Текст книги "Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны"

7. У самого Черного моря

Бригвоенветврач Н. М. Говоров, полковники А. В. Маковский, И. И. Вишневский, А. Н. Барабанов, Н. М. Захаров, Д. И. Пискунов, И. Ф. Хомич, Н. А. Васильев, И. И. Сизов, В. Н. Солоутин, Н. К. Тарасов, Н. Ф. Скутельник, Ф. А. Верушкин

Самые первые дни войны не принесли немцам пленных в званиях полковника либо генерала. Потребовалось, чтобы события на Восточном фронте перешли в настолько неблагоприятную для Красной Армии фазу, когда плен становился для некоторых делом неизбежным. Такие обстоятельства можно назвать одним словом – поражение. Рост количества пленных здесь как раз воспринимается одним из важных его признаков. Поэтому пока Красная Армия сдерживала удары вермахта генералы и полковники в плен не попадали. Но уже к концу первой недели боевых действий все изменилось.

Бригвоенветврач Н. М. Говоров, полковники

А. В. Маковский, И. И. Вишневский, А. Н. Барабанов

В полосе немецкой 17-й полевой армии наступление с самого начала развивалось вполне успешно. Ее корпуса вполне уверенно продвигались вперед, постепенно перемалывая советские соединения, пытавшиеся встать на их пути и захватывая пленных. Первыми в донесения 17-й армии попали некий полковник авиации и бригадный ветеринар, что само по себе необычно. Оба захвачены солдатами 100-й пехотной дивизии, видимо, 25 июня. Как уже не раз бывало, фамилии в донесениях не упоминались, только в данном случае это не стало препятствием для идентификации.

Про летчика говорилось, что он, как следовало из его документов, был прикомандирован к штабу кавалерийской группы [128, Fr. 471]. Известно, что 26-я армия формировалась на базе кавалерийской группы, следовательно, искать летчика-полковника нужно было именно здесь. И действительно, из ее состава числится пропавшим без вести (или в другом документе – погибшим 25 июня 1941 г. [446, Л. 32]) начальник штаба авиации этого объединения полковник А. В. Маковский. Бригадным военветврачом оказался Н. М. Говоров, занимавший должность начальника ветеринарной службы той же 26-й армии.

На следующий день, 26 июня, объявлены захваченными в районе г. Магеров командиры двух полков 159-й дивизии. Оба имеют ранения. На следующий день первый из них был допрошен [126, Fr. 466], и так стала известна его должность – командир 631-го полка. Следовательно, это командир 631-го полка полковник И. И. Вишневский, а второй, возможно, командир 558-го полка майор Ш. Н. Гватуа.

Полковник И. И. Вишневский, судя по всему, получил ранение в бою за с. Монастырек. Представляется, что его попросту оставили на поле боя, после чего прочесывавшие местность солдаты 517-го полка 295-й пехотной дивизии подобрали полковника [197, Fr. 19].

Об успехах отчитался и разведывательный отдел XXXXIX корпуса. Его солдаты в боях под г. Яворов захватили в плен заместителя командира 81-й моторизованной дивизии полковника А. Н. Барабанова [127, Fr. 460]. Около 6.00 утра 26 июня части 81-й моторизованной дивизии стали выходить из окружения. Заметив маневр, противник открыл по ним сильный огонь из пулеметов. Группа красноармейцев, ведомая полковником А. Н. Барабановым бросилась к р. Шкло, чтобы, перебравшись через нее, укрыться в лесном массиве восточнее с. Поруденко. Однако у леса Мураванка группа попала под сосредоточенный артиллерийско-минометный и пулеметный огонь и понесла потери. Здесь был ранен в ногу полковник А. Н. Барабанов и, видимо, оставлен. Пробиться удалось немногочисленной группе бойцов во главе с капитаном Лавровым [351, Л. 50]. А брошенный заместитель командира соединения стал добычей солдат противника.

Полковник Н. М. Захаров

Так что 25 и 26 июня 1941 года оказались для неприятеля весьма результативным. Потом наступил довольно длительный перерыв, и только в донесении за 2 июля появляется попавший в плен командир 97-й стрелковой дивизии [130, Fr. 956]. С определением его личности никаких вопросов не возникло – им оказался полковник Н. М. Захаров. Другое дело, что его имя никто не встречал в списках военнопленных, и как он там оказался остается неизвестным.

Командир 97-й дивизии еще 27 июня 1941 года вместе с начальником штаба подполковником А. И. Хомичем и командиром 233-го стрелкового полка Д. Ф. Михайловым выехали на рекогносцировку. Их путь лежал мимо населенных пунктов Лелековка, Воля Добростанска и Оттенгаузен. Назад из них никто не вернулся, и с тех пор все они числятся в списках пропавших без вести [256, с. 77].

Если немецкое донесение соответствует действительности, то следует признать, что в ходе рекогносцировки группа командиров 97-й дивизии столкнулась с противником, возможно даже, что вступила с ними в бой. В этом коротком бою сопровождавшие полковника Н. М. Захарова командиры погибли, а сам он, пожалуй, раненый (в немецком документе об этом ничего не сказано), оказался в плену.

С этой историей пересекается еще одна, озаглавить которую можно «История о командире дивизии». В воспоминаниях немецкого переводчика, служившего в IV армейском корпусе 17-й армии, есть любопытный эпизод. «04 июля. Глиняны. Вчера был в синагоге. Неописуемая грязь; пахнет бочковой селедкой, махоркой, кровью и помоями; на лавках и земле лежат раненые русские… В комнате напротив на копне соломы русский полковник, у него легкое ранение в живот. При взятии в плен у него отобрали кожаное пальто, часы и деньги. Француз, вероятно, сказал бы по такому случаю с сожалением: “Что вы хотите, это – война!”, однако русского подобное обращение озлобило сверх меры. Я приказал принести ему одеяло, бритву, чай и сигареты, и он, абсолютно убежденный коммунист, из многодетной семьи, участник Гражданской войны, не мог отказать мне, а ведь мой брат (тот стоял рядом со мной) и я принадлежат к проклятому классу дворян и помещиков» [482]. Возможно, что речь идет об одном и том же человеке, а именно – о полковнике Н. М. Захарове.

Полковник М. Б. Салихов

Полковник М. Б. Салихов после разжалования из генералов занял должность командира 980-го полка 275-й дивизии. Как докладывал командир соединения генерал М. И. Дратвин, «за весь период боевых действий с 22 по 25.VIII 1941 года личный состав частей дивизии, несмотря на недостаточную сколоченность в период формирования и большой% необученного состава среди рядовых, несмотря на некомплект мл. н/с, отсутствие опыта у среднего нач. состава в подавляющей своей массе дрался хорошо, в обороне сидел упорно, и ни разу части без приказа не оставили поле боя».

«В арьергардном бою 21.VIII. 41 года без вести пропал в р-не совхоза № 1 командир 980 сп полковник Салихов, руководивший действиями арьергарда своего полка…» [334, Л. 6].

Сам полковник вспоминал об этом факте своей биографии кратко, буквально в нескольких слова. «Выпустили в чине “полковника” и назначили помощником к-ра 275-й стрелковой дивизии при обороне Днепропетровска соединениями “Особой армии Чибисова”, солдаты разбежались, оставив на поле боя своих командиров. Генерал Чибисов был расстрелян особым отделом фронта, а я – 24-го августа 1941-го года очутился среди немцев!» [346, Л. 14]. Сопоставив между собой оба источника, можно прийти к заключению, что полковник М. Б. Салихов, находясь в полуокружении остался без личного состава и, наткнувшись на противника, сдался в плен.

Полковники Д. И. Пискунов, И. Ф. Хомич, Н. А. Васильев, И. И. Сизов, В. Н. Солоутин, Н. К. Тарасов, Н. Ф. Скутельник

Самая большая группа полковников, плененная противником в годы Великой Отечественной войны в одном месте и в один день, была захвачена 9 июля 1942 года на мысе Херсонес под Севастополем. В ходе совместной операции катеров и наземных сил на берегу под скалами оказалась блокирована группа командиров в количестве около 20 человек. Немцы с суши и итальянцы с моря своими действиями сделали ее положение абсолютно безвыходным: любая попытка оказать сопротивление была бы пресечена сразу, причем нанести хоть какой-то урон противнику не было никакой возможности.

Около 10 часов участок берега в районе Ново-Казачьей бухты блокировали около десятка катеров противника. Подойдя к берегу на расстояние около 10 м, они навели орудия на укрытия, и кто-то прокричал в рупор: «Русь, выходи!». Некоторое время никакого движения заметно было, все выжидали дальнейшего развития событий. Однако немцы и итальянцы стали готовиться к обстрелу берега с близкого расстояния, что означало гарантированное уничтожение всех, кто там находился.

И вот сначала по одному, а потом группами стали сдаваться. Вереницей бывшие бойцы Севастопольского оборонительного района потянулись в сторону южной оконечности мыса Феофан. Здесь их уже ожидали немецкие пехотинцы, которые быстро обыскивали их, отбирая документы и оружие. Тем временем саперы в очередной раз попытались прорваться на 35-ю батарею. Они залили внутрь большое количество горючей смеси и сбросили подрывные заряды. Пожар охватил все помещения, примыкавшие к уже взорванным башням. Огонь и распространившийся по батареи заставил часть находившихся там людей выйти на поверхность и сдаться. Но многие остались. В их числе оказались полковник Д. И. Пискунов, подполковник С. А. Комарницкий и майор А. М. Белоусов.

О полной безвыходности сложившегося 9 июля положения вспоминал потом полковник И. Ф. Хомич. «Располагаясь ярусами в пещерах, мы использовали для обороны каждую извилину, так как нас защищала сама крымская земля. Но с моря мы были беззащитны. Походом катеров замкнулось кольцо окружения». К этой поре боеприпасы фактически закончились. Стрелять было попросту нечем. Бойцы и командиры еще сжимали в руках оружие, но против катеров они оказалось бесполезно.

Немцы навели орудия на берег, и послышалась команда сдаваться. «С такого расстояния противник мог на выбор расстрелять любую группу нашей обороны», – отмечал полковник И. Ф. Хомич. Не имея более возможности к сопротивлению, бойцы и командиры подчинились требованию и стали сдаваться. Ушли в плен полковники И. Ф. Хомич и Н. А. Васильев, полагая, что их, как командиров, немедленно расстреляют [491, с. 26–29]. Но они ошиблись.

В числе сдавшихся в этот день оказалась значительная группа старших командиров, и в их числе четыре полковника Н. А. Васильев, И. И. Сизов, И. Ф. Хомич, В. Н. Солоутин, а также майоры В. Т. Жуковский, А. П. Голубев и Н. И. Садовников [301, Т. 2. Кн. 2, с. 9; 430, с. 126–127].

Однако и после 10 июля под скалами п-ова Херсонес продолжали держаться отдельные группы командиров, красноармейцев и краснофлотцев. К их уничтожению противник вновь привлек военно-морские силы. С утра 12 июля немцы стали проявлять повышенную активность. С 8 до 11 часов он обстреливал и забрасывал гранатами прибрежную полосу, пока с моря вновь не показались катера. В кильватерном строю они вошли в Ново-Казачью бухту и расположились вдоль берега, наведя орудия и крупнокалиберные пулеметы. На корме расположились десантные партии. На надувных лодках они направились к берегу.

Полковник Д. И. Пискунов так описал свои ощущения от происходившего: «Меня охватило чувство отчаяния от безысходности из создавшейся обстановки. Угроза плена стала очевидной и неотвратимой. Я взвел курок и поднес дуло револьвера к виску. “Лучше смерть, чем плен”, – сверлила мой мозг мысль. Но в этот момент чья-то рука вырвала револьвер из моих рук…»

После короткого спора среди прятавшихся в скалах победило мнение, что надо сдаться. Немцы когда-нибудь потерпят поражение, всех освободят, и они будут вновь трудиться на своей земле. В преддверии пленения многие стали выбрасывать оружие, уничтожать свои документы. Так же поступил и полковник Д. И. Пискунов. Особенно тяжело расставался он с партийным билетом, ему казалось, что он рвет на части не картон, а собственное сердце.

Когда возле укрытия появились немецкие солдаты, то приказали всем выходить и сдаваться. «После счета три, когда стала очевидной возможность расправы над нами, мы, не сговариваясь друг с другом, одновременно поднялись и вышли из своего убежища и, не поднимая рук вверх, пошли в сторону 35-й батареи, растянувшись цепочкой шагов на двадцать друг от друга», – так описал момент сдачи в своих воспоминаниях полковник Д. И. Пискунов.

Всех захваченных погрузили на катера и доставили в Балаклаву. Там немцы отделили женщин и отправили их пешком по дороге на с. Кадыковка. Остальных построили и посчитали. Оказалось около 120 человек военнослужащих: 20–25 женщин и рядовых, около 90 человек средних командиров, четыре подполковника и один полковник – Д. И. Пискунов [430, с. 130–133, 136–137].

В районе Ново-Казачьей бухты под угрозой расстрела с моря сдался в плен начальник ПВО Приморской армии полковник Н. К. Тарасов. Его вместе с еще 60 бойцами и командирами посадили на один из катеров и доставили в Ялту [430, с. 143]. Иными словами, уничтожение этого очага сопротивления немцы и итальянцы осуществили по тому же сценарию.

Из них командир 386-й дивизии полковник Н. Ф. Скутельник попал в плен позже многих – 10 июля 1942 года. В ночь на 2 июля он находился на 35-й батарее, когда по приказу ее командира А. Я. Лещенко был произведен подрыв. Пострадало много людей, и среди них полковник Н. Ф. Скутельник: ему обожгло руки и лицо. Целую неделю он оставался под берегом на положении раненого, пока его не вытащили немцы и не отправили в лазарет. Случилось это 10 июля 1942 г.

В ходе боев на п-ове Херсонес в начале июля в плен попали еще несколько полковников кроме тех, кто был назван выше, а именно: Ф. Ф. Гроссман, В. А. Матвеев, Н. Ф. Скутельник, С. Е. Ковалев, Н. К. Тарасов. О некоторых из них речь пойдет ниже.

Всего же в конце обороны Севастополя не смогли эвакуироваться и попали в плен один генерал, один комбриг, один бригадный и один полковой комиссары, 15 полковников, столько же военврачей 1-го ранга, два военных инженера 1-го ранга и два интенданта 1-го ранга.

Полковник Ф. А. Верушикн

Н не только защитники Севастополя – пусть не все, но большинство! – сражались до последнего у берегов Черного моря. Также поступили бойцы разгромленного в мае 1942 г. Керченского фронта, уйдя в Аджимушкайские каменоломни. С 17 мая, когда немцы отрезали их от переправ, началась героическая оборона, которая продолжалась до конца октября 1942 г.

Среди ушедших в каменоломни оказались два полковника – П. М. Ягунов и Ф. А. Верушкин. Полковник П. М. Ягунов вплоть до 16 мая с небольшим отрядом удерживал линию обороны западнее пос. Аджимушкай, однако утром противник силой до двух рот прорвал ее, все попытки восстановить положение оказались неудачными в первую очередь из-за отсутствия артиллерийской поддержки. Не получив никакой помощи от штаба 51-й армии, лишившись с ней связи, полковник П. М. Ягунов отвел остатки своего отряда в каменоломни, где уже собралось несколько тысяч военнослужащих из других частей, а также множество пытавшихся эвакуироваться на таманский берег гражданских. Вскоре полковник П. М. Ягунов занял должность начальника гарнизона каменоломен.

Напротив, полковник Ф. А. Верушкин никем, кроме себя, к середине мая уже не командовал. Весной 1942 года его сняли с должности начальника штаба 320-й дивизии и решили отдать под суд. В ожидании решения своей судьбы полковник проживал в г. Керчь, а когда возникла угроза захвата города войсками противника, ушел оттуда в надежде переправиться через Керченский пролив. Но оказалось, что уже поздно, и он присоединился к защитникам, заняв должность заместителя П. М. Ягунова [247, с. 154–155].

О конкретной боевой деятельности полковника Ф. А. Верушкина практически ничего не известно. По должности он участвовал в планировании и проведении боевых операций гарнизона, но лично – в силу своей занятости на штабной работе, – мало кому запомнился. Несколько добрых слов о нем оставил его соратник по аджимушкайской эпопее интендант 2-го ранга А. И. Пирогов. В частности, он объяснил, почему полковник Ф. А. Верушкин как старший по званию не возглавил гарнизон после гибели П. М. Ягунова. Газовая атака немцев, влажная атмосфера подземелья сказались на здоровье полковника, у него стало болеть сердце, отекли ноги, мучала одышка. При этом он не вышел на поверхность и не сдался в плен, а оставался вместе со своими бойцами до последнего.

Известно, что в конце октября 1942 года Ф. А. Верушкин был захвачен румынами в плен и доставлен в Симферопольскую тюрьму. Здесь он и умер через несколько дней [287, с. 22–23] от физического и психологического истощения организма.

Свидетелем последних дней полковника был уже упоминавшийся А. И. Пирогов. Он отмечал казавшуюся странной задумчивость Ф. А. Верушкина, его неразговорчивость. Полковник мог сидеть часами, не проронив ни слова. В Симферопольской тюрьме их поместили в одну тесную камеру, и здесь, видимо, Ф. А. Верушкину стало совсем плохо. Возможно, он вновь почувствовал себя в каменоломнях Аджимушкая, чего выдержать уже не мог. Он жаловался, что его тошнит, что он ничего не видит, что ослеп. В один из таких приступов отчаяния он вскочил с койки и с растопыренными руками начал метаться от стенки к стенке. Через несколько минут полковник упал на пол и затих. Вызванный немецкий врач определил смерть [429, с. 42–43].

Кстати, именно полковнику Ф. А. Верушкину принадлежит фраза, подводящая скорбный итог героический обороне Аджимушкая: «Все кончено, никого нет в живых… Страшное мертвое царство. Если бы не тление и крысы, можно было бы подумать, что гарнизон уснул» [429, с. 40].

В 1984 году в процессе разборки одного из каменных завалов в каменоломнях поисковики обнаружили кожаный кошелек, в котором находились орден Красной Звезды и юбилейная медаль «XX лет РККА». По их номерам удалось установить, что ими в свое время был награжден полковник Ф. А. Верушкин [247, с. 256].

8. Уманские пленные

Генералы Н. И. Прошкин, Г. И. Федоров, И. Н. Музыченко, М. Г. Снегов, П. Г. Понеделин, Н. К. Кириллов, С. Я. Огурцов, И. А. Корнилов, В. И. Прохоров, Я. И. Тонконогов, комбриг М. В. Богданов, бригадные комиссары М. Д. Аверин, С. М. Липпа полковники И. М. Прокофьев, С. Н. Руденко, К. Ф. Швецов, Н. Н. Любимов, М. А. Меандров, П. С. Фотченков, А. С. Слижевич, И. Ф. Карташев, И. К. Комаров, М. М. Чудновский, П. П. Опякин, А. П. Трофимов, Н. Л. Логинов, Э. К. Дубровский, П. Д. Головко, полковой комиссар П. С. Ильин, А. Л. Парамонов

Генерал Н. И. Прошкин, полковники И. М. Прокофьев, С. Н. Руденко, К. Ф. Швецов, Н. Н. Любимов

В первых числах августа 1941 г. 6-я и 12-я армии Южного фронта оказались в окружении. К 4 августа у них оставался плацдарм на восточном берегу р. Синюха у с. Терновка, откуда можно было попытаться выйти к «котла». К сожалению, кроме советских командующих, эту возможность учитывал и противник. Поэтому немецкое командование нанесли удар по плацдарму силами 11-й и 9-й танковых дивизий.

Когда стало ясно, что плацдарм под Терновкой удержать не удастся, генерал Н. И. Прошкин приказал оставшимся под его командованием бойцам перебираться обратно на западный берег р. Синюха. К этому времени немцы уже разрушили единственную переправу, и переправляться пришлось вплавь. Как вспоминали впоследствии очевидцы, «многие пытались переплыть реку, некоторым удавалось, а многие погибали на чистой глади воды от пулеметного огня противника. Многие и многие были сражены вражескими пулями во время форсирования реки. От того, что много погибло на воде реки, вода в реке стала бурой» [295, Л. 115].

В боях у переправы был разгромлен штаб 58-й дивизии. Погиб военком соединения М. Н. Пожидаев, пропал без вести начальник политотдела полковой комиссар А. М. Кудрявцев, оказались в плену начальник артиллерии полковник И. М. Прокофьев и командир 279-го полка полковник С. Н. Руденко. Их захватили солдаты немецкой 9-й танковой дивизии.

Генерал Н. И. Прошкин смог переплыть р. Синюху и выбрался на противоположный ее берег. К сожалению, одновременно с атакой своих танковых дивизий, егеря 1-й дивизии развернули свое наступление вдоль реки, захватывая в плен тех бойцов и командиров, кто только что спасся с уничтоженного плацдарма.

Не избежал этой участи и генерал Н. И. Прошкин. До сумерек ему удавалось укрываться в прибрежной растительности. Но вечером егеря стали прочесывать местность и обнаружили спрятавшегося генерала. Ему ничего не оставалось, как сдаться в плен [295, Л. 115].

К сказанному можно добавить несколько строк из письма П. М. Дудки к писателю С. С. Смирнову, вносящие ряд деталей, полученных, так сказать, из первых рук. «Немецкие танковые дивизии окружили потрепанные наши части в районе Умань, разбили наши отступающие части на отдельные группы. Нужно было перейти на левый берег реки Синюхи, и вот в ночное время генерал-майор Прошкин решил переплыть реку Синюху на левый берег. Но беда еще была в том, что он плохо плавал. Он снял из себя обувь, фуражку и только в генеральских брюках, подержан на плащ-палатке двумя воентехниками, пошли вплавь. Доплыли до левого берега реки Синюха, а там немецкий патруль крикнул: «Хальт!», «Стой! Руки вверх!», и генерала схватили, голого, босого, в генеральских брюках и повезли в штаб германского соединения» [434, с. 16–17].

В плен попало также командование 49-й танковой дивизии. Так, разведывательный отдел 9-й танковой дивизии в своем «Отчете о деятельности отдела I-ц» за 4 августа сообщал о пленении командира 47-й советской танковой дивизии, «того самого, дом которого … обыскали в Староконстантинове», а также начальник артиллерии этого соединения [199, S. 10]. На момент составления «Журнала» уже было известно, что в действительности в плену оказались командир и начарт не 47-й, а 49-й танковой дивизии полковники К. Ф. Швецов и Н. Н. Любимов. Вот она, пресловутая немецкая аккуратность!

Генерал Г. И. Федоров и полковник А. С. Слижевич

Генерал Г. И. Федоров начале войны занимал должность начальника артиллерии 6-й армии. В ее составе он дошел до г. Умань, где вместе с остальными войсками объединения попал в окружение. Считается, что он погиб 5 августа 1941 г., однако полной уверенности в этом нет.

Так, делегат связи от 87-го танкового полка 44-й танковой дивизии А. А. Каменцев, описывая события, произошедшие 5 августа на КП 37-го корпуса, ничего не сказал о гибели там генерала Г. И. Федорова. Известно, что с целью поддержки своих войск, дезорганизации управления советскими частями и срыва дальнейших попыток прорыва противник в 12.00 предпринял массированный обстрел из артиллерии всего пространства окружения. Особенно мощным он оказался в районе южной опушки леса Зеленая Брама и с. Копенковатое.

На этом участке во время обстрела находились начальник артиллерии 6-й армии генерал Г. И. Федоров и командир 37-го корпуса комбриг С. П. Зыбин, которые занимались подготовкой к прорыву. Запомнившиеся события того дня А. А. Каменцев описал так. «Командный пункт командира 37-го ск располагался на небольшой поляне, под вековым огромным дубом, метрах в 300 от дома лесника, что в урочище Хощева… Я передал пакет от Соколова начальнику штаба 37-го ск и остался ждать около палатки. Через несколько минут вышел сам комбриг Зыбин, вручил мне небольшой пакет для Соколова и на словах просил передать, что 141-я сд сегодня ночью, т. е. 4 или 5 августа отбила с. Перегоновка и пытается продвинуться до с. Семидубы. Я сел на своего коня и шагом поехал вглубь леса на КП Соколова … Минуты через 3–4 начался немецкий артналет (били из тяжелых минометов). Я лег на землю. Налет продолжался минут десять. Мимо меня пробежал какой-то окровавленный капитан, кровь текла из рассеченного лба. Он крикнул мне, что только что убили миной комбрига Зыбина… Через час (приблизительно) приехал какой-то офицер из 37-го ск и сказал начальнику оперативного отдела 16-го мк майору Шевченко, что с Зыбиным убито еще 7 или 8 офицеров из штаба корпуса, и что Зыбин похоронен там же, где был КП». О гибели еще и начальника артиллерии армии А. А. Каменцев не сказал ничего.

Более того, в вечернем сообщении немецкого XXXXIX корпуса за 8 августа 1941 г. говорится: «1. Зачистка лесных массивов западнее и юго-западнее Подвысокое близится к своему завершению. Отдельные маленькие разрозненные группы противника все еще находятся южнее русла р. Ятрань. 2. Начальник артиллерии 6-й армии ген.-майор Федоров попал в плен в 1,5 км южнее Копенковатое» [5, Fr. 837]. Примерно о том же говорится в сводном сообщении отдела Ic 17-й армии, где начарт 6-й армии упомянут вместе с другими командирами, факт пленения которых не вызывает сомнения: «пленные: 62 700, среди которых командующий 6-й армией ген.-майор Музыченко, начальник его оперативного отдела полковник Меандров, начальник артиллерии 6-й армии ген.-майор Федоров и командир 58-й стр. див. ген.-майор Прошкин» [191, Fr. 826]. Эти два документа заставляют предположить, что генерал Г. И. Федоров каким-то образом попал в плен, хотя никто его там из командиров или бойцов 6-й армии не видел.

К сожалению, немецкие документы порой противоречат друг другу. Так произошло и в случае с генералом Г. И. Федоровым. В «Журнале боевых действий» немецкого XXXXIX корпуса сказано почти то же самое, что и в донесении разведывательного отдела, за исключением одного. Здесь указано, что «2). Начальник артиллерии 6-й армии ген.-майор Федоров погиб в 1,5 км южнее Копенковатое» [202, Fr. 392]. Может ли так быть, что немцы все напутали, ошибочно посчитав погибшего («gefallen») попавшим в плен («gefangen»)? Несмотря на внешнее сходство двух глаголов, которые, конечно же, можно перепутать, особенно при приеме информации на слух по радио, делать окончательный вывод на такой шаткой основе было бы преждевременно, но и отбрасывать вышеприведенные факты все же неразумно.

Вопрос, касающийся судьбы генерала Г. И. Федорова, находится в связи с историей прорыва так называемой «колонны Особого назначения» из десяти танков, предназначенных для эвакуации из «кольца» командования 6-й армии. О поименном составе «пассажиров» можно утверждать следующее. В головном танке следовал подполковник В. С. Породенко, следом за ним – машины полковника П. С. Фотченкова, майора М. А. Семенюка, командующего генерала И. Н. Музыченко, членов Военного совета комиссаров Н. К. Попова и Л. С. Грищука, начальника штаба комбрига Н. П. Иванова и начальника оперативного отдела полковника М. А. Меандрова.

Если брать по одному «пассажиру» в каждый танк, то получится восемь машин. Кто располагался в оставшихся двух – достоверно не известно. Украинский исследователь Н. С. Ковальчук считает, что в одном из них находился (что вполне логично) начальник БТ и МВ 6-й армии полковник В. Н. Дедов [374, с. 66]. Кандидатом на оставшуюся вакансию вполне может стать генерал Г. И. Федоров – в том случае, если он еще был жив. Для командарма-6 взять с собой человека в генеральском звании и в высокой должности для было бы вполне логично.

В немецких документах фамилия начарта 6-й армии в связи с прорывом 6–7 августа упоминалась неоднократно, о чем говорилось выше. Сопоставление документов позволяет утверждать, что генерал Г. И. Федоров пытался прорваться из окружения на участке передового отряда 295-й дивизии. В докладе передового отряда этого немецкого соединения, в честности, сообщалось о гибели в ходе боя в ночь на 7 августа какого-то генерала в районе выс. 203,0, расположенной южнее с. Копенковатое [99, Fr. 308].

Вопрос: как танк генерала Г. И. Федорова оказался западнее с. Копенковатое, если «колонная особого назначения» прорывалась на юг?

Дело в том, что в районе р. Ятрань немецкие орудия отсекли огнем от общей колонны БТ комбрига Н. П. Иванова и, возможно, – генерала Г. И. Федорова, если он следовал за ним. Насколько можно судить по имеющимся отрывочным сведениям, какие-то два танка укрывались в лесу около с. Копенковатое. Переждав светлое время суток, они с наступлением темноты вновь пошли на прорыв.

К сожалению, не известно, действовали ли они совместно или же порознь. Косвенные данные (в частности, то обстоятельство, что немцы сначала опознали погибшего генерала Г. И. Федорова как начальника штаба 6-й армии), позволяют сказать, что первое предположение ближе к истине.

Новая попытка прорыва танков, по немецким данным, состоялась между 22.30 и 23.00 6 августа. Вдоль дороги от с. Подвысокое на запад последовал «большой танк», а за ним – бронемашина и колонна из многочисленных автомобилей и повозок. Используя эффект неожиданности, танк смог прорваться и вскоре исчез в западном направлении. Еще раз этот танк обнаружили в 7 км западнее с. Бабанка, однако ему вновь удалось ускользнуть [140, Fr. 733, 739].

Пришедшие в себя солдаты 3-го батальона 204-го полка 97-й дивизии открыли ураганный огонь, рассеяли колонну и заставили 12 6 ее остатки отойти в районе южнее с. Подвысокое. Чуть позже еще одна колонна попыталась прорваться к выс. 203 и там была окончательно уничтожена [162, Fr. 327]. Здесь немцы взяли в плен раненого полковника и от него и других красноармейцев узнали, что в прорвавшемся танке находился какой-то генерал.

Немецкие данные частично подтверждаются рассказом комбрига Н. П. Иванова. Минуя полями села Теклиевка, Оксанино, Бабанка, Доброводы, Тальное, к 4.00 7 августа танк оказался в лесу восточнее Звенигородки. Ночной прорыв мимо позиций 97-й и через тылы 24-й и 125-й немецких дивизий прошел благополучно. День 7 августа комбриг Н. П. Иванов намеревался переждать в лесу, чтобы возобновить движение с наступлением сумерек. Но вскоре танк был обнаружен и обстрелян группой немецких солдат. Тогда танк БТ выскочил из-за деревьев на дорогу и помчался, набирая скорость, а немцы бросились догонять его на автомашине. Однако танк сумел оторваться от погони. Около 17.00 он достиг окраин г. Смела, где попал под обстрел немецкого орудия. После нескольких выстрелов танк был подбит, и его экипаж под огнем стал разбегаться в стороны. Комбриг Н. П. Иванов вместе с командиром танка старшим лейтенантом Корневым продолжили путь к фронту пешком. Им вновь повезло, и 7 августа около 20.00 они пересекли линию фронта в полосе обороны 548-го полка 116-й дивизии 38-й армии [271, Л. 247–250].44
  Даты, предложенные Н. П. Ивановым, все-таки нуждаются в корректировке.


[Закрыть] Комбриг оказался исключительным везунчиком.

В ночном бою 7 августа немцы отмечают действия еще одного танка. Примерно в 1.00 ночи он попытался вырваться в южном направлении. Но у выс. 203,0 путь ему перекрыли солдаты переброшенного накануне самокатного батальона и 11-го взвода 518-го полка из состава 295-й дивизии. Они уничтожили прорывавшихся, которых насчитывалось около двух рот, и подбили танк. Утром и днем прошла зачистка поля боя, в ходе которой 3-я рота 295-го саперного батальона в полях западнее выс. 203,0 взяла 85 пленных, а у самой высоты было обнаружено тело погибшего генерала, которого сначала опознали как начальника штаба, а потом – как начальника артиллерии 6-й армии. Его знаки различия срезали и отправили вместе с бумагами в штаб 4-й дивизии [100, Anlage 12. S. 3].