксу и образовал на ее западном берегу небольшой плацдарм. На следующий день полк был усилен моторизованной бригадой «Т», что позволило быстро расширить плацдарм до 14 км по фронту и до 5 км в глубину. Оттуда теперь можно было развивать наступление как в сторону Выборга, так и в направлении Ленинграда.

Советское командование получило информацию о форсировании Вуоксы только 20 августа. В этой связи командующий 23-й армией отдал приказ отвести войска левого крыла от границы, но район Выборга предполагалось удерживать и дальше. Оборону города возложили непосредственно на дивизию генерала В. В. Кирпичникова.

Заметив начавшийся отвод советских войск, финны 22 августа перешли в наступление с плацдарма в р-не д. Вуосалми. Вскоре части финских 12-й и 18-й дивизий и бригады «Т» захватили станции Лейпясуо и Кямяря и перерезали шоссе и железную дорогу Выборг – Ленинград. Наступавшая с севера 4-я дивизия оттеснила советские войска к самому Выборгу. К исходу 27 августа город оказался фактически в окружении. Приказ оставить Выборг был направлен Военным советом Ленинградского фронта только в 5.00 28 августа. До штаба 43-й дивизии он дошел только во второй половине следующего дня.

Генерал В. В. Кирпичников, оставив 29 августа Выборг, решил выходить из окружения не через д. Няюкки, где у оз. Няюкки-ярви еще оставался слабо прикрытый коридор, а лесными дорогами на Койвисто – через д. Юля-Соммее и д. Порлампи. Местность в этом районе была болотистой, труднопроходимой. Более того, 29 августа начались дожди, сделав лесные дороги почти непроходимыми для транспорта. В результате остатки дивизии застряли близ Порлампи, где финны заставили их принять бой.

В течение 30 и 31 августа генерал В. В. Кирпичников предпринимал безуспешные попытки прорваться через кольцо. Но финны успели создать хорошую оборону, сорвав планы советского комдива и нанеся частям 43-й дивизии и ее штабу серьезные потери. Еще 30 августа был убит начальник артиллерии дивизии полковник А. К. Лукин, на следующий день погибли начальник оперативного отделения капитан А. М. Булдаков и командир 162-го артиллерийского полка майор В. В. Кабачинов. Остальные части также понесли большие потери в людях и технике.

В распоряжении генерала В. В. Кирпичникова к 31 августа остался всего лишь батальон пехоты. Стало ясно, что дальнейшее продолжение боев приведет к неминуемому уничтожению остатков соединения. Поэтому вечером в д. Порлампи комдив собрал совещание. После доклада командира дивизии о создавшемся положении, было решено под прикрытием сумерек предпринять еще одну попытку пробиться к своим. Для большей скрытности разбились на несколько небольших групп, что не очень помогло. При подходе к лесу красноармейцы и командиры были обнаружены и обстреляны противником.

Как показал на послевоенном допросе бывший командир дивизии В. В. Кирпичников, «бойцы и командиры штаба разбежались. Я двигался со своим адъютантом лейтенантом Климановым. В этот момент в непосредственной близости от нас взорвалась мина, в результате чего я был легко ранен и вследствие контузии потерял сознание. Очнувшись через некоторое время, я увидел, что лежу засыпанный землей, рядом со мной находится тяжело раненный адъютант. Я попытался подняться, но не смог этого сделать ввиду сильной контузии. Здесь же я впал в забытье и пришел в себя, услышав голоса. Ко мне подошел инструктор политотдела старший политрук дивизии Старощук, он попытался оказать мне и моему адъютанту помощь, но не смог один что-либо сделать и пошел за людьми. Больше я его не видел. Вскоре после его ухода я услышал пистолетный выстрел и увидел, что мой адъютант покончил жизнь самоубийством. Убедившись, что помощи ждать неоткуда, я снял ордена, вынул из кармана бумажник с документами и спрятал все под мох и камни около меня. Тут же я вторично потерял сознание и пришел в себя, услышав рядом человеческие голоса. Как оказалось, ко мне подошли несколько финских солдат, которые подняли меня и доставили, по-видимому, в какой-то штаб» [493, с. 30].

Генерал В. В. Кирпичников в финском плену, сентябрь 1941 года

На следствии после войны В. В. Кирпичникову был задан уточняющий вопрос в такой формулировке: «Что побудило вас совершить это предательство?» На что тот ответил: «Попав в плен, я был морально подавлен и, потеряв веру в боеспособность Красной Армии, полагал, что победа будет на стороне Германии и Финляндии. Исходя их этого появившегося у меня пораженческого настроения в собственноручно мною докладе я начал возводить клевету на советскую власть и Красную Армию, надеясь таким образом расположить к себе белофиннов и, сохранив жизнь, обеспечить себе более или менее привилегированное положение в плену» [493, с. 27]. Сомнительно, что в протокол занесли истинные слова генерала, скорее всего перед нами их интерпретация «идеологически подкованным», а потому предвзятым следователем.

Полковники Н. Ф. Ключников и В. М. Пименов

К вечеру 4 октября 1941 года оборона на о-ве Сааремаа выглядела окончательно сломленной. В руках оборонявшихся советских войск остался только полуостров Сырве и часть перешейка, ведущего к нему. Все остальное пространство острова контролировалось частями немецкой 61-й пехотной дивизии, на море господствовала Кригсмарине, превращая возможность эвакуации в крайне зыбкую надежду.

Полковник Н. Ф. Ключников собрал небольшое совещание командиров и политработников, чтобы донести до них крайне неприятные новости: организованной эвакуации не будет. Последние корабли еще 3 октября утром увезли часть командования 3-й бригады во главе с командиром, военкомом и начальником Особого отдела. Но в море его перехватили немецкие самолеты и потопили.

Теперь требовалось принять решение о дальнейших действиях. Полковник в виду отсутствия боеприпасов предложил уничтожить материальную часть, взорвать 315-ю батарею, а всем остальным или прорываться через немецкий заслон или попытаться построить плоты и на них переплыть через Ирбенский залив. В составе группы штаба бригады и аэродромной команды полковник Н. Ф. Ключников в ночь на 5 октября пошел на прорыв. Последний закончился неудачей, хотя это всеми с самого начала было ожидаемо. Часть командиров оказалась в плену, и среди них – полковник Н. Ф. Ключников. Как и где это конкретно произошло – неизвестно, свидетелей тому не осталось.

Уже находясь в плену и шагая вместе с многими своими сослуживцами в колонне, полковник Н. Ф. Ключников неожиданно для всех достал из кармана брюк гранату и на полном серьезе предложил бросить ее в конвоира. С большим трудом его отговорили [480, с. 328, 329, 332]. И это спасло жизнь полковнику и его соратникам.

Удалось прорваться сквозь боевые порядки противника полковнику В. М. Пименову. С ним к утру 5 октября осталось всего несколько бойцов, с которыми он укрылся в лесах в центральной части острова. Две с половиной недели эта небольшая группа укрывалась от противника, однако 21 октября ее обнаружили и в скоротечном бою – уничтожили. Полковник В. М. Пименов в этом последнем для себя бою получил тяжелое ранение и попал в плен. Через несколько дней, 30 октября 1941 года его расстреляли на площади г. Курессаре [364, с. 244; 479, с. 352].

Полковник И. Г. Каргин

В начале войны финнам удалось захватить в плен полковника Красной Армии, что произошло во время боев за о-в Рахмансаари. Это небольшой кусочек суши расположен неподалеку от западного берега Ладожского озера. Его размеры – около 1,5 км в длину и около 500 м в ширину. Оборону здесь держала 2-я рота 3-го батальона 4-й бригады морской пехоты под командованием лейтенанта З. Н. Слободова. Островок был занят, чтобы обеспечить эвакуацию 168-й дивизии, полки которой в ходе августовского наступления финнов оказались прижаты к берегу Ладожского озера. Уже 24 августа 1941 г. части соединения погрузились на катера и баржи и благополучно прибыли в Шлиссельбург. После этого надобность в гарнизоне на Рахмансаари отпала, но никто о том, чтобы вывезти оттуда войска, не позаботился.

В конце августа 1941 года финны решили захватить о. Рахмансаари, для чего сформировали отряд в тысячу человек. Утром 7 сентября после десятиминутного артиллерийско-минометного обстрела, финны высадили десант. Начались ожесточенные бои за маленький островок, не имевший существенного тактического значения, которые продолжались до 10 сентября.

Рота советских моряков, хотя и была усилена пулеметным взводом, удержать финский десант не смогла, ее оборона оказалась прорвана и рассечена на несколько изолированных боевых участков. В этих условиях ее командир запросил срочного подкрепления. Около полудня командование бригады перебросило на о. Рахмансаари еще одну роту моряков, сняв ее с о-вов Верккосаари, Хейнясенма и Валаам. Для организации обороны прибыли командир 3-го батальона 4-й бригады морской пехоты полковник И. Г. Каргин и полковой комиссар П. И. Бондаренко [366, с. 50]. Всего с учетом прибывших подкреплений гарнизон острова составил примерно 250 человек. Значительную помощь в первый день боев оказывала Ладожская флотилия: ее корабли осуществляли переброску подкреплений, боеприпасов и продовольствия, канонерская лодка осуществляла огневую поддержку оборонявшихся.

В течение вечера и ночи на 8 сентября финны произвели перегруппировку войск, подтянули дополнительные огневые средства. Главной задачей для противника стало обеспечение полной изоляции советского гарнизона. Для этого на о-в Киисаари была переброшена артиллерийская батарея, чтобы держать водные подходы под обстрелом и препятствовать подвозу подкреплений. На о-в Рахмансаари доставили восемь 47-мм и два 20-мм орудия и пулеметы для создания противодесантной обороны.

Предпринятые противником меры оказались весьма своевременными. Около 23.00 7 сентября командование Ладожской флотилии на 30 гребных шлюпках и моторных лодках решило доставить на о-в. Рахмансаари подкрепления. Однако сосредоточенным огнем финских батарей эта попытка оказалась сорвана, и с этого времени все подходы к острову оказались под финским контролем. В течение дня 8 сентября корабли и суда Ладожской флотилии неоднократно пытались прорвать блокаду, но безрезультатно. Задачу по изоляции советского гарнизона финны решили успешно.

На самом острове весь день 8 сентября шли ожесточенные бои. Несмотря на сильные артиллерийско-минометный обстрел, моряки стойко оборонялись, нанося финнам ощутимый урон в живой силе, но и собственные потери были значительны. К вечеру большая часть оборонявшихся погибла или получила ранения. Был убит полковой комиссар П. И. Бондаренко, возглавивший одну из контратак

В течение 9 сентября финны предпринимали настойчивые атаки, стараясь окружить и уничтожить оборонявшиеся части. Все атаки были отбиты. Тогда финны через переводчика предложили морякам сдаться, обещая сохранить жизнь. В ответ прозвучали выстрелы. Чтобы не нести напрасных потерь, финны подтянули артиллерию и минометы и стали вести методичный обстрел позиций оборонявшихся. Периодически огонь прекращался, и следовали новые предложения о сдаче.

С наступлением утра 10 сентября обстрел возобновился. К этому времени в строю остались всего 25 человек, которыми командовал полковник И. Г. Каргин. Раненых насчитывалось около шестидесяти, их разместили в блиндаже на берегу небольшой бухточки. К этому времени для их эвакуации не осталось никакой возможности: финны по-прежнему держали все водные коммуникации под обстрелом.

В ночь на 10 сентября полковник И. Г. Каргин приказал младшему лейтенанту Громову переправиться через озеро, добраться до штаба бригады на о-ве Валаам и доложить обстановку. Он должен был передать, что положение гарнизона критическое, боеприпасы на исходе и требуется немедленная помощь. Лейтенант Громов задачу выполнил, только снять десантников оказалось уже невозможно.

С утра 10 сентября финны возобновили обстрел. К полудню у оборонявшихся закончились боеприпасы, напротив, огонь артиллерии и минометов противника продолжался, нанося все новые и новые потери. Ожидаемые корабли Ладожской флотилии не прибыли, и надежд на эвакуацию уже не осталось. В этой ситуации около 11.30 10 сентября гарнизон о-ва. Рахмансаари капитулировал. С финской стороны сдачу принял корректировщик лейтенант Микконен. По финским подсчетам, потери советских десантников составили 150 убитыми, 30 утонувшими и 130 пленными. Большую часть погибших финны похоронили в одной братской могиле, на которой была установлена надпись: «Здесь лежат 110 солдат Красной армии, погибших на острове Рахма 7–10 сентября 1941 года».

Раненый полковник И. Г. Каргин, сентябрь 1941 года

В числе сдавшихся в плен оказались раненый полковник, капитан и младший лейтенант. Полковником оказался комендант гарнизона, командир 3-го батальона, И. Г. Каргин [375, с. 76]. Сведения о дальнейшей его судьбе противоречивы. По рассказам одних, он погиб в 1944 г., уже после освобождения из плена, по другим – скончался своей смертью после войны в г. Ленинграде [274, с. 40].

5. Днепровский рубеж

Генералы Д. Е. Закутный, Н. А. Прищепа, комбриг И. Г. Бессонов, полковники Д. Н. Травкин, А. Ф. Гайдук, Е. Л. Ованов, А. Л. Фейгин, А. М. Бородин, М. И. Чуриков, Т. Г. Смолин

Генерал Д. Е. Закутный, полковник Д. Н. Травкин

Во время следствия, летом 1945 г., генералу Д. Е. Закутному следователь капитан Кириенко наряду с многими другими задал вопрос об обстоятельствах его пленения. Бывший командир 21-го стрелкового корпуса рассказал, что после выхода из Минского окружения, 20 июля 1941 г. его вызвали в штаб 21-й армии в Гомеле. На следующий день он вступил в командование вновь сформированным 21-м корпусом в составе 87-й22
  Правильно: 187-й дивизии.


[Закрыть] и 117-й стрелковых дивизий. Примерно 27–28 июля, находясь «в боевой линии 87-й стрелковой дивизии и в районе сел Большая и Малая Зимница, с частями этой дивизии был окружен и пленен немцами» [301, Т. 2. Кн. 1, с. 418]. Как известно, генерала захватили солдаты немецкой 112-й пехотной дивизии и, кратко допросив, отправили его сначала в штаб армии в г. Могилев, потом в штаб группы армий «Центр» в Борисов, а уже оттуда вместе с несколькими летчиками, среди которых находился командир 1-й авиационной дивизии полковник Д. Н. Травкин, – в лагерь военнопленных в г. Лодзь.

В г. Могилев с генералом Д. Е. Закутным через переводчика разговаривал командир немецкого корпуса, который сказал, что советские войска в последние дни дрались хорошо, в частности отличилась артиллерия. Особо немецкий офицер отметил, что «впервые видит генерала Красной Армии в форме, заметив при этом, что многие командиры Красной Армии во время пленения переодеваются в штатскую одежду, стараясь этим скрыть себя, и что он это объясняет трусостью. Здесь же он … сказал, что в тылу его корпуса был взят в плен переодетый в штатскую одежду генерал-лейтенант Карбышев».

На допросах 15 августа 1945 г. и 31 января 1946 г. генерал Д. Е. Закутный внес в свои прежние показания ряд деталей, уточнявших ситуацию, в которой он оказался 26 июля 1941 г. По его словам, «26 июля 1941 г. руководимый мною корпус в районе сел Большая и Малая Зимница Гомельской области был окружен германскими войсками. Пробиваясь из окружения, я с командиром 117-й дивизии майором Хижняком и разведывательным батальоном этой дивизии были отрезаны немцами от своих частей, в результате чего я потерял управление корпусом. Пытаясь установить связь с подразделениями корпуса, Хижняк с разведывательным батальоном выдвинулся вперед, а я с оставшейся группой бойцов этого батальона попал под пулеметный огонь противника, далее продвигаться не мог и вынужден был залечь. Некоторое время спустя находившийся вместе со мной красноармеец, фамилии не помню, доложил, что позади нас показались немцы. Я вначале приказал красноармейцу не обнаруживать нашего присутствия, но, когда немецкие автоматчики к нам приблизились, не оказывая сопротивления, поднялся с земли и сдался немцам в плен» [301, Т. 2. Кн. 1, с. 423, 432].

По воспоминаниям бывших сослуживцев генерала Д. Е. Закутного, ранним утром 27 июля 1941 г. при поддержке авиации противник перешел в наступление двумя полками 112-й пехотной и двумя полками 1-й кавалерийской дивизий. Вскоре он занял д. Малая Зимница и стал развивать наступление в сторону южной окраины д. Большая Зимница и к полудню захватил ее. В результате штаб 117-й дивизии, при котором находился в тот день командир 21-го корпуса, оказался в окружении.

Командир 117-й дивизии подполковник И. Л. Хижняк приказал своему начальнику штаба полковнику М. Ф. Старостину организовать вывод штаба. Остальные войска составили группу прикрытия. Она насчитывала около 150 бойцов и командиров.

Как только стало известно, что основные силы дивизии вышли из кольца, начало пробиваться и прикрытие. Под огнем противника оно распалось. Одна небольшая группа из девяти человек осталась с раненым комдивом, другую, в количестве 23 бойцов, повел начальник связи майор М. М. Рябцев, третью возглавил начальник химической службы майор Н. В. Черный. Генерал Д. Е. Закутный находился в группе майора М. М. Рябцева, которая отходила вдоль дороги от д. Большая Зимница на д. Бахань. Во время быстрого марша генерал постепенно стал отставать и вскоре оторвался от остальных метров на 200. Никто его дожидаться не стал, и когда неподалеку показалась группа немцев и открыла огонь, командир корпуса фактически остался один. Рядом с ним в этот момент находилась только медсестра Устинова. Оказавшись лицом к лицу с группой немецких солдат, генерал сдался в плен [412; 490, с. 26–32].

Генерал Д. Е. Закутный, захваченный на поле боя, июль 1941 года

На счастье, удалось разыскать информацию, что называется, «с другой стороны». Сохранившаяся заметка, составленная 689-й ротой пропаганды вермахта, повествует как раз об этих событиях. Она называется «Лейтенант и ефрейтор. Они искали пулемет, а нашли красного генерала». Вкратце суть сюжета такова: немецкие войска в трудных погодных условиях отбивали атаки советских войск. Особенно им досаждал станковый пулемет, который постоянно обстреливал их позиции во фланг, и который они никак не могли засечь.

Лейтенант Реннер, командир взвода становых пулеметов 110-го пехотного полка, все утро высматривал в бинокль советских пулеметчиков, но тщетно. Тогда в сопровождении ефрейтора Ф. он решил сменить позицию и подобраться поближе. Никого обнаружить не удалось, и сами «охотники» чуть не попали в руки красноармейцам. По возвращении они получили от командира роты группу солдат для прочесывания ячменного поля. Сначала им сдались в плен 120 красноармейцев, чуть позже нашли тяжело раненого подполковника, чуть в стороне от которого лежала фуражка с золотой кокардой.

« – Для каждой фуражки имеется своя голова, – произнес лейтенант», и поиски продолжились. «И второй раз за этот день им улыбнулась удача. После недолгих поисков они наткнулись на человека, красные лампасы и большие золотые нашивки на рукавах которого выдавали в нем генерала. Ему не удалось воспользоваться своим пистолетом. Лейтенант бросился к нему со словами:

– Руки вверх! Hände hoch!

Под угрожающим дулом автомата генерал подчинился своей судьбе» [56, Fr. 331–332].

Остается добавить, что захваченным в плен подполковником оказался, по-видимому, тяжело раненый подполковник И. С. Кузнецов из 117-й дивизии, в последних числах июля 1941 г. скончавшийся в немецком госпитале.

Полковник А. Ф. Гайдук

К сожалению, в плен попадали не только вследствие ситуации, сложившейся на фронте, не только от безысходности или душевной слабости, но и от самодурства вышестоящего начальства. В воспоминаниях И. А. Толконюка содержится примечательный эпизод, произошедший в июле 1941 г. в Витебске, описывающий именно такой случай.

Прибывшая на московское направление 19-я армия обнаружила перед собой почти полный развал фронта. По дорогам на восток брели десятки тысяч беженцев, смешавшись с большим количеством «разрозненных групп военнослужащих, а иногда и одиночно идущих в тыл солдат и офицеров… Шли они чаще всего без оружия и без знаков воинского различия. Больше всего возмущали факты, когда некоторые офицеры срезали с обмундирования офицерские нашивки и петлицы или переодевались в солдатскую форму и выдавали себя за рядовых. Такая безответственность, граничащая с преступностью… явилась для нас полной неожиданностью» [478, с. 120].

Тревогу у командования армии вызывало полное отсутствие информации о положении в районе Смоленска и Витебска. Единственным источником новостей оказались отступавшие части, а их сведения нередко носили откровенно панический характер. Неудивительно, что когда 10 июля в штаб армии доставили некоего лейтенанта, который доложил, что немцы захватили Витебск, ему не только не поверили, но сочли его рассказ дезинформацией. Его хотели расстрелять как паникера и труса, и только полученная в то же время шифровка из штаба фронта, подтвердившая слова лейтенанта, спасла ему жизнь.

Приказ фронта требовал от генерала И. С. Конева атаковать Витебск, отбить его у противника и удерживать город до прибытия подкреплений. Командарм получил право подчинить себе 128-я и 186-я стрелковые, 220-я моторизованную и 57-ю танковую дивизии. Хотя формирование группировки не было завершено, генерал И. С. Конев во главе группы из пятнадцати работников своего штаба выехал к Витебску, чтобы лично руководить операцией.

Витебска автомобильная колонна штаба 19-й армии достигла уже вечером. На восточной окраине города ее встретил взявший на себя обязанности коменданта подполковник М. Я. Ушаков и вкратце познакомил командиров с обстановкой. Из его доклада следовало, что немцы ворвались в Витебск неожиданно, поэтому никто не успел оказать им сопротивления. Местная советская и партийная власть в спешке покинула город, следом за ней устремилась милиция. Оставшееся население бросилось громить склады и магазины. Немцы сполна воспользовались отсутствием власти и неразберихой и без каких-либо сложностей заняли Витебск. По неповрежденному железнодорожному мосту на восточный берег Западной Двины они перебросили пехоту и танки.

Генерал И. С. Конев размышлял недолго, чуть больше минуты, и решил уничтожить мост собственными силами, чтобы лишить немцев возможности сконцентрировать значительные силы на плацдарме за рекой. Командарм подозвал к себе помощника начальника инженерного отдела армии полковника А. Ф. Гайдука.

«– Надо сорвать переправу танков врага через реку, – спокойным, но твердым, не допускающим возражения голосом сказал генерал. – Отправляйтесь к мосту и взорвите его!

– Есть, товарищ командующий! Задачу понял! Разрешите выполнять? – бодро отчеканил полковник и пошел к машине. Но тут его вдруг окликнул командарм, повысив голос:

– Задачу выполнить при любых условиях! Ценою жизни, но выполнить, полковник Гайдук!

– Ясно товарищ командующий! – ответил Гайдук и ушел в темноту».

Полковник отправился выполнять задачу, понимая, что у него нет ничего – ни людей, ни взрывчатки. Еще оставалась собственная жизнь, которой он готов был пожертвовать, но этого оказалось слишком мало, чтобы выполнить генеральский приказ.

Вскоре вернулся водитель полковника и сбивчиво доложил, что когда они подъезжали к мосту их машину внезапно обстреляли немцы. Сам он успел убежать, а полковник А. Ф. Гайдук остался, и водитель не знал, ранен тот или убит. Тогда генерал И. С. Конев отправил к мосту танк «КВ», но тот вернулся ни с чем: машина полковника была пуста. В официальных донесениях о потерях полковник А. Ф. Гайдук числится как погибший 9 июля у железнодорожного моста в г. Витебск [322, Л. 152; 332, Л. 109]. По словам И. А. Толконюка тот был взят в плен, будучи тяжело раненым [478, с. 126–127].

В самом деле, полковника, ехавшего на броневике в сопровождении еще трех командиров, захватили солдаты 3-го батальона 90-го полка 20-й моторизованной дивизии противника на восточном берегу р. Двина. Немцы утверждали, что при нем оказался приказ по 19-й армии от 8 июля 1941 г., откуда стали известны соединения, входившие в ее состав, и места их выгрузки. Самого полковника допросить не удалось: во время обстрела бронемашины он получил тяжелое ранение в грудь [213, Fr. 1145, 1158; 214, Fr. 900]. Так что сведения И. А. Толконюка относительно ранения полковника А. Ф. Гайдука во время его захвата в плен нашли свое подтверждение.